Тебе не сбежать

Глава 1

Ловко лавирую между столиками и начинающими расходиться посетителями ресторана. Моя смена подходит к концу. Ноги гудят от бесконечного бегания на высоких, пусть и удобных каблуках. Узкая юбка то и дело перекручивается, сковывая движения, отчего приходится передвигаться крошечными шажками. Вздохнув, незаметно сбиваю струйкой воздуха выбившуюся из хвоста волосинку, постоянно щекочущую нос. На минуту прячусь в служебном туалете. Поправляю скосившуюся юбку. Смачиваю пальцы прохладной водой и аккуратно протираю лицо, чтобы не повредить макияж.

Ещё месяц назад я работала в нашей местной кофейне, где из формы у меня был только передник, а из косметики — гигиеническая помада. Зарплаты и чаевых хватало на то, чтобы прилично питаться и покупать необходимые лекарства бабуле. Вот только больше ни на что не оставалось. Если после института опаздывала на автобус, приходилось ходить пешком по пятнадцать километров. Когда пожаловалась на это вузовской подруге, она заявила, что в ресторане, где она работает, как раз уволилась одна официантка. Уже вечером того же дня я проходила собеседование. Запросы у начальства, конечно, аховские, вплоть до умения вести светские беседы и знания этикета. Но учитывая, что бабушка с детства втолковывала мне о том, что у нас дворянские корни, то и манеры мне прививала такие, что и в высшем свете не облажаюсь. Только кому они нужны в нашем небольшом городишке, где из королевского только креветки в супермаркете?

Промакиваю лишнюю влагу одноразовым полотенцем и поправляю волосы. Улыбаюсь отражению, мысленно заверяя его, что остался всего час работы, и я сниму эти ужасные туфли и обтягивающую одежду. И блузка, и юбка настолько плотно липнут к телу, что не оставляют пространства для фантазии. Мне даже пришлось купить эти ужасные верёвочки, называющиеся стрингами и врезающиеся между ягодиц. Мало того, что мне было настолько стыдно их покупать, что это пришлось сделать Лизе, так ещё и бегать в них по девять-двенадцать часов — настоящее испытание.

Набрав полные лёгкие воздуха, возвращаюсь в стремительно пустеющий зал ресторана. Мужчина с моего столика даёт знак подойти. Отделяюсь от ещё двух девчонок-официанток, так же стоящих у специальной стойки, и направляюсь к нему. Не доходя столика, растягиваюсь улыбкой и становлюсь между ним и его спутницей. Она бросает на меня пренебрежительный взгляд. Ещё бы. Наш ресторан посещают короли города, а мы всего лишь обслуга, не имеющая права даже смотреть на них.

- Что-то ещё желаете? – спрашиваю вежливо, доставая блокнот и ручку.

Ощущаю на себе жаркий взгляд посетителя. Осторожно сглатываю, понимая, что краснею, когда он останавливается на моей груди и мерзко облизывает свои тонкие губы.

- Десерт. – проговаривает, не отрываясь от созерцания нервно колышущегося бюста.

- Конечно. Могу порекомендовать вам десерты от нашего шеф-повара: «Павлову», Тирамису с трюфелем, «Джелато» или фирменный чизкейк.

- Я бы не отказался от конфетки.

Щёки ещё сильнее загораются стыдом и возмущением. Треснуть бы его блокнотом, но на таких людей даже смотреть опасно.

- С полным списком десертов можете ознакомиться в меню. – улыбаюсь до треска, тихонечко отходя назад. – Позовите меня, как определитесь. Простите, но меня зовёт другой столик.

Сбегаю так быстро, насколько это возможно в душащей движения юбке и на каблуках. Быстро дышу, восстанавливая стабильную работу нервной системы, и возвращаю на лицо улыбку, шагая сначала к стойке за меню, а следом к новоприбывшим.

- Добрый вечер. Меня зовут Дарина, и сегодня я буду вашим официантом. – раскладываю перед четырьмя мужчинами жутковатого вида меню. Пальцы начинают дрожать, стоит поймать плотоядный взгляд одного из них. Высокий, лет под тридцать, тёмный и смазливый. Но в глазах такой лёд, что едва сдерживаюсь, чтобы не поёжиться от этих пугающих пустых глаз. – Позовите, когда определитесь с заказом.

- Не спеши, куколка. – лениво таранит тот, что смотрел на меня так, словно я кусок мяса. Судорожно вдыхаю и улыбаюсь, ожидая его слов. – Принеси-ка нам бутылку лучшего виски, что у вас есть. – опускает глаза на меню и листает его. Остальные трое тоже забыли о моём существовании. Оглядываю зал в надежде, что меня зовут другие посетители, но все увлечены едой, питьём и разговорами. Лицо со шрамом поднимается вверх. По спине сползает ледяная волна неконтролируемого страха. Поджилки трясутся. Прячу пальцы в переднике, скрывая их дрожь. Я слышала сказки о криминальных авторитетах в городах, но не верила в них, пока не увидела этого человека. – Стейк с кровью. – скалится он и добавляет ещё приличный список блюд, из которого становится ясно, что уходить в ближайшем будущем они не собираются.

Так и случается. Остальные столики просят счёт и расходятся. Убираем с девчонками посуду. Зал совсем пустеет, а компания мужчин всё распивает виски и похабно гогочет на всё помещение. С мольбой смотрю на нашего охранника — Гришу, но он только качает головой. Ресторан работает, пока не уйдут последние гости. Выгонять их никто не станет. Единственное право персонала — отказать в дальнейшем обслуживании, так как кухня и бар закрываются ровно в полночь.

Девчонки расходятся, одарив меня сочувственными взглядами и словами поддержки.

- Надеюсь, на чаевые они не пожлобятся. - подмигивает Сашка, прежде чем оставить меня в зале одну.

А я вот очень сильно надеюсь, что они просто уйдут, а не начнут всё тут крушить и стрелять в потолок. Мама, как хочется домой. И как мне страшно оставаться с ними наедине. Гришка не в счёт, он сидит в комнате охраны, смотрит камеры. Да и что он один против этих четырёх громил сделает?

От страха комкаю завязку передника и переминаюсь с ноги на ногу, мечтая, чтобы они просто ушли, не вспомнив обо мне. Только сбыться моим мечтаниям не суждено. Про меня всё же вспоминают часа через пол. Бритый амбал поднимает голову и растягивает рот, выставляя жёлтые зубы.

- Куколка, присоединяйся к нам. Мы тебя не обидим. Накормим, напоим…

Глава 2

В висках стучит. Голова трещит и будто бы расколота на части. В ней что-то пульсирует и стреляет. Губы, ротовая полость и горло пересушены. Язык липнет к нёбу. Тело кажется неестественно тяжёлым. Руки и ноги не подчиняются, отказываясь шевелиться. Веки не поднимаются. Кажется, что проваливаюсь куда-то. Падая, теряю частички себя. Только тошнота, ворочающаяся в желудке, подсказывает, что я не сплю. Как и глухие, смазанные голоса моих похитителей. Кошмар наяву.

Я бы хотела не помнить, как уже около такси меня ударили по голове и затащили в машину, но, к сожалению, полное забытье было минутным. Дальше пошло разорванное слайд-шоу из звуков, запахов, ощущений. Обрывки сознания, в которых мне чудился тошнотворный запах лука, виски и сигарет. И густой ледяной голос «Шрама». Не понимаю, сны это, отголоски пережитого или реальность, но кто-то меня похитил. Если бы могла кричать — разорвала бы связки, но звала бы на помощь. Могла бы сбежать — бежала бы, пока не стёрла ноги до коленей. Но, кажется, меня чем-то накачали. Или это последствия удара. Я просто лежу, слушая неразборчивые переговоры мужчин. Даже не страшно. Только почему-то ужасно холодно. Хочется сжаться, свернуться калачиком, прижать колени к груди и уснуть.

Дёргаю ногами, рефлекс проходит, но они не двигаются. Повторяю жест, но уже немного сильнее. Щиколотки словно держит кто-то. Когда пытаюсь пошевелить руками, результат тот же. Осторожно открываю глаза, видя тёмный деревянный потолок с какими-то полосами. Несколько минут лежу, пока зрение не становится достаточно чётким, чтобы понять, что это не полосы вовсе, а балки. Низко висящая лампа с грушевидным плафоном. Дальше ровным рядом ещё несколько таких же ламп. Тёмные стены с какими-то досками или картинами — зрение ещё подводит. Предпринимаю ещё одну попытку пошевелиться, но в этот раз чётко ощущаю, как врезаются в щиколотки и запястья тонкие верёвки. Перебрасываю взгляд на свои ноги, но их нет. Часто дыша, уговариваю себя не паниковать. Только слёзы уже текут к вискам. Роняю голову набок, кусая высушенные губы. На периферии мелькает что-то длинное и светлое на фоне зелёного. Часто-часто моргаю, прогоняя слёзы. И когда мне удаётся рассмотреть свою полностью голую ногу, привязанную верёвкой к ножке бильярдного стола, вгрызаюсь в язык, только бы не заверещать раньше времени.

Дышать начинаю глубоко и размеренно. Сердце остервенело считает рёбра, подгоняя тошноту к горлу. Скашиваю взгляд, инспектируя свои обнажённые не только ноги, но и всё остальное. Грудь качает воздух, как насос. Поднимается и опускается с такими перепадами, что я задыхаюсь. Дёргаю руками и ногами, но лишь сильнее раню кожу.

- О, очухалась селёдка. – прилетает металлический голос одного из тех, кто был в ресторане.

Потерянными глазами гляжу на него и, заикаясь, умоляю:

- Отпустите м-меня. Я никому ничего н-не скажу.

- Пупсик, если бы мы боялись, что ты станешь трепаться, твой труп уже валялся бы в канаве.

- Ты нам понравилась. – долетает откуда-то сзади голос бритоголового. – Но была такая холодная, что мы решили тебя согреть.

Дружный, мерзкий смех, оседающий на коже слизью, забирает последние капельки логического мышления.

Набрав полные лёгкие кислорода, выпускаю его вместе с громким, полным ужаса криком. Вою, пока не начинаю хрипеть, а по итогу не закашливаюсь. Безрезультатно дрыгаю руками и ногами. Изуверы только смеются над моими метаниями. Трое окружают бильярдный стол, к которому я привязана. Их руки везде. Они тискают грудь, сжимают и таскают за соски. Оставляют синяки на ногах и рёбрах.

- Не надо! Отпустите! Хватит! Умоляю, не трогайте! Прошу вас!

Захлёбываясь рыданиями, срываю горло, но продолжаю хрипеть и сипеть. Извиваюсь, раздирая руки в кровь, а душегубы всё смеются и делают больнее. Слёзы пропитывают волосы. Щиплют щёки и губы. Кажется, что их руки везде и сразу. Что ни осталось ни одного квадратика тела, который они не замарали.

Боже мой, почему они это делают?

- Я н-не-е-е по-о-ойду-у-у-у в полицию-у-у-у. – выдавливаю воем, заикаясь.

- Ты уже никуда не пойдёшь, пупсик. Расслабься и наслаждайся.

- Не-е-е-е-е-ет!!! – бешено кручу головой.

Боже мой, они же сейчас изнасилуют меня. Все. Вместе или по очереди — я не знаю. А потом они меня убьют. Но я не переживу и первого. А как без меня бабуля? Она тоже не переживёт. У неё уже три инсульта. Я даже не жила ещё. Не целовалась ни разу. Не была в ночном клубе. Не пробовала тайскую еду. Я вообще ничего не пробовала.

Пальцы бритоголового лезут мне между ног. Трут, словно наждак. Вжимаюсь в бильярдный стол, но бежать мне некуда. Остальные двое расстёгивают штаны, снимают трусы и сжимают свои штуки, елозя по ним руками.

Господи-Боже, помоги мне.

- Сейчас мы научим тебя уважению. – хрипит лысый, забираясь на стол и пристраивая ужасный агрегат мне между ног.

- Не надо. Я… Я… Девственница. – выдавливаю шёпотом.

Бритый замирает. Его лицо становится похоже на восковую маску. Он сползает на пол и зачехляется.

Неужели он не тронул меня, потому что я невинная? В них есть что-то человеческое?

- А вот это мы сейчас проверим. – разносится холодный, густой голос Шрама. Он выходит откуда-то из-за моей головы, держа в руках бильярдный кий. – Девственница, говоришь?

- Да. – выдыхаю задушено. – Я никогда… Умоляю вас, не надо. Отпустите меня. Я никому ничего не расскажу. Уволюсь из ресторана. Уеду из города, и вы больше никогда меня не увидите. У меня бабушка больная. Она не сможет без меня. Молю, отпустите… - шепчу, надрывая изувеченное горло.

- Отпустим. Не волнуйся. – улыбается Шрам, медленно обходя стол. Останавливается с другой стороны и смотрит на мою ничем неприкрытую плоть. Так хочется сжаться и спрятаться, но могу только зажмуриться, чтобы не видеть лиц своих мучителей. – Обязательно отпустим. Как только ты расплатишься за мой испорченный вечер.

Что-то холодное и гладкое касается меня там. Резво распахиваю веки и вижу, как он водит кончиком кия вдоль входа.

Глава 3

Вслушиваюсь в тихие, больше похожие на шорох шаги. Зажимаю рот обеими руками, лишь бы не скулить и не реветь. Ссутуливаю плечи и втягиваю в них шею. Локти плотно притиснуты к груди и зажаты между ней и коленями. Рубашка сбивается вверх. Дрожь настолько сильная, что стучащие зубы несколько раз прикусывают язык, наполняя рот вкусом, от которого тошнит ещё сильнее.

- Хватит играть в игры, Рина. – совсем близко, вкрадчиво и спокойно. – Я не люблю прятки. Ри-на, вы-хо-ди. – проговаривает отрывисто уже где-то в другой стороне.

Откуда он знает моё имя? Что ему от меня надо?

- Нашёл. – он в прямом смысле появляется прямо передо мной. Пытаюсь кричать, но издаю только хрипы. Мотыляю руками, отбиваясь, но незнакомец легко преодолевает моё сопротивление. Сдавливает локти и дёргает вверх, без особых усилий ставя на ноги. – Не вопи. – командует безразлично. Я продолжаю судорожно извиваться, не оставляя надежды вырваться. Или что ему надоест, и он просто вышвырнет меня. – Успокоилась. – тон приказной, но он совсем не повышает голос, а я всё равно обмираю, будто из меня батарейки вытащили. Колени подгибаются, но упасть мне не позволяет стальная хватка Кости? Именно вопросительно, потому что не уверена, что это его имя. – Давай без истерик обойдёмся.

- От-тпустите. – выдавливаю набором звуков, повисая на его руках.

- Отпущу и будешь полы полировать. – льдом обдаёт, скользнув глазами по рубашке. – Взяла где.

Не понимаю, вопрос это или что-то иное, но его интонации настолько ровные, что не меняются, даже когда что-то спрашивает.

Незнакомец-Костя выжидающе смотрит в мои заплаканные, едва разбирающие силуэты глаза. Тарабаня зубами, киваю подбородком на корзину. Он даже на секунду взгляда не отводит, продолжая мучить меня своим пристальным вниманием.

- Хоть на что-то мозгов хватило. Я тебя предупреждал, чтобы не пыталась бежать. Хочешь сделать себе хуже? – его голос такой густой, бархатный, что проникает под кожу и покрывает её мурашками.

- Я хотела пить. – выталкиваю шёпотом, стреляя взглядом на раковину.

Хочется сжать горло рукой и помассировать его, чтобы немного уменьшить боль, но мои локти всё так же зафиксированы грубыми пальцами.

- И не думала о побеге. – снова вопрос-не вопрос. Только сумасшедше верчу головой, не обращая внимания на вспышки боли, вызванные этим движением. Незнакомец сощуривает синие глаза и кажется, что читает мои мысли. – Вторая умная мысль. Пошли. – дёргает меня к выходу из ванной, но ноги отказываются слушаться. Только и в этот раз упасть мне не позволяют. – Ещё одна проблема на мою голову. – бормочет после пары крепких словечек, от которых становится дурно.

Теперь в спальне горит свет, и у меня получается рассмотреть очень красивую и наверняка дорогую мебель из лакированного дерева. Массивная, тёмная и точёная. Перевожу осторожный взгляд на мужчину, как только опускает меня обратно на кровать. Сразу становится ясно, что эта комната его. Говорят, что есть люди, которые принадлежат определённому месту. В том, кто хозяин данного места, понятно без уточнений.

Как только убирает руки и выпрямляется, принимаю положение сидя и съёживаюсь, следя за незнакомцем дикими от страха глазами.

- Наконец. – шипит он, стрельнув на дверь. Отслеживаю его взгляд и вижу женщину лет тридцати с небольшим. – Я не люблю ждать, Сабира.

- Прости… те. – извиняется, но виноватой совсем не выглядит. Изящно крутя попой, переставляет ноги на высоких каблуках в мою сторону. Снимает лёгкий бежевый кардиган и тянется рукой ко мне. – Сейчас всё сделаю.

Что она сделает? Зачем она тут? Боже мой.

Как затравленный зверёныш, отползаю от неё на другой край кровати и гляжу исподлобья, судорожно цепляясь пальцами в рубашку. Красивая, эффектная, восточной внешности. Фигура шикарная. Только тёмные глаза такие же холодные, как и всё вокруг.

- Не бойся меня. Я врач. – указывает на небольшой чемоданчик. – Мне необходимо осмотреть тебя и перевязать раны. – ставит чемодан на кровать и открывает его, доставая медицинские перчатки.

В перчатках не останется отпечатков. Придушат сейчас и всё. Зачем меня так мучить? Убейте уже.

- О смерти мечтают только слабые. А слабые в нашем мире не выживают. – мрачно рассекает мужчина, прочтя мои мысли. Садится в кресло, откидывается на спинку и вытягивает ноги. Расслабленно опускает предплечья на подлокотники. Курсирует по мне ленивым, незаинтересованным взглядом. – Ты или хищник. Или добыча. Только мыши редко идут против котов.

- Не пугай её, Кот. – шикает на него Сабира.

- А ты открывай рот, только когда я от тебя того требую. – жёстко осаживает, одарив леденящей душу улыбкой. – Не забывай своё место, Сабира. Работай.

Она, поджав губы, всё же надевает перчатки, достаёт какую-то ампулу и распаковывает шприц.

- Что это? – лепечу, наблюдая, как она набирает прозрачную жидкость.

- Для начала — обезболивающее и противовоспалительное, чтобы не было заражения. – кивает на продолжающие кровоточить запястья.

- Вы убьёте меня? – спрашиваю заплетающимся языком.

- Зачем мне тебя лечить, а потом убивать? – вскидывает брови Сабира. Тот, которого она назвала Котом, хмыкает, приковывая к себе мой взгляд. Вся его расслабленно-вальяжная поза говорит, кто здесь хозяин и в чьих руках не только моя жизнь, но и множество других. – Просто не делай глупости, и ничего с тобой не случится. И слушай Кота. Выполняй всё, что он от тебя потребует, и у тебя будет шанс выжить. – очень тихо проговаривает женщина, протирая ваткой руку и пристраивая к ней иглу. Зажмуриваюсь, ощутив прокол. – Вот и всё, скоро полегчает. А теперь займёмся твоими ранами.

Боже, куда я попала? Это что-то наподобие рабства? Где женщину могут убить без суда и следствия за любой неосторожный взгляд или слово? Поэтому меня и лечат? Чтобы не скулила от боли, когда он или кто-то другой будет меня насиловать? Как мне выбраться отсюда? Если буду послушной, если стану выполнять всё, что он от меня потребует, меня отпустят? Вряд ли. Зачем им это делать? Для таких людей чужие жизни ничего не значат. Какая разница, умрёт какая-то девчонка и её бабушка или нет? Господи, как мне отсюда выбраться живой? Как там бабуля? Наверняка места себе не находит и уже обзвонила всех знакомых и больницы и подала заявление в полицию. Только найдут ли они меня живой? Или только моё бездыханное тело? Или его вообще не найдут? Я ведь слышала, как Шрам говорил, что и собаки не помогут. Кто-нибудь, спасите меня.

