Тайная связь

Глава 1

«Тайная связь»
Амина Асхадова

— Она красивая.
— Кто?
— Та, на которой ты женишься, — смотрю прямо на Эльмана.
На его лице не дергается даже мускул, а у меня душа наизнанку выворачивается.
Значит, это правда.
— Не думай об этом, жена с тобой и рядом не стоит, — отрезает он, хватая меня за подбородок.
— Все это время ты молчал о ней? Я на это не подписывалась!
— А я тебя не спрашивал. Я хочу от тебя наследников, Ясмин. Мой брак закроет общественные вопросы, а ты останешься моей. У нас будет тайная семья, о которой никто не узнает.

Брак с влиятельным Эльманом Шахом был для меня под запретом, а для наших семей мог обернуться настоящим позором. Поэтому он привел меня в дом, сделал своей и солгал, что я буду единственной, но на деле наша тайная связь приводит к самым непредсказуемым последствиям...

Глава 1

— Ясмин…

Когда дверь распахивается, я невольно вздрагиваю, а вспышки диодов моментально попадают на лицо и болезненно бьют по глазам.

Лязгает дверь.

Раздаются шаги. Совсем близко.

Это он. Эльман Шах собственной персоной. И пока я не знала: радоваться мне или бежать.

Услышав свое имя из его уст, я чувствую напряжение. Оно растет с каждой чертовой секундой вместе с сомнениями: верно ли я сделала, придя за помощью к врагу семьи?

Сомнений — море.

Эльман делает несколько широких шагов, и мое сердце стучит им в такт.

Мне просто больше некуда было идти. Этой мыслью я отделываюсь от мук совести, что нарушила обещание отцу не соваться к Шаху.

Но теперь Эльман стоит прямо передо мной — весь в черном, по-хозяйски засунув руки в карманы и уже прекрасно понимая, что сейчас я от него в полной зависимости.

Я молчу, тяжело дыша. Эльман стоит ближе, чем должен. Чем мог бы. Чем я бы позволила, будь мое тело не заключенным в оковы.

— Вижу, ты воспользовалась моим приглашением, — произносит с хрипотцой.

Мы виделись всего несколько раз. Давно и при других обстоятельствах нашей семьи.

Это была помолвка его сестры, а я сквозь зубы была приглашена его семьей, но Эльман Шах тогда был очень добр ко мне. Он мало улыбался, был немногословен и говорил лишь по делу. Приглашал к себе в гости, но не настаивал. Мы говорили всего несколько минут прошлой осенью, но я уже запомнила: он был скуп на эмоции.

С той мимолетной встречи, на которой Эльман Шах увидел меня впервые, я помнила, как он красив и высок. Даже с моим ростом, я помню, была ему по плечо.

Когда я впервые увидела его, то еще не знала, что он доставит мне столько боли, хотя папа предостерегал, он говорил, что с такими можно только боль познать.

Познать ревность.

Сладость.

Безумие.

А в итоге — все равно боль будет. Как заключительный аккорд.

Но за последние несколько недель со мной произошло слишком много событий, которые вынужденно привели меня сюда — в клуб Эльмана Шаха, членом которого он являлся по совместительству.

— Как ты пробралась сюда, девочка? — спрашивает хрипло, не получив от меня ответа.

Вопрос риторический, а в его глазах полыхает сильный-сильный огонь, который не утихает даже когда его взгляд скользит по моим разбитым коленкам и босым ступням. Босоножки слетели давно, а ноги были изодраны в кровь.

Отец просил меня держаться подальше от Шаха. Нашим семьям не суждено было подружиться — слишком много грязи было между нашими отцами в молодости и не только. Слишком много было пролито крови, много дано лживых обещаний.

Эльман для меня — большой запрет, но он же — моя безопасность.

И еще он чертовски красив — и лицом, и крепким телом с кучей мышц. Ему было чуть больше тридцати, но меня интересовало, какой он внутри? Душой он тоже красив или как его отец — жесток и суров?

Я слегка качаю головой, потому что чувствую себя беспомощной, и это пугает.

— Мне больше некуда было идти, — произношу на выдохе.

Еще недавно я и сама собиралась жить счастливой жизнью, пока мне не пришлось бежать из родного дома. Несколько недель назад жених обвинил меня в измене и, посчитав, что я оскорбила его честь, он объявил войну моему отцу. Мне пришлось бежать из родной Италии, где я жила с отцом и братом, и искать укрытие у Эльмана Шаха. Расскажешь такие страсти кому-нибудь — ни за что не поверят, но это была моя жизнь.

Эльман опускается передо мной на корточки и не очень ласково касается моего лица — на губе едва запекшаяся кровь, он вытирает ее большим пальцем и неотрывно смотрит на меня, словно он ждал меня очень долго.

Правда, перед этим я видела его с другой — они общались в кабинете, и, мне кажется, она его даже любит… Я подсматривала за ними, пока меня не связали и не притащили сюда. Девушка была низкого роста, хрупкая, с длинными прямыми волосами. Интересно, он касается ее также собственнически? Что их связывает?

Но в следующую секунду я глушу в себе каждый вопрос, потому что личные отношения Эльмана Шаха меня не касаются.

Глава 2

— Идем.

Мужская ладонь была теплой, что совсем не вязалось с мужским изучающим взглядом. Но я молчала и своей руки из хватки не вынимала. Чувствовать это тепло было непривычно, как и мужское внимание — за свои двадцать пять лет я его совсем не знала, но это уже были, правда, заслуги влиятельного отца из Италии и серьезного брата…

Эльман вывел меня на свет, и я зажмурилась. Вывел из комнаты черной — такого же черного, как его глаза, и повел в другую.

Ожидание, страх, бегство, застывшая на коленях кровь, — все это ослабило меня, и в какой-то момент я спотыкаюсь. Эльман чертыхается, я слышу это сквозь громкую музыку и смех веселых компаний. Слышу, как он злится.

Шаху не терпится, чтобы я просила его о помощи снова и снова. Я видела в его глазах — ему нравится моя беспомощность, мои мольбы.

Горячее дыхание опаляет шею, когда Эльман склоняется надо мной:

— Смотри под ноги, Ясмин.

— Только туда и смотрю, — отвечаю ему.

И снова спотыкаюсь.

Охаю, улетаю вперед…

И оказываюсь в чужих руках. Прижатая со всех сторон стенами и твердым телом.

Не знаю, что из этого теплее. Кажется, что стены. Но точно не взгляд Эльмана — тот не обещает ничего хорошего, но я уже здесь и вырваться из его объятий не получится. И немного — не хочется.

Если когда-нибудь я пожалею, что пришла в ноги Шаху, то я непременно вспомню, как сильно мне не хотелось, чтобы сегодня он разжимал свои объятия.

Все происходящее тянет, манит и… да, внушает страх одновременно.

— Разобьешься раньше времени, — шепчет он мне прямо в висок. — Ты мне здоровая нужна, Ясмин.

Не соображает.

Голова не соображает.

Я будто в другом измерении. Или все еще нахожусь в прошлом.

Я все еще в бегах от разозленного жениха, а последние дни на Сицилии не дают покоя телу и душе, поэтому все, что происходило сейчас — казалось раем.

Хотя по сути являлось предвестником ада.

Просто я не вижу. Не слышу. Задыхаюсь от чувств.

Этот мужчина под запретом для меня, папа говорил…

Но так интересно, что будет дальше, так интересно…

Я как будто раньше мира не видела. Все блеклым было, скучным и понятным. Эльман — противоположность моего мира. Он за его гранями. Совершенно новое. Чужое и опасное.

— Идем дальше, Ясмин, — произносит он, ненадолго выпуская меня из плена.

Не помню, как мы оказываемся в его кабинете. В том самом, в котором я подслушала разговор Эльмана с другой женщиной. Но сейчас ее здесь нет, и мы с Эльманом остаемся наедине в полной тишине.

В моих руках оказывается черная одежда из приятного на ощупь полотна. Такая же черная, как на самом хозяине клуба.

— Твоя одежда порвана, — поясняет он. — Переоденься, Ясмин.

Я начинаю переодеваться.

Прямо здесь.

Забыв обо всем на свете, я стягиваю с себя одежду с пятнами крови и примесью грязи. Прохладный воздух из приоткрытого окна дарит ощущение свободы всему телу — лопаткам, груди, бедрам…

В отличие от взгляда господина Шаха.

— Что? — встречаюсь с его взглядом, ничего не понимая.

Взгляд полыхающий. Он моментально стирает прохладу с кожи, образуя фантомные ожоги.

А вздох сквозь зубы не сулит мне ничего хорошего.

— Ты при всех мужиках раздеваешься без проблем?

— Не при всех. И при тебе бы не стала, но ты ведь не отворачиваешься.

Я огрызаюсь.

Непроизвольно.

И снова, в который раз за вечер кусаю себе язык, когда взгляд Шаха чернеет до жути.

Я ведь не догола разделась, на мне нижнее белье. Со мной нельзя так разговаривать, нельзя. У меня влиятельный отец, глава мафии...

Правда, он там, а я здесь — в полной зависимости от Эльмана.

— Мне нравится моя одежда на тебе.

Переодевшись, я натыкаюсь на мужской изучающий взгляд и застываю. На меня так не смотрели никогда. Чтобы через взгляд трогать — никогда. Никто себе не позволял.

— Ты носишь черную одежду. Всегда? — решаюсь спросить, пока его глаза еще совсем не почернели, а пожар не разгорелся до бескрайних орбит.

— Всегда.

— Почему?

Я нервно сглатываю, но ответа не получаю.

Там кроется что-то болезненное для него, я это понимаю. Жутко болезненное. Эльман пережил потерю — но что это была за потеря?

— Если ты оделась, то рассказывай, что у тебя случилось, — велит холодно, отстукивая длинными пальцами свой ритм по столу.

Застегнув на себе огромную черную рубашку, я медленно подхожу к столу и опускаюсь в широкое кресло напротив Эльмана. В этом кабинете важные мужчины принимают важные решения, а еще иногда здесь появляется особенная девушка для Эльмана. Я до сих пор чувствую ее легкий цветочный аромат, который постепенно перебивается тяжелым сандалом и окутывает мое тело.

Глава 3

В тот жуткий день было пасмурно.

После нескольких недель, проведенных в гостях в Санкт-Петербурге, я вернулась в Италию вместе с отцом, братом и невесткой и в этот же день поехала к Андреа.

Я отсутствовала недолго, сильно не скучала, поэтому переписки с Андреа были короткими и прохладными. Нас это устраивало, никто из нас не давал клятв о сильной любви, нам обоим просто был выгоден предстоящий брак.

Андреа встретил меня в своем доме сухо и прохладно, я ответила ему тем же, бросила сумочку на белый кожаный диван и сразу приступила к утомительной теме:

— Андреа, что со свадьбой? Нужно уже что-то решать, дату выбрать, гостей звать. Боже мой, гостей на свадьбу Романо приедет целая куча, — вздохнула я устало, стягивая кожаные босоножки с ног.

Ступни сильно болели, мы летели из Петербурга с кучей пересадок, потому что опоздали на основной рейс из-за жены брата, Софии. Она потерялась в аэропорту, а это то еще приключение, учитывая, что у них полугодовалый ребенок на руках.

Мне казалось, что с детьми очень тяжело. Я надеялась оттянуть вопрос с детьми после брака как можно на подольше.

— Почему ты молчишь? Это вообще-то не я хотела свадьбу на тысячу человек, Андреа.

Я растираю болезненные ступни и вопросительно смотрю на Андреа. Не сразу чувствую агрессию, которая исходит от него. Он всегда был спокойным, относился ко мне если не с большой любовью, то с аккуратностью и осторожностью — все, как наказывал мой отец.

Мы с Андреа считали, что для брака достаточно большого уважения, а любовь — второстепенна, поэтому я сразу согласилась на брак с ним. Там, где любовь — там боль. Папа всегда так говорил.

— Вообще не понимаю, для чего мы согласились на свадьбу, — продолжаю эмоционально говорить на итальянском, раз Андреа упорно игнорирует мои вопросы. — Папе понятно, я его единственная дочь, ну а тебе? Все и так будут знать, что твоя жена — дочь влиятельного главы Романо.

— Все будут знать, что моя жена — потаскуха, — заговорил Андреа.

— Что ты сказал?

Я оборачиваюсь, встречая свирепый взгляд жениха.

