1. Анналейса

Шарсол. Анналейса Дагейд

Большие хвалемеры на ратуше показывали девять с половиной хвалей, когда Анналейса Дагейд взялась за медное кольцо, потянула на себя тяжелую деревянную дверь и вошла в холл, пронизанный разноцветными лучами, проникающими сквозь витражные окна.

До этого она была в ратуше лишь однажды, пару лет назад, в день, когда душеприказчик огласил завещание, оставленное ее отцом, и назвал имя опекуна. Дядюшка Асмунд Игг. Кровный побратим горячо любимого батюшки и хороший друг погибшей вместе с отцом матушки. Дядюшка Игг заботился о дочерях Ивара Дагейда, как о родных. Но теперь и его не стало. Лейса и ее младшая сестра осиротели окончательно.

Долго осматриваться Анналейсе не дали.

― Рейва Дагейд? ― прозвучало издалека.

Лейса опустила запрокинутую к высоким арочным потолкам голову, отыскала взглядом душеприказчика ― плотного пожилого мужчину, облаченного в мантию законника.

― Мирного утра, ― поздоровалась вежливо, пытаясь улыбнуться. ― Я не опоздала?

― Нет, рейва. Вы как раз вовремя. Идемте. ― Душеприказчик дяди Асмунда не ответил на вымученную робкую улыбку. Он был суров и мрачен.

Лейса тоже нахмурилась, стерла остатки улыбки с миловидного личика. Она была не на шутку встревожена. Ступая легко и беззвучно, она испуганно, настороженно смотрела в спину законника из-под густых темных ресниц. Обычно смеющиеся яркие губы сжались в узкую полоску и почти слились по цвету с побледневшей кожей.

В комнате, куда привел Анналейсу законник, оказалось многолюдно: у дяди Асмунда не имелось жены и детей, зато была сестра и многочисленные племянники. Все они собрались на оглашение последней воли покойного и с настороженностью посматривали на любимицу своего родственника. Похоже, опасались, что все свое состояние рейв Игг оставил ей.

― Прошу тишины! ― душеприказчик уселся за единственный в комнате стол, вынул из выдвижного ящика зачарованный от огня, воды и вскрытия футляр, извлек из него свернутый в трубочку свиток. ― Оглашается последняя воля покойного рейва Асмунда Игга, гражданина Шарсола. Сей документ составлен года восемьсот девятого от Основания Лантерры, месяца десятого, числа шестого. Если кто-то из присутствующих имеет документ, составленный и заверенный позднее, прошу заявить об этом сейчас.

Родичи Асмунда взялись вопросительно переглядываться между собой, а Анналейса застыла, будто пораженная огненной стрелой мага из Дома Дня: четыре года! Ее опекун не обновлял свою волю целых четыре года! Значит, о ней в завещании не будет сказано ни слова, ведь дядюшка стал ее опекуном всего два года назад…

Если у кого-то из родственников рейва Игга и было более свежее завещание ― тот человек предпочел промолчать. Душеприказчик озвучил волю покойного, согласно которой все его состояние получил племянник ― старший сын сестры. Споря, возмущаясь и переругиваясь, семейство Иггов покинуло кабинет.

― Вы тоже можете быть свободны, рейва Дагейд, ― услышала Анналейса, но так и осталась сидеть на старом колченогом стуле с твердой прямой спинкой.

Ноги не хотели слушаться девушку. Сердце неровно трепыхалось, то замирая, то выбивая бешеную дробь по ребрам. Лейса прижала ладонь к груди ― туда, где под плотной тканью синей накидки скрывался подаренный дядей Асмундом медальон в простой серебряной оправе. Этот медальон еще вчера давал Анналейсе право распоряжаться своим имуществом от имени опекуна. Теперь же…

― Мне нужен совет, рейв Ньёрд. Мое имущество находилось в ведении дяди Асмунда. Что будет теперь с моим наследством, со мной и сестрой?

Душеприказчик отвел взгляд. Ему было неловко смотреть в полные слез синие глаза. Он знал: его слова станут для невинной девушки и ее младшей сестрички приговором. Но закон есть закон. Не он, рейв Ньёрд, законы придумал, и не ему их менять.

― До конца сего дня я обязан внести данные о розыске наследников вашего отца в королевский реестр. Если до полуночи вы предъявите мне нового законного опекуна…

― Но как мне искать нового опекуна, если его обязан был назначить дядя Асмунд?! ― в отчаянии перебила Лейса.

― Новым опекуном мог бы стать ваш муж, рейва Дагейд. Других способов избежать передачи вашего наследства в руки какого-нибудь неизвестного вам дальнего родственника я не вижу.

― Значит, муж… ― Анналейса встала, добралась до выхода из кабинета. Замерла на пороге. ― Где вас искать, рейв Ньёрд, если я не успею выйти замуж до закрытия ратуши?

― Вы так уверены, что успеете за каких-то двенадцать хвалей найти того, кто согласится жениться на вас, и не станет при этом мешать вам вести хозяйство, как делал это ваш опекун? Я буду у себя дома, рейва Дагейд, и обещаю, что не лягу спать до полуночи.

― Я должна ― значит, я сделаю, ― кивнула Лейса с решительностью, которой в глубине души вовсе не ощущала. ― Не прощаюсь, рейв Ньёрд.

― Успехов, дитя, ― кивнул законник двери, что беззвучно затворилась за спиной девушки.

=========================================

*Рейва - горожанка, уважительное обращение к девушкам и женщинам среднего сословия

2. Анналейса

Лейса вышла на крыльцо ратуши и остановилась. Не знала, куда бежать, за что хвататься. Домой ноги не несли: как она посмотрит в глаза шестилетней сестренке и старой няне? Что скажет? Что в полночь они останутся без денег и без крова? Родственники у отца, возможно, и есть ― дальние. Но когда они еще найдутся, и захотят ли дать приют сиротам? А дом освободить уже утром придется: его до появления новых хозяев закроют, магией запечатают, чтобы не пропало ничего.

