Тёмное зеркало

Глава 1

Мрак покидает покои ещё до того, как первые лучи светила успевают задеть собой мои плечи. Приложив ладонь к деревянной створке я впускаю утреннюю влажную прохладу в комнату, ощущая, как резное оконце наполняется теплом от оранжевого света, что становится всё ярче на горизонте. Свечной огарок, расплавившийся на блюдце, незастеленная постель и молочные ленты на полу. Всё это так и осталось нетронуто. На улице по-прежнему безлюдно, будто живущий здесь народ покинул эти места. Вокруг тихо. Слишком тихо для ещё одного суетного дня, лишь запах тархуна клубится по комнате от потоков слабого ветерка.

Он здесь, всё ещё со мной. Подкрадывается сзади, легонько водит ладонями по моим локтям становясь совсем близко. Кожей ощущаю его ровное дыхание и тепло рук.

– Я бы отдал всё, чтобы ещё хоть раз поцеловать тебя, княжна, – шепчет он, носом зарываясь в мои растрёпанные волосы. – Рассвет почти наполнил это место краской. Мне пора.

– Ты приходишь так редко и лишь до утра. Останься.

– Ты же знаешь. Не могу, – с грустью проговаривает Фрей и тепло, оставленное им на руках, покидает меня.

– Когда мы увидимся снова? – решительно поворачиваюсь, заглядывая в его вязкие смоляные глаза.

– Совсем скоро. Ты не успеешь соскучиться, – печально улыбается мне Фрей пальцами касаясь моей щеки. – Проснитесь, госпожа, – в тон с горластым петухом тянет он и рассеивается дымом. Звон резвой птицы тяжелеет, становится густым и вместе с ним это место перестаёт быть реальным, плавится точно раскалённое стекло, а затем рассыпается на яркие крупицы песка.

– Госпожа! Госпожа! – легонько толкает меня корабельный плотник в плечо. Гул рога глушит ударяющиеся о ладью волны. – Земля. Мы прибыли! – эхом доносится до моих ушей его крик. Вздрагиваю, схватившись за нож, который каждую ночь прячу под подушко. Распознав приевшееся за эту неделю чумазое лицо юного плотника,ослабляю хватку кивая головой еле заметно выдохнув. – Помочь вам отвязать вашу лошадь, госпожа?

– Нет, я займусь этим сама Нико, спасибо, – удаётся мне натянуть ему в ответ добродушную улыбку. Он был крайне полезен мне за прошедшие дни. Благодаря Нико я пробралась на борт, не привлекая к себе внимания команды. Плату за путь Нико взял совсем скромную, её не хватило бы даже на один ночлег в постоялом дворе у нас в Мирграде. Местечко нашлось даже для Бури. Её устроили под навесом вместе с ещё тройкой лошадей, на которых торговцы передвигаются по континенту. Пищи, что я взяла для нас из Озиса мне хватило в аккурат до портового городка, а овса со льном для лошади остался почти целый мешок. Животные очень страдают морской болезнью в дороге и скудно едят. Моя Буря не исключение, поэтому по окончанию пребывания в Мирграде, куда я направляюсь после трёх лет отсутстви,я решила не мучать больше лошадку путешествиями и оставить её в добрых руках конюха Ивана, который любит этих созданий даже больше, чем людей.

Снимаю широкий капюшон с головы и выхожу из лошадиного постоя, где провела большую часть времени,почти не выходя на воздух. Свет от осеннего солнца кажется не таким тёплым, как в Озисе, но слепит в полную мощь. На мгновение он заставляет меня прищуриться, от водных бликов даже сводит лицо. Тогда закрываю светило ладонью, чтоб мушки, летающие в глазах,рассеялись и пытаюсь всмотреться в берега портового города, который, кажется, зовётся Водной пристанью.

Минуты разделяют меня от вступления на эти земли. И чем ближе подходит ладья, тем всё шибче у меня немеет тело. Три года отсутствия, три года другой жизни, проведённой в изнурительных тренировках и познании собственной магии. Всё это ничто в сравнении с теми ломающими ощущениями, от которых я бежала тогда из этих мест. Теперь они вновь стремительно проникают в моё тело. Боль утраты не покинула меня, но утихла со временем. Я знала, что с прибытием на родной континент тоска и горечь вновь обожгут меня. Перед глазами проносятся те роковые мгновения. Его последние слова и сердце, что теперь бьётся лишь в моих снах.

Но я вернулась не для того, чтобы грустить. Напротив, повод светлый. Год назад у меня появился младший брат – Алекша, и теперь, в честь его первого дня рождения отец собирает князей, воевод и бояр со всей округи, чтоб отметить этот праздник. Меня он ждёт больше всего, потому как в письмах, которыми мы переписывались всё это время он не раз высказывался о своей тоске и о том, как сильно он скучает по мне. Чувство это, несомненно взаимное. До жути хочется обнять его и всю свою семью, что теперь не стремится насильно выдать меня замуж. Отец таки смог просить меня за мои поступки, но смогу ли теперь я простить себя?

В носу защипало. Это от костровой гари, что стелется над спокойной гладью моря, которую несёт сюда с соседних деревень. Сборы урожая уже закончились, теперь люд во всю жжёт полусырую листву и ненужную траву с плодородных полей, подготавливая землю к зиме.

Когда ладья ударяется о грубые углы пристани, начинается суета. Первыми на берег сходят все мужчины – гребцы, кроме плотника и двух грузчиков, затем торговки с особо ценным грузом в небольших сундучках. Вероятно, в них драгоценности, хотя, судя по тому с какой лёгкостью они несут их я могу предположить, что это цветной металл, нарезанный тонкими пластами, который потом пойдёт на броши, бусы и различные украшения для состоятельных девиц. Следом за женщинами выходит оставшаяся команда дозорных и рулевых, а затем пускают и нас.

Благодарю Нико за его доброту протягивая ему ещё немного монет. Он молча клонит голову и скорее бежит обратно на ладью помогать с грузом. Ухватившись за повод Бури покрепче перемещаюсь на скользкую портовую поверхность.

– Мы прибыли… – обращаюсь к лошади нерасторопно переставляя ноги, потому как они, так и норовят разъехаться в стороны.

Всюду царит несусветная вонь от морских гадов и подгнивающей рыбы, которую на продажу вялит соседний восточный народ. Грязная слизь от рыбных кишок здесь на каждом шагу, но жители без стеснения продолжают потрошить и предлагать свой товар поднимая его прямо с земли. Так что будет совсем неприятно приземлиться на такую поверхность. Без сомнения это самое грязное место на всём континенте.

Глава 2

На протяжении оставшегося дня стараюсь не загонять лошадь ведь чистой воды совсем не осталось, оттого мы часто меняем темп, но больше не останавливаемся полностью. Пройти напрямки через Тёмный лес было бы куда разумнее и быстрее, но сейчас я не хочу омрачать своё и без того неровное состояние воспоминаниями, которые понемногу впиваются просто потому, что я вижу его окраину. На это у меня ещё будет время, а сейчас, я совсем близко к месту, который раньше называла домом.

Вот уже показалась застава и острый шпиль, что находится в самом сердце города, а вокруг виднеется и сам город, и княжеская усадьба, которая раньше казалась мне куда меньше. Каким же всё чужим стало…

Начальник заставы, Святичем его кличут, замер в удивлении, когда увидел меня с одинокой маленькой косичкой и как жгутом переплетённой вокруг неё по всей длине светлой лентой. В наших краях такие косы носят не успевшие родить вдовы молодых воинов и опороченные зазря девицы, но в Заморье это знак великой скорби, дань памяти о дорогом человеