Глава 1
«Нет, это просто вопиющая несправедливость! – кипел во мне праведный гнев, пока ноги тащились по скользкому полу аэропорта «Внуково». – Выдворить меня из страны! В двадцать четыре часа!» Весь полет я места себе не находила, пытаясь унять оскорбленное самолюбие. И даже ступив на родную землю, еще пыхтела как паровоз братьев Черепановых. Разве я виновата в том, что безукоризненное выполнение мною обязанностей телохранителя старушка-Англия восприняла, как угрозу национальной безопасности?
Единственным утешением было чувство выполненного долга: моя подопечная могла больше НИКОГО не опасаться. Боже упаси, никаких трупов! Все решилось почти дипломатическим путем. Подумаешь, несколько свернутых носов, сломанных конечностей, сгоревших автомобилей и разрушенных зданий! Главное, что Рита теперь может спать спокойно.
Вот с такими мыслями я остановилась у газетного киоска, чтобы, с помощью желтой прессы, окунуться в жизненную круговерть исторической родины. Наряженная в костюм Санта Клауса продавщица еще раз подтвердила неистребимую тягу россиян к любым праздникам. И хоть отмечать католическое Рождество с великодержавным размахом у нас еще не принято, но предпраздничная суета уже чувствовалась в морозном декабрьском воздухе. Так что, одетая в легкую куртку, подходящую лишь для промозглой английской зимы, я периодически вздрагивала от его стылых прикосновений. Вздрогнула и сейчас. Но на этот раз не от ветра. От взгляда. Пристального, ненавидящего взгляда, заставившего мою спину покрыться частыми мурашками.
Доставшаяся мне от прабабки капля цыганской крови закипела, адреналин зашкалил, а в голове завертелись десятки самых фантастических предположений. Кто? Кто может ненавидеть меня так, что кажется, будто куртка моя вот-вот расплавится от этого ядовитого чувства.
Не приученная оставлять опасность за спиной, я быстро повернулась, готовая дать отпор любому.. и сникла, встретившись глазами с подтянутым молодым человеком в дорогом темно-сером пальто. Господи, ну почему ты опять посылаешь мне испытания? Неужели я полгода отгораживалась от прошлого Европой и Ла-Маншем только для того, чтобы, едва ступив на родную землю, столкнуться с этим самым прошлым лоб в лоб.
Что я ему скажу? «Сожалею о случившемся?» «Я ни в чем не виновата?» Что я скажу человеку, чей отец пытался похитить мою предыдущую подопечную, собирался убить меня, и в результате сам был убит моим бывшим возлюбленным?.. Но Сергей Хамисов не стал дожидаться, пока я хоть что-нибудь изреку и, быстро сократив разделяющее нас расстояние, просто сказал:
– Привет, Ника.
– Привет, – выдавила я. И, решившись наконец снова заглянуть в его лицо, облегченно перевела дух. Я ошиблась. В серых, чуть раскосых глазах секретаря бизнесмена Челнокова не было ненависти. Только боль, начинающая понемногу затягиваться туманом забвения.
– Ты откуда?
– Из Англии, – ответила я, вкладывая все свое разочарование английским законодательством в один тяжелый вздох.
– Одна? – Сергей настороженно окинул взглядом обтекающий нас людской поток, как будто ожидал увидеть в нем убийцу отца.
– Совершенно одна. – Моя рука успокаивающе легла на его запястье и, подстегнутые этим жестом воспоминания прорвали плотину, которую я кропотливо возводила целых полгода. В голове завертелись ожившие картинки прошлого, яркие, как новогодние игрушки, и такие же хрупкие. Вот богатенький Буратино – бизнесмен Владимир Андреевич Челноков принимает меня на работу телохранительницей его ненаглядной доченьки. Вот сама Эля Челнокова удирает из-под моей опеки через театральный туалет, чтобы вляпаться в очередную историю по самое «не хочу». Вот ее брат Павел Челноков… Нет-нет-нет! Мы так не договаривались! Уж кого-кого, а старшего сына миллионера я совершенно не собираюсь вспоминать. Тем более что секретарь Сережа уже целых пять минут безрезультатно пытается привлечь мое внимание.
– … просто удивительное совпадение. Вы ведь могли запросто встретиться с ней в лондонском аэропорту.
– С кем?
