Тёмная лошадка

1

Феликс Полонский стоял в кабинете ветеринара.

Он смотрел, как тощая девчонка уборщица усердно трёт тряпкой пол, вполуха слушал, какой диеты должен придерживаться щенок лабрадудля у матери на руках, и думал о том, что ему срочно нужна жена.

Три года назад Феликс развёлся и в свои тридцать восемь ещё ни разу не пожалел об этом.

Его бывшая жена, эта чёртова интеллигентка с голубой кровью, работой в занюханном архиве академии наук и презрением к показному (а «показным» она считала всё — от косметики до одежды), так его достала, что, получив на день рождения очередной томик её любимого писателя (хотя Феликс тысячу раз просил не дарить ему книги), почувствовал такое острое желание, если не удавиться, то найти нормальную девчонку, с которой и посмеяться, и поебаться, и в люди выйти не стыдно, что в тот же день трахнул первую, что на нём повисла.

Изменил жене прямо на собственном юбилее, на который собрались его близкие, друзья, коллеги, партнёры, и на который жена, имея средства и возможности Феликса Полонского, владельца немаленькой строительной компании, между прочим, видимо, назло (других причин он не видел), заявилась как нищенка в старом, подчёркнуто неуместном, плохо сидящем на ней платье, села на краешек стула, как бедная родственница, поджала губы и ни разу за весь вечер не улыбнулась. Феликс изменил ей, наверное, от отчаяния — и не стал ни скрывать, ни оправдываться.

Бывшая жена до сих умудрялась сворачивать ему кровь. Именно благодаря ей желания привести в дом другую женщину у Феликса до сих пор не возникало. Но вчера он стал свидетелем разговора, после которого крепко задумался о перспективах, что может дать ему наличие жены.

Может, это была только производственная необходимость, может, он тупо истосковался по нормальной бабе, но у него возник повод задуматься.

Вчера был большой благотворительный вечер, устроенный Фондом развития территорий, и Феликс Полонский, как глава строительной фирмы, конечно, был приглашён.

Конечно, опять пришёл один, не тащить же с собой Шалаву, как называла мать его «подругу», которую он трахал на регулярной основе, но не рассматривал не только в качестве жены, но даже в качестве спутницы.

Шалава была прекрасна в коленно-локтевой позиции или с его хреном во рту, всё остальное время это была молодая недалёкая баба, которая несла чушь, хотела красиво жить и ничего не делать, кроме ногтей, ресниц и ламинирования волос. Пока они вписывались в отведённый бюджет, Полонского вполне устраивали их товарно-денежные отношения. Он не вкладывался в них ни эмоционально, ни морально. Он оплачивал её салоны красоты и поездки на море, она была всегда готова, не выносила ему мозг и сосала как богиня.

Но большинство коллег на вечере были с жёнами.

Те сбились тесным кружком, смеялись, что-то загадочно обсуждали.

Недалеко от Полонского у фуршетного стола с тарелкой в руках стоял Авдеев (глава строительного холдинга «Вершины»). К нему подошёл Знаменский (владелец «Строй-Инвест»), брезгливо скривился, разглядывая канапе, и качнул головой в сторону могучей женской кучки:

— Говорят, сейчас распределение госзаказов идёт только там, в женском кружке, — он оглянулся, но Полонский сделал вид, что очень занят своим телефоном.

— В каком смысле? — удивился Авдеев.

— Новый глава департамента, как там его…

Кудасов, — мысленно подсказал Полонский.

— Кудасов, кажется, — сам вспомнил Знаменский, — типичный каблук. Он без указок жены даже срать не сядет, не то, что квоту на строительство выдаст. Вон та, видишь, в зелёном платье? — поднял он наколотую на шпажку виноградину с сыром и махнул ей в сторону оживлённо беседующих женщин. Полонский тоже повернул голову.

— Толстая? — уточнил глава «Вершин».