— Ты выпил? — качаю головой. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне.

— Или что, папаше заявишь?

Понимая, что этот диалог действительно набирает обороты, я жалею, что так поспешно разулась и оставила Валентино ждать меня в машине, хотя раньше никогда так не делала.

— Немедленно извинись. Оскорбив меня, ты оскорбляешь честь моего отца, — разозлилась я.

— Хочешь сказать, ты не потаскуха? — повторил он нарочно. — Вот у меня другая информация, мне прислали занятные материалы. Теперь я понял, к кому ты так рвешься, дрянь. Нашла в другой стране себе мужа повлиятельнее?

Пропуская бранные слова мимо ушей, я поднимаюсь с места. Андреа подходит ближе, я смотрю на него и не узнаю того мужчину, который целовал руку моего отца и клялся беречь меня как самый драгоценный камень на Земле.

— Не могу представить влиятельнее моего мафиози Андреа, — пытаюсь смягчить свой голос. — Что происходит, ты перепутал сахар с чем-то другим?

— Я не нюхаю эту дрянь! — вдруг заорал Андреа.

— Я знаю, дорогой. Ты клялся в этом моему отцу, поэтому наш брак одобрили.

— Да заткнись ты о своем отце!

Я замолчала, напряженно дыша.

Что-то не так. Сильно не так. Возможно, уже очень давно, но мы с Андреа считали разговоры по душам — чем-то слишком уязвимым и неприемлемым в парных союзах, поэтому ни разу не копались в душах друг друга.

— Как же он меня достал, — цедит Андреа, приблизившись ко мне вплотную.

Поздно замечаю, что в широкой гостиной, нагретой солнцем Сицилии, никого нет. Совсем. Даже людей Андреа.

Только он, я и пистолет в его руке, с которым он не расставался ни на минуту своей жизни.

— Ты говоришь о нем без уважения, хотя он не только мой отец, — напоминаю тихо. — Давид Романо положил все свои годы ради процветания нашего народа. Даже президент стоит после него. Поэтому я прошу тебя извиниться.

— Еще чего, — прищуривается пренебрежительно. — Ты унизила меня своей неверностью, а я должен извиняться? Растоптала мой авторитет своим грязным ртом. О том, что ты легла под русского, говорят даже мои люди! Дрянь!

Я отпрянула.

Вовремя.

Андреа замахнулся на меня с пистолетом, и мне не оставалось ничего больше, как достать свой.

— Ты совсем выжил из ума?!

Мой голос срывается, а в сердце поселяется отчетливый страх смерти.

— Ты же знаешь, я никому не позволяла себя трогать. Даже тебе, — качаю головой. — Если это не показатель моей верности, то что тогда?

— В том и дело, что я тебя не трогал. Сейчас и проверим, как ты была мне верна, — заявляет Андреа, искажая свое красивое благородное лицо похабной ухмылкой.

— Замолчи.

— Сюда иди, — недобро подзывает.

И указывает пистолетом на диван.

Глава 4

— Воды? — спрашивает Эльман.

Ответа, черт возьми. Я хочу ответа!

Но пить тоже жутко хотелось, поэтому я принимаю бокал из мужских рук и жадно осушаю его.

Ума не приложу, что буду делать в случае отказа, на который Шах имеет право. Андреа жаждет меня наказать и отомстить, потому что там, где я росла, в мужчин не стреляют. Только папа дал мне такое разрешение, о чем сейчас я очень жалею.

Эльману звонят.

Трель звонка взбудораживает, заставляя встрепенуться.

Сердце несется вскачь.

Сейчас ему доложат, что Андреа прибыл, а Эльман скажет мне, что абсолютно не заинтересован в этой чужой войне.

— Слушаю, — отвечает негромко.

Я ничего не слышу.

Сминаю пальцы, ломаю ногти, тревожно кусаю губы.

У меня с собой даже пистолета нет. Отняли все, когда обыскивали перед встречей с Шахом.

— Понял. Ты расслабься и тон сбавь. Мы на своей территории. Набери Багрову, пусть направит людей. Пригодятся.

Не дослушав собеседника, Эльман сбрасывает, и я резко поднимаюсь на ноги.

— Глупая была затея, — произношу, пойманная цепким взглядом Шаха. — Извини, что побеспокоила. Я поеду, возле Сибири у моей матери должны остаться родственники, попробую укрыться.

— Сядь.

Выдержке Эльмана можно позавидовать.

Моей — нет.

— У нас есть время обсудить мои интересы. Сядь, Ясмин. Помогу чем смогу.

Я сажусь обратно.

Эльман удовлетворенно кивает, разводит ноги шире и по-хозяйски вытягивает их. Он высокий. Очень. Худого телосложения, но с кучей мышц, поэтому в его силе я ничуть не сомневалась.

— В чем мой интерес, Ясмин? — спрашивает он прямо. — Ты предлагаешь мне посягнуть на интересы итальянского мафиози. В данном случае ты его женщина.

— Я больше не его, — отвечаю ровно, а внутри все дребезжит. Почти вдребезги разбивается. — И никогда не была.

— А чья?

— Я никому не принадлежу, — слегка качаю головой. — Я не собственность.

— Это все понятно, — он впервые улыбается, совсем немного, будто его что-то рассмешило. — Но кому-то нужно принадлежать, Ясмин. Чтобы у одного интересы появились, а у другого они отпали. Когда риелтор продает квартиру, он хочет быть уверенным, что эта квартира больше никем не продается. Договор подписывается, и лишь тогда риелтор берется за дело.

— Ты что… сравниваешь меня с недвижимостью?! — вспыхиваю, чувствуя приступ удушья.

Я ощущаю себя в ловушке. Ощущаю, как путаюсь в ловко сплетенных сетях.

Как земля уходит из-под ног.

— Я думала, ты хороший.

Осознаю, что была не права.

Жестоко не права.

— Неправильно думала, — подтверждает он мои мысли.

Комната сужается до нереальных размеров. Мои легкие — тоже.

Меня загнали в ловушку, лишили выбора.

Либо в постель под жестокого жениха, либо в ноги Шаху. Я выбрала второе, а надо было выбирать ад.

В аду лучше.

Там больше свободы.

Там слаще, теплее, там не так больно.

