
Ливень натворил невероятный потоп, унося с собой с улиц мусор, землю, песок, траву и листья. Летний сарафан промок мгновенно, как и старенький кардиган, который она надела, потому что понятия не имела, сколько времени придётся провести там, куда попыталась добраться. Когда дождь только пошёл девушке показалось, что надеть в такую жару кофту не такая и глупая идея. Однако сейчас шерсть крупной вязки промокла и стала невыносимо тяжёлой, да и вода стекала с неё потоком на ноги и босоножки, сотворяя дождь в дожде.
На станции справилась кое-как с истерикой от того, что забыла в электричке небольшой рюкзак с кое-какими вещами, телефоном, карточкой, на которой правда не было никаких денег, и паспортом. Самой огромной, кажется, потерей… Третий прохожий услышал сквозь схвативший горло спазм ужаса просьбу о помощи и указал направление, в котором надо было искать нужную улицу.
До улицы она дошла, даже номер дома вроде тот, который запомнила, потому что в кармане промокшего насквозь кардигана, пальцы сжимали не менее мокрую бумажку, на которой красивыми, но бесполезными и оттого трагичными, кляксами расползся написанный гелевой ручкой адрес.
Только квартиры нужной в этом доме не было. И близко, и вообще судя по постройке нигде в ближайших домах не найдётся такого номера квартиры… или она что-то напутала… или…
Искать дальше не было смысла.
В подъезде, где она решила переждать никак не сходящую на нет стихию, пахло затхлостью, мочой, мусором. Дождь не принёс свежести, только усугубил эти типичные запахи простых понятных подъездов советских панелек.
Она жалась к стене, отчаяние хватало за внутренности. Зачем она сделала это? Зачем убежала? Теперь будет только хуже и ей больше некуда деться.
— Простите, – обратилась она к двум весело трещащим девчушкам лет двенадцати. Они сидели на этаж выше, изучали что-то в простеньких смартфонах и бурно обсуждали свои проблемы, которые любому взрослому показались бы мелкими и незначительными. — Не разрешите мне позвонить?
Девочки насторожились, всматриваясь в незнакомку. Понятно, что в таких городах все всех знают, особенно во дворе. Наверное вид у девушки был таким плачевным, что даже подростки, которые обычно не обладают особой эмпатией, прониклись, и одна из девочек протянула свой телефон.
— Спасибо огромное! Я очень быстро, спасибо! – радости не было предела.
Номеров в памяти девушки не так много, она набрала человеку, которого боялась, но ей не у кого искать защиты. Больше не у кого.
— Привет, – прошептала она, хотя хотела быть уверенной и твёрдой.
— А, это ты? – лениво протянул он, — что надо? Что за номер?
— Я просто, потеряла телефон, и это мне дали позвонить и…
— Мля, не ной там, что вообще? Я тебе спаситель что ли?
На заднем плане были слышны голоса тусовки, смех, музыка, говорить он не хотел и конечно не поможет, а она обещала девочкам не тратить средства на счету телефона зазря.
— Прости, – шепнула сдавленно, стараясь не плакать, — больше не побеспокою.
— Зашибись, устраивает, – был ответ, а дальше убийственная тишина…
Девушка отдала телефон хозяйке. Подружки всё это время внимательно изучали незнакомку.
— Он гандон, – авторитетно заявила вторая, когда первая забрала свой телефон.
— Да, – кивнула девушка, пытаясь даже улыбнуться, бессильно опустилась на ступени. Прямо в лужу, которая натекла с её одежды.
Она не знает, сколько так сидела, дождь не собирался прекращаться, девочки сразу же забыли о ней, духота подъезда, наконец, сменилась сыростью и стало нестерпимо холодно в мокрой одежде.
— Это чё за херня? – не сразу понятно стало кто прохрипел, но подняв голову, девушка увидела стоящего над собой мокрого здоровенного мужика с пакетом покупок из продуктового магазина.
Он ещё когда выходил, краем глаза заметил это чудо чудное – мышь мокрая не больше, или котёнка кто-то не смог утопить? Вся такая в луже. Пиздец! Сидела и не подавала признаков жизни.