К подругам тоже не пойдешь: во-первых, у каждой свои заботы с утра. Во-вторых, жениха, сидя на месте, не найти. Правда, у Каты брат старший неженатый есть, и он Анналейсе глазки давно строил. Да только беспутный он: пьет не в меру, работать не желает, зато на деньги играть любит. И ладно бы выигрывал… Нет! За Барга замуж идти ― не дело: он небольшое наследие Лейсы мигом в кабаках спустит.

Был у Анналейсы поклонник и посерьезнее. Рейв Бернхард, пасечник. Пчел разводил, мед гнал. Зажиточный господин, да только пожилой ― на двадцать пять лет старше, морщинистый, с кустистыми бровями и раздвоенной верхней губой. А характер у него ― не приведи дархи! Вот уж он хозяйство Дагейдов сразу к рукам приберет, няню за порог выставит, жену в черном теле держать будет, да и сестренку работать заставит, а малышке всего-то шесть лет...

Вспомнив о небольшом денежном вкладе, который сначала отец в местном банке хранил, а потом и опекун там же оставил, Лейса развернулась и пошла, еле переставляя ноги, вверх по главной улице Шарсола. Туда, где виднелась стоящая на холме каменная крепость. В крепости жили маги-аристократы, а из простых горожан там только банкиру с семьей поселиться позволили. Там и банк открыли.

Если законник, рейв Ньёрд, пока не внес данные о смерти опекуна в королевский реестр ― так, может, амулет дядюшки Асмунда все еще действует? Тогда можно было бы забрать из банка все деньги, припрятать в тайном месте, подальше от дома, а потом, если с замужеством не сложится, уехать из Шарсола и попытаться где-то в другом городе устроиться. Правда бежать из города в таком случае придется быстро ― пока никто не хватился.

Десятка золотых монет надолго не хватит, но месяц-другой продержаться можно, если расходовать экономно. А там, глядишь, и с работой сладится. Работы Анналейса никакой не боялась, но лучше всего знала гончарное дело ― отец ей все секреты передал, и лавку оставил, и гончарный круг, и с поставщиками белой и синей глины познакомил. Ох, обидно дело терять, но женщине никто патента не даст и без мужского присмотра торговать не позволит!

Погруженная в безрадостные мысли, Лейса брела по обочине, ничего вокруг не замечая. Не расслышала она и крик за спиной:

― Посторонись!

Только когда левое плечо обожгло резкой, нестерпимой болью, Анналейса шарахнулась в сторону, прижалась спиной к каменной стене дома, подняла на обидчиков глаза. Открыла рот ― и только выдохнула: мимо нее, нахлестывая коней, мчался элитный отряд боевых магов.

Лейса вжалась в стену еще сильнее. Перехватила ладонью скованное жгучей болью плечо, почувствовала под пальцами голую кожу и липкую теплую влагу.

― Кровь! ― зрачки синих глаз расширились. На ресницах проступили слезы.

Накидка испорчена, и рукав нарядной блузки из тонкой дорогой ткани порван в клочья…

В банк в таком виде уже не явишься, и женихов искать в разодранной, испачканной кровью одежде не получится. Стыдно людям на глаза показаться!

Вдруг светловолосый и светлоглазый боевой маг ― из тех, что ехали в конце отряда, остановил коня рядом с ней. Спешился.

― Что ж ты по сторонам совсем не смотришь, красавица? А ну как лошадь бы тебя сбила, да копытом ударила? Больно руке?

Лейса прикусила губу, чтобы не разрыдаться в голос. Кивнула молча: больно!

― Понимаю. ― В светлых глазах мага промелькнуло что-то, похожее на сочувствие. ― Ты ведь в крепость шла?

Она вновь кивнула. Теперь уже робко.

Мужчина перед Анналейсой стоял видный: рост как у пасечника, может, даже чуть выше. Плечи такие широкие, что на каждом по целому ящику синей бриальской глины поместится. Волосы светло-русые, почти белые ― как у всех магов ночи. Глаза светлые, то ли серые, то ли голубые ― так сразу и не решишь. Губы… таких губ она ни у одного мужчины еще не видела: четко очерченные, будто кармином обведенные, широкие, чувственные. Посмотришь на них ― и сразу сердечко сладко ёкает, и в животе тянет, и о поцелуях против воли думать начинаешь…

От таких мыслей даже боль в плече забылась, а в лицо краска бросилась.

― Ты хоть говорить-то умеешь, синеглазка? Представилась бы… ― улыбнулись эти самые губы, а у Лейсы голова закружилась: то ли от слабости, то ли от боли, то ли от улыбки этой завораживающей.

Анналейса вновь к стене прислонилась:

― Лейса меня зовут. ― Тут же опомнилась, исправилась. ― Рейва Анналейса Дагейд из Шарсола.

― А давай-ка, Лейса из Шарсола, я тебя до крепости подвезу? ― предложил маг, продолжая сводить с ума своей шальной улыбкой. ― Меня можешь Дьярви звать.

― Не надо, нэйт Дьярви. Что обо мне люди подумают, если я с незнакомым магом на одной лошади разъезжать стану? Городок у нас небольшой, все друг друга знают. Уже к вечеру в каждом доме о нас с вами судачить станут!

Лейса вздохнула. Проехаться на боевом коне в обнимку с магом-аристократом любая рейва втайне мечтает. Хоть и говорят, что с магами связываться ― не к добру.

3. Эйлерт

Эйлерт терпеть не мог, когда обижали женщин. На маг-майора, скакавшего впереди отряда и разгонявшего пеший люд, он не набросился только потому, что тот был далеко впереди, а нарушить строй ― значило устроить свалку и затоптать не один десяток местных жителей. Их на дороге, ведущей к крепости, было полным-полно.

«Я тебе еще припомню этот удар! ― пообещал мысленно Эйлерт, глядя в спину маг-майора. ― Не для того тебе плеть дали, чтобы честных горожанок уродовать!»