– С Элей конечно. Она на рождественские каникулы домой прилетает. А я ее встречаю вместо Владимира Андреевича. Он сейчас в Цюрихе…
– Постой, так ты что же, до сих пор у него работаешь? – я даже немного оторопела. Не ожидала от Сережи такого поворота. – Но ты.. он.. твой отец…
– Со стороны это, наверное, выглядит дико. Я… – Сергей очень серьезно посмотрел на меня. – Понимаешь, Ника, мой отец задолжал Челнокову. По-крупному задолжал. И Эльке тоже. Но его уже нет, а значит, я должен за него расплатиться. Должен. Ты, наверное, этого не поймешь, Ника, но…
Сергей напряженно замолчал, а я снова тяжело вздохнула. Как же ты не прав, мальчик. Я понимаю тебя как никто. Потому что сама семь лет искупала вину человека, которого любила. Искупила ли? Кто знает…
– И куда ты теперь? Может, в наш город завернешь? По своим телохранительным делам.. – Кажется, Сережа был рад скрасить ожидание обычной болтовней, но мое настроение рухнуло вниз так стремительно, что я, издав третий и самый глубокий вздох, энергично затрясла головой.
– Нет уж! С телохранительством покончено. В последнее время у меня от него одни неприятности. Домой вернусь. Буду жить, как все нормальные люди. Без драк, похищений, и закатывания живых людей в бетон.
– Понятно. – Подстегнутая воспоминаниями боль в глазах Сергея поднялась к самой поверхности, и он надолго замолчал, комкая в руках какую-то газету.
Наша семейная сага вполне годится для нескончаемой латиноамериканской мелодрамы. И я бы с интересом почитывала ее на ночь, если бы речь шла о ком-то другом. Все началось с того, что в один из поздних глухих вечеров, когда за окном так же сыпал неуемный декабрьский снег, в дверь нашей квартиры постучала почтальонша. Мне тогда было что-то около пяти, но я прекрасно помню выражение жалости и любопытства на ее исхлестанном метелью лице. Наверное, мама, что-то почувствовала – все-таки цыганской крови в ней было больше, чем во мне. Она не стала читать косо наляпанные на бланк слова в присутствии пожиравшей ее глазами женщины, и, расписавшись в квитанции, вежливо но настойчиво выпроводила ту за дверь. Потом прижала телеграмму к груди, прошла на кухню, пестревшую недавно поклеенными обоями и, опустившись на стул, резким движением перевернула серый листок. Ничего не понимая, я подлезла под материнскую руку, стараясь прочесть уже знакомые, но еще непривычные буквы, и впервые в жизни услышала, как мама плачет.
Все оказалось просто и сложно одновременно. Просто потому, что мой отец, как и сотни тысяч других мужчин, бросил свою жену и дочку, о чем и уведомил нас с помощью телеграфа. А сложно… Тогда это было сложно. Потому что разлучница оказалась не просто аспиранткой университетской кафедры, которую он возглавлял, а в придачу еще и знойной мулаткой с воспетого многими нашими поэтами «острова свободы». Короче говоря, с Кубы. Причем тут Куба? А притом что мой отец, – Валерий Павлович Евсеев, молодой, но уже известный в узких научных кругах биолог, был приглашен на место заведующего кафедрой биологии в гаванском университете. Наверное, мама еще тогда почувствовала, что добром все это не кончится. Она даже попыталась симулировать болезнь сердца, чтобы сорвать отцу командировку, но обмануть моего медицински подкованного папу было сложнее, чем покорить Эверест. Он уехал, а через год известил телеграммой о том, что у него родился сын, и он не сможет к нам вернуться. Никогда.
Вот так и появился у меня брат – Хуан Валерьевич Евсеев, к которому я с раннего детства испытывала отнюдь не сестринские чувства.
Папино «никогда» продлилось почти двадцать лет. На этот раз телеграммы не было. Он просто появился на пороге нашей квартиры, поседевший, но все еще удивительно привлекательный. В свои двадцать четыре я уже могла это оценить. «Прости, – сказал он маме, обессилено прислонившейся к стене в прихожей. – Я больше не могу без тебя».
Она приняла его. А я – нет. Просто не успела; потому что, сорванная с места ветром судьбы, покатилась неприкаянным перекати-полем по просторам нашей необъятной Родины. Так мы и остались друг для друга чужими.
И вот теперь мой брат стоит в двух шагах, и смотрит на меня, как на ожившее привидение.