Дошёл до магазина, купил выпить и пожрать приготовить, вернулся, а девица никуда не делась, вообще и правда кажется была в отключке. Вот те раз, а он думал, что до двери обычно только он не добирается и Серёга из двадцать пятой.
— Простите, – пролепетала девица, сделав не очень внятную попытку встать, что не получилось и она уселась назад. Вроде не бухая.
— Оставь её, – вякнула Светка из тринадцатой, сидящая с Алиской из двадцать пятой.
— У вас забыл спросить, шалопайки, – рыкнул на них. — Слышь, мышь мокрая, тебе сидеть больше негде?
Девица снова извинилась, снова попыталась встать, на этот раз получилось. При этом тряслась она нереально, словно ток подрубили к ней – его так и с лютого похмелья не трясло, да и когда помирал тоже легче было. Но девка замёрзла, не мудрено – сидела в луже, встала, а с одежды продолжала капать вода. Ноги скрестила.
— Пошли, дам тёплого попить и в туалет сходишь, – вздохнул он и пошёл к двери своей квартиры.
— Не ходи с ним, – крикнула Светка. — Он маньяк.
— И алкаш, – добавила Алиска.
— Это твой папаша алкаш, а я пьянь, – улыбнулся он своей фирменной, сделал шаг в сторону лестницы, девчонки взвизгнули и побежали наверх.
— Маргинал! – пискнул кто-то из малолеток напоследок.
— Бля… это ж надо, слова какие, – покачал головой, продолжая ухмыляться, глянул на сотрясающуюся от холода девицу. — Заходишь?
Она постояла какое-то время, хлопая глазками, но потом сделала всё же шаг в сторону распахнутой двери. Ему показалось, что изучила обстановку, вполне возможно попыталась увидеть есть ли там признаки того, что он, что там – маньяк, алкаш и маргинал?
Он не смог бы ответить зачем впустил девицу в квартиру, не жалко же её стало? Жалость у него, как он думал, давно отвалилась.
Она не ответила бы почему согласилась зайти в квартиру к этому пугающему мужику. С щетиной в несколько дней, с опухшим от явной пьянки лицом, красными глазами, да и запахом… перегар и влага улицы.
Но зашла. В квартире достаточно чисто, окна открыты, сквозняк из одной стороны в другую моментом заставил её сильнее сжаться.
— Туалет вон там, – кивнул мужчина в привычную, как девушке показалось, сторону – во всех этих квартирах туалет и ванная комната так типично расположены.
Хозяин закрыл за ней дверь, останавливая сквозняк и сердце в груди испуганной гостьи, вполне возможно тоже. Глаза её пробежали по коридору, замерли на проёме двери кухни, она слегка нахмурилась и шагнула-таки в туалет.
Мужчина хмыкнул и прошёл дальше, в кухню, разбирать пакеты. Чекушка с водкой, на опохмел, лежала среди половины батона черного хлеба, банки консервированной горбуши, лука, моркови и картофеля. Супом наверное и вот эту пигалицу накормить можно.
Девушка помыла руки и сиротливо остановилась перед входом в кухню. Наверное, с вероятностью в сто процентов, хотела свалить.
— Чай будешь? – поинтересовался хозяин не оборачиваясь. — Не стой, в ногах правды нет.
— Я просто… – пискнула гостья, осматривая пол и свои ноги в лёгких сандалиях. — Всё намокнет, – прошептала очевидное.
— Табуретке пох, садись, – она прислонилась одной рукой в дверному косяку, второй стала расстёгивать обувь. Потеряла равновесие, потому что обувь была скользкой от воды, а ещё силёнок в этом тщёдушном тельце никаких.
Мужчина фыркнул, включая чайник. Ему хватило половины шага, чтобы пересечь эту небольшую кухню, встать перед взмокшей, правда похожей на мышку, девочкой. Не очень напрягаясь, он приподнял её, сгрузил на табуретку. Второй шаг сделал в ванную комнату.
— Полотенце чистое, вчера стирал, – пояснил он набрасывая махровое полотно девушке на голову, присаживаясь перед ней, чтобы посмотреть, что там с обувью.
А обуви хана. Клей приказал долго жить от воды. Мужчина не очень обращая внимание на смущение гостьи, снял с неё остатки босоножек, выпрямился.