Когда поравнялся с рейвой, которую маг-майор плетью огрел ― придержал коня, чтобы узнать, как сильно пострадала несчастная. Разорванная накидка и окровавленный рукав заставили Эйлерта заскрипеть зубами. Он спешился, заглянул в синие, с поволокой слез, глаза под темными, с медным отливом ресницами ― и пропал.

Таких чистых, пронзительно-синих глаз у магов-аристократов никогда не встречалось. Родичи Эйлерта Вебранда из Дома Ночи отличались соломенным цветом волос и светло-серыми либо светло-голубыми, почти прозрачными глазами. У тех, кого магия Ночи обесцветила полностью, глаза иногда отливали красным.

У магов из Дома Дня волосы, как и глаза, были черными, и только черными. У Рассветных волосы напоминали цветом ржавчину или медь, а глаза ― свежий текучий мед. У Закатных и глаза, и волосы имели стальной оттенок.

Анналейса, так представилась юная рейва, которой на вид было никак не больше восемнадцати, поражала не только синевой глаз. Благородная тонкость черт, прямые брови вразлет делали ее личико выразительным и живым. А чуть вьющиеся локоны с каштановым оттенком, что выбивались из-под капюшона синей накидки, так и манили накрутить их на кулак, запрокинуть непокорную голову и испить сладость с нежных губ.

Эту девушку хотелось защищать. Рядом с ней хотелось улыбаться, флиртовать, шутить, чтобы с бледного личика ушло выражение затравленности и озабоченности. Но рейва Дагейд на флирт не отвечала, только смущалась, розовела скулами, прятала синеву глаз под тонкими веками…

Вот и на совершенно невинный вопрос о том, с какой целью направляется в крепость, Анналейса отвечать не захотела, но покраснела так, будто ее застукали в самой неловкой ситуации.

«Что-то тут не так, ― сказал себе Эйлерт Дьярви нэйт Вебранд. ― Неужели кто-то из магов принуждает невинную деву к неблаговидным поступкам? Надо бы разобраться».

Насколько было известно Эйлерту, связи между магами и простыми людьми не приветствовались, браки не признавались, а дети от такого союза никогда не получали признания, а порой исчезали или погибали при невыясненных обстоятельствах. Пожелать такой незавидной судьбы очаровательной синеглазке он никак не мог!

― Значит, не хочешь говорить, для чего в крепость идешь? ― переспросил настойчиво.

― В банк. Опекун велел снять несколько монет с вклада ― с поставщиками рассчитаться.

Анналейса отвела глаза, потерла пальчиком кончик задорного носа, и Эйлерт понял: юлит синеглазка. Скрывает правду. Нет, в том, что она идет в банк, маг не сомневался. Но вот озвученные девушкой цели оказались под большим вопросом.

― А кто твой опекун, Лейса? Чем промышляет? Может, я бы зашел к нему, купил чего полезного, заодно и познакомились бы.

― Нет! Не надо… ― замотала головой девица, да так рьяно, что капюшон с головы съехал.

― Это с каких пор торговцы от выгодных покупателей отказываются? ― хмыкнул невесело Эйлерт и поправил накидку на плечах попутчицы. ― Ты ведь понимаешь, что я ― человек небедный? Вдруг всю лавку разом скуплю?

Анналейса опустила голову. Эйлерту послышался тихий всхлип. Он остановился сам, придержал коня, которого вел в поводу. Прихватил синеглазку за подбородок и вынудил поднять голову.

― Рассказывай, ― потребовал командным тоном. ― Всю правду, как на духу!

По бледным щекам рейвы заструились слезы.

― Простите, нейт Дьярви. Я не должна! У вас свои заботы, ― завела она знакомую песню.

― Нет у меня забот, кроме одной ― драконов бить. Но до того еще дожить надо. А пока ― говори! Ну?! ― чуть прикрикнул Эйлерт.

Ты смотри, какая гордая синеглазка ему попалась! От помощи мага отказывается! Уламывать себя вынуждает.

Был бы он не в Шарсоле и знал бы, что впереди ― целая жизнь, может, и отмахнулся бы от чужой беды. Мало ли девиц из простонародья в нехорошие истории попадает? Всех не спасешь. Но вот эту, одну, напоследок… Отчего бы и нет? Хоть в ком-то добрую память по себе оставить, не считая друзей.

Пока Эйлерт все это обдумывал, Лейса решилась.

― Опекун наш умер давеча. Два дня, как схоронили. А сегодня душеприказчик завещание его читал…

― И что в нем?

― Ничего. Документ четыре года, как составлен. И имя нового опекуна на случай смерти дядюшки в нем не названо.

― То есть, ты без защиты осталась? ― сообразил Эйлерт.

Анналейса снова всхлипнула. Чуть кивнула ― насколько позволяла хватка его пальцев.

― Если бы я одна была, это еще полбеды. Но ведь и сестричка моя малая, и няня тоже на улице окажутся! ― начав откровенничать, остановиться Анналейса уже не могла.

«Кому и выговориться, если не случайному попутчику. Он выслушает, пожалеет и уйдет, забудет, а ей хоть на время легче станет», ― сообразил маг. Уходить он не спешил.

4. Анналейса

За лечение маг-целитель, прибывший с отрядом из столицы, не взял ни монетки. И баночку с ранозаживляющей мазью за простое «такки» (спасибо) отдал.

― За тебя нэйт Эй… Дьярви просил, ― пояснил серьезно. ― С ним и сочтемся. А ты иди, не вынуждай его ждать. Мазь в рану дважды в день втирай, чтобы уж точно никаких рубцов не осталось.

Застирать рукав от крови и прихватить прорехи в блузе и накидке удалось тут же: помощница целителя подала тазик с водой, принесла нитки цветные, набор швейных игл.

Через половину хвали Лейса уже стояла на пороге банка, гадая: ждать ли своего нового знакомого, или зайти и попытаться забрать отцовские деньги, пользуясь амулетом дядюшки Асмунда.