— Эльман, меня преследуют. Неужели ты отдашь меня этому психопату?

— Свое не отдаю.

Коротко.

И до безумия ясно: чтобы получить покровительство Эльмана Шаха, я должна стать его женщиной.

Он не врет.

Не скрывает.

Говорит и смотрит — одинаково прямо. И дает крохи времени на раздумья. Очень благородно.

— Наши семьи враждуют. Это безумие, — привожу финальный аргумент.

— Плевать, — огонь в его глазах разрастается.

— Как давно тебе плевать?

— Давно.

«Давно», — вторю себе мысленно под гулкое сердцебиение.

С самой первой встречи, значит, плевать.

Он присмотрел меня себе давно. Теперь я это знаю.

— А если кто-то узнает?

— Я сделаю все, чтобы никто не узнал.

Я резко поднимаюсь с места и до боли впиваюсь ногтями в собственные ладони, нависая над ним.

Не дожидаясь от меня ответа, Эльман берет меня за запястье. Еще секунда — и я позволяю ему усадить себя на колени…

— Ты напряжена, Ясмин.

— Еще как, — шепчу, оказываясь с ним лицом к лицу.

Очень близко.

На коленях чужого мужчины, которого считала членом семьи, другом, товарищем. Но никак кем-то большим.

Такого я не позволяла даже Андреа, хотя он официально носил статус моего жениха, а еще папа с братом одобрили его кандидатуру.

Об одобрении здесь — и речи быть не могло, но Эльману плевать.

Глава 5

— Объясняй, Саид.

— Господин Шах, произошла ошибка…

— Объясняй! — рявкнул Эльман.

Меня трясло.

Трясло крупной дрожью.

Даже от ледяного приказа Шаха я не дергаюсь, а лишь оседаю на землю рядом с холодным безжизненным телом. Ноги не держат, а сердце стучит так, что гул затмевает внешние звуки.

Это произошло на заднем дворе клуба почти в самом центре Петербурга. Я не верила, когда услышала об этом. Эльману доложили по телефону, и я по взгляду все поняла.

Как такое возможно? И что Кармин тут забыл? Здесь находились только технические отсеки, а территория была огорожена высоким кирпичным забором. Для чего он полез сюда? Я просила ждать меня возле входа, потому что их не пустили со мной в клуб.

Закрыв рот рукой, глушу чертов всхлип, а в глазах непроизвольно мутнеет.

За что?

За что стреляли в самого верного мне человека?

— Мы действовали согласно регламенту. Один из них попытался проникнуть в клуб и готовился устроить стрельбу. Мы не могли этого допустить, на кону была жизнь гостей.

Я покачала головой, когда до меня донеслись эти жалкие оправдания. Кармин бы никогда не пошел на вооруженный конфликт…

Правда, если только дело не касалось дочери Давида Романо.

Запутавшись окончательно, я схватила Кармина за плечи и попыталась его приподнять. Хотела затрясти как следует — чтобы он очнулся и рассказал, как все было на самом деле и за что они так с ним…

— Как его имя?

Эльман спрашивал меня.

Но я была не в состоянии отвечать — меня трясло, я еще надеялась вернуть Кармина к жизни.

— Мы нашли у него документы на имя Валентино…

— Это Кармин! — закричала я, оборачиваясь. — Твои люди убили Кармина!

Встретившись со взглядом Шаха, я стискиваю челюсти и с яростью вытираю влажное от слез лицо.

— Где Валентино? Куда вы увели его?!

— Разве это не Валентино? — глухо уточняет Шах.

На миг в равнодушных глазах Шаха мелькает замешательство.

Я качаю головой. Да и какая разница?

Разве что Валентино был больше приближен ко мне, но дороги оба. Отца бы подкосила эта новость, он не должен ни о чем узнать…

— К счастью, нет, — шепчу, окончательно оседая на пол.

Кровь такая жидкая, она в одночасье растекается по асфальту. Ее много. Где-то далеко и глухо я слышу собственные проклятья.

Проклятья сыплются на итальянском.

На итальянском, затем на русском, и так по кругу, потому что в самые тяжелые времена мой язык не поддается контролю, а сердце стучит сильно-сильно. До боли.

Это мои люди.

Со мной так нельзя.

Это все, о чем я думаю. И еще о том, как доставить тело Кармина на родину, о чем я тоже кричу. Это важно. По-другому нельзя.

Когда меня отдирают от тела, я не сопротивляюсь, потому что объятия Эльмана мне уже знакомы. Он обхватывает меня одной рукой, тянет на себя и прижимает — крепко-крепко.

— Тихо, Ясмин. Тихо.

Я вдыхаю запах сандала и тихо плачу.

Ярость. Ее больше, чем жалости. Больше, чем крови.

Задыхаясь до жжения в легких, я даю себе обещание: нажавший на курок обязательно поплатится за это своей ничтожной жизнью.

— Я вам клянусь, он агрессивно разговаривал с нами на итальянском и пытался любыми способами проникнуть в клуб. Мужчина был агрессивно настроен, — повторяет Саид. — Вероятно, он посчитал, что госпоже Романо угрожала опасность, но это не так.

Внутри все вибрирует от гнева. И немного — от страха. Но гнев преобладает и боль, к несчастью, тоже. Коктейль чувств доводит тело до крупной дрожи, это последняя кондиция.

Комбинация этих эмоций всегда сказывалась на моей речи, и вместо запланированной речи я засыпала Саида итальянскими проклятиями.

— Ясмин, успокойся, — приказал Эльман.

И вместо слов — схватил меня крепче и насильно повел отсюда. На выход, к машине.

— Пусти меня, пусти… Я ему не верю!

Прижав меня к черному внедорожнику, Эльман схватил меня за подбородок.

Его глаза были как никогда темны, а голос — устрашающим:

— Достаточно того, что ему верю я. Поверишь и ты.

— Нет, — качаю головой, чувствуя его дыхание совсем близко на своем лице.

— Поверишь.

Он отходит от меня на полшага, не проронив ни вздоха. Как будто не дышал все это время, что, конечно же, невозможно.

— Саид — самый настоящий потрошитель. Тебе следует уволить его и наказать за это!

Эльман перебивает, пригвождая меня взглядом:

— Разве на твоего отца работают не такие же потрошители? Ты у меня наивная, Ясмин.

