Тайное правительство. Орден

Часть 1 Глава 1

Пролог

Novus Ordo Seclorum                    

Большим Миром правит Империя Ордена. Солдаты её возглавляют правительства всех стран Земли. И всякий прозревший да будет уничтожен. Последние очаги сопротивления скоро будут истреблены. Наступит эра богов и зверей. И будут боги кормиться зверями. И не будет больше справедливости. Милосердия не будет. Лишь право сильного на власть!

Часть 1

1

Я пришёл в ваш реальный, живой мир, чтобы уничтожать. Я, рождённый в недрах электронного разума вампир, принёс с собой дух Тёмного Братства. Я убийца и горжусь этим.

Винсент Вальтиери

Мария вздрогнула всем телом и проснулась. Ощущение того, что в комнате кто-то есть, сдавило тисками голову, тяжестью легло на плечи. Её не совсем пробудившееся сознание видело мечущиеся, лезущие на потолок тени.

– Винсент, это ты? – спросила Мария воздух.

Ей никто не ответил.

«Ты просто дура! Винсент – персонаж игры!»

Из дневниковых записей Марии:

«Тёмные коридоры подземелья. Крупные ледяные капли срываются с потолка, падают, обжигают кожу обветренного лица. Уже двадцать дней я вампир. И десять дней назад Тёмное Братство приняло меня в свои ряды. Я стала рабой контрактов. Я уже не могу не убивать. Для того чтобы закрыть Врата Ада – Врата в Обливион, – нужно научиться убивать. И не важно, кто ты: ученик гильдий (бойцов или магов), рыцарь клинков или герцогиня Мании – всюду тебя принимают только после того, как ты убьёшь. Неважно кого: орка, эльфа, дэйдра или человека.

Я всё время бегу. Мой бег бесконечен. Сменяются топоры, мечи, посохи».

Стоп.

«Я играю или сплю?» – Мария стала осматривать свою комнату.

Тени перестали метаться, мир принял привычные очертания. Только возле кровати не стояла табуретка с ноутбуком.

«Значит, сплю? Чёрт, – Мария с усилием потёрла виски. – Пора бросить играть. Иначе я свихнусь, и меня выгонят из института».

Мир Обливиона. Такой яркий, красочный, настоящий. Отказаться от него – значит отказаться от жизни.

Мария никогда не задумывалась над тем, что часто жизнь начинается не с рождения. Звучит абсурдно? Звучит абсурдно...

Но...

Сегодня она ещё Мария Филатова, студентка второго курса филфака Ставропольского государственного университета. А завтра? Кто знает, что будет там – завтра? С того момента, как появился мир Обливиона, всё стало так непредсказуемо...

***

– Ты что, используешь комп как печатную машинку? – Толик недоумённо посмотрел на Марию.

– Ну... – задумалась девушка, – я работаю в Word’e, печатаю контрольные, курсовые. Ещё иногда я просто пишу рассказы.

– И всё? – в серых глазах молодого человека язвило недоумение. – А музыка? Интернет? Игры? – Толик отхлебнул из чашки кофе и причмокнул.

Мария нервно посмотрела на часы. Ещё двадцать пять минут до начала киносеанса. Как бы ей хотелось не отвечать на его вопросы, не чувствовать себя так неловко...

– Музыка? – переспросила Мария. – Я слушаю музыку на DVD. Интернет собираюсь скоро подключить. А игры... Мне же не пятнадцать лет.

– Мне тоже, – простодушно улыбнулся Толик. – Уже за двадцать. Маш, ну ты даёшь! Просто печатать на компе курсовики. Разве это тема?

– А по-твоему, детские развлечения – это тема?

Мария начинала злиться. Кто-нибудь может объяснить ей, почему парни, с которыми она знакомится, начинают её обязательно чему-нибудь учить?

– Какие детские? Ты хоть одну компьютерную игру знаешь?

– Нет, – Мария растерялась совершенно.

– Блин, – Толик покачал светлой кудрявой головой. – И с помощью  джойстика никогда не играла

- Нет. 

– Так, – сказал Толик с видом вузовского препода. – Пора восполнить пробел в твоём образовании. Начнём завтра. У тебя есть дома комп?

– Есть, ноутбук.

– Тема! А какой? Что за процессор? Какой объём памяти?

Мария пожала плечами.

– Я не знаю.

– Чё, не знаешь, какой у тебя ноут? Прикольно! Ну, приноси, разберёмся!

Толик разбирался четыре часа. Вернее, всё это время он устанавливал новую Windows 7, программы и, самое главное, игры. Две из них: «Гарри Поттер и Дары Смерти» и «Dragon» не произвели на Марию особого впечатления. А вот «Oblivion»...

Игра ворвалась в сознание героической музыкой. Победный марш покорителя. Она выбрала своего героя, точнее, героиню – высокого эльфа. Дала ей имя – своё. И с этого времени мир раскололся. Началась новая жизнь.

Мария играла каждый день по пять-шесть часов. Играла, забирая время у сна, у учёбы, у отдыха. Через месяц Толик навсегда пропал. Нет, он не уехал в другой город, не умер. Просто ушёл куда-то, Мария даже не знала куда. Да, честно сказать, это её не волновало. Молодые люди появляются, исчезают, к этому быстро привыкаешь. В городе, где она живёт, Михайловске, вообще ко всему быстро привыкаешь. Провинция. Размеренная, скучная, похожая на бытие таракана жизнь. Из одного конца города в другой можно пройти за несколько часов. Унылый пейзаж. Кривые, в дожди затопленные улицы. Почти везде одноэтажные дома. Бурьян возле заборов. То там, то здесь стихийные свалки мусора. По вечерам практически невозможно встретить на улицах людей. Они прячутся в домах, в семьях. Лишь изредка из какого-то дома раздаётся возмущённый крик разъярённого человека. Значит, там ссора. С наступлением темноты собаки поднимают лай, приветствуя местных алкоголиков. Больше ничего. Провинция.

Глава 2

Другая жизнь

Антигон, заметив, что его сын самовластен и дерзок в обращении с подданными, сказал: «Разве ты не знаешь, мальчик, что наша с тобой власть – почётное рабство?

Элиан «Пёстрые рассказы»

2

– На деревенском кладбище живёт вампир! – сказала рыжеволосая кудрявая девочка лет восьми, вылавливая ладошкой из прозрачной зеленоватой воды головастика.

– Неправда! – усомнилась другая девочка, примерно того же возраста, но с тёмно-каштановыми лохматыми сколотыми на затылке кудрями, и подставила под руку с головастиком глиняный горшок из-под мёда.

В горшке под лучами весеннего солнца золотилась вода из пруда. Головастик нырнул и удивлённо уставился на других таких же головастиков.

– Это правда, Мари! – разозлилась рыжеволосая и гневно посмотрела синими глазами на свою собеседницу. – В деревне об этом все говорят.

– Они дураки! – ответила Мари, и в её зеленых глазах озорно отразился луч света.

– Сама ты дура! И знаешь, кто этот вампир?

– Кто?

– Дядюшка Джо.

– Дядюшка Джо – кузнец, – темноволосая девочка постучала подругу пальцем по лбу. – А ты точно дура.

– Дядюшка Джо – вампир. На самом деле он давно умер. И живёт на кладбище.

– И где он там живёт?

– В склепе, наверное.

– Неправда!

– Пойдём, посмотрим?

– Сейчас?

– Ночью.

– Меня ночью мама в деревню не отпустит.

– А мы тайно, чтобы мама не узнала.

Девочек, сидящих тёплым майским днём на корточках возле небольшого пруда, недалеко от северной башни замка Санси, звали Селя и Мария Луиза.