Нэйт Дьярви появился словно ниоткуда.

― Подлатали тебя, синеглазка? ― спросил ласково.

― Такки. Вы мне очень помогли, нэйт, ― Анналейса почтительно склонила голову и тут же выпрямилась, посмотрела вопросительно: что еще ее спаситель надумал? Для чего просил дождаться?

― Я обед в казарме пропустил. Есть у вас поблизости от крепости ресторация, где перекусить можно? ― озадачил ее маг.

Не о том у нее все мысли были! Ей бы успеть или в банк до закрытия, или в Храм до полуночи, а жениха все еще нет. И соображений о том, где его взять ― тоже нет. Разве что сам нэйт Дьярви ее замуж позовет. Только зачем ему это…

― Есть ресторация «От восхода до заката», но там дорого и не слишком вкусно, ― она подавила тяжелый вздох, рвущийся из груди. ― Лучше в тратторию к рейву Гагару наведаться. Накормит просто, но сытно.

― Веди, ― кивнул маг. ― Там и поговорим.

Подставил локоть. Анналейса положила на сильную руку маленькую теплую ладошку. Повела мага к воротам. Знакомые рейвы посматривали на нее с любопытством, кивали издалека в знак приветствия, но заговорить не пытались: Лейса шла с магом, да еще и незнакомым, а к ним простой люд без лишней надобности обращаться опасался. Вот останется Лейса без провожатого ― тогда и засыплют ее вопросами. Впрочем, это когда еще будет…

До траттории добрались быстро ― и четверти хвали не прошло. Уселись за деревянный стол с выскобленной дочиста столешницей в самом дальнем углу, за кадкой с лавровым деревцем, которое распространяло вокруг себя пряный аромат.

― Чего угодно, нэйт, рейва? ― подошел подавальщик.

Маг кивнул Анналейсе:

― Закажи мне обед по своему вкусу, только побольше. И себя не обдели. Угощаю.

Лейса кивнула понятливо, попросила принести нэйту горшочек наваристого грибного супа, рульку с пряными травами и пару рыбных расстегаев. Себе заказала расстегай с крольчатиной и кружку ягодного морса: аппетита не было, и она опасалась, что ей и одного расстегая много будет.

Маг ел в охотку. «Как в последний раз», ― вдруг подумалось Анналейсе. Она, хоть и горевала больше о собственных бедах, но слов Дьярви о том, что вернуться из Гнездовья живым он не надеется ― не забыла. И теперь, кроме беспокойства о себе, сестре и няне переживала еще и за него: молодой совсем. За что ему вот так ― едва из академии, и сразу на верную гибель?

Тем временем Дьярви утолил первый голод. Взялся обгрызать сочную, истекающую жиром рульку.

― Вижу, поесть горожане Шарсола любят, ― подмигнул задорно.

Лейса выдавила ответную улыбку. Ковырнула несъеденный расстегай и промолчала.

― Ладно, не буду томить, ― видя ее нахмуренные брови, сдался Дьярви. ― Выходи за меня замуж.

Вот так вот взял ― и предложил! Без предисловий, без намеков. В лоб!

Лейса задохнулась: он что ― шутит?! Жестокие шутки! Злые… Заглянула в светлые глаза, на дне которых притаилось бесшабашное веселье смертника. И вдруг поняла: не шутит маг. Серьезен, как никогда, но свое отчаянное желание жить прячет за напускным весельем.

Ну?! Думала ведь о том же самом? Так за чем дело стало? Вот ― маг будто угадал ее подспудное желание. Осталось только «да» сказать. Но прежде ― поверить, что не ослышалась. А то мало ли что почудится…

― Эй, синеглазка! Я, между прочим, волнуюсь! Ответа жду! ― нэйт Дьярви отодвинул в сторону блюдо с обгрызенной бараньей ножкой, вытер салфеткой лоснящиеся ягнячьим жиром губы, отхлебнул из высокой глиняной кружки пару глотков подогретой бракаренсы с травами. Чуть наклонился вперед, положил длинные цепкие пальцы поверх тонкого женского запястья. ― Понимаю, не ожидала. Но раздумывать некогда. Нам обоим спешить надо, так что решайся!

Лейса прижала свободную руку к груди, будто пыталась удержать выпрыгивающее из нее сердце. И ― кивнула.

― Это значит ― «да»? ― переспросил нэйт Дьярви.

― Кхе… да!.. ― отдышалась наконец Лейса. ― Да.

― Вот и хорошо! ― нэйт поднес руку девушки к губам, поцеловал коротко. И тут же стал деловитым и собранным. ― Заканчиваем обедать ― и в Храм. Знаю: муж из магов для горожанки не подарок. Но тебе замужней недолго ходить. Завтра овдовеешь. Амулет с разрешением вести дела от моего имени мы тебе сегодня выправим. Еще и в банк наведаемся, заберем твои сбережения.

― Нэйт Дьярви! ― остановила Лейса поток слов. Не отбирая руки, с неожиданной смелостью заглянула в лицо магу, спросила почти требовательно. ― Вам-то это все ― зачем?

5. Эйлерт

Шальная радость, будто изысканное игристое вино, струилась по венам Эйлерта ― женат! Не на холодной дочери Дома Ночи. Не на властной дочери Дома Дня. Не на скрытной дочери Дома Заката. И не на мнительной, ревнивой дочери Дома Рассвета. На открытой, искренней девушке из простого народа.

После брачной церемонии синеглазка осмелела. Поцелуя в ладонь ей показалось мало. Дождалась, когда он оторвался от нежной кожи на сгибе ее запястья, и тут же спросила требовательно:

― Поцелуешь меня, муж?

Спрашивала ― а у самой губы дрожали от робости. И вот как тут откажешь?

Он, не выпуская пальцев жены, подтянул ее к себе поближе, так, чтобы их разделяли только сцепленные руки. Наклонил голову, поймал нежные подрагивающие губы, втянул в себя ― обе сразу, тронул кончиком языка, пробуя на вкус.