Глава 6

Я не спала последние несколько минут. Минут пять. Именно столько времени назад я услышала приближающиеся шаги и натянула одеяло по самое горло.

А когда дверь открылась, я сразу поняла — это он.

Запах сандала. Уже слишком знакомый, почти родной. Я не открывала глаза, но напряглась всем телом.

Прошелестела обивка мебели.

Прекратились шаги.

Наступила звенящая тишина, среди которого различимо было лишь наше дыхание. Мое — прерывистое, неестественное, и его — тяжелое, опасное.

— Ты не спишь.

Не сплю.

Но отчего-то жутко боюсь открыть глаза и оказаться с этим мужчиной один на один.

В его доме.

На его территории.

Где все, абсолютно все — принадлежит ему. Я еще немножко — я, в расплату. Частично, не всецело. Не навсегда, я уверена.

Я открываю глаза, когда понимаю, что игра затянулась. Стоило возвращаться ко взрослой жизни, решать проблемы, спать с мужчиной, чья фамилия все мое детство была на устах родителей.

Шах.

Родители много о них говорили.

Шах засадил моего отца в тюрьму на долгие пять лет.

Шах виновен в тяжелых родах двойни моей матери. Шах знал о ее пороке сердца, Шах не приложил достаточных усилий для сохранения жизни моей матери, Шах хотел ее убить, потому что моя мать стала свидетелем его деяний.

Наш отец спас ее. И нас. Просто вовремя пришел, а так виновен Шах, Шах, Шах…

Отец говорил об этом не при нас, но мы с братом слышали многое. И эта фамилия въелась в сознание как настоящий ад.

— Доброе… утро.

Мой голос выходит чуть хрипловатым. Я сонно потираю глаза и поднимаюсь на постели, подтягивая одеяло к груди. Одежда была на мне, и это радовало, ведь последнее, что я помню — стальные объятия Эльмана и более ничего.

Безрассудство плескалось во мне, не иначе, ведь я доверилась человеку, который носил фамилию Шах.

Наклонив голову, Эльман произнес:

— Я не стал тебя раздевать.

— Спасибо.

— Но хотел. И хочу.

Шумно сглатываю, напоровшись на его глаза — в них моментально вспыхивает пожар.

Нет, пожарище. Даже на расстоянии нескольких метров я ощущала этот жар — и он был явно не от полуденного солнца.

— Еле сдержался? — спрашиваю в попытке разрядить ситуацию.

Но его глаза оставались серьезны:

— Был на грани. Ты же теперь у меня.

На Эльмане была надета того же цвета одежда — черного, но теперь в домашнем стиле. Неужели он не устает от этого цвета?

Я оглядываюсь. Благо, спальня была не полностью черной. Даже приятной и уютной, здесь было больше женского, чем мужского.

— Я бы хотела принять душ.

Эльман поднимается с места и кивает, но взгляда своего не отрывает. Я вдруг понимаю: так не смотрят на девушек, которые симпатичны. Так смотрят на тех, кого долго ждали. Выжидали терпели, предвкушали.

«Как давно тебе плевать?»

«Давно».

От этого осознания под одеялом вмиг становится жарко, но без него, боюсь, останусь пеплом…

— Одежду на первое время ты найдешь в гардеробной, — произносит он. — На днях тебе привезут то, что ты закажешь. После душа спускайся вниз, — велит тоном, не терпящим сопротивления.

Вместе с его уходом пропадает сандал.

И я дышу чуть свободнее.

Отбросив одеяло, я поднимаюсь с кровати и открываю первую попавшуюся дверь — это оказывается гардеробная. Здесь немного вещей, но они оказываются моего размера…

Правда, по стилю здесь совсем не мое. Юбки чересчур длинные, оттенки — нежные, а верх почти везде сильно закрытый. Я замечаю в углу комнаты свой чемодан — тот самый, который собирала наспех еще на Сицилии.

Я сладко выдыхаю: не быть мне сегодня монашкой. И со спокойной душой закрываю гардеробную.

Я беру из чемодана то, что мне по душе, и направляюсь ко второй двери — за ней оказывается просторная ванная в мраморных оттенках. Я раздеваюсь догола и с удовольствием «ныряю» под горячие струи воды, желая смыть вчерашний вечер полностью.

Закончив, я переодеваюсь в чистые вещи и выхожу из спальни, оказываясь в настоящем Шаховском дворце.

Эльман ждал меня внизу в просторной гостиной, одетый с иголочки и как всегда — во всем черном. Он почти заканчивал разговаривать по телефону, когда мы встретились взглядом.

Двигаясь интуитивно, подхожу ближе. Чувствую на себе его взгляд — он скользит по моему легкому топу из льна и спускается к юбке до колен, затем возвращается к собранным в хвост кудряшкам и, наконец, останавливается на лице.

— Есть новости? — спрашиваю с придыханием.

Глава 7

— Майя, тебе напомнить, что не умеешь пить?

Я перевожу взгляд с Демида на Майю и улыбаюсь уголками губ. Кажется, что девушка не собиралась его слушать, потому что тянулась за очередным бокалом вина.

— Это всего второй бокал, — возмущается Майя.

Я делаю то же самое, и я тоже совершенно не умею пить, но это единственное, что помогает мне отвлечься от навязчивых мыслей. К тому же, на губах все еще оставался вкус того безумного поцелуя с Шахом, и все мои мысли упорно сводились к тому, что скоро у меня будет ночь с мужчиной.

Первая.

И, судя по нетерпению Эльмана, отнюдь не нежная.

Стоит мне подумать об этом, как в низу живота стягивается тягучий узел, и отвлечься уже не помогает даже вино.

После поцелуя в том кабинете к Эльману приехали его друзья. Я познакомилась с Майей и с лучшим другом Эльмана. Я была не маленькая и понимала, для чего Эльман это сделал — чтобы расслабить меня и снять напряжение, чтобы я отвлеклась и не думала о мужских разборках.

На столе в вип-комнате стоял самый разный алкоголь и море закусок, создавалось ощущение, что скоро сюда завалится еще приличная толпа, но Эльман сказал, что мы будем вчетвером, и что лишь Демиду он может доверять. А мне он посоветовал сдружиться с Майей, так я быстро вольюсь в жизнь Петербурга.