— Упаси тебя бог такое сказать, — усмехнулся владелец «Строй-Инвест». — Тем более при Кудасове. В общем, сейчас всё решает она. Так что сочувствую, — похлопал он по плечу Авдеева, что недавно расстался с женой, и заторопился к своей благоверной, что в том кружке стояла ближе всех к Зелёному платью…

Девчонка, что оттирала пятно, сидя на полу, шмыгнула, вытерла жёлтой резиновой перчаткой нос, и Полонский отвлёкся от своих мыслей.

Всё на ней было какое-то не по размеру. Огромные перчатки, доходящие до локтей. Голубой халат уборщицы. Несуразные старушечьи башмаки на шнурках, из которых торчали худые лодыжки и голые пятки. Но рвение, с которым она оттирала разлитую зелёнку, вызывало уважение.

Девчонке, наверное, было лет двадцать или чуть больше. Стройная, скорее всего, высокая. С хорошей грудью, упругой попкой. Приятные черты. На лице признаки интеллекта. Это никак не вязалось ни с работой, что она выполняла, ни с усилиями, которые прилагала. Толковая симпатичная девушка могла взяться за такую работу или по идейным соображениям (в качестве волонтёра), или от безысходности, — вскользь подумал Полонский и снова задумался о своём.

После подслушанного разговора, стараясь не вызывать подозрений, он опросил нескольких знакомых насчёт Кудасова и его жены. И ужаснулся. Реальность оказалась куда хуже, чем он подумал. Реальность была похожа на бред, что не вписывался в картину мира Феликса Полонского (разве такое может быть в современных реалиях?), но ему ничего не оставалось — только принять правила игры.

2

Она оказалась даже выше, чем подумал Полонский.

В нём было метр девяносто, а она, согнувшись под тяжестью ведра, была ему по подбородок, значит, не меньше метр семьдесят. И постарше, чем показалось — за двадцать пять точно.

От неё остро пахнуло хлоркой, резиной, больницей, но и через эту убойную смесь Феликс почувствовал запах её влажной кожи и, неожиданно, один из его любимых — запах подорожника. Так, видимо, пах её шампунь. Феликс невольно сглотнул — как же давно он не чувствовал этот запах, вот так, вживую, словно нюхал сорванный только что лист.

— Давайте я помогу, — протянул он руку к ведру.

— Ой, нет, что вы, я сама, спасибо, — отпрянула девушка и бочком протиснулась в дверь.

Как грязная вода в ведре, в нём всколыхнулось что-то настолько давно забытое, что он даже не знал, как это назвать. Тоска? Томление? Приятная слабость? Истома? Нежность? Грусть?

Что-то манящее и словно дарующее избавление, но в то же время, уверенно обещающее неприятности.

— Уволю к чёрту эту собачью няньку, — покачала головой мать Феликса, выйдя из кабинета. — Плачу ей такие деньжищи, а щенок жрёт всякую гадость, — расстроилась она. — Ты не представляешь, как трудно найти хорошую няньку. Впрочем, как и хорошую уборщицу.

Уж точно не труднее, чем жену, — подумал Феликс.

— Люди совсем разучились работать, — мама тяжело вздохнула.

Её мелкий лабродудль, почувствовав свободу, радостно тянул к выходу за поводок, но Полонский остановился.

Хорошую уборщицу, говоришь?

— Садитесь в машину, мам. Я сейчас, — вручил он матери ключи и пошёл в другую сторону.

Девушку он нашёл в кабинете под номером пять.

— Ну чего же ты, серенький? Совсем захворал, мой хороший? — приговаривала она, убирая за старым котом, беспомощно растянувшимся на кушетке.

— Вы уж простите его, — виновато топталась рядом сухонькая старушка.

— Да что вы, — успокаивала её девушка, — пустяки.

Полонский скривился — резкий кошачий дух сбивал с ног, — и решил не вмешиваться.

— Феликс Эдуардович, — подобострастно остановился врач. За те деньги, что Полонский приносил в лечебницу, он, наверное, и «кормилец вы наш» мог бы добавить. — Могу я чем-то ещё вам помочь?