Селя – рыжеволосая кудрявая – служанка другой, Марии Луизы – юной маркизы де Сансильмонт.

Обе они хорошо знали дядюшку Джо, деревенского кузнеца, ещё до рождения девочек приехавшего из Англии в Руан в поисках жены и работы. И то, и другое он нашёл в небольшой деревушке, всего в одном лье от замка Санси и в двух лье от самого Руана.

Дядюшка Джо женился, у него появились очаровательные мальчики: Фред и Мэлз. И вот тебе новость – оказывается, этот тихий, незаметный человек – вампир! Мертвец, ночами выходящий из могилы, чтобы пить кровь односельчан.

– У вампиров не бывает детей, – Мария Луиза с сомнением посмотрела на пойманных головастиков.

Смогут ли из них вырасти хорошие лягушки? Такие, как в прошлом году. Тогда лягушки выросли хорошие. Только они быстро разбежались из дубовой бочки с водой. И Мария Луиза не знает почему. Маму ведь об этом не спросишь. Маме вообще не стоит говорить ни о бочке, ни о лягушках. Она посмотрит строго и скажет:

– О пресвятая Дева Мария, пристало ли тебе, маркизе де Сансильмонт, такое поведение.

И про дядюшку Джо спросить нельзя. Ведь, наверное, тем более не пристало маркизе бродить ночью по кладбищу.

Вообще-то, и сама Мария Луиза никуда не хочет идти. Но Селя так насмешливо на неё смотрит. Откажись – и она вмиг назовёт её трусихой.

– А мой двоюродный прапрапрадедушка тоже видел вампира и даже разговаривал с ним, – гордо сказала Мария Луиза, прижимая горшок с головастиками к груди. – Мне мама об этом рассказывала.

– Ну и что? – пожала плечами Селя. – Когда жил этот твой прапра? Сейчас можно придумать что угодно.

– Он жил больше ста пятидесяти лет назад, но это правда! Это семейное предание, – насупилась Мария Луиза. Значит, Селе можно рассказывать всякие жуткие истории, а ей нет?

– Ну хорошо, – сказала Селя таким тоном, как будто она была маркизой, а не Мария Луиза. – Рассказывай.

– Мой двоюродный прапрапрадедушка жил при короле Генрихе III. И был очень важным человеком при дворе. Я не помню кем, хотя мама мне об этом говорила. Фин... Финном. Нет, не финном. В общем, не помню. Но король его очень любил и уважал. Звали моего прапра Николас Гарлей де Санси. И вот однажды повстречал он сатану – самого главного вампира.

Селя расхохоталась.

– Чему ты смеёшься? – обиделась Мария Луиза. – Не веришь, что маркиз де Санси встретил сатану?

– Нет, – Селя покачала головой. – Не верю. Я представила, как подходит к маркизу сатана и говорит: «Здравствуй, я сатана – самый главный вампир!»

– Да не так он к нему подошёл! – возразила Мария Луиза. – И не знал сначала Николас де Санси, что это вообще сатана. Мама рассказывала, что встретил мой прапрапрадедушка однажды путника. И предложил ему этот путник купить большой-пребольшой алмаз по маленькой цене. Сказал, что этот камень принесёт ему удачу и славу. Но взамен попросил об одной услуге.

– О какой услуге?

– Доставить свёрток одному человеку в Париже.

– И маркиз?..

– Маркиз де Санси свёрток доставил, но не удержался и посмотрел, что в нём было. А была там человеческая отрезанная голова!

– Ой, – испуганно сказала Селя. – И что было дальше?

– А ничего. Николас Гарлей де Санси отдал свёрток и попытался забыть эту историю. Забыть о том, что он купил алмаз у самого сатаны.

– А почему ты решила, что этот сатана вампир?

– Потому что сатана и есть самый главный вампир. Так говорит мама. А если так говорит мама, то значит, так оно и есть.

Селя не стала оспаривать авторитет старшей маркизы де Сансильмонт. Она несколько побаивалась эту строгую напудренную женщину, хотя восхищалась её необычными причёсками. В чёрных волосах мадам Жозефины де Сансильмонт часто можно было увидеть искусно сделанный замок или корабль.

Глава 3

3

Из дневниковых записей Марии Луизы:

«С тех пор, как я и Селя нашли кинжал, прошли годы. Мы выросли. Кинжал до сих пор со мной. Я ношу его с собой везде, словно талисман. Он спрятан в кожаных ножнах в складках моего платья.

Я давно знаю, что дядюшка Джо не вампир. Сейчас он совсем стар, но по-прежнему сторожит деревенское кладбище.

Как только мне исполнилось одиннадцать лет, мама отослала Селю в деревню навсегда. Маркиза Жозефина посчитала, что детство моё уже закончилось и в куклы теперь играть неприлично. Я проплакала всю ночь, когда поняла: Селя была всего лишь моей живой куклой. А потом её выбросили, словно пришедшую в негодность. Из Парижа мне прислали воспитательницу, мадам Жозани. Странная, весьма противоречивая женщина. С одной стороны, она невероятно набожна. Нередко, по вечерам, когда мадам Жозани читает мне «Жития святых», слёзы не сходят с глаз моих, а душа преисполняется такой тоски и печали, что кажется мне, будто бы я претерпеваю все те лишения и испытания, которые претерпели мученики за веру Христову. Но уже на следующий день, щебеча, словно птаха весенняя, рассказывает мадам о Париже, нравах его, а более всего о тамошних товарах. И узнаю я тогда, что сапожники в Париже самые лучшие, портные самые искусные, да и сама жизнь более весёлая, чем в нашей унылой провинции. В Париже королева. Здесь – чернь поганая. И вот когда называет мадам Жозани тех, кого я знаю, чернью поганой, закрадывается в моё сердце неприязнь к этой столичной даме. Хоть и учит она меня многому интересному. Танцам и музыке. Старенький мамин клавесин не умолкает, бывало, целую неделю. Это я осваиваю музыкальную грамоту. А потом следующую неделю провожу я за мольбертом. Мадам Жозани, оказывается, и с искусством рисунка знакома. Мне нравится учиться. Хотя мадам Жозани бывает временами просто невыносима! Настолько невыносима, что я начинаю мечтать о полном уединении. Иногда спрашиваю, обращаясь к небу: почему я не родилась обычной цыганкой, как Селя? Почему не могу просто жить, просто дышать, просто бегать? Неужели мадам Жозани будет вечно ходить за мной призраком и учить, учить... Не только чему-то интересному, но прежде всего искусству лжи, в котором она наиболее искусна. Но... Я из высшего света и обязана стать тем, кем меня желает видеть маркиза Жозефина де Сансильмонт, моя матушка.

Сегодня, через четыре года после того, как Селю навсегда выгнали из моей жизни, я решила завести дневник. Через два дня я навсегда покину Санси. Никогда больше не увижу и Селю, и деревню, и постаревшего дядюшку Джо. Мой маленький привычный мир навсегда останется в прошлом. Сегодня ночью я в последний раз тайно уйду из замка, в последний раз поцелую кудрявую рыжую бестию. Когда я думаю о Селе, то каждый раз улыбаюсь и вспоминаю забавный случай, произошедший в прошлом году.

Я люблю танцевать. Но не так, как учит «зануда» мадам Жозани: размеренные движения, поклоны, реверансы, а по-настоящему. Под звуки скрипки дядюшки Джо (я, кстати, забыла упомянуть: он прекрасный музыкант), под хлопки крестьян в центре круга. Танцевать так, чтобы ноги потом гудели и сон вырывал меня из реальности, как только моя голова коснётся подушки. Я обожаю деревенские танцы! Однажды ко мне подбежала Селя и прокричала в самое ухо:

– А я с мальчиком целовалась!

