Гайд-парк — район в южной части Чикаго, штат Иллинойс.
Пять лет тому назад.
В гостиной перед камином уютно разместилась семья из трёх человек. Том и Кэтрин, мужчина и женщина средних лет, сидели на диване, укрывшись мягким пледом. Их дочь Эмили, 19-летняя студентка, устроилась в кресле стоящем чуть поодаль.
Американская семья Дэвис каждый воскресный вечер собиралась у камина, чтобы обсудить прошедшую неделю и настроиться на грядущую. Этот вечер был ничем не примечательнее других.
Камин, который называли сердцем дома, наполнял комнату теплом и уютом. Пламя весело плясало, создавая причудливые тени на стенах. В этом свете лицо Тома казалось мягче, а глаза Кэтрин светились заботой. Эмили, погруженная в мысли, наблюдала за игрой огня, слушая, как треск поленьев и шипение углей создают успокаивающий фон для беседы.
На столе рядом с диваном изящно возвышалась ваза с ароматическими свечами. Мягкий свет и тонкий запах лаванды создавали уютную атмосферу, наполняя комнату теплом и спокойствием. Пламя свечей слегка дрожало, как будто дышало, и этот трепет напоминал нежное прикосновение к душе.
— Малышка Эм, как продвигается учёба? — поинтересовался строгий на вид мужчина, но суровый взгляд смягчался, когда он смотрел на дочь.
— Пап, я же просила, не называй меня малышкой. Я давно не та пухлая девочка, которую так звали! — голос звучал мягко, но с ноткой раздражения. Эм подогнула ноги под себя, принимая расслабленную позу, словно хотела спрятаться от пристального взгляда. Длинные каштановые волосы мягко спадали на плечи, обрамляя нежное лицо.
— Скоро закончится студенческая жизнь, — продолжила она, голос звучал уверенно и мечтательно, словно девушка уже видела своё будущее. — А потом мы с Эв откроем свой ресторан. Мы так долго к этому шли, и теперь, когда у нас есть накопленная сумма... — голос дрогнул от волнения. — Я уверена, что всё получится. Это будет настоящий уголок счастья.
Девушка говорила уверенно и решительно, и это вызывало у родителей трепетную гордость. Они сидели в уютной гостиной, где каждый предмет словно переносил их в беззаботные дни детства дочери. Мягкие кресла и диваны, обитые тканью с цветочным узором, напоминали о том, как они вместе читали сказки вечерами. Фотографии в рамках на стенах, казалось, хранили воспоминания о её первых шагах и радостях.
Казалось, что совсем недавно перед ними бегала малышка Эм — маленький пухленький пятилетний ребёнок с ясными глазами и искренней улыбкой. Без каких-либо забот, с полностью переполненной головой сказками о принцессах. Тогда мир казался ей таким простым и понятным.
Но на самом деле с того момента прошло почти 15 лет. И сейчас перед ними сидела уже не малышка, а взрослая девушка с серьёзным взглядом, хрупкая и изящная. Худощавое телосложение лишь подчёркивало решимость и уверенность, которые она излучала. И хотя голова всё так же была полна мыслей и идей, теперь это были не только сказки.
— Для нас ты всегда будешь малышкой, — женщина прижалась к мужу, голос дрожал от нежности. — Ты всегда останешься нашей маленькой девочкой, даже если станешь самой успешной..
Семья Дэвис не была богата по меркам общества. Их дом — скромный двухэтажный коттедж на окраине города — не имел трёх этажей с бассейном, сада с кованой оградой и гаража, полного дорогих автомобилей. Здесь не было дворецкого в безупречном костюме или вышколенной домоправительницы, готовой выполнить любой каприз. Но назвать их бедными тоже было нельзя. Отец был агентом ФБР и уже больше двух лет занимался расследованием дела о загадочном «бандите, крадущем деньги и бизнес» у влиятельного человека. Мама работала консультантом в банке, и их стабильный доход позволял жить комфортно, не отказывая себе в мелочах.
Дом стоял на тихой улице, окружённый ухоженными садами соседей. Весной дворик оживал: яркие клумбы цвели, наполняя воздух ароматом. Летом дети устраивали прятки под раскидистыми деревьями, а осенью листья шуршали под ногами, создавая уют. На заднем дворе стоял старый гараж с запахом машинного масла и бензина. Внутри на полках пылились инструменты, оставленные прежними хозяевами.
Эмили не придавала значения размеру двора или вместимости гаража. Для нее важнее всего было то, что рядом всегда находились люди, готовые поддержать в любой ситуации. Семья — вот что делало их дом настоящим.
— Как у тебя дела с расследованием? — неожиданно спросила девушка, оторвавшись от своих мыслей. Она сидела в кресле и задумчиво смотрела в окно, но сейчас перевела взгляд на отца. — Мне не придётся беспокоиться, что этот бандит когда-нибудь снова появится?