— Эта девушка, Вета, — показал Феликс на кабинет. — Давно она у вас работает?

— Ну-у-у, точно я не скажу, кажется, пару месяцев. Она что-то сделала не так?

— Нет, нет, просто она… показалась мне знакомой, — соврал Полонский. — Не могу вспомнить, где я её раньше видел.

— Можем спросить у регистратора, где она раньше работала, — махнул он в сторону холла. — Валерия, помогите, Феликсу Эдуардовичу, пожалуйста, — обратился к сотруднице и откланялся: — Простите, у меня приём.

Валерия густо покраснела от волнения, когда Полонский задал свой вопрос.

— Ну на самом деле, она у нас работает не совсем законно, но вы же знаете, как сложно найти хорошего сотрудника, да ещё на такую зарплату.

Да, где-то он такое уже слышал.

— В каком смысле незаконно? — удивился Полонский.

— Ну, документов у неё нет, — заламывала руки администратор, — жить негде, поэтому мы разрешаем ей ночевать при гостинице для животных. Но она и ночами за ними присматривает, — поспешно добавила она, — и никакой другой работы не чурается.

— Я заметил, — кивнул Полонский. — Главврач в курсе? — коротко спросил он.

— Да, конечно, мы бы не взяли на себя такую ответственность самостоятельно… — начала она, но остальное Полонского мало интересовало.

— Он у себя?

— Нет, но…

Ну это и к лучшему, — подумал Феликс. В конце концов, почему он вообще должен с кем-то договариваться насчёт девушки. И решительно повернул к пятому кабинету.

— Работать? В вашем доме? — девушка держала в руках визитку, что вручил ей Полонский, но вряд ли видела, что там написано.

Феликс решил зайти издалека.

Не мог же он сказать ей напрямую, что на самом деле рассматривает её в качестве жены.

Он и сам подумал об этом только что, когда узнал, что у девчонки проблемы.

Поэтому в красках расписал, сколько и каких у матери собак, какую примерно работу придётся выполнять, щедро предложил и оплату, и проживание.

— В общем, позвоните, если надумаете, — не стал он показывать излишнюю заинтересованность: ещё испугается, придумает незнамо что.

Да заинтересованности, по сути, и не было. Был порыв, нечто вроде озарения, а Феликс привык прислушиваться к своей интуиции.

Шестое чувство сигналило, что девчонку надо брать, и Полонский не стал с ним спорить.

— Простите, — остановила его девушка, когда он уже пошёл к выходу. — А когда нужно приступить к работе?

— Да хоть сегодня, — ответил он и прищурился. — У вас какие-то проблемы?

3

— Ты вообще в своём уме, притащить в дом неизвестно кого? — делал страшные глаза в кабинете Полонского начальник службы безопасности, когда на следующий день Иветта приехала.

Всё в тех же старушечьих башмаках, в одежде не по размеру, с обычным пакетом из супермаркета в руках, в котором, видимо, были все её вещи, она стояла в отделанной мрамором прихожей дома и смотрелась там, как плевок на зеркале. Неуместно.

Но Полонский чувствовал воодушевление.

Он представил её матери, передал на руки экономке, что пошла проводить её в свою комнату, и пригласил к себе начальника службы безопасности.

Экономка была женщиной доброй и деликатной, она бы не позволила себе неуважение ни в каком виде. Мама отреагировала так, как умела только она: царственно холодно, но в то же время скорее дружелюбно, чем высокомерно. А вот безопасник рвал и метал.

— Хватит орать, — осадил его Полонский. — Работаем, Миш. Просто работаем.

Михаил Водорезов, не просто начбез в компании Феликса, но и старый проверенный друг, только взмахнул руками:

— Да понятное дело, работаем. И хрен бы с ним, если она будет возиться с собаками, но жениться на ней — ты в своём уме?

— Ну, найди мне другую. Есть у тебя такие на примете? Чтобы не ухаживать, не строить из себя влюблённого, просто сказать как есть, не получить при этом по морде и не остаться ни с чем, когда время поджимает. Есть?

