1
В последний день жизни дальнобойщику Василию Степановичу довелось наблюдать необычное и крайне странное зрелище.
Еще не подозревая о том, что его земной путь почти окончен, Василий Степанович, перевозивший водку из Москвы в Саратов, из-за сильного ливня был вынужден остановиться у обочины трассы. Так, сидя в полудреме в своей фуре и слушая журчание радио, он мог бы и просидеть, потом отправить дальше и прожить еще довольно долго, если бы его взгляд не уловил движение у края посадок. Мужчина протер запотевшее окно кабины и увидел, что из-за деревьев высунулась девушка в легком и насквозь мокром сарафане, который сильно вспучивался на животе - она явно была беременна. Девушка с усилием всматривалась в дорогу, словно ожидая кого-то.
Крайне удивившись тому, как она могла здесь оказаться, ведь до ближайшего населенного пункта километров двадцать, он вылез из кабины и направился к незнакомке.
Однако девушка, заметив его, вместо того, чтобы попросить помощи, отпрянула и в ужасе и попятилась назад, к посадкам.
- Нет-нет, не бойся! - как можно ласковее сказал Василий Степанович, - Я не причиню тебе вреда, я хочу помочь!
Но девушка продолжала пятиться.
- Уходите, прошу вас! - крикнула она в отчаянии, чем еще больше удивила дальнобойщика.
- Но ты ж вся мокрая, замерзла поди, а ведь ребеночка ждешь! Нельзя так! - растерявшись сказал он, но девушка словно не слышала и заходила все глубже в посадки, пока не скрылась за шумящими березами.
Василий Степанович был человеком добрым и не смог заставить себя вернуться в фуру зная, что беременная женщина будет в это время мокнуть под дождем. Намеренный во чтобы то ни стало уговорить ее сесть в машину, он стал пробираться в дебри посадок вслед за странной девчонкой.
Он нашел ее в поросли молодых кленов облокотившейся, чтобы не упасть, о ствол березы. Она морщилась, часто и надрывно дышала, а из-под сарафана по голым ногам смешиваясь с дождем, стекала кровь.
- Да ты ж рожаешь, дуреха! - воскликнул Василий Степанович в ужасе, Тебе ж в больницу надо!
- Поверьте, ни вы, ни больница мне ничем не помогут! - выдавила девушка сквозь стон, - Умоляю вас, уходите или вы убьете и себя, и меня!
- Да о чем ты толкуешь! Кто нас с тобой убивать-то будет? - волнуясь, сказал старый дальнобойщик, - А если и так, то пусть попробуют! Я хоть и не молод уже, а негодяю по мозгам врезать сил хватит. Пошли, милая, ты ж не хочешь тут родить-то!
Но незнакомка не сдвинулась с места. Окинув отчаянным взглядом мужчину, она подавила очередной стон и пробормотала:
- За мной уже едут. Меня заберут, не волнуйтесь. Вы добрый человек, но не в ваших силах помочь мне. Умоляю вас, вернитесь в машину и уезжайте как можно дальше отсюда! А не то случится страшное! - ее голос превратился стон, а стон перешел в крик, - Вы не знаете кто идет за мной по пятам! Их цель ребенок, они сделают все, чтобы не допустить его рождения!
В голову Василия Степановича закралось леденящее душу подозрение, что девчонка тронулась умом. Непонятно почему, от ее слов седые волосы на затылке встали дыбом. В ее глазах читался животный страх, она принялась лихорадочно оглядываться, словно забыв про боль схваток. В этот момент мужчина вдруг обратил внимание, что вокруг как-то уж слишком темно и резко похолодало - изо рта теперь клубами вываливался пар. Очевидно это заметила и девушка и от этого впала в полнейшее безумие.
- Они нашли! Нашли меня! - закричала она, начиная пятиться к мужчине. Она неотрывно смотрела вглубь посадок, меж стройных рядов берез, дальнобойщик машинально проследил за ее взглядом и оцепенел.
На них надвигался не то туман, не то дым такой густой и плотный, что в нем, казалось, можно утонуть. Хуже всего, что с приближением тумна нарастал какой-то странный шепот, отдающейся эхом в ушах. Слова различить не удавалось, да и не сильно-то хотелось. Без дальнейших раздумий Василий Степанович обхватил девушку поперек талии и поволок прочь от надвигающегося непонятно чего.
Дальнобойщик тащил девчонку не оборачиваясь, поэтому понял, что туман все же настиг их только тогда, когда ощутил, что что-то удерживает его за левую руку повыше локтя. Машинально бросив на нее взгляд он издал стон ужаса - длиннопалая, тошнотворного трупно-серого цвета рука с толстыми когтями,загибающимися вниз, намертво сжала его, сковывая предплечье ледяной болью. В тот же миг он ощутил как то же самое происходит с его головой, ощутил невыносимую боль от сдираемой на затылке кожи и тепло стекающей крови.
Василий Степанович закричал и из последних сил толкнул девчонку вперед, как можно дальше от тумана, чтобы мертвые руки, множество рук, продолжающие захватывать его, не достали ее.
Старый дальнобойщик понял, что ему пришел конец и в эти последние ужасные мгновения он хотел только одного: чтобы девушку и ее еще не родившегося ребенка не постигла та же участь.
Его последнее желание сбылось. Сквозь ускользающую реальность и проявляющийся перед глазами потусторонний ужас - вместо промокшей трассы перед лицом всплывали жуткие лица, а в ушах стояли обещания мук ада - он увидел как со стороны дороги бежит человек, оказавшийся молодым высоким парнем. Толкнув беременную себе за спину он с ужасом уставился на поглощаемого туманом мужчину.
- Миша, убей его! - закричала девушка, - Он еще жив! Прошу, убей его!
Василий Степанович понял, что она просит для него спасения от вечных мук и с последней надеждой поднял глаза на парня, который уже поднимал короткоствольное ружье.
Рука его не дрогнула - почти неразличимый в безумном шепоте звук выстрела, боль в груди, которую он почти не ощутил, секунда оглушительной тишины - и все исчезло. Василий Степанович погрузился в темноту.
...Падет от страны твоея тысяща, и тьма
одесную тебе, к тебе же не приближится...
90-ый псалом
Лето в этом году выдалось жарким. Слепящее солнце на фоне безжизненно-блеклого неба пытало маленький провинциальный городок с конца мая. Ничего не изменилось и в эту июльскую среду: дневное светило нещадно дышало жаром на небольшую, повидавшую виды кафешку, одиноко стоящую за городом вдоль трассы и окруженную лишь посадками и заброшенным полем.
Своим видом кафе скорее отталкивало возможных посетителей, чем привлекало - настолько уныло оно выглядело: проржавевшая крыша, окна с треснувшими кое-где стеклами и стенами на которых от времени и непогоды облупилась краска. Многие проезжающие со смехом называли ее логовом маньяка - настолько подавляюще она смотрелась со стороны.
Но тем не менее кафе проживало свою жизнь, ежедневно принимая посетителей, состоящих в своем большинстве из жителей окрестных домов. Сюда по вечерам сбегали от жен мужья, чтобы посмотреть футбол, приходили посплетничать домохозяйки, с целью напиться и уснуть где придется стекались местные алкаши.
Администратором именно этого заведения Соне“посчастливилось” работать. Она знала всех кто приходил сюда, а также их родословную до седьмого колена, поскольку всю жизнь прожила по соседству с этими людьми. Сейчас, стоя за барной стойкой и протирая пивные стаканы она с тоской размышляла о том, что сегодняшний день словно брат-близнец похож на вчерашний.
Судьба сыграла с ней злую шутку, поселив среди людей ограниченных и невежественных. С детства Соня был сообразительной и способной девочкой. Она легко управлялась с цифрами, любила читать и увлекалась искусством, в особенности музыкой и танцами. Будучи активной и бойкой она, однако, находила выход своей энергии не во всевозможных проказах, а в занятиях, требующих терпения и усидчивости совсем не свойственных ребенку. Очень рано у нее сформировался свой взгляд на мир во многом отличающийся от взглядов окружающих. Она решительно высказывала свое отношение к той или иной прочитанной книжке и ее автору, происшествию, обстоятельству чем очень скоро настроила против себя окружающих, в том числе и учителей. В маленькой школе захолустного городка преподаватели не особенно привыкли, что их ученики высказывают мнение о жизни и мире в целом, отличное от их собственного.
Сначала это очень мучило и она пыталась объяснить людям, что всего лишь говорит то, что думает, но каждый, с кем не совпадал ее очередной вывод, почему-то считал это личным оскорблением. Как и следовало ожидать, друзей у нее не было. Постепенно она усвоила, что люди вокруг нее просто не способны понять то, что она говорит или делает. Им не нужны музыка и картины, не нужны размышления над книгами. Все они, поколение за поколением, будут проживать скучную жизнь, для того, чтобы родить потомство и умереть. Не поддерживала ее и мать, по какой-то причине считавшая любое отличие Сони от других детей дурным знаком.
Соседство с такими людьми сделало девушку саркастичной и насмешливой как к окружающим, так и к самой себе. Любимым её развлечением было сказать недалекому человеку что-нибудь завуалированно-колкое и наслаждаться тем, как он не может даже обидеться, не понимая смысла сказанного.
Ее блуждающий по кафе взгляд наткнулся на одного из посетителей - невероятно толстого мужчину лет сорока с хвостиком. Выпив кружку пива за обедом, он задремал прямо за столом. Ветхий стул, обремененный увесистой тушей, опасно покосился.
“Интересно, сломается или нет?” - подумала Соня. Решив, что ждать его пробуждения будет тратой драгоценного времени, она решительно пнула ногой швабру, стоящую позади нее и та с готовностью рухнула на железное ведро наполнив кафе душераздирающим грохотом.
Толстяк проснулся, подскочил и стал осоловело озираться по сторонам, не понимая где он и что происходит. А вот стул не сломался, чем очень разочаровал Соню.
- Счет! - рявкнул он.
Лениво потыкав пальцем в калькулятор, девушка озвучила:
- Триста сорок пять рублей.
Пыхтя, толстяк вылез из-за стола и швырнул на стол деньги. Несколько десятирублевых монет упали под барную стойку, но Соня и не шевельнулась. Как-то не хотелось ползать при нем по полу, собирая мелочь, поэтому она невозмутимо продолжила протирать стаканы.
- Ишь, какая! - фыркнул толстяк, которому отчего-то не
понравилось, что девушка не распласталась перед ним, собирая деньги, и, с осуждением покачав головой, вышел.
Соня проводила его взглядом, выразительно задрав темную блестящую бровь. Это был ее любимый жест презрения, которым она периодически бесила людей. Она не была возмущена поступком толстяка, просто в очередной раз поразилась невежеству недалекого человека.
Буквально через несколько минут в кафе пожаловала хозяйка - пышногрудая женщина сорока лет с копной рыжих волос и интеллектом пятилетнего ребенка. Выращенная состоятельными родителями как мимоза в оранжерее, она была красивой, избалованной, но ни на что не способной. По-настоящему владельцем кафе был ее муж - солидный мужчина с толстым кошельком, который, наверное, давно избавился бы от этого убогого заведения, если бы его жене не нравилось изображать из себя бизнесвумен. Римма всерьез считала, что управляет кафе сама, а муж лишь помогает советом. Соня была уверена, что эта забегаловка существует лишь для того, чтобы его хозяйка не путалась под ногами у супруга в более серьезных делах.
- Соня! - почему-то она всегда, заходя сюда, изображала
удивление, притом настолько плохо, что выглядело это странно даже для нее, - А где же все?
- Все здесь! - торжественно провозгласила девушка в ответ, - Я, я и еще раз я!
Разумеется, сарказм не был понят.
- Что ты хочешь сказать? Где официантки? Где повар?
Можно подумать, она впервые столкнулась с их отсутствием! Вздохнув, Соня завела привычную речь, которую произносила, по меньшей мере, раз в месяц.
- Официантки не выходят второй день. На телефоны не отвечают. Сан Саныч подает все признаки запоя. Словом, ничего нового. Снова мы остались наедине - грязная посуда, кухня, немытый пол и я.
Объяснение Сони оказалось слишком сложным для быстрого осознания и Римма зависла, уставившись невидящим взглядом в окно. В такие моменты девушка развлекалась, представляя, что у нее на лбу крутится колесо загрузки, а рядом написано “Loading”.