— И откуда ты такая? – глянул на неё с высоты роста.
И нет, не был высоким, стандартные метр восемьдесят. Ничего выдающегося. Возраст брал своё, да и ранение, потому немного сдало всегда крепкое тело, доставшееся в наследство скорее от крепкого отца, чем ставшее результатом тренировок, связанных с его профессиональной, когда-то профессиональной, деятельностью. Теперь он профессионально только водку уговаривал в одно лицо. Но девица мелкая, сжавшаяся от холода и стеснения, страха конечно ещё, выглядела сейчас так, словно и правда в хозяине метра два не меньше.
— Я… просто… я заблудилась, – выдала она. — Простите, я наверное всё же пойду…
Взгляд её метнулся на босоножки в его руке. Он же глянул на улицу, где усилилась гроза, потом на это недоразумение на табуретке.
— В этом ты вряд ли далеко уйдёшь, – он швырнул обувь в коридор к двери, — да и погода не лётная, пока. Голову вытирай. Я Егор, – представился всё же, ведь судя по всему никуда гостья в ближайшее время не денется.
— А? – девушка решила-таки обмотать и просушить волосы полотенцем. И правда чистым, потому что пахло ополаскивателем.
— Егор меня зовут, но не хочешь говорить, как тебя, пох, будешь “мышь мокрая”, – мужчина шагнул обратно к чайнику.
— Ксюша, – представилась всё же девушка.
Было ли ей страшно? Очень! Но момент, когда её выставят прочь, страшил не меньше.
— Ксюша… юбочка из плюша, – проговорил хозяин, ухмыляясь, — но ты наверное и песню не знаешь такую?
— Почему же, знаю, – возразила гостья, — меня бабушка всегда петь её просила, когда я маленькой была.
Ксения понятия не имела зачем сказала сейчас об этом, но может в этом есть какой-то смысл, словно само то, что у неё есть прошлое, в котором она была ребёнком, в котором она пела дурацкие песни, давал ей понимание того, что она настоящая сейчас, что она живая пока. Потому что определённо теряла себя как личность… словно её стирали, уничтожая сантиметр за сантиметром. До сего момента, даже имя её не имело никакого значения.
— Вот же забава, – усмехнулся Егор, — заставлять девчонку петь песню про девицу, которая, если мне память не изменяет, выбрала вместо гитариста бандюка.
Ксения смутилась, к щекам прилила краска. Но и смешок этого странного мужчины успокоил.
— Может водки? – спросил он тем временем, ставя на стол чашку с чаем.
— Водки? – переспросила девушка.
— Да, в чай, знаешь, как согревает? – при упоминании о тепле Ксюшу передёрнуло.
— Нет, – честно призналась она, понимая, что никогда не слышала о таком, чтобы в чай добавляли водку, но Егор говорил весьма серьёзно и совсем не шутил.
Усмехнулся её ответу и недоумению, сел на стул.
— Рассказывай, мышка Ксюшка, как ты потеряться умудрилась? Вещей у тебя, – он скептически оглядел её и, конечно, без объяснения понятно, что нет у неё ничего кроме того, что надето, а в карманах пусто, — как я вижу нет. Значит?
— Они в электричке остались, – буркнула Ксюша правду, только потом поняв, что можно было и соврать, сказать, что, например, приехала в гости к кому-то, потерялась в трёх аллеях подмосковного города и вот сидела в подъезде незнакомом, тряслась мокрая, потому что попала под ливень. Однако лицо Егора хоть и должно было бы насторожить любого здравомыслящего человека, у самой Ксюши вызывало доверие. Она дура, невероятная дура, глупая! Так опрометчиво зайти в дом к незнакомому мужчине, который может сотворить с ней, что угодно, тем более она сама признаётся ему, что у неё нет вещей и документов. Была Ксения такая-то и нет…
— Электричке? – переспросил Егор, вставая и ругаясь. Витиевато и жёстко. — Куда ехала и откуда?
Ксения назвала вокзал, с которого уезжала из Москвы, и станцию, точнее город, куда покупала билет. Сюда покупала.
— Так ты проехала, – нахмурился Егор, вытаскивая из затёртых камуфляжных штанов телефон, начал в нём что-то смотреть. А Ксюша замерла.