Лейса задрожала, засопела носом взволнованно, а Эйлерта будто молнией пронзило от затылка до копчика, а отдельная ветка этой молнии в низ живота ударила острым разрядом. Он едва сдержал стон. Быстро отпустил губы жены, отодвинулся на полшага.

― Прости, синеглазка! ― произнес с сожалением. ― Если я сейчас по-настоящему тебя целовать начну, мы с тобой ни в банк, ни в ратушу не попадем, пока я всю тебя не попробую. Дело ― вперед, а на удовольствия у нас с тобой целая ночь будет.

Анналейса медленно кивнула в ответ, давая понять, что услышала. Судорожно вздохнула, прогоняя из глаз томную поволоку.

― В банк я потом одна сходить могу, ― то ли сообщила, то ли предложила. ― Главное, законника навестить, чтобы он родню отца через королевский реестр не начал разыскивать.

― Тогда идем в ратушу. ― Эйлерт даже обрадовался, что в крепость возвращаться не понадобится.

Если товарищи из отряда увидят у него на руке брачную метку ― потребуют, чтобы отметил с ними свою женитьбу. И отмечать будут, пока вечер ночью не сменится. А ему хотелось не хмель пить, а как можно дольше побыть с женой. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но и не дышать своей внезапной, как летний ливень, влюбленностью он уже не мог.

До кабинета законника шли все так же ― закрыв лица капюшонами. Эйлерт тайком от жены еще и магии отвлечения внимания добавил, чтобы уж точно никто их не разглядел и не запомнил. Теперь, когда синеглазка вступила в его род, магия откликнулась легко, почти без усилий. Будто тоже приняла его жену, потянулась к ней.

В ратушу успели незадолго до закрытия. Рейв Ньерд, душеприказчик, уже и мантию успел скинуть и в шкаф повесить. На вошедшую в кабинет парочку в капюшонах уставился с опаской:

― Кто такие? Зачем пожаловали? ― спросил настороженно, а сам потянулся рукой к поясу за кинжалом.

Эйлерт шевельнул пальцами тихонько, незаметно. Направил на кинжал тонкий ручеек магии. Ага! Непростая вещица, зачарованная! Сильному магу из Дома Ночи не опасна, но из простого человека мигом половину жизненной силы высосет, в обморок на пару дней отправит.

― Рейв Ньёрд, это я, Анналейса Дагейд! ― синеглазка поспешно скинула капюшон. ― Я и мой муж, Дьярви. Вот, смотрите! ― Она выставила вперед запястье с четырехцветным браслетом на коже. По разноцветным полоскам время от времени пробегали крохотные искорки.

― Рейва Дагейд! ― законник выдохнул, убрал руку с пояса, тяжелой походкой подошел к своему рабочему месту, опустился на стул. ― Значит, удалось вам… хорошо!

― Вы ведь отметите в реестре, что у меня теперь есть защитник?

― Отмечу. ― Законник перевел взгляд на Эйлерта, который, в отличие от жены, так и стоял в капюшоне. ― Как записать вас в свитки… уважаемый?

― Дьярви Ренсли из Бэлеса, ― представился Эйлерт вторым именем и фамилией не всего Дома Ночи, а рода своей матери. Такие фамилии только внутри Дома в ходу были, да и то не всякий их помнил.

― Пометил. ― Законник вывел несколько строк в гроссбухе с потертым кожаным переплетом, послал Лейсе сдержанную улыбку. ― Поздравляю, рейва Ренсли. И вас, и вашего мужа. Надеюсь познакомиться с ним поближе.

― В другой раз, ― Эйлерт пресек любопытство рейва Ньёрда самым категоричным тоном. ― Мы спешим.

― Тогда ступайте, ― неохотно кивнул законник. ― Мир да лад вам.

Анналейса поклонилась в ответ почтительно:

― Такки, рейв Ньерд! За добрые слова, за помощь!

Эйлерт же только кивнул коротко. Его, мага Дома Ночи, законы, написанные для простых людей, волновали мало, а те, кто этим законам служил ― и того меньше. Если бы не синеглазка с ее бедственным положением, ноги Эйлерта в ратуше не было бы! Нетерпеливо цапнул кланяющуюся жену за локоть, повел ее прочь из кабинета, из самого здания. Остановился только на пороге.

― Куда теперь? ― поторопил с решением.

Формальности хотелось завершить как можно скорее. Не терпелось утащить жену в постель, перестать делить ее со всем миром и показать, наконец, что сыновья Дома Ночи не только магией своей славятся. Нежданная влюбленность все больше поглощала его сердце, а мысль о скором расставании заставляла сжимать кулаки.

― Теперь за амулетом, который даст мне право вести свои дела от твоего имени, ― напомнила Лейса. Блеснула на мужа синевой глаз. ― Тебе ведь мое состояние и лавка гончарная без надобности?

6. Эйлерт

Он не удивился, когда жена повела его через черный ход на улицу ― на задний двор. В столице, в родительском доме и в академии, да и в крепости Шарсола вода подавалась в жилые комнаты по трубам и согревалась в специальных железных печах с топкой, расположенной под баком.

Простые жители Шарсола такой роскоши позволить себе никак не могли. Но зато, как и в других городах королевства, нашли более простой способ: наполняли водой баки, установленные на небольшой вышке. Солнце согревало баки и воду в них. Только зимой, когда приходили северные ветра и приносили с собой холодные дожди, пользоваться летним душем становилось невозможно. Но с ранней весны и до поздней осени солнечного тепла хватало, чтобы основательно прогреть воду.

Эйлерту уже приходилось мыться в таком душе ― во времена трехлетней войны, в доме местного жителя, на постой к которому отправили самого Эйлерта и трех его товарищей. Так что теперь он не растерялся и не удивился. Зашел за деревянную загородку, поманил за собой жену:

― Не робей, Лейса. У нас, магов, все как у обычных мужчин: две руки, две ноги, голова и прочие части тела. Помогай, раз обещала!