— Ну, надо подумать, — поскрёб бороду Водорезов.

— Да некогда думать, Миш. Надо действовать.

— А ты уверен, что эта Ивонна согласится?

— Иветта, — поправил Полонский.

— Да какая разница, — отмахнулся Михаил. — Один хрен имя не настоящее.

— Я ни в чём не уверен, Миш, — ответил Феликс. — Но она не в том положении, чтобы выёбываться, а я могу предложить и защиту, и помощь, и блядь, весь соцпакет за относительно небольшую услугу — вряд ли у неё есть предложения получше.

— Дался тебе этот госконтракт, — взмахнул руками Водорезов. — Неужели в наше время такое возможно? — буквально вторил он мыслям Полонского. — Это ведь государственный заказ, а не финансирование от какого-нибудь частного фонда. Как решения может принимать жена чиновника?

— Хером о косяк. Ты как будто не знаешь, как и где всё на самом деле решается. Где-то в бане, где-то на охоте, где-то на поле для гольфа, а здесь вот так.

— Неужели нет других способов его получить?

Полонский развёл руками:

— Если найдёшь другой способ, проси у меня что хочешь. А пока давай делать что можем.

— А если она убийца? Если сидела за убийство мужа и детей? Если сумасшедшая? Сбежала из психушки? Если… — кипятился безопасник. — Она же может быть кем угодно.

— Для этого ты мне и нужен, — усмехнулся Полонский, а потом строго предупредил: — Только давай без самодеятельности. Будь добр, никаких полицейских приёмчиков. Не пугай мне девчонку. Она этого не заслужила. Я её пригласил. Я за неё отвечаю, в том числе и за то, чтобы её не обижали. Опроси. Подпиши все нужные бумаги: договор о неразглашении, все согласия, которые надо, и свози в клинику. Остальным я займусь сам.

— Остальным — это чем? — двусмысленно усмехнулся Водорезов.

— Всем, — смерил его взглядом Полонский. У него и без его скабрёзных намёков хватало дел.

И дела не ждали.

Переговоры, встречи, объекты. Сметы, договора, подрядчики.

Полонский крутился как белка в колесе, даже на беговой дорожке общался с прорабом.

Только на массажном столе, наконец, отложил телефон, закрыл глаза и прислушался к себе.

А внутри него неожиданно был весенний день. Всё пело, цвело, благоухало, и он, как тот старый пень, мечтал снова стать если не берёзкой, то хотя бы не баобабом.

Главное, лишнего не выдумывать, — напутствовал сам себя Феликс.

После массажа отодрал хорошенечко Шалаву (ничто так не прочищает мозги, как пустые яйца). Кинул ей на карточку щедро округлённую сумму. И порадовал мать приездом к ужину.

4

— Как тебе новая нянька? — спросил Феликс уже за десертом.

— Странное чувство, словно я её где-то видела, — промокнула она рот салфеткой и пригубила шампанское.

За завтраком, обедом, ужином, в саду под тентом, на шезлонге у бассейна, на кушетке с книгой, как любовница Людовика Четырнадцатого, его мать пила только шампанское.

«Я заслужила своё право делать что хочу, и плевать я хотела на то, что обо мне подумают, — говорила она, осушая очередной бокал, а потом добавляла. — Но я была не права: ничего не надо было заслуживать».

Феликс тоже не ждал одобрения, но что маме Иветта показала знакомой, его удивило.

Мама ничего не сказала про странную одежду с чужого плеча, хотя, конечно, не могла не заметить. Не подчеркнула, как просто девчонка держалась (впрочем, это Феликсу могло и показаться). Не уделила внимания её внешности, волосам, росту. Она словно смотрела в самую суть.

— Где-то это где? — ковырнул Феликс желе с кусочками фруктов, что им подали сегодня на десерт. — По телеку? На улице? Может, в семейном альбоме? — пошутил он.

Но матушка шутку не оценила.