- А пол ты не мыла? - прозвучало после затяжного молчания.
- Когда? - вспылила Соня, - Я не богиня Шиву, у меня только две руки!
- Что? - вконец растерялась несчастная Римма.
- Да так, ерунда, - отмахнулась девушка, не имеющая ни малейшего желания рассказывать ей про индуистское многорукое божество, - Я лишь хочу сказать, что работаю за троих, а получаю зарплату одной официантки. Просто представь что будет если я, к примеру, заболею? Да кафе просто не откроется!
Распахнув и без того огромные глаза, Римма спросила единственное, что пришло ей в голову:
- Ты заболела?
Да нет же! - воскликнула Соня, потеряв терпение, - Я говорю гипотетически! Да ладно, забей…
Сильно кошмарить Римму было опасно. Она запросто могла рассказать об услышанном мужу и тогда тот, чего доброго, еще заявится сюда собственной персоной, а девушке это было вовсе не на руку.
Зарплата у нее была мизерная, родственников, не считая матери, не было, а есть и платить за квартиру чем-то было нужно. В результате Соня научилась жульничать. И едва ли осуждала себя за это - без этих копеек Римма и ее муженек не то чтобы не обеднеют, они даже и не заметят недостачи. Так и было на протяжении почти трех лет: Соня тихо и разумно подворовывала, а хозяева жили припеваючи и ни о чем не подозревали.
Визит не принес Римме желаемого удовольствия и она, ничего так и не поняв и не ощутив наслаждения от собственной значимости, укатила домой на новеньком “Порше”.
Вечер принес в кафе толпу людей, торопящихся забыть все, что с ними случилось за день, предварительно рассказав об этом всем и каждому. Соня носилась по переполненному залу с пивными кружками и закусками, выслушивая одну и ту же новость по три раза и мечтала о том, чтобы стрелки часов научились ползать быстрее. Она и не догадывалась, что эти невыносимо скучные секунды уже начали свой последний путь, уступая место совершенно другим - стремительным и захватывающими.
Выбрав удачный момент, девушка сбежала от несносных посетителей на задний двор кафе. Выудив из-под прогнивших ступенек крыльца железную банку в которой когда-то было кофе, а сейчас служившую ей и повару Сан Санычу пепельницей, Соня с наслаждением закурила. Пока никотин остужал гудящий мозг, она прохаживалась по засохшей траве с хрустом разминая затекшую шею. Шел десятый час вечера, уже порядком стемнело и только фонари вдоль трассы отбрасывали нездоровый свет на посадки парадный вход в кафе.
Она рассматривала окружающий ее пейзаж вполне благожелательно, пока слух не задел какой-то звук. Не то свистящий, не то шипящий, он пронесся над ней, нарастая, а потом пошел на убыль, шлейфом протащив за собой воздух - это было сложно назвать ветром, скорее уж волной, накрывшей её сверху, словно намереваясь размазать по земле. Такое явление не понравилось девушке где-то на подсознательном уровне и заставило завертеться по сторонам, озираясь сквозь разметавшиеся волосы. Но ни в поле, ни в стороне посадок ничего необычного не было, и она уже готовилось списать все на игру воображения, как вдруг ощутила, что на нее смотрят.
Это произошло очень резко, словно ей ткнули в лоб чем-то острым и горячим. Она интуитивно обернулась к купе деревьев неподалеку, но если там и засел снайпер, то ничем себя не выдал. Несколько гулких мгновений она простояла в трансе, не понимая, что вокруг происходит, но транс этот прекратился, когда вдруг тихий хруст нарушил тишину в паре метров от нее: кто-то медленно и вкрадчиво приближался к ней сзади. И ровно в тот же момент среди деревьев, где еще секунду назад не было никого, появился человек. Он медленно, с явным усилием, протянул руку, показывая куда-то за спину Соне.
Замер хруст последнего шага.
Соня сорвалась с места, отбежала к более освещенному углу кафе и, не выдержав, обернулась, увидев пустоту, не менее пугающую, чем крадущийся убийца.
Нечто тяжелое обрушилось на ее плечо, заставив взвизгнуть и дернуться, стряхивая с себя чью-то руку. Однако, обернувшись, она испытала уже не страх, а прилив бешенства, увидев того, кто напугал ее до полусмерти.
- Ты совсем придурок?! - заорала она, - Какого дьявола ты творишь?
Валера был человеком, которого ей хотелось бы видеть в последнюю очередь, так как этот тип доставлял ей массу неудобств, причем доставлял намеренно. Он был старше ее на несколько лет и Соня, как и всех, знала его с детства. Они почти не общались до того, как он пошел в одиннадцатый класс, а Соня не стала достаточно привлекательной. С этого момента он не давал ей прохода.
Валера был таким же невежественным, как и подавляющее большинство, но при этом считал себя необыкновенно ловким, остроумным и неотразимым, не имея на то никаких оснований, кроме своего воображения.
Природа не наделила его привлекательностью или харизмой и он ничем не пытался восполнить это ее упущение, и в свои двадцать три года это был неопрятного вида коротышка с сальными волосами, круглым лупоглазым лицом и сгнившими передними зубами. Зато толстозадую фигуру с пузом беременной женщины обтягивала темно-синяя форма ППС, а на поясе блестел значок. Эта форма внушила ему такую важность, словно сделала его, по меньшей мере, полковником.
Соню передергивало от омерзения всякий раз, когда Валера рассматривал ее с похотью мартовского кота. За скабрезные шуточки по его физиономии хотелось съездить палкой с гвоздями, о чем девушка не раз ему сообщала. Регулярно он получал ее самые решительные отказы, один из них был даже подкреплен сломанным пальцем, который полез куда не следует, но ничто не охладило ни его пыла, ни самоуверенности.
Валера верил, что рано или поздно девушка сдастся на милость победителя, коим он себя считал.
Соня ненавидела свои флюиды за то, что они регулярно притягивали к ней подобных кадров. Оценивая свою внешность здраво, она понимала, как понимал всякий, бросавший на нее взгляд, что обладает некоторой привлекательностью. Ее нельзя было сравнить с высокой фигуристой красавицей Риммой, которая за сорок прожитых лет почти ничего не потеряла во внешности, она совсем не была похожа на сексуальных блондинок с пухлыми губами, которые украшают собой обложки глянцевых журналов. Ее притягательность была совсем иного рода и большей частью заключалась не во внешних данных, а в своеобразной манере поведения.
Невысокого роста, худощавая и изящная она казалась не хрупкой, а гибкой и выносливой как ивовый прутик, который под напором сильного ветра лишь согнется, но не сломается. Из-за маниакального пристрастия к танцам ее ноги заманчиво поигрывали мышцми под светлой, кофейного оттенка, кожей, задерживая на себе взгляды мужчин. Талию, соблазнительным изгибом переходящую в бедра, казалось, можно было обхватить одной рукой. Русые, слегка волнистые волосы, чаще всего собранные в небрежный пучок на затылке были настолько длинными и густыми, что казалось ее шея едва выдерживает такую тяжесть. Черты ее лица были далеки от идеала, но само его выражение - лениво-задумчивое, с легкой ноткой глубокого сарказма, украшало его, как украшают бриллианты свою оправу и самым крупными из них были глаза. Темно-темно карие, почти черные, со всех сторон окруженные пушистыми ресницами в тон зрачка, они напоминали не глубокий океан, а дремучий лес с заколдованными тропами. Эти глаза словно манили, моргая как-то слишком медленно и редко, чтобы затянуть в себя и уже никогда не выпустить обратно. Метафора или нет, но мало кто мог долго выдерживать их прямой взгляд, предпочитая перевести глаза на что-нибудь попроще. Завершали образ подвижные блестящие брови, готовые в любой момент взлететь вверх по высокому лбу, выражая высокомерное удивление.
Но адекватные мужчины почему-то сторонились ее, а вот придурки во главе с Валерой атаковали регулярно.
Испытав при этой мысли горький привкус досады, Соня гневно зыркнула на неприятно ржущего Валеру:
- Ты устроил этот цирк? - сотрясаясь уже от злобы, спросила она, - С шагами за спиной и человеком среди поля? Кто это был? Друг-мент, продавший мозги за пузырек спирта?
- Ты больная что ли? Какой еще человек? Какие шаги?
Соня озадаченно нахмурилась. Если бы к произошедшему Валера приложил свои потные ручонки, то, отвечая, продолжил бы кошмарить. Слишком похоже, что он тут ни при чем и едва ли ее это радовало.
Она не ответила ему, а молча пошла к освещенному входу кафе. Возвращаться в темноту не хотелось.
Валера ухватил ее за локоть, не давая открыть дверь и вызывая в ней новый приступ раздражения.
- Отвали! - огрызнулась она, вырвав руку.
- Шаги за спиной? Человек в поле? - ядовито спросил тот, - НЛО не видела?
- Видела. Они испугались твоей дебильной рожи и свалили на Марс, - процедила она, избавляясь от второй руки, держащей ее запястье.
Она почти дошла до двери, когда снова услышала его голос:
- А не боишься к мамаше присоединиться? Говорят, это наследственное. Оно и правильно, вдвоем в психушке веселее будет.
Соня застыла, с силой сжав руку, поднятую, чтобы открыть дверь. Потом обернулась к крайне довольному ухажеру.
- Не смей так говорить! - рявкнула она, источая свирепую злобоу, - Это не твоего ума дела. А говорят, что кур доят, а ты - красивый и успешный. Так что поменьше думай.
Валера, чье лицо из поросячье-розового стало пунцовым, явно злился.
- Что, совесть мучает? Упрятала мать в психушку, теперь и у самой крыша поехала.
Это было уже слишком. От нарастающего бешенства Соня побледнела, а в груди загорелось адское пламя.
- Не смей рассуждать о том, о чем не знаешь!
- Это чего же я не знаю? - в тон ей ответил толстяк, - Того, как ты от матери избавилась? Так это все знают. И даром тебе это не пройдет, так и знай!
- Ну прям пророк Моисей! - фыркнула девушка.
Белесые брови заездили по узкому лбу Валеры.
- Чего? Кто?
Соня, медленно изогнув бровь, развела руками.
- Вот именно, - и спокойно вернулась в кафе, не слушая дальнейшие излияния парня.
Но на душе у нее было неспокойно.
Что бы не болтали об отношениях между Соней и ее матерью соседи, они едва ли догадывались о том, каковы они были на самом деле. Эту часть своей жизни девушка ревностно оберегала от чужих глаз и ушей, даже в те моменты когда ей угрожала опасность.
Ее мать начала подавать первые признаки душевной болезни, когда дочери исполнилось тринадцать. Некоторые странности в ее поведении случались и ранее, но никто не списывал их на психическое расстройство.
Например, стоило Соне упомянуть об отце или даже намекнуть на его существование, как у матери мгновенно начинался приступ плохого настроения продолжительностью в несколько дней. Она срывалась на дочь по поводу и без, резко отвечая, что отца у нее нет и точка. Хотя девочка уже не верила в непорочное зачатие, все же не решалось озвучить это матери, и отец оставался для нее безликим мужчиной, иногда призрачно мелькающим в воображении.
После ее тринадцатилетия, мать стала таскать девочку по монастырям, заявляя несколько озадаченным священникам, что в ее дочери живет дьявол. Соня удивлялась, но не оказывала сопротивления, надеясь, что она успокоиться. Все служители церкви в один голос опровергали диагноз, который мать упорно ставила.
Вопреки ожиданиям, женщину это не успокоило, и она с утроенным рвением, сильно смахивающим на навязчивую идею, начала вместе с дочерью посещать целителей, колдунов и экстрасенсов. Все они что-то шептали над ней, чем-то поливали и жгли вонючие травы в железных мисках, после чего каждый из них сообщал, что душа и тело Сони свободны от нечисти. Может быть мать в конце-концов и успокоилась, если бы однажды они не пришли к очередному типу, называющему себя черным магом.