Я с жадностью осушаю второй бокал вина, когда Эльману звонят и сообщают, что Андреа прибыл.

— Жди меня здесь, поняла? — шепчет в ухо.

Я киваю, хотя внутри все немного дрожит, и только Майя с Демидом вытаскивают меня из пучины волнения, когда Эльман уходит. Они не спрашивают, как мы познакомились и все в таком духе, будто они обо всем осведомлены, но мне так было даже проще.

— Ясь, а ты чем занимаешься? — спрашивает Майя.

— Я врач.

— Вот это Эльману повезло, — хмыкнул Демид. — Век жить будет.

Я пожимаю плечами, не став говорить им, что век мы вряд ли будем вместе.

— Майка в университете работает. Преподает уголовное право, — говорит он за нее.

— Ага. Только из-за этого уголовного права я еще не убила своих студентов, потому что знаю срок, который мне за это грозит.

Я улыбаюсь — впервые за вечер искренне. Майя увлекает меня разговорами о том, какие современные студенты ленивые и совсем не ответственные, поэтому она очень строга с ними и не дает спуску.

— Нужно сразу себя правильно поставить, тогда они будут паиньками. В противном случае можно так от них настрадаться, что все нервы там оставишь.

— Майя у меня строгая училка, — добавляет Демид, приобнимая ее.

У них любовь.

Но это не вызывает во мне чувства зависти, потому что я не понаслышке знаю, что любовь — это боль. А нелюбовь — защита от страданий.

Мои родители любили друг друга больше жизни, и что теперь? Отец сильно сдал и держится лишь за счет детей и клана, но скоро и последнее перейдет в управление Марка, моего младшего брата. Не представляю, чем он будет жить и чем дышать без нее…

— Я бы тоже хотела чем-нибудь заняться, но медицинский диплом не так просто подтвердить. Еще я плохо знаю медицинский русский.

— А ты откуда?

— Италия, — скромно отвечаю.

— Вау! Ты говоришь по-итальянски?

— Разумеется. Всю жизнь.

Взволнованно посмотрев на дверь, я ожидаю, что скоро вернется Эльман, но его все нет и нет. И, честно говоря, Майя стала утомлять меня, забрасывая вопросами об Италии. Я даже не знала, что говорить можно, а чего лучше не стоит, поэтому отвечала односложными фразами.

— Я выйду. Ненадолго, — бросаю ребятам, оставив бокал вина недопитым.

— Ясмин, лучше подожди его тут.

Я качаю головой, игнорируя совет Демида, и выбираюсь в коридор. Здесь находятся еще несколько вип-зон, а в конце — большое панорамное окно.

Не обращая внимания на головокружение, я аккуратно подхожу к окну с боковой части.

И вижу Андреа.

Первым его вижу. И людей его — самых преданных вижу. Сердце делает кульбит, потому что напортив него стоит Эльман, и я понимаю, что сердце екает именно из-за него.

Я бежала из Италии, притащила с собой кучу проблем и подвергла его опасности. А он на эту опасность идет. Ради меня. И даже словом мне не обозначает, как крупно я его подставила, обратившись к нему.

С другой стороны, я ему давно понравилась. Ради другой он бы на это не пошел. Наверняка бы сказал, что ему не нужны эти проблемы и отправил бы восвояси.

Узнать, что будет дальше мне не позволяют.

Передо мной встает Артур и вежливо просит вернуться обратно.

— Я аккуратно.

— Я отвечаю за вас головой. А она мне еще нужна. Вернитесь обратно, госпожа Романо.

Бросив взгляд за его плечо, крайний раз смотрю на Андреа. Его лицо искажено в ярости — прямо как в тот день на Сицилии.

Глава 8

— Айя, у меня к тебе срочное дело!

Я лечу к помощнице по дому на всех порах — несколько минут назад мне пришло сообщение, что курьер с новыми шторами прибудет с минуты на минуты, а я вспомнила, что в кармане кроме отцовских десятков тысяч евро — ничего нет.

— Что такое? Что случилось, Яся? — взволнованно бросает фартук Айя.

— Все в порядке, не переживай, — смеюсь ей радостно. — Я шторы заказала! А денег в местной валюте у меня нет. Только евро. Ты мне не разменяешь? Пожалуйста-пожалуйста!

В ответ на растерянный взгляд Айи я корчу забавное лицо и протягиваю ей несколько иностранных купюр.

— Шторы?

— Сейчас все увидишь, курьер уже привез!

Остолбенело поморгав, Айя открывает шкафчик и оттуда выуживает пластиковую карточку.

— Господин Шах еще в первый день велел передать тебе карту, я совершенно забыла. Она подойдет для любых оплат, а евро свои забери, пригодятся, — кивнула она на купюры на столе.

Я беру карточку в руки, рассматривая ее. Черная, с золотистой обводкой и с именем Эльмана на латинице. Для меня оставил. Неудобно, придется тогда ему евро предложить взамен всех трат, которые будут у меня по этой карте.

— А какой здесь курс к евро? — спрашиваю растерянно.

— Рублей девяносто за евро примерно, — пожимает плечами Айя. — Но господину Шаху твои деньги не нужны, Яся. Не думай предлагать, разозлится.

— Я подумаю.

Через несколько минут курьер передает шторы охране, я забираю их у Артура и тут же не без помощи лестницы принимаюсь их вешать.

А уже через час в гостиной становится намного светлее, и черные шторы ненужным полотном брошены на пол.

Айя, увидев смену декора, побледнела и запричитала:

— Ты же спрашивала у господина Шаха, верно? Он же разрешил тебе?

— Я уверена, ему понравится, — пожимаю плечами, спускаясь по лестнице. Здесь были до жути высокие потолки, а еще я боялась, что шторы придут не того размера и окажутся короткими, но получилось очень даже классно.

— Но ты же спрашивала?

— Айя, ты что-то бледная стала. Давай я помогу тебе приготовить обед и ужин для Эльмана, идем, — хватаю женщину за руку и отвожу на кухню, краем глаза любуясь новыми бежевыми шторами.

— По краю ходишь, по краю, — причитала Айя, и все утро она была сама не своя.

Как оказалось, в обязанности Айи входит и приготовление обеда с ужином, но после ее ухода я все равно решаю тоже что-нибудь приготовить, поэтому заказала продуктов с доставкой и оплатила через новую карточку.

