День выдался пасмурным и в четыре часа за окнами школы уже начали сгущаться сыроватые апрельские сумерки. Заваленный грудами портьерной ткани длинный стол, возле которого стояли девчонки, быстро оказался в тени. Алёна, отложив портьеру, подошла к выключателю и щёлкнула клавишей. Актовый зал тут же затопило желтоватым светом трёх дюжин светодиодных ламп, придавшим лицам всех присутствующих болезненный вид.
– Спина уже болит, – потирая поясницу, пожаловалась Инга, похожая на диснеевскую принцессу Мериду обладательница по-киношному шикарных рыжих локонов.
– А вот не надо было на это соглашаться, – буркнула в ответ Лера, с ненавистью глядя на свою часть тёмно-бордового бархата.
– Конечно надо! – Инга выпрямилась и тряхнула огненно-рыжей гривой волос. – Мне эту контрольную ни за что не написать.
– Так готовиться надо было, а не развлекаться, – поддержала Леру Наташа.
Инга задиристо фыркнула и уже приготовилась ответить сразу обеим, как Алёна вклинилась между ними.
– Давайте лучше побыстрее закончим с этим, раз уж вляпались.
– Вляпались?! – тут же возмутилась Инга. – Вообще-то я вам одолжение сделала! Сидели бы сейчас мучились на алгебре!
– Зато тут мы будто отдыхаем! – в тон ей ответила Лера, на что Наташа согласно закивала.
– Всё бы ничего, – миролюбиво заметила Алёна, – если бы не этот запах…
– Да уж! – Инга явно обрадовалась возможности сменить тему. – Мне кажется, он не выветрится отсюда до Нового года!
Перебирая тяжёлую портьерную ткань, все четверо морщились от исходящего от неё ядрёного аромата лавандового кондиционера. Портьеры на днях привезли из химчистки и теперь их нужно было вернуть обратно на окна. Вешать их должны были попозже мальчики-старшеклассники, а пока девочки занимались тем, что проверяли целостность всех петель и подхватов. Инга сама вызвалась в ответ на предложение завхоза сделать это вместо последнего урока алгебры. Ей, заядлой троечнице, было трудно не соблазниться возможностью увильнуть от написания контрольной. И подруг на это подписала, не озаботившись спросить их согласия.
– Мы теперь тоже будем так пахнуть до Нового года… – снова проворчала Лера, однако на этот раз её ворчание никто не поддержал. Вместо этого Наташа отложила портьеру и взяла катушку красных ниток, чтобы вставить новую нить в иголку.
– А я вот вчера убедилась, что Евдокия Леонидовна – не человек. – Заявив такое, она оторвала нитку от катушки и, завязав узелок, с невозмутимым видом начала пришивать к портьере очередную полуоторванную петлю. На несколько секунд в актовом зале воцарилась тишина.
– Какова интрига, – первой высказалась Лера и подмигнула Алёне из-под блондинистой чёлки.
– А кто же она? – полюбопытствовала Инга, довольная тем, что разговор наконец зашёл о другом.
– Тварь последняя.
– Ого, – удивилась Алёна – рассудительную Наташу обычно было трудно чем-то задеть. – Что она тебе сделала?
Она живо представила интеллигентную Евдокию Леонидовну, их бывшую учительницу химии – высокую, всегда хорошо одетую, в шестьдесят лет всё ещё носящую обувь на каблуках. Да, она всегда была слегка замкнутой и не особо дружелюбной, но чтобы заслужить такой эпитет, которым её наградила Наташа, надо было постараться.
– Сейчас расскажу. – Наташа окинула подруг задумчивым взглядом. – Иду я вчера со школы и вижу, как девчонка лет семи мимо меня на роликах пролетает. Через десять метров врезается в бордюр и кувырком по асфальту. Наколенников на ней не было, ну и… – она многозначительно хмыкнула, – штаны в клочья, колени в мясо, щёку содрала, кровища, всё такое… Я подбегаю, она сидит, ревёт. Спрашиваю – дома есть кто? Она говорит – никого. Ну понятно, будний день, все на работе. А тут как раз Евдокия Леонидовна с магазина дефилирует. Я к ней, говорю – так и так, можно её к вам завести, пока скорую ждём? Хоть промыть, замотать чем. А она такая – нет, нельзя, она мне там всё кровью запачкает.
– Серьёзно? – то ли восхитилась, то ли ужаснулась Лера. – Так и сказала?