Том медленно поднял взгляд, глаза были усталыми, а на лице читалось напряжение. Он провёл рукой по переносице, словно пытаясь унять головную боль.
— Ох, Эмили, — тихо выдохнул мужчина. Плечи опустились, как будто под тяжестью невидимого груза. — Расследование идёт, но оно затягивается. Я не могу рассказывать тебе всё, что знаю. Это не только не в моих интересах, но и запрещено. Мы работаем над этим и не остановимся, пока не возьмём его.
Тело Тома заметно напряглось, было видно, как заиграли скулы, а широкая грудь высоко поднималась и резко опускалась от тяжёлого дыхания.
Кэтрин осторожно положила руку на плечо мужа, пытаясь придать уверенности.
— Это самое тяжёлое дело, с которым ты когда-либо сталкивался, — произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще.
— Мы знаем, ты справишься, — добавила Эмили, но голос дрогнул.
В этот момент раздался звонок на мобильный телефон отца. Мужчина резко поднялся с места, взгляд метнулся к дисплею. На лице не отражалось ни единой эмоции, но напряжённый взгляд говорил о внутренней буре.
Он медленно поднял голову и обвёл комнату взглядом. Глаза остановились на жене и дочери, но не говоря ни слова, он вышел из гостиной. В этот момент воздух, казалось, загустел, стал тяжёлым и плотным, словно предчувствуя надвигающиеся события.
Наши дни.
Тёмные глаза застилали слёзы, но Эмели не могла позволить себе отвести взгляд от гранитной плиты, на которой было высечено имя отца. Ветер играл с волосами, но она не чувствовала ни холода, ни шума окружающего мира.
Пять лет назад жизнь семьи Дэвис изменилась навсегда. В ту ночь, когда всё произошло, они словно оказались в параллельном мире, где всё было зыбким и нереальным. Всё, что было до этого момента, растворилось в тумане, уступив место новым эмоциям, которые не приносили ни радости, ни облегчения. Наоборот, каждый новый день становился для них всё более горьким и одиноким.
Эмили стояла неподвижно, чувствуя, как грудь разрывается от боли. Хотелось кричать, звать, обнять и сказать, как сильно она скучает по папе. Но слова застревали в горле, как ком, и она не могла произнести ни звука. Слёзы продолжали катиться по щекам, словно вода, стекающая с горы. Эмили закрыла глаза, пытаясь удержать эту боль, но она была слишком сильной, слишком невыносимой.
— Папа, — прошептала она, едва слышно, словно боясь, что голос разорвёт тишину. — Я так хочу, чтобы ты был рядом...
Голос дрожал, и она сжала кулаки, пытаясь удержать себя от того, чтобы не упасть на колени. Она знала, что он не ответит, но всё равно произнесла эти слова, будто надеясь, что они дойдут до него.
— Почему ты ушёл? — прошептала она, утирая слёзы тыльной стороной ладони. Пальцы скользили по фотографии, которая была высечена на гранитной плите. Она чувствовала, как руки дрожат, но не могла остановиться. — Почему ты оставил нас?
Она замолчала, губы задрожали, а глаза наполнились ещё большей болью. Слеза медленно скатилась по щеке, оставляя за собой влажную дорожку. Голос по-прежнему дрожал, но она не перестала говорить, будто это было важно.
— Этот человек... он не тот, за кого себя выдаёт. Мама с ним несчастлива. Я вижу, как она смотрит на него, как глаза наполняются страхом. Она не может ни слова сказать против. Он заставляет её быть с ним.
Эмили замолчала, дыхание стало прерывистым. Она почувствовала, как сердце сжалось от боли. Ей казалось, что она задыхается.
— Я вижу, как она плачет по ночам. Я слышу, как она шепчет твоё имя. Я знаю, что она всё ещё любит тебя.
Она снова провела рукой по щеке.
— Если бы ты вернулся... Если бы ты был здесь... Я бы отдала всё, чтобы это произошло. Я бы сделала всё, чтобы ты снова был рядом.
Эмили закрыла глаза и прижалась губами к холодному мрамору, на котором была фотография отца. Она почувствовала, как губы касаются холодного камня, и это ощущение показалось таким странным и чужим, словно впервые в жизни прикоснулась к чему-то такому, что не должно было быть частью реальности. Она сделала глубокий вдох и направилась к выходу. Шаги были тяжёлыми, каждый шаг давался с трудом. Девушка не оглядывалась, хотя ей очень хотелось. Казалось, что если она обернётся, то увидит его, стоящего там, в тени, за её спиной. Она чувствовала присутствие отца, ощущала его взгляд на себе. Этот образ преследовал, вызывая смесь тревоги и тоски.