— Только не вздумай с ней спать, пока я не пересмотрю все альбомы, — ответила она.

Феликс поперхнулся чёртовым желе.

— С чего ты решила… — спросил он хрипло, похлопал себя по груди, громко и сильно откашлялся.

Мама не стала дожидаться, когда он закончит фразу.

— Потому что я твоя мать. А ещё я стояла рядом, когда ты её рассматривал.

— Я её не рассматривал, — прохрипел Феликс. — Я вообще думал о своём. О вчерашнем вечере, о грёбаном госконтракте.

— Не вижу противоречий, — пожала плечами мать, что была в курсе всех затруднений сына, и допила шампанское. — Только хочу тебя предостеречь: она, безусловно, симпатичная девочка, но… тёмная лошадка.

Это единственные слова, что она ему сказала, поцеловала в лоб и пошла спать.

А Феликс пошёл работать.

На столе скопилась куча бумаг, что он должен был просмотреть «ещё вчера», но всё откладывал.

У бассейна зажглись фонари на светодиодных батареях — значит, достаточно стемнело.

Он подхватил бумаги, стакан с бурбоном с собственной винокурни — он был чертовски привередлив и что попало не пил, но всё же решил выпить, иначе нормально не уснёт.

Как был босиком, в халате, он вышел на лужайку.

Тихо жужжали приборы, отпугивающие комаров. Голубым светом мерцала вода в бассейне.

Феликс рассчитывал, что будет один. Но, видимо, никто не предупредил новую собачью няньку, что в эту сторону сада ходить нельзя.

— Простите, — вздрогнула она, когда Феликс подошёл. — Не ожидала, что ещё кто-то выйдет на прогулку.

У неё на руках спал крошечный шипу, смесь пуделя и ши-тцу — самая маленькая из маминых собак, кажется, его звали Гулливер (маме была свойственна ирония).

— Говорят, они очень привязчивые, — оценила Вета взгляд Феликса. — Но выбирают себе в фавориты только одного члена семьи.

— О, я не ревнив, — бросив на лежак бумаги, сел рядом с девушкой на газон Феликс.

— Здесь так красиво, — покрутила она головой. — Я словно попала в рай.

— А до этого вы где жили? — глотнул он бурбон и протянул ей бокал.

Она не отказалась. Пригубила. Покатала на языке.

— М-м-м… как вкусно. Что-то редкое? — вернула бокал.

Феликс был и польщён, и удивлён одновременно: она разбиралась или просто сделала ему комплимент?

— Я бы сказал, уникальное. Бурбон трёхлетней выдержки собственного производства. Я назвал его «Развод и девичья фамилия».

Девушка улыбнулась.

— Три года назад развелись?

— Было дело.

— Не сошлись характерами?

— Как говорит моя мать: «Развод — диванчик пополам и девичья фамилия. То есть не дам, то спать не дам — достала ты, Эмилия!» — Феликс тоже улыбнулся. — Но мы отвлеклись. Если здесь как в раю, то где вы жили до этого?

— Ответ напрашивается сам собой, — пожала она плечами.

— Да, он довольно популярный. Но смею предположить, вы от кого-то сбежали.

— Я понимаю, вы имеете право на ответы, Феликс, — она тяжело, обречённо вздохнула. — Вы дали мне работу, кров.

— Осталось только подарить миллион алых роз, — усмехнулся Феликс и тут же добавил: — Простите. Слово «кров», видимо, в силу возраста вызывает у меня только одну ассоциацию. Вы, наверное, эту песню никогда и не слышали. А я… в общем, неважно. Я понял, вы хотели попросить, чтобы я не мучил вас вопросами. Я очень понятливый.

— Буду вам очень признательна. И мне нравится, что вы не боитесь показаться старомодным. Помните песни своего детства, не стесняетесь быть таким, как есть, гордитесь своим прошлым.

Феликс засмеялся.

— Вы всё это поняли по одной не самой удачной шутке? Мы знакомы несколько минут.