Тебе не сломать моей судьбы

Глава 1 Мила

Мила избегала серьёзных отношений, отрицательно относилась к браку и совместному сожительству. Но это вовсе не означало, что она ненавидела мужчин. Скорее она их опасалась и контролировала, как водитель автомобиль на скользкой дороге: неизвестно куда понесёт. А мужчин несло всегда и никогда в правильном направлении. И если бы не романтика свиданий первых месяцев и нежность сексуальных отношений, она бы легко вычеркнула тех, кто считает себя сильными мира, из своей жизни.

Некоторое время Мила думала, что у неё получится найти партнёра для удовольствия:  мы вместе радуем друг друга, когда дела идут хорошо и справляемся сами с трудностями. При этом живём раздельно, но иногда – пару раз в неделю максимум – проводим ночь вместе.

Казалось бы, что может проще?!

На данный момент Мила находилась в растрёпанных чувствах. Стоя у окна на двадцать пятом этаже, девушка рассеянно смотрела на сквер на Кудринской площади, в котором она гуляла ещё малышкой с родителями, назначала свидания мальчикам в школе, да и теперь любила посидеть с книжкой, мечтательно поглядывая на проходящих мимо людей.

 Первое расстройство заключалось в том, что фирма, в которой Люся работала главным бухгалтером, оказалась в челюстях английского конкурента, а второе в том, что Миле пришлось расстаться с потрясающим любовником.

И почему, когда всё идёт хорошо, жизнь обязательно меняется?

 Мила ненавидела перемены даже к лучшему, к которому, как говорится, всё делается. Она приучила себя жить сегодняшним днём и не зависать в прошлом. А это означало, что ей надо перестать думать о ласковых руках Игорька и сопутствующих удовольствиях, а припудрить носик, вздёрнуть подбородок, надеть красную помаду и жить так же счастливо, как раньше. Со временем найдётся новый Игорёк, и некоторое время будет играть по её правилам.

Мила всегда смеялась, слушая бабьи разговоры, что мужчины не хотят жениться и боятся серьёзных отношений. Да Мила трактат бы могла написать, как они этого хотят и как сходят с ума, если ты избегаешь даже разговоров об этом. Игорёк не стал исключением. Заговорил о свадьбе первый раз в жизни. В тридцать два года. А в начале знакомства предупредил, что не из тех, кто женится. Он за свободную любовь. Мила обрадовалась, хоть и не поверила. Только подумала, что, может, протянет подольше. Протянул. Некоторые ломались раньше. Тогда Мила уходила красиво, как акула под воду. Нырок и её нет. Мобильный выключен, квартира под охраной, соседи ничего не знают, общих друзей нет. Как правило, Мила уезжала на это время в Европу. Там всегда было чем заняться: узкие улицы, новые здания, музеи и магазины. Это помогало отвлечься от чужих, слишком крепко обнимающих рук, грозивших не отпустить девушку, ценившую свободу больше всего на свете.

Но в этот раз ситуация осложнилась. Уехать Мила не могла. Неприятность номер два находилась через несколько домов от неё. Новая фирма. С директором которой должна познакомиться сегодня. Огромные напольные часы, доставшиеся от любимой прабабушки, пробили двенадцать, и Мила встрепенулась. Пора привести себя в порядок и выходить. Для того чтобы добраться до работы, хватит и десяти минут на каблуках. Другие бы радовались, а Миле нравилось работать подальше от дома, чтобы прыгнуть в припаркованный рядом с подъездом автомобиль и поехать на работу. А теперь придётся придумывать куда ездить. Надо же Барсика прогуливать. Так она называла свою новую инфинити, купленную пару месяцев назад

Мила оторвалась от окна и принялась за макияж. Чёрная подводка, чёрная тушь и розовая помада. Платье бежевое - футляр. Туфли в тон на каблуках. Теперь самое сложное – волосы. Как хорошо, что она научилась делать бабетту. Мужчины сходили с ума от этой причёски, думая, что обнимают саму Бриджет Бардо. Мила и на самом деле была слегка на неё похожа с чёрной подводкой и густо накрашенными ресницами. Только волосы были светло-русого естественного цвета, и превращаться в блондинку Мила не собиралась. Как и вообще ничего не собиралась делать, чтобы угодить мужчинам.

Телефон зазвонил снова, на дисплее появились лишь цифры, контакт был  удалён, но знакомые двойки на конце выдавали хозяина номера. Мила  вернулась к причёске, концентрируясь на волосах. Она научила себя отключать эмоции и всячески старалась не думать об Игоре.