Эмили.
После смерти папы мы переехали в центр Чикаго, и этот переезд стал для нас настоящим испытанием. Город встретил оглушительным шумом и нескончаемым движением. Мы оказались в самом сердце мегаполиса, где острые вершины зданий терялись в облаках, создавая ощущение, что город парит над землей, сливаясь с бескрайним небом.
Я стояла на тротуаре, глядя на массивное здание из стекла и стали, которое возвышалось надо мной. Вокруг кипела жизнь: машины сигналили, люди спешили по своим делам, а вдалеке слышался вой сирен. Даже спустя пять лет жизни в новой обстановке, это место всё ещё казалось чужим.
Я переступила порог квартиры, оставляя за собой скрип двери. В прихожей царила тишина, нарушаемая лишь звуком моих шагов. Я сбросила обувь и прошла в гостиную, где мама сидела на диване с чашкой чая в руках. Взгляд был устремлён в телевизор, где шла передача о жизни знаменитостей.
— Привет, мам, — сказала я, стараясь звучать бодро.
Она подняла голову и посмотрела на меня. На лице мелькнула улыбка, но она быстро исчезла, уступив место привычному выражению лёгкой усталости.
— Куда ты убежала в такую рань? — спросила она, делая глоток чая.
— Я оставляла записку на твоём столике, — ответила я, указывая тонким пальцем в сторону спальни. — Я была у папы.
Мама нахмурилась, взгляд стал серьёзным. Она отставила чашку на столик и поднялась с дивана.
— Странно, никакой записки я не видела. — сказала она, поправляя волосы. — В следующий раз предупреди заранее, поедем вместе.
Мама вышла из комнаты, оставив за собой тонкий шлейф едва уловимого аромата духов. Он был настолько легким и ненавязчивым, что его можно было уловить только тогда, когда она проходила мимо. Этот запах всегда ассоциировался с чем-то домашним и уютным, с чувством безопасности и тепла. Мама направлялась на кухню, и я, не теряя ни минуты, поспешила за ней.
Когда я туда вошла, меня окутала знакомая атмосфера. Здесь всегда царил особенный запах — смесь свежих специй, слегка подгоревшего сахара и чего-то еще, что невозможно было описать словами. Это был запах недавно приготовленной еды, запах, который всегда вызывал волчий аппетит.
Я подняла вилку, которая уже давно покоилась в руке, и воткнула в кусок остывшей картошки. Мне хотелось что-то сказать, но слова застревали в горле. С трудом проглотив комок, я снова взглянула на маму. Лицо было напряжённым, а взгляд устремлён в тарелку, будто она искала там ответы на свои вопросы.
— Я уверена, что записку забрал твой ненаглядный, — наконец сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри всё кипело.
Мама тяжело вздохнула, плечи поникли. Она опустила взгляд, и я заметила, как на лице промелькнула тень боли.
— Дочка… — начала она, но я не дала договорить.
— Мама, я просто хочу понять. Он не даёт тебе дышать, да? Ты не можешь даже шагу сделать без его одобрения. А теперь он и вовсе запретил тебе ездить к папе. Это не нормально.
Обычно Эмили просыпалась от нежного солнечного света, пробивающегося сквозь шторы, или от ощущения тёплого утреннего луча на щеке. Но сегодня всё было иначе.
Девушка открыла глаза и увидела, что телефон мигает на тумбочке, как маяк в штормовом море. Она застонала и попыталась дотянуться, но пальцы, словно чужие, дрожали и не слушались. Наконец, ей удалось схватить телефон, и она поднесла его к уху.
— Да? — прохрипела Эмили, стараясь, чтобы голос звучал как можно твёрже.
Голова была тяжёлой, как камень, а в ушах звенело, будто кто-то включил невидимый колокол. Она попыталась сесть в кровати, но сразу же пожалела об этом. Резкая боль пронзила виски, и она с силой вжалась в подушку, пытаясь найти хоть немного облегчения.
Эмили закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на дыхании. Она чувствовала, как сердце колотится, будто пытается вырваться из груди. «Только не сейчас», — подумала она, но реальность была неумолима. Утро, которое начиналось так плохо, обещало стать ещё хуже.
— Алло, Эмили, ты меня слышишь? — раздался голос подруги. Он звучал обеспокоенно, но в то же время немного раздражённо, как будто человек на другом конце провода уже начал терять терпение.
Эмили вздохнула, грудь тяжело поднялась и опустилась. Она попыталась собраться с мыслями, но это было всё равно что пытаться удержать воду в решете. Голова была слишком тяжёлой, а мысли — слишком туманными.
— У меня только один вопрос, — бодро, почти с вызовом проговорила Эвелин. — Сколько можно спать?