– Ага. Она же весь прошлый год была у меня репетитором по химии. Я к ней домой ходила, так у неё музей, а не квартира – белые стены, белые ковры на полу. Она меня заставляла чистые носки с собой приносить и одевать их, прежде чем заходить в квартиру.
– Серьёзно-о?!! – Лера захохотала в голос. Алёна с Ингой, недоверчиво улыбаясь, переглянулись. Наташа покачала головой.
– Вам смешно, а мне вот не до смеха было. Девчонка ревёт, я на её ноги и лицо даже глядеть боюсь. Пока скорую вызывала, аж руки тряслись. А эта стоит и смотрит так равнодушно. Даже не спросила, что с ней. А потом просто прошла и в подъезд. Я думала, может она выйдет, полотенце какое вынесет или бинт, но нет. Прям будто и не человек вовсе.
Договорив, Наташа уткнулась взглядом в портьеру. Некоторое время слышалось только шуршание ткани. Потом Лера сказала:
– Странно, что тебя это удивило. На самом деле вокруг много равнодушных людей.
Наташа подняла голову.
– Ты что, не поняла? Она не выглядела просто равнодушной. Вид крови с ободранной кожей её вообще никак не тронул – ей не было ни жалко, ни противно, ни страшно! И она словно бы даже не поняла о чём я ей говорила – ну про скорую и про то, что надо промыть раны… Как будто бы нормальным было дать этой девочке истечь кровью там, у подъезда! Разве не ужасно?
Дом стоял среди болот. Покрытые охристо-зелёным травянистым ковром, окутанные мертвенной тишиной и залитые лунным светом, они раскинулись так далеко, что казались бескрайними. Изредка, нарушая безмолвие, из лужиц чёрной воды, окаймлённых болотными травами, доносились глухие тягучие стоны – будто кто-то древний и неимоверное огромный пытался и никак не мог проснуться от долгой спячки. Редкие деревья с голыми ветвями, опутанные длинными серо-белыми плетями мха, выглядели заблудившимися странниками, кутающимися в ветхие лохмотья. Будто попав под действие ужасного заклятия, они навсегда утратили возможность двигаться и говорить и, окоченев, навеки замерли посреди лишённых жизни пустошей.
Дом был единственным, что нарушало эту безжизненность. За долгие годы, что он здесь стоял, его стены покрылись толстым слоем синевато-зелёного мха, а крышу опутал серебристый лишайник. Ступени невысокого крыльца покато уходили в непроницаемую неподвижную воду. Несмотря на мрачный вид, дом казался живым существом – пространство вокруг него выглядело чуть более тёплым, окрашенным в бледно-золотистые и тускло-розовые цвета, будто согретое его дыханием. В окнах иногда мелькали свет и чьи-то тени. Бывало, скрипела дверь, впуская и выпуская гостей и обитателей.
И сейчас в доме ощущалось чьё-то присутствие. Только на этот раз гость был непрошенным – он скрывался в темноте, хитрый и осторожный, молчаливо выжидая подходящий момент. В его немигающих глазах стыл иней, от дыхания в воздухе намерзало ледяное крошево. Выдавая его присутствие, повсюду расползался приторно-гнилостный запах стоячей воды. Он проникал в нос и горло, не давая нормально дышать. Стоя посреди комнаты, Алёна, спасаясь от него, прикрывала ладонью нижнюю часть лица. Она настороженно прислушиваясь к царящей вокруг тишине, ожидая не скрипнет ли пол под чьим-то крадущимся шагом, не послышится ли затаённый выдох, не окажется ли оно за спиной?
«От меня не убережёшься», – темнота плотоядно вздохнула совсем рядом и шею обдало влажной стылостью. Застигнутая врасплох, Алёна развернулась так резко, что в позвонках болезненно хрустнуло. Никого.
Она снова замерла. Главное, не поддаваться панике. От долгой неподвижности уже постанывали мышцы, в судорожно стиснутых пальцах начинало покалывать. Ещё минута и от рук, там, где на ладонях виднелись бело-розовые шрамы, заструилось слабое золотистое свечение.
Облегчение смешалось с разочарованием. Значит, снова всего лишь сон. Можно было бы выдохнуть, однако напряжение до конца не отпускало – слишком реальным казалось происходящее. Сделав над собой усилие, Алёна расцепила закоченевшие руки и развернула ладони, чуть выдвинув их перед собой. Исходящий от них свет заслонил её от тьмы полупрозрачным щитом и по рукам потекло приятное тепло, отогревая тело и давая силы. Так куда лучше.