Соне сразу не понравился этот крайне странный мужчина, потому что он долго и упорно сверлил ее неприятным пристальным взглядом, почти не слушая, что несет мать. Он внимательно вглядывался в ее глаза издалека, а потом зажег свечу и приблизился к девочке почти вплотную, заглядывая в глаза через огонь. Соня видела как сверкнули его взгляд и испугалась. В тот же момент черный маг резко отпрянул от нее и некоторое время молчал, теперь уже стараясь не смотреть на нее. Потом попросил мать следовать за ним и они вышли, оставив ее одну в комнате, до отказа забитой ритуальными предметами.
Она не знала, что он наговорил ей, но с того момента поведение матери кардинально изменилось. Она замкнулась в себе окончательно и делала вид, что Сони нет, хотя девушка не раз замечала, как она исподтишка наблюдает за ней. И от этого становилось жутко.
Впервые мать напала на дочь, когда ей было шестнадцать. Ударив ее тяжелым томом “Ветхого завета” по голове, она, однако, успокоилась на целых полгода. Но потом нападения и рукоприкладство возобновились и стали учащаться. Она кричала, что Соня - дьявол, и что она хочет утащить ее в ад, чтобы придать вечным мукам. Доказывать обратное было бесполезно - мать попросту не слушала ее. Последние полгода были особенно опасными. Перебрав все тяжелое в квартире, женщина стала хвататься за острые предметы с явным желанием раскроить дочери череп. В тот момент Соня уже прекрасно понимала, что мать сошла с ума и не вызывала санитаров, только потому, что еще не стала совершеннолетней и боялась детдома.
Женщина оказалась в психиатрической больнице через полтора месяца после восемнадцатого дня рождения дочери. Девушка вызвала санитаров, когда она напала на нее спящую, вооруженная ножницами и проткнула бы ей шею, если бы та случайно не проснулась, почуяв на себе взгляд. Вместо этого она оставила несколько глубоких ран на руке и бедре дочери, после чего была связана до приезда скорой. С диагнозом “острый психоз” ее на несколько дней закрыли в палате для буйных, после чего перевели в обычную и назначили лечение.
Оставшись одна, Соня ощутила не одиночество, а облегчение. Она осуждала себя за это, но точно знала, что не позволит матери вернуться домой, если только ей не станет значительно лучше. Слишком долго она прожила в постоянном напряжении и беспокойстве. Теперь она могла спокойно засыпать без опасения больше не проснуться. Могла уйти из дома, не боясь, что в ее отсутствии там случится пожар. И, в конце-концов, было невыразимо приятно больше не слышать о своей демонической сущности.
Она регулярно навещала ее, но стоит отметить, что эти встречи не приносили удовольствия ни посетителю, ни пациентке. Соня не могла отделаться от ощущения, что одной из причин сумасшествия матери была неприязнь к ней.
То ли из-за того, что она не была подавлена случившимся, то ли из-за того, что никто и не догадывался, что ее мать больна до тех пор, пока ее не поместили в психушку, но у многих знакомых, подобно Валере, сложилось мнение что девушка таким образом цинично избавилась от матери. До нее доходили такие слухи, но она относилась к ним довольно спокойно и людям наскучила эта тема.
Сейчас, пока она убирала с опустевших столов грязную посуду, краски прошлого вспыхнули с новой силой. Вспоминая все симптомы болезни матери, она не могла не опасаться сказанного Валерой. Ведь лечащий врач как-то упомянул, что подобные заболевания действительно могут передаваться по наследству. А что если парень прав и у нее действительно начались галлюцинации? По-крайней мере все, что случилось сегодня на заднем дворе, с логической точки зрения объяснить довольно сложно. Даже если допустить, что человек в поле - один из постоянных клиентов кафе, допившийся до белой горячки, то почему она слышала шаги того, на кого он указывал? Она-то была трезва как стеклышко.
Однако очень скоро реальность отвлекла ее от мрачных мыслей очередной проблемой: в зале, опрокинув стол и перебив посуду, подрались двое местных алкашей. С помощью швабры и нецензурных выражений, девушка выгнала драчунов на улицу, чуть не получив при этом в нос бутылкой из-под пива. При этом Валера, сияя полицейской формой и довольной улыбкой, и не подумал вмешаться, предпочитая наблюдать за борьбой со стороны.
Это происшествие вызвало у Сони злость и прилив адреналина, заставивших на время забыть о своих галлюцинациях. Зато с прежней остротой они вернулись когда девушка, погасив свет, закрывала кафе.
Кромешной темноты не было, но свет, который давали фонари вдоль трассы едва ли успокаивал. И в такой обстановке ей придется идти вдоль дороги минут пятнадцать в абсолютном одиночестве. До этого маршрут, который она проходила дважды за день, ничуть ее не пугал. Она даже не задумывалась, что идти ночью по пустынной трассе не так уж безопасно, а сейчас при одной мысли об этом по шее побежали мурашки. Однако быстро сдвинуться с места ей помогло осознание того, что оставаться здесь едва ли будет менее опасным.
И она пошла.
Стараясь не оглядываться по сторонам, чтобы не пугать саму себя, Соня шла по обочине, зачерпывая босоножками пыль и мелкие камушки. Из-за этого обувь начинала натирать, но девушка предпочла не останавливаться. Было что-то гнетущее в неровном асфальте, залитом искусственным желтым светом и окружающем его безмолвии, а шаркающий звук собственных шагов и частого дыхания добавлял ощущение нереальности. При этом вдали маячили огни города, маня, но приближаясь невыносимо медленно. Казалось, какая-то сила намеренно удерживает ее, не давая приблизиться к цивилизации.
Соня изо всех сил старалась удерживать мысли на уровне бытовых проблем, думая, например, о том что дома течет бачок унитаза и его нужно срочно менять. Деньги были, но их было жалко. Поэтому она занимала себя тем, что придумывала способы его бесплатной починки.
Внезапно в темном пятне перегоревшего фонаря образовались очертания машины и Соня мгновенно узнала номера. Это был автомобиль Риммы. Обрадовавшись, она, намеренная самым наглым образом уговорить хозяйку кафе подбросить ее до города, решительно пересекла трассу и направилась к машине.
Но чем ближе она подходила, тем меньше становилось оптимизма: картина мрачнела с каждым шагом.
Автомобиль стоял как-то криво - двумя передними колесами на дороге, а задними на обочине. Изо всех его щелей валил прозрачный пар.
Она прошла еще пару шагов, машинально замедляясь. Водительская дверь была открыта нараспашку, на асфальте валялась брендовая сумочка хозяйки кафе и выпавшие из нее тюбики с косметикой.
Соня осторожно, на носочках, подкралась еще ближе и, слушая гулкое сердце в груди, заглянула в салон, ожидая увидеть нечто ужасное. Но воображение обмануло ее - в машине не было изуродованного трупа Риммы. Там не было никого.
Девушка стала растерянно оглядываться в поисках хозяйки автомобиля, не зная что ей делать. Просто пойти дальше, игнорируя увиденное? Или попытаться найти Римму?
Пока совесть боролась с инстинктом самосохранения, судьба сделала этот выбор ненужным - девушка услышала какой-то шум за машиной. Прислушавшись, она поняла, что это кашель. Осторожно обогнув “Порше”, стараясь при этом не уходить далеко, хотя и еле-еле, но все же освещенной дороги, Соня заглянула в темноту и увидела согнувшуюся над землей и издающую отвратительные звуки рвоты начальницу.
- Римма? - позвала она негромко, - Ты в порядке?
Разумеется, такой вопрос при таких обстоятельствах прозвучал глупо, но для Сони, которая только что ожидала увидеть ее мертвой, этот вопрос был скорее подтверждением очевидного.
Она молчала, а Соня обратила внимание, что женщину ни на шутку лихорадит: она мелко тряслась, а громкие вдохи и выдохи были прерывистыми. Превозмогая свой страх, она стала осторожно подходить к никак не реагирующей женщине. Ее в очередной раз стошнило и в нос девушки ударил омерзительный запах гнили и желудочной кислоты. Она машинально отступила назад, подавляя приступ того же, что мучило Римму, и в этот самый момент она повернулась к ней.
Ужас лезвием полоснул душу, приковывая к месту. Повернутая к ней голова явно не была головой ее начальницы.
Лицо было перекошено - нижняя челюсть сдвинута набок под неестественным углом, изо рта веревкой свисает слюна. Под синюшно-серой кожей буграми выступили вены, но самыми ужасными были глаза. Огромные и немигающие, лишенные зрачка, они смотрели прямо на Соню.
Непослушными ногами девушка стала отступать назад, не в силах оторвать взгляд от ЭТОГО. И оно тут же пришло в движение. Подняв руку, из указательного пальца которой стал расти толстый коготь, предварительно выстрелив в лицо Сони ухоженным ногтем Риммы, удлиняясь с каждой секундой.
Новый прилив ужаса заставил ее пятиться быстрее, но ноги предательски подкашивались. Доказывая им необходимость двигаться, Соня стала рукой отталкиваться от полированного бока “Порше”, когда кто-то сзади намертво вцепился в ее плечо. Нервы сдали, и она залилась диким истерическим воплем, хаотично дергаясь в разные стороны в попытке вырваться.
Но когда схвативший грубо встряхнул ее и заговорил хриплым и прокуренным, но знакомым голосом, девушка резко обернулась.
- Белла? - сипло спросила она, внимательно разглядывая ее и абсолютно игнорируя то, что она ей говорила.
В ее глазах были зрачки, но от этого не стало особенно легче. Ее некогда красивое лицо было изуродовано, словно кто-то пытал ее, разрезая кожу канцелярским ножом, из-под разбитых губ пузырилась кровавая пена.
- Беги! - со всей силы швырнув ее на дорогу, закричала Белла, - Быстрее беги! Соня, очнить! Соня!!!
И девушка побежала, периодически толкаемая в спину своей спасительницей, которая в самых резких выражениях запрещала ей оглядываться.
Соня достигла черты города неожиданно быстро, и, едва миновав табличку с его названием, ощутила, что она в относительной безопасности. По крайней мере пока. Все вокруг было наполнено звуками незамысловатой жизни: шуршали шинами автомобили, выкрикивали нехорошие слова подростки, в какой-то машине бухал низкопробный рэп.
Хватая ртом воздух, девушка обернулась как раз в тот момент, когда из темноты вылетела Белла, словно кто-то выстрелил ею из пушки. С силой ударившись о землю, она упала в жухлую траву обочины и закашлялась, брызгами выплевывая кровь.
Около секунды Соня стояла открыв рот, а потом, очнувшись, бросилась к ней.
- Держись Белла! - командовала она, роясь в сумке в поисках телефона, - Только держись, прошу тебя!
Но она не слушала.
- Беги...отсюда, - давясь кровью и проглатывая слова бормотала она, - Они ищут...Мой гараж...найди ключи и беги… Да слушай же меня, дура!
Соню, посчитавшую что она лишь бредит в полубессознательном состоянии, последние слова Беллы заставили прекратить поиски телефона и, наконец ,прислушаться. Несколько раз она открывала рот, чтобы снова что-то сказать, но вырывался лишь булькающий хрип.
Спустя пару минут Белла потеряла сознание, так больше ничего и не сказав.
Белла была одной их тех немногих, с которыми Соня могла общаться без глубокого сарказма. Она казалась девушке удивительной: при ее живом уме, образованности и способности мыслить здраво, Белле удавалось поддерживать дружеские отношения с окружающей ее недалекой публикой. При этом она всегда вполне осознавала, что живет среди людей невежественных и глупых, но проживала такую жизнь с удовольствием.
Вторым фактом, вызывающим удивление как Сони, так и самой Беллы было их поразительное сходство во внешности. В тот момент, когда они говорили и двигались это почти не было заметно, поскольку характеры и манеры у них как раз были совершенно разные. Но стоило им задуматься и замолчать, как сходство выходило наружу. Можно было бы даже предположить, что они сестры-двойняшки, если бы Белла не была заметно старше.
Конечно, они не были идентичными. Внешние качества одной были более совершенными, относительно внешности другой. Сонина “сестра” была более яркой и красивой, имея полные, четко очерченные губы, гладкие, как зеркало, ухоженные волосы и более объемные грудь и бедра. К тому же Белла была почти на голову выше Сони и казалась бы взрослее даже при отсутствии разницы в возрасте. В ее глазах, когда она смотрела на окружающих, отражалось милое озорство вместо сарказма, а от ее шуток люди не впадали в ступор, хотя чаще всего эти шутки тоже имели двойное дно. Ее жизнерадостность и красота позволили ей рано выйти замуж за человека адекватного и состоятельного, без памяти влюбившегося в ее легкость и ум и совершенно игнорирующего бедность ее родителей.