А когда Эльман приехал домой, в доме уже вовсю пахло… подгорелыми блинами.

Что поделать, последний раз я готовила их лет в десять — и то под тщательным присмотром мамы.

— Ясмин?

Оборачиваюсь и встречаю пристальный взгляд Шаха на себе.

Он медленно направляется на кухню, по пути снимая пиджак, а я старательно отбираю уцелевшие блины, чтобы остальные незаметно выбросить, но запах уже сдает меня с поличным.

— Эльман, мне предложили место в университете, — выпаливаю на одном дыхании.

— Не понял, Ясмин. Объясни.

Он подходит ближе, рассматривая неудавшиеся блины, и я понимаю, что все провалено. Психую, подцепляю тарелку с блинами и швыряю их прочь.

— Это не мое, понимаешь?! — не выдерживаю излишне спокойного взгляда Эльмана. — Готовить, ждать, сидеть дома. Терпеть не могу. Майя предложила мне преподавать итальянский студентам в университете.

— Успокойся, Ясмин, — поджимает губы Эльман, сверкая глазами. — Ты всего три дня находишься дома.

— Я уже здесь погибаю! — развожу руками. — Мне нужно чем-нибудь заниматься.

Эльман скользит по мне тяжелым взглядом и ничего не отвечает. Разогревает себе еду из той, что оставила Айя, а меня хоть огнетушителем туши — ни блины не получились, ни шторы не заметил.

— А блины? — спрашиваю его.

— Из какой муки?

— Из обычной. Пшеничной, — резко пожимаю плечами.

— Есть не буду. Но ты молодец.

— Мука не устроила? А надо было из помола единорога сделать? — хмурюсь, прожигая его взглядом.

Я поздно понимаю, что сказала лишнее.

Очень поздно.

Лишь когда Эльман с грохотом поднимается со стула и хватает меня за шею — к себе притягивая.

Его горячее дыхание бьет по скулам, губам, а руки, оставляя следы, сминают кожу и вдавливают в свое тело. Я охаю, оказываясь запертая между барной стойкой и каменным телом Шаха, а его губы до боли впиваются в мои, заставляя меня замолчать.

— Я тебя выпорю. И будет больно, Ясмин, — угрожает тихо.

— За что?

— Мне не нравится, как ты разговариваешь. Такой тон ты должна была оставить для итальянских мужиков, которых твой отец ставил по струнке.

Я тяжело дышу.

Глава 9

Эльман

— С каких пор твоя домработница разучилась готовить, Эльман?

Я пожимаю отцу ладонь, хлопаю его по спине и отмечаю его уставший, немного бледный вид. Мы не виделись около полугода, я не находил времени выбраться в Волгоград, а он из него не выбирался вообще.

— Рад тебя видеть, отец. Ты про сгоревшие блины?

— Именно.

Я бросаю взгляд на барную стойку, откуда минутами раньше стащил Ясмин. Отец был уже на пороге, когда она убегала, а ее попытка приготовить пищу пахнет теперь на весь дом.

Я усмехнулся. Кажется, Ясмин вечность будет ассоциироваться у меня со сгоревшими блинами. Особенная девочка. Если за что я и был благодарен ее родителям, так это за нее. За то, что Ясмин есть, и она у меня.

— Я уже отчитал Айю, — лгу, игнорируя пристальный взгляд отца. — Пообедаешь со мной?

— Я не голоден. Идем лучше в твой кабинет, поговорим.

Я кивнул, указывая рукой в сторону кабинета, но сам двинутся туда первым. Возбуждение хоть и отошло на второй план, но чувство адреналина никуда не делось, и я надеялся, что Ясмин не додумалась спрятаться в моем кабинете.

Здесь было пусто. Бросив последний взгляд на барную стойку, где собирался раздеть и трахнуть Ясмин, я закрываю дверь. Впервые жалею, что отец решил наведаться в гости.

— Какими судьбами, отец? Ты с осени из Волгограда не выбирался, а тут еще и сюрпризом. Что-то случилось?

Открываю шкаф, беру оттуда виски и два бокала. Мысль, что рядом и Ясмин, и отец — сносит голову, увеличивая выброс адреналина во стократ.

— Ничего не случилось, — успокаивает отец. — Прилетел на сделку, заодно и к тебе решил заехать, посмотреть, как ты тут.

— Видно, сделка очень крупная, потому что до этого ты игнорировал любые выгодные предложения, ради которых нужно было выходить из дома. Меня это тревожит, отец, ты стал вести закрытый образ жизни.

— Просто немного устал, сынок.

Я разливаю виски по бокалам и бросаю на него взгляд. Устал действительно. И за последнее время — сильно сдал. Нет ничего хуже видеть, как родители стареют, но здесь дело было в другом, о чем отец умалчивает по телефону. Я протянул ему бокал, собираясь сегодня вытащить из него всю правду.

— Устал? Мама говорит, что кроме офиса ты нигде не появляешься. Избегаешь крупных мероприятий, срываешь сделки, стал очень мнительным. Даже самые давние партнеры начинают обрывать с тобой связи. Мне есть о чем волноваться?

— Детям Эмина Шаха не о чем волноваться, твоя мама преувеличивает, Эльман.

— Не думаю, — бросаю резко, присаживаясь рядом. — Отец, это как-то связано с теми цветами, что ты получил на мой День рождения прошлой осенью?

Выражение его лица меняется.

По тому, как отец жадно осушает свой бокал, я понимаю, что попадаю в болезненную точку.

— Это не просто цветы, Эльман. Это угроза. Я лишь немного затаился, не более. Налей еще.

— Кто тебе угрожает? — я собрался, мысленно выстраивая цепочки, кто может угрожать такому, как мой отец. Разве что самоубийца.

Подливаю ему в бокал виски, но уже значительно меньше.

— Назови имя, отец. Я хочу знать.

— Рустам Басманов, — отвечает сквозь зубы. — Этот идиот считает, что я виновен в смерти Руслана.

Я догадывался, но верить в то, что дядя пойдет на такие шаги — отказывался.

— Возле тела Руслана нашли букет красных роз, он вез их своей бабе. На твой День рождения мне прислали такой же. Свежую копию.

— Я помню, — стискиваю челюсти.