– Давай выпьем.
Услышав такое предложение из уст кубинца, я сразу поняла, что такое родная кровь. Уже целых три минуты меня преследовало желание пойти, и надраться.
– Мне виски, – машинально ответила я, продвигаясь к стойке бара на подкашивающихся ногах.
– Пусть будет виски, – отозвался Хуан, делая знак бармену. – Ты знаешь, что вероятность нашей встречи во Внуково равна одной тысячной процента?
– Только без математики! У меня на нее аллергия, – пробормотала я. И, вцепившись в рюмку, как в шпору на экзамене, предложила: – Ну, тогда за знакомство!
Мы выпили, немного помолчали. Потом еще помолчали. А когда молчание сделалось невыносимым, я решилась его прервать:
– Что случилось, Хуан? Почему ты прилетел? Через столько лет…
– Получил электронную почту от отца. Он очень просил меня приехать.
– Но почему?
– Прости, я думал, ты знаешь… Он при смерти, Ника.
Мгновенье назад мне казалось, что после нашей неожиданной встречи уже ничто не может выбить меня из колеи. И вот теперь, безжалостно выбитая из нее, я пыталась осознать принесенное Хуаном известие. Папа при смерти. Я бесконечно крутила в голове эту фразу, и все никак не могла связать ее с реальностью. А еще было чуточку стыдно, потому что ни один эмоциональный всплеск не потревожил гладь моей души. Ведь человек, которого я называю папой лишь по привычке, оставался для меня таинственной «черной дырой». За последние семь лет мы виделись всего дважды, когда я позволяла себе роскошь двухнедельного отпуска на малой родине. Поэтому нет ничего удивительного в том, что единственным чувством, на которое я оказалась способна, было недоумение. Почему? Почему мама мне не сообщила? Ведь мы регулярно перебрасывались письмами по «электронке». По целому письму в месяц! Правда, в последние два месяца они походили скорее на телеграммы…
– Я пытался дозвониться.. – Хуан прикурил от китайской одноразовой зажигалки, и глубоко затянулся. – Но там отвечают, что было какое-то переоборудование, и номер телефона изменился.
– Знаю. Сама недавно звонила.
– Теперь ты понимаешь, почему я спешил?
– Да. Только давай посидим еще немного. Мне нужно.. прийти в себя.
– Посидим, – кивнул Хуан, вдавливая в пепельницу давно погасший окурок. – Мне тоже не помешает сосредоточиться.
После часового сосредоточения, когда официант уже устал нам подливать, мы покинули кафе и, перейдя пустынную улицу, вошли в подъезд. Я была на взводе, Хуан был на взводе. Мы поднимались почти на цыпочках, боясь вспугнуть странное томление, поселившееся в наших родственных душах. Но его вспугнули за нас. С площадки третьего этажа донесся настойчивый, и даже вызывающий стук. Сердце забилось в такт частым требовательным ударам. Да что это со мной! Ведь это могут стучать совсем не в нашу квартиру! Ну и что, что она тоже на третьем эта..
Мы сидели в грязной вонючей комнате, оставаться в которой, приняв предложение гостеприимного Петровича, было выше человеческих сил, и решали самый паскудный в мире вопрос, испортивший немало москвичей. Квартирный. Собственно говоря, решать было особенно нечего. Нас с Элей выпроваживали. Мама с отцом однозначно решили попроситься на постой к дяде Лене. Павел выбрал гостинцу. Оставался только Хуан. Точнее, не оставался. Отец категорически настаивал, чтобы незвано-непрошено нагрянувшие детки выметались из города к чертовой матери. Дабы не мешать ему вести непримиримую борьбу с местными губителями природы. Проблема вырисовывалась только одна – украденные документы.
– И что, мне опять автостопом до Москвы добираться? – пробурчал Хуан. – А дальше что? В милицию идти? Слышал я про вашу милицию.. Заметут, и не заметят.
– Зачем в милицию, – хмыкнул Павел. – Иди в посольство.
Но Хуан уперся.
– Я остаюсь. Хотя бы на неделю. – И, резко обернувшись к отцу, добавил: – Семь лет назад ты нас бросил. Если бы не это письмо, я ни за что бы не приехал. А раз приехал, то хочу расставить точки над «й».
– Над «и», – машинально поправила я, впадая в глубокую задумчивость.