Ну вот и готова. Мила критически посмотрела в старинное трюмо орехового дерева на своё отражение. Ещё бы улыбку надеть, но Игорька так жалко, что губы разве что не кривятся от желания заплакать. «К чёрту мужиков, Мила, думай о работе», - сказала она себе и всё-таки улыбнулась, радуясь, что во времена депрессии поставила брекеты. Когда зубы стали ровными, а депрессия прошла, Мила научилась улыбаться своей фирменной улыбкой. Улыбка Милы. Называется «Назло всему».

Мила была уверена, что новый начальник возьмёт её на работу быстро, приняв все условия. Условий было много. Она повторяла их себе, пока красиво шла через скверик к фонтану. Взгляд привычно остановился на уродливой детской площадке, на которой редко играли дети.

Как Мила не старалась, она не могла туда не смотреть. Детей она не любила, хотя каждый месяц перечисляла десять процентов от зарплаты в фонд больных аутизмом. Но то были не дети, то ангелы. Здоровые дети её раздражали.

Дойдя до конца скверика, девушка подошла к краю дороги, где весело ехали машины, заворачивая то направо, то налево. Мила мысленно остановила ближайший белый мерс слева, который незамедлительно её послушался, потом проделала такую же операцию с жёлтого цвета такси, который недовольно пискнул, но не осмелился противиться. На этом месте не было никакого перехода для всех, кроме Милы, которая всегда переходила здесь дорогу. Ей нравилось устанавливать собственные правила.

Глава 2 Мила

Мила любила свою квартиру. Здесь всегда, даже в дождливый день, было светло, из окон можно было не только любоваться видами Москвы, но и путешествующими по небу облаками. Когда хотелось подумать, Мила подходила к окну. Но со временем Мила обнаружила странный факт, когда она долгое время проводила дома, в середине дня начинала чувствовать себя измученной, словно квартира забирала у неё энергию, высасывая сок жизни. Возможно, это было из‒за истории, после которой жизнь сразу переменилась, и она перестала быть той Милой, которой была, хотя и осталась в том же доме, каких было всего семь в Москве. Конечно, не уступив тогда настоянию матери, они бы с сестрой со временем разменяли эту квартиру на две, в которой каждая бы жила комфортно, но Мила даже сейчас вспоминая, не понимала, как она смогла выставить условие остаться здесь одной.

"Не нужно вспоминать", ‒ привычно заявил внутренний голос и, Мила поспешно начала собираться.

С новой работы ей так и не позвонили, и Мила решила воспользоваться передышкой и заказать билеты в Прагу. Прага с её готическими зданиями, таинственной уютностью и мистическим прошлым, как нельзя лучше подходила для настоящего состояния. Мила выключила компьютер и, положив планшет в белую сумку, быстро натянула глаженое зелёное платье с сиреневыми узорами и широкой юбкой в складку. К нему она надела телесного цвета римские сандалии со множеством ремешков. Продолжить выбор отеля она сможет ‒ спасибо новым технологиям и вездесущему интернету‒ на любой скамейке или за столиком в кафе. Как только Мила вышла на улицу и её обдало жаром пышущего асфальта и духотой, она поняла: с прогулкой придется повременить. Выбрав скамейку в тенёчке в скверике напротив дома, углубилась в выбор отеля в Праге. Ей хотелось, чтобы он располагался в центре города в историческом здании и был достаточно комфортабелен.

Девушка так увлеклась поисками, что не сразу заметила Игоря среди то и дело снующих мимо прохожих. Сердце у Милы тревожно стукнуло, она огляделась в поисках отступления, но поняла по его решительным шагам, что обнаружена и уткнулась в планшет, чтобы не размякнуть от мужественности, исходящей от каждого его движения.

Игорь уселся рядом на скамейку и смотрел на её профиль. Мила чувствовала, как мужчину буквально разрывает от напряжения, в котором он пребывает. Открыв ещё пару отелей, она медленно повернула голову и встретила обиженный взгляд карих глаз.

‒ Надеюсь, ты просто проходил мимо? ‒ спросила она как можно спокойнее.

Игорь придвинулся ближе, и Мила почувствовала его мускусный запах, не отравленный запахом туалетной воды, которой она запретила ему пользоваться, когда они встречались. Мила ненавидела парфюмерию, которая самым наглым образом забивает естество мужчины или женщины. Конечно, это подходит для работы, но не для свидания с интимными ласками. Это было одним из её правил. Любовникам запрещено пользоваться перед встречей с ней парфюмом. Некоторые, как она потом случайно узнала, использовали это и после их расставания.