Прислушиваясь, она подошла к двери и остановилась, осматриваясь. Длинный коридор, конец которого утопал в густой тьме, казался знакомым – ей уже доводилось бывать здесь, иначе откуда она знает о том, сколько шагов до поворота и куда надо свернуть? Она решительно перешагнула порог и деревянный пол скрипнул под ногами – будто поздоровался. Алёна прошла несколько шагов и толкнула первую попавшуюся на пути дверь. Однако на пороге замерла – следовало оглядеться: кто знает, что ждёт внутри...
Напротив двери светлел прямоугольник окна. Висящая за ним болезненно-бледная луна топила комнату в пыльно-лиловом свете. Пол поблёскивал, будто залитый водой. На стенах длинными изломанными пальцами шевелились тени от веток. А у окна кто-то стоял...
Алёна присмотрелась – женская фигура походила на вырезанную из бумаги куклу: такая же тонкая и безжизненная. Вся поза выдавала напряжение – руки прижаты к бокам, согнутые локти отведены за спину так, что, казалось, должны были бы причинять боль. В груди тревожно ёкнуло – Алёна узнала женщину.
– Ма-ам? – прошептала она от порога, не решаясь подойти ближе.
Услышав шёпот, мама вздрогнула, будто потревоженное слепое животное. Не оборачиваясь, она лишь повела головой слева направо, будто рисовала подбородком горизонтальную черту.
Принюхивается, чувствуя, как снова леденеют руки, догадалась Алёна. А если учует, тогда… что?
Ужас царапнул сердце. Из горла вырвался непрошенный всхлип и трепещущие тени-пальцы заметались по стенам стаей голодных рыб, жадно пожирающих брошенный щедрой рукой корм. Повеяло влагой, словно приоткрылась дверь в сочащийся прелой сыростью заброшенный подвал. Невидимый ветер раздул подол маминой ночной сорочки. Алёна до крови прикусила губу.
– Мама?… – голос прозвучал по-детски жалобно.
Коротким хищным движением мама изогнула шею, поворачиваясь на звук, и Алёна увидела восковое лицо с невидяще-распахнутыми глазами. Не глаза, а два размытых белых пятна.
Оконная занавеска затрепетала и хищно выгнулась парусом, хотя окно было по-прежнему закрыто…
– Они идут… – Из маминого рта вырвалось облачко пара.
– Кто идёт?... – Алёна обхватила себя за усыпанные ледяной крошкой плечи и скорее почувствовала, чем услышала за спиной чей-то вздох. Она стремительно развернулась всем телом и подобравшийся вплотную сгусток грязного сумрака поспешно отпрянул. Но не исчез – Алёна видела, что он притаился в нескольких шагах от неё. Да кто же ты? И что тебе нужно?! Она сделала пару шагов и медленно протянула источающую свет руку, надеясь и в то же время до ужаса боясь коснуться того, что таилось в темноте. И темнота, усмехнувшись, коснулась её в ответ…
После шумной кухни в комнате было притягательно тихо. Аккуратно заправленная постель будто спрашивала – не хочешь ли прилечь? Алёна хотела, ещё как.
«Я на минуточку, – садясь на кровать и откидываясь на подушку, подумала она, – пока Иришка доедает…»
Закрыла глаза и моментально провалилась в сон. И вновь оказалась в тумане. Только теперь он был ещё плотнее. Словно в дождевую тучу попала. Она пробиралась сквозь эту водянистую массу, дрожа от холода, раздвигая её онемевшими руками и всё равно ничего не видела даже прямо перед собой. Прозвучавший вдалеке вой застал её врасплох. Замерев, она быстро огляделась, но с таким же успехом можно было смотреть с закрытыми глазами.
Вой повторился, рассыпался на несколько голосов. Злые, визгливые, насмешливые – они перекликались между собой: одни будто бы что-то спрашивали, другие им отвечали. Теперь вой звучал словно бы отовсюду и перепуганная Алёна завертелась во все стороны. А когда заставила себя остановиться, то поняла, что потеряла направление. А вокруг уже звучал пронзительный хор, будто бы стая призрачных псов загоняла добычу. А она так некстати заблудилась! Как же глупо! Страх душной волной обдал тело. Уже не разбирая дороги, Алёна ускорила шаг в надежде выбраться из этого кошмарного места. Она шла, вытянув вперёд руками, торопясь изо всех сил, но как бы ни спешила, ничего вокруг не менялось. Не выдержав, она побежала, спотыкаясь и рискуя врезаться во что-нибудь, но в тумане по-прежнему не было видно просвета. Хотелось кричать, звать на помощь, но липкий страх забил горло и из него вырывалось лишь сбившееся сиплое дыхание. А вой догоняющей стаи звучал уже совсем рядом. Вот-вот тяжёлое тело обрушится на плечи, собьёт на землю и длинные острые зубы вопьются в шею... Ужас раскалённой иглой вонзился прямо в мозг – беги, беги изо всех сил! – и Алёна, взбрыкнув ногами, проснулась. Сердце колотилось, лоб взмок, руки судорожно комкали покрывало.
