Тайны вдовьего дома

Глава 1

"За сим, уважаемая Елизавета Павловна, разрешите откланяться и позвольте ещё раз напомнить вам, что Анна Сергеевна будет ждать вас точно в срок к указанному числу.
С уважением,
Андрей Михайлович Дорохов, управляющий поместьем графов Шуваловых"

Ещё раз перечитав письмо, я крепко стиснула его в ладонях и прижала их к коленям.
В почтовой карете было тесно и душно. Локти приходилось держать крепко прижатыми к телу, чтобы они не мешали соседке — дородной даме лет тридцати, что направлялась в ближайший уездный город.
Но я не жаловалась. Счастье, что хранили в себе эти короткие и сухие строки, согревало меня весь этот долгий и мучительный путь по ухабистым дорогам.
Бумага была уже немного измята — это послание я перечитывала столько раз, что оно, кажется, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Анна Сергеевна Шувалова… Это имя звучало как спасительный колокол. Благородное, надёжное — словно само провидение протянуло мне руку помощи через эти строки. Я старалась не думать о том, что ждёт меня впереди, чтобы не омрачать крошечное тепло надежды, которое грело меня в эти холодные, однообразные дни пути.
Карета покачивалась на ухабах, и каждый рывок заставлял нас с соседкой невольно сталкиваться плечами. Женщина, сидевшая напротив, то и дело что-то бурчала про "вековые дороги, которые уж точно могли бы починить". Я едва заметно кивала, но ни слова не могла вымолвить в ответ. Разговоры не находили отклика в моём сердце, слишком переполненном страхом и ожиданием.

За окном тянулась унылая осенняя дорога. Поля, покрытые блеклой, увядшей травой, перемежались деревьями, оголёнными до самых веток — лишь кое-где упрямо цеплялись последние жёлтые листья. В воздухе витал сырой, промозглый запах опавшей листвы, а вдали, за узкой полосой леса, угадывались крыши каких-то домов, окутанные серым туманом. От этого однообразного, тягостного пейзажа глаза невольно слипались, но сон был чужд мне: мысли, словно упавшие листья, кружились в беспорядке, не давая обрести покой.

— Далеко ли вам ехать? — неожиданно нарушила молчание соседка, с любопытством глядя на меня из-под своей тёплой шали.
— В поместье Шуваловых, — коротко ответила я, стараясь говорить спокойно и ровно.

Имя Анны Сергеевны заставило её брови приподняться.
— Графиня Шувалова? Богатая вдова? — уточнила она с лёгкой ноткой зависти в голосе.

Я лишь кивнула, не желая углубляться в разговор. Объяснять, что еду туда не как гостья, а как служанка, не хотелось. Вдруг подумалось: сколько ещё людей, подобно этой женщине, узнав о моём назначении, будут шептаться о том, как низко пала наша семья?

Тепло надежды на мгновение угасло, уступив место тяжести воспоминаний. Слова управляющего, столь вежливые и формальные, были единственной ниточкой, связывающей меня с этим новым началом. Но я не могла забыть, что за этим новым началом лежало всё, что мы потеряли.

Отец… Я закрыла глаза, надеясь отогнать образ того рокового дня, когда в нашем доме раздался выстрел. Мой отец, офицер, гордость семьи, оказался слишком слаб перед безжалостными долгами и унижением. Его смерть оставила нас не только в бедности, но и в отчаянии.

Родственники быстро от нас отвернулись, не желая вешать вдову с двумя дочерьми себе на шею, и в этом горе мы остались совершенно одни.

Я вздохнула, расправляя в руках письмо. Это была моя последняя возможность. Если и здесь мне откажут, то Дарья и матушка окажутся в долговой яме, а я… я даже не знала, что буду делать дальше.

— Доезжаем, барышня, — проговорил ямщик через окно. — Скоро будем в Берёзовке.

Моё сердце вздрогнуло. Берёзовка. Это название я перечитывала в письме с особым волнением. Именно там, согласно словам управляющего, меня должна была ждать карета из поместья. Что, если никто не приедет? Что, если произошла ошибка? Или графиня нашла другую гувернантку?

О, Боже, я этого не переживу!