Мила усмехнулась. Несмотря на пару недель разлуки, Игорек издавал естественный запах, и это ужасно возбуждало Милу.

‒ Ты собираешься сбежать в Прагу? ‒ спросил он, заглянув в планшет.

‒ Я никогда и ни от кого не бегаю, ‒ Мила захлопнула планшет. ‒ Поскольку меня не берут на работу, я решила отдохнуть.

‒ Тебя и не берут?! ‒ Игорек нахмурился. ‒ Если хочешь, я знаю компанию...

‒ Не хочу!

Слегка подняв брови, Мила с вызовом посмотрела ему в глаза и отвернулась, убирая планшет в сумку.

‒ Мила, возьми меня в Прагу. Я всё оплачу и не буду мешать. Мы будем мирно осматривать достопримечательности и пить пиво. Говорят, там прекрасное пиво.

‒ Ты понимаешь, что дело не в деньгах, я сама могу...

‒ Это невыносимо! Ты всё можешь сама и тебе никто не нужен.

Знаменитая улыбка Милы была обольстительной и коварной.

‒ Ты правильно все понял.

Он смотрел ей в глаза, и Миле больше всего хотелось, чтобы он стёр улыбку своим чудесным поцелуем.

Зазвонивший в сумочке телефон прервал затянувшую паузу: на определителе высветился незнакомый городской телефон.

Игорёк не сводил с неё глаз, ловя каждое слово. Звонил Владислав, сказал, что они срочно ждут её на работу. Завтра к десяти часам. Заболел их главный бухгалтер.

Мила поправила, она придет к двенадцати, поскольку находится далеко от Москвы. Начальник проглотил и это, лишь посетовал, что у них куча дел. Мила кожей почувствовала, что он чертыхнулся, вспоминая её условия. Их аврал к ней не относится, она их не подводила.

Бросив телефон в сумку, Мила улыбнулась.

‒ Ну вот и решилось. Прага отменяется, вызвали на работу.

В глазах Игорька мелькнуло восхищение.

‒ А насколько ты далеко от Москвы?

‒ Если ты имеешь в виду офис, то он в том здании, ‒ она вытянула руку и показала.

Глава 3 Мила

Мила нашла в сумочке ключи. Вошла в подъезд и вызвала лифт. Пока лифт ехал, поняла, что Игоря надолго не хватит. Миле стало грустно, она сбросила туфли на высоких каблуках и подошла к тому окну, около которого стояла, собираясь шагнуть вниз. Послушная память вернула ее в тот день и, отпив глоток того отчаяния, поняла, что поступила правильно, прогнав Игорька.

Правило номер один: нельзя ни к кому привязываться.

Повесив платье на вешалку, Мила яростно набросилась на кровать, сдирая наволочки и простынь. В постели не должно оставаться никакого мужского запаха. И только перестелив бельё, пахнущее кондиционером, Мила почувствовала себя увереннее.  Разделась и нырнула в постель, включив второй сезон сериала "Месть". Мила, любившая сериалы за короткие серии, которые удобно смотреть перед сном, не на шутку увлеклась этим сериалом из-за сходства между главной героиней и собой. Они обе боялись любви, были сильны, осторожны и никому не доверяли. На этом сходство заканчивалось. Эмили из сериала мстила за убийство отца, а вот кому мстит Мила, она не знала.

Мила забралась под одеяло по самый подбородок и ушла в чужую жизнь. В критических ситуациях ей помогали фильмы и книги. Теперь она предпочитала обливаться слезами над судьбами вымышленных героев, а свою судьбу держать в покое и достатке на двадцать четвертом этаже только ей принадлежавшей квартире.

Проснулась Мила в прекрасном настроении, расслабленное после сна и удовлетворённое тело с вечера послали в мозг импульсы, что всё идет по плану. К тому же разрешившаяся ситуация с работой тоже тому способствовала. Зависшие ситуации Мила ненавидела. А тут всё разом наладилось.

Умывшись, Мила прошла в комнату с тренажерами и встала на беговую дорожку. Сегодня светило солнце, что тоже способствовало радостному настроению и Мила начала свой забег, любуясь белыми пушистыми облачками, зависшими по иронии судьбы над белым домом. За ним сверкала река, по которой проплывал белый теплоход. Стараясь не сбиваться с ритма, Мила подумала о том, что в этом сезоне ещё не совершала прогулки на теплоходе по Москве. Москву Мила обожала, всегда таскала с собой фотоаппарат, снимая понравившиеся ей виды, а заодно и таблички, висевшие на домах. Мила сама не знала, почему ей было так важно знать, как выглядел её любимый город в далеком прошлом. Она собирала старые фотографии города, читала всё, что могла найти. Это было её хобби, которое побуждало совершать прогулки со смыслом.