И хотя она жила ни в чем себе не отказывая - муж заваливал ее деньгами и дорогими подарками, она продолжала посещать убогое придорожное кафе, в котором могла сидеть часами, глотая дешевый кофе и общаясь со знакомыми.
Когда в кафе стала работать Соня, и Белла нашла в ней хорошего собеседника, эти посещения стали более частыми и куда более приятными. Администратор могла запросто забросить все свои дела, чтобы час-другой поболтать с посетительницей, с удовольствием замечая в ней ум и не меньшую, чем у нее самой, способность посмеяться над окружающими так, чтобы они этого не поняли.
Белла жила счастливой, безоблачной жизнью под опекой любящего мужчины, которая резко изменилась чуть более года назад, когда ее муж погиб, выстрелив себе в висок из пневматического пистолета.
Самоубийство - заключение, которое сделала полиция, казалось до крайности странным. Все, кто знал его, в один голос твердили, что он и не думал прерывать свою жизнь, он наслаждался ей.
Так или иначе, но после этого Белла стала совершенно другим человеком. В течение нескольких месяцев она не посещала кафе и никто не мог точно сказать где она и что делает. Потом стало известно, что она покинула большой и красивый дом мужа, переехав обратно к родителям и очень скоро продала почти все, что принадлежало ему.
Хотя Белла стала богатой вдовой, это повлияло на нее совсем не так, как ожидали окружающие. Она перестала следить за своей внешностью и очень скоро превратилась в малопривлекательную, сломленную жизнью женщину. А когда, около полугода назад, ее родители, не менее загадочно чем муж, погибли, замерзнув насмерть в собственной машине в десяти километрах от города, и Белла стала злоупотреблять алкоголем, то в свои двадцать восемь лет она стала мужеподобной, опухшей и обрюзгшей, почти утратив сходство с той Беллой, которую знала Соня.
Тогда она снова стала приходить в кафе, но уже не для того, чтобы поболтать и выпить кофе, а чтобы напиться до беспамятства и полночи бродить в поле или по посадкам. Многие считали, что она попросту сошла с ума, но Соня, знающая о сумасшедших не понаслышке, очень в этом сомневалась. Даже сильно пьяной, у нее не пропадала способность мыслить здраво, и она также ловко, как и раньше, подшучивала над окружающими, правда теперь сарказма в ее шутках было куда больше.
Сейчас, трясясь на заднем сиденье такси, Соня по новому осмыслила произошедшее с Беллой. Раньше она считала это не более, чем трагичным стечением обстоятельств, но случившееся пару часов назад поселило ей в голову подозрение, что смерти ее мужа и родителей вовсе не были случайными. То, как она появилась на трассе, то как заставляла Соню бежать, не оглядываясь доказывало, что женщина столкнулась с этим не впервые. А вдруг то, что она видела на трассе убило ее родных?
Голова пульсировала болью, в левом виске словно поселился дятел. Она изо всех сил старалась думать о хорошем, например о том, что Белла не умерла, как ей сначала показалось. Она думала о том, что женщина скоро придет в себя и она сможет навестить ее и тогда она уж точно скажет ей все, что не успела. И еще один ощутимый плюс: Соня явно не была сумасшедшей и галлюцинациями не страдала.
Покинув такси, девушка еще некоторое время постояла у подъезда, выкуривая десятую сигарету за вечер и пыталась настроить себя на позитивный лад. Как ни странно, у нее это получалось, и к тому моменту, когда забирала из почтового ящика письма, была не более чем сильно уставшей.
Дома ее с нетерпением ждала любимица - хорек Тильда. Едва Соня переступила порог, как зверь стал хватать за ее ногу, не переставая подпрыгивать от радости.
- Что, ждала меня, мымра? - весело спросила она у Тильды и та любовно куснула ее за палец на ноге.
Бросив письма на кухонный стол, девушка взяла хорька на руке и стала гладить. Зверь вырывался, но как-то без особого энтузиазма.
Она выпила обезболивающее, приняла душ и переоделась. Почувствовав себя лучше, она поняла, что почти ничего не ела сегодня.
Девушка доставала из холодильника кастрюлю с супом, когда ее взгляд упал на почту, которую она принесла.
Среди рекламных листовок и счетов за газ и свет было еще один конверт, выделяющийся тем, что адрес получателя был написан от руки.
Оставив в покое кастрюлю, Соня взяла его в руки. Обычный конверт с незатейливым рисунком в углу вселил в нее недобрые чувства. Особенно не понравилось то, что поле “От кого” было пустым. Трясущимися не то от голода, не то от стресса руками она вскрыла загадочное письмо.
В нем оказался обычный тетрадный лист в клеточку, исписанный самой обычной шариковой ручкой. И никаких тебе ужасных посланий, написанных кровью.
Однако текст быстро поверг ее в шок, от которого она едва-едва избавилась:
- Я думаю это неразумно. Крайне неразумно, - качая головой сказал на следующее утро Виктор Семенович - ведущий врач психиатрической больницы.
Перед ним стояла крайне взволнованная, как попало одетая и не причесанная Соня.
Она заявилась в больницу ни свет ни заря, пробравшись через черный ход для персонала. Девушка ворвалась к нему в кабинет без церемонного стука как раз тогда, когда Виктор Семенович собирался принять солидную дозу коньяка, дабы подлечить душу, терзаемую психами, с которыми он общался ежедневно и не только в больнице. Ведущий врач, застуканный за таким интимным занятием, был больше смущен, нежели разгневан и растерянно выслушал бешеную дочку пациентки, с порога и без предисловий заявившую, что ей прямо сейчас, не медля, требуется поговорить с матерью, чтобы прояснить некоторые детали.
- В этом нет смысла, - добавил он, - Какую ясность и в какие детали может внести сумасшедший человек? Боюсь, что никаких.
- Я не дура, Виктор Семенович, я понимаю, что моя мать - псих и не собираюсь верить каждому ее слову, - раздраженно пояснила Соня, метая глазами молнии, - Поверьте, если бы у меня был какой- то другой выход, я бы тут сейчас не стояла.
- Хм… Видите ли, София, дело еще в том, что ваша мама...э-э… Словом, она сейчас в одиночной палате. Вчера тут было происшествие…, - врач явно пытался смягчить пилюлю, которую вынужден был дать, - В общем, у нее случился приступ и она взбудоражила всех пациентов. Она билась и кричала о том, что…
- Да говорите уже! Я с ней восемнадцать лет прожила. Едва ли вы меня чем-то удивите! - не выдержав выпалила Соня и ошиблась.
- Вчера у нее случилась паническая атака и она кричала, что за ее дочерью-дьяволом уже пришли и справедливость восторжествует, когда… - несчастный Виктор Семенович заканчивать фразу не пожелал, но девушка закончила ее сама:
- ...когда меня утащат в ад.
Мужчине осталось только кивнуть. Эмоции на ее лице не были скрыты невозмутимостью, с которой она обычно приходила в больницу. Сейчас она отражала на лице то, что действительно чувствовала и опытный психиатр вполне осознал, что удивил-таки девушку. Только не знал, что это удивление вызвано не дочерними чувствами, а некоторыми крайне подозрительными совпадениями.
- А во сколько это произошло? - прозвучал вопрос.
Врач пожал плечами и ответил, разглядывая посетительницу с нехорошим вниманием:
- С одиннадцати до двенадцати ночи. А почему вы спрашиваете?
- Да просто так, - отмахнулась Соня, смекнувшая, однако, что за ней в известном смысле наблюдают. Поняв, что старому психотерапевту пришла в голову гениальная мысль, она намеренно перевела взгляд на бутылку с крепкой янтарной жидкостью, которую тот, рассматривая ее, перестал прикрывать.
Немой аргумент подействовал и доктор, снова смутившись от такой наглости, почувствовал, как лицо наливается краской.
Мне абсолютно плевать, что вы пьете на работе, - выпалила она, -И болтать об этом я не собираюсь. Просто устройте мне свидание с матерью.
И Виктору Семеновичу не оставалось ничего, как только выполнить просьбу, высказанную не терпящим возражений тоном. Вздохнув, он взял со стола связку ключей и повел посетителя к пациенту. Он, однако, смог настоять не мерах предосторожности при общении с буйной больной в виде двух дюжих санитаров, вставших в дверях палаты как двое из ларца.
Своим внешним видом мать Сони более чем оправдывала свое место жительства. Девушка с ужасом окинула взглядом худую фигуру, коротко и неровно остриженные волосы, торчащие в разные стороны, и впавшие глаза, некогда большие, красивые, а теперь блеклые не фоне коричневых мешков под глазами. Сидя на мягком стуле, который принесли только на период их беседы, она медленно раскачивалась взад-вперед и что-то тихо бормотала.
Вопреки решительному настрою, Соня растерялась.
- М-м-м… Мама? - тупо спросила она.
Женщина на мгновение перестала качаться, но потом продолжила свое занятие. Соня осторожно, без резких движений, подошла ближе, надеясь заглянуть ей в лицо.
- Мама, я хотела, чтобы ты кое на что посмотрела, - ласково продолжила девушка, - Мне вчера пришло письмо якобы от… отца.
Никакой реакции. Соня подошла ближе и достала из сумки сложенный вдвое листок с подписью “папа”.
- Мама, взгляни на это. Взгляни и скажи - это писал отец? Это крайне важно!
Ее отвлек раздраженный вздох одного из санитаров, который явно считал занятие Сони совершенно бессмысленным. Она бросила на него гневный взгляд и в этот момент ощутила, как лист, сжатый в руке, осторожно потянули.
Мгновенно забыв про санитара, она повернулась к матери, которая медленно взяла тетрадную страницу худыми пальцами и развернула. Через секунду послышался шелест искусанных губ, читающих письмо.
Она прочитала его, наверное, не один раз, потому что долго не выпускала бумагу из рук, а губы беспрестанно шевелились. Соня стояла не дыша, не решаясь тревожить ее.
Но вот сухая рука поднялась и погладила страницу.
- Миша… - услышала девушка, - Миша, Мишенька...
Голос дрогнул и замер, на бумагу, скатившись с щеки, упала капля.
- Миша? Это отец? - не выдержала Соня, но мать обращала на нее не больше внимания, чем на стоящих у дверей амбалов.
- Ты предал.... Ты убил меня… Ты оставил меня… - бормотала сумасшедшая, продолжая ронять слезы, - Совсем одну… с НЕЙ!!!
Тихий шепот на последнем слове перешел а агрессивный крик, заставивший вздрогнуть ее дочь всем телом. Она вскочила со стула, тряся письмо над головой.
- МИША!!! - заорала она, - Миша, Миша, Миша! Он предал. ОН ПРЕДАЛ!!!!
Листок вырвался из ее рук и Соня машинально потянулась, чтобы схватить его - свой план спасения от кошмара, и тут мать, наконец, мать заметила ее. И зря. Девушка поняла это, как только та застыла, уставившись на ее ноги. Потом взгляд ее пополз выше, чтобы уткнуться в глаза. Молчание длилось мгновение, а потом безумный голос произнес:
- ОНИ идут. ОНИ ищут. И найдут. И глаза твои тоже будут белыми.
Еще одна невероятно длинная секунда и мать словно увидела что-то в темно-карих глазах дочери. Ее собственные, небесно-голубые зрачки потемнели от лютой злобы.
- Кто это ОНИ? - вырвалось у Сони, - Чего ты не рассказала мне? Мама ответь! Ма…
Конец слова пропал, поскольку женщина бросилась на нее, намертво схватив за горло обеими руками. Пока Соня удивлялась недюжинной силе этого высохшего тела и следила слезящимися глазами за попытками санитаров отодрать от нее мать, та вопила:
- Я не мать тебе! Ты не моя дочь, ты дьявольский подменыш! Изыди! Сгори в адском пламени, демон!