И было от чего. Завидуя младшему брату черной завистью из-за того, что он рос в полной семье, я как-то подзабыла о повторном предательстве отца. Бросить вторую семью, чтобы через двадцать лет вернуться в первую… Пожалуй, у Хуана было не меньше претензий к Валерию Евсееву, чем у меня. Кроме того, мои обязанности телохранителя никто не аннулировал… Интересно, как я сумею разорваться между Элей и Хуаном? Своим бывшим подопечным, и нынешним?..
– Давайте сначала уберемся отсюда, – не выдержала мама. – Еще пять минут, и я совсем задохнусь. Поедем к Михеевым, ладно? А там уже все окончательно решим.
– Поедем. – Поднялся отец.
– А может, ко мне? – нервно теребя конец шарфа, предложила Наталья. – У меня двухкомнатная…
– Нет уж. – И снова лицо мамы нехорошо закаменело. – К Лёне поедем.
– Поедем, – согласно кивнула я. – Только сначала в одно место заскочим. Даже в два.
– Это куда же? – подозрительно поинтересовался Павел.
– Сначала в агентство по торговле недвижимостью. А потом в банк. Надеюсь, в нашем захолустье уже открылся филиал Х***ского банка?
* * *
Мы брели по глубокой колее, проторенной в свежевыпавшем снегу не иначе как мамонтом. И я впереди – на лихом коне. А как же иначе, если вся родня смотрела на меня теперь как на Рокфеллера, Форда и Билла Гейтса вместе взятых. Кажется, я уже упоминала о своем маленьком капитале, припрятанном в чулке на черный день. И поскольку даже пожарные, покидавшие пепелище, согласились бы с тем, что чернее этого присыпанного золой дня не придумаешь, мне оставалось только снять со счета деньги, и приобрести для клана Евсеевых новую квартиру. Было непривычно и как-то даже неприятно наблюдать то и дело проявляющееся на лицах родителей удивление, смешанное с недоверием. Наташка вообще как сделала круглые глаза, так до сих пор недоуменно моргала. Нет, действительно, откуда у простой гувернантки такая сумма?!
– Это ты в Англии заработала? – выдохнул мне в ухо Павел ядовитый вопрос. – Интересно, каким образом? Вроде, даже для твоей телохранительной зарплаты многовато… Или успела английского миллионера подцепить?
Я проигнорировала наглеца и, гордо отвернув голову, разглядела синие выхлопы, вылетающие из сарая, примостившегося у самой обочины. И мужика в телогрейке поверх грязно-серой майки, сосредоточенно возившегося с нещадно скрипевшей воротиной.
– Эй! Не подбросите нас до центра? – закричала я во все горло. Видеть, как мама все чаще поскальзывается от усталости, было выше дочерних сил.
– А чё, подвезу, – осклабился мужик. – Мне туда и надо.
– Так, – раскомандовалась я, – мама, Эля, Наталья и Хуан – в машину. А мы до автобусной остановки как-нибудь доковыляем.
Не успели Эля и Хуан возмутиться моей диктатурой, как мужик неожиданно вмешался:
– Все поместитесь. Залезайте.
И с надрывным «Ха!» отвалил-таки заледеневшую створку ворот, где вместо разваленного «Запорожца», «Москвича» или, на крайней случай, «Жигулей» красовался шикарный японский микроавтобус, чуть ли не этого года выпуска. Контраст между затрапезным видом хозяина и серебристым сиянием дорогущей машины был настолько разительным, что мы, не проронив ни слова, один за другим влезли в благоухающий освежителем салон. И в таком же потрясенном молчании были доставлены балагурившим всю дорогу телогреечным автовладельцем прямиком в риэлтерскую компанию.
Можете мне не верить, но на покупку меблированной трехкомнатной квартиры, с полным ее оформлением, нам понадобилось всего полдня. И всего три тысячи евро сверху на освобождение от положенной в таких случаях бумажной волокиты – документы нам обязались представить в самый короткий срок. Так что, когда полноправные владельцы квартиры господа Евсеевы переступили порог своего нового жилища, можно было подумать и о праздничном обеде. То есть, уже об ужине.
– Я угощаю! – порылась я в кошельке, лихорадочно пересчитывая немногие оставшиеся купюры. – Сейчас в магазин сгоняю. Макароны куплю, кетчуп и еще кое-что. Ужин у нас будет в итальянском стиле.