Техник Янова:перепайка судьбы

1. Дом, который не греет

Я учусь на последнем курсе по специальности «техник-инженер космолётов». Сложно? Ещё бы. Но мне нравится.

Отец, конечно, настаивал на «документообороте» — сиди, мол, в офисе у его друга, перебирай бумажки, выходи за него замуж, рожай наследников… Только вот проблема:

А) За этого выхоленного хама я замуж не пойду, даже если он последний мужчина во Вселенной.

Б) Рожать от нелюбимого? Да это хуже, чем чинить двигатели на Плутоне голыми руками. Хотя нет — на Плутоне хоть тихо.

Я мечтаю хотя бы десять лет поработать по специальности, а там — если встретится кто-то, кого полюблю, — можно будет подумать. Но отец вряд ли примет такой вариант.

И вот очередной семейный ужин. Валериан Николаевич Яновый (мой «любимый» родитель) снова треплет мне нервы.

— Янова Нова Валерианновна!

О да. Сегодня он особенно зол, раз зовёт меня по полному имени.

— Да, папочка?

Отец сидит во главе стола, высокий, под два метра, со светлыми волосами и холодными зелёными глазами. Я же в него почти не пошла — только глаза достались, да и те, кажется, не такие ледяные. Всё остальное — от мамы: рыжие волосы (длинные, в тяжёлой косе), чуть выше среднего рост (175 см против его исполинских 200) и, как он любит говорить, «упрямый нрав».

Позади него на стене — портрет покойной матери. Она умерла, рожая меня. Отец до сих пор не женился снова — то ли из-за неё, то ли потому что его характер отпугивает даже самых отчаянных невест.

— Ты бездарь, если решила связать жизнь с этой мужской профессией, — говорит он, яростно накалывая стейк на вилку. — Техник-инженер? Это не для женщин.

У Валериана Янового три прибыльные компании, но ему всё мало. Ему нужны связи...

«Да, мы живём в эпоху квантовых коммуникаторов и межгалактических перелётов, но для таких людей, как мой отец, всё ещё существуют понятия "слова джентльмена" и "долга перед другом". Он пообещал. Всего одно крепкое рукопожатие после третьего коньяка — и моя судьба была решена. Ни контрактов, ни расписок — только мужская договорённость между старыми приятелями. А я... я просто часть этой сделки».

— Нова, ты меня слушаешь?

— Да, отец. Я помню. После ужина в мой день рождения я должна подойти к твоему другу, представиться и «постараться привлечь его внимание».

Он хмыкает, довольный моей покорностью.

— Надеюсь, ты проявишь благоразумие.

Я машинально поправляю косу — она сегодня кажется особенно тяжёлой. То ли от усталости, то ли от гнетущего давления отцовского взгляда.

Многие девушки сейчас стригутся, но мне отец запрещает. «Неженственно».

А я уже всё решила.

Через месяц, как только получу диплом, я сбегу.

На мой день рождения отец устраивает презентацию какого-то нового фонда — соберётся куча людей, будет шумно. Идеальный момент, чтобы исчезнуть.

Послезавтра я вернусь в университет, месяц доучусь, получу диплом… и свободу.

План прост:

Я проверяю чемодан с потайным дном. Там — все мои сбережения.

Отец не жадный: когда я говорила, что мне нужны новые схемы или провода для учёбы, он просто давал карту. А я… под предлогом отчёта для преподавателей снимала наличные и переводила их на «Либерто-чип».

Мы с подругой разработали его год назад и теперь продаём через посредников. Никакой регистрации, никаких следов. Государство его не видит, банки — тоже.

На моём чипе — сумма, которой хватит, чтобы купить целый фонд отца.

Не то чтобы я была финансовым гением. Просто… хитрой. Видимо, это единственное, что я унаследовала от Валериана Янового.

Гнилой характер он оставил себе.

Я вздыхаю, беру в руки мамину фотографию. Возьму с собой. Я её не знала, но… мне её не хватает.

Чемодан готов. Я прячу его в потайное отделение под полом — его обустройство заняло у меня полгода, бессонные ночи, но оно того стоило.

Осталось немного потерпеть.