Глава 4

Утро вечера мудренее. Только не в той ситуации, когда ночью тебя похищает один бандит. Собирается изнасиловать. Другой забирает у первого. Насиловать пока, кажется, не собирается. Ты просыпаешься голая в чужой постели, в чужом доме. Неизвестно, где находишься и как вернуться домой. Всё тело болит куда сильнее, чем вчера, под адреналином. Горло — в месиво. Даже думать о том, чтобы сглотнуть небольшое количество скопившейся слюны, больно.

Боже, за что мне это? Чем я заслужила такую участь? Что сделала не так? Никогда никого не обижала. В конфликты не вступала. Даже если провоцировали — всегда молчала. Соседкам-старушкам в магазин бегала и помогала сумки носить — понимала, как им тяжело одним. У моей бабули хоть я есть.

Была…

Стоит подумать об этом, и глаза наполняются свежими слезами. Смотрю, как белый потолок с ручной лепкой начинает расплываться в пелене. Капли беспрепятственно покидают глаза и, не задерживаясь в уголках, стремительно сбегают по вискам в спутанные волосы. Зажмуриваюсь и втягиваю губы, дабы не издавать ни звука. Грудная клетка трясётся под одеялом от сдерживаемых рыданий.

- Слёзы ещё никому не помогали. – прохладная густота мужского голоса окутывает кожу мурашками. Плотнее смыкаю веки. Хочу ослепнуть и оглохнуть, только бы не видеть и не слышать его. Как и ночью, шагов не слышу, но матрас проседает под весом тяжёлого, накачанного металлом тела. Кот проталкивает мне под голову руку и приподнимает. Открываю глаза и вижу, как подносит к губам стакан с прозрачной жидкостью. – Всего лишь вода. – бросает раздражённо, заметив мой испуг. – Пей. – прижимает к губам и давит, вынуждая откинуть голову и сделать несколько глотков. – А теперь спи.

Хочу сказать, что не собираюсь спать, но язык не слушается, онемев. Чувствую какую-то странную горечь на рецепторах.

Он меня опоил? Зачем? Когда это закончится? Решил накачать снотворным, чтобы воспользоваться без сопротивления?

Шевелю губами, но не издаю и звука. Веки наливаются свинцом. Глаза сами закрываются.

Просыпаюсь, чувствуя себя немного лучше, чем в прошлый раз. Я всё так же лежу на спине, укрытая до подбородка. Шевелюсь, дабы убедиться, что никаких новых ощущений не появилось. Облегчённо выдыхаю.

Не тронул.

Я бы так и лежала, не двигаясь, пока не умру от истощения, но мне срочно надо в туалет. Оборачиваюсь одеялом, но оно настолько огромное, что замотаться в него не получается. Осматриваюсь по сторонам в поисках разорванной рубашки или любой другой одежды. Натыкаюсь глазами на несколько объёмных пакетов с логотипом какого-то бутика. Заглядываю внутрь и в первом же нахожу тончайшее кружево нижнего белья, больше похожего на сплетённую пауком паутину. Или узорную снежинку. На этикетке мой размер.

Это мне?

Но я не ношу такое. Предпочитаю комфорт и практичность красоте. Ныряю в остальные пакеты, но бельё только в одном и всё тонкое, прозрачное, вызывающее и пошлое.

Выхода нет, да?

Выбираю чёрное. Цвета траура. Подходит к моей новой жизни. Достаю из другого пакета спортивный костюм и майку. Прижимаю всё это к груди и бегу в ванную. Боль действительно притупилась настолько, что напоминает о себе лишь при неосторожных движениях. Запираю дверь изнутри и быстренько делаю свои дела. С тоской смотрю на джакузи, но лучше буду покрыта слоем грязи с головы до ног и вонять как помойка, чем стану мыться в ванне у своего похитителя. И всё равно, что всё тело чешется. Для такой чистюли, как я, привыкшей купаться по два раза в день, а то и по четыре, провести сутки без душа тяжёлое испытание. Но проблемы у меня куда серьёзнее. Смотрю на бельё и новую одежду. Перевожу взгляд на ванну. Обречённо вздыхаю и иду к ней. Включаю воду и по-быстрому подмываюсь, ополаскиваю самые интимные места. Полотенце, аккуратно сложенное на мраморной тумбочке рядом, пахнет мускатом и лосьоном для бритья. Вытираюсь и надеваю нижнее бельё. Защёлкиваю дрожащими пальцами крючок сзади, как слышу рёв Кота.

- Рина, твою мать! – одновременно с этим в дверь громыхают кулаком. – Открывай! Если ты что-то учудила, ты пожалеешь, клянусь! – хочу крикнуть, что одеваюсь, но изо рта вырывается лишь сдавленный хрип, а за ним кашель. – Открывай, сука! Если мне придётся выносить дверь, будет хуже. Слышишь меня? Гораздо хуже, Рина.

Натягиваю на плечи спортивную кофту, но застегнуть не успеваю — прилетает первый удар в дверь, жалобный треск дерева и глухие ругательства. Бегу и проворачиваю замок. Не знаю, что в понимании этого человека плохо, но совсем не хочу узнать, что такое «гораздо хуже». Отскакиваю назад, едва увернувшись от распахнувшейся двери. Кот окатывает меня жгучим взглядом. Его грудная клетка раскачивается, словно какой-то механизм — ровно и мощно. Длинные узловатые пальцы согнуты в тугих кулаках. Челюсти стиснуты. Я кожей чувствую его бешенство. Хочется сжаться в комочек и испариться.

- Что ты здесь делала. – рычит он вопрос-не вопрос.

- Я… - боль прорезает глотку до звона в ушах.

Закашливаюсь, сдавливая горло.

- Говорить не можешь.

Отрицательно кручу головой.

- Почему заперлась.

- О-де-ва-лась. – шевелю губами по слогам, но не пытаюсь издавать звуки.

Мужчина внимательно смотрит на мои губы и кивает. Опускает глаза ниже — на расстроенный механизм моего дыхания. Сползает по животу и резко отворачивается.

- Твою ж… – чертыхается, снимая с тумбочки спортивные штаны и швыряя их мне. – Одевайся. И без фокусов.

Часто киваю в знак согласия, мысленно молясь, чтобы он вышел и перестал так на меня смотреть. Пускай смотрит на Сабиру. Только не на меня. Я не хочу. И этого шлюховского белья, стоящего половину моей зарплаты, не хочу. Только домой. К бабуле. Сесть на красный ковёр около её кресла-качалки и положить голову к ней на колени. И чтобы она гладила по ней и перебирала волосы. Рассказывала истории о родителях, своей молодости, временах, когда правили императоры. Или просто ругала за то, что много учусь и работаю, не оставляя на себя времени. Хочу в нашу двушку, на свой диван. Укутаться в связанный бабушкой плед. Опустить голову на разноцветную подушку и уснуть. И чтобы всё это сном оказалось. Всего лишь кошмаром.

Глава 5

Несмотря на весь кошмар, случившийся со мной, не могу не отметить красоту и величие раскинувшегося у моих ног пейзажа. Пусть сбежать и не получится, но в крайнем случае, я смогу просто броситься вниз. Но пока ещё надежду на спасение я не потеряла.

До онемения в пальцах цепляюсь в кованное ограждение, всматриваясь вдаль. Мне было невозможно страшно вчера, когда понимала, что собирается делать Шрам и его люди. Но сейчас мне в разы страшнее, так как намерений Кота я не могу разгадать. Его загадочные слова, непонятные действия и жесты вроде моего лечения и пакетов с одеждой. Зачем он это делает? А если точнее, какую цель преследует?

Грузные шаги, заглушённые ковром, отвлекают от печальных размышлений. Рывком отворачиваюсь от моря и замечаю тёмную мужскую фигуру за стеклом. Вжимаюсь в перила поясницей. Силуэт приближается. Оглядываюсь назад, шумно сглатывая и морщась от боли. Сердце колотится в горле, подгоняя тошноту. Проём двери-окна заслоняет тело в строгом чёрном костюме. И это не Кот. Высокий, лысый амбал. Съёживаюсь, но только в душе и мыслях. Ещё раз смотрю назад, и понимание прошибает навылет. Я не смогу спрыгнуть, что бы ни произошло. Я слишком трусливая, дабы добровольно оборвать свою жизнь, даже защищая невинность и честь. Глаза мужчины тёмные, но не менее ледяные, чем у Кота. Он проходит по мне ничего не выражающим взглядом и произносит ровно, словно не ко мне обращается:

- Суп на столе. Лекарства для горла там же. Инструкция внутри.

Больше ничего не добавив, уходит. Услышав, как закрывается дверь, прикладываю ладони к груди и скатываюсь на корточки, задевая повреждённую кожу на спине об металл ограждения. Дыхание от страха и последующего облегчения серьёзно сбоит. Руки трусятся, как у нашего соседа-алкоголика по утрам. Падаю на пол, схватившись за прут, и прикладываюсь к нему щекой. Слёзы заставляют синее море рябить и растекаться.

Надо взять себя в руки. Собраться с мыслями и запастись терпением. И мне нужны силы на сопротивление или побег.

Зажмуриваюсь и, подтянувшись за ограждение, поднимаюсь на ослабевшие ноги. Не чувствуя твёрдой земли под ногами, возвращаюсь в комнату. Окидываю взглядом помещение и замечаю, что на столе, около которого стоит кресло, в котором вчера сидел мой мучитель, стоит суп и небольшой пакетик. Видимо, из аптеки. Присаживаюсь на краюшек кресла и подтаскиваю к себе тарелку с супом-пюре. Втягиваю носом аромат трав, исходящий от тарелки. Перемешиваю ложкой, пытаясь понять, не решили ли меня отравить. Живот урчит, требуя пищи. Ему всё равно, в каком плачевном положении я нахожусь. В нём ничего не было со вчерашнего обеда. И то там только пирожок и кофе.

Да и зачем Коту меня травить? И силы мне просто необходимы.

Прежде чем приступить к еде, вытягиваю из пакета две коробочки. Одна со спреем, а вторая с сиропом. Внимательно изучаю инструкции. Принимать после еды. Ничем не заедать и не запивать. Уныло смотрю на суп, но, превозмогая боль в горле, проглатываю несколько ложек вкусной жижи с грибами и травами. А через пару минут уже ничего не замечаю, съедая всё до капли. Выпиваю стакан апельсинового сока. Судя по вкусу — свежевыжатого. В другой ситуации я почувствовала бы себя героиней волшебной сказки, попавшей в сказочный дворец, где меня кормят и одевают как настоящую принцессу. Только я пленница, а не гостья. Прикрыв глаза, заползаю глубже в кресло и подтягиваю ноги. Выпиваю сироп и пшикаю в горло лекарство чётко по инструкции — три пшика. Через минуту начинаю чувствовать, как горло словно охлаждается и расслабляется. Делаю глубокий вдох и скольжу глазами по своей тюрьме.

Я учусь на искусствоведа и сразу подмечаю, что обстановка спальни не подделки и не реплики, а оригинальная мебель шестнадцатого-семнадцатого веков. В одной этой комнате собрано целое состояние. Только кровать стоит как однушка, а то и двушка в нашем районе. Человек, чьей узницей я стала, владеет если и не неограниченным состоянием, то очень большими ресурсами. Миллионы… Миллиарды… Суммы, которые и представить сложно. Вряд ли он заработал такие деньги, продавая машины или владея сетью спортзалов. И вряд ли такие дела, которые проворачиваются в этих стенах, остаются незамеченными полицией. А это значит, что они либо не могут ничего сделать, либо закрывают глаза на «тёмные» делишки местных обитателей. Какой бы не была истинная причина, становится ясно, что правоохранительные органы не станут спасать студентку-официантку. Не смогут. Или… Или не захотят. И навряд ли я найду тут телефон, чтобы связаться с бабушкой и успокоить её.

Боже мой, как она там? Наверное, уже вся извелась. От меня нет никаких вестей уже почти сутки, а ведь я всегда предупреждала её, даже если на полчаса задерживалась после работы, чтобы не волновалась. С её проблемным здоровьем любые нервы могут стать фатальными.

Зажмуриваюсь, но слёзы всё равно чертят ровные дорожки по щекам. Срываются с подбородка и разбиваются об руки и колени.

Если бы я могла сообщить ей, что жива. Она столько пережила. Похоронила мужа, двух сыновей, одним из которых был мой папа, и невестку. В целом мире мы были одни друг у друга. Если не объявлюсь, её сердце просто-напросто не выдержит нового удара.

- Бабушка… Бабулечка… Ты держись только. Я обязательно найду способ вернуться. Ты только дождись. – шепчу, срываясь сначала на тихие всхлипы, а после на рвущие душу рыдания.

Сжавшись в кресле, оплакиваю так рано ушедших родителей. Свою старенькую любимую бабулю. И своё будущее, которое у меня отняли просто потому, что кому-то так захотелось. Как можно взять и украсть человека, не боясь законов ни человеческих, ни божьих? Я просто жила. Тихо и скромно. Училась, работала, занималась домашними делами. Никогда не старалась привлечь к себе внимание. Как мог один вечер перевернуть всё с ног на голову?

Обернув руками плечи, опускаю подбородок на колени и слепыми глазами гляжу на голубую полоску моря, виднеющуюся между портьер. Лето на Юге в самом разгаре, за окном жара, а мне до безумия холодно. Пальцы леденеют. И сердце тоже замерзает в предчувствии чего-то ужасающего. Того неизвестного, что ждёт меня впереди. Если так и буду сидеть и реветь, то ничего не изменится. Вернётся Кот. И я не знаю, что он сделает со мной сегодня, завтра или через неделю.

Глава 6

Сидя в кресле, выдерживаю расслабленную позу, но внутри все нервы и жилы в натяжку. Смотрю на скрутившуюся в подсознательной защите девчонку на своей кровати и не понимаю, как всё могло сложиться так, чтобы Рина попалась на глаза Дамиру. Моему конченному, беспринципному братцу.

Много лет назад я дал обещание, но надеялся, что мне не придётся его сдерживать. И не потому, что стремлюсь избежать ответственности за свои слова, а потому, что был уверен, что она никогда не попадёт в мой мир. В мир, где нет места таким, как она. Светлая, маленькая, наивная и слабая. Мышка в мире хищных котов. Своего брата я знаю достаточно хорошо, чтобы понять, что он не оставит её в покое.

Вчера, когда во время серьёзной сделки мне позвонил Арс — мой личный телохранитель, и сообщил, что Дамир вернулся из города с какой-то девчонкой без сознания, даже представить не мог, кем она окажется. В рекордные сроки решил вопросы и успел почти вовремя. Сразу направился в бильярдную — обычное обиталище Дамира и его шох. Едва взглядом задел их жертву, как сердце сорвалось в пропасть. Первую секунду был уверен, что вижу Милену. Головой понимал, что это не может быть она, но зрение тоже не подводило. Через две секунды уже знал, кто попал в лапы братца. А вот того, что она здесь, а не за пять тысяч километров, принять и спустя сутки не могу.

Сменяю позицию. Опираясь локтями в колени, подаюсь вперёд. Всматриваюсь в напряжённые даже во сне черты. Немудрено, что я принял её за другую. Только в сравнении с Миленой Дарина маленькая трусишка. Был уверен, что она не способна на сопротивление. Только Мышка удивила. Серьёзно. Начала обыскивать комнату. Даже разбила стакан, сама создала себе оружие. Догадывался, что может решиться на глупости, если в ней есть хоть что-то от родителей, оттого и вынес всё, что можно было применить против меня. Не подвела. Так просто не сдалась.

Поднимаюсь и бесшумно ступаю по ковру. Останавливаюсь возле кровати, нависнув над девчонкой немой тенью. Протягиваю руку и касаюсь спутанных русых волос. Реакции у меня на неё очень однозначные и весьма хреновые. Особенно дневное происшествие в ванной, когда застал её в одном нижнем. В отличии от матери, формы у неё шикарные. Всё на месте и даже больше того. Опускаю веки и втягиваю носом морской воздух.

Завтра надо переселить её в другую комнату. Не стоит искушать себя её присутствием. Мне даже думать о ней запрещено в том потоке, в котором меня уносит. Когда возле стены зажал, она задышала часто, жарко, через потрескавшиеся губы. Задрожала. Слишком близко. Слишком опасно. Слишком тяжело. Ребёнок ещё совсем в свои двадцать один. Миленка в этом возрасте уже с младенцем на руках была, а Даринка целка ещё. И она ей останется. Но для этого придётся продержать её здесь срок достаточный, чтобы Дамир переключился на кого-то другого. Не получится услать её с бабкой к чёрту на кулички, при этом ничего не объяснив. Не знаю, что творится в голове у Рины, но у Алевтины Генриховны мозги всегда пахали за толпу. Грёбанный древний танк. Будет месить грязь и наматывать кишки на гусли, но к цели переть напролом.

Мышонок ёрзает под одеялом и тонко вздыхает во сне. Грудь резко поднимается и оседает. Губы приоткрываются. Прикладываю к нижней палец и, практически не прикасаясь, провожу от края до края. Рина, не просыпаясь, облизывает губы. Пах наливается тяжестью. Отворачиваюсь и решительно покидаю спальню. Спускаюсь вниз быстрым, ровным шагом. По дороге киваю Арсу, сидящему на диване с чашкой кофе. Молча поднимается, отставив кружку, и выходит следом. На ходу поправляет пиджак, пряча под ним кобуру. Открывает заднюю дверь Range Rover. Сажусь и проверяю в телефоне расписание на день. Отлично, буду занят до ночи. Распоряжения по обустройству комнаты для Рины отправляю сообщением Сабире. Пускай займётся чем-то полезным вместо того, чтобы показывать мне свою ревность. Вчера пришлось преподать ей урок, что не стоит забывать своё место и открывать рот не в тему. Сомневаюсь, что выучила она его хорошо. Куда ей. Женщине чуждо понимание долга или чести. Всё, что им надо: бабки, брюлики, отдых под пальмами и качественный трах. От них же можно получить только последнее. И далеко не ото всех. Сабира в сексе толк знает. Умеет давать то, что надо. Тупая, бездушная кукла. Ни на что другое не годится. Но до прошлой ночи не рисковала выпускать когти. Но слишком не понравилось ей, что в моей постели появилась другая девчонка. И не волнует её, как и почему она там.

А меня Дарина волнует куда сильнее, чем позволено. Не думал, что перепуганная до смерти малолетка может генерировать такое сильное сексуальное возбуждение. Невинная. Возможно, и не целованная ни разу. Не будь она той, кем является, уже сегодня распрощалась бы с застоявшейся невинностью. Она бы сопротивлялась. Но её сопротивление легко проломить. С собственными запретами и клятвой куда сложнее.

Поворачиваю голову и раскидываю внимание по мельтешащим в поле зрения деревьям и полям. Открываю паспорт Мышки.

Астафьева Дарина Игнатьевна. Тринадцатое сентября две тысячи четвёртого.

Из роддома её забирали шестнадцатого. Мелкую, серую и вопящую во всю глотку. Ещё тогда я решил, что она похожа на мышь. Теперь уже совсем по другим соображениям так её назвал. Казалось, что не было тех двадцати лет, которые я думал, что Игнат с Миленой живут за тысячи километров отсюда. Но прописка говорит, что на протяжении этого срока они жили всего в двухстах.

Кто же мог подумать, что мне суждено встретить Мышку спустя двадцать лет, за которые из орущего комка она превратилась в чертовски красивую и сочную девушку. И тем более невозможно было представить, как на неё отреагирует моё пресыщенное женщинами тело. И с этим надо что-то делать.