Синеглазка все же на миг смутилась, но тут же справилась с собой, подошла вплотную, стала развязывать шнурки его замшевого дублета. Ловкие женские пальцы справлялись с этой задачей играючи. А пока она возилась, Эйлерт одной рукой откинул с ее плеч тяжелые густые локоны, а другой принялся поглаживать нежную шею.

Прикасаться к теплой бархатистой коже жены было одно удовольствие! …почти незнакомое. Не испытывал он прежде к женщинам таких чувств, чтобы хотелось ласкать их и нежить бесконечно. Теперь же, когда каждое мгновение было пронизано пониманием, что все это ― в последний раз, ощущения непонятным образом усилились многократно.

Эйлерта разрывало на части от желания поспешить и от мрачной решимости не торопиться, наслаждаться как можно дольше каждой улыбкой, каждым соприкосновением губ, каждым движением и вздохом. Сдерживаемая чуть не с самого утра страсть распухала в нем, разрасталась темным грозовым облаком ― потрескивающим от напряжения, полным небесного огня и тяжелых водяных капель.

Дублет оказался стянут с его плеч. Неожиданно сильные пальчики жены взялись за нижнюю рубаху. Распустили завязки у ворота. Выпростали полы рубахи из-под широкого пояса штанов. Скользнули под ткань.

― А тебе тоже нравится, когда тебя гладят, Дьярви? ― шепнула Лейса.

О, эта обезоруживающая, пьянящая смесь детской наивности и женского кокетства!

― Нравится. Продолжай! ― задыхаясь, попросил Эйлерт.

Жена провела подушечками пальцев по кубикам мышц на его животе. Потерлась носом о ключицу. Придвинулась совсем близко ― так, что он чувствовал каждый ее вздох. Заглянула снизу в лицо, прикусила лукаво кончик языка, дразня улыбкой.

― Постой! ― маг поймал руки жены, поцеловал одну, другую. Его терпение было на исходе. ― Дальше я сам.

Быстро избавился от остатков одежды, встал под лейку, пустил прохладную воду, подставил под струю разгоряченное лицо. Он знал, что Лейса рассматривает его, но не стыдился себя, своего сильного тела и явных признаков мужественности. В ушах звучали музыкой сказанные женой еще в мастерской простые искренние слова: «Ты красивый!»

Немного остудив гудящую в мышцах силу, открыл глаза, протянул руки к Лейсе:

― Намылишь меня, синеглазка?

Лейса на миг опустила веки. Закатное солнце красными отблесками играло в ее волосах, тени от длинных ресниц лежали на скулах таинственными серыми мазками. Влажные губы взволнованно приоткрылись. Тонкая ткань нижнего платья почти не скрывала плавных изгибов фигуры. Их хотелось ласкать, трогать, пробовать на вкус. Но Эйлерт по-прежнему не позволял себе спешить.

Пусть его невинная жена привыкнет к мужскому телу, перестанет опасаться. Тогда их удовольствие будет общим, а единение ― полным. Ради этого стоит набраться выдержки!

Анналейса услышала его приглашение, решилась. Взяла с полочки глиняный горшочек с жидким мылом, шагнула поближе. Эйлерт перекрыл воду и теперь стоял, весь в сияющих дорожках влаги, сбегающей с длинных волос, и ждал. Зачерпнув немного из горшочка, жена растерла мыло между ладонями, потом положила руки ему на грудь и принялась намыливать круговыми движениями.

И снова каждое прикосновение, каждый круг он ощущал так остро, будто его кожа вдруг истончилась до прозрачности, будто все его тело превратилось в один огромный и чуткий орган, улавливающий тончайшие сигналы. Это было похоже на то, как он впервые ощутил поток магии. Только тогда было страшно от ответственности, а сейчас ― просто хорошо. Так хорошо, что почти не верилось. Особенно в то, что это больше не повторится…

― Волосы тоже промоем? ― вернул его в действительность голос Лейсы.

― Промоем. ― Эйлерт опустился коленями на дощатый настил, подставил под пальцы жены склоненную голову, а сам принялся поглаживать ее тонкие щиколотки.

Синеглазка не возражала и не вырывалась. Только руки ее время от времени подрагивали, когда пальцы мужа слишком уж чувствительно щекотали кожу.

― Тебе ведь приятно, Лейса? ― он снизу заглянул в склоненное к нему лицо жены. ― Тебя не пугает то, что я делаю?

― Мне… необычно, но хорошо, ― Лейса в волнении облизала губы и это заставило Эйлерта в очередной раз вздрогнуть. Он сглотнул и спросил хрипло. ― Хочешь, чтобы было еще лучше?

7. Анналейса

Эйлерт. Ее мужа зовут Эйлерт Дьярви нэйт Вебранд. Анналейса не разбиралась в родословных магов-аристократов. Полное имя мужа, которое он вдруг выдал ей в порыве отчаянного откровения, ничего ей не сказало. То, что Дьярви ― маг Дома Ночи, она знала и так. Достаточно было посмотреть на его светлые, почти белые волосы и светло-серые глаза.

«Запомни!» ― попросил муж.

Что ж, Лейса запомнила. Положила на отдельную почетную полочку в таинственном хранилище памяти. И тут же отвлеклась. С мужем происходило что-то странное. Он вдруг вцепился в нее, словно тонущий. Придушил в тесном захвате объятий.

А потом, когда начал говорить, точнее даже, приказывать, глядя ей в лицо белым взглядом безумца, чтобы она просила Ночь о счастливом посмертии для него ― вдруг поняла: муж с ней прощается. И не только с ней ― с жизнью. Пытается урвать, украсть, отобрать у времени последние мгновения счастья.

Сердце сжалось болью. Глаза тут же промокли. Лейса села, устроила голову мужа на коленях, прихватила пальцами за волосы, вынуждая лежать тихо. Взялась шептать что-то утешительное, поглаживая взрослого мужчину, как ребенка. Как свою малышку-сестру, когда та болела и плакала, призывая маму, которой почти не знала.