Она сказала это с озорством и гордостью и показалась мне в этот момент такой необыкновенной, притягательной. Она выросла, моя Селя, а вместе с ней выросла, видимо, и я.

– И каково это, целоваться с мальчиком? – спросила я, чувствуя, что моё сердце колет, словно маленькими иголочками. Просыпается ревность.

– А ты попробуй, – задорно посоветовала Селя.

– Я не могу, ты же знаешь, – я обиделась на неё. Ведь она прекрасно знает, что я другая. Из другого сословия. Мне запрещено целоваться с крестьянскими мальчиками. Мне, в принципе, даже нельзя бывать в деревне. И я прихожу на танцы только потому, что матушка моя, увлечённая нарядами и зеркалами, замечает свою дочь только в присутствии мадам Жозани или расписанных по часам трапез. В другое время меня для маркизы Жозефины просто не существует.

И тут Селя неожиданно нагнулась ко мне и поцеловала в губы. Крепко, облизывая языком мой язык.

– Вот так они целуются! – сказала она. – Тебе понравилось?

– Нет, – поморщилась я. – Мокро.

– Это, наверное, оттого, что я не мальчик, – покраснела Селя, а затем крепко обняла меня. – И почему ты не можешь жить со мной, в деревне?

– Потому что я маркиза, и мама говорит, что как только я немного подрасту, поеду ко двору королевы в Версаль.

– Там красиво? – спросила Селя.

– Наверное, – я пожала плечами. – Какая разница. Там не будет тебя и дядюшки Джо.

– Но там будет что-то другое.

– Другое – это не то, что здесь».

***

Зима в 1778 году никак не хотела уходить с Руанской земли. Снег не таял в марте, и даже к середине апреля то там, то здесь маячили белые островки среди тянущейся к небу травы. Дороги разбухли, и всякое движение между замком Санси, Руаном и деревней приостановилось.

Не успели дороги подсохнуть, как тут же зарядил дождь. Мелкий, холодный, как осенью, и лил, не переставая, неделю, так что у маркизы Жозефины стало заканчиваться всякое терпение.

– Будто дьявол козни строит, – возмущалась она. – Твоя поездка опять откладывается.

Мария Луиза отворачивалась в сторону так, чтобы мама не видела её лица, и победоносно улыбалась.

Но время шло, солнце и ветер высушили грязь, превратившую дороги в болота...

– Ты велела собрать свои вещи? – Жозефина строго посмотрела на улыбающуюся дочь, стоящую возле распахнутого окна своей спальни. Куда она смотрит? Что нового можно увидеть там, за окном? Привычный пейзаж. Петляющая среди холмов дорога, вдалеке, почти у самого горизонта – остроконечные, часто тонущие в тумане башни Руана. О чём только думает эта девчонка? Явно не о своём будущем. Она так рассеянна, так легкомысленна, несмотря на все усилия мадам Жозани.

Глава 4

4

Мария Луиза сидела на жёсткой длинной деревянной скамье и уже минут пять пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Рядом с ней примостилась мадам Жозани и без перерыва шептала на ухо:

– Говорят, королева выезжает в Париж не только официально, но и тайно, без свиты. Говорят, она никогда не надевает одно и то же платье дважды. Говорят...

И откуда она всё это успела узнать? Они въехали в Париж всего три часа назад, только оставили на постоялом дворе вещи и, не успев перевести дыхание, направились сюда, в Нотр Дам де Пари, помолиться Деве Марии перед дорогой в Версаль. Неужели мадам Жозани узнала так много от слуг? И теперь выливает на уши маркизы поток совершенно диких новостей.

– Говорят, в Версале такие оргии... Ужасно...

Мария Луиза ещё никогда не отъезжала от замка Санси так далеко.

***

– Тяжёлый, сволочь, – кучер Ардан водрузил сундук Марии Луизы позади возка. Поправил висящие на поясе мушкетоны и, повертев по сторонам лысой, непонятно когда успевшей загореть головой, обратился к маркизе и мадам Жозани: – Прошу садиться, дамы.

Мария Луиза с замершим сердцем взобралась на мягкое, обитое тёмно-лиловым бархатом кресло, осторожно провела рукой по бархату стен цвета бордо, немного с испугом наблюдая, как севшая возле мадам Жозани пристраивает рядом с собой мушкетон.

– Зачем мы берём с собой так много оружия? – недоумённо спросила Мария Луиза.

– Много? – мадам Жозани фыркнула, как собравшаяся сбросить своего всадника лошадь. – Вы что, шутите, мадмуазель? Это мало, ничтожно мало для той дороги, которая нам предстоит. Понимаете, средства вашей матушки...

Мария Луиза понимала. У Жозефины де Сансильмонт не хватило денег нанять достаточную охрану для своей дочери.

– Надеюсь, Господь поможет нам, – вздохнула мадам Жозани.

***

Наверное, Господь всё-таки им помог. По крайней мере, всю дорогу от одного постоялого двора до другого Мария Луиза слушала жуткие истории о разбойниках, которые радостный, казалось, не боящийся и самого чёрта Ардан сопровождал задорными песнями.

 – Мишка по лесу гулял.

Всю малину обосрал!

Будет пить зимою длинной

Чай с вонючею малиной.

– Мадам Жозани, – испуганно тронула Мария Луиза свою воспитательницу за руку. – А вы не знаете, где матушка нашла этого человека, месье Ардана?

– А это вовсе не она, – заулыбалась мадам, – нашла его. Это я. Мой родственник. Двоюродный брат из Руана. Редкий дурак, но стреляет хорошо.

***

День сменяла ночь. За ночью вновь наступал день. Марии Луизе начинало казаться, что вся её жизнь состоит из монотонного поскрипывания рессор, щёлканья кнута и гортанного грубого голоса месье Ардана. А ещё она состоит из особенно кровожадных клопов, живущих на верхних этажах постоялых дворов, пьяных криков веселящихся путников на первых этажах и ощущения того, что дорога в Париж бесконечна.

Так прошло два месяца.

И как-то под вечер карета, запряжённая двумя усталыми лошадьми: Силу и Марилу, – оказалась среди одноэтажных, из плохо отёсанного камня и деревянных домов, утонувших в грязи немощёных улиц. Вид города сразу же разочаровал юную маркизу. Она ожидала увидеть дворцы, особняки. Шик и блеск, о котором часто рассказывала мадам Жозани, которым бредила матушка Жозефина. Но, увы...

Париж встречал усталых путников узкими улочками, серой толпой горожан и затхлым духом выплёскиваемых из окон помоев.

Только несколько позже, когда их карета, изрядно пропетляв, въехала на улицу Риволи, копыта лошадей зацокали по булыжнику. Карету стало подбрасывать. Пару раз Мария Луиза уткнулась головой в потолок. А когда маркизу опускало после броска вверх обратно вниз, ей казалось, что органы у неё изнутри кто-то вынимал, перемешивал без разбора и зашивал обратно.

Темнело. Накрывающие город сумерки поглощали силуэты домов, какого-то сада и гигантского с двумя башнями сооружения – Собора Парижской Богоматери.

Ещё никогда в жизни Мария Луиза так не уставала. Её неудержимо тянуло уснуть, уткнувшись лбом в бархат. (И это несмотря на невыносимую тряску.) Похоже, она уже засыпала, когда услышала дикий, безумный крик.

***

Дорогу карете преградил человек в светло-коричневой кожаной куртке, надетой на голое тело, и рваных, цвета высохшей грязи штанах, с гитарой. Лошади заволновались, закусили удила и резко остановились. Ардан выхватил из-за пояса оба мушкетона. Человек замахнулся на Ардана гитарой.