Именно поэтому работа в особняке возбуждало воображение Милы. Когда бы ещё она попала в такое здание? А теперь каждый день она будет подниматься по лестнице, лаская рукой деревянные перила и, может быть, на неё снова нахлынет то самое ощущение счастья? Ей бы это не помешало. В жизни Мила редко такое испытывала, поскольку постоянно пыталась держать всё под контролем.

Часы пробили одиннадцать, и Мила решила собираться на работу. Если выйдет пораньше, успеет прогуляться по утреннему солнышку, впитать его последние ласковые лучи. Лето в этом году редко радовало теплом, особенно по выходным, когда, казалась, сама природа наказывала тех, кто приехал в этот город, польстившись на высокие заработки. Слушая жалобы сотрудников из тёплых стран, Мила только улыбалась, не испытывая ни малейшего сочувствия. Она почти физически чувствовала облегчение столицы в выходные и праздники, и тайное злорадство в понедельник. Город вёл себя, как умный капризный ребенок: стоило привести его в гости или поликлинику, где ожидали хорошего поведения, устраивал истерику.

Мила выгладила чёрные короткие брючки со складками на поясе и по моде зауженные внизу под манжеты и белую блузку с шитьём. В первый день лучше выглядеть официально. Возиться с причёской не хотелось, и она, зачесав волосы назад, затянула их в хвост. И вот, прихватив сумочку с планшетом, Мила вышла в скверик. Мимо спешили прохожие, а она остановилась у фонтана и подставила лицо солнцу. Зазвонил телефон.

‒ Ты хорошо спала? ‒ в голосе Игорька чувствовалось лёгкое раздражение, какое обычно бывало на работе. Ответственный пост финансового директора, кроме приятной зарплаты, требовал затрат нервных и физических. Из-за этого Игорек так часто ходил после работы в спортзал, чтобы расслабиться. ‒ Твоя кроватка, пахнущая любовью, не заставила тебя пожалеть, что ты меня не оставила?

‒ Я поменяла бельё, - Мила улыбнулась. – И отлично выспалась.

Возникла пауза, а потом Игорек с чувством произнес:

‒ Чудовище!

‒ Я всего лишь предусмотрительна.

‒ Не то слово. Ладно, ты наверно, наводишь красоту, чтобы приручить начальника?

‒ Я уже на улице при всей своей красоте и радуюсь солнышку.

‒ Знаешь, я понимаю, почему ты мне так нравишься. Ты на сто процентов отличаешься от других баб, которые засыпают, прижимая к груди рубашку любимого, и опаздывают на работу, не сумев вовремя собраться.

‒ Мне нравится, когда всё под контролем. ‒ Мила взглянула на наручные золотые часики и направилась к переходу. ‒ Мне уже пора.

Мила бросила телефон в сумку и, как обычно, перешла дорогу в неположенном месте. Взгляд упал на голубой особняк напротив, и Мила решила добавить его в свою коллекцию зданий и, щёлкнула камерой.

Глава 4 Люсинда

Не знаю, когда я стала не нужна. Возможно, в тот момент, когда мои родители поссорились настолько, что факт слияния их тел, стал чудовищным, а искусственное прерывание беременности казалось слишком опасным, и мать решила доходить до срока и оставить меня в детском доме. Ведь в глупом женском сердце всегда живёт надежда, что следующий или последующий мужчина окажутся лучше, чем лежащий сейчас в постели и осеменяющий. И время родить настанет ещё много раз, так же как время любить и кормить грудью. Или же – этот факт кажется мне самым чудовищным! –  моей матери настолько не понравилось моё сморщенное личико, что она не смогла меня  принять. Возможен вариант, что  отец  взял мою мать силой, и она, вырастившая меня внутри себя с ненавистью, глядя на разбухающий живот только и мечтала, когда  избавится от меня и станет прежней собой, изгнав из опозоренного тела саму мысль обо мне.

 Была ещё одна версия, которую я презирала, ибо она не находила отклик в моей душе. Наша воспитательница Марья Иванна внушала её нам до тошноты, пытаясь забрать чуточку боли у каждого из маленьких диких оборванцев. Марья Иванна говорила, что иногда бывает так, что обстоятельства становятся сильнее людей. И, соответственно, в тот момент наши родители или один из них, никоим образом не могли взять о нас заботу. Мария Иванна говорила, что в наше сложное время не у всех хватало сил поднять ребёнка. И многие, при этом её голубые добрые водянистые глаза становились такими добрыми и обнадёживающими, мечтают и копят денег, чтобы вернуть себе своих чад и прижать их к груди, которая уже никогда не сможет дать для нас молока, но ещё сможет подарить тепло и заботу.