У Сони уже уплывало сознание, когда ее все же освободили от цепких рук сумасшедшей. Девушка осела на пол, надсадно кашляя и задыхаясь. Кто-то большой и сильный подхватил ее под мышки, вытащил из палаты и положил на мягкую скамеечку в коридоре. Двери материнской палаты закрылись и вопли утихли, продолжая звучать только в ее памяти.
- Ай-ай-ай, - запричитал знакомый голос, - Говорил же я вам - пустая это затея и небезопасная.
Соня подняла голову и увидела Виктора Семеновича, заботливо протягивающего стакан воды. Она жадно схватила его, расплескивая воду, сделала большой глоток и чуть не захлебнулась. Казалось, мать сжала ее горло настолько сильно, что оно превратилось в игольное ушко.
- Осторожнее, София, осторожнее, - снова запричитал врач, - Ну и разве стоило оно того? Много чего узнали?
- Кое-что узнала, - не узнавая свой голос, ответила девушка.
Но врач только покачал головой.
- Вам бы шею осмотреть, - сказал стоящий рядом санитар.
- С ней все в порядке, - машинально ответила Соня, - Я пойду.
И она встала и побрела к выходу, все еще кашляя и хрипло дыша.
Уже когда она взялась за ручку двери, которую услужливо открыл психотерапевт, всю дорогу очень внимательно наблюдающий за ней, она услышала долгожданный вопрос:
- Как вы себя чувствуете?
Понимая, что это касается не шеи, она невесело усмехнулась и подняла глаза на доктора.
- К сожалению, я абсолютно здорова.
И вышла, оставляя Виктора Семеновича недине с коньяком и подозрениями.
Накал нервов был настолько сильным, что просто не мог не пролиться слезами и Соня, спрятавшись за косматой елью во дворе больницы, дала им волю.
Слезы были ей совсем несвойственны. Она всегда считала их слабостью, которую люди зачем-то проявляют вместо того, чтобы решать проблемы. Она чувствовала себя крайне странно, рыдая под деревом, но не могла остановиться. Ощущение складывалось такое, что какой-то внутренний сосуд наполнился до краев и опрокинулся под собственной тяжестью.
Сначала она, заново проживая свою жизнь, жалела мать и ненавидела отца, считая его виновником всех бед. Потом, пообзывав блудного родителя нехорошими словами, пришла к выводу что и мать его ребенка тоже не ангел. Мозг работал крайне странно: отлично понимая, что женщина больна, Соня все равно злилась на нее за услышанные слова.
Почему-то она была сейчас уверена, что в своем сумасшествии та отчасти виновата сама.
“Допустим, он сильно ранил ее тем, что бросил” - рассуждала она, размазывая по лицу соленую воду, - “Но миллион женщин попадают в похожие ситуации, и почему-то никто из них не пытается перерезать горло своим детям! Может, у нее поехала крыша от того, что она, в свое время насмотрелась на эти “милых” созданий, одно их которых мне довелось узреть вчера ночью?”
Немного обдумав такую возможность, она вздохнула. Нет. В нее она тоже не поверит.
“Тогда почему она видела дьявола только во мне, а не в окружающих?”
Мать всегда была своевольной и это многим не нравилось. Было немало людей, которых она, мягко говоря, недолюбливала. Однако никого из них не била по голове Библией и ни в ком не видела демона.
Помниться, как-то давно, когда ей только-только поставили диагноз, Виктор Семенович сравнивал ее поведение с поведением избалованного ребенка, который, не получая того, чего ему хочется, в истерике катается по полу, бьет родителей и громко орет, пока те не исполнят его каприз. Врач говорил: поскольку выполнить ее каприз, переросший в одержимость, было некому, ее рассудок повредился.
Тогда Соня не заострила внимание на этих словах, занятая более насущными проблемами. А теперь, когда увидела реакцию матери на письмо, считала, что вполне возможно, и даже скорее всего, “капризом” матери был отец.
Не испытывая по этому поводу никаких добрых чувств, она предпочла больше не рассуждать на эту тему. По крайней мере не сейчас. У нее есть дела куда поважнее.
Все же это свидание не прошло даром. Теперь она была полностью уверена, что человек, написавший письмо - ее отец и, следовательно, нужно как можно скорее последовать тому, что он написал.
Однако не смотря на то, что самое сложное решение было принято, оставалось непонятным как его осуществить. Ведь в письме отец ясно давал понять, что ей необходимо свести общение с посторонними людьми к минимуму.
Город Глебовск, о котором писал отец, находился от нее, если верить онлайн картам, в трехстах километрах, на окраине соседней области и расстояние это казалось непреодолимым. Хотя на дворе стоял радостный солнечный день, и ужас прошлой ночи слегка изгладился из памяти, Соне совсем не улыбалось часов пять-шесть ехать с посторонними людьми в закрытом автобусе.
Немного поломав над этим голову, она усмехнулась, ощущая, как высохшая пленка слез сковывает лицо.
“Можно подумать у меня есть выбор!” - промелькнула едкая мысль, -
“Автобус - единственный выход, поэтому стоит рискнуть”.
И она, наконец отлипнув от ствола ели вышла навстречу ужасу, который, она не сомневалась, ей предстоит испытать еще не раз.
Меньше всего на свете Соне хотелось возвращаться в кафе, с которым она мысленно уже попрощалась.
О нем у нее не было каких-либо особенно хороших воспоминаний: работа всегда была лишь необходимостью, которую девушка влачила на себе, скрепя сердце. Однако в ненавистной забегаловке осталось нечто, крайне необходимое в предстоящим ей путешествии: там, под выщербленным полом, в темному углу кухни, лежали деньги, которые ей удалось “отложить” от прибыли кафе.
Ожесточенная непростой судьбой и хорошо знакомая с нищетой, Соня считала деньги важнейшим атрибутом жизни. Она навсегда запомнила как ужасно с пустым желудком смотреть в не менее пустой холодильник и не иметь при этом ни рубля в кармане. Ее мать, даже будучи относительно здоровой, работала вполсилы, предпочитая больше времени проводить дома за книгой, нежели зарабатывая деньги, что очень не нравилось ее работодателям из-за “крайней несправедливости” которых ей частенько приходилось менять работу. Также у нее не было привычки откладывать “на черный день”. Деньги, попадающие ей в руки, мгновенно тратились на все нужное и не очень: одежду, книги, косметику и экстрасенсов, к которым она таскала дочь раз в несколько месяцев.
Все это преподнесло Соне жестокий урок, и она шла по жизни с девизом: “делай, что хочешь, но добывай деньги”. Копилка “на черный день” стала ее манией - небольшие суммы были спрятаны по всем углам квартиры, а холодильник всегда полон еды.
Поэтому сейчас, не смотря на то, что деньги у нее были, она засунула свою неприязнь поглубже и отправилась в кафе за своей незаконно нажитой заначкой, убедив себя тем, что деньги лишними не бывают, особенно в подобных обстоятельствах.
Она поняла, что поплатилась за свою жадность, когда увидела у дверей кафе черный “Порше”.
Сначала девушка всерьез испугалась, решив, что за ней вернулось ОНО в облике и машине Риммы, но почти сразу увидела ее саму, вылезающую из салона с совершенно обычными ярко-голубыми глазами и белой фарфоровой кожей. Пальцы были самыми обыкновенными пальцами, лишь только один из них - указательный на правой руке, обмотанный бинтом, напоминал о вчерашних событиях. Тут же выяснилось, что она, к тому же, ничего не помнит, поскольку стала звонким и негодующим голосом выговаривать Соне за опоздание. Было около двенадцати, а работающее с девяти утра кафе стояло закрытым.
Сначала девушка испытала лишь облегчение и ответила не менее разгневанным тоном, что у матери случился приступ, после чего Римма, которой явно было все равно, не смогла ничего ответить. Однако потом она вполне ощутила, какую ошибку совершила, вернувшись сюда. Изображая из себя бизнесвумен, хозяйка заявила, что останется в кафе, чтобы “проследить за порядком”. Тут с ответом не нашлась уже Соня, злясь на недалекую начальницу, которая не более чем развлекалась, не имея каких-нибудь других занятий.
Сперва она хотела заявить, что ей все осточертело и уйти хлопнув дверью, но вовремя себя остановила. Во-первых, заначка все еще лежала в полу кухни, а во-вторых как-то не хотелось афишировать свое бегство Римме, помня, кем она была ночью на трассе. Поэтому ей не оставалось ничего, как скрипя от злости зубами, заняться набившей оскомину работой, изо всех сил делая вид что так и должно быть.
Раздражения добавляло также и то, что она оставила дома телефоны - свой и тот, что когда-то принадлежал матери. Она включила его в надежде, что позвонит отец и она сможет сообщить ему как плохо обстоят дела на самом деле. В квартире на полу стояли наполовину собранные сумки, а автобус, который, по счастливой случайности проходил через Глебовск, отправлялся с автовокзала через три часа.
Мысли об этом автобусе не покидали Соню ни на минуту и она все чаще смотрела на часы. Как всегда, когда это было совсем не нужно, стрелки неслись со скоростью ракеты, а Римма все не уходила. Кафе наполнилось необычно большим для этого времени дня количеством посетителей и девушка нервничала все сильнее, припоминая, что следующий такой автобус пойдет только через несколько дней, за которые может произойти все, что угодно.
Стараясь извлечь хоть какую-то выгоду из этой ситуации она, пользуясь тем, что Римма разговорилась с кем-то из знакомых, вытащила из-под пола деньги и сунула в сумку несколько сигаретных блоков. Заметят - пусть считают это доплатой за переработку.
Сердце рухнуло, когда допотопное радио радостным мужским голосом объявило четырнадцать часов по Московскому времени. До отправления автобуса оставался час, за который она, даже при самых благоприятных обстоятельствах, едва ли успеет дойти до дома, схватить сумки и Тильду, дождаться такси и доехать до автовокзала, не говоря уже о том, что билет еще не был куплен. Понимая, что не имеет права пропустить этот автобус, если и дальше хочет коптить собой небо, она решилась на самый отчаянный шаг: сбежать через заднюю дверь, отойти посадками подальше от кафе, бегом броситься домой и сделать все, чтобы прибыть на вокзал вовремя.
Убедившись, что Римма все еще занята болтовней с ярко раскрашенной женщиной предбальзаковского возраста, Соня трясущейся рукой закинула на плечо потяжелевшую сумку и вышла через кухонную дверь. На несколько секунд она застыла на месте, глядя на тесно растущие березы посадок. Сейчас они казались, как никогда мрачными и никак не располагали к себе. Что ни говори, а напасть и убить в таком месте куда проще.
Девушка резко выдохнула, напоминая себе, что у нее нет выбора и уже спустилась со ступенек, когда за спиной раздался до ужаса знакомый звук - шелест сухой травы под чьими-то ногами. Кто-то снова подкрадывался к ней сзади. Чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, Соня на миг замерла, решаясь. Нет уж. Нападавшего она должна видеть в лицо и противостоять ему по мере сил. Рисуя в воображение синюшное лицо Риммы и ожидая, что грудь вот-вот проткнет омерзительный коготь, она прыжком развернулась и всем телом вздрогнула. Удивление и еще не вполне отступивший страх парализовали ее.
Перед ней стояла Белла. Одетая в растянутые мужские кальсоны и молодежную майку с божьей коровкой на груди, она часто и глубоко дышала. Было очевидно, что легкие наполнялись воздухом далеко не с первого раза. Внешность ее днем пугала еще сильнее, чем ночью, не скрывая свалявшиеся с густой проседью волосы, покрытое не вполне зажившими шрамами лицо и красно-синюю распухшую руку, которая, судя по выражению лица, причиняла боль при каждом движении. Только два больших заплывших карих глаза сверкали с мрачной решимостью.
- Силы небесные! - выдохнула Соня, пораженная тем как она смогла сюда добраться не меньше, чем ее внешним видом, - Что ты тут делаешь? Тебе же…
Но Белла, все еще задыхаясь, грубо прервала ее:
- Почему ты еще здесь? Я же сказала - беги. Или тебе мало было увиденного?
Соня не знала что ответить: сотня мыслей разом атаковали ее воспаленный мозг, и Белла, неожиданно смягчив голос, продолжила:
- Послушай, я все понимаю. Сразу сложно такое воспринять. Но, - она прервала монолог сильным кашлем, но как только она утих, продолжила, выплевывая кровь, - Они убьют тебя, Соня. Их цель не вселиться в тебя, а уничтожить, поэтому беги без оглядки и очень быстро.