— Два месяца назад мне прислали засохшую ветку, — признается отец под действием алкоголя. — Из того букета, я так понимаю, который нашли рядом с телом.

— Я не знал.

— Не хотел тебя вмешивать. Разберусь сам, только пока немного отсижусь дома. Детей на ноги поставил, капитал есть, Диана ни в чем не нуждается. Могу позволить осесть дома.

— На тебя это совсем не похоже, — качаю головой. — Два месяца назад было полгода как не стало Руслана. Похоже, тебе об этом напоминают, но ты к этой аварии никак не причастен. Надо разбираться, отец, а не прятаться. Прячутся виновные.

— Налей еще, — вздыхает устало.

— У тебя же сделка, — напоминаю ему.

— Наливай, — тихий приказ. — Я так устал, Эльман, так устал.

— Я поговорю с дядей. Нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда, пусть ищет другого виновного в своем горе, — говорю решительно.

— Нет!

Бросаю вопросительный взгляд на отца, тот жадными глотками отпивает алкоголь и с грохотом ставит бокал на стол.

— Не хочу, чтобы он наговорил тебе гадостей обо мне, а он обязательно скажет, что Руслана убил я.

— Но ведь это не так?

— Не так. Конечно же не так.

Отец замолкает, откидывается на кресле и устало потирает лицо.

Глава 10

Ясмин

Пока в гостиной ведется разговор отца и сына, я перевариваю то, что услышала насильно. Как бы я ни пыталась закрывать себе уши — я услышала все. Все до последнего слова, до последней тайны. До глубины души.

Смутно помню, как выбралась из шкафа, в который залезла буквально на бегу, ведь старший Шах почти наступал мне на пятки. Встретиться в доме его сына — было бы настоящей бедой. Угораздило же меня перепутать двери и выбрать для своего укрытия кабинет, в котором обычно всегда ведутся мужские разговоры…

Фотографии на столе, за которые зацепился мой взгляд, не помогают забыть услышанное, наоборот — они делают только хуже. И отвернуться нет сил. Я смотрю, смотрю, а внутри все кровью обливается.

Она красивая.

Даша.

Вот, чье имя было на той папке. Уверена, будь у его новорожденной дочери имя — Эльман бы подписал именно так.

Это все царапает сердце. Невыносимо.

Я не ревновала и мне не было больно. Кажется, не было. Ведь я не претендовала на чувства, на любовь, на семью с Эльманом.

Девочка тоже красивая. Его дочь. Она такая крохотная, как моя племянница Мария. Когда Мария родилась, наши семьи встретились, затаив все обиды на короткое время. Мы с Эльманом тогда тоже встретились. Я предлагала ему взять Марию на руки, но тот со стеклянным взглядом — отказался.

Теперь многое встало на свои места.

— Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?

Игнорируя грохот собственного сердца, я оборачиваюсь. Глаза Эльмана недобро сощурены, и я не понимаю, за что именно: за шторы, за подслушанную трагедию или за подсмотренные фотографии. Или за все вместе.

— Я не хотела…

— Отойди, — холодный приказ.

Эльман движется на меня, но проходит мимо. Не ко мне — к папке с фотографиями.

Я заламываю пальцы, осторожно наблюдая за ним. Задержав взгляд на малышке, он резко накрывает ее фотографию своей ладонью, затем облокачивается на стол и с тяжелым выдохом опускает голову.

Другая бы на моем месте оскорбилась, услышав ледяное «отойди».

Только мне не до обид. Вместо холода и равнодушия в его голосе я ощущаю дикую боль. Не представляю, какого это — потерять собственного ребенка.

— Эльман…

— Давай без истерик, Ясмин. Это в прошлом. Не думай о ней.

Хотя я и не планировала истерить, но не думать о Даше у меня не получалось. Мне достался мужчина с темным прошлым и с тяжелым бременем, и у меня еще был шанс отступить — уйти, отказаться, оставить его один на один с теми, кто порождает тьму в его душе.

Я могла закатить скандал, биться в истерике и кричать, что я не хочу делить его с прошлым. И уйти. Но я хочу остаться. И еще хочу поделиться с ним светом. Совсем чуть-чуть, оставив немного света и себе, чтобы совсем не выгореть.

Покачав головой, я на свой страх и риск делаю к нему шаг и опускаю ладошку на каменную сгорбленную спину.

— Ты прав, это нас не касается. Но мне невероятно жаль, что ты пережил такое горе.

Эльман стоит каменной стеной, под ладонью даже не ощущается его дыхание. Неужели не дышит?

— Я знаю, ты здесь уже была, — отвечает ровно. — Видел отпечатки на папке, я забыл убрать.

Я приближаюсь к столу, ожидая, что он меня оттолкнет.

Но этого не происходит.

— Не убирай, если тебе так хочется. Я не буду его трогать… без твоего разрешения.

Меньше всего я хотела утешать Эльмана, но сказать, что думаю — хотела. Безумно хотела.

Поэтому искренне подмечаю:

— Она такая чудесная, просто ангел.

И Эльман на мою искренность, о боже, откликается:

— Я не успел дать ей имя.

Я касаюсь его каменной руки, убираю ее от фотографии и разворачиваю Эльмана к себе. Все проделываю неторопливо, потому что нутром чувствую, как дико напряжено его тело. Казалось, только тронь — и он взорвется на миллиарды осколков.

— Расскажи о них. О тех, кто вот здесь… — прикасаюсь ладошкой к его груди и пытливо смотрю в глаза, отчего-то желая знать больше. Намного больше.

— Хочешь знать?

Я киваю.

И в его взгляде боль уступает интересу. Я его заинтересовала тем, что готова слушать. Без претензий, без ревности, без напряга, как те — другие.

Но другим нужно было его сердце. А мне — нет.

Поэтому не отрицаю и не пытаюсь отделить других женщин из его судьбы.

— Хочу. Это часть твоей жизни.

Эльман указывает мне на кресло. Я сажусь в него, проваливаясь в мягкой коже, и подгибаю ноги в коленях. Эльман разливает спиртное, вопросительно смотрит на меня и ловит мой неуверенный кивок. Я еще помнила, чем закончилась последняя ночь со спиртным. Он — тоже.

— Немного, — предупреждает Эльман, протягивая бокал.