2. Может, это шанс на новую жизнь?

Возвращение в университет Гагарин сектор 9

Последние экзамены. И последний шанс не облажаться перед побегом.

Сегодня экзамен — "Сборка бортовой системы на время". Нам выдали отказной модуль от реального корабля — огромную схему под кодовым названием "Мозг-7", которая обычно спрятана под двигателем (так безопаснее: если перегрев — корпус защитит, если взрыв — не убьёт весь экипаж).

Преподаватели просто бросили на стол:

- Схему подключения (чёрт знает какую — то ли военную, то ли с гражданского танкера),

- Паяльник с автонагревом,

- Кучу проводов (половина — лишние, чтобы запутать).

Никаких подсказок. "Глаза боятся — руки делают", как говорится.

Пока делаю работу, думаю о планах.

План на побег: вариант "Астрея-221"

Лерин отец, капитан "Стрижа-7", не может меня взять — проверки слишком жёсткие. Но он дал кое-что ценнее места на борту:

- Схемы (чтобы я разбиралась в любых системах),

- Инфу о "дырявых" кораблях (где биометрию не проверяют),

- Координаты "Астреи-221" — летящего на Талассар.

Что я знаю о Талассаре:

- Суперземля с гравитацией в 2.8G (придётся колоть усиленную ДНК-модификацию, иначе кости превратятся в порошок за день)

- Атмосфера с нейротоксинами

- Великие Лучи - раз в 20 лет пульсар испепеляет планету радиацией, оставляя только самых живучих. Флора - смертельно ядовитая, фауна - злее голодного тролля на стероидах.

Плюсы:

- Отчаянно нужны техники (в такой гравитации даже бронированная электроника рассыпается за месяцы)

- Пассажиры - только элита (таласситы или их союзники-ксилтары) - платят втрое против земных расценок

- Никаких проверок (местные власти считают земные законы забавной абстракцией)

Нюансы:

- Стандартные экзоскелеты трещат по швам через неделю

- Без еженедельных инъекций человек превращается в мешок с переломанными костями

После удачно сданного экзамена я со спокойной душой иду сначала к Лере, беру задание от её отца, а потом — в свою комнату.

Я закончила третью макросхему за ночь, выключила паяльник и через Леру передала её отцу. Через минуту на "Либерто-чип" упали деньги.

Неплохо. Эти деньги - мой страховочный трос. Либо спасение от побега, либо хоть какое-то утешение в навязанном замужестве.

Усталая, я плюхнулась на койку. Мысли путались:

- А если система у таласситов вообще другая?

- Выдержу ли гравитацию?

- Что, если отец уже что-то знает?

Но засыпала с одной чёткой мыслью:

"Через две недели я лечу на Талассар или в клетке отца. Третьего не дано."

Танкер*-это грузовой корабль, специализирующийся на перевозке жидких или газообразных грузов.

В тексте есть 2.8G . Объяснения.

1G— это земная гравитация (9.8 м/с²).

2.8G означает, что гравитация на планете в 2.8 раза сильнее, чем на Земле. Пример: Человек весом 70 кг будет чувствовать себя как 196 кг.

Сравнение с планетами Солнечной системы:

- Земля:1G

- Венера:0.9G (почти как у нас)

-Юпитер — всего 2.5G на верхних слоях облаков

Что чувствует человек при 2.8G?

Для организма:

- Кости трескаются при резких движениях.

- Сердце не справляется — без модификаций инфаркт за часы.

- Лёгкие сжимаются— дышать тяжело, как под водой.

- Кровь приливает к ногам— риск потери сознания.

3. Испытание

Комната Леры тонула в полумраке, освещённая лишь голубым свечением голограммы двигателя. Пустые чашки из-под кофе — любимого студенческого допинга — валялись среди чертежей.

— Ты уверена, что справишься завтра? — Лера сжала мои руки так сильно, что кости хрустнули. — Если проиграешь, отец...

— Я не проиграю.

Она достала из-под подушки планшет с брачным контрактом. Подпись её отца уже красовалась внизу.

— Нова, просто подпиши. Хоть так избежишь брака с этим... существом.

Я вскочила, опрокинув стул.