– Уйди, ошалелый! – заорал Ардан.

– О, проклят будет город сей! Ведь кровью он омоется сполна.

Мария Луиза выглянула из кареты и подавилась собственной мыслью. Безумной, невероятной мыслью. Маркиза машинально нащупала кожаные ножны, в которых уже много лет спрятан кинжал. Этого не может быть! Не может человек, который показал Марии Луизе, где найти кинжал, во сне, стоять сейчас перед каретой наяву.

– Мадмуазель, – человек опустил гитару и прищурил светло-голубые, почти белесые глаза. – Я рад вас приветствовать вновь.

– Уйди с дороги, рвань, – Ардан нацелил дула обоих мушкетонов человеку прямо в грудь.

Но тот не только не сдвинулся с места, а ровным голосом продолжал:

– Уезжайте, мадмуазель, туда, откуда приехали. Нехороший это город...

От испуга Мария Луиза не могла произнести ни слова.

Мадам Жозани дёрнула маркизу к себе. Ардан щёлкнул в воздухе кнутом, разворачивая лошадей в сторону.

– Девочка, прошу тебя, уезжай! – кричал человек в кожаной куртке на голом теле и рваных штанах. – Он найдёт тебя здесь! Он скоро узнает, что ты здесь!

Глава 5

5

Из дневниковых записей Марии Луизы:

«Голос из Нотр Дам де Пари вернул мне покой. Не знаю, был ли человек, написавший «Монахиню», одержим злым духом. Но исповедовавший меня священник был так добр и не осудил меня. Внезапно ко мне вернулось детское восприятие Бога. Это произошло так давно... Я помню красивую книгу о святых и чудесах, строгие лица бородатых мужчин на картинках. И руки моей мамы, держащие книгу. Я вдруг вспомнила, что моя мама когда-то была другой. Нежной. Она прижимала меня к себе и тихим голосом читала. В её повествовании Ной переводил людей по дну морскому, Илия возносился на небо. А там, высоко-высоко, почти у самого солнца, мне представлялся сияющий седовласый Бог.

Я опять поверила в то, что мир может быть прекрасен. Я вдруг устыдилась того, что злилась на маму. Ведь она, бедная, после смерти отца действительно оказалась одинокой, заточённой в мрачные стены Санси. Моя мама не хотела той же участи для меня. И сама Жозефина де Сансильмонт надеялась когда-нибудь увидеть высший свет. Разве имею я право осуждать маму за её мечты? Да, после смерти отца в ней что-то изменилось. Она стала отстранённой, замкнутой, холодной. Но, в конце концов, мама сделала для меня всё, что могла при её скудном финансовом положении. Нашла мне вполне образованную гувернантку мадам Жозани. Смогла собрать небольшую сумму, которая позволит мне некоторое время оплачивать в Версале услуги горничной. Даже сумела завести по переписке дружбу с некой госпожой в Версале, которая обещала помочь мне устроиться во дворце. Наверное, мне нужно надеяться на лучшее.

Когда мы с мадам Жозани вышли из Нотр Дам де Пари, уже стемнело. Нас окружали люди-силуэты, люди-тени. На меня вдруг навалилось ощущение сна и перемещения. Так бывает, когда ты летишь или падаешь во сне. Даже воздух стал каким-то другим. Будто чьё-то ледяное дыхание, пробирающее до костей, но такое волнующее... Я смотрела на утонувший в черноте город. Ничего не видно. Только площадь возле собора освещают огни факелов и костров. Я спустилась по ступеням вниз и оглянулась на собор. Казалось, каменный колосс, разделённый на три части фасадом и двумя недостроенными башнями, сейчас рухнет и раздавит тебя. Короли покинут аркаду, ангелы унесут Деву Марию на небеса, а демоны и чудовищные птицы заберут меня в ад, потому что я грешница. На площади перед собором пылали костры, десятки костров, люди ходили туда-сюда с зажжёнными факелами. Что здесь происходит или собирается произойти?»

***

Возле паперти Нотр Дам де Пари, между двумя высоченными палками, юноша и мрачный старик натягивали синюю ткань с нарисованными на ней жёлтыми звездами.

– Мадам Жозани, что здесь происходит? – спросила Мария Луиза.

– Комедия Дель Арте, – мадам презрительно поморщилась.

– Что-что, простите?

– Комедия масок! Балаганный театр!

– Здесь будут показывать спектакль?

Никогда прежде Мария Луиза не видела театра. Мама, когда бывала в хорошем расположении духа, рассказывала о спектаклях, которые смотрела много лет назад в Версале. Мадам Жозани называла театральные постановки бесстыжим переодеванием и кривлянием.

– Наверное, – ответила мадам Жозани и потянула Марию Луизу в сторону.

– А что именно здесь будут показывать? – Мария Луиза упёрлась, как заартачившаяся лошадь.

– Непристойные вещи! – воскликнула мадам Жозани.

– Я хочу посмотреть.

– Мадмуазель, вы только что вышли из храма Божьего. Вы только что исповедались. И хотите увидеть богопротивное зрелище!

– Мадам, – Мария Луиза почувствовала, что начинает злиться. Ощущение эйфории после исповеди постепенно исчезало. – Там, в соборе, вы позволили себе рассказывать мне весьма неприличные истории. А теперь запрещаете смотреть на то, как одни люди развлекают других людей?

Наверное, после этих слов мадам Жозани покраснела. Но Мария Луиза этого не увидела. В свете факелов и костров все лица принимали огненный оттенок.

– Делайте что хотите, – мадам Жозани развела руки в стороны. – Я доставлю вас в Версаль и уеду! Вы невозможны.

Между тем ткань уже оказалась натянутой. Юноша и мрачный старик теперь устанавливали опоры пониже и протягивали между ними верёвку. Сделав свою работу, они тихо удалились. На их месте через некоторое время оказались два весьма забавно одетых человека.

Один в широкой длинной крестьянской рубахе из мешковины, босой, похоже, весь обсыпанный мукой.

Второй в белой с разноцветными заплатками блузе, коричневом кушаке и белых, грубо заштопанных цветными лоскутами панталонах. На боку у человека болталась деревянная шпага, на голову была надета шапочка с заячьим хвостом, лицо закрывала чёрная маска с шишкой на лбу.

Как только эти двое встали перед натянутой со звёздами тканью, вокруг них появились люди. Бесцельно слонявшийся по площади народ образовал теперь вокруг ряженых полукруг. Стало тесно.

– Пойдёмте от этого балагана! – мадам Жозани больно вцепилась в руку Марии Луизе.

– Никуда я не пойду, – упёрлась маркиза.

– Вы собираетесь стоять посреди этого сброда и смотреть?!

– Да.

Человек в крестьянской, из мешковины, рубахе повернулся к зрителям и скорчил такую печальную, трагичную рожу, что вызвал у толпы истеричный хохот.

– Чего ты кривишься, Пьеро? Аль Коломбина не даёт?

– Мне Коломбина не даёт который год, – ответил тот, кого назвали Пьеро. – А ты, паршивый Арлекин, как ни крути, а сам один!

– Мне Коломбина скоро даст. И будет свадебка у нас. А ты, Пьеро, в рванине, будешь не нужен ей и этим людям. Ты стар, зануден и дурак.

– Ты сам хромаешь кое-как. Убогий скрюченный червяк!

Глава 6

6

«Версальский дворец открыт для публичных увеселений».

Надпись на фронтоне главного

дворцового корпуса

Голос из свиты.

Но это ж Рубенс!

Мачеха.