― Спой мне, ― вдруг попросил Эйлерт.

И это тоже было знакомо и привычно. У Мауры была любимая колыбельная ― напевная, протяжная. Лейса сглотнула соленый комок, на миг прижалась губами к покрытому бисеринками пота лбу мужа, выпрямилась и запела, покачивая, баюкая его самого и его отчаяние:

Где ты где, моя сторонушка,

За какою за рекой?

Где ты где, моя ты женушка,

Колокольчик нежный мой...

За рекою да за дальнею,

За широкою рекой

Ждет меня моя любимая,

Ждет давно меня домой...*

Эйлерт смежил веки. Лицо его разгладилось, черты смягчились.

― Голос твой ― как тот колокольчик… нежный… ― пробормотал еле слышно. ― Пой, Лейса. Пой, синеглазка моя. Последняя нечаянная радость…

Больше муж ничего не говорил, а вскоре по его приоткрывшимся губам и ровному дыханию Анналейса поняла, что он заснул. Подтянула к себе пару подушек, пристроила под спину, откинулась, закрыла глаза. Пальцы сами собой продолжали поглаживать и перебирать светлые пяди мужа, словно сплетая из них светлые легкие сны для усталого отчаявшегося мужчины.

А мысли тем временем гуляли на свободе, крутились вокруг событий прошедшего дня, выхватывая из памяти то одну картинку, то другую. Мауре муж Лейсы понравился. Малышка не сводила с него влюбленных глаз и с трудом согласилась пойти спать, не попрощавшись с дядей Дьярви.

Няне Эйлерт понравился намного меньше! Оно и не удивительно: простые люди понимали, что аристократы защищают их своей магией от многих опасностей мира. Это здесь, на северо-западе, было довольно тихо и мирно, пока не появлялись драконы. А на восточные границы королевства то и дело налетали не менее страшные твари с бивнями в руку длиной и острыми копытами. С юга порой приходили, преодолев старые невысокие горы, темнокожие дикари с полосатыми звериными шкурами на плечах, с рогатыми шлемами и отравленными наконечниками копий.

За защиту от всех этих тварей аристократам прощалось многое: и подати, которые порой казались непосильными, и излишние вольности, которые позволяли себе молодые, не нагулявшиеся и не совладавшие еще со своей силой маги. И даже то, что для них, аристократов, свои отдельные законы имелись. Где-то, возможно, более строгие, а где-то ― куда как более свободные!

Вот из-за законов рейва Калвина и хмурилась. Магии-то все равно, кого и с кем браком сочетать, и служители Храмов, согласно королевскому указу, женитьбе аристократов на простолюдинках не препятствовали. А вот сами аристократы мезальянсов не прощали, причем не своим сыновьям, а тем несчастным девицам, кто посмел этих сыновей полюбить. Не окажись она, Анналейса, в безвыходной ситуации ― ни за что не согласилась бы замуж за Эйлерта выйти!

Подумала так ― и тут же упрекнула себя: неблагодарная! Муж уже через пять хвалей отправится в Гнездовье, защищать Шарсол и ее, Анналейсу, от страшного драконьего нашествия! А она тут размышляет, как бы стала жить, если бы он вдруг оттуда вернулся… Пусть бы вернулся ― живой, невредимый! Чтобы провести с ним еще одну такую ночь, как эта. Чтобы видеть, как загорается страстью бледное лицо, как сияют серебром влюбленные глаза!

Анналейса сама не заметила, как тоже задремала, так и не поняв до конца ― чувствует ли она себя уже не девицей, а замужней женщиной? Изменилось ли что-нибудь в ней? Видно, не так много изменилась, если сразу и не почувствовала.

Ближе к утру, едва начало светать, Лейсу разбудил муж. Несколько хвалей сна освежили его, придали новых сил. Он встал, стараясь не шуметь и не тревожить ее, начал быстро одеваться.

― Ты куда так рано? ― потянулась она томно, изгибаясь грудью вперед и прикрывая зевок ладошкой.

Светлые глаза посмотрели на нее строго, почти холодно:

― Нам с рассветом выступать, а мне еще в крепость надо успеть, в казарму.

С Лейсы сонливость тут же слетела, как и не было. Она соскользнула с ложа, подобрала платье, которое удачно повисло, зацепившись за край подоконника, и полностью просохло за ночь. Натянула его поспешно, подошла к мужу, прижалась со спины, чтобы еще раз почувствовать его живое тепло.

8. Эйлерт

Шарсол просыпался. Эйлерт шагал по мощеным где лесиной, где булыжником улицам, привычно прислушиваясь к простым и понятным звукам мирной человеческой жизни. Где-то заскрипел ворот колодца, полилась, журча, вода. Где-то стукнули, отворяясь, ставни. Заплакал ребенок. Из приоткрытых дверей кондитерской лавки повеяло свежей сдобой. Эта спокойная размеренность только усиливала чувство его собственной инородности в этом мире, в этом городе.

Нет! Он не смог бы жить здесь, среди простых мастеровых и торговцев! Его судьба и предназначение в другом. Даже если бы его не ждал поход к Гнездовью, он все равно не смог бы остаться с женой. В лучшем случае ― увез бы ее с собой, попытался устроить где-то в столице ― тайком от родственников. Они никогда не признали бы настолько неравного брака: второй сын главы Дома Ночи, один из сильнейших магов в своем семействе ― и простая горшечница, дочь гончара!

Скрыть от товарищей брачный браслет вряд ли выйдет. Придется сказать, что женился. Но на ком ― он не признается, чтобы защитить синеглазку. Она заслуживает спокойной и счастливой жизни ― без него...