— А сколько времени? — спросила она скорее у себя, чем у подруги. Голос был тихим, почти шёпотом, словно она боялась нарушить хрупкую тишину. Она поднесла дисплей телефона к лицу, но яркий свет резанул по глазам, заставив зажмуриться. На мгновение она снова погрузилась в темноту.
Эмили услышала томный выдох Эвелин:
— Половина первого...
Тело напряглось, как струна. В голове царил хаос из обрывочных воспоминаний: чьи-то голоса, смех, тёплые прикосновения. Но всё это казалось далёким, словно происходило в тумане.
Эмили медленно подняла тело с подушки, чувствуя, как каждая мышца протестует против неподвижности. Свободная рука скользнула по лбу, пытаясь остудить пылающую кожу. Веки дрогнули, а затем медленно приподнялись, пропуская свет. Сначала зрение было размытым, словно она смотрела сквозь мутную воду. Но постепенно, словно по волшебству, мир обрёл чёткость. Она моргнула, привыкая к яркому освещению, и наконец полностью распахнула густые ресницы.
Эмили огляделась вокруг, взгляд скользил по комнате, как по незнакомой местности. Она перевела взгляд на себя, словно видела отражение в зеркале, но только это зеркало было не её. Она замерла, осознав, что перед ней не просто другая комната, а точная копия её собственной, вплоть до мельчайших деталей.
«Что за черт?» — подумала девушка и сердце забилось быстрее. Она не могла поверить своим глазам. Цвет стен был чуть темнее, на столе лежала другая ваза, а на подоконнике стоял незнакомый цветок. Она осторожно поднялась с кровати, чувствуя, как ноги дрожат от напряжения. Сделав несколько шагов, остановилась, пытаясь понять, что делать дальше.
— Эм? — вновь послышался голос Эвелин из трубки.
Девушка вздрогнула, услышав своё имя.
— Дорогая, — произнесла она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я перезвоню.
Эмили резко нажала на кнопку завершения вызова и отшвырнула телефон на кровать. Взгляд метался из стороны в сторону, словно она пыталась найти что-то важное, но ускользающее. Девушка была одета в длинную белую рубашку, которая явно принадлежала не ей — ткань казалась слишком грубой, а пуговицы слишком крупными. Вещица едва прикрывала колени, и Эмили чувствовала себя неловко. Она обошла кровать сначала с одной стороны, затем с другой, будто искала что-то на полу. Пальцы нервно теребили край рубашки, а в голове крутились мысли: «Где моя одежда? Почему я здесь? Что это за место?»
Наконец, взгляд остановился на маленьком листке бумаги, который лежал на одной из прикроватных тумбочек. Листок был явно вырван из ежедневника — края были неровными, а чернила на бумаге немного размазались. Эмили подошла ближе и осторожно взяла его в руки. Тонкие пальцы слегка дрожали, когда она прочитала слова, написанные красивым, почти каллиграфическим почерком: «Спасибо за ночь».
Она замерла, не веря своим глазам и почувствовала, как лицо заливает краска стыда. Она огляделась вокруг, словно пытаясь найти объяснение этому неожиданному подарку. Но комната оставалась пустой и безмолвной.
Эмили сжала листок в руках, чувствуя, как её охватывает странное чувство — смесь раздражения и смущения. Она хотела выбросить этот клочок бумаги, но в то же время ей было любопытно. Она снова взглянула на слова, написанные на нём, и губы слегка изогнулись в горькой усмешке. «Спасибо за ночь», — повторила она про себя, словно пытаясь убедиться, что это просто чья-то глупая шутка.
Она направилась к шкафу, продолжая поиски деталей своего гардероба. Раскрыв его створки, Эмили обнаружила, что вся её одежда аккуратно сложена на одной из полок. Быстро переодевшись, и бросив чужую рубашку в шкаф, направилась к выходу из комнаты, а затем и из дома, в котором провела всю ночь.
Медленно, словно боясь потревожить тишину, Эмили повернула ручку двери. С каждым движением пальцы дрожали, а сердце билось быстрее. Она приоткрыла дверь на несколько сантиметров и осторожно выглянула наружу.
Убедившись, что в коридоре никого нет, она бесшумно выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь. Шаги были почти неслышными, как у призрака. Она шла по коридору, держась за стену, чтобы не споткнуться. Взгляд был устремлён вперёд, но она всё равно чувствовала, как страх сковывает тело.
Оглядевшись, она поняла, что находится на первом этаже дома. Справа от неё возвышалась массивная лестница, ведущая на второй этаж. Где-то за ней, вероятно, располагался зал с кухней и столовой. Слева виднелась тяжёлая деревянная дверь, ведущая, по всей видимости, на улицу.