Отговорки бросьте!

Скажите мне, в какой ещё стране

Людей, что к королю приходят в гости,

Встречают голой жопой на стене?

Леонид Филатов «Золушка до и после»

***

– Тебе нравится эта картина? – спросил герцог Ленуар Дамор Пропре своего слугу Готье.

В ответ слуга яростно закивал кучерявой головой в знак согласия и стал переводить восхищённый взгляд с картины на хозяина.

– Это «Спасение Дианой Ифигении» Шарля де Лафоса. Какие у Ифигении покатые молочные плечи... А это платье скорее приоткрывает, чем скрывает грудь. Я могу только представить нежные бутончики её сосков, – герцог грустно поправил съехавший набок парик «бинет», погладил его длинные, завитые крупными кольцами локоны. – Готье, знаешь, как мне надоела эта гадость?

Ленуар Дамор Пропре имел в виду свой парик, который напоминал ему ежедневно, что молодость в прошлом.

Готье опять закивал, натужно замычал и стал показывать руками, как он восхищается этой гадостью – картиной. Поскольку по губам хозяина смог прочитать только обрывки сказанной им фразы.

– Хватит кривляться, – герцог с досадой махнул на слугу рукой.

Готье – глухонемой с рождения – отлично выучил основные приказы по жестам: принеси, подай, отнеси, подними, опусти. И немного разбирал фразы по губам. Но не всегда точно, отчего порой реагировал на весёлые речи грустно, а услышав печальные, мог дико расхохотаться. Недалёкий малый этот Готье, но герцога Ленуара Дамор Пропре он забавлял.

Герцог давно не бывал на исповеди. И хотя знал, что душа его давно погрязла в грехах, считал, что мысли и чувства свои доверит только Богу и слуге Готье.

– Эхе-хе. Время уходит. Я старею. А в Версале столько красоток!

Готье посмотрел на печальное мощное, с сильно выдающимся вперёд подбородком, лицо хозяина и скорчил гримасу оскорблённой обезьянки.

– Знаешь, недавно мадам Бете сообщила, что во дворец приехала новенькая. По её словам, очень хорошенькая юная девушка.

Готье смотрел на хозяина мокрыми от слёз глазами.

– Не плачь, мой верный Готье, не плачь. У меня есть шанс соблазнить её. Ей всего пятнадцать. Приехала из какого-то забытого богом замка. Без охраны, с парой платьев и жалкой горсткой ливров. Она из обедневшей аристократии, Готье. Мне повезло.

Ленуар Дамор Пропре заулыбался. На его морщинистой крупной физиономии эта улыбка смотрелась весьма странно. Наверное, так выглядит улыбающийся крокодил.

Дамор Пропре прикрыл глаза и стал воображать. Перед его мысленным зрением торопливо пробегали стройные полуобнажённые девушки.

– Её зовут Мария Луиза де Сансильмонт. Красивое имя, не правда ли?

Хлюпнув носом, Готье радостно захлопал в ладоши.

– Мадам Бете, думаю, оправдает мои ожидания, – герцог с наслаждением гладил мясистой рукой тёмно-зелёное сукно бильярдного стола. – Моя дорогая Анжела, что бы я без тебя делал? Мне пришлось бы искать девушек в сомнительных домах у сомнительных дам. И всё равно им не хватало бы свежести. Они напоминали бы протухшие яйца.

Анжела Бете – давняя любовница и с недавнего времени графиня, была величайшей сводницей Версаля. С герцогом Ленуаром Дамор Пропре она познакомилась ещё двадцатилетней уличной торговкой сладостями.

Он, высокий молодой человек, тогда носил парик только при дворе, а на улицах Парижа предпочитал свои чёрные, вьющиеся от природы кудри. И этими кудрями, а возможно, импозантностью и озорным взглядом зелёно-карих глаз, Ленуар сразил сердце юной простолюдинки. Герцог был шутником. Он воспринимал жизнь как бесконечные развлечения, из которых самое изысканное – женщины. Неважно какие: знатные или бедные, главное чтобы у них имелась мягкая аккуратная грудь и округлая попка. В самом деле, зачем женщине что-то ещё? И восторженно смотрящая безоблачным летним днём на Ленуара торговка тут же добилась расположения высокой особы приятным личиком и не менее приятными округлостями.

Естественным продолжением событий стал роман, который, к слову сказать, очень быстро бы закончился, если... Если бы у Анжелы Бете не оказалось мозгов. Но эта проворная девушка, знавшая цену деньгам, мгновенно сообразила, чем может быть полезна герцогу. Ленуар Дамор Пропре воспринял идею торговки с удивлением и радостью. Теперь ему не придётся искать новые развлечения в публичных домах и на улицах. Анжела Бете предоставит ему отобранных, проверенных, лучших девушек Парижа.

Со временем, учитывая заслуги своей верной Анжелы, герцог Дамор Пропре добился для своей столь ценной пассии титула графини. С того момента Бете стала титуловаться мадам де Бете и выбирала новых фавориток герцогу уже не из простолюдинок, а из прибывающих ко двору королевы юных аристократок. Конечно, герцог обладал достаточным шармом и мог сам заинтересовать за пару часов любую красавицу. Однако с возрастом его чары, влияние при дворе и деньги стали терять прежнюю силу, так что услуги мадам де Бете оказались кстати.

***

Мария Луиза то устало прикрывала глаза, то открывала их вновь. Парикмахер уже полтора часа возился с её причёской. И девушку начинало тошнить от своего отражения в зеркале. Не в том смысле, что это отражение было ужасным или страшным. Просто с большим удовольствием Мария Луиза походила бы по дворцу, полюбовалась картинами. Мадам Жозани пыталась учить её живописи. Да мадам Жозани вообще не имела никакого представления о живописи! Разве те жалкие наброски можно сравнить с... Лицами на полотнах Версаля.

Глава 7

7

Неужели в этих платьях они ходят каждый день? Но как?

Мария Луиза стояла в жёлтом с золотым отливом платье для торжеств, в одном из тех самых, которые её матушка Жозефина де Сансильмонт всё же настояла взять с собой в дорогу. Сколько, интересно, оно весит? Фунтов 60, не меньше, а то и больше. Бесконечные юбки, кружева, воланы, корсет, фижмы. Дома в Санси она надела это платье всего один раз, когда примеряла. И вообще, в замке юная маркиза предпочитала носить «домашние» платья, достаточно просто сшитые и без корсета. А ещё туфли нещадно жмут ноги. И это не бал, а обычный вечер за игрой в карты, распитием вина и поеданием фруктов. Сначала, когда мадам Бете предложила Марии Луизе трость, та отказалась. Она же не старушка. Но теперь жалела о своём поспешном решении. И чувствовала себя закованным в латы рыцарем. Только вместо металла кружева. Ну да, и ещё корсет – настоящая пытка. Врезается в рёбра так, что невозможно дышать.

«Что же это за бредовая мода, если в платье трудно ходить?»

Салон Изобилия в этот вечер оказался особенно многолюден. Шикарные дамы в полонезах, сшитых по последнему слову моды, сидели в креслах или степенно, а вернее – с трудом, прохаживались от одной стены к другой в сопровождении своих кавалеров. Многие из них зачем-то держали в руках зонтики, будто с расписанного живописью потолка с минуты на минуту должен хлынуть дождь. Мария Луиза будто ступила в неведомое царство. Шаг – и захлопнувшаяся за ней дверь навсегда отрезала путь назад. Мадам де Бете нетерпеливо толкнула в спину.

– Смелее, дитя моё, смелее.

На Марию Луизу мгновенно обрушился поток разговоров, перешёптываний.