Крепость, до которой Эйлерт добрался, когда краешек солнца уже выглянул из-за макушек далекого леса, тоже не спала. На воротах сменялась стража. Конюшие прогуливали по двору лошадей, разминая их перед дальней дорогой. У стен казармы собирались небольшими группами по трое, по пятеро, маги отряда, в котором состоял и сам нэйт Вебранд.

― Эйлерт! Явился! ― заметил возвращение Эйлерта один из магов. ― И где это тебя носило всю ночь? Неужели решил напиться с горя?

― Слишком он свеж для того, кто возвращается с попойки! ― засмеялся другой.

― Так, может, его целитель освежил?

― Когда бы это? Эйли только-только в ворота вошел. Кстати, Эйлерт, что это у тебя на левой руке? Ты что ― цветочную вазу распилил и к плечу примотал?

― Ой, наверное, наш молчун нашел себе сговорчивую вдовушку и всю ночь у нее под боком грелся! Эйли, признавайся: ваза на руке ― это оберег от птички, в гнездышке которой ты ночевал, пока мы тут небо коптили?

― Небось, сладкая была цыпочка?

Все, кто слышал эти высказывания, захохотали.

Эйлерт сжал губы, сдвинул светлые брови. Сверкнул на хохмачей глазами. На шутливые вопросы он отвечать не спешил. Успеет еще наговориться потом, на привале. А пока лишь поежился от чрезмерной проницательности друзей, махнул им в знак приветствия и поспешил внутрь казармы ― забрать с койки свои вещи.

Только вышел ― раздался сигнал к построению.

Отряд в сорок человек тут же выстроился в четыре ряда по десять человек в каждом. Эйлерт стоял в заднем ряду, позади своих товарищей по боевой четверке. Четверки составлялись всегда по одному правилу: маг Рассвета, маг Дня, маг Заката и маг Ночи.

Отряды на построениях стояли так же: впереди всех ― рыжеволосые рассветники, за ними ― черноволосые сыны Дня, следом ― серые, как сумрак, закатники, а замыкали строй такие, как сам Эйлерт, бледные сыны Ночи.

― Вольно, бойцы! ― перед отрядом появился командир, маг-майор Лейк, в сопровождении своей четверки. ― Длинных речей толкать не буду. Вы и так знаете, для чего мы здесь. Драконы вернулись. По последним донесениям, пока что в небе замечены только драконы-разведчики. Но это означает, что со дня на день появятся и остальные. Мы должны добраться до Гнездовья раньше, чем твари начнут нападать на крестьян из приграничных поселений, и остановить их. Идти будем быстрым маршем, не отвлекаясь, не задерживаясь. Все готовы к выступлению?

― Да, дэй Лейк! ― в один голос отозвались маги.

― Тогда ― по коням! По городу едем четверо в ряд, держим строй. За чертой города перестраиваемся по двое. Десятая четверка ― в дозор!

Отдав командиру честь поднятыми вверх кулаками, маги разобрали уже оседланных лошадей, вскочили в седла. В тишине, без музыки, без боя барабанов, разобрались по четверкам и выехали из ворот крепости. Маг-майор Лейк со своей четверкой встал во главе отряда и сразу задал такой темп, что оглядываться по сторонам и переговариваться с боевыми товарищами было некогда.

В глубине души Эйлерт был этому даже рад. Он не хотел говорить о синеглазке. Не желал пока делиться даже с самыми верными друзьями своей небольшой тайной. Грубые, соленые шутки про вдовушку и про цветочную вазу неожиданно задели его. Ведь, сами того не понимая, шутники оскорбляли синеглазку. У Эйлерта даже кулаки зачесались, так ему хотелось вступиться за ее честь. Может, у девиц из простонародья не так и много той чести, но у законной жены мага она точно есть!

Порыв пришлось сдержать: не время и не место ссориться с теми, с кем идешь в бой. Да и не хотели боевые товарищи никого оскорбить. Просто им и в голову не могло прийти, что у него, Эйлерта, всего за день и любовь в сердце проснулась, и жена появилась. Подобное можно было ожидать от кого-то из рассветников, но никак не от холодного сына Дома Ночи.

Эйлерт тряхнул головой, отгоняя воспоминания о синеглазке, огляделся по сторонам, обнаружил, что отряд уже добрался до городской ратуши. Здесь, у ее стен, он только вчера спешился с коня, чтобы помочь незнакомой горожанке… Маг вдруг понял, что невольно ищет взглядом знакомый синий плащ, скрывающий тонкую девичью фигурку.

…и она нашлась.

Анналейса стояла на ответвлении боковой улочки, с непокрытой головой, с корзинкой в руках ― вроде как собиралась куда-то по делу, ― и рассматривала пролетающих мимо всадников, отыскивая среди них знакомое лицо.

9. Глоссарий

Глоссарий

Бракаренса ― хмельной напиток, медовая брагаГамба ― падальщики. Животные, которые перемещаются вслед за драконами и питаются объедками, оставшимися после драконов. Как выглядят гамба ― никто не знает, потому что они способны принимать форму любого объекта или предметаГнездовье ― неизученная область в горной котловине на северо-западной границе королевства Лантерра. Место, где драконы выводят потомствоДархи ― злые духи, способные причинять разнообразные мелкие неприятности. Традиционное ругательство жителей ЛантеррыДэй, дэя ― обращение к магам ДняКвелл, квелла ― обращение к магам ЗакатаМор, мора ― обращение к магам РассветаНэйт, нэйта ― обращения к магам НочиПустоловка ― река, берущая начало чуть выше Шарсола, и впадающая в Южное мореРейв, рейва ― вежливое обращение к простолюдинамСтилглен ― портовый город на юго-западе королевства, на берегу Южного моря.Столпы ― источники и одновременно потоки силы. Маги полагают, что Столпы обладают собственным, непостижимым для смертных людей разумомТакки ― спасибоТемплары ― храмовники, члены ордена храмовников, служителей храмов ЧетырехФраккан ― столица королевства ЛантерраХваля ― часШарсол ― приграничный городок и крепость на северо-западе королевства. Родной город Анналейсы
Загрузка...