От этих мыслей по телу прокатилась волна холода, несмотря на тёплую шаль, наброшенную на плечи.
Карета сделала очередной рывок, и за поворотом дороги открылась небольшая станция. Деревянное здание с облупившейся краской, рядом — скромный домик для ямщиков. На коновязи стояли несколько лошадей, пара телег и небольшой, но изящный экипаж, явно не принадлежащий местным. Моё сердце заколотилось быстрее.

— Тпрууу! Стой, окоянные! Вот и прибыли! — обрадованно воскликнул ямщик, натягивая поводья.
— Остановка — час, господа! — с гордостью повторил ямщик, спрыгивая с козел. — Кто хочет размяться — милости просим. Лошадям отдохнуть надо, а вам тоже не вредно.

Соседка, не дожидаясь приглашения, взяла свою внушительную корзину и, бормоча что-то о непригодности почтовых станций, шагнула к зданию. За ней один за другим вышли остальные пассажиры, и, наконец, я, сжимая в руках свой саквояж, последовала их примеру.

Воздух был промозглым, влажным, пропитанным запахом сырой земли и осенней листвы. Шумел ветер, беспорядочно гоняя по двору сухие листья. Я медленно окинула взглядом станцию: скромное здание с покосившейся вывеской, пара лавок, на которых лениво развалились ямщики, и, конечно, экипаж, который изначально привлёк моё внимание.

Карета была аккуратной, ухоженной, и по её виду сразу становилось понятно, что она принадлежала состоятельным хозяевам. В душе вспыхнула искра надежды, но я тут же осекла себя. Рано радоваться, пока я не узнаю наверняка, приехали ли за мной.

У экипажа стоял молодой мужчина, одетый в тёмное дорожное пальто. Он бросил быстрый взгляд на нашу карету и, заметив меня, сделал шаг вперёд.
— Простите, барышня, — обратился он с лёгким поклоном. — Не вы ли Елизавета Павловна Беловы?
— Да, это я, — ответила я, стараясь говорить спокойно, хотя голос предательски дрогнул.

Мужчина выпрямился, вновь слегка поклонился и продолжил:
— Меня прислал Андрей Михайлович, управляющий поместьем графини Шуваловой. Позвольте взять ваш багаж.
— Благодарю, но я справлюсь, — поспешно возразила я, крепче сжимая саквояж.
— Как вам будет угодно, барышня, — он чуть заметно улыбнулся, показывая, что не собирается настаивать.

Глава 2

Карета свернула с главной дороги, и впереди показались величественные кованые ворота — высокие, с тонкой изящной резьбой. Они были приоткрыты, словно приглашая нас войти. Когда экипаж начал медленно продвигаться вперёд, я заметила каменные колонны, обвитые плющом, и внезапно почувствовала, как моё дыхание учащается.

— Приехали, барышня, — сказал кучер, останавливая лошадей. — Это уже владения графини.

Мой взгляд скользнул дальше, туда, где за воротами открывалась длинная подъездная аллея, обсаженная высокими липами. Листья на деревьях уже осыпались, и их сухой хруст был слышен даже через закрытые окна кареты, когда колёса проехали по рассыпанному ковру листвы.

Вдоль дороги, ведущей к дому, стояли мраморные статуи. Они изображали античных богинь и героев; их белоснежные силуэты резко выделялись на фоне серого неба. Среди них выделялась фигура богини с весами в руках — Фемиды, символа справедливости. Этот образ почему-то вызвал у меня неясное чувство тревоги.

Когда карета сделала последний поворот, моё сердце замерло: передо мной открылся дом. Нет — скорее, дворец. Главный фасад поместья, выкрашенный в светло-кремовый цвет, поражал своей симметрией и величием. Центральная часть здания украшалась высокими колоннами, поддерживающими массивный фронтон с гербом, вырезанным в камне. Высокие окна с тёмными ставнями были увенчаны аккуратными карнизами, а широкие мраморные ступени вели к массивной дубовой двери.

Перед домом располагался круглый газон, в центре которого возвышался фонтан. Вода в нём не струилась — уже наступили холода, — но даже без движения каменные фигуры дельфинов и нимф выглядели словно живыми.

— Дом огромен, не правда ли, барышня? — заметил кучер с особой гордостью в голосе, бросив взгляд на моё лицо через открытое окно, будто бы это он лично его построил, а не господа. — Барыня наша знает толк в архитектуре.