– Почему королева игнорирует вечера в Версале? Разве ей неприятно наше общество? – спрашивала одна пожилая дама у другой пожилой дамы.

– Ей скучно, моя милая. Она молода ещё для того, чтобы проводить время с такими старухами, как мы.

– Но в этом салоне собираются не только старухи! – воскликнула первая дама. – Здесь полно молодёжи. Например, герцог Дамор Пропре...

– Герцогу Дамор Пропре уже за сорок! – возразила вторая дама.

– Ой, разве это возраст?

– Для нас с вами, матушка, нет. Но для молодой королевы...

– Ну, хорошо. А граф Дартуа?

– А вы разве видите сегодня в нашем обществе графа Дартуа? Он давно в Трианоне, любезная.

– И долго вы будете слушать чужие разговоры? – спросила мадам де Бете, щуря и без того маленькие глазки. Сейчас они смотрелись щёлочками на круглом расплывшемся лице.

Мария Луиза покраснела. В самом деле, у неё возникло ощущение, что она подслушала чужой разговор. Хотя говорили пожилые дамы вполне открыто, но вполголоса.

– Они беседовали о герцоге Дамор Пропре, – сказала Мария Луиза мадам де Бете. – Но ведь он где-то здесь. А они так спокойно о нём говорят.

– Они не рассказывают о нём ничего непристойного. К тому же... – мадам де Бете истерично хихикнула. – А вот и герцог. Моё почтение, ваша светлость, я привела девушку, о которой говорила.

Герцог Ленуар Дамор Пропре вальяжно расположил своё большое упитанное тело в обитом алым бархатом кресле. Уже пять минут он наблюдал за вошедшей вместе с Анжелой девушкой. Хороша. Несомненно, хороша. Неплохо сложена. Чувствуется порода. Пожалуй, он мог бы стать её покровителем и постоянным любовником. Давно в этом дворце не появлялись такие редкие экземпляры. И если не подсуетиться, то её переманят молодые хлыщи из Трианона. Чёртовы подлипалы! Несносная королева! Мария Антуанетта решила наплевать на традиции и покинула Версаль, покинула своего короля Людовика ХVI. А он, как собачонка, бегает теперь за ней, покорный прихотям самой Марии Антуанетты и этой интриганки графини Жюли де Полиньяк. А ещё братец короля граф Дартуа. Да ну их всех к чёрту! Весь цвет аристократии есть, был и будет в Версале!

Мария Луиза почувствовала себя очень неуютно под пристальным взглядом зелёно-карих прищуренных глаз герцога Дамора Пропре. Он очень неприятно улыбался, не разжимая губ, отчего лицо его становилось ещё более громоздким. Мария Луиза почему-то подумала о том, что голова герцога совершенно не подходит к его туловищу. Эту голову будто бы сняли с другого, более крупного человека и приставили к коротконогому шарообразному телу Ленуара Дамор Пропре.

– Вы маркиза де Сансильмонт? – тихо спросил герцог.

Его тон имел столь интимные нотки, что Мария Луиза смутилась.

– Да.

– И вы хотите быть представлены королеве?

– Да, хочу.

– Вы любите живопись? – неожиданно сменил тему герцог.

– Люблю, – просто ответила Мария Луиза. – Более того, я сама немного пишу.

– И что же вы предпочитаете писать?

Ленуар Дамор Пропре обводил взглядом фигуру Марии Луизы вверх-вниз, вверх-вниз.

– Мне нравится писать людей. Я только не очень умею обращаться с красками. У меня больше получается углём.

– А вы могли бы нарисовать меня? – улыбка герцога становилась шире, при этом он умудрялся не размыкать губ.

– Могла бы, почему нет, – ответила Мария Луиза, не понимая, к чему клонит этот высокомерный господин в тёмно-бордовом камзоле, так пристально, так настойчиво её разглядывающий.

– Значит, вы согласны?

– Согласна на что?

– Рисовать меня?

– И когда вы хотите чтобы я вас рисовала? – спросила Мария Луиза, понимая, что за обычными словами скрывается какой-то другой смысл. Но какой, она понять пока была не в состоянии.

– Сегодня ночью, к примеру.

– Ночью?

Герцог Дамор Пропре расхохотался. В самом деле, забавная девочка. Похоже, совершенно не искушённая.

Глава 8

8

Мария Луиза глубоко вздохнула и испуганно проснулась. Огонь свечи рождал на портьерах и обклеенных тканью стенах призрачных чудовищ.

– Не бойтесь, это я, – в дополнение к ночным кошмарам сказал мужской голос на ухо.

Растерянно, совершенно не понимая, что происходит, Мария Луиза смотрела на сидящего на краю её постели Ленуара Дамор Пропре.

– Я сплю? – спросила девушка.

– Вы уже пробудились, моя красавица.

Мария Луиза посмотрела на часы – два ночи. В её понемногу проясняющееся сознание начали проникать вопросы. Как он сюда попал? Как он вообще счёл возможным прийти к малознакомой девушке в такое время? И главное, как открыл её комнату? Ведь ключ от единственной двери, ведущей в её спальню, спокойно лежал у маркизы... Мария Луиза судорожно сунула руку под подушку. Ну да, лежит. Рядом с кинжалом.

– Как вы сюда попали?

– Вошёл через дверь, – герцог улыбался так, будто бы Мария Луиза уже согласилась ему отдаться.

– Вы не поняли вопроса, – Мария Луиза повысила голос. – Как вы вошли в закрытую дверь, ключ от которой у меня?

Девушка достала из-под подушки ключ и сунула его под самый нос Ленуару. В ответ тот, продолжая улыбаться, достал из нагрудного кармана своего камзола точно такой же ключ.

– У меня был второй.

– И где вы его взяли?

– У мадам де Бете, – просто ответил герцог.

– Мадам Бете дала вам ключ от моей спальни? – Мария Луиза не верила своим ушам! Значит, в этом дворце любой, кому взбредёт в голову приволочься к нёй ночью, беспрепятственно сделает это?!

– Моя дорогая маркиза, – проговорил Дамор Пропре тоном пастора-наставника. – Я понимаю, что вы ещё очень юны, но, тем не менее, тебе следует понять, что в этом мире, в этом дворце, в этом королевстве тебе не прожить без покровителя, – герцог путался, обращаясь к Марии Луизе то на «вы», то на «ты». – Ты будешь никому не нужна, на тебя никто не будет обращать внимания. У тебя не будет друзей.

– А разве здесь у меня могут быть друзья? – с усмешкой спросила Мария Луиза.

– Конечно, – герцог не понял иронии маркизы. – И они у тебя обязательно будут, моя девочка. И первым твоим другом и покровителем стану я.

– Вы?

– Я!

– Я должна буду спать с вами, так?

– Именно, – герцог потянулся к Марии Луизе и положил руку на её ступню.

– И вы уверены, что я соглашусь.

– Уверен.

– И чем же вызвана такая уверенность, если не секрет?

– Я богат. Я сказочно богат. Я могу обеспечить ваше будущее, маркиза. Найти вам мужа, дать приданое. Ведь у вас нет денег, как я понял. Вы приехали из Санси без достаточного количества ливров.

Мария Луиза чувствовала, как волна ярости поднимается от пальцев ног до самой макушки. Вот как! Всё уже решено, её покупают, и её мнения никто спрашивать не собирается!

– А если я скажу «нет»? – маркиза вновь сунула руку под подушку и на этот раз достала кинжал.

– Невозможно ответить «нет» такому мужчине, как я!

Герцог Ленуар Дамор Пропре сказал это уверенно, с нотками самолюбования в голосе. Похоже, оружие его не испугало.