- Почему я? - в сердцах воскликнула девушка, заламывая руки.
- Этого я не знаю, зато знаю, что ты - их цель. Догадайся, зачем им нужна была я?
Девушка отрицательно затрясла головой, не уверенная что хочет услышать ответ на вопрос, который, однако был произнесен:
- Чтобы следить за тобой. Не знаю почему, но находясь рядом чуть ли не каждый день они не могли найти тебя. Даже через меня. Но что-то изменилось и произошедшее вчера тому подтверждение.
- И ты за все это время не сказали им, что я у них под носом? - чувствуя как накатывают слезы, спросила Соня.
Белла, которую снова согнул пополам приступ кашля, качнула головой.
- Нет, - добавила она, набрав в грудь побольше воздуха, - Но, мне кажется, что даже если бы сказала, это им не помогло бы. Что-то очень надежно защищало тебя. А теперь этого нет. Поэтому беги куда угодно, только не оставайся здесь, иначе тебя ждет еще более мучительный конец, чем мой.
- Кто ОНИ? - почему-то шепотом спросила девушка, перепуганная словами Беллы не меньше чем увиденным ночью.
- Я не знаю, да и не важно это! - снова разозлилась та, - Сваливай отсюда как можно дальше без глупых вопросов!
Повинуясь, Соня попятилась назад, собираясь дать деру сразу, как только заработают онемевшие ноги, но ее остановил грозный оклик.
- Ну и куда ты направилась, дура?
Соня с удивлением уставилась в изуродованное лицо.
- Бежать.
Женщина выругалась и покачала головой.
- Куда?
- Домой. У меня уже сумки собраны, автобус меньше чем через час.Отец написал мне вчера, чтобы я спряталась в...
Неожиданно ловко и быстро Белла подскочила к ней и зажала грязной рукой рот, не давая договорить.
- Да что с твоей головой! - прорычала она, - Ты это хочешь объявить всем, кто сейчас за нами наблюдает? Да, наблюдают. И это, поверь мне, не феи-крестные.
Соня, покачала головой, давая понять что прозрение снизошло, и рука убралась с ее лица. Вместо этого она полезла в карман кальсон.
-ь Нет, на автобусе ты не поедешь, иначе не доживешь до вечера, - выдала Белла извлекая из кармана нечто, похожее на скомканный пакет.
- А как? - полуудивленно-полураздраженно спросила Соня.
Поедешь на машине, - пояснила та спокойно, роясь уже в другом кармане, - На моей машине.
Она сунула в руки обескураженной девушке ключи - один старый и длинный, а второй новенький и блестящий, вделанный в брелок с надписью “Volvo”. Едва она успела осознать, что Белла отдает ей свою машину, как в руках у нее оказался файл.
- Это ключи от пятнадцатого гаража, - решительно давала указания женщина, - В файле мои паспорт и водительские права. Я в документах - вылитая ты. Не медли. Беги домой - по дороге! - хватай все самое необходимое и уезжай…
- Но у меня нет прав! - воскликнула Соня, желая сообщить о том, не училась вождению.
Снова выругавшись, Белла резким движением вытащила их смятого файла водительское удостоверение из сунула его ей под нос.
- Они у тебя ЕСТЬ! Водить ты можешь, я видела как ты тогда машину Сан Саныча ко входу в кафе подгоняла.
- Но это было почти год назад!
- Ты хочешь жить?
Соня хотела жить. Осознав это, она замолчала, ощущая как решимость холодной рукой стирает страх. Она прошла бы эти триста километров пешком, если бы это помогло ей выжить.
Поняв, что до нее, наконец, дошло все, что та хотела сказать, ее спасительница добавила уже более спокойным тоном:
- Уезжай немедленно. И запомни: в ближайшее время ты Сергеева Изабелла Анатольевна. У тебя будет дня три-четыре, до того как меня объявят мертвой.
И она решительно направилась к задней двери кафе, оставив Соню со своими ключами и документами смотреть ей вслед.
А та вдруг осознала последние слова Беллы.
- Три дня до того как...что?
Белла, хоть и плохо выглядящая, но вполне живая обернулась в дверях. Взгляд ее стал еще более решительным и мрачным.
- Надеюсь, я хоть немного искупила содеянное.
И, так и не ответив на вопрос, скрылась в кафе.
В душу закралось очень, очень нехорошее предчувствие и девушка, забыв про предстоящее бегство, забыв про все, рванула следом за ней через секунду.
Соня влетела в зал кафе как раз в тот момент, когда Белла нависла над изумленной и перепуганной Риммой, до этого мирно пьющей кофе, забросив ногу на ногу:
- Не смей! Больше никогда не смей принимать эту дрянь, ты поняла меня? - грозно рычала она.
- Какую дрянь? - трясущимся голоском пролепетала хозяйка кафе.
- Ты знаешь, какую. Ту, что приняла вчера вечером, те таблетки. Наркотики, - Римма побелела как полотно, но едва совсем не потеряла сознание, когда услышала то, что было дальше, - А то, что было после? Ты думаешь, это был сон или глюк? Нееет, дорогая моя, это была реальность. Ты действительно блевала вчера на обочине, а из твоей руки вылез коготь. Им ничего не стоит веслиться в человека в таком состоянии. И вчера ты сама стерла грань, которая их останавливала. Нет, слушай, слушай! - Белла грубо встряхнул ее, готовую сползти в обмороке, со стула, - Не то станешь такой же, как я. Нравится? Нет, не нравится.
Внезапно она замолчала и прислушалась. Соня и все, кто был в кафе, прислушались тоже, но не услышали ничего, кроме тиканья часов за барной стойкой. А Белла вдруг ринулась к выходу.
- Запомни, что я тебе сказала, Римма. Не рискуй собой и своими близкими, не повторяй моих ошибок,- бросила она в дверях и выскочила прочь из кафе.
- Что это было? - чуть не плача и дрожжа от кудрявой макушки до элегантных туфель, спросила хозяйка у тех, кто не мог ей ответить.
А та, кто могла, не стала тратить на это время и рванула следом за сумасшедшей в еще не до конца закрывшуюся дверь.
Ругая свою медлительность Соня выбежала на улицу как раз в тот момент, когда на фигуру, стоящую посреди трассы с раскинутыми в стороны руками неслась фура.
- Белла! - истерически крикнула девушка, но голос ее снесло потоком воздуха, который волокла за собой огромная машина и поглотил оглушительный гудок, на который давил водитель, не в силах предотвратить катастрофу.
Сотую долю секунды Соня видел ее лицо, словно в прощании, повернутое к ней. А в следующее мгновение Белла исчезла под несущимся на полной скорости тяжеловозом, протащившим ее под собой еще не один десяток метров.
Девушка не смогла больше закричать, да и какой смысл был теперь сотрясать воздух? Прожив на свете двадцать восемь лет, Белла добровольно позволила этой жизни прекратиться под беспощадными колесами фуры.
Соня видела ее лицо лишь мельком, но была готова поклясться, что в это последнее мгновение оно улыбалось.
Соня не запоминала события, которые не казались ей особенно важным, поэтому едва ли она помнила то, что ей когда-то довелось управлять автомобилем. Однако сейчас воспоминание, резко ставшее жизненно необходимым, проносилось перед глазами столь явно, словно это случилось вчера, и она намеренно смаковала его, припоминая даже незначительные детали.
Сначала мысли не слушались и возвращались к фуре, перегородившей собой трассу.
Белла.
Ее тела она не видела, лишь измазанный кровью асфальт и серое от ужаса лицо водителя. Скорее всего, от нее мало что осталось.
Соня была единственной среди обитателей кафе, кто не визжал от ужаса или не упал в безмолвном обмороке, подобно Римме. Но, - и она была в этом уверена - была единственной, кто ощутил утрату.
Но как только яд случившегося подкосил ей ноги, она, словно наяву увидела ее лицо - изуродованное и строгое. Она почти слышала резкий голос.
Нет, она умерла не для того, чтобы Соня сейчас упивалась горем.
Тогда, борясь с собой девушка поняла кем была для нее Белла. Спасителем от скуки и идиотов в кафе. Спасителем от монстра на дороге. И просто спасителем жизни.
И мысли, словно отдав свою дань погибшей стали ясными и прозрачными. Соня поняла, что лучшего момента для исчезновения, чем сейчас не будет. Пока все заняты, а полиция еще не приехала ее едва кто-нибудь хватится. Римма более чем удачно нейтрализована. Надо уходить.
И она быстро зашагала прочь от кафе, так никем и не замеченная.
Тогда-то, работающее как часы сознание и вернуло ей давно забытое и очень нужное воспоминание.
Перед тем, как вернуться в квартиру Соня, словно бы прогуливаясь, прошлась по гаражам, зажав в зубах сигарету. Поскольку гаражный блок был одним из самых привлекательных мест для дворового сброда, ей было любопытно - насколько реально выехать оттуда незамеченной на машине только что погибшего человека.
Что ж. Это оказалось даже теоретически невозможно. По крайней мере сейчас. Казалось, что все жители района от семи до двадцати лет сейчас находились там. Дети с визгом лазили по гаражам, подростки курили, слушая дебильную музыку через усилители, а около темно-красных ворот с белой цифрой “15” расположились два Сониных одноклассника, глотая дешевое пиво.
Ощутив все прелести царящей атмосферы, она вернулась в квартиру, осознавая, что ехать сейчас было бы крайне неразумно. Да ей просто и не дали бы этого сделать, набросившись с расспросами. Оставалось надеяться, что к ночи толпа рассосется.
Ох, как же Соня ненавидела эти моменты томительного ожидания, которые сейчас явно испытывали ее на прочность! Богатое воображение старательно вырисовывало все новые и новые трудности, которые нужно было преодолеть в пути. Например, она совсем не была уверена, что машина Беллы заправлена бензином, ведь ее очень давно никто не видел за рулем. И что же тогда делать? Бежать с канистрой на ближайшую заправку и объяснять знакомым, которые там работают, зачем ей горючее?
А перегороженная фурой трасса, полиция, куча народа? Разбредуться ли они до ночи и, если нет, то как незаметно проехать мимо на машине той, из-за которой они все там собрались? А если на трассе ее остановят ГАИшники?
Стараясь отвлечься, Соня максимально ответственно подошла к сборам и скоро сумки, с утра стоящие посреди комнаты полупустыми, были набиты теперь до отказа и подпирали собой гитару в черном чехле. И это не считая огромного пакета с едой - Соня выгребла из холодильника все, переноски, в которой предстояло путешествовать Тильде и огромного рюкзака, хранящего все самое ценное.
Не представляя, как все это потащит до гаража, девушка решила остановиться на достигнутом. Не мешало бы немного поспать - день выдался, мягко говоря, непростой, и еще более непростым обещал быть вечер, но она боялась закрыть глаза даже на мгновенье, опасаясь, что больше никогда их не откроет. Хорек, чувствуя настроение хозяйки, непривычно смирно лежал на постели, свернувшись калачиком и тревожно следил за каждым ее движением черными бусинами глаз.
Но как бы мучительно не пытало ее время, не идти вперед оно не могло и после шести часов нервного заламывания рук и чесотки Соня осознала, что медлить больше нельзя. Пока не совсем еще стемнело надо пробраться к гаражу и выехать из него во что бы то ни стало.
Она очень надеялась, что непривычная тишина во дворе не обманет ее и он действительно будет пуст. В противном случае ей нипочем не сохранить в тайне свое бегство. Один ее вид мгновенно и намертво приклеит к себе внимание окружающих и вызовет нездоровый интерес сплетников, коими в ее доме были все от мала до велика. Да по одному количеству сумок было понятно, что она что-то затевает.
Но двор действительно оказался пуст. Несказанно радуясь этому, она почти утратила бдительность, заворачивая в гаражный блок, где стоял негромкий хохот.
Вполголоса матерясь, девушка нырнула за угол ближайшего гаража. Похоже, ее бывшие одноклассники и не думали расходиться.
Побросав тяжеленные сумки на землю она стала лихорадочно перебирать в голове способы их устранения. Самым соблазнительным было вырубить обоих бейсбольной битой, вот только ни биты, ни желания отомстить напоследок у нее не было. И тут в голову пришла идея. Кощунственная, но вполне осуществимая.