— Я просто, – она смутилась, сильнее сжимая пальцами полотенце, стараясь не задохнуться, — просто последний раз ездила на электричке маленькой, и… я…
Стыдно было признать, что и правда, как дурочка не понимала, что вокруг неё происходит, будто не приспособленная к жизни, но внутри города она ориентировалась хорошо, в том же метро, например. А вот из города никогда и никуда не выезжала. Только ребёнком, с бабушкой, на дачу.
— Бывает, – а Егору вообще плевать оказывается на эти её смущение и стыд. — Документы и вещи в чём были?
— В рюкзаке, чёрном…
Он глянул на неё, кивнул, потом после каких-то манипуляций приложил телефон к уху.
— Комаров, здарово, это Лихачёв, – замолчал на некоторое время принимая приветствие в ответ. — Дело есть, – снова пауза и усмешка. — Конечно. Смотри, там в электричке…
И дальше Ксения отвечала на вопросы относительно своей фамилии и немного описания того, что было ещё в рюкзаке и, конечно, направления, которым она ехала. Время, когда отправлялась электричка и название конечной остановки.
— Посмотрят, что сделать могут, но про телефон, понятно, забудь, – сказал ей Егор, сбросив вызов. Всё это время он не менялся – такой же угрюмый, говорил односложно, словно указания раздавал, но что-то говорило девушке, что не был кем-то важным, или ещё что, просто тот Комаров обещал помочь исключительно по дружбе. То есть Егор вот такой по жизни и другим не бывает.
Ксюша улыбнулась с благодарностью. Бог с ним с телефоном. Паспорт бы вернуть…
— Так, рассказывай, кто у тебя есть, кому позвонить можно, – принялся уточнять Егор и она снова сжалась, потому что – нет никого… вот только тот звонок, человеку, которому на неё уже наплевать.
Хотя звонок, конечно считала глупостью и сейчас сотряслась от осознания этого. В который раз.
— Да, бля, это, – мужчина резко встал, а она дёрнулась невольно. — Не поздно ли кипишевать? – ухмыльнулся он её реакции. — Они же сказали, что я маньяк. Всё. Хана мышке-норушке. Расчленю, убью, изнасилую.
Ксюша распахнула на Егора глаза, полные такого невероятного отчаяния, шока, страха нереального и неподдельного. Ему даже стыдно стало за шутку эту дурацкую, она поняла, что говорил он про девчонок из подъезда, но что пошутил…
— Или не так? Убью, расчленю и изнасилую, – перестроился он, потом улыбнулся, — Опять не так? Ааааа, точно сначала изнасиловать, потом убить, а дальше уже и…
Ксюша всё же улыбнулась. Слабо и невнятно. Губы у неё были бледные, щёки горели.
— Давай я тебе всё же дам одежду переодеться? – вздохнул Егор, понимая, что с шутками надо завязать, и отправился в комнату.
Внутри возникла картинка, как девчонка, пользуясь моментом его отсутствия, бежит в коридор, хватает свои порванные босоножки и выбегает из квартиры прочь, наплевав на никак не прекращающийся ливень. Её бы, мокрую, по-хорошему, сразу переодеть надо было, но перед этим под тёплый душ запихнуть, а не вот чаи гонять, лясы точить. Но воды горячей нет, да и понятно, если бы была, что Егор бы такое не предложил, а Ксения бы не согласилась.
Вернувшись на кухню, он увидел, что девочка и не шевелилась. Замерла как будто. Значит всё же очень даже думала убежать. Причин, по которым не сделала этого, Егору узнавать не хотелось. Понятно, что остаться было правильно – куда ей сваливать от него? Опасен ли он для неё? Нет, конечно – сдалась ему эта мелочь, потерявшаяся в трёх берёзах. Знала ли Ксения, что ей нечего бояться? Конечно не знала!
— Держи, – отдал ей футболку и шорты. — Всё чистое, не поверишь, я хоть и маргинал, алкаш и вот это всё, но у меня есть стиралка, порошок и ополаскиватель даже, с запахом, мать их, альпийских лугов. И я умею всё это совмещать, потому что в грязном ходить норм, но в чистом приятнее.