– Снова здорово… – Она мрачно уставилась в потолок.
Дурной сон высосал остатки сил, оставшиеся после сумасшедшей утренней прогулки. Алёна вяло собиралась, понимая, что безнадёжно опаздывает. Хорошо ещё, что Дайна не путалась под ногами как обычно – свернувшись в удивительно компактный для такой махины комочек, собака крепко спала.
Схватив сумку, Алёна выбежала в коридор. Родителей уже не было, сестрёнка сидела на лавочке, с сосредоточенным видом с помощью обувной ложки вдевая ногу в ботиночек. Алёна стянула с вешалки куртку, торопливо вдела руки в рукава.
– Придётся одеться потеплее, – она застегнула молнию, – ночью было холодновато.
– Хорошо, – Иришка – послушный ребёнок – без капризов натянула шапочку с весёлым жёлтым утёнком.
– Умница, – похвалила Алёна, – давай, выходим, – и вдруг, ощутив вину за то, что бросила её ночью, прибавила, – после школы я тебя заберу, если хочешь.
Иришкина сосредоточенная мордашка тут же просияла.
– Хочу! – в серых, как и Алёны, глазах вспыхнул радостный огонёк.
– Ну тогда как обычно, около двух, идёт?
– Идёт!
Сестрёнкина радость оказалась заразительной и впервые за этот так рано начавшийся день Алёна искренне улыбнулась. Улыбалась она и закрывая дверь на ключ, однако, когда они вышли из подъезда, её улыбка увяла. Мокрая после утреннего ливня земля казалась присыпанной белёсым порошком. Алёна присмотрелась – неужели снег? – и тут же поняла, что ошиблась. В воздухе не было той леденцовой приятной свежести, что всегда сопровождает снегопады. Напротив, едва уловимо пахло затхлым.
– Что это? – остановившись на краю крыльца и всплеснув ручками, в свою очередь громко изумилась Иришка. – Неужели снежок?!
– Пока не пойму, но надеюсь, что нет... – Алёна присела на корточки и протянула руку. От прикосновения на пальцы налипли мелкие бело-серые пушинки. Да лучше бы это был снег! Она машинально потёрла пальцы, растирая между ними частички остывшего пепла, и перевела взгляд на небо. Какой-то химический выброс? Может, и странный ночной туман – всего лишь его последствие? Или где-то случился пожар? И как же холодно – у неё уже озябли и пальцы, и коленки. Алёна ещё раз с сомнением окинула взглядом сестру.
– Ты не замёрзнешь, ребёнок?
– Не-а, – Иришка храбро покачала головой. – Не так уж и холодно.
– Ну ладно, – Алёна поднялась и, взяв сестру за руку, двинулась через двор. Обогнув их, мимо беспечно пробежал мальчик-первоклашка с огромным рюкзаком за спиной. А потом он вдруг встал как вкопанный и Алёна едва не врезалась в него. Сдержав возмущённый возглас, она взглянула, что же заставило его остановиться и невольно скривилась – посреди тротуара на спинке лежал голубь. Мёртвая птица жалобно прижимала к брюшку почерневшие скрюченные лапки. Сизые крылья бессильно распластались по припорошённой пеплом земле, а тоненькая шейка с потухшей радугой на пёрышках казалась надломленной. Алёна тут же почувствовала, как Иришкины пальчики впились в её ладонь.
– Фу, дохлятина! – Мальчик коснулся тушки носком ботинка.
– Не трогай! – Сама не зная почему, Алёна ухватила его за плечо. Он оглянулся непонимающе, вывернулся и, перепрыгнув через мёртвую птицу, помчался дальше.
– Птичка что – умерла? – Иришка смотрела на птицу огромными испуганными глазами.
– Умерла. – Алёне ничего не оставалось, как признать очевидное. – Наверное, старенькая уже совсем была, – как могла, выкрутилась она.