— Ты серьёзно?! Какая разница — твой отец или тот урод? В обоих случаях мне замуж выходить!

— Через три года развелась бы! — она нервно закусила губу.

Я прищурилась, медленно поднеся указательный палец к виску и сделав несколько круговых движений — наш старый детский жест, означавший «Ты совсем рехнулась?». Потом внезапно рванулась вперёд, обхватив Леру так крепко, что она ахнула. В нос ударил знакомый запах — тот самый дешёвый шампунь с ароматом искусственной хвои, который она покупала ещё с первого курса.

«Всё равно пахнешь, как новогодняя ёлка», — пробормотала я ей в волосы, чувствуя, как смешанные эмоции сжимают горло. Лера фыркнула, но пальцы её впились в мою спину так, что даже через толстовку остались следы.

— Слушай, завтра я переберу двигатель ES-47 «Феникс», спаяю нейронные контуры — и меня возьмут.

Лера закрыла глаза:

— Ладно. Прикрою — скажу коменданту, что ты у меня ночуешь.

Я поцеловала её в висок. Мы заснули, как в детстве — в обнимку, под мерзкий скрежет вентиляции.

Последний экзамен по системе наведения

Лера сидела за симулятором, бледная, как скафандр новичка перед первым выходом в открытый космос. Капли пота стекали по её вискам, а пальцы судорожно сжимали джойстики, будто пытались вдавить их в панель управления.

Я же устроилась за соседним терминалом, спокойная, будто это была не экзаменационная симуляция, а обычная тренировка. Мои пальцы летали по сенсорным панелям с отработанными движениями — все эти ночи на допкурсах, все часы, проведённые с разобранными блоками навигации, окупились сполна. 65 секунд. Ровно столько мне потребовалось, чтобы перенастроить гравитационные стабилизаторы, пока виртуальный корабль падал в атмосфере.

Преподаватель Кельвин — бывший инженер флота, от которого всегда пахло дешёвым виски и машинным маслом — наклонился ко мне.

— Яновая, — прошептал он, и в его голосе прозвучало что-то между восхищением и тревогой. — С такими навыками тебя сразу возьмут на военный крейсер.

Я лишь улыбнулась, глядя на экран с результатами.

И пока преподаватель записывал мои баллы в журнал, я украдкой проверила сообщение на запястьевом терминале.

Координаты ангара. Где проходит испытание от дяди Игоря.

Испытание в ангаре

Гигантское здание на окраине дышало жаром, его стены покрывали шрамы от плазменных выстрелов. Я постучала пять раз в ритме приветствия таласситов.

Дверь открыл чешуйчатый гигант ростом под два двадцать. Его тёмно-зелёная кожа блестела, как мокрая галька.

— Мышка, — прошипел он, обнажая ряды игловидных зубов. — Ты потерялась?

Я прижала кулак к груди в их манере:

— Яновая Нова. Техник-инженер из академии «Гагарин». Прибыла на испытание.

Он оскалился:

— Слишком мелкая для наших перегрузок.

Я резким движением закатала рукав, обнажив автоинжектор, вживлённый в запястье. Жидкость модификаторов пульсировала внутри — я хорошо видела, как его зрачки-вертикали сузились при виде этого.

— Два дня назад приняла первую дозу, — сказала я, намеренно касаясь пальцами следа от инъекции. Кожа вокруг ещё сохраняла лёгкое синеватое свечение — побочный эффект ДНК, встраивающейся в мой организм.

Талассит медленно провёл языком по заострённым клыкам, издав тот странный цокающий звук, который, как я уже знала из лингвистических баз данных, означал смесь одобрения и опасения.

— Маленькая, но дерзкая, — прошипел он на своём языке. — Посмотрим, выдержит ли твоё человеческое тело наши перегрузки.

Его чешуйчатая ладонь распахнула дверь шире, пропуская меня в полумрак ангара.

Я замерла перед тем, что было мечтой любого космоинженера — двигателем «Феникс» ES-47. Лишь однажды мне довелось работать с его предшественником, ES-39, и то под строгим надзором дяди Игоря — командира с позывным «Беркут», отца Леры. Помню, как он, попивая свой вечный чай с земной мятой, говорил: «Дождешься, девочка, и свой «Феникс» получишь». Но чтобы такой...