Запихав сумки поглубже в кусты, она вышла и решительно пошла между гаражами.
- Вадим! - крикнула она, - Ты тут?
Смех и голоса на миг затихли, а потом один из них отозвался.
- Че надо?
- Мне - ничего, - своим обычным, равнодушно-высокомерным
голосом отозвалась девушка, - Тебя батя ищет. Просил паспорт его принести, а то там его менты опрашивают, как свидетеля.
Соня как раз подошла к ним настолько близко, чтобы увидеть как парни переглянулсь.
- Менты? Батю? - тупо спросил он, оправдывая ее надежды - Свидетель? Че происходит?
И, мысленно попросив у погибшей прощения, девушка изобразила на лице презрительное удивление и ответила:
- То есть вы ничего не знаете?
- Нееет.
- Да весь район уже знает! Белла умерла. Точнее ее размазало по трассе от кафешки до города. Я, твой батя да и еще куча народу все это видели - как ее фура снесла на полном ходу. Меня тоже опрашивают, сама за паспортом иду.
Она добилась, чего хотела: их лица загорелись любопытством патологических дебилов.
- Да в кафешке чуть не весь город собрался - не протолнешься! - добавила она, дабы ускорить процесс и едва ли соврала.
Большего от нее не требовалась. Она умело задела сильно развитое чувство стадности и уже через мгновение смотрела на стремительно удаляющиеся спины.
Размышляя о том, как эти двое, а с ними и остальные жители окрестных домов, до сих пор не сиганули с крыши от такой жизни, Соня вернулась за сумками и притащила их к гаражу №15.
Когда надежный замок гулко щелкнул и отворились скрипучие двери, на нее снова напал страх. Она не помнила какая машина у Беллы и сейчас, созерцая черный джип боролась с собой. Но смутили ее вовсе не роскошь и суеверные страхи. Автомобиль казался таким огромным, а она, рядом с ним такой маленькой и ничтожной, что казалось совершенно невозможным что ей удастся хотя бы завести этот агрегат. Короче говоря, она поняла, что сесть в прогнившую “десятку” Сан Саныча было бы куда проще.
Но тянуть время было бы непростительной глупостью, поэтому, переломив себя, она открыла багажник, крайне благодарная Белле за то, что та не поставила автомобиль на сигнализацию, и загрузила в него свои пожитки. Положила на заднее сиденье рюкзак и переноску с Тильдой. И наконец, открыла водительскую дверь.
Бежевый кожаный салон впустил ее в себя с равнодушным спокойствием. Трясясь от страха она положила руки на руль и некоторое время просто сидела, давая себе время привыкнуть и пытаясь мыслить логически.
“Так” - рассуждала она, - “Надо проверить есть ли тут техпаспот и страховка. Если нет - дела хуже чем я рассчитывала”.
Ее страхи не оправдались и она нашла документы в бардачке в компании навигатора и смотанного в клубок шнура для зарядки телефона. Когда она, радуясь, вытаскивала их на свет, на пол упало что-то еще.
Это оказался лист бумаги, исписанный корявым почерком. Нервничая, она включила подсветку салона и развернула его.
- Через сто метров поверните налево.
От неожиданности Соня вильнула влево, едва не отпустив руль. За три часа езды по прямой дороге она совершенно забыла, что навигатор наделен холодным женским голосом. Тильда, пролетевшая в своей переноске в противоположный угол салона, возмущенно загукала.
- Черт, - процедила девушка, выравнивая машину. Она настолько ушла в себя, что почти забыла о цели поездки и теперь, сбросив скорость, стала вглядываться в экран своего гида по неизвестности.
На встроенных в панель часах было полтретьего ночи, за окном - неосвещенная трасса, отличающаяся от знакомой с детства только тем, что ее, вместо посадок и полей, окружал лес. Страшно хотелось пить, но, не смотря на то, что на соседнем сиденье заманчиво поблескивала бутылка минералки, девушка не решалась останавливаться. Пить же на ходу было страшно.
- Ничего, скоро приедем, Тильда, - сказала она зверю, просунувшему морду сквозь решетки переноски, - Пять километров - и мы на месте.
Хорек отнесся к этой новости равнодушно и свернулся в клубок, чтобы преспокойно уснуть.
Его хозяйке дорога далась нелегко, особенно сначала. Уйма сил потребовалась только на то, чтобы выехать на трассу, поскольку в Глебовск вела только одна дорога, и она пролегала мимо кафе. Понадобилась смекалка, чтобы остаться незамеченной, так как на месте происшествия народу было больше, чем в парке на день города. Пришлось объезжать это место по грунтовой дороге за посадками с выключенными фарами, непрерывно подскакивая на кочках и проваливаясь в ямы. Однако на ровной трассе тоже обнаружились сложности - девушке никак не удавалось увеличить скорость и вовсе не потому что она не могла справиться с автомобилем. Соне казалось, что она непременно съедет в кювет или собьет кого-нибудь, неожиданно выскочившего перед ней. Наверное, то же самое будет всю оставшуюся жизнь чувствовать и водитель, который помог Белле уйти из жизни.
Но она все же смогла приноровится и “Вольво”, сперва не желающему везти новую хозяйку неизвестно куда, пришлось смириться со сменой власти.
Как только она немного адаптировалась, ее захватили мысли и она потеряла счет времени. К счастью, ГАИшников на своем пути она не встретила. Немало удивило Соню и то, но удивление это было хорошим, что никакая нечисть не пыталась преградить ей путь. Где-то на подсознательном уровне она ожидала этого и внутренне готовилась удирать от погони, которой, к счастью, не случилось. И хотя это и вызывало облегчение, одновременно заставляло думать, словно кто-то чего-то выжидает.
Соня не знала самовнушение это или шестое чувство, но до того, как не выехала за пределы родной области, она испытывала неприятное ощущение, что за ней наблюдают, ей даже казалось, что она видит в полях странный туман, то нарастающий, то убывающий. По мере же приближения к Глебовску это чувство слабело, пока не исчезло совсем и сейчас она ехала занятая мыслями исключительно о том как побыстрее попасть в квартиру №35 и уснуть где придется.
Глебовск оказался маленьким и уютным утопающим в зелени городком, лицо которого не портили серые девятиэтажки и огромные торговые центры. Казалось, сейчас каждый его житель крепко спал - нигде не было слышно неприлично громкой музыки или пьяного хохота. В меру освещенный, он, как маковое поле, окутывал покоем и сонливостью.
Улица Заречная оказалась на самой его окраине, начинавшаяся с четырехподъездной пятиэтажки расположенной на берегу широкой речки, куда Соня и погнала "Вольво" , собираясь спрятать его понадежней. Во дворе было припарковано очень немного машин, среди которых не было ни одной иномарки, поэтому девушке показался вполне здравым совет отца убрать подальше автомобиль, внешний вид которого, так же как и иногородние номера, непременно привлекли бы внимание.
Осуществить задуманное получилось неожиданно быстро: всего один раз проехав вдоль реки, она загнала автомобиль в молодую поросль деревьев, уверенная, что больше никогда не сядет за его руль. Скоро Беллу объявят погибшей и от документов и машины станет больше вреда, чем пользы. По этому поводу Соня испытала сожаление, поглаживая руль и прохладные кожаные сиденья, но выбора не было.
Девушка вытащила свои вещи, залезла под коврик переднего сиденья, удивленно вытащив оттуда две плотные стопки пятитысячных купюр и, помучавшись с сигнализацией, закрыла машину.
Идти пешком оказалось далековато и девушка была вынуждена останавливаться передохнуть, кучей сваливая на землю сумки. Прошло никак не меньше получаса, когда она, наконец подошла к дому. Вспоминать где нужно искать ключ от тридцать пятой квартиры не потребовалось - письмо отца она помнила наизусть и сразу заметила высокий раскидистый клен возле третьего подъезда.
Пришлось помучаться, чтобы добраться до него - он был спрятан в неприметном углублении в стволе на высоте около двух метров.
Но как бы то не было, ключи, а за ними и квартира №35, были найдены. Тугие замки двух железных дверей поддались и она оказалась в убежище. Закрывшись на все засовы с внутренней стороны, Соня зажгла свет.
Соня очень порадовалась тому, что догадалась взять с собой всю провизию, что была дома и стащить из кафе сигареты, поскольку те, кто, по словам отца, должны были за ней приехать, явно не торопились.
Шел шестой день ее пребывания в убежище и полной изоляции от окружающего мира. Никогда в жизни девушка не проводила столько времени в замкнутом пространстве и действовало это на нее не самым лучшим образом.
Она ожидала, что за ней приедут в ближайшие два дня, в течение которых она занималась тем, что ела, спала и смотрела найденный в шкафу старый телевизор с двурогой антенной. И хотя показывал он исключительно Первый канал, Соня с великим удовольствием валялась на кровати с бутербродом или сигаретой и громко высмеивала поведение героев очередного сопливого сериала. Несколько раз ей позвонила Римма - трубку девушка не взяла, после чего стали приходить грозные смс о том, что ей немедленно нужно явиться на работу, или она будет уволена, в том числе и от мужа начальницы. Но девушка с торжественно-злорадным видом лишь потешалась, гадая, с каким выражением лица Римма сейчас смотрит на закрытую дверь кафе.
Мир за окном звенел жизнью, словно ничего страшного здесь никогда не приключалось, в двери ее квартиры никто не ломился и она чувствовала себя вполне довольной.
К концу третьего дня, в который опять никто не приехал, Соня начала испытывать смутное беспокойство. Сериалы набили оскомину, лежать на одном месте не было сил. В квартире стояла духота и табачный дым - открытые во всех комнатах форточки не спасали, окна же по какой-то таинственной причине не открывались.
На четвертый день выяснилось, что интернет сожрал все деньги на телефоне и отказывался выпускать ее в просторы сети, и девушка оказалась полностью отрезанной от цивилизации. Она начала злиться и вслух ругать нерадивого отца, который велел дочери бежать как можно скорее, а сам вовсе не торопится явиться. Соня попыталась поупражняться в танцах и побренчать на гитаре - то, на что ей раньше приходилось выкраивать время, жертвуя сном, но обычного удовольствия эти занятия не принесли. Она старалась как можно больше спать, но от этого начинала раскалываться голова.
Пятый день ничем не отличался, ничем особенно не выделился бы, наверное, и шестой, если бы Соня вдруг не заметила, что в углу большой комнаты как-то странно вспучивается линолеум. Не имея ничего более интересного, девушка стала осторожно вытаскивать его из-под плинтусов. Он поддался на удивление легко и, отодвину его, она увидела что в полу выделяется небольшой люк. Девушка немедленно загнула линолеум и потянула за кусок веревки, привязанный к крышке тайника.
Что ж, судьба сполна вознаградила ее все терзания и дала то, что мгновенно выбросило из головы всякую скуку.
В небольшом углублении в полу лежало оружие разных видов и размеров: от перочинного ножа до огромного пистолета. Испытывая довольно странную смесь чувств - восхищения и шока, она опустилась на колени и стала по одному доставать содержимое тайника
“Да кто же, черт возьми, такой мой отец? Уж не киллер ли какой-нибудь?” - подумала она вертя в руках старый револьвер.
Даже в голове, это предположение звучало как-то неправдоподобно, но придумать, кому еще нужно столько оружия она не смогла. Но едва ли он был охотник-любитель.