Ксюша снова улыбнулась. Более уверенно. Пусть Егор и создавал впечатление мужчины опасного и жуткого, действительно не было чего-то такого, что в его виде говорило бы, что он вовсе не пьёт, показывало, что на деле он совсем не такой, каким его видят вот те девочки из подъезда, но всё же этот юмор – такой вроде тупой, но нет, этот мужчина прикидывался. Тупым он не был. Просто прямой. Девушке даже стало интересно, а кем работал Егор, какова его сфера деятельности. И тут в голове рисовались, как картины чего-то очень понятного, типа военный или полицейский, или пожарный может быть, так и криминальное что-то – оно не шло бы вразрез с его внешностью.
Она приняла робко вещи, действительно чистые, это было заметно. Не глаженные только, но тем не менее сложенные аккуратно.
— Спасибо, – поблагодарила, глянув в ванную.
Егор кивнул и сделал шаг, чтобы Ксюша могла пройти внутрь.
— Воды горячей нет, – сказал ей, просто наверное, чтобы сказать, — тебе бы не помешал тёплый душ, чтобы согреться.
Девушка оценила этот комментарий скорее положительно. Пугаться и правда было уже поздно.
Она переоделась, выжала мокрые вещи и аккуратно повесила на верёвку, что была натянута над ванной. Глянула на себя в зеркало.
Глаза болезненно поблёскивали, щёки странно пылали. Сухая одежда стала спасением, хотя глянув на висящее нижнее бельё, стыд всё же скрутил. Внизу живота завязался узел болезненного предчувствия, что всё плохо, всё не правильно и очень… очень опасно вот сейчас. Но что ей делать? Не надевать же сухие вещи на мокрое бельё?.. Да и как её это спасёт, если Егор не просто пожалевший её прохожий, а действительно маньяк.
Она выскользнула из ванной комнаты, осторожно, даже не до конца открывая дверь, словно кралась, сама не понимая почему так поступала. Села обратно на табурет. А Егор снова лишь почувствовал её присутствие, не обернулся. Он что-то готовил – кастрюля на плите, картофель, лук, кажется морковь.
— Я могу помочь, – предложила Ксюша.
— Не надо, чай попей, а то остыл уже, – отмахнулся хозяин, не оборачиваясь на гостью. — Рассказывай, как ты тут оказалась, от станции далеко утопала для человека, который вышел не там, где надо.
И Ксюша рассказала. Отпила чай, который остыл немного, но стал уже очень приемлемой температуры. Сцепила заледеневшие пальцы на грубой поверхности фаянса, со стёртым рисунком, уставилась в окно, без занавесок и штор. Но чистое полотно стекла позволяло видеть, как капли упрямо льются с неба, кажется просто не оставляя ей никакого шанса на… что? Спасение? Или может всё наоборот.
Она несколько раз бросала беглый взгляд на широкую спину мужчины, который почему-то оказался добр к ней. Ей показалось, что он преследовал свои интересы и конечно Ксюше придётся расплатиться за помощь. Внутри стало пусто и гулко. Но она привыкла. За этот последний год ей часто становилось именно так. Когда срезали, срубали, именно в состоянии расправленных едва крыльев. И она перестала пытаться.
Почему бы Егору оказаться другим?
Сколько ему? К сорока? Живёт вроде один. Пьёт. Работает? Кем? А может всё же бандит?
И представляла всё это, пока рассказывала о своих злоключениях, нет-нет, не о том, как сбежала от очень опасного мужчины, считавшим её своей живой игрушкой, заводной такой – он говорил, она делала, он радовался… нет! Такое она не могла рассказать. Никак не могла.
Ксюша начала с того, что ехала по указанному адресу, потом зашли контролёры, им не понравился её билет и она выскочила на станции, забыв о висящем над головой рюкзаке с вещами. И осознала, что вышла не там, только когда Егор сказал об этом, а до того мокрая, по памяти искала улицу и номер дома, шла по направлению, что указали на станции. Советская улица, дом пять…
— Тю, – отозвался мужчина, — Советская улица есть почти в каждом городе нашей страны, мышка, как и улица Ленина.
— В Москве нет.