Его корпус был частично разобран, обнажая нейронную матрицу управления, мерцающую бирюзовыми огнями.

Я щёлкнула застёжками походного кейса. Инструменты лежали на своих местах, как солдаты в строю.

Быстрыми движениями я разобрала оставшуюся защитную панель, чтобы добраться до самого низа двигателя. Пришлось буквально залезть под «Феникс», прижавшись спиной к холодному полу ангара. И там, в узком пространстве между корпусом и топливными магистралями, я увидела их — грубые следы самодеятельного ремонта.

«Вот же...» — прошептала я, проводя пальцем по неровному шву. Кто-то действительно пытался заменить кобальтовые сопла. Металл вокруг новых деталей уже покрылся микротрещинами.

Я только успела достать лазерный калибратор, как воздух в ангаре содрогнулся от оглушительного рыка:

— Разивар, что за моль завелась у нашего «Феникса»?!

Голос был настолько мощным, что инструменты на моём поясе зазвенели, а в ушах на мгновение заложило. Но пальцы уже автоматически продолжали работу — снимали показания, проверяли допуски. Если сейчас остановиться, придётся начинать всё сначала. Они что-то громко обсуждали, но из-за калибратора я ничего не слышала.

Я вылезла из-под «Феникса», вытирая ладони, испачканные в чёрной смазке. Передо мной стояли двое, и их взгляды буквально прожигали мне кожу.

Талассит — его голубая чешуя переливалась, как нефтяная плёнка на воде. Когда он раздражённо фыркнул, пластины на шее приподнялись, обнажая розоватую кожу под ними. Его зрачки-вертикали сузились до тонких чёрных ниточек.

4. Мы обязательно увидимся снова

Я сидела возле кабинета ректора, постукивая пальцами по коленке в нервном ритме. Уже двадцать минут ждала, когда он освободится. Наконец не выдержала и постучала - тихо, но настойчиво. Ответа не последовало. "Опять ушел в себя с этими документами", - подумала я, осторожно приоткрывая дверь.

Ректор медленно повернулся ко мне, и я в который раз поразилась, как искусно его человеческая половина скрывает возраст. На вид - крепкий мужчина лет пятидесяти с седыми волосами цвета пыли. Только если приглядеться, можно было заметить, как его кожа на шее местами переходит в мелкую бирюзовую чешую, а ногти на правой руке чуть толще и прочнее, чем на левой.

"Дракирская кровь," - подумала я, наблюдая, как он ловко управляется со своим хвостом, открывая шкаф с документами. Этот самый хвост, покрытый переливающимися синими пластинами, был единственным, что выдавало его истинную природу. Он двигал им с такой же естественностью, как я руками - ни капли неуклюжести, присущей полукровкам.

- Яновая? - его голос звучал глубже, чем должен был бы в его возрасте. - Проходи...

Когда он улыбнулся, в уголках его глаз собрались морщины.

— Можно диплом забрать?

— Ах да... помню, помню... — его голос прозвучал неожиданно мягко. — Эх, жаль, конечно, что вы решили выйти замуж и не работать по специальности... — Он провел рукой по голографическому дисплею. — Такого специалиста теряем. Ваши работы по адаптации ксеногенных двигателей...

Я улыбнулась, стараясь не смотреть на то, как его зрачки снова сузились в вертикальные щели при ярком свете экрана. Если бы он знал, куда я поеду после того, как получу диплом...Мысленно я представила, как его чешуйчатый хвост непроизвольно подергался бы от возбуждения. Но палиться мне нельзя. В конце концов, техники своих не сдают. А уж тем более — саму себя.

— Спасибо за понимание, ректор. — Я аккуратно взяла чип с дипломом, чувствуя, как его пальцы на мгновение задержались — сильнее и холоднее человеческих. — Рада была с вами поучиться. И эти практики на орбитальной станции... Это был бесценный опыт.

Он улыбнулся, и в этот момент солнечный луч высветил едва заметные голубоватые переливы на его скулах.