Мария Луиза выставила кинжал впереди себя и с яростью в голосе сказала:

– Уберите руку!

– Ты умеешь пользоваться им? – герцог Дамор Пропре стал вести рукой выше, выше, почти подобрался к бедру. – Ты кокетничаешь, моя милая.

– Я сказала: нет, – Мария Луиза приставила кинжал к горлу герцога. – Уберите руку. Ещё одно ваше движение – и вы уже никогда и никем не сможете обладать!

– Ой, – отдёрнул руку Дамор Пропре. – А ты опасная девочка. И всё же я настаиваю. Ты сопротивляешься для вида. Ещё ни одна не отказала мне...

– Значит, я буду первой, – Мария Луиза откинула одеяло и вскочила с кровати. – А теперь убирайтесь из моей спальни.

– Возможно, – герцог как ни в чём не бывало продолжал улыбаться, – тебе стоит подумать над моим предложением. Без меня у тебя при дворе нет будущего.

– Посмотрим, – Мария Луиза наблюдала, как за герцогом закрывается массивная дубовая дверь.

Странный этот герцог. Мог запросто сейчас обезоружить её и забрать кинжал. Мария Луиза им действительно пользоваться не умела. А страх в глазах маркизы, похоже, только веселил Дамор Пропре. Он вёл себя, как жирный, наевшийся копчёного окорока кот, решивший поймать мышь. Есть уже не хочется, а вот поиграть стоит.

Мария Луиза поёжилась. Но не от холода. И даже не от визита Дамор Пропре, а от только что привидевшегося ей во сне.

Тьма, царившая ночью в комнатах Короля, казалось, сгустилась ещё больше. Её не в состоянии уже разогнать оставленные на ночь свечи. Тьма выползала из тёмных проёмов спален, промежуточных зал, из-под тяжёлых бархатных тканей. Мария Луиза неожиданно проснулась. Вернее, ей показалось, что проснулась. Её разбудило чувство неясной тревоги и тихим женским голосом сказало в самое ухо: «Идём!» И девушка пошла. Она с трудом влезла в «домашнее» платье. В таких разрешалось ходить по дворцу, в покоях придворных. Не вызывать же в самом деле, прислугу – расторопную, быструю, как моль, Мэл. К тому же, юная маркиза немного стеснялась её. Когда давно, кажется, в иной жизни, её одевали Селя или мадам Жозани, ничто не смущало Марию Луизу. А тут – руки чужой незнакомой женщины на её теле. Девушка каждый раз вздрагивала. Мария Луиза представила немой вопрос в глазах шестидесятилетней Мэл и кое-как оделась сама. «Идём, я жду тебя!» – настойчиво повторил незнакомый женский голос. Но вёл Марию Луизу не он, а какой-то внутренний компас. Она прошла несколько сквозных комнат, отделённых одна от другой только массивными портьерами, вынырнула в коридор и остановилась. Марии Луизе показалось, что она чувствует запах, неприятный, но знакомый. Как в часовне на кладбище, когда там отпевали покойников. Как на деревенском скотомогильнике. Сладковатый, приторный, заставляющий задыхаться запах смерти. Откуда он во дворце? Может, мышь или крыса? Чем дальше шла Мария Луиза, тем запах становился сильнее. От него уже тошнило и темнело в глазах. Нет, никакая мышь так пахнуть не может! Тогда что это? «Здесь!» – тихо прошептал голос, когда Мария Луиза остановилась возле тёмно-бордовой оконной портьеры немыслимого закоулка. Странное окно, оно не вело ни на улицу, ни в парк, а смотрело своим громадным проёмом в какую-то другую комнату, постоянно запертую на ключ. Придворные даже не знали, для чего или кого существует эта комната. В ней никогда никто не жил, кажется, в ней никто никогда не бывал. И странное окно постоянно зашторено. Мария Луиза с лязгом отодвинула одну портьеру и чуть не упала в обморок. Запах мертвеца ударил в нос с утроенной силой, на девушку с запрокинутой набок женской жёлто-синюшной головы смотрели открытые белесые глаза.

Глава 9

9

Из дневниковых записей Марии Луизы:

«Почему всю свою жизнь я куда-то иду или еду ночью? Сегодня, девятого июля, я задумалась об этом. Ночью я чувствую себя свободной. Вот и в Трианон я приехала далеко за полночь верхом на вороном жеребце. Я взяла в конюшне первого попавшегося, громадного, с горящими глазами. Я не знала, как зовут этого жеребца, и в тот момент почему-то не боялась, что он меня укусит огромными зубами. Он фыркал и трусил мордой, непокорный, бунтующий, как и я. Как хорошо, что Селя научила меня седлать коней когда-то. Тогда я даже не думала, что мне это может пригодиться. Забавы ради я научилась ещё доить корову и месить тесто. Знала бы об этом моя матушка!

Всю дорогу меня преследовал голос той убитой, неизвестной женщины: «Всё не так, как ты думаешь! Всё совсем не так, как тебе говорят!» В ярком свете луны мне повсюду мерещился её труп. В кроне придорожных дубов, в камышовых заводях. Один раз мне показалось, я вижу её прямо перед собой на дороге...»

***

Мария Луиза совершенно не понимала, куда она попала. Вдалеке, на фоне леса, под гигантской небесной свечой – луной – очертания дворца. Вероятно, Трианон. Но тогда что здесь делает деревня? И кто эти резвящиеся знатно одетые господа?

Мария Луиза спрыгнула с вороного жеребца. Её тут же окружили дамы и кавалеры в парадных камзолах и платьях для танцев, схватили лошадь под уздцы и куда-то увели. Потом десятки рук стали тянуться к Марии Луизе, трогать её, притягивать к себе.

– Что происходит? Где я? – испуганно спросила девушка.

– На величайшем празднике, который когда-либо устраивали боги, – нежно прошептала дама в маске тигрицы.

– Кто вы такие?

– Мы переставшие быть собой, – продолжала «тигрица», оттесняя от Марии Луизы остальных.

– Что это за место?

– Трианон, дитя моё. Самое прекрасное место на Земле.

Какой-то в пиратском облачении кавалер сунул в руку Марии Луизы маску – чёрную с прорезями для глаз, всю усыпанную блёстками.

– Что это? – Мария Луиза повернула маску вправо-влево.

– Маска тёмной феи, – рассмеялась «тигрица», а затем добавила: – Ты, видимо, приехала издалека, раз не знала о нашем карнавале?

– Я только что приехала из Версаля, – сказала Мария Луиза.

– Правда! – воскликнула дама-«тигрица». – И что же ты там делала?

И Мария Луиза рассказала странной незнакомке о своём путешествии из Санси в Париж, о голосе священника в Нотр Дам де Пари, о завораживающем танце бродячей артистки на паперти собора, о Версале и его обитателях. Рассказала даже о загадочном убийстве, произошедшем накануне. О том, как ей надоело ждать непонятно чего, и потому она поскакала ночью в Трианон. О своём удивлении при виде самой обычной деревни. Не сказала только о предупреждении, услышанном из уст безумного человека с гитарой.

– О, – воскликнула «тигрица». – Это не обычная деревня. Утром, при свете солнца, ты поймёшь почему. Это я придумала её, деревушку на территории замка. И моя идея так понравилась всем!

– Скажите, – Мария Луиза набрала в лёгкие больше воздуха, чтобы решиться задать этот вопрос, – а кто вы?

– На карнавале, когда мы надеваем маски, то забываем свои имена. Мы только веселимся, слушаем музыку, танцуем. Поэтому я советую и тебе надеть свою маску, тогда я покажу тебе все прелести ночного Трианона.