— Да, — прошептала я, не в силах оторвать взгляда от величия поместья.

Карета остановилась перед широким крыльцом, где меня уже ждал человек в добротной форме. Его выправка и спокойная уверенность выдавали опытного слугу, привыкшего действовать строго по указаниям. Форма выглядела безукоризненно, что сразу внушило мне некую надежду: графиня Шувалова явно денег на своих людей не жалела.

Мужчина подал мне руку, помогая выбраться из кареты.
— Прошу, барышня, следуйте за мной, — проговорил он, слегка поклонившись, но без лишних церемоний. — Управляющий ожидает вас внутри.

Я сжала свой скромный саквояж и поднялась по мраморным ступеням, следуя за ним. Войдя в дом, я была поражена масштабами: просторный вестибюль с высоким потолком, отделанный мрамором, стены украшены картинами и массивными канделябрами. Но времени любоваться не было.

Меня провели в небольшую комнату рядом с вестибюлем, где за столом сидел человек средних лет с резкими чертами лица и строгим, чуть насмешливым взглядом. Он поднялся, увидев меня.

— Елизавета Павловна? — проговорил он, внимательно оглядывая меня с ног до головы.
— Да, — кивнула я, чувствуя, как от его взгляда мне стало неловко.
— Андрей Михайлович Дорохов, управляющий. Рад приветствовать вас в поместье графини Шуваловой, — представился он, делая лёгкий поклон.

Его тон был вежливым, но в нём угадывалась привычная строгость человека, привыкшего оценивать людей и делать быстрые выводы. И, конечно же, некое пренебрежение. Несмотря на моё происхождение, Андрей Михайлович сейчас был в лучшем положении, чем я.

— Анна Сергеевна сейчас на вечерней молитве, — продолжил он. — После изволят почивать, так что встретить вас лично не смогут.

Моё сердце дрогнуло. Я надеялась, что графиня сможет принять меня сегодня, но теперь, видимо, придётся ждать до завтра.

— Завтра утром Анна Сергеевна пожелают встретиться с вами, — продолжал он, будто подмечая моё разочарование. — А пока вам выделена комната, где вы сможете отдохнуть с дороги.

Он обернулся и позвал:
— Пелагея!

На его зов почти сразу откликнулась молодая девушка с круглым, румяным лицом, одетая в простое платье и передник. Её тёмные волосы были аккуратно заплетены в косу.
— Ты проводишь барышню в её комнату, — распорядился он. — И смотри, чтобы ей ни в чём не было отказа.
— Слушаюсь, Андрей Михайлович, — ответила Пелагея, бросив на меня любопытный, но дружелюбный взгляд.
— Прошу, барышня, за мной, — обратилась ко мне девушка, жестом приглашая следовать за ней, и я послушно проследовала, поблагодарив управляющего на прощание.

Идя за Пелагеей по длинному коридору, я подмечала всё, что мог заметить невооружённый взгляд. Дом поражал своим величием, но в то же время в некоторых местах заметно было, что его богатство и красота слегка поблекли. Тем не менее, всё говорило о роскоши: тяжёлые бархатные портьеры на окнах, тщательно полированные деревянные панели.

Мы поднялись по узкой лестнице, явно предназначенной для прислуги, и оказались в небольшой прихожей, откуда Пелагея открыла дверь в маленькую комнату.
— Вот, барышня, — сказала она, пропуская меня вперёд.

Комната была скромной. Белые, чуть пожелтевшие от времени стены, простая кровать с деревянным изголовьем, небольшой стол и стул. У окна стоял старый, но чистый сундук. На полу лежал вытертый коврик, который всё же добавлял уюта.
— Не богато, конечно, но тепло, — заметила Пелагея, видя, как я осматриваю комнату. — Если что-то нужно, скажите, я всё устрою.
— Нет, спасибо, всё прекрасно, — ответила я, искренне чувствуя облегчение.