Но Соня не стала терзать себя еще одним вопросом, на который не было ответа и начала наслаждаться находкой. Изображая из себя кого-то, сильно напоминающего Лару Крофт, она бралась то за ножи, то за пистолеты. Пользуясь тем, что ее никто, кроме Тильды, не может увидеть, она целилась куда-то в стену и делала вид, что стреляет и сама прячется от пуль, разыгрывая посреди комнаты сцены из боевиков и едва не нажала на курок того самого огромного пистолета. Ей в голову запоздало пришло, что тяжеленное орудие вполне может быть заряжено и ее захватила новая идея. По одному она стала возиться с содержимым тайника, пытаясь достать магазин. Увы, это оказалось не так-то просто сделать. Припоминая все, что видела в кино, она смогла проверить наличие пуль всего в нескольких пистолетах и одном старом короткоствольном ружье. Среди тех, что удалось открыть оказался, к ее удовольствию, и самый большой пистолет. Высыпав крупные тяжелые пули, больше похожие на снаряды, она с новым приливом удивления обнаружила, что каждая из них помечена каким-то странным символом, словно выцарапанным на на металле. С не меньшим интересом она осмотрела и остальные, то и дело обнаруживая то какие-то письмена на старославянском языке, которые было невозможно прочесть,то какие-то знаки на рукоятях, а на огромном - от локтя до пальцев! - ноже с толстым широким лезвием была красиво выплавлена цитата одного из псалмов, который постоянно читала мать: “Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе к тебе же не приближется”. Отложив его в сторону, чтобы потом изучить получше, она достала еще один нож - длинный и острый, на котором тоже когда-то были выплавлены какие-то слова, но стерты настолько, что их почти невозможно было различить. Силясь прочитать написанное, девушка поднесла его к глазам, случаянно и не очень сильно прижав большой палец к лезвию. Однако этого оказалось вполне достаточно, чтобы глубоко порезать его и залить кровью все вокруг. Но Соня почти не обратила на него внимания и, небрежно замотав палец бинтом, она продолжила исследование.
Забросить свое увлекательное занятие девушку заставило шипение хорька из соседней комнаты. Это было не то вредное шипение, которым зверь обычно сопровождал свое недовольство, это был отчаянный звук, которым бедная Тильда, за неимением лучшего, выражала охвативший ее ужас. Безоговорочно доверяя чутью животного, она замерла и тут же сама ощутила ледяное дыхание страха.
Было около восьми часов ясного летнего вечера, но над домом вдруг сгустились неестественные тьма и холод. Дворик, который еще минуту назад был полон визжащими детьми и ворчащими бабками, вдруг замолчал. Тишина была такой полной, что давила на уши и девушка, не чуя ног прокралась на кухню, окна которой выходили на подъезд.
- Нет! Стоп! Хватит!
Соня, очень сосредоточенная на своем противнике, была вынуждена перевести взгляд на софу, за которой прятался второй парень. Высунув голову, он с отчаянием смотрел на развернувшуюся перед ним картину.
- Ты же София, так? - продолжил он, пользуясь тем, что девушка отреагировала на него, - София Викторовна Ковалева? Так?
Услышав свое полное имя по паспорту, она настолько забылась, что едва успела увернуться от рук, попытавшихся забрать у нее пистолет. Снова направив его на голову парня с холодными глазами, она чуть отступила назад.
- Откуда ты меня знаешь? Кто вы такие? - потребовала она.
И тут ее осенило.
Если бы ее хотели убить, то тому, кто прятался за диваном, ничего не стоило выстрелить, пока она пререкалась с его напарником. Похоже, за ней, наконец-то приехали.
Однако, озвучивать свою догадку она не спешила, слушая как ее подтверждает парень из-за софы:
- Можешь не стараться, - оборвала его Соня, снова злясь на папашу, - Я не знаю ни его фамилии, ни отчества. Я о его существовании узнала неделю назад…
Она устало опустила пистолет и открыла рот, чтобы снова заговорить с парнем, который все еще сидел за диваном - с ним, почему-то, общаться хотелось больше, нежели с тем, что стоял напротив, как вдруг последний заявил:
- Этого не может быть. Он сказал, что тебе обо всем известно, что мать подготовила тебя…
Девушка не знала, что взбесило ее больше - то, каким тоном он все это говорил или что именно он им говорил, и она грубо перебила:
- Значит он ничего обо мне не знает! Да и откуда ему было знать, если за двадцать один год он не удосужился даже позвонить дочери! Хорош папаша, нечего сказать!
- Не смей так говорить об отце!
Соня подняла глаза на “ледяного” парня. С каждой минутой он нравился ей все меньше и сейчас, когда глаза его пылали гневом праведника, девушке захотелось съездить по этой физиономии. К тому же порядком раздражало то, что все, что он говорил, произносилось не терпящим возражения тоном, словно он даже и мысли не допускал, что его слова или действия могут быть подвергнуты критике.
- Не тебе его судить! - продолжил он, невольно наблюдая, как Сонина бровь изогнулась в презрительную дугу от столь избитого выражения.
- А кому же, как не мне? - с вызовом сказала она, - Нет, мой банальный друг, как раз только мне и стоит судить о том, какой из него получился отец. Знаешь, почему мать ни к чему меня не подготовила? - Соня выдержала паузу, буравя светлые глаза темными, - Да потому что она сошла с ума, едва не зарезала меня спящую и теперь наслаждается атмосферой психушки! И где был все это время мой отец? Где? Давай, скажи мне, умник, назови хоть одну причину, по которой я не должна считать его плохим?
Он открыл было рот, сверкая нехорошим огоньком в глазах еще с тех пор, как его назвали “банальным другом”, но Соня не дала ему заговорить, резко заявив, что если он снова начнет нести “праведную хрень”, типа “он же твой отец”, то она все-так выстрелит ему прямо в лоб, невзирая на последствия.
Неизвестно сколько еще продолжалась бы перепалка, если бы в этот момент пол под их ногами не содрогнулся. Забыв про своего противника, спор с которым занял все мысли, она резко восстановила в памяти события которые ему предшествовали.
Если раньше за окном было сумрачно, то сейчас темнота резко сгустилась и она уже едва видела очертания высокомерного типа стоящего всего в полуметре от нее.
- Какого черта тут творится? - воскликнула она, но никто не ответил.
Казалось, парни озадачены не меньше, чем она.
- Не понимаю, - пробормотал сидящий за диваном, - Мы же отогнали их!
- Кого - их? - снова спросила Соня, и снова не получила ответ.
- Мы лишь сделали все для этого, - прозвучал высокомерный голос, - А это не одно и то же. Их что-то притягивает. Вернее сказать, кто-то.
Девушка не могла видеть в такой темноте, но почувствовала, что две пары глаз пристально смотрят на нее.
- Не надо! - сказала она, - Я тут почти неделю никого не притягивала, а сейчас вдруг всем срочно понадобилась…
- Ты выходила на улицу?
- Нет, не выходила.
Высокомерный голос замолчал, а пол снова содрогнулся. Откуда-то снаружи донеслось гулкое хриплое дыхание, которое, казалось, заполнило весь мир.
И вдруг Соня поняла.
- А кровь их может притянуть?
- Ты что, ранена? Почему молчала?
Нет, этот верзила со старомодными взглядами скоро точно поплатится за свой тон!
Соня вздрогнула от неожиданности, когда вдруг вспыхнул свет. Верзила, оказавшийся брюнетом лет двадцати пяти, стремительно приблизился к девушке, требовательно взирая на нее сверху вниз.
- Показывай!
- Что? - не поняла она.
- Рану, - раздраженно ответил он, по-собственнически оглядывая ее на предмет повреждений. Как вещь!
От злости начинало трясти и она чувствовала - еще одно слово и она вцепится ему в каменное лицо.
- А если у меня месячные? - бледнея от гнева, спросила она, - Мне что, ноги перед тобой раздвигать?
- Вы - мои братья?
Соня с ужасом уставилась на Владимира. Худшее было сложно даже представить. Она была бы совершенно не против считать родней Ярослава, но его старшего брата… Да ни за что на свете!
- Не совсем, - оправдывался парнишка, принявший ее возмущенный взгляд и на свой счет, - Он усыновил нас, когда мне было пять, а Володе - двенадцать. Забрал из детского дома, после того как спас меня от беса…
- Что? От кого?
Разумеется, она прекрасно расслышала сказанное, но звучало это настолько нелепо, словно мальчишка просто переиграл в компьютерные игры.
- От беса,- с готовностью повторил Ярослав, - Это низший демон, который вселяется в людей. Чаще всего в детей, он не особенно сильный. Так вот. В детдоме подумали, что у меня мозги набекрень, а тут твой отец приехал. И изгнал его. И нас с собой забрал.
“Замечательная история” - подумала Соня, - “Аж на слезу пробивает! Значит заботится о родной дочери не по фен шую, а забрать себе двоих пацанов из приюта - пожалуйста! Ну прямо уникум какой-то, а не папаша!”
Но такие размышления вполне можно оставить на потом. Сейчас ее больше интересовало другое.
- Кто эти твари? Те, что стояли под окном? Тоже демоны?
Ярослав кивнул и взахлеб начал рассказывать:
- Да, из низших демонов. Они практически ничего не могут, только пугают да выслеживают. Они слишком слабые, чтобы причинить вред человеку.
- Ничего себе слабые! - с сомнением воскликнула девушка, - Один из них вселился в мою начальницу и чуть когтем-переростком не проткнул! Если бы не…
- Когтем?
Соня перевела недовольный взгляд на старшего брата, который вдруг решил присоединиться к этой милой беседе. Оставляя за собой лужи, он сделал пару шагов вперед и застыл в дверном проеме. Она не желала ему отвечать, поэтому просто смотрела в настороженные глаза, выдыхая в его стороны клубы дыма.
В очередной раз ситуацию прояснил Ярослав.
- У низших демонов нет когтей, - сообщил он, - Они могут вселиться, но руководить человеком у них не получится.
- И кто же тогда это был?
Ей совсем не нравилось, как на нее смотрел Владимир. Глаза сощурены, поза напряженная, даже неприязнь пропала из его взгляда.
Это заставило заговорить, и она подробно описала ужас, который ей довелось пережить на трассе, отмечая, что с каждым словом Ярослав все больше волнуется, а его брат мрачнеет.
- Это был вельзевул, - судя по его тону, ничего хорошего это слово не означало, - Не понимаю. Если ты не врешь, а сейчас я склонен тебе верить, то это очень странно. И плохо.
Девушка, несмотря на всю ответственность момента, снова заскрежетала зубами. Склонен ей верить!
“Так, спокойно!” - сказала она самой себе, - “ Я его потом убью. А сейчас надо в конце концов понять что происходит”.
- Кто такой этот вельзевул? - спросила она у паренька, который устроился на табуретке напротив нее.
- Это тоже демон такой, - пояснил он, - Но людям он вредит лишь по необходимости. Обычно он занимается тем, что карает других демонов. Тех же бесов, например. Он...
- Как тебе удалось уйти от него?
Соня перевела взгляд на Владимира, отметив, что Ярослав сразу же замолчал, не придавая значение тому, что его беспардонно перебили.
“Нет, его нужно поставить на место сейчас”, - подумала она, - “Дать понять, что он мне не хозяин”. И, несмотря на важность темы, широко зевнула и направилась мимо Владимира к плите, чтобы поставить чайник.
- Главное - удалось. Остальное не так уж важно, - небрежно бросила она.
- Не тебе решать что важно, - отчеканил старший брат, начиная злиться, - Ты сама сказала, что ничего не знаешь. Так что изволь ответить на вопрос!
Она лениво повернулась к нему и скрестила на груди руки, облокотившись бедром о плиту.
- Если ты такой умный, то изволь объяснить, что от меня было надо этому вашему вельзевулу. А то твои вопросы сильно наводят на мысль, что ты и сам ничего не знаешь.
И она попала в десятку. По щекам снова заходили желваки, глаза потемнели. Они смотрели друг на друга не отрываясь: он с надменностью и гневом, а она с насмешкой и презрением.
- Слушайте, хватит! - не выдержал младший брат, - Вы так раньше всех демонов друг друга поубиваете! Давайте просто поговорим!
Бросив на него более спокойный взгляд, она пожала плечами.
- Мне помогли, - сказала она, рассматривая чайник, - уйти от него. Сбежать.
- Сбежать от вельзевула? - усмехнулся Владимир, но усмешка эта была скорее удивленной, поэтому Соня соизволила рассказать в ответ историю своего спасения.
Это далось ей нелегко из-за необходимости упомянуть про Беллу. От чего-то ей казалось кощунством говорить о ней при этом высокомерном типе. И оказалась права.
- Кто такая эта Белла и откуда она знала про вельзевула?
- Моя знакомая, - ответила девушка, - А знала он оттуда, что сама была одержима долгое время. Подозреваю, что благодаря этим тварям умерли все ее близкие.
- Тебе невероятно повезло, - с ноткой презрения сказал он, - Что тебе удалось сбежать. От нее, в том числе.