— Советская улица есть, – не согласился Егор. — А улиц Ленина хватает в этом городе и в соседнем, и в том что дальше по пути следования электрички, как и Советских – в каждой второй деревне имеются.
Ксюша сникла. Правда мужчина не стал спрашивать, что она там искала по этому адресу. Вообще ничего не стал уточнять. И девушка была благодарна. Она понятия не имела, что ей делать, как быть и что же дальше… да и дальше – это когда? Вот через пять минут, или завтра?
Она невольно подумала о том, что если Егору будет нужна её благодарность, или он рассчитывает на неё – вполне возможно вещи успеют высохнуть, а она сможет поесть хотя бы немного, потому что чай был единственным, что она сегодня пила-ела. Ложка сахара в нём оказалась невыносимо спасительной и делала этот простой чёрный чай без добавок самым вкусным напитком, который Ксюша пила за последнее время. Голодать она привыкла.
— А правда могут найти вещи и паспорт? – спросила она робко.
— Глянут по камерам, – отозвался Егор без эмоций. — Понятно, что или да, или нет, но будем верить в хорошее. Но и нет – не переживай, паспорт восстановить, херня же…
Знал бы он, как для неё это невозможно и нереально. Губительно. Но говорить ему об этом Ксюша не станет.
— Суп рыбный ешь? – поинтересовался Егор, наконец оборачиваясь.
— Да, – кивнула очень уставшая Ксюша. Боролась с собой, сидела, почти клевала носом, кажется держалась за кружку, в которой уже закончился чай. — А… ты чем занимаешься?
— Когда не пью и не маньячу? – ухмыльнулся он. Девушка смутилась, но всё же улыбнулась. — Охранником работаю. Когда-то занимался более весёлой работёнкой, но списали и теперь вот так.
— Списали? – нахмурилась она.
— Сломался, починке не подлежу, – опять отшутился мужчина.
На кухне стало тепло из-за готовки, в какой-то момент Егор отвернулся к плите, чтобы проверить готовность супа, а когда обернулся назад к гостье, то узрел, как девочку-мышь срубило всё же – она уткнулась в свою руку, лежащую на столе и отключилась.
— Эй, – потрогав её плечо, попробовал разбурить, узрел раскрытые сонные карие с зелёным глаза, завис на ней. Симпатичная, когда сухая. — Пошли.
Устроил её на диване в одной из трёх комнат. Так и не понимал, нах ему трёшка, точнее чего он её не продал, когда жена свалила окончательно. Зачем одному три комнаты? Но была бы Москва сдавал бы какому-нибудь высококвалифицированному разнорабочему приезжему специалисту, а так – кому вообще этот похеренный городишко нужен. Да и не доверял Егор никому. Вот смотрел на девицу, а внутри вопрос: “Накуя, Лихой, ну, скажи? Накуя ты её впустил?”
Заглянул в ванную, где висели вещи мокрые девицы. Трусы эти. Наверное чуть не померла от страха, подумав, что теперь, когда на ней нет трусов, он конечно на неё обязательно накинется и хана мышке. Хотя она больше была похожа всё же на котёнка, которого утопить хотели. А он вот, герой не в себе, спас.
Супец получился недурный. Прикол. Видимо вдохновился, что не только он эту баланду хавать будет. Правда для себя Егор тоже порой извращался. Но не часто. Чаще просто, чтобы не помереть ел, а то пить и не жрать – долго не протянешь. Но и жизнь свою великим даром не считал. Его крыло с бухла – иногда становилось охереть, как хорошо, что всё в кайф, а иногда так паршиво, хоть в окно выходи, забавно будет, потому что этаж второй. У него не было живности. Пёс жил, от жены достался, но сдох пару лет назад – собаки долго не живут. Жаль он не собака.
Тряслась и горела. Вот засада – срубило её сильно и моментом. Тут и градусник был не нужен, как и образование медицинское, чтобы понять, что нормально её вштырило дождичком.
Взвалив на руки, понёс с дивана на кровать.