После всех лишений и унижений мне казалось, что и такая комната — настоящее спасение. Тихое место, где можно было бы укрыться и немного забыться.
Для полной картины не хватало только ужина. Завёрнутый в платочек пирожок был съеден ещё в обед, но просить крепостную я постеснялась.
К моему несчастью, в тот самый момент, когда я планировала поблагодарить Пелагею, в животе неожиданно громко забурчало. Я вспыхнула от смущения, мгновенно опустив глаза в пол, будто надеясь, что это хоть как-то спасёт меня от неловкости.
— Ох, барышня, так ведь вы, наверное, и не ели толком с дороги! — воскликнула Пелагея, явно не собираясь осуждать. Её тёплый и простой голос прозвучал так искренне, что я почувствовала себя чуть менее неловко.
— Прошу прощения, — пробормотала я, не поднимая глаз. — Дорога была длинной, и…
— Да что вы, какое уж тут! — перебила она с широкой улыбкой на румяном лице. — Сейчас я принесу вам ужин. Хоть не обессудьте, что прямо сюда, в комнату. Анна Сергеевна строго-настрого велят не накрывать в столовой после вечерни.
Я хотела было возразить, но бурчание в животе снова напомнило о себе, заставив меня осечься. Да и, если быть честной, я была слишком голодна, чтобы отказываться.
— Спасибо, Пелагея, — выдавила я, чувствуя, как щёки вновь заливает краска. — Не хотела беспокоить.
— Да что вы, барышня, — отмахнулась она, направляясь к двери. — Вы отдыхайте пока, я мигом вернусь.
Как только дверь за ней закрылась, я села на кровать, опустив лицо в ладони. Какой стыд!
Так опозориться перед крепостной прислугой... Но тут в памяти возникли измождённые лица матушки и Даши. Есть ли у них сейчас хоть что-то поесть? Переживают, наверное, за меня...
Грех берёшь на душу, Лиза! Гордость страдает твоя от того, что кусок хлеба попросила. А у других и шанса такого нет.
Я покачала головой, мысленно упрекая саму себя.
Какие глупости лезут в голову! Разве гордость — преимущество нищих? Матушка всегда говорила, что достоинство человека измеряется не тем, что он имеет или как выглядит, а тем, как он ведёт себя перед лицом трудностей. И сейчас моя задача — не только выжить, но и суметь взять на себя ответственность за семью. Пусть даже придётся переступить через свою гордость.

Глава 3

Утром меня разбудил лёгкий стук в дверь. Ещё не до конца проснувшись, я потянулась под грубым, но тёплым одеялом, чувствуя, как сонливость борется с осознанием новой реальности.
— Барышня? — голос Пелагеи был чуть приглушённым. — Пора вставать.
Я торопливо поднялась и привела себя в порядок, пригладив волосы и надеясь, что выгляжу прилично. Пелагея уже ждала у двери, когда я открыла её.
— Доброе утро, барышня, — с лёгким кивком произнесла она. — Завтрак уже готов, но надо поспешить. Анна Сергеевна после заутрени пожелают вас видеть.
— После заутрени? — переспросила я, удивляясь.
— Да, барыня наша, — пояснила Пелагея, — каждый день молитвы читает, особенно с тех пор как…
Она осеклась, будто собираясь сказать что-то лишнее. Я решила не настаивать, но это пробудило моё любопытство.
Узнать о своей благодетельнице было бы разумно, и я решила расспросить попозже Пелагею, что была довольно разговорчивой и с виду простодушной.
Спустя минут пятнадцать Пелагея вернулась с подносом. На нём стояла миска овсяной каши, ломоть хлеба и кувшин молока. Еда была проста, но питательна. Она поставила поднос на стол в моей комнате и с улыбкой произнесла:
— Вот, барышня, ваш завтрак. Барыня распорядились, чтобы всё подавали сюда. Как закончите, скажите — я приду за подносом.
Я поблагодарила её, чувствуя лёгкое облегчение. Это позволило избежать неловкости, если бы мне пришлось есть с прислугой.
Быстро позавтракав, я принялась прихорашиваться в ожидании служанки, но беспокойство никак не покидало меня. Что ждёт меня на встрече с графиней? Смогу ли я произвести достойное впечатление? Моя единственная приличная шерстяная юбка была немного потёрта на подоле, а блузка, хоть и аккуратно выстиранная, давно потеряла свежесть. Я пригладила волосы, стараясь скрыть нервозность.
Стук в дверь прервал мои размышления.
— Барышня, вы готовы? — донёсся голос Пелагеи.
— Да, войдите, — ответила я, бросая последний взгляд на своё отражение в маленьком настенном зеркале.