– Но я хотела бы спросить... – начала Мария Луиза.

– Тс, – дама-«тигрица» приложила изящный тонкий палец к её губам. – Ты задашь свои вопросы потом. А сейчас ты просто фея, попавшая в неведомое королевство.

Мария Луиза почувствовала, как незнакомка берёт её за руку и куда-то ведёт.

Они пошли по деревне. Самой обычной, похожей на ту, в какой не раз бывала Мария Луиза, когда жила в Санси. Небольшие каменные домики с крытыми соломой крышами, низкие деревянные заборчики. И... Посреди маленькой поляны стоял дядюшка Джо. Нет, присмотревшись, Мария Луиза поняла, что это вовсе не старый хромой цыган. Неизвестный молодой человек был одет почти как дядюшка Джо, и в руках у него скрипка. Взмах смычка – и над поляной пустились в пляс звуки задорной, знакомой Марии Луизе с детства мелодии.

– Потанцуем? – спросила «тигрица» и, не дожидаясь ответа, закружила Марию Луизу.

«Если я сплю или сошла с ума, то пусть всё это доставит мне наслаждение!» – подумала маркиза и отдалась власти танца. Так забавно смотреть на разряженных по последнему слову моды кавалеров и дам, скачущих под звуки крестьянской мелодии.

Скрипка смолкла.

– Пойдём, я покажу тебе мой садик, – голос «тигрицы» в ночи показался звоном серебряного колокольчика.

Теперь уже Мария Луиза окончательно стала верить в то, что она спит. Не было никакого побега из Версаля, не было неистовой скачки на вороном жеребце. А значит, нет и всего того, что она видит сейчас. Мостики, перекинутые через небольшие запруды, цветущие розовыми чарующими пахнущими цветами деревья. И это летом? Летом деревья не цветут! Резные скамейки, фонтанчики, статуи обнажённых девушек и существ, похожих на сатиров.

– Тебе нравится?

– Очень красиво, – ответила Мария Луиза своей спутнице.

– Я знаю. А мне очень нравится твоё платье. И то, как оно сочетается с маской тёмной феи.

– Платье? – Мария Луиза посмотрела на синее, в ночи почти чёрное, довольно уже поношенное дорожное платье. – Чем, интересно. Я бы давно выкинула его, если бы... – маркиза запнулась.

Глава 10

10

Быть преданной – безумство и бессилье.

Отброшенной – нежданный поворот.

И я ушла, как никогда красиво,

В одну из тысячи своих свобод.

Быть странницей. Быть просто выше.

Мечтать о встречах с ними день и ночь,

Но тот, кого я выбрала, не слышал,

Как уходила я красиво прочь.

Ведь что-то есть в бессилье и свободе,

И в отзвуке шагов.

Ведь так всегда уходят.

Всегда без слов.

Безымянная

Из дневниковых записей Марии Луизы:

«С нашей первой ночи прошло девять месяцев. Обычно по истечении этого времени у женщины появляется ребёнок. Из меня же вышла кровь и мёртвая плоть. Но даже если бы он родился живым, то оказался бы не нужным графу. Много дней боль раздирала меня. Физическая, но намного мучительнее душевная. Несколько дней я провалялась в забытьи. Не понимая, где я и что со мной. Я помню только мокрую тряпку на своём горячем лбу. Тряпка отвратительно пахла сыростью. Помню чьи-то голоса, среди которых, кажется, был и мой голос. Похоже, я бредила. Ещё в памяти осталось то ли видение, то ли сон. Я увидела юношу, продавшего мне «Монахиню». На этот раз я видела его очень отчётливо. Он якобы подошёл к моей кровати, остановился очень близко и смотрел. Его взгляд был ужасен. Абсолютно чёрные глаза, даже не видно зрачков. Женственное, не человеческое, скорее ангельское лицо. Он просто стоял и просто смотрел. Я не выдержала и захотела спросить, кто он и что ему от меня нужно. Но моё горло сдавил спазм, и я ничего не смогла сказать. Тем не менее, юноша ответил:

– Я стоящий на грани двух миров. На грани времён. На грани двух сил.

– Ты демон?

– А кто такие демоны? – усмехнулся юноша, и усмешка его была ужасна тем, что взгляд его при этом оставался прежним: пустым и холодным.

– Это те, кто обитает в аду, – я поняла, что отвечаю ему мысленно.

– А что такое ад?

– Вы не знаете, что такое ад?

– Я не человек и мне безразличны ваши человеческие сказки.

– А кто вы?

Юноша опять усмехнулся, а потом исчез.

Думаю, он был игрой моего воспалённого воображения, которое пыталось закрыть меня от реальности.

А в реальности...

Оказывается, Карл просто развлекался. А вместе с ним развлекались все: королева, придворные. У меня перед глазами до сих пор стоит насмешливо-сочувственное лицо герцога Ленуара Дамор Пропре.

– Моя девочка, неужели ты серьёзно думала, что он женится на тебе?

А рядом мадам Бете.

– Возвращайтесь в Версаль, милочка. Здесь вам больше нечего делать.

Шёпот и усмешки за спиной.

Холодные глаза Карла Дартуа.

– Я не давал тебе надежды. Я ничего не обещал.

Моя бедная мама была так наивна, отправляя меня ко двору, чтобы я нашла себе мужа... Брак давно здесь не в чести. Верность считается извращением. Если у придворной дамы нет помимо мужа любовника, её считают ущербной.

А начиналось всё так чарующе. Я помню... Хотя это было так недавно, я помню только обрывки чувств, событий...»

***

На следующий после знакомства день королева предложила Марии Луизе поехать в Париж.

– Тайно, моя милая, мы поедем тайно. Только ты, я и граф Дартуа. Никакой свиты, никакого надзора.

– Но Ваше Величество, вас узнают, – изумлённо ответила Мария Луиза, вспомнив рассказы мадам Жозани о тайных поездках королевы.

– Все знают, что я часто тайно езжу в Париж, – рассмеялась Мария Антуанетта. – Но никто не знает когда, в какое точно время.

– Вы не боитесь?

– Чего?

– Что всё-таки вас кто-то увидит?

– Я и Карл будем в масках. А тебя в Париже ещё никто не знает. Ну же, – королева крепко обняла Марию Луизу за талию. – Ты не должна бояться. В моём дворце красиво, но так однообразно...

Мария Антуанетта улыбалась, как если бы улыбался ребёнок, задумавший шалость. В этот момент королева исчезла. К маркизе прижималась и заглядывала в глаза очаровательная девушка с «серебряными» волосами.

***

Мария Луиза, королева и граф Дартуа, выйдя из кареты возле Театра Пале Рояль на улице Монпасье, погрузились в толпу подобно ножу, режущему хорошо взбитое сливочное масло. Непонятно зачем Мария Антуанетта решила прогуляться «инкогнито среди народа». Так она сказала сама. Марии Луизе её желание показалось странным. Тем более что и гулять особенно негде. Тогда нужно было отправиться в близлежащий парк. Там, по крайней мере, нет такой суматохи и толкотни. А тут нужно идти несколько десятков совершенно ненужных шагов. Хотя другие кареты останавливаются возле самых ступеней белого величественного здания – Театра комедии Пале Рояль.

– Сегодня многолюдно, – заметила королева, улыбаясь кончиками губ. Синяя бархатная маска закрывала почти всё её лицо, оставались только прорези для глаз и рта.

– Сегодня ставят «Маленькие вещички», – сказал граф Дартуа, смотря поверх человеческих голов, видимо, соображая, как им можно пройти сквозь толпу быстрее. – Между прочим, на музыку Моцарта.

– Вам не страшно? – спросила Мария Луиза королеву.