— Да-да, Нова... — Его хвост мягко обвился вокруг ножки кресла, как это всегда бывало, когда он задумывался. — Ну что ж, девочка... Удачи тебе в браке, счастливой семейной жизни. — Он нарочито громко вздохнул и надеюсь, в будущем мы ещё встретимся. Может, всё же надумаешь поработать по специальности?

— Всё возможно. — Я уже взялась за ручку двери, когда услышала его последнее напутствие:

— И вам терпения и... спокойной работы.

— Ох, где уж взять это спокойствие... — Его смех напоминал скрежет гравийного фильтра. — С такими хулиганами... Вчера опять третьекурсники устроили драку в ангаре — из-за какого-то старого ионного ускорителя!

Ну, надеюсь, у него всё ещё наладится. Или наконец его поменяют. Я закрывала дверь, слыша, как он ворчит себе под нос: А то есть сейчас на последнем курсе пилоты — там день через день драки. То топливные шланги перережут, то в симуляторе друг друга взрывают...

Я закинула диплом в потертый рюкзак, стараясь не привлекать внимания. Главное — не выдавать радости. Никаких улыбок, никакого напевания.Но уголки губ предательски подрагивали, когда я представляла: завтра в 7:00 — вылет, а послезавтра... о, послезавтра у отца будет настоящий истерический припадок.

Моя "прощальная посылочка" — коса в элегантной коробочке с запиской "На память" — должна дойти как раз вовремя. Пусть передаст её своему драгоценному жениху. Может, тому пригодится для куклы вуду.

Комната Леры больше походила на зону стихийного бедствия. Я специально сволокла сюда все свои пожитки — так проще сортировать, что брать в новую жизнь.

— Ты устроила здесь филиал космопорта, — проворчала Лера, сидя в эпицентре хаоса. Она яростно зашивала дырку на своем винтажном свитере, который когда-то принадлежал её матери. Игла мелькала в пальцах с такой скоростью, будто это был хирургический инструмент, а не обычная швейная принадлежность.

Я замерла, разглядывая старую фотографию: мы с Лерой, первокурсницы, стояли по колено в мазуте возле разобранного двигателя, ухмыляясь как сумасшедшие. Мои рыжие кудри слиплись от масла, а ее когда-то любимый розовый комбинезон теперь напоминал абстрактное полотно.

— Эй, не зашивай туда свои переживания, — я аккуратно поставила снимок на полку, переступая через разобранный нейроинтерфейс. Провода предательски запутались в моих новых ботинках. — Тебе ещё этот свитер носить. Хотя... — я прищурилась, — если продолжишь так рьяно его штопать, он скоро превратится в бронежилет.

Лера фыркнула, откусывая нитку зубами, и швырнула в меня коробкой. Я едва поймала ее на лету — тяжеленную, в потертой голубой упаковке.

— Ну что, инженер-беглянка? — она вытерла руки о джинсы, оставляя масляные разводы. — Держи, от папы. Говорит, чтобы ты хоть в бегах могла нормально работать.

Я открыла крышку, и дыхание перехватило. В коробке лежали "Зенит-9" — последняя модель инженерных очков с голографическим интерфейсом. Те самые, за которыми я охотилась полгода, но никак не могла купить. Линзы мягко мерцали голубым, реагируя на мое приближение.

— Ты... это же... — слова застряли в горле.

— Да-да, — Лера закатила глаза, но я заметила, как дрогнул ее голос. — Папа сказал: "Если уж сбегает, то пусть хотя бы видит, что чинит". И не вздумай расплакаться, а то я тоже начну.

Я засмеялась и потянулась за ножницами.

— Пора.

Лера неожиданно замерла.

— Ты уверена? Может, хотя бы в салон... — Лера вертела в руках ножницы, явно нервничая.

— Режь, — я сжала кулаки, чувствуя, как дрожат пальцы. — И не жалей. Это мой билет к свободе.

Первый рыжий локон упал на пол с тихим шуршанием. Затем второй. Лера работала в гробовом молчании, лишь изредка всхлипывая, когда особенно густые пряди застревали в ножницах. Когда она закончила, я сглотнула ком в горле и повернулась к зеркалу.