Пелагея вошла, быстро окинула меня взглядом и, видимо, осталась довольна.
— Барыня сейчас ждут вас в гостиной. Пойдёмте, барышня, — с улыбкой сказала она, приглашая следовать за ней.
Я вышла вслед за служанкой, стараясь не обращать внимания на то, как дрожат мои руки. Мы спустились по той же лестнице, по которой я поднималась вчера. Дом выглядел совершенно иначе при дневном свете. Широкие окна пропускали в коридоры мягкий утренний свет, играющий на деревянных панелях стен и мраморном полу. Но, несмотря на это, я не могла избавиться от ощущения холодности. Всё здесь было прекрасно, но словно лишено жизни.
— Пелагея, — не удержалась я, пытаясь хоть немного отвлечь себя от мыслей о предстоящем разговоре, — скажите, а ребёнок графини… Какой он?
До этого оживлённая и добродушная девушка вновь заметно напряглась. Её улыбка померкла, а лицо стало серьёзным.
— Барышня, всё скоро увидите сами, — проговорила она тихо, не поворачивая головы.
— Но…
— Анна Сергеевна сами всё расскажут, — быстро перебила она, ускоряя шаг.
Её реакция удивила и заставила меня внутренне напрячься ещё сильнее. Что-то явно было не так. Но что?
Мы остановились перед массивной двойной дверью, украшенной тонкой резьбой. Пелагея тихо постучала и, не дожидаясь ответа, приоткрыла одну створку.
— Барышня Елизавета Павловна прибыли, Анна Сергеевна, — сказала она, чуть склонив голову.
Изнутри раздался низкий, громогласный женский голос:
— Введите её.
Пелагея шагнула в сторону, жестом приглашая меня войти. Я вдохнула глубже, собирая все свои силы, и сделала шаг вперёд.
В гостиной царила торжественная тишина. Мягкий свет проникал через высокие окна, выхватывая блеск позолоты на мебели и мерцание хрустальной люстры. В центре комнаты, в кресле с высокой спинкой, как на троне, сидела графиня Анна Сергеевна.

Графиня Анна Сергеевна была тучной, светловолосой женщиной. Её пышное платье глубокого бордового цвета с тяжёлыми золотыми вышивками и оборками казалось бы излишне торжественным для обычного утра. В руках она держала маленький молитвенник с переплётом из кожи, украшенным позолотой, который спокойно закрыла, заметив меня.
Её взгляд — тяжёлый, почти давящий — тут же пришпилил меня к полу. Эти серо-голубые глаза, лишённые явного доброжелательства, изучали меня так, словно пытались оценить не только мою внешность, но и внутренние качества. Это было как холодное прикосновение — неприятное и неуютное.
— Подойди ближе, — приказала она, не поднимаясь.
Её голос звучал властно и немного резко, будто она привыкла, чтобы её просьбы всегда исполнялись немедленно. Хотя, наверное, так и было.
Я сделала шаг вперёд, но графиня махнула рукой, указывая на полосу света у окна.
— Нет, ближе к свету. Я хочу тебя рассмотреть как следует.
Грубость её слов больно царапнула меня, но я заставила себя сдержаться. Может, человек такой. Строгий, но справедливый. Я вспомнила деревенских слуг, Пелагею, и подумала, что, вероятно, Анна Сергеевна строга, но ценит и заботится о своих людях.
Поэтому, сглотнув ком вместе с подступившей к горлу гордостью, я шагнула вперёд.
Медленно подошла к окну, позволяя утреннему свету осветить моё лицо.
— Ну что же… — протянула графиня, разглядывая меня с головы до ног. В её взгляде скользнуло что-то, похожее на недовольство, но она не высказала его вслух. — Слишком худа. Да, худая. Но видно, что из приличного дома. Это радует.
Я почувствовала, как моё лицо горит от смущения и негодования. Она даже не пыталась завуалировать свои слова.
— Сколько тебе лет? — внезапно спросила она, отрывая глаза от моего платья и встречаясь со мной взглядом.
— Двадцать два, Анна Сергеевна, — ответила я, стараясь говорить спокойно, хотя голос дрогнул.
— Не слишком молода. Хммм, — кивнула она, словно разговаривала сама с собой, и умолкла. А потом…
— Болеешь чем? — внезапно спросила она, прищурив глаза.