Долбанное ложе любви, купленное жёнушкой в любимом всеми шведском магазине, где есть всё для уюта и даже больше. Как она охеревала от счастья, когда он это собрал, пообжимались даже, перепало… но потом видно тут же перепадало ещё кому – трахалась жёнушка с хахалями своими, пока его дома не было. Егор со злости и вредности не стал отдавать кровать после развода. Точнее отказался разбирать, а супруга его лишь попробовала что-то там открутить, но плюнула и сказала, чтобы Егор подавился. Но он не подавился, только матрас поменял. Отдал его за услуги грузчиков местным дворникам, а себе купил лучше и главное жёсткости “чуть мягче досок” – самое то, для его спины.
Покопавшись в древних лекарствах, нашёл у себя годное по сроку жаропонижающее. Кое-как, с трудом, растолкал Ксюшу, заставляя её, ничего не понимающую и практически невменяемую, выпить лекарства, да только она ими подавилась… Под отборные маты, смог выковырять колёса назад. Пришлось растолочь в ложке, споив девице, как мама в его детстве делала.
Уже ночью Ксюша взмокла и пришлось переодевать.
Тут случился протест. Что-то там на стеснительном.
— Не кипишуй, – проворчал Егор, — что я там не видел, да у тебя и смотреть не на что.
Так и было. Вся такая неказистая. Сиськи небольшие, задница зачётная, но наверное могла бы, в понимании общественном, быть поменьше. Хотя конечно ничего так, вдуть можно. Было бы.
Но сколько ей? Он попробовал припомнить год рождения, который она вроде как говорила, когда Комаров спрашивал данные по паспорту. Двадцать с небольшим? Но судя по её приключениям на ровном месте, может и меньше – кто этих девок сейчас разберёт? В его двадцать как-то понятнее было – четырнадцать девке, или двадцать три. А сейчас – те, кто младше пытаются выглядеть старыми, а те, кто взрослее молодятся. Хуй пойми что.
Ксюшу лихорадило весь следующий день. Она открывала глаза только, когда Егор менял на ней вещи. Футболка и его, судя по всему, трусы. Потом уже и трусов не стал надевать, сказав, что и так сойдёт. При этом в воспалённом температурой сознании девушки было чёткое понимание, что она ему вообще не интересна. Он просто переодевал её. Никаких лишних движений, ничего такого, что могло бы сойти на хотя бы намёк, что он хотел бы Ксюшу, как женщину. Или просто видел в ней женщину.
И это понимание. Убеждение даже. Почему её ломало от этого? Ксюше так хотелось… чего?
Она смущённо, сквозь туман сознания, смотрела, как Егор уходит в сумерки коридора, забирая взмокшие вещи, абсолютно без интереса, бурча так, словно она не какая-то незнакомая девица, которую он подобрал в подъезде, а будто она – сестра? Что-то такое. И даже не так – словно ему противно.
А вот это больно. Очень.
Или это температура снова подскочила?
Но в какой-то момент Ксюша смогла встать, пройти этот путь от кровати в комнате до двери, дальше по коридору, нашла Егора валяющимся на том самом диване, куда он её изначально положил, когда она уснула на столе в кухне, проиграв усталости, стрессу и теплу помещения.
— И что ты творишь, норушка? – поинтересовался он, когда она устроилась на коленях перед диваном, всматриваясь в мужчину, что-то читающего в телефоне.
Ей отчаянно захотелось физического внимания. Такого вот сильного, грубого, простого. А главное, чтобы он точно дал понять, что она как-то, но может заинтересовать его… как женщина. Может?
Ксюша подалась вперёд, утыкаясь в шею мужчины.
— Приехали, – прохрипел Егор. — Я не железный, девочка, и не монах знаешь ли. Или тебе нравится идея про маньяка?
Она лишь повела головой.
— Сколько тебе? – уточнил мужчина грубо.
Однако Ксюша слышала, что он говорит это просевшим голосом, она чувствовала понятное желание, такое какое ей было так нужно, тянуло, сама не смогла бы объяснить. Но хотелось, чтобы обняли, чтобы… взяли? Да. Пожалуйста. И благодарность не при чём. Просто очень нужна была эта мужская простая мощь, которая была в Егоре. Очень нужна.
За это тоже нужно будет благодарить.
— Двадцать шесть, – ответила девушка не шевелясь, но задевая его кожу губами, вдыхая мужской запах – простой, как и хозяин.