Держать её под боком в неизвестности? У неё по лицу было видно, как она интерпретировала мои действия. Пока не придумаю чего-то получше, буду подпитывать её догадки. Пускай боится. Сказать, что держу её, чтобы защитить — значит нарушить данное Игнату слово. Отпускать её нельзя — Дамир тоже не дурак, прописку проверил и не отвалит. Ему моё слово нипочём. Если на территории особняка не рискует переть против меня внагляк, то за его пределами считает себя хозяином мира. Выждет момент и доведёт начатое до конца. Только как его вообще занесло за две сотни километров от Сочи?

Глава 7

- Я надеялась, что всё закончилось со смертью Игната и Милены. – тихим, скрипучим голосом проговаривает старуха. – Не втягивай в это Даринку. Она ничего не знает о жизни её родителей. И ничего узнать не должна. – добавляет многозначительно, вцепившись в меня липким взглядом.

Делаю небольшой глоток кофе и, не показывая брезгливости, отодвигаю от себя кружку. Смотрю на Алевтину Генриховну и понимаю, что её не столько возраст подкосил, сколько потери. Последней она точно не переживёт.

- Я дал Игнату слово, что защищу её. Именно это я и делаю. Если бы вы уехали, как и должны были, к чёрту на кулички, Рине ничего не угрожало бы.

- Мы уехали. – вздыхает Генриховна. Отхлёбывает чай и поворачивает голову к окну. Её плечи опускаются, и она выглядит на свой возраст. – У Дарины начались проблемы со здоровьем. Ей не подходил северный климат. Она болела по десять месяцев в году. Постепенно мы перебирались всё ближе к югам. Ей становилось лучше, но недостаточно. На побережье вернуться не рискнули, поэтому осели здесь. Игнат с Миленой были готовы рисковать жизнями ради дочки.

Молча киваю, полностью соглашаясь с её словами. Беру кружку, но, вспомнив вкус «пластикового» кофе, ставлю обратно.

Кому, как не мне, знать, чем они пожертвовали ради Мышки. Отказались от всего, что у них было. Игнат был для меня старшим братом. Наши отцы вели совместный бизнес. После смерти Семёна Арсеньевича всё изменилось. Мой отец повернулся сначала на власти, а позже и на Милене. И ему было наплевать, что она жена его названного сына и молодая мать.

Перевожу взгляд на уставший, морщинистый профиль и невольно улыбаюсь. Если отцы растили из нас наследников, учили управлять криминальной империей, то Алевтина Генриховна делала из нас людей, прививала манеры, воспитание и уважение к другим. Выходило у неё откровенно хреново, так как мы чувствовали себя королями жизни ещё с детства. Мы упивались своей безнаказанностью. А потом появилась Милена. Игнат начал пропадать, бегать за ней на задних лапках. Девчонка из обычной семьи, приехавшая с родителями в санаторий, воротила от него нос так, будто он приносил ей не розы, а драные веники и подкатывал на хромой кобыле, а не за рулём спортивного Поршака. Спустя две недели она уехала. Я больше не узнавал брата. Он стал злым, замкнутым и раздражительным. Но на следующий год она вернулась. А через девять месяцев у них родилась дочка. И назвали её Дариной, потому что для них она была настоящим подарком. Я стал её крёстным.

Поначалу Милена меня жутко бесила своей заносчивостью. Всё думал, что набивает себе цену. И ревновал Игната к ней. Но со временем она стала частью семьи. Через месяц после рождения внучки умер отец Игната. А ещё через год я видел их всех в последний раз. И был уверен, что никогда больше мы не встретимся. Но всё изменилось за эти годы. Теперь Мышка спит в моей постели. И чувства у меня к ней совсем не родственные. По крайне мере, мысли и желания уж точно утекают не в то русло, когда Рина рядом. Красивая, тёплая, свежая. Совсем не похожая характером на гордую Милену и взрывного Игната.

- Алевтина Генриховна. – бля, что в детстве язык сломать можно было, что сейчас выговаривать это бесит. – Я не забирал её. Так сложились обстоятельства, что встреча вышла абсолютно случайной. Но я сдержу слово, данное её отцу. Со мной она будет в безопасности.

Старуха сощуривает тёмные глаза, старательно копаясь в моих мыслях и намерениях. Раньше ей это отлично удавалось. Но столько времени прошло. Я сильно изменился после тех событий. Плюс годы и опыт берут своё. Генриховна выдыхает и снова отворачивается.

- Дай и мне слово, что никто ей не навредит. В том числе ты, Костя.

- Даю слово. – легко соглашаюсь. Ведь мысли и фантазии вреда не наносят. – Она сказала, что у Вас слабое сердце. – проговариваю вкрадчиво.

Губы женщины трогает хитрая усмешка, сбрасывая с неё лет двадцать возраста.

- Я защищала её так, как было в моих силах.

Больше я ничего не спрашиваю. Хитрожопая бабка обманом держит девчонку рядом. Понятно, почему она ещё невинная. С таким питбулем сильно не разгуляешься. Да и в этой деревне вряд ли найдётся кто-то, достойный дочки Романовых.

- Соберите самое необходимое. – выбиваю холодно, доставая телефон. – Вас перевезут в безопасное место. Здесь оставаться не стоит. Всё необходимое будет в течении суток.

Она бросает на меня недовольный взгляд, но не спорит. Сама большую половину жизни провела вне закона и знает, что в наших кругах слова на ветер не бросаются.

- Если место безопасное, то и для Дарины тоже.

- В данный момент единственное место, где ей точно ничего не грозит, это рядом со мной.

- Костя, что происходит на самом деле? – хрипит Генриховна, снова впиваясь в мои глаза.

- Вляпалась Ринка. Серьёзно. – отвечаю уклончиво, поднимаясь из-за стола. Выхожу в прихожую. По дороге замечаю висящую на стене рамку с фотографией. На ней Мышке лет двенадцать-тринадцать. Она завёрнута в лоскутное одеяло, а на руках у неё маленький чёрный котёнок. На губах чистая, искренняя улыбка. На щеках — ямочки. Сердце пропускает всего один удар от этой улыбки. Но его достаточно, чтобы осознать, как мне хочется увидеть её вживую. – А где кот? – киваю на снимок.

Старуха неопределённо машет рукой и вздыхает.

- Машина сбила в прошлом году. Даринка неделю ревела.

Промолчав, протискиваюсь по узкому коридору и обуваю туфли.

- Вечером за Вами заедут. Будьте готовы. И вот. На первое время. – достаю из внутреннего кармана пиджака пачку банкнот и кладу на полочку.

- Мне не нужны твои деньги. – шипит бабка.

Сощуриваю глаза и смотрю на неё тяжёлым взглядом.

- Пригаси свою гордость, старуха. – рассекаю сухо. – Будь у вас бабло, моей крестнице, - намеренно обозначаю сам для себя, - не пришлось бы жить в таких условиях. – обвожу глазами тесное пространство. – Хочешь, оставь на свои похороны. А хочешь, сожги. Мне плевать, что ты сделаешь с деньгами, но ты их возьмёшь.

Глава 8

После вечернего происшествия я всю ночь не смыкаю глаз. Не позволяю себе даже прилечь, чтобы случайно не уснуть. Сижу, свернувшись калачиком в ротанговом кресле на балконе, и смотрю на беспокойное море и идущую от ветра рябь. Немного прохладно, но это даже хорошо. Не даёт расклеиться.

Боже мой, что это такое сегодня было? Едва он в комнату вошёл, взгляд из синего стал темнее ночного моря. Я понимала, что надо бежать от него, прятаться, но так боялась наказания. А его текучий, словно свежий мёд, голос проник под кожу паралитиком, не давая пошевелиться. А потом… Потом были его горячие, сильные руки. Его жёсткие, требовательные губы. Его сбившееся дыхание. И это было страшнее всего, ведь оно не сбоило, когда он нёс меня или держал. Мне было одновременно холодно и жарко. От его слов, обещаний, что не обидит, дрожали коленки. Когда мазнул губами по губам, вся затряслась. Панический страх смешался с новыми ощущениями. В животе словно бились в припадке раненные птицы. С ещё большим ужасом спустя половину ночи осознала, что его агрессивный жар, пленяющий взгляд, напор, внимание — будоражат. Когда меня трогал Шрам и его люди, было так мерзко, что тошнило. Колючая щетина Кота и его действия вызывали неизведанные и пугающие реакции. Вплоть до желания узнать на вкус его губы, коснуться щетины, прощупать мышцы и убедиться, что они настолько крепкие, насколько кажутся со стороны.

Я боюсь его возвращения. И я его жду.

Только Кот не приходит ни этой ночью, ни днём, ни на следующую ночь. Возможно, я просто не замечаю его прихода, так как усталость и полутора бессонных суток сваливают меня с ног. Проснувшись, лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам. Но кроме шума моря, криков чаек и пения птичек, слышу только звенящую тишину.

Сползаю с кровати и бегу в душ. Моюсь очень оперативно, регулярно выглядывая на запертую дверь. Оказалось, что помимо джакузи, где спокойно могут поместиться человека три-четыре, тут есть ещё и душевая, больше похожая на отдельную комнату. Струи воды бьют прямо с потолка. Промываю волосы и заматываю их полотенцем. В этот раз одеваюсь в ванной, заранее захватив свежее бельё, сегодня сине-голубое переливающееся и такое же тонкое, как и остальные комплекты. Натягиваю хлопковые шорты и серую майку. Выхожу, мгновенно учуяв аромат еды. Желудок урчит, а во рту собирается слюна. Вчера я так нервничала и истязала себя мыслями, что кусок в горло не полез, а сегодня умираю с голода.

На столе стоят сандвичи нескольких видов. Судя по запаху и виду, с рыбой, с курицей, с ветчиной. В них разные соусы и свежие овощи. Вот это разнообразие. А ещё кофе в фарфоровой чашечке, сахарница, небольшие кувшинчики с молоком и со сливками. Кажется, меня кормят на убой. Около кресла новый пакет. Заглядываю внутрь, обнаруживая там несколько книг. От истории искусства до любовных романов и фантастики. Устраиваюсь с книжкой в кресле, поедая завтрак и читая. От безделия и одиночества я просто сходила с ума.

Пожалуй, меня должно пугать то, что скрывается за этими жестами. Отпускать меня никто не собирается. Но прошлые дни и ночи терзаний ни к чему не привели. Только расшатали и без того развороченную нервную систему. Оттого и погружаюсь в чтение, стремясь хоть чем-то отвлечься от уготованной мне участи и расстраивающих размышлений.

Весь день и половину ночи провожу за чтением. С книгой в руках и отключаюсь.

Проходит ещё три дня неизвестности, походящие друг на друга. Девушка, которая приходила в первый день, приносит мне завтрак, обед и ужин и убирает со стола. Она же через день вытирает пыль, пылесосит и моет полы. Несколько раз делаю попытки с ней заговорить, упросить дать мне телефон или сообщить моей бабуле, что я жива, но ей словно язык отрезали. Молчит и полностью игнорирует меня. Все озвученные мной просьбы исполняются как по мановению волшебной палочки. Прошу сок — в течении пяти минут у меня есть графин сока. Хочу перекусить — на столе материализуется то бутерброд, то лёгкие, но изысканные закуски, как в ресторане. Вчера сказала, что уже перечитала все книги, а утром появилось ещё два пакета. Но в них не было фантастики и женских романов, только исторические книги или по искусствоведению. Ощущение, что за мной день и ночь следят, не только, возвращается, но и усиливается. Последние два дня Сабира не приходит. Сняла повязки, проверила горло, кивнула и сообщила, что не вернётся. Она тоже перестала со мной говорить. Лишь задавала вопросы о здоровье и давала рекомендации. Как ни старалась, никого разговорить не удалось. Почти за неделю в доме Кота ничего не смогла о нём узнать. Ну, кроме того, что он, кажется, меня хочет.

Из спальни выходить мне запрещено. Около двери постоянно дежурит то один охранник, то другой. Потому большую часть времени провожу на свежем воздухе, дыша морем и солью.

Сегодня, как и до этого, быстро принимаю душ и завтракаю сладкими булочками с кофе. Теперь мне сразу приносят со сливками и тремя ложками сахара. Мне начинает казаться, что где-то тут есть невидимое окошко, через которое Кот регулярно за мной наблюдает. Если что-то мной не съедается, как, к примеру, шашука, больше похожих блюд мне не готовят. Беру книгу по российской архитектуре времён Николая второго и бреду на балкон. Устраиваюсь в кресле и выхожу только к ужину — так зачиталась, что пропустила обед. С аппетитом уничтожаю салат с прошутто и зеленью и воздушную картофельную запеканку с курицей и грибами. Возвращаюсь в насиженное место, включив настольную лампу, которая волшебным образом появилась тут на следующий день, как мне принесли книги. Настолько зачитываюсь, что не замечаю, как засыпаю прямо в кресле.

Будит меня то, что книга выскальзывает из пальцев. Кто-то перехватывает меня под коленями и лопатками и поднимает. По ровному дыханию и мускатному шлейфу парфюма мгновенно понимаю, что это Кот. Ещё до конца не проснувшись и толком не соображая, обнимаю его за шею. Он резко вдыхает, ударяя грудной клеткой по рёбрам. Опускает на лицо потемневший взгляд и хрипит:

Глава 9

Мой первый настоящий поцелуй получается совсем не таким, каким я его представляла. Не с парнем на пару лет старше. Не под подъездом после свидания в парке. Не неловкий и смущённый.

Меня целует взрослый, опытный мужчина, твёрдым телом вдавливая в подушку. Он умело распаляет желание, пробуждает спящую на протяжении всей жизни чувственность. Он не грубый, не жёсткий и не требовательный. Сдержанно выводит своим языком по моему круги. Зафиксировав крупными ладонями голову, заставляет отключить мысли о сопротивлении.

Набираюсь смелости и поднимаю кисти на его предплечья. Обрисовывая мускулы, веду вверх. Провожу по шее. Добираюсь до коротких волос на затылке и робко, неумело шевелю языком в ответ. Кот судорожно вдыхает, высасывая из моих лёгких остатки кислорода. Действую смелее, притянув его голову ближе. Сама трогаю горячую, влажную, упругую мышцу. Собираю на рецепторах вкус его слюны. Его вкус.

Раз он всё равно меня не отпустит, раз заберёт мою девственность, то для меня же лучше, если не буду его бояться и смогу не испытывать омерзения от его рук и губ.

Кого я обманываю? С самого начала я его боялась, но прикосновения не были противны.

В эту секунду мне кажется, что я слепо могу ему доверять. Что всю жизнь знаю. Глупо и наивно.

Но когда его ладонь накрывает левую грудь, лишь глубже зарываюсь пальцами в волосы, слегка прогнувшись в пояснице. Зажав между сгибами двух пальцев ноющий сосок, перекатывает его, подушечкой большого пальца натирая вершинку. Освободив мой рот, поднимает голову. Жадно вдыхает носом, отчего ноздри расширяются. Я шумно сглатываю, не в силах отвести глаз от его блестящих, мокрых губ.

- Боже мой… - выдыхаю, когда живот прошивает тягучим спазмом.

- Меня и не так называли. – кривит в полуулыбке рот. – Тебе страшно, Мышка? – спрашивает, понизив голос до сиплого полушёпота.

- Немного.

От этого признания вспыхивают щёки. Всё лицо начинает гореть. Грудь обжигает стыдом. Отгораживаюсь ресницами, упираясь ладошками в каменную грудную клетку.

- Не надо бояться. – продавливает слабое сопротивление ласковыми тёплыми интонациями. Пальцами проводит по алым скулам, не переставая катать твёрдую горошинку. Электричество заполняет собой каждую клеточку тела. Каждый вдох даётся с трудом. – Тебе ещё рано. Маленькая совсем.

- Мне двадцать один. – ляпаю зачем-то и прикусываю язык.

И слышу тихий гортанный смех. От него дрожать начинаю. Мурашками до кончиков пальцев покрываюсь. Вплетаюсь пальцами в мягкую шевелюру, путаюсь в ней. Понимаю, как выглядит моё поведение, но ничего не могу с собой поделать. Меня ломает изнутри от желания получить что-то, о чём до сегодняшнего дня я не знала.

- Ри-на, остановись. – рычит глухо Кот, стряхивая с себя мои руки. – Ты понимаешь, кто я?

- Боже… - зажмуриваюсь, спрятав лицо в ладонях.

Я понимаю! Понимаю, что это неправильно! Но не хочу его отталкивать! Что-то происходит с моим телом. С моим разумом. С моим сердцем. Он держит меня против воли! Собирается сделать своей подстилкой! А я с удовольствием ему отдаюсь. Господи-Боже, что я делаю?

- Рина… Сладкая… Посмотри на меня. Посмотри. – требовательно проговаривает Кот. Медленно убираю руки от лица и приоткрываю глаза. Его лицо серьёзное и даже мрачное. Глаза обжигают льдом. – Не стыдись.

- Отпустите меня. – шелещу раздавлено, толкая его в плечи.

- Меня зовут Костя, Рина. И теперь я хочу слышать от тебя только такое обращение. Никаких «вы».

- Но…

- Нет. Назови моё имя. Скажи…

- Костя… - его имя с лёгкостью соскакивает с кончика языка.

- Хорошая девочка. Будь послушной. Не закрывайся.

И пискнуть не успеваю, как он, не прилагая усилий, раздвигает мои ноги и накрывает ладонью пульсирующую плоть. С ужасом понимаю, что я там мокрая. Бельё неприятно липнет к коже.

- Нет, прошу Вас, не надо. – трещу, пытаясь свести бёрда.

- Тихо, Мышка. Слушайся меня.

- Мне стыдно. – одновременно с этим всхлипом по виску сползает слеза.

- Нечего стыдиться. – грубо бросает он, расстёгивая шорты и засовывая руку в трусы. – Ты возбудилась. В этом нет ничего страшного или постыдного.

- Не надо. Я не хочу.

- Я тоже возбуждён. – толкает мужчина, прикладывая мою ладонь к своей вздыбленной плоти. – Это естественно. А сейчас прекращай реветь. Я хочу слышать твои стоны, а не рыдания.

Раздвигает пальцем чувствительные складочки и нащупывает какую-то кнопочку, отключающую слёзы и панику. В животе сворачивается тугая пружина. С каждым движением Кости она становится туже. Удивлённо вскрикиваю, широко распахнув глаза. То, что он делает, очень приятно. Жгуче горячо. Тягуче томно. Всего одним пальцем он лишает меня воли и сознания.

- Умница, Рина. Твоё тело отзывается. Оно хочет удовольствия. Не сопротивляйся ему. Не сопротивляйся мне.

Загребаю пальцами шёлковое покрывало, отдаваясь ощущениям. Утопая в них. Кот прикусывает шею, ключицу, плечо. Я сильнее трясусь. Все нервные окончания собираются то между ног, то там, где смыкаются его челюсти. Голова мужчины оказывается на уровне моей груди. Громко, немного испуганно взвизгиваю, едва зубы прикусывают сосок. Ткань вообще не преграда. От майки защиты больше, чем от прозрачного лифчика, в котором и поролона-то нет. Соски натягивают тонкое кружево. Костя задирает майку и дёргает вверх чашечки. Зажмуриваюсь, не зная, чего ждать. Внутренности выворачивает, когда горячий, мокрый язык ползёт от основания груди к соску. Жадные губы смыкаются на нём. Втягивают в рот. Лаская языком, мужчина посасывает шарик. Слышу тихие стоны, но не сразу понимаю, что сама издаю эти странные, сексуально-пошлые звуки. Рука в трусах становится настойчивее. Губы требовательнее. Ласки несдержаннее. Пружина туже. Раскрывая створочки пальцами, Костя неспешно, будто лениво водит ими вокруг входа в моё тело. А мне вдруг становится до паники неловко, что я небритая. Парня у меня не было. На пляжи я не хожу. И никогда не думала, как это выглядит и ощущается со стороны. Я привыкла к своему телу, но знаю, что мужчины любят, когда всё красиво и гладко. Столько раз слышала от девчонок в институте или на работе, как они готовятся к свиданиям, бреются, намазываются лосьонами.

Глава 10

Видит Бог, я пытался. Сопротивлялся мыслям о Рине. Боролся со своими демонами. Только всё было бесполезно. Я проиграл в тот момент, как увидел её на своей кровати. Израненную, измучанную, запуганную, плачущую и смирившуюся со своей судьбой. Уже тогда знал, что её место там.

После того, как обнимал её, вдыхал аромат её кожи и страха, четыре дня не появлялся дома. Держал дистанцию. Вытравливал её из своего организма. Делал работу, которой обычно не занимаюсь, лишь бы не думать о ней. Проводил ночи в постели Сабиры. Но и там была Мышка. Огромные медные глаза. Губы бантиком. Тихий шёпот.

Держался за свои клятвы, как утопающий за соломинку. Барахтался, но всё равно каждую секунду тонул, захлёбывался и глотал горькую воду предательства своего погибшего брата. Именно это я и делал, пусть только в мыслях, но предавал его каждую секунду, что думал о Ринке. Вчера я сдался своим одержимым ею демонам. Ехал домой с пониманием, что заберу её себе. Не только невинность. Всю. Целиком. Без остатка. Её тело, мысли, сердце, душа будут моими.

Напролом ломиться не собирался. Давить на неё, принуждать — никогда. Планировал постепенно приучить её к себе. Увидел её спящую в кресле — унесло. Обняла — сорвало. Ответила — погиб. Чудом целкой ночью осталась. Вовремя по тормозам вдарил. Утром педаль вырвало к чертям. Не трахнул конечно. Понимал, что маленькая ещё. Не по возрасту. По мышлению и неискушённости. Даже целоваться не умеет.

Не знаю, с какой целью бабка про институтского ухажёра затирала. Нет у неё никого. И никогда не было. Сопляк один яйца катил, но Мышка держала его на дистанции. Как и всех до него. А меня не смогла. И дело тут не в том, что боится или физически слабее. Не захотела. Себя не удержала. Несмотря на невинность, тело её созрело для удовольствий. На каждое действие реагировала, отзывалась стонами. Уже с трудом, но держался до талого. Выстоял в этом бою. Только за пять минут, пока кожа шипела под холодной водой, Рина успела накрутить себя так, что нарочно и не придумаешь.

Шлюха…

Какая из неё шлюха?

Наверное, она испугалась собственных эмоций, ощущений и чувств. Отдавалась ведь добровольно.

Только откуда у неё такие мысли? Генриховна из неё монашку сделать пыталась, раз девчонка, не целованная ни разу? Так старуха и сама никогда слишком ярой моралью не отличалась.

Даже сейчас, прижатая к груди, не спит. Изводит себя мыслями. Я замарал её своими желаниями. Испачкал похотью. Придётся отмывать. Не спеша топить сердце ледяной королевы.

Не будь она Романовой, дочкой Игната, я бы вёл себя иначе. Без церемоний. Без поцелуев. Жёстко продавил бы, присвоил и не отпустил.

- Рина, ты не грязная. – выдыхаю ей в волосы. Мышка почти незаметно вздрагивает. – Просто неопытная. И трусливая. Не надо бояться себя. И тем более ругать за отзывчивость. Если будешь противиться, тебе же хуже.

- Как скажете. – откликается задушено.

Зажмуриваюсь, стиснув челюсти до скрипа. Сгребаю пальцами ткань её футболки, зажимая в кулаках.

И как её воспитывать?

- Костя, Рина. Меня зовут Костя.

- Я помню.

Ладно. Потом. Дам ей время успокоиться.

Время поджимает. Работа сама себя не сделает. А я лежу, обнимая Мышку, пока она не засыпает. Но даже после этого выжидаю достаточно времени, чтобы не разбудить её, когда встаю. Натягиваю спортивные штаны, забираю из шкафа ноутбук и захватываю лежащие на столе сигареты с зажигалкой.

Старался бороться с одной вредной привычкой, а в итоге вернулся к другой. Многие годы мне не приходилось так выматывать душу.

Выхожу на балкон и ставлю ноутбук на стол. Выключаю горящую лампу и убираю с кресла плед. Усаживаюсь в него и закуриваю. Сигаретный дым режет глаза и разъедает лёгкие с непривычки. Беру лежащую на столе книгу и ухмыляюсь. Несколько дней назад ехал по городу и на глаза попался книжный магазин. Зашёл, прогулялся по рядам. Понял, что без понятия, какие у Рины предпочтения. Вспомнил, где учится. Выбрал кое-что по истории и искусству. Добавил немного художки. Смотрел по камерам, что взялась за историю. Роман и фантастику прочла, когда остальное закончилось. В следующий раз взял то, что ей нравится. Не прогадал.

Поднимаю глаза к подвесному кашпо и хищно скалюсь. Она искала камеры, но не нашла ни одну. А я сталкерил. Каждую свободную минуту смотрел, как она ест, читает и спит. Начинает потихоньку смиряться с неволей.

Докуриваю и открываю файлы на компьютере. Просматриваю маршруты таможенников и новые фамилии. Суки, неплохо почистили ряды. Придётся с новыми договариваться, дабы мои корабли выпускали без проблем. Делаю несколько звонков. Отправляю задания своим человечкам в таможне, чтобы пробили, кто есть кто, и кому лучше денег дать, чтобы не препятствовали бизнесу.

Краем глаза замечаю мелькнувшую фигуру Ринки. Прищурившись, жду, пока выйдет из ванной. Как только появляется, зову:

- Рина. – она застывает и оглядывается. Замечает меня на балконе, но так и стоит, приложив ладони к груди. – Иди сюда. – она шагает на несгибаемых ногах и останавливается около кресла. Отставляю ноут на стол и хлопаю по бедру. – Сядь, Рина. – теперь совсем несмело мнётся, но, поймав мой взгляд, усаживается на самый край коленей, спиной ко мне. – Ближе, Рина. – продавливаю тихо и спокойно. – Повернись ко мне. – выполняет. Поворачивается корпусом и сползает дальше. Оборачиваю рукой талию и опускаю её голову себе на плечо. Прикрыв веки, слушаю, как тарахтит её дыхание и бьётся в страхе сердце. Мышка в мышеловке. – Посиди со мной. – прошу шёпотом, скользнув вверх по спине. – Привыкай ко мне.

- Зачем Вы это делаете? – пищит несмело, но глаз не поднимает.

- Никаких «Вы», Дарина. Только по имени. Как меня зовут?

- Костя. – лепечет, закрывая глаза и опуская на румяные щёки тёмные веера ресниц.

Красивая она такая, каких в наше время мало. Настоящая, естественная красота, которую все пытаются улучшить, модернизировать, а делают только хуже. А Мышка такая чистая, такая свежая и такая робкая, невинная, что подсознательно хочется её защитить, окружить теплом и заботой. Дать ей всё, только бы улыбалась. Спрятать под стеклянный колпак и не выпускать, чтобы ни одна сука не испортила её, не замарала. Но как самому не делать этого, если реакции однозначные? Моя. Игнат повернулся на Милене с первого взгляда. У меня крышу снесло от Дарины со второго. Только ситуация у нас совсем другая.

Глава 11

- У меня нет обуви. – выдаёт смущённо, пошевелив пальцами на ногах.

Спрятав от неё улыбку в кулаке, прочищаю горло.

Ребёнок, чтоб её. На которого у меня очень некстати стоит. Никогда не понимал мужиков, которые в сорок лет ищут себе целок. В чём кайф рвать девчонку, учить сосать, объяснять по позам, говорить, что нравится тебе и уламывать? Меня всегда привлекали такие, как Сабира. Опытные, раскрепощённые, развратные. Так было с самого начала. До этой долбанной улыбки. Теперь приходится держать себя в руках так, как никогда раньше. Не будь Рина такой пугливой малыхой, сделал бы её взрослой. Но даже мне понятно, что для такого рода отношений она ещё не созрела. И элементарно не доверяет мне.

За почти четыре десятка лет в криминальной сфере мне пришлось научиться разбираться в людях, видеть их скрытые мотивы и намерения. Все мысли, эмоции, чувства написаны у Мышки на лице. Они проскакивают в её жестах, взглядах, словах. Она совсем не умеет прятать эмоции. Все обиды, страхи, радости и восторги наружу. И эта её непосредственная искренность сильно подкупает мою зудящую совесть. Может, именно она станет той, что заставит меня измениться так же, как Милена изменила Игната. Только меняться уже поздно.

Он убивался, когда она уехала. Целый год сходил с ума по девчонке, с которой дальше поцелуев у них не зашло. Я говорил ему, что ещё миллионы таких будут, и даже лучше. Он в ответ заявил, что такое бывает лишь раз в жизни. Я откровенно поржал. Больше двадцати лет считал его слова лажей. А сейчас смотрю на замершую посреди светлой комнаты Мышку, и мне совсем не до смеха.

Раз в жизни, да, брат? Что бы ты сказал, узнай, что такое у меня развилось к твоей Даринке?

- В шкафу есть всё необходимое. – сообщаю прохладно. – И обувь, и купальник.

- К-купальник? – выдыхает с испугом, покрываясь румянцем от самой шеи до кончиков ушей.

- Ты всегда заикаешься? – бросаю раздражённо. Рина вздрагивает и отводит взгляд. – Я так сильно тебя пугаю?

Прикусив губу, несмело кивает. Сцепляет пальцы в замок перед собой и отходит к окну.

- Я не знаю Вас. Не понимаю Ваших намерений.

- Ри-на. – рычу предупреждающе.

Она тяжко вздыхает и поворачивается через плечо.

- Да, я боюсь. Я не знаю, что меня ждёт после того, как ты заберёшь мою, - зажмуривается и одними губами без звуков договаривает, - девственность.

Шагаю к ней и оборачиваю рукой плечи. Второй сдавливаю челюсть и поднимаю её голову вверх. Поймав бегающий взгляд, не отпускаю.

- Ты останешься со мной.

- Ты обещал отпустить. – мгновенно парирует Мыша.

- Я сделаю так, что ты не захочешь уходить. У тебя будет всё, Ри-на. Деньги, машины, красивая одежда, украшения, учёба в лучшем ВУЗе. Всё.

- Если мне всего этого не надо? Я хочу свободу. Сама управлять своей жизнью. Решать, что мне есть, читать, одевать и когда спать. Я не хочу дышать по чужому приказу. Я буду послушной. Дам тебе всё, что потребуешь. А взамен ты отпустишь меня.

- Ставить мне условия — слишком смело. И глупо. Надень купальник. – шиплю, покидая её спальню.

В свою влетаю, хлопнув дверью. От злости на её упрямство скрипят зубы и рвутся жилы. Даже в том, чтобы не ударить её и не напугать ещё больше, мне приходится держать себя в руках. Меня долбит сраным дежавю. Всё же есть у неё кое-что от матери. Она не продаётся. Её не подкупить деньгами и красивой жизнью. Она станет полностью моей только в том случае, если сама этого захочет. Я могу взять её силой, но получу от неё только ещё больший страх. А возможно, и ненависть.

Выдыхаю. Вдыхаю до надрыва лёгких и гула в ушах. Качнув головой, улыбаюсь. Мышка решила показать зубки. И она единственная женщина на свете, которой я готов это простить. Или нет. Формулировка не та. Кажется, я горжусь тем, что она учится огрызаться и стоять за себя.

Скидываю штаны с трусами и натягиваю купальные шорты. Накидываю майку, чтобы не доводить Рину до паники раньше времени. Скуриваю сигарету, давая ей больше времени найти необходимые вещи в обширном гардеробе. Отправляю Лесе сообщение, чтобы перенесла из моей комнаты всё, что покупал Дарине, пока нас не будет. В дверь тихо скребутся. Весело хмыкая, представляя топчущуюся в коридоре Рину. Терпением она явно не отличается.

- Войди. – говорю громко, выдыхая дым. Выглядываю через стекло, как она тихонько ныряет внутрь и застывает у двери. Короткие джинсовые шорты с такой низкой талией, что я вижу весь её плоский живот. Короткая майка на тонких бретельках. Это уже похоже на откровенное соблазнение. Решила всё же, что нужна мне лишь для низменного удовольствия и старается соответствовать той, которой себя ощутила. Маленькая. – Иди сюда, Ри-на. – подходит, конечно. Медленно, опасливо, но становится рядом. Занимаю позицию за её спиной и расставляю руки по обе стороны от неё, заключая в надёжное кольцо. Чувствую, как напрягается её тело, но никакого сопротивления она не оказывает. Склоняюсь к её уху и тихо сиплю: - Научись слышать то, о чём люди молчат, а не о чём кричат. Увидь то, что скрывают от посторонних глаз, а не выставляют напоказ.

- Я не понимаю. – шуршит задушено, устремив взгляд вдаль.

- Ты говоришь, что будешь послушной. Что не будешь противиться. Но ты уже сопротивляешься. Сама себе. Показываешь своим видом, что смирилась, что не боишься. Но я чувствую, как ты дрожишь изнутри. Не надо, Мышка.

- Это не так.

- И вот этого не надо, Дарина. Не пытайся мне врать. – с жаром выдыхаю ей в ухо, прихватывая сверху губами. По её коже текут мурашки и дрожь. Она совершает судорожный вдох, немного отведя голову вбок. Реакции её говорят сами за себя. – Не строй из себя того, кем не являешься.

- Можно задать Вам… - прикусываю её ухо, и Рина сразу поправляется: - Тебе ещё один вопрос?

- Попробуй. – усмехаюсь ей в шею.

- У меня есть шанс уйти отсюда? Вернуть себе свободу? Когда-нибудь… - добавляет рваным шёпотом.

- Шанс есть всегда. – выговариваю так же тихо и выпрямляюсь. Снимаю с перил её руку и прихватываю пальцы. – Пойдём, проведу тебе небольшую экскурсию.

Глава 12

- Теперь это не имя. Теперь это моё проклятье.

Не совсем понимаю, что значат слова Кота. Его, в принципе, очень сложно понять. Я вела едва ли не затворнический образ жизни. Учёба, работа и бабушка. Я не умею разбираться в людях. Я даже в себе разобраться не могу. Знаю только, что после сна и недолгого копания в себе и поведении Кости осознала, что он не жесток ко мне.

Мог взять мою девственность ещё тогда, когда я была не в себе от его поцелуев и ласк. В душе, когда на нас не было одежды. Но он не взял. И ночью, и утром просто спал рядом. Когда попросил посидеть с ним на балконе, когда дал мне другую комнату, забитую всевозможными вещами, которых там больше, чем в магазине, когда дал позвонить бабуле, когда рассказывал о доме, шутил и улыбался, я отчётливо понимала, что страха перед ним и тем, что обязательно случится, нет. А когда он смеялся… Не думала, что подобные ему умеют смеяться.

Боялась, что моё любопытство вызовет у него раздражение или даже злость, но оно пробудило лишь приступ веселья. Во мне было столько эмоций с момента, как увидела новую спальню, и до сих пор, что просто не могла замолчать. Все эти вещи, мебель, двери, люстры, лепка — как в Краснодарском музее, куда мы ездили группой. Только тут можно всё потрогать и изучить, а не только смотреть из-за ограждения. А цветочные композиции, фонтаны с мраморными статуями и гигантских размеров лабиринт — взорвали во мне запертые в клетку слова и эмоции. И море… Боже, это же море! И его близость… Горячая, смуглая, гладкая кожа, обтягивающая крепкие рельефы мышц… Немного неравномерное дыхание… Всё это не вызывает отвращения и прежней паники.

Набрав в лёгкие побольше морского ветра, смотрю в его глаза, напоминающие по цвету окружающую нас воду. Сердце подскакивает к горлу и колотится там, перекрывая доступ кислорода. Я же всё равно буду принадлежать ему. Так просто он меня не отпустит. Так, может, стоит позволить зарождающейся симпатии окрепнуть и распустить крылья?

- Костя. – выдыхаю, плотнее прижимая ладошку туда, где поражает своей мощью его сердце.

Его взгляд темнеет, становясь похожим на штормовые волны. Зажмуриваюсь и толкаюсь ближе, опустив голову немного ниже его плеча. Сильные руки оборачивают мои плечи. Жаркое дыхание пробирается под волосы и сползает по шее мурашками. Его ладонь опускается по спине, остановившись на пояснице. Сердце колотится отчаяннее. Пальцы начинают заметнее дрожать от звука его бархатного голоса с выразительной хрипотцой.

- Сладкая, ты и представить не можешь, что только что натворила. - зажмуриваюсь плотнее. До взрывов звёзд в темноте. – Ри-на, посмотри на меня. – просит приглушённо, поддевая пальцами мой подбородок. Только успеваю открыть глаза, как веки смыкаются, когда мой рот напарывается на его губы. Язык беспрепятственно пробирается внутрь. Проходит по зубам. Кончиком рисует зигзаги на дёснах и языке. Захлёбываясь терпким вкусом мужчины, цепляюсь за его плечи. – Раздевайся. – приказывает резко.

Меня как кипятком ошпаривает. Отталкиваюсь, путаясь ногами в рассыпчатой гальке. Едва не заваливаюсь спиной в воду, но Кот легко удерживает, поймав за запястья. Дёргает меня обратно на себя, заключая в плен своего жара и запаха.

- Плавать будем, трусливая Мышка. Я дам тебе немного времени привыкнуть ко мне.

Хватаюсь за слова о плавании, только бы не думать о необъяснимом страхе перед физической близостью, которая сделает меня женщиной. Его женщиной? Кот мне не неприятен, но страх куда сильнее и не поддаётся контролю.

- Я не ум-мею плавать. – выдавливаю тихонечко.

- Не заикайся, Ри-на. Не надо трястись так. – проговаривает обманчиво мягко. – Что ты собиралась делать в море, если не умеешь плавать? – и снова слышу улыбку в текучем голосе.

- Я… думала погулять по кромке. – лепечу, ощущая, как загорается лицо.

- Так не пойдёт. Раздевайся. Научу тебя плавать.

Подрываю на него растерянный взгляд, боясь поверить в услышанное. Он издевается? Зачем ему возиться со мной? Но лицо Кота абсолютно серьёзное. Брови, съехавшись на переносице, нахмурены. Губы сжаты в полоску, отчего верхняя почти незаметна. Потемневший взгляд пробирается электричеством под кожу.

- Н-не хочу. – возмущаюсь неуверенно, отходя ближе к берегу.

- Ри-на, слушайся меня. Или ты разденешься сама, или я тебе помогу. Выбирай, пока выбор у тебя есть.

Громко сглотнув литр слюны, несмело стягиваю майку. Не только лицо, но всё до живота обжигает стыдливым румянцем. Стиснув ткань в кулаках, прикрываю ей грудь. Я не могу назвать купальник неприличным. Я его даже купальником назвать не могу! Два ярко красных треугольника, от которых на шею поднимаются тонкие цепочки, застёгивающиеся на жемчужную пуговку. Сзади такая же цепочка и застёжка. Они же заменяют лямки на плавках, которые открывают намного больше, чем закрывают. А я всё такая же мохнатая там, внизу, как и утром. Впервые я стесняюсь собственного тела. Мне хочется быть красивой. Для... Кости. Бог мой, это полнейшее безумие!

- Ри-на. – рычит мужчина, показывая клыки, как у настоящего хищника. – Помочь тебе? – грациозно, как гепард, он надвигается на меня.

- Пожалуйста! – выкрикиваю в панике. – Я не могу! Мне стыдно! Не заставляй меня. – заканчиваю задушено, с трудом сдерживая обличительные слёзы.

Плотно закрываю глаза, пытаясь не разреветься. Судорожно тискаю на груди майку. Кот легко выдёргивает её и кладёт крупные шершавые ладони на мои плечи.

- Чего ты стыдишься, сладкая? – будто бы ласково спрашивает, с участием. Ведёт костяшками пальцев по моей скуле, подбородку. Трогает подушечками вибрирующие губы. – Ты очень красивая девочка. Чистая и свежая.

Господи-Боже, я становлюсь медузой, которая трясётся и тает на солнце.

- Я просто не хочу. – давлю шёпотом, не рискуя сказать правду. – Прошу тебя, Костя. – добавляю его имя в надежде, что его это смягчит.

- Если стесняешься своих кудряшек, то не стоит. – выдыхает в ухо. Меня передёргивает, будто слова розгой полоснули. Как он понял? – Мне нравится.

Глава 13

Мягко, едва касаясь, провожу языком по двум сладко-солёным пальцам. Сознание вращается, плывёт рябью, утекает в неизвестном направлении. С закрытыми глазами, чтобы не видеть лица и реакций Кости, делаю то, что он от меня хочет. То, что, кажется, и сама хочу. Осмелев или сдурев окончательно, прихватываю губами и причмокиваю, посасывая, Бог мой, мужские пальцы!

- Твою же мать, Рина! – рычит Костя, дёргая руку назад.

Я в ужасе от собственных действий, сжимаюсь на шезлонге, притиснув колени к груди. Слёзы непослушно покидают глаза и текут по щекам. От стыда хочется сгореть. Но мне и этого сделать не дают.

Кот садится рядом и с размаху впечатывает в себя, стальным обручем опоясав тело. Жестами, которые, видимо, призваны меня успокоить, гладит по спине и негромко приговаривает:

- Не стыдись, Рина. Твоё тело созрело для взрослой жизни. Все твои страхи только в голове. Поэтому не думай. Не давай своим страхам подпитки.

- Зачем я тебе? Боже, ну зачем?! – кричу, отталкивая его.

Костя снова обнимает, зажав ладонью затылок. Мысль, вспоровшая сознание, становится ужасающим открытием. Я хочу быть такой, какой он хочет меня видеть!

- Я ужасная! – воплю, изо всех сил упираясь кулаками в его плечи.

- Нет, Дарина! – повышает голос, беря в захват моё лицо и задирая к своему. – Ты маленькая, глупая, наивная, трусливая, испуганная! Но не ужасная, не грязная и не испорченная! Ты чистая и отзывчивая!

- Нет! Я ужасная!

- Всё, хватит! – гаркает, толкая меня на спину и придавливая весом своего тела. Удерживая за щёки, не даёт отвернуться. – Откуда в тебе это самобичевание? Бабка в голову вдолбила?

- Нет. – выдыхаю раздавлено. – Я… Я такая… Должна бояться, но не боюсь. Не отталкиваю. Сама…

- Ты будешь моей, Дарина. Я забрал тебя себе. И чем больше ты будешь бояться, отрицать свои желания и свою суть, тем хуже сделаешь сама себе. Успокойся. Вдохни. И смирись, Мышка. Ты всё делаешь правильно.

- Это неправильно. – давлю упрямо, но уже поддаюсь магии его прикосновений и волшебному эликсиру голоса. – Мне так страшно. – всхлипываю отчаянно.

- Это нормально. – сипит Кот, ложась на шезлонг и укладывая меня сверху на себя. Обнимает так крепко, что хрустят кости и не сделать вдоха. – Ты хорошая девочка, Рина. Ты куда лучше всех, кого я встречал за свою жизнь. Отбрось стыд. Не ругай себя.

Его слова действительно успокаивают крики и слёзы. Поселяют спокойствие в душе.

Случайно задев губами его грудину, приподнимаю голову и шепчу неуверенно:

- У тебя есть семья?

Костя закрывает глаза и делает почти неуловимый вдох.

- У меня есть родственники. Но не семья. Все, кто был семьёй, погибли.

- Прости. – выдавливаю, пряча взгляд.

- Это было очень давно.

Тишина разбивается всё тем же шумом моря и чаек и моим раздробленным дыханием. Попытки подняться не венчаются успехом — мужчина легко удерживает меня на месте. Не в силах больше сгорать в его руках и собственных мыслях, задаю новый вопрос:

- Ты запретил той девушке, которая приносила мне еду и убиралась, со мной разговаривать? – он, не поднимая век, кивает. – И Сабире? – ещё один кивок. – Почему? – шиплю возмущённо.

- Первая — прислуга. Вторая — шлюха. О чём тебе с ними говорить. – отбивает ледяным тоном.

- Я тоже была прислугой. – бросаю, вставая рывком. В этот раз Кот позволяет мне это сделать. Закинув руку за голову, открывает один глаз, с интересом косясь на меня. – Официанткой.

- Ты другая.

- Не правда. Я такая же, как она.

- Ты хочешь, чтобы она с тобой говорила. – сощурив глаза, даю ими ответ. – Будет.

- А Сабира?

- Её ты больше не увидишь.

- Почему?

- Тебя это не касается. Она выполнила свою работу. На этом всё.

- Ты спишь с ней.

Стоит этим словам сорваться с губ, как я в ужасе запечатываю их обеими руками, мечтая отмотать время назад. Костя садится, прихватив меня за поясницу, чтобы не скатилась на застеленный ковром деревянный помост. Его глаза становятся похожи на тонкие щёлки. Челюсти стиснуты так плотно, что даже под густой щетиной видны выступающие желваки.

- Это тебя тоже не касается, Ри-на. – цедит, не разжимая зубов. Ссаживает меня на лежак и встаёт. – Пошли в дом. Отведу тебя в комнату, а то заблудишься.

Делаю шаг на ватных ногах, но плюхаюсь на шезлонг. Новое открытие страшит не меньше предыдущего. Мне неприятно то, чем он занимается с Сабирой. Я что, ревную? Своего тюремщика, вынуждающего меня вести себя как шлюха? Умело соблазняющего, меняющего под свои стандарты?

Мужчина выжидающе глядит на меня, спрятав руки в карманах. Но я вижу, как натянуты синие выступающие вены на его предплечьях. Стискиваю зубы и поднимаюсь. Гордо задрав голову, прохожу мимо него. Поднимаясь по лестнице, слышу его мягкие шаги и шумное, но ровное дыхание. Чувствую давление агрессивной ауры на затылке. Кажется, что кожа со спины слезает слоями. Тонкие цепочки купальника накаляются и прожигают на спине дыры. Майку мою, видимо, унесло морем — на берегу её не оказалось. Понимаю, что мне придётся прошагать полуголой через огромный двор, но не решаюсь попросить Кота дать мне свою борцовку. Мысль, что все эти дни он был с Сабирой, а ночью обнимал, целовал меня, стучит набатом в висках. Липкий ужас расползается по венам.

Я же просто больная! Сумасшедшая!

Но ещё хуже становится, стоит подумать, что он снова поедет к ней. Пробивает рёбра и выворачивает внутренности наизнанку. Глаза печёт.

Я, конечно, слышала про Стокгольмский синдром, но обычно для его приобретения нужны годы неволи, а не одна неделя.

Только оказавшись в своей новой клетке, понимаю, что по пути нам не встретился ни один человек. Закрываю лицо ладонями и сползаю вниз по запертой двери. Костя, не сказав ни слова, довёл меня до спальни, открыл дверь и ушёл. Задыхаясь ужасающими своим абсурдом и неправильностью мыслями, даже плакать не могу. Всё тело сотрясает, словно из летнего дня я оказалась посреди арктической ночи.

Глава 14

Просыпаюсь с гудящей головой и опухшими веками. Горло дерёт от одних лишь воспоминаний о вчерашнем.

Животное! Чудовище! Изверг! Я никогда этого не забуду! Никогда ему не прощу!

Вот только теперь проявлять намёки на характер страшно до дрожи. Не представляю, каких издевательств ожидать в следующий раз. Этого человека невозможно понять и предугадать, каким он будет в следующую минуту. Вот он смеётся, учит меня плавать, шутит, поцелуями сводит с ума, а через мгновение показывает своё истинное лицо. И оно настолько ужасно, что мне он кажется ещё хуже Шрама и его людей. Наверняка пусть и не знала, но догадывалась, чего от них ожидать. Но Кот… Его желания и настоящая суть не такие явные. Они скрыты за маской безразличия или добродушия. И лучше бы я никогда под неё не заглядывала.

Опираясь на руки, приподнимаю верхнюю часть ослабевшего тела. Чувствую себя такой же разбитой, как в день, когда сюда попала. И если тогда казалось, что всё тело облеплено грязью, то сейчас она проникла внутрь, пропитала органы, растекается по венам вместо крови. Хочется взять хлорсодержащее и залить его в горло, чтобы очиститься. Но не поможет уже. Теперь это часть меня. Тёмная, испачканная, заразная, инородная для моей души. Мне больше нечего оберегать. Прошлым вечером человек, который так искусно пробуждал во мне новые чувства и симпатию, враз убил не только то, что создал, но и то, что ему никогда не принадлежало.

Подвернув губы, закусываю их и встаю. Вчерашний восторг от королевских покоев, в которые меня заселили, испарился напрочь, оставив после себя лишь горький осадок и злость на себя, что так наивно повелась на красоту и, как мне показалось, заботу.

Снятая вчера в ванной одежда так там и осталась. Заворачиваюсь во влажное полотенце и нахожу в шкафу среди гор вещей нижнее бельё, чёрные шорты и майку тёмно-серого цвета. Под душем стою, не шевелясь, даже когда вода попадает в рот и слепит глаза. Накручиваю вентиль, пока кожу не шпарит кипятком. Но ощущение липкости и грязи не исчезает. Долго трусь мочалкой, сдирая на запястьях и щиколотках едва зажившую кожу. Волосы промываю три раза. Очень тщательно чищу зубы и несколько раз прополаскиваю горло и ротовую полость. Но запах и вкус похоти и мужского естества забил те рецепторы, куда не проникает очиститель.

Когда выхожу из ванной, на столе меня уже ждёт завтрак и огромный букет белых и розовых пионов, среди которых виднеются несколько головок красных роз.

Это что, плата за услуги? Извинение? Поощрение? Пускай катится к дьяволу!

Подхожу к цветам, разносящим головокружащий аромат, вытаскиваю их из вазы, едва удержав объёмный тяжеленный букет, и нещадно выбрасываю бедные растения с балкона. Тяжело дыша, наблюдаю, как букет, несколько раз ударившись о скалу, растрёпывается и скрывается в волнах. От обиды на глаза наворачиваются слёзы. Я так обожаю цветы. Всегда, когда вижу бабушек или дедушек, продающих благоухающие букеты из своих огородов прямо около калиток, всегда покупаю. Но принять букет от человека, так нещадно унизившего меня, кажется слишком мерзким, низким и беспринципным. В комнате раздаётся мелодия телефонного звонка. Встрепенувшись, иду на звук. На белоснежной салфетке лежит последняя модель смартфона, а на экране высвечивается всего одно слово: Костя.

Первый порыв — отправить телефон следом за цветами. И плевать на расточительность и то, что мне на него работать пришлось бы полгода.

Только этого я не делаю, быстро просчитав преимущества, данные мне в виде телефона. Я смогу позвонить бабушке или даже вызвать полицию.

Второй порыв — не брать трубку.

И лишь страх нового наказания заставляет протянуть руку и дрожащими пальцами провести по экрану. Уверена, что не смогу солгать, что была в ванной. Тут сто процентов всё утыкано невидимыми камерами, и за мной беспрестанно следят. Подношу телефон к уху, но выжать из себя ни слова не могу.

- В чём виноваты цветы, Ри-на? – хрипло и вкрадчиво спрашивает мужской голос, пробирающий паникой до костей. Судорожно втягиваю онемевшими губами воздух, но ответить не могу. В ушах звуки, издаваемые им вчера. Хриплое, сорванное дыхание, рычание в момент разрядки. Властные взгляды и действия, унижение и разочарование в самой себе. Всё это парализует, рисуя картинки и воскрешая ощущения его плоти на языке. Дёргано сглатываю и молчу. Телефон прожигает кожу, но я лишь крепче стискиваю его в ладони. – Рина, никаких больше фокусов. Не заставляй меня преподавать тебе ещё один урок. – грызя изнутри губы и щёки, почти не замечаю боли и сочащейся кровью слизистой. Закрываю глаза и пытаюсь что-то сказать, но ни слова не выдавливаю. – Ты боишься меня, Мышка? Злишься на меня? Ненавидишь? – в интонациях я слышу угрозу. Может быть, просто придумываю. – Отвечай, Рина. – приказывает громче и с раздражением.

Хочу закричать: ДА! Но шепчу только:

- Нет.

- Не ври мне, Рина. – холодно выбивает Кот.

Сглатываю и осматриваю комнату по периметру. Я буквально чувствую его скрытый взгляд. Он видит меня прямо сейчас.

- Ты ужасный человек. – выжимаю неуверенно. Перевожу дыхание и добавляю: - Худший из худших.

- Нарываешься, сладкая.

Внутренности от страха подскакивают. Сердце в желудок проваливается.

- Ты запретил мне лгать. Я говорю правду. – выпаливаю смелее. – Если накажешь меня за неё…

- Поешь, Рина. – перебивает мой шелест. – Звонить никому не пытайся, стоит блокировка. Экстренные вызовы тоже не работают. – ему даже видеть меня не надо, чтобы мысли читать. Он не человек. – Я никогда не допускаю промахов.

Вызов обрывается. Глядя в одну точку на стене, опускаю телефон на стол. Падаю в кресло, как подкошенная. Закрыв ладонью рот, понимаю, что слёзы текут по щекам.

Как мне быть, Боже? Что меня ждёт?

Размытым взглядом смотрю на рулет с красной рыбой и овощами и кружку кофе, но еда вызывает только тошноту. Несмотря на то, что кроме пары кусочков фруктов, я вчера ничего не съела.

Глава 15

Ещё восемь дней проходят как под копирку. Просыпаюсь, принимаю душ, завтракаю, иду на пляж или гуляю между фонтанов и клумб. Много читаю или смотрю телевизор. Леся, так, оказывается, зовут горничную, показала, как пользоваться проектором, установленным над моей кроватью. Кот звонит сразу после завтрака и спрашивает, как мне спалось. Я всегда отвечаю односложно: нормально. Он не приезжает. Никто не говорит, куда он пропал и когда вернётся. На улице «вертухай» ходит за мной по пятам. Мне даже накрывают обед прямо в саду, не заставляя возвращаться в дом. Как только начинает темнеть, меня отправляют в комнату, где уже ждёт ужин. Когда укладываюсь в постель и включаю кино, обычно бывает ещё один звонок от Кота. Он постоянно повторяет, какая я послушная девочка, не делающая глупостей.

И каждый день меня всё больше накрывает отчаяние. Всё чаще я выглядываю с балкона на море. Перегибаюсь через перила и представляю, как, расставив руки, словно крылья, лечу вниз. Всё сильнее разрастается безразличие к собственной судьбе. Всё глубже вонзаются когти бесчувственности. Всё крепче пальцы мучителя сжимают сердце. Ему становится тесно в груди.

Несколько раз я делала попытки пройти в противоположную сторону от моря. Меня не останавливали люди. Только тянущийся вверх на несколько метров забор. Обвешанная камерами подъездная аллея. И огромные гладкие ворота, через которые не перелезть, как не пыжься. Мне и правда не сбежать.

Кажется, я настолько смирилась со своей участью, что без стеснения и неловкости надеваю ярко-розовый купальник и прямо при охраннике делаю попытки плавать. Одной жутко страшно. Захожу в воду не больше, чем по пояс. За эти дни я смотрела много видеоуроков про то, как научиться плавать. Не на телефоне, конечно. Кроме звонка на один единственный номер, в нём ничего не работает. На видео всё так легко, но у меня пока получается продержаться на воде всего несколько секунд. Надежда на побег по морю рухнула сразу. Не то чтобы я верила, что у меня получится доплыть до ближайшего городского пляжа… Просто… Просто хотелось ухватиться хоть за что-то, чтобы окончательно не свихнуться.

Из воды не вылезаю даже тогда, когда замерзаю до костей. Хлебая морскую воду, продолжаю упорно барахтаться вдоль берега. Сумерки начинают медленно сгущаться. Меня не пугает темнота. Каждый раз я жду её, понимая, что скоро смогу уснуть и перестать сгорать заживо изнутри. Вижу приближающийся силуэт, подсвеченный со спины последними лучами заходящего солнца. Отворачиваюсь, оттягивая момент возвращения в тюрьму. Задержав дыхание, гребу руками и машу ногами. Совсем рядом слышен всплеск воды. Оборачиваясь, оказываюсь нос к носу с Костей. Тёмный, хмурый, опасный и мокрый. Его ладони сжимаются на моих рёбрах. Он легко поднимает меня вверх. Моя грудь колышется на уровне его лица. Он ведёт носом по краю купальника. Ныряет в ложбинку, одновременно холодя своим дыханием и им же сжигая.

- Губы уже синие. Ногами обхвати. – командует сухо.

Боясь вызвать его гнев или недовольство, оборачиваю его талию ногами, скрестив щиколотки за спиной. Между ног мне вжимается твёрдое естество. Кот голый. Полностью. На берегу кучей валяется его одежда. Брюки, рубашка и, как издевательство, на самом верху белые боксеры. Хватаюсь за его плечи и прячу лицо на шее, лишь бы не встречаться с его потемневшими глазами. Меня мощно колотит от страха получить новое наказание. Поэтому не сопротивляюсь, когда выносит из воды, несёт в бунгало и опускает на лежак. Размыкаю ноги и руки и вжимаюсь головой в маленькую подушечку. Он нависает сверху. Разбивает своим дыханием с запахом табака всю выдержку, которую собирала по капле последнюю неделю.

- Смотри на меня, Рина. – рычит приглушённо. Трепеща ресницами, заставляю открыть глаза и сталкиваюсь с гипнотическим взглядом цвета моря. – Не трясись так. – судорожно схватив побольше воздуха, перенасыщенного его запахом, прилагаю все усилия, чтобы не дрожать от холода и страха перед его присутствием. – Ты боишься. – констатирует, отпуская меня.

- Н-нет. – выдавливаю, стараясь звучать уверенно, дабы не разозлить, но заикание выдаёт меня с головой.

- Сегодня на ужин спустишься в столовую. Леся тебя проводит. – бросает приказ.

Больше не взглянув на меня, голый идёт к своим вещам. Я, словно заколдованная, смотрю на его мощную спину с буграми мышц. Раздутый каркас рёбер, сужающийся к талии. Крепкие ягодицы с двумя ямочками над ними. Длинные волосатые ноги с крупными ступнями. Кажется, что даже гладкие камни принимают ту форму, которая ему необходима, чтобы идти по рассыпчатой гальке, как по твёрдому асфальту. Когда я передвигаюсь по пляжу, постоянно поскальзываюсь и рискую упасть, а Коту хоть бы хны. Грация, обманчивая красота, ловкость и скрытая под безобидной внешностью опасность для любой неосторожной мышки, решившей попасться ему на глаза.

Он одевается, а я, затаив дыхание, наблюдаю за его движениями. Мне же можно смотреть на него, да? Привыкать к виду обнажённого мужчины. Пусть всё лицо горит огнём, а в лёгких настоящий пожар, я продолжаю таращиться, пока он, не обернувшись на меня, скрывается на лестнице.

Встаю и на непослушных ногах бреду к шезлонгу, на котором лежит моё платье. Натягиваю его поверх мокрого купальника и быстро бегу в свою спальню. Принимаю душ. Сушу феном волосы. Надеваю самое скромное по моим меркам бельё, которое нашлось в шкафу. Лиловое и достаточно плотное, чтобы под ним нельзя было рассмотреть грудь. В том, что мне придётся щеголять перед Костей без одежды, даже не сомневаюсь. Достаточно было одного его взгляда на пляже, чтобы понять, что меня ждёт. Тяжело сглатываю, прокрутившись перед гигантских размеров зеркалом. Я не хочу выглядеть для него красиво и соблазнительно. Но кружево стрингов плотно облегает загоревшую попу, живот и гладкий лобок. Грудь в бюстгальтере сидит как влитая. Вызывающе поднимается над ним. На шее висит тонкая золотая цепочка с маминым крестиком.

Мне страшно. Мне стыдно. Мне волнительно.

Глава 16

Мышка дрожит так, что клацают зубы. Мысленно сопротивляется, но под моими руками тает. Хочет сбежать, но не рискует ослушаться. На негнущихся ногах направляется к кровати. Забирается под одеяло, сворачивается клубочком и накрывается с головой.

Трусливый Мышонок.

Оскалив рот в ухмылке, иду в ванную и умываюсь ледяной водой. Задерживаюсь, не спеша возвращаться к Рине.

Стоило бы оставить её в покое после инцидента в душе. Урок, что преподал ей, для маленького Мышонка оказался слишком жестоким. Она не смогла воспринять его так, как та же Сабира. Слишком загоняется. Мне даже пришлось поселить охранника в соседней комнате, чтобы успел вмешаться, если Дарина решит что-то с собой сделать. Сам смотрел, как она виснет на периллах балкона, и понимал, что своими действиями надломил в ней нечто важное. Слишком глубоко ранил. И оставил одну на неделю, за которую она отчаивалась и накручивала себя всё сильнее. Был уверен, что этого времени хватит, чтобы побороть своих демонов и отказаться от Дарины. Практически справился. Убедил себя, что её страх и развившая ненависть необходимы мне самому. Что она не тот формат женщин, с которым привык иметь дело. Она не сможет дать мне желаемое. А мне быстро наскучит её пугливость и невинность. Но как же я, мать вашу, ошибся. Не смог выбросить из головы. Не помогла ни работа, ни разборки с говнюком, решившим разжиться на моей территории, ни женщины, ни такие же трусливые девчонки. Я перепробовал всё. Проиграл демонам. Но всё равно решил отпустить её. Отправить к бабке и выслать их обеих на край света. Только бы не было искушения. Потом увидел её в воде. Мокрую, почти голую, с посиневшими губами. И, блять, потёк. Не смог себя удержать. Подошёл. Подхватил. Вдохнул. Едва там её невинность не забрал. В воде. На лежаке. Вовремя взял себя в руки и пригласил на ужин, чтобы объяснить ей ситуацию и как стоит вести себя, когда окажется на свободе. И когда уже укоренился в своём решении, позвонил Серый, приставленный мной к Дамиру, и сообщил, что братец ищет Рину.

Дамир знает, что я решаю проблемы совсем не так, как он. Если есть возможность избежать лишних жертв, дав денег или выслав подальше, я ей пользуюсь. Дарина мало что видела и понимала, оттого не было смысла её убирать.

Сука! Какого хрена он так в неё вцепился?! Понятно, что девчонке есть чем зацепить, но Дамир ей одержим. Как и я. Как наш отец был одержим Миленой. Видимо, у нас сбой в ДНК. Зависимость от женщин этой семьи на генном уровне. Иначе я просто не могу это объяснить. Противоестественную тягу, сопротивляться которой невозможно. Я не отпущу Рину. Никогда. Теперь её доверие и ростки симпатии уничтожены. Сожжены «уроком». Вернуть то, что разрушено, куда сложнее, чем возвести с нуля. Мышка теперь от меня как огня шарахается. От одного присутствия дар речи теряет. Я хочу вернуть ей её улыбку. И я хочу, чтобы она меня любила. Так же, как Милена любила Игната. Я, конечно, не смогу дать Даринке то, что её отец давал её матери. У меня было куда больше времени, чтобы ожесточиться и научиться не поддаваться нелогичным чувствам. Они только мешают. Делают тебя слабым. Уязвимым. Становятся твоей точкой давления. И я не могу допустить, чтобы Рина стала моей слабостью.

Задев периферийным зрением своё отражение, глубоко вдыхаю и принудительно расслабляю стянутое напряжением тело. Потушив свет в ванной, возвращаюсь в полумрак спальни, рассеиваемый только лунным светом из окна. На светлой кровати выделяется лишь небольшой бугорок под одеялом. Прохожу мимо и неспешно расстёгиваю рубашку. Снимаю с запястья часы и отбрасываю на стол. Стянув рубашку, распускаю ремень на брюках. Снимаю их вместе с трусами и швыряю в кресло. Вижу, как при каждом звуке кокон вздрагивает. Присаживаюсь на край матраса, скользнув рукой по одеялу. Ощущаю, как сильно Мышку колотит. Опускаюсь и забираюсь к ней. Притягиваю спиной к груди и шумно выдыхаю в волосы. Толкаюсь пахом в мягкие ягодицы. Рина всхлипывает и судорожно старается избежать контакта.

- Повернись, сладкая. – произношу так тихо, сипло и низко, что сам удивляюсь.

В глазах темнеет от возбуждения. Кровь ускоряется, разнося по венам горячие потоки похоти. Не припомню ни одной женщины, от которой так штормило. Их было много. Разных. Опытных. Скромных. Девственниц. Искушённых. А меня вмазало на старости лет в сопливую девчонку.

Скидываю с неё одеяло до талии и отвожу волосы вперёд. Веду губами по шее и плечу. Рина дрожит крепче. Дышит часто. Сердечко у Мышки отчаянно лупит мне в ладонь. Сминаю мягкую полусферу, зажав между пальцев сосок. Девчонка звонко пищит, сжимается, но терпит.

- Ри-на, не бойся. Я тебя не наказываю. Просто сделаю так, что ты забудешь обо всём.

- Я н-не хочу. Не надо.

Глубоко, ровно вдыхаю и впиваюсь ртом в её шею. Ласкаю языком, ненавязчиво перекатывая пальцами сморщенную и твёрдую бусинку соска. Мать вашу, реально бусинка. Маленький, тугой, сладкий…

- Не надо было наказывать тебя так жестоко. – проговариваю глухо, облизывая её ухо. – Но ты должна была понять, кто здесь главный.

- Я всё поняла. – пищит Мышонок, подавшись вперёд. – Обещаю, что больше не буду тебе перечить. Не буду спорить. Не буду называть чудовищем. Только перестань меня мучить. Бери уже то, что хочешь. Я не могу так больше жить. В страхе… В ожидании чего-то…

- Тихо, Ри-на. – пресекаю поток её болтовни. Душу рвёт на куски от её пропитанного отчаянием голоса. Она так сильно боится меня и моих посягательств, что едва дышит. В который раз матерю себя последними словами, что решил воспитывать её таким способом. Он не для неё. Теперь знаю уже наверняка. – Сладкая, тихо. Не реви. – её тело содрогается от сдерживаемых рыданий. Услышав мои слова, всхлипывает в голос и зажимает рот ладонями. Прибиваю её крепче к себе и, уткнувшись носом в шею, разваливаюсь на части под аккомпанемент её плача. – Глупыш, прекрати бояться. Ты сейчас в моей постели, чтобы привыкнуть ко мне. Я не возьму тебя сегодня.

- А когда? – лепечет, рвано вдохнув.

Глава 17

Не знаю, как Коту удаётся так влиять на меня. Он точно владеет гипнозом. И умением читать мысли. Как и говорил раньше: приказал спать, и глаза сами закрылись. Несмотря на раннее время, страх перед ним, стыд за случившееся несколькими минутами ранее, я засыпаю. Помню только, как Костя лёг рядом и уложил мою голову себе на грудь. Меня настолько опустошило происходящее, всплеск эмоций и адреналина, что не осталось сил даже на смущение от того, что я голая сплю в одной постели с полностью обнажённым мужчиной, который совсем недавно делал одновременно ужасающие и потрясающие вещи. Это так же неправильно, как и то, что он заставлял делать меня. Но такого, как сегодня, мне не приходилось испытывать ещё ни разу.

Просыпаюсь я всё так же раздетая, но уже в своей постели от того, что в лицо мне тыкается что-то мокрое и холодное. Первым чувством спросонья становится страх, что Кот решил взять с меня плату за вчерашнее. А потом вспоминается ощущение его достоинства. Оно было тёплым и гладким.

Поднимаю сопротивляющиеся веки и вижу два огромных жёлтых глаза на чёрной мохнатой мордочке. Поджав уши и расширив зрачки, на меня смотрит маленький чёрный комок. Боязливо принюхивается своим чёрным мокрым носиком.

- Привет, малыш. – шепчу тихо, боясь его спугнуть. – Откуда ты тут? Чей ты?

Осторожно протягиваю руку и касаюсь мягкой длинной шёрстки. Котёнок, недолго думая, тычется макушкой в ладонь и включает режим «трактора», принимаясь громко мурлыкать. Притягиваю его к себе и перекатываюсь на спину. Малыш укладывается на грудь и «мнёт» меня лапками с острыми коготками.

- Нельзя царапаться. – журю с улыбкой.

Не думала, что в доме могут быть животные. Раньше я не замечала тут никаких признаков живности.

- Откуда ты взялся? Случайно забрёл? – смотрю на мордашку с блаженно прикрытыми глазами и сама себе качаю головой. – Нет, вряд ли ты бы пробежал незамеченным.

На глаза невольно наворачиваются слёзы, стоит вспомнить Симона. Он так же по утрам лежал на груди и мурчал. Вот бы оставить малыша себе. А через месяц забрать с собой. Только уверена, что Кот не позволит. А прятать его у меня не получится. Ему нужен корм, туалет, игрушки. Возможности купить всё это у меня нет. Да и камеры не способствуют.

Обречённо вздохнув, снимаю котёнка с груди и перекладываю на подушку. Он недовольно фыркает и спрыгивает с кровати, едва я встаю. Путаясь под ногами, мешает идти. Стоит открыть шкаф, как негодник тут же запрыгивает на полку и начинает копаться в вещах.

- Нельзя. – ругаю, вытаскивая его из шкафа. Опускаю на пол и еле сдерживаю слёзы. Не хочу прогонять. Но придётся. – Я попрошу Костю найти тебе дом. А если он не станет заморачиваться, то уверена, что смогу уговорить Лесю. Ты не обижайся только. – прошу, когда, вильнув хвостом, он отворачивается.

Со слезами на глазах натягиваю трусики и сарафан с чашечками. Быстро расчёсываю волосы и беру на руки малыша, устроившегося мыться на кресле. Набрав полную грудь воздуха, выхожу из спальни. Решительно, пока не успела совсем расклеиться, пересекаю пространство и стучу в дверь Кота.

- Заходи. – слышу глухое из комнаты.

Толкнув дверь, вхожу внутрь и застываю, опустив голову. Мужчина в одних шортах сидит в кресле и что-то листает в телефоне. Подняв на меня короткий взгляд исподлобья, возвращает его к экрану. Замираю на входе, крепче прижимая к груди чёрный комочек.

- Тут… У меня… - выдавливаю сиплым голосом и сразу всхлипываю, открывая котёнка. Костя откладывает телефон и с интересом смотрит на меня. – Он был в моей комнате. Он ухоженный. Чей-то, наверное. – тараторю сбивчиво.

Кот с улыбкой качает головой и поднимается.

- Чей-то. – соглашается, подойдя в упор.

Не рискую поднять голову, когда озвучиваю просьбу:

- Ты не мог бы вернуть его хозяевам? Его, наверное, ищут. Скажи Лесе…

- Он твой, Ри-на.

- Что? – рывком вскидываю голову, не веря свои ушам. – Я же не могу оставить его.

- Можешь. Он для тебя. Корм и миски на кухне. В туалет на улицу будешь сама приучать его ходить.

- Почему? – шепчу растерянно, пытаясь прочесть что-то в его глазах.

- Я решил, что тебе будет не так одиноко с ним. – пожимает небрежно плечами. Растягивает губы в загадочной улыбке. – Поискать ему других хозяев? – спрашивает с издёвкой, выгнув бровь.

Забываясь на эмоциях, одной рукой прижимаю котёнка, а второй оборачиваю его шею и прижимаюсь к губам. Кот тоже обнимает одной рукой за поясницу с тихим смехом.

- Спасибо. – выдыхаю ему в рот, едва не визжа от счастья.

- Ревёшь чего? – не переставая посмеиваться надо мной, выбивает Костя.

Котёнок, зажатый между нами, недовольно ворочается и фыркает.

- Просто… Это так… мило. – лепечу бессвязно, а Костя ещё громче смеётся.

- Мило… - буркает он, сгребая в пальцах волосы на затылке. – Звучит, как оскорбление, Мышка.

- Я… не…

- Всё ш-ш-ш… Не паникуй. Это шутка. Я пошутил.

Мои губы растягиваются в улыбке. Костя, притиснув мою голову к своему плечу, так же как котёнок до этого, мнёт голову, проскрёбывая кожу коротким ногтями. Зажмуриваюсь, вдыхая терпкий запах муската и горячей кожи.

Ещё вчера я ненавидела его и боялась до смерти, а сегодня сама целую и обнимаю. Страшно, конечно, снова расслабиться и начать верить в образ, который он добродушно демонстрирует. Смотреть на маску обычного человека, подарившего мне котёнка, и не видеть за ней истинной сути.

- Сладкая, не надо меня бояться. Больше я не стану тебя наказывать. – тихо проговаривает он с хрипотцой.

- Мысли читаешь? – хихикаю нервно, подняв на него взгляд.

Напоровшись на губы, резко опускаю вниз на свернувшегося клубочком пушистика. Воспоминания о том, что они вчера со мной делали, нагревают кровь и бросают её в лицо. Которое тут же начинает гореть.

- Ты не умеешь прятать их. – выбивает полушёпотом, проведя ладонью по голове сбоку и задержав её на щеке. Приподнимает пальцем подбородок. Сглотнув, всё же смотрю в его глаза. – Позавтракаешь со мной? – могу только кивнуть.

Глава 18

Когда приходится ходить вокруг да около с женщиной, чувствую себя идиотом. Но иначе она уйдёт. А ведь я не соврал. Если захочет, я её отпущу. Могу, конечно, силой удержать. Только что мне это даст? Опустошённую куклу, у которой из эмоций лишь ненависть и страх? Это же Даринка. Маленькая Мышка. Концентрат из света, чистоты и улыбок. И то сияние, которое исходило от неё, когда поняла, что пушистый для неё — ослепила. Кошак в доме стоит того. Хотя всю свою жизнь считал их бесполезными животными, которые только и могут, что мурчать и драть мебель.

Сделав глоток кофе, смотрю, как Мышка неспешно бродит по кромке воды. Морской бриз красиво развивает платье. Играет с волосами. Она настолько яркая, что кажется инородной не только в моей жизни, но и в этом месте. Дар и проклятие в одном лице. Но как же цепляет её неподкупная искренность и неумение скрывать эмоции. Несомненно, меня она боится. Но не так, как боялась вчера. С ней не так уж и сложно проявлять крупицы человечности, что сохранились несмотря ни на что. Делать шаги в её сторону, маленькие жесты. Я привык решать все вопросы деньгами и силой. Только с Риной такое не прокатит. Шмотки, за которые Сабира удавилась бы, не вызывают в Мышке никаких эмоций. Хоть шубы ей дари, хоть миллионные украшения — нерезультативно. Котёнку, книгам и возможности гулять по пляжу она радуется куда больше, чем телефону. Многие на него ртом зарабатывают, а Рине плевать. Поэтому и понял, что в неволе она просто зачахнет. Она как цветок без солнца. Сколько не поливай и не удобряй — высохнет.

Перевожу взгляд на свернувшегося клубком котёнка на стуле, где сидела Рина. Всего лишь кот. Но сколько счастья было в её взгляде, когда прижимала его к себе.

Встаю со стула и стягиваю через голову футболку. Утреннее солнце приятно поджаривает кожу. Скидываю сланцы и иду к воде. Даринка, опустив голову, идёт в моём направлении, но даже не замечает меня, пока с испуганным писком не врезается в грудь. Со сдержанной улыбкой перехватываю её за спину и прижимаю к себе. Моё сердце синхронно с её ускоряться начинает. Вдыхаю тонких запах её волос и больной ублюдок, пробивающий себе дорогу сломанными черепами, затыкается. Давая место кому-то, кого давно считал мёртвым. Мышка поднимает на меня неосмысленный взгляд. Перекидываю руку и убираю с лица длинные пряди волос. Пропускаю их между пальцами. Рина мелко дрожит, покусывая губы.

- Не бойся меня, сладкая. Тебе больше не надо бояться.

- Я стараюсь. – шепчет, скользнув ладонями по прессу на грудь. – Это так сложно.

- Я знаю. Научись.

- Я не могу понять тебя. Сначала ты делаешь со мной ужасные вещи. Говоришь, что я твоя пленница. Покупаешь мне все эти вещи, которые мне и за всю жизнь не износить. А потом даришь котёнка. И ведёшь себя так, будто… - не договорив, роняет взгляд вниз.

- Ри-на. – подбиваю сгибом пальца её упрямый подбородок. Моргнув, сглатывает, но глаз больше не отводит. – У тебя всё будет хорошо в любом случае. Даю тебе слово. И поверь, я никогда не разбрасываюсь обещаниями. Один месяц, Дарина. По истечении этого срока ты сама примешь решение. И каким бы оно ни было, я сделаю так, как ты решишь.

- Костя… - шепчет, подтянувшись вверх. – Мне так страшно. – обняв за шею, прижимается щекой к щеке. – Я ничего не понимаю. Запуталась.

- Разберёмся вместе. Ты только не молчи. Говори.

Вода лёгкими волнами бросается на ноги. Крики чаек разбавляют шум моря. Притиснув к себе Мышку, закрываю глаза. И отчего-то так тепло становится. Так спокойно.

Хрупкое равновесие, слабое доверие, которого так сложно добиваться, разбивает приближающийся Арс. Мгновенно отпускаю Рину, напрягшись. Он знает, что я не люблю, когда беспокоят без дела. Значит, что-то серьёзное.

- К вам гости, Константин Геннадьевич. Родственник. – добавляет неоднозначно, коротко кивнув на Дарину.

Сука! Дамир! Какого хрена ему надо? Мы контактируем минимально. И уж тем более не ходим друг к другу в гости. Узнал, что Рина у меня?

- Арс, проводи Дарину в её комнату. – приказываю холодно. Смотрю в испуганные глаза девушки и смягчаю тон. Приходится. Проведя пальцами по щеке, проговариваю тихо: - Забирай Шедоу и будь в спальне. Не выходи.

- Что-то случилось? – толкает сбивчивым лепетом.

- Ничего страшного. Иди.

Коротко целую её губы и отпускаю. Подталкиваю в спину. Рина быстро идёт к столу и забирает недовольного пробудкой кота. Прижав к себе, не оглядываясь, спешит по лестнице. Арс идёт следом. Скрипнув зубами, натягиваю футболку и тоже поднимаюсь наверх. Сунув сжатые в кулаки руки в карманы шортов, вхожу в дом.

- Где он? – рыкаю Стасу, караулящему у двери.

- В вашем кабинете.

В доброжелательность играть я не намерен. Вхожу в кабинет и, не сказав ни слова, сдёргиваю брата за грудки со своего кресла, в котором он по-хозяйски развалился. Оттолкнув его в сторону, сажусь на своё место и смотрю на него исподлобья.

- Какой тёплый братский приём. – цедит ехидно сквозь челюсти.

- То, что у нас один отец, братьями нас не делает. – отвечаю с затаённой в голосе угрозой. – Чего тебе?

- Даже выпить не предложишь? – кривится Дамир, садясь в кресло напротив.

- Я бы тебя и на порог не пускал, если бы не Юрий. У меня проблем выше крыши. Выполняй ты хоть сотую часть своей работы, знал бы, что береговую охрану усиливают, а досмотр любых грузов стал настолько дотошным, что даже мышь нелегально не пролезет на корабль. А у меня идёт большая партия стволов и М4. Тех, кого купил, поймали на взятках и оперативно заменили.

- Ты справишься. – саркастично хмыкает братик, вертя в руках нож для писем.

- Я-то справлюсь. – выдавливаю с яростью. – И как только Юрий отбросит коньки, ты с мамашей вылетишь не только из дома и бизнеса, но и из города.

- Только угрожать мне не надо. – скалится, с грохотом прибивая нож к столу.

- Это не угроза, Дамир. Это реалии жизни. Ты только и делаешь, что подводишь весь бизнес и семью под трибунал. Не хочешь никого слышать, кроме себя. Мне в моём стаде паршивая овца не нужна. Для чего пришёл. – бросаю без вопроса.

Глава 19

Кот приходит только под утро, когда небо уже начинает светлеть. Просыпаюсь ещё до того, как он входит в комнату. Словно почувствовав его, распахиваю глаза. Лежу, не шевелясь и задержав дыхание, когда дверь открывается и бесшумная тень вплывает внутрь. Только светлое пятно рубашки говорит, что это не сон и не призрак. Приоткрыв один глаз, привыкаю к темноте. Начинаю различать его крупную фигуру. Вижу, как расстёгивает рубашку и брюки. Как снимает их и вешает на спинку кресла. Не издавая даже шороха, обходит кровать. Приподнимает одеяло и ложится сзади. Большая рука тут же оборачивает рёбра, а грудная клетка прижимается к спине. Тяжёлый запах алкоголя и сигарет забивает нос. Но не вызывает отвращения.

- Доброе утро. - выдыхаю несмело.

- Спокойной ночи, Мышка. Спи. – приказывает тихим, осипшим голосом.

Мурашки от него всю кожу охватывают. Всего через минуту дыхание Кости полностью выравнивается, а сердцебиение замедляется. Он засыпает. А вот я в этот раз решила побыть непослушной. Жутко нервничая, прислушиваюсь к его дыханию. Близость мужского тела. Твёрдость калёных мышц. Жар загорелой кожи, словно в неё впитались солнечные лучи. Тяжесть руки на рёбрах. Одно его присутствие в моей постели. Всё это не даёт снова провалиться в сон.

Рассеянно перебираю шёрстку Шедоу, устроившегося рядом с подушкой, и прислушиваюсь к собственным чувствам. Я и правда не испугалась, когда он пришёл. Кажется, я и вовсе перестаю его бояться. Начинаю смелеть настолько, что не дёргаюсь, когда он меня касается. Отвечаю на его поцелуи. Сама его трогаю. Смотрю на него прямо. Выдерживаю давящие своей силой взгляды. Даже учусь сама его целовать. И принимать вызываемые им эмоции и реакции тела. Он пообещал, что больше не будет наказывать, что не обидит. А я… Я так легко в это поверила, что страшно стало. Ему вообще легко верить, будь то угроза, обещание или заверение, что я добровольно выберу быть с ним. Меня не смущает то, насколько он старше. Ещё неделю назад меня вгоняло в панику, что будь мой папа жив, он был бы всего на пять лет старше Кости.

Наверное, это неправильно. Нет! Точно неправильно! Испытывать чувство привязанности и доверия к своему похитителю.

Пусть даже и в королевских условиях, но он держит меня в неволе. Я всё равно чувствую себя свободнее, чем когда-либо раньше. Впервые с того момента, когда у бабушки случился второй инсульт, мне не надо беспокоиться о том, чтобы хватило денег на лекарства. Не приходится думать, где найти подработку на каникулы.

Вчера утром Кот дал мне позвонить бабуле. Она чувствует себя хорошо, и заверяла, что отлично справляется сама. Пока я судорожно пыталась придумать новую причину, почему задерживаюсь, она только засмеялась и сказала, чтобы я отдыхала и ни о чём не беспокоилась. Чтобы хоть иногда была эгоисткой и думала только о себе.

Потом Кот усадил меня к себе на колени и, демонстрируя экран телефона, перевёл бабуле неприлично огромную сумму денег. Я даже попыталась возмущаться, что она подумает обо мне невесть что, когда такая сумма придёт с чужого счёта. Он улыбнулся и пообещал, что всё будет хорошо. Я поверила. И расслабилась. Его фальшивая забота, должна признать, сильно подкупает. Знаю, что она ненастоящая. Всего лишь потрясающая игра искусного притворщика. Но мне так хотелось, чтобы обо мне позаботился хоть кто-то.

- Прекрати. – толкает Костя мне в шею.

От неожиданности и хрипотцы его в голоса в полной тишине вздрагиваю. Он обнимает крепче и проводит губами вверх по шее.

- Что прекратить? – шепчу, боясь нарушить такой странный сон.

- Думать, Ри-на. Ты слишком много думаешь. Просто расслабься и наслаждайся отпуском. Ни о чём не переживай.

- Я же не робот. – выбиваю возмущённым шипением.

Потревоженный котёнок, вытянувшись, спрыгивает с кровати и скрывается в темноте. Мужские губы курсируют к уху. Его дыхание дрожать заставляет. Кот целует за ухом и сипит приглушённо:

- Не робот, Дарина. – соглашается, лизнув там, где только что целовал. – Ты всего лишь хрупкая девушка, слишком многое взвалившая на свои плечи. Я решу все твои финансовые вопросы и любые проблемы. Этот месяц ты не должна думать ни о чём и ни о ком. Только о себе. Если захочешь остаться, то тебе никогда больше не придётся ни о чём волноваться.

Бог мой, как это подкупает! Мне так хорошо, когда его мягкая щетина раздражает восприимчивую кожу шеи. Когда шершавые пальцы, поддев пижамную майку, рисуют на животе круги, линии и зигзаги. Когда дыхание щекочет и шевелит волосы. Когда мурашки вновь и вновь облепляют тело. Когда в животе зарождается робкое тепло возбуждения. В сердце расцветает диковинный цветок. А раненые птицы распускают крылья во всю мощь. Когда его голос такой тихий, хриплый и мягкий, что поднимает все волоски на теле. Когда его жар не обжигает, как вначале, а просто греет.

Закрываю глаза и позволяю себе расслабиться и просто насладиться минутами спокойного блаженства. В объятиях почти незнакомого мужчины засыпаю так крепко и сладко, что не отталкиваю, когда переворачивает меня на спину и ложится сверху. Обняв за шею, впускаю в рот его язык. Понимаю, что мне нравится никотиновая горчинка. Не сопротивляюсь, когда Костя стягивает с меня майку, шорты и нижнее бельё. Трогает. Гладит пальцами. Заставляет стонать и неконтролируемо двигать бёдрами ему навстречу. Мне совсем не страшно, когда он тоже раздевается, выставив на обозрение покачивающееся достоинство. Разводит мои ноги шире и пристраивается между ними. Один резкий толчок и…

Я просыпаюсь.

Тяжело дыша, подскакиваю на кровати, понимая, что мне только приснился секс с Костей. Шорты и трусики мокрые, хоть выжимай. Сердце в голове колотится, мешая мыслить. Я настолько возбуждена, что живот режет от боли. Приложив ладони к пылающим щекам, медленно поворачиваю голову назад. Со свистом выдыхаю, испытывая колоссальное облегчение, что Кота нет рядом. Прислушиваюсь к звукам в комнате, дабы убедиться, что он не курит на балконе или не моется в душе.

Глава 20

Первые минут десять поездки я только жмурюсь и визжу во всю силу лёгких, боясь вылететь за борт. И даже профессиональный спасательный жилет не дарит спокойствия.

- Мышка, выдохни. Мы даже скорость не набрали. – смеётся Костя.

Через секунду рёв мотора становится громче. Ощущаю характерный рывок ускорения. Заорав ещё громче, цепляюсь мёртвой хваткой в борт и в лавку, на которой сижу. Ветер рвёт одежду и волосы. Брызги солёной воды летят в лицо и попадают в рот.

Ощущения настолько новые и потрясающие, что сама не замечаю, когда крики перерастают в нервный смех, а после и в счастливый хохот.

Открываю глаза, и в них тут же попадает вода. Вытираю мокрое лицо и ловлю на себе внимательный взгляд глаз такого же цвета, как и окружающее нас бесконечное море. Стоя перед сидением у руля с закатанными брюками и в белой футболке на белоснежном катере с ослепительной улыбкой, Костя не кажется пугающим или отталкивающим. Он видится мне очень привлекательным мужчиной, умеющим сводить женщин с ума не только поцелуями и ласками, но такими вот взглядами, улыбками, красивыми жестами вроде завтраков прямо в море и катаний на катере.

Откровенно и, наверное, даже нагло разглядываю его. Именно в этот момент я забываю о том, каким образом сюда попала. О том, для чего он меня держит. И о том, что будет, когда этот месяц подойдёт к концу. Я, конечно, не думаю, что он в меня влюбится и в конце срока предложит выйти за него замуж. Не настолько идиотка. Но почему не насладиться тем, что он мне предлагает? Другой возможности пожить в роскоши, поплавать в море и поесть трюфелей у меня может никогда не быть. И, кажется, я уже смирилась с тем, что он станет моим первым мужчиной. Наверное, так даже лучше. Со взрослым и опытным. Который знает, что, как и для чего делает. К тому же, после «душа» он никогда не требовал от меня даже потрогать его. Только поцеловать. А мне, как оказалось, нравится с ним целоваться. И то, что он делал с моим телом пальцами и языком, мне тоже нравится. Пусть это и жутко стыдно. Но нельзя постоянно бояться. И его гипнозу сопротивляться тоже невозможно.

Как бы то ни было, через месяц я уйду. Навечно дьявол мою душу не заберёт. Я была уверена, что меня нельзя купить. Но он смог. Не деньгами, нет. Одежда, ресторанное меню и шикарная обстановка дома не вызывают желания оставить свою жизнь и свои принципы. А вот Костя…

Вздохнув, смотрю на его рельефную спину и поджарый зад. Краснею, но смотрю. С моего ракурса почти не видно лица, лишь скулу и край щеки, но всё равно замечаю, что он сосредоточен. А может и напряжён.

На повороте катер накреняется вбок. Свешиваю руку вниз и ловлю удары волн ладонью и предплечьем. И смеюсь.

- Уже не боишься? – спрашивает Кот, сбавляя ход.

Заметила, что в последнее время он стал заморачиваться с тем, чтобы вопросы были вопросами.

- Уже не так. – качаю головой с улыбкой. Его глаза вспыхивают непонятным пламенем. Засмущавшись, отвожу взгляд и смотрю на далёкую полоску земли. – Можно побыстрее?

- Можно. – смеётся мужчина, набирая ход.

Я смеюсь так громко и много, как, наверное, ни разу в жизни. Лёгкие переполнены морским бризом. Грудь до отказа залита свободой и счастьем. Глаза слезятся от белого солнца, бесконечной синевы моря и голубизны неба без единого облачка. Рот и щёки болят от постоянных улыбок и смеха. Сердце быстро-быстро стучит не только от адреналина, но и от близости Кости. Понимаю, что те чувства, которые испытываю к нему, не только нелогичны, но и опасны для такой наивной дурочки, как я. Но и поделать с собой ничего не могу. Как любит повторять бабуля: не хочешь срать, не мучай жопу. Очень аристократично, да. И это касается не только того, чтобы пересилить себя и сделать что-то, что не хочешь или не можешь. Но и перестать сопротивляться тому, с чем не можешь справиться.

- Хочешь порулить? – толкает Кот, вырывая меня из размышлений.

- Что? – моргаю потерянно, уверенная, что ослышалась.

- Управлять катером. – указывает на руль подбородком с лукавой улыбкой. – Попробуй. – полностью остановив катер, протягивает мне руку.

- Что? Нет. – бешено головой кручу, вцепляясь в лавку, будто он меня от неё отдирать будет.

- Не бойся, Ри-на. – проговаривает вкрадчиво, сощурив глаза. – Я же не предлагаю тебе самой рулить. Буду контролировать. Иди сюда.

Трусливо поднимаюсь, качаясь вместе с корпусом. Прохожу к штурвалу. Опускаю на него руки и глубоко вдыхаю. Костя становится за моей спиной. Накрывает мои дрожащие кисти большими, холодными от воды и ветра ладонями. Чувствую, как глубоко вдыхает запах моих волос. Как рвано выдыхает в шею. Как напрягается его красивое загорелое тело.

- Какая ты сладкая. – хрипит в затылок. Сильнее дрожу по натиском его эмоций. Кот переводит дыхание и прочищает горло. Снимает мою кисть с руля и перекладывает на рычаг справа. – Садись. – толкает в кресло. – У тебя две педали. Правая — газ. Левая — тормоз. Давишь на них только плавно. И никогда одновременно. Задействуешь только правую ногу. Попробуй.

- Он же поплывёт. – выталкиваю испуганно.

- Не поплывёт. – издаёт приглушённый смешок. – Сейчас катер стоит на нейтральной скорости. – дёргает моей рукой, которая на рычаге. – Видишь, стоит посредине. Если нажмёшь эту кнопку и переведёшь вперёд, то поплывёт вперёд.

- Как сложно. – шепчу растерянно.

- Ничего сложного. Дави на педали. Я рядом. Не бойся.

Через несколько минут я уже пускаю катер медленно плыть. Кот удерживает штурвал и контролирует, чтобы не дёргала его резко. От нервов и напряжения спина начинает болеть, будто в неё металлических спиц натолкали. Руки натянуты. Ноги трусятся.

- Давай немного быстрее.

- Страшно.

- Я с тобой, сладкая. Страхую. Дави на газ.

То, что Костя так близко, сильно отвлекает. Расслабиться и полностью сосредоточиться на управлении катером чертовски сложно.

- Ты молодец. Всё делаешь правильно. – подбадривает, не отпуская моих пальцев, судорожно цепляющихся в руль. – Устала? – задаёт вопрос, спустя время.

Глава 21

Просыпаюсь с раскалывающей головой. Пульсирующим мозгом. Пересохшими ртом, горлом и языком. Такое чувство, что Шедоу мой рот вместо горшка использовал, пока спала. С ломкой в каждой кости. В общем говоря, со всеми признаками дичайшего похмелья. Первого в моей жизни. И уже уверенная, что последнего. И с обрывками затуманенных воспоминаний. Последнее, что помню — рука Кости в моих плавках, которую сама туда и затолкала. И третий бокал шампанского. И больше ничего. Совсем. Провал. Будто сделала глоток и уснула. Не помню, как и когда вернулись на берег, как карабкалась по лестнице в гору, переодевалась и ложилась в постель. Только ошеломительный по своей мощности оргазм. Что-то мне подсказывает, что это была далеко не самая ужасная вещь, которую вытворила. Сколько я вчера выпила? Что ещё наделала? Бог мой, а если я наговорила ему чего-то ужасного? Называла чудовищем, маньяком? Он же меня убьёт.

Сажусь и тут же ловлю вертолёты. Со стоном падаю обратно. Прикладываю ладонь ко лбу. Кажется, у меня жар. И тошнит. И голова болит. И страшно до чёртиков.

- Бо-о-о-оже-е-е-… - стону жалобно не своим голосом.

- Хозяин велел вам выпить. – говорит не пойми откуда взявшаяся Леся.

Открываю один глаз, но солнце такое яркое, что тут же зажмуриваюсь. Лицо кривится.

- Только не на «вы», пожалуйста. У тебя когда-нибудь было похмелье?

- Несколько раз. – смеётся тихо. – Константин Геннадьевич о вас позаботился. Возьмите.

- На ты… - хриплю разбито, вслепую нащупывая стакан, протянутый девушкой. Подношу к губам, но медлю. Приоткрываю глаза тонкими щёлками и с подозрением смотрю на решившую вдруг поболтать горничную. – Там яд? – она удивлённо поднимает брови. – Ты его сегодня видела?

- Да. Он лично передал. – указывает на поднос.

- В каком он был настроении? Злой, как чёрт? Или агрессивно настроенный?

- Да нет же. Наоборот. Улыбался. Я, наверно, никогда его таким довольным не видела.

Бог мой, что вчера было? Он решил меня «наказать», а я не сопротивлялась? Или сама наказать себя решила и добровольно?.. Фу! Нет! Я не могла! Или могла? Или это уже не я была? А развратная шлюшка, которой очень нравилось то, что Кот вытворял с её телом?

Судя по ощущениям, секса у меня не было. Думаю, я бы почувствовала, если бы лишилась девственности. Бабуля ещё с шестнадцати лет начала просвещать о взрослых отношениях. Говорила, что первый раз жутко больно. Кажется, что ноги сдвинуть никогда не сможешь, а между ними будто раскурочено всё. Подозреваю, что она больше пугала, чтобы я раньше времени не начала жить половой жизнью. Я и так не стремилась. А после её рассказов и вовсе всё желание пропало. Когда восемнадцать исполнилось, ужасов заметно поубавилось.

Что же вчера было? Глаза горят так, словно я плакала. А может, их просто от света режет? Вот бы Костя уехал сегодня и не возвращался хоть пару дней, чтобы я смогла смириться со своим позором. Не представляю, каким именно, но уверена, что худшего в жизни не испытывала.

- Он здесь? – выжимаю убито.

- Уехал.

Слава Богу.

Привстаю, опираясь спиной на подушку. Выпиваю шипучую воду, так ласково охлаждающую и успокаивающую бурлящий желудок.

- Спасибо. – от всей души благодарю.

- Я только принесла. – пожимает Леся плечами. Звонит мой телефон. Одновременно стреляем глазами на стол. Почему он так далеко? Я же не доберусь туда, даже если это сможет спасти мою жизнь. – Подать? – предлагает участливо, явно оценив моё состояние нестояния.

В любой другой ситуации я бы отказалась. Не королева. Даже не принцесса. Но сейчас выдыхаю только:

- Пожалуйста.

Она передаёт вибрирующий смартфон и уходит, напомнив про завтрак.

Какой, на фиг, завтрак? Мне бы ужин в себе удержать. Или обед?

Ложусь обратно и смыкаю веки, отвечая на звонок. Подношу к уху, но молчу. Лицо почему-то так горит, словно я реально вчера выпрашивала у Кота его достоинство.

Откуда такие мысли? Или это воспоминания? Умоляю, только не это. От страха я с балкона прыгнуть не решалась. А вот от стыда, кажется, уже готова.

- Как ты, пьянчужка? – с тихим смехом высекает Кот. – Живая?

- Не-е-ет. – выдавливаю мёртвым голосом.

- Таблетку выпила?

- Да.

Судя по шуму, Костя едет в машине. И курит.

- Ри-на. – даже через трубку жар его дыхания ощущаю. Словно что-то вчера кардинально изменилось. – Знаю, что хреново, но ты должна будешь поесть.

- Я не смогу. Прошу, не заставляй меня. – хнычу, едва не слёзно умоляя.

- Надо, сладкая. Тебе станет легче. Карен от похмелья готовит волшебную похлёбку. Как рукой всё снимет. – посмеивается приглушённо.

- Издеваешься надо мной, да? – бросаю зло.

Не будь мне так отвратительно паршиво, не рискнула бы огрызаться. Но вся моя природная застенчивость осталась где-то посреди моря вместе с достоинством.

- Забочусь, Дарина. О своей женщине. – добавляет вкрадчивым хрипом.

Меня словно молнией прошибает. Подрываюсь, забыв о боли и тошноте. Придавливаю гулко колотящееся сердце трясущейся рукой и выпаливаю:

- Мы что, вчера?..

- Нет. – снова смеётся Кот. У меня от сердца отлегает. Но он, не жалея, отправляет в него десяток острых лезвий. – Но ты очень настаивала.

- Неправда. – толкаю неверяще, понимая, что меня с головы до ног жаром окатывает.

- Правда. Когда тащил тебя на руках от катера до самой кровати, ты лезла целоваться и просила не уходить. Сама разделась. Стоило мне попытаться натянуть на тебя хоть что-то, начала обнимать и просить, чтобы остался с тобой и забрал твою невинность.

- К-ко-т-тя… - выдавливаю не пойми что, заикаясь. – Ты же шутишь?

Подняв глаза к потолку, молю всех богов, чтобы это оказалось шуткой. В то, что он нёс меня на руках, я могу поверить. А вот во всё остальное…

- Я был непреклонен, Мышка. Не поддался чарам пьяной красотки. Уложил тебя спать и ушёл. Об этом не волнуйся. Неадекватным состоянием пользоваться не стал бы.

Глава 22

Смотрю в окно быстро едущей машины и невольно улыбаюсь. Ничего пьянчужка не помнит. Так даже лучше. Даринка сама не понимает, как крепко зацепилась за крючок. Не готова пока принять свои чувства ко мне. И мою правду. Не переварит. Не будет знать, что с ней делать. Надо дать ей немного больше времени, чтобы для начала в себе разобралась.

Приоткрыв окно, подкуриваю третью сигарету за утро.

Чем дальше всё заходит, тем чаще думаю о том, что под словами: «если со мной и Миленой что-то случится, защити Дарину», Игнат имел ввиду не: «затащи её в постель, присвой и втяни в свой дерьмовый мир, из которого мы с трудом свалили живые». Я отлично сознаю, что для самой Рины было бы лучше, отправь я её подальше, но никогда прежде мне не приходилось так отчаянно бороться с самим собой. И раз за разом проигрывать.

Не могу я её отпустить. Не могу от неё отказаться. Представлять, что встретит какого-то сопляка, ляжет под него, замуж выйдет, детей нарожает, с работы встречать будет. Улыбаться, блять, ему. Все её улыбки принадлежат мне. Как и её тело. Сердце её. Её первый раз будет моим. И все последующие тоже. Я собственник до кончиков волос. И Дарина будет безраздельно принадлежать мне одному. Смотреть только на меня. Любить, сука, только меня. Я сделаю так, что она не захочет уходить. Если придётся, то весь отведённый мне срок буду наизнанку выворачиваться, но она никогда не узнает, чем занимался её отец и чем промышляю я. Просто отдам ей всё. За улыбку. И за то, чтобы смотрела на меня так, как вчера. Чисто и тепло. С таким доверием, что мысли о том, что предаю Игната, врезались в мозг рапирами.

Он не желал такой жизни для дочери. До встречи с Миленой мы были одинаковыми. Только Милке с самого начала не нравилось, чем он занимался. Однажды, сразу после рождения Даринки, стал случайным свидетелем их скандала. Впервые видел, чтобы Миленка так рыдала и кричала, а Игнат разве что не ползал у её ног и обещал завязать, уйти в легал. Она орала, что ей и её ребёнку не нужны кровавые деньги, особняки, построенные на костях человеческих жертв, украшения, «снятые с трупов». Она хотела лишь семью. Самую обычную. Где муж впахивает на заводе, а она встречает его борщами. Он попросил год, чтобы организовать их будущее. А через половину срока мой отец захотел Милену себе. И он её получил. Он не взял её силой — она пришла сама. Он сделал нечто гораздо хуже. Настолько ужасное, что даже спустя семнадцать лет после его смерти я так и не смог его простить.

- Приехали, Константин Геннадьевич. – выдёргивает из тёмных мыслей Арс, уже припарковавшись и заглушив двигатель. – Абхазцы уже на месте.

- Подождут. – бросаю сухо. Не люблю я с ними дел иметь. Хитрожопые и пытающиеся вечно то цену скинуть, то наебать. – Жди на месте. Скоро подойду.

Арс, не сказав ни слова, проверяет кобуру и выходит на улицу, ровным, чеканным шагом направляясь в тёмный ангар. Там должна состояться сделка по продаже партии Калашей. Прежде чем пойти за ним, проверяю телефон. Всего одно сообщение от Артура «не выходила».

Хмыкаю, приподняв один уголок губ. Перебрала, бедная. Ни пить, ни целоваться не умеет. Не знаю, что там перещёлкнуло в голове у Генриховны на старости лет, но растила она Ринку в спартанских условиях. Девчонка едва ли не монашка. Не понимает своего тела и боится собственного возбуждения. Желаний стыдится. Шампанское с бабушкой на Новый год… Охренеть можно. Девочка не от мира сего. Радует, что хоть после оргазмов не начинает молитвы читать и челом об пол биться.

Захожу в приложение и нахожу камеру, с которой Мышонка видно лучше всего. Как повёрнутый, могу часами смотреть в экран, как она ест, спит, читает. Контролирую каждый её шаг. Но когда понимаю, что она, слившись по цвету с креслом, рыдает, слева в груди болезненно тянет.

Набираю её номер на громкой, глядя, как она не отвечает. Пробиваю через Лесю, только чтобы услышать осипший, безжизненный голос.

- Я не хочу с ним говорить.

- Леся, уйди. – рыкаю резко.

Меня сильно колотит от понимания, что меньше, чем за час в ней что-то разрушилось. Теряю контроль над телом, над голосом, на грёбанными эмоциями, на которые от неё так сильно пробивает. Говорю не то и не так. Не тем тоном. Не с теми чувствами и интонациями.

- Рина, что случилось? – не ответив, тянет пальцы к экрану. Сбросить решила. - Не смей скидывать. Я приеду, и будет хуже. – угрожаю, пытаясь её остановить.

Нельзя сейчас оставлять её со своими мыслями.

- Пусть будет. – выдыхает она, и звонок обрывается.

И у меня внутри что-то жизненно важное обрывается.

- Твою мать, Мышка, ты как меня в капкан поймала? – выбиваю беззвучно, набирая её номер и номер Леси из раза в раз. Наблюдаю, приблизив картинку, как она, уставившись пустыми глазами почти в камеру, заливается тихими слезами.

Блять, да что случилось? Это уже не стыд и не смущение. Что-то гораздо глубже, опаснее и больнее. Для неё. Для моего Мышонка. Для моей наивной, улыбчивой глупышки.

Не оставляя попыток дозвониться, пишу сообщение Артуру, чтобы был наготове в случае форс-мажора, но отправить не успеваю. Динамик телефона прорезает громкий, отчаянно-злой выкрик Дарины:

- Больной извращенец! Где твои камеры?! – вылетает в центр спальни, крутится там, зарёванными глазами ищет. – Где они?! Где?! Что тебе от меня надо?!

Не понимаю, что с ней происходит, но стоит увидеть, как она хватается за голову, словно старается заглушить в ней голоса, едва не запрыгиваю в тачку и с визгом покрышек и дымом не срываю её с места. Нельзя срываться из-за девчонки. Кем бы она ни была. Мне необходима эта сделка с абхазцами.

- Выбросишь! Отпусти меня! Я не хочу, чтобы было больно! Не хочу потом страдать! - крики перерастают в шёпот, и расслышать его уже не выходит.

Но то, что слышал, вспарывает мне брюхо и выпускает кишки. Набираю Артура и требую отправить Лесю к Рине, чтобы показала сообщение, которое бездумно набиваю. Мышка читает, но не реагирует. Отправляю ещё одно. Остатки души вкладываю. Сознаю, что всё же стала она моей единственной слабостью. Объяснения по смс — самый поганый вариант, но другого выбора нет. Необходимо держать себя в руках. В любви, конечно, не признаюсь. Не тот человек. Да и она не поверит. Но всё же свыше необходимого выдаю. Открываю ту часть себя, что скрыта в самых недрах.

Глава 23

Моего терпения хватает на два долбанных дня. В тот же вечер разобрался с абхазцами и не нажил себе ещё больше врагов. Когда вернулся, Рина спала. С сухими глазами, но нахмуренным лбом. Рядом не лёг. Присел на корточки и долго смотрел на неё, пытаясь понять, что с ней произошло. Чего она так сильно испугалась. Вспомнила вчерашний разговор или придумала что-то новое? Сколько не старался, разгадать её не смог.

Миленка всегда говорила всё в лоб. Прямая и честная. Дарина тоже честная, только слишком зажатая, чтобы высказать прямо то, что её гложет. Лишь во время срыва выдала часть своей боли. И что бы ни стало тому причиной, оно её подкосило. И как ей такой в моём мире выживать, где за каждым углом опасность? Да и отпускать её как?

Так и просидел до утра, не получив ни единого ответа. Поспал пару часов, искупался, привёл себя в порядок и через Лесю пригласил Мышку на завтрак на пляже. Спустилась. Красивая. Но холодная, пустая, как и накануне. Смотрела невидящим взглядом то на еду, то на море. На меня — по требованию. Ела и пила так же. Не разговаривала. Вопросов не задавала. На мои отвечала сухо и односложно. Ладно, решил дать ей ещё немного времени. Но ни вечером, ни на следующий день ничего так и не изменилось.

На сегодняшний ужин в саду велел приодеться, накраситься и обуть каблуки.

Разлив по бокалам белое вино, смотрю, как неспешно она приближается. Ослепительно прекрасная. Но уже не Дарина. Короткое обтягивающее чёрное платье с разрезом на бедре и глубоким декольте. Лифчика на ней нет. Соски выделяются под тканью. Классические туфли-лодочки на шпильках разносят звонкий перестук. Волосы собраны на макушке, открывая длинную точёную шею. По обеим сторонам от лица по вьющейся пряди. Замазанные чёрным глаза. Тени, стрелки… И красная помада, так не подходящая к её персиковой коже. Медная радужка теряется на фоне этой темноты. Двигается уверенно, спокойно, с прямой спиной. Ледяная, отстранённая и до зубного скрежета выводящая из себя. Потому что… Не она это!

- Тебе не идёт это платье. И макияж тоже. Ничего тёмного в следующий раз. – бросаю зло, едва занимает место напротив.

- Как прикажешь. – отзывается безразлично, пожав голыми плечами. – Мне переодеться? – делает попытку встать, но я осаживаю её взглядом.

- Ешь, Рина.

- Как прикажешь.

Кроме этого, она по собственной воле больше ничего не произносит.

Сосредоточенно отрезает ножом кусочек стейка из сёмги и отправляет в рот. Я не ем. Не пью. Смотрю на то, какими медленными и механическими стали её движения. Ничего больше не вызывает восторга. И вообще никаких эмоций.

- Пей.

Дарина послушно берёт бокал в ту же секунду. Отпивает и ставит обратно. Всё внимание переключает на еду. Но я вижу, как под моим взглядом дрожат пальцы. Не совсем опустошена. Просто спряталась в раковину и боится высовываться оттуда, чтобы снова не столкнуться с теми чувствами, от которых её так расшатало. Если не вызову её на эмоции, со временем она научится прятаться постоянно. Придётся её шокировать. Нежностью не пробьёшь. Удивить тоже не выйдет. Сейчас она даже кошаку не рада. Не читает и не смотрит телевизор. Сидит часами и таращится ничего не выражающим взглядом в одну точку.

- Посмотри на меня. – приказываю жёстко. Она молча откладывает вилку и поднимает глаза. Бля, бесит весь этот мрак. Будто перепачканная сажей. Как оказалось, существуют женщины, которых макияж лишь портит. – Сотри помаду. – поднимает салфетку и аккуратно промакивает губы. Вопросительно глядит на меня. – Всю. На хрен. Стирай. И чтобы я этого больше не видел. – Рина яростнее трёт губы. От остатков красного и активного трения они приобретают ярко-розовый оттенок. Вот теперь красиво. – Ешь. И выпей вино. – стреляю на полный бокал. Её зрачки слегка расширяются. Да, Мышонок, я хочу тебя напоить. – Всё. – бросаю, сделав большой глоток.

Без сопротивления выпивает. Кривится от алкоголя, но пьёт.

Больше я её не мучаю. В тишине, прерываемой шелестом листвы и отдалённым шумом прибоя, заканчиваем ужин. Пару раз напоминаю, чтобы съела всё. Забочусь как могу. Если приказа не поступит, она и пережёвывать не станет. А вот напиваться её не заставляю. Доливаю ещё немного вина, чтобы запила и чуть раскрепостилась. Буду её ломать. Сегодня. Жёстко. Пускай лучше проорётся и проистерится, чем и дальше будет походить на кусок пластмассы с ангельской внешностью.

- Иди в мою комнату. Макияж смой. – толкаю, глядя прямым взглядом в её глаза.

Ни слова против. Поднимается и натянуто идёт в дом. Прокрутив в руках бокал с вином, смотрю, как отражаются в нём блики от фонарей. Залпом опрокидываю в горло и протяжно выдыхаю. Подкуриваю сигарету. Щурюсь, когда едкий дым попадает в глаза. Затягиваюсь глубоко, вымещая никотином накопившуюся за пару дней злость на Дарину. Она не виновата. Закрывается, чтобы защититься. Иначе она, видимо, не умеет. И пусть не привык иметь дело с такими, как Мышка.

Неразборчиво хмыкнув, качаю головой.

Кого я обманываю? Таких, как она, просто не существует. Одна такая на целом свете. При всей своей неподкупности умеющая радоваться мелочам. При зашкаливающих робости, скромности и стеснении говорит прямо о своих мыслях и страхах. Набор из противоречий и умение бороться с собой делают её особенной.

Сделав ещё пару быстрых коротких тяг, гашу сигарету. Поднимаюсь и тяжёлым шагом направляюсь в свою спальню. Больше времени я ей давать не намерен. Пора действовать грубее. Для её же пользы.

Толкаю дверь и без остановки приближаюсь к застывшей около окна Дарине. Обняв плечи руками, даже не вздрагивает, когда накрываю её кисти ладонями. Медленно веду вниз. Перехожу на талию, слегка сжимая. Касаюсь губами шеи сзади. Кроме мурашек, которых она, видимо, не может контролировать, реакций не выдаёт. Рот курсирует по её шее. Высунув язык, лижу место, где компрометирует её нервное напряжение бешено стучащая в вене кровь. Пульс зашкаливает. Что говорит о том, что от спокойствия в ней лишь видимость. Как далеко она способна зайти в своём решении играть в покорность? Где остановится? Какой барьер не сможет преодолеть и расшибёт об него свою броню?

Глава 24

Постепенно за окном становится всё темнее. Рина успокаивается. Уткнувшись носом мне в плечо, иногда шмыгает им. Дрожь её тоже утихла. Пальцами что-то бездумно выводит на грудных мышцах. Прикрыв пах одеялом, дабы Мышка не пугалась стоящего на двенадцать часов члена, держу её, обеими руками прижимая к себе.

- Что случилось, Дарина? – начинаю осторожно, поддев пальцами упрямый подбородок. – Что произошло два дня назад? Почему ты решила, что я тебя сломаю? И камеры… они для твоей безопасности. – и моего эстетического удовлетворения, конечно. Только Мышке знать об этом не стоит. – Ответь мне.

- Я могу этого не делать? – шелестит едва слышно. – Оставить хоть что-то для себя? – голос становится совсем беззвучным, а взгляд уплывает в сторону.

- А если я прикажу? – толкаю вкрадчивым полушёпотом.

Она резко вдыхает и не выдыхает, рассеянно впившись в мои глаза. Опустив ресницы, отпускает шумный выдох и лепечет:

- Я бы очень не хотела говорить. Прошу тебя, Костя. – смотрит прямо в глаза, прижав обе ладони к моей груди. – Не заставляй меня. Это просто заморочки. Клянусь, больше такого никогда не повторится.

- Сладкая… - веду ладонью по её голове, убирая рассыпавшиеся из причёски волосы назад. – Я спрашиваю не из любопытства. И не чтобы контролировать твои мысли или действия. Мне необходимо лучше понять тебя. Знать, что делает тебя несчастной. Ри-на, почему ты тогда плакала? – говорю совсем негромко, самыми спокойными и мягкими интонациями, на которые вообще способен.

Она прикрывает веки и шуршит глухо:

- В какой-то момент я испугалась, что… - сглатывает тяжело и тыкается лицом мне в шею. Накрываю рукой затылок и перебираю волосы. – Что могу привязаться к тебе. У меня же совсем опыта в общении с мужчинами нет. А ты кажешься таким… хорошим. Я… Я боюсь обмануться.

- Привязывайся, Рина. Не бойся. Для тебя я буду хорошим. Я не мягкий и не добрый человек. Жестокий и холодный. Но для тебя я будут таким, какого ты сможешь принять.

- Я не понимаю. – выдыхает, оттолкнувшись на расстояние вытянутой руки. – Почему для меня? Как же Сабира? Ты ведь избил её.

Сука! Она сказала Рине? Придушу эту тварь.

Перехватываю её пальцы и машинально разминаю каждый из них.

- О Сабире ты больше никогда не услышишь, Дарина.

- Она разве не… твоя женщина? – сипит, крепко жмурясь.

- Она была моей любовницей. – выбиваю, решая быть с ней настолько честным, насколько позволяет мне совесть. – У меня есть ты. Знаю, что тебе сложно понять. – я и сам не до конца понимаю, почему порвал с Сабирой, стоило Рине отозваться. Понял внезапно, что не хочу с ней. Приелась. И пустой трах приелся. Захотелось чего-то… чистого и свежего. Захотелось с Дариной и больше ни с кем. – Не думай о ней, ладно?

- Меня ты тоже ударишь, если не буду тебя слушаться? – тарабанит испуганно, забирая руку и притискивая к своей груди.

Качаю головой и встаю с кровати. Свесив ноги, смотрю на ковёр.

Не выверну я ей душу. И правду не скажу. Притворяться перед ней идеальным мужиком, который не способен поднять руку на женщину? Я способен. Предпочитаю жёсткий, грубый секс. Мне нравится придушивать партнёршу, держать её жизнь в своих руках. Вдалбливаться так, чтобы она вопила от боли и удовольствия. Дарина никогда не сможет принять меня такого. Только ту часть, которую показываю ей. Человека, устраивавшего свидания на пляже, катания на катере и подарившего котёнка. Того, кто раз за разом дарит ей удовольствие, не требуя ничего взамен. Кто разговаривает с ней, утешает, интересуется её жизнью и обещает дать ей всё. Только две моих части неразделимы. И ей придётся научиться либо принимать их обе, либо уйти. А у меня не будет другого выхода, кроме как вырвать её с мясом и дать жить своей жизнью.

Оперев локти в бёдра, растираю ладонями лицо.

- Костя. – шепчет Ринка, робко коснувшись спины. – Кость. – придвигается ближе, обдавая лёгким выдохом затылок. Скользит ладонями по плечам и прижимается сзади. – Если я не права, не отвечай. Просто промолчи. – толкнувшись носом в шею сзади, шепчет: - Ты не обычный бизнесмен? Занимаешься чем-то нелегальным, противозаконным? – стиснув зубы, яростно тяну через нос разряженный перед грозой воздух, раздувая ноздри. Подпираю лоб кулаками. И молчу. – Ты избил Сабиру, чтобы она не наговорила мне лишнего? – продолжает пытать меня дробным шёпотом.

- Нет. – отзываюсь холодно и поднимаюсь на ноги. – Я её не избивал. – поворачиваюсь, ловя скользнувший в сторону от моего голого тела взгляд Рины. – Но я её ударил. Да, Дарина, я на такое способен. – нагишом иду к шкафу и нахожу на полке домашние трико. Надеваю и бросаю Мышке свою футболку. – Хрень эту блядскую сними. И больше никогда не смей ничего подобного надевать.

Прихватив сигареты и зажигалку, выхожу на балкон. В спину прилетает решительный выкрик Дарины:

- Больше ты меня не напугаешь.

Прикрыв дверь, приподнимаю уголки губ в улыбке.

Так-то лучше. Плотину прорвало и обнажило её настоящую. Ту девочку, что прячется под внешностью ангела и за показной трусостью. Раз за разом преодолевая себя, Рина становится всё больше похожей на своих родителей. Постепенно Мышка становится сильнее и смелее. Возможно, сможет справиться с моими демонами. Примириться с ними и научиться ладить. Мне, в свою очередь, придётся научиться держать их в жёстких рамках и не давать им разгуляться.

Подкурив, зажимаю сигарету губами и облокачиваюсь предплечьями на ограждение. Вдали над морем сверкают ломанные линий молний. Воздух наполнен озоном. Дышится легко. Люблю грозу. Гром, молнии и смывающий всё ливень. Красиво, когда вспышки отражаются в беспокойном море. Когда раскаты грома проходят сквозь тело и резонируют в костях. Когда волны с рёвом и пеной накатывают на берег и разбиваются об скалы. Именно в буйстве стихии я нахожу спокойствие и умиротворение.

Делаю затяжку и медленно, тонкой струйкой выпускаю дым, глядя вдаль. Прохладный ветер приятно остужает разгорячённую кожу и расслабляет мышцы.