Наверно, я родилась бунтовщицей, но именно эти разговоры я ненавидела больше всего из-за жалости, сочившейся из голубых глаз, из-за ласки шершавой руки Марьи Иванны, оглаживающей чужого ребёнка. Из‒за вранья.

Не знаю точно в какой вечер, я почувствовала себя сильной. Сильнее всех слушающих Марью Иванну и  распустивших слюни из потрескавшихся от недостатка витаминов губ. Я выпрямилась и приняла очень важное решение: если от меня отказались,  я буду любить себя сама. Так сильно, как не смогли  полюбить родители. И я не буду делать ничего, чтобы понравиться тем, кто приходит в детские дома, чтобы выбрать ребёнка.

И второе не менее важное решение, которое я озвучила вслух, вызвав гнев Марьи Иванны и, снискав себе поддержку среди таких же трудных детей.

‒ Я тоже хочу найти своих родителей, – сказала я. ‒ Но вовсе не для того, чтобы показать им, какая я стала и чего они лишились, отказавшись от меня. Я найду их только для того, чтобы отомстить.

Рука Марьи Иванны, оглаживающая очередного подкидыша, замерла в воздухе.

‒ Ты должна выкинуть подобные мысли из головы, Люсинда, ‒  твёрдо сказала Марья Иванна. – Твоих родителей могли принудить к этому.

‒ И они вот уже двенадцать лет мечтают воссоединиться со мной?! ‒ процитировала я её слова. – Мне не нужно сказок! Ведь нас же наказывают, когда мы не правы? Почему же мы не можем наказать их? Разве наши родители правы, что мы здесь?

Я быстро обвела всех взглядом, ища поддержки. Все без исключения  смотрели на меня. Кто с удивлением, кто со страхом.

 ‒ Молодец, подкидыш! – поддержала меня высокая Танька, с которой многие старались не общаться из-за того, что она считалась дочерью репрессированных родителей. – Я тоже, когда вырасту найду своих, и спрошу, зачем их в политику понесло.

‒ Ах, детки-детки! Давайте я лучше вам почитаю. Вырастете, сами разберётесь. А родителей осуждать нельзя, как бы там не случилось. Времена сейчас сложные, ‒ Марья Иванна посмотрела на Таньку, к которой она, в отличие от других учителей, занижавших ей оценки, относилась ровно и спокойно.

С этого дня всё переменилось. Из меня брызнула и окропила других сила, с которой начали считаться. Я стала обладать авторитетом, со мной стали советоваться, звать во все игры. Вдруг расправились мои узкие плечики, и я перестала прятать начавшую расти грудь. А, найдя картинку в журнале, попросила девочку, умеющую стричь, сделать мне модную причёску. И волосы мои, кудрявые от природы, легли правильной волной, иногда закрывавшей мне правый глаз, отчего взгляд левого становился хищным, чем я успешно пользовалась. Я даже стала лучше учиться, потому что многие девчонки, стараясь заслужить моё расположение, стали давать мне списывать. Я могла бы долго вспоминать детский дом, застиранную одежду, ободранные парты за которыми мы учились. Всё, к чему прикасались наши пальцы и наши тела, уже вышло из употребления, когда досталось нам. Да и нас самих лишь чудом не донесли до помойки, а  оставили жить.

А потом произошло то, что всегда происходит, когда этого не ждёшь. Меня взяли в семью. Взяли, не спрашивая моего согласия, словно я была вещью, принадлежавшей детскому дому. Марья Иванна, как заведённая, твердила, что мне повезло. Родители мои образованные и обеспеченные, и теперь моё будущее определено. И мне надо изо всех сил стараться, чтобы заслужить их любовь.

Но я же не собака. И я не просила меня брать. А если уж меня по каким-то причинам взяли, пусть любят такой, какая я есть.

‒ Ты неблагодарная! Сколько девочек мечтали быть на твоём месте. А ты?! – урезонивала меня Марья Иванна.

Я отвернулась. Никакой радости я не испытывала. Смутные подозрения шевелились в моей душе и больше всего на свете, я хотела знать, почему холёная блондинка с цветочным именем Лилия выбрала именно меня.

Тот день был тёплый и даже душный. Середина июля. После того, как мне официально объявили, что меня усыновляют, нас отправили погулять. За территорию детского дома нам не разрешили выйти, поэтому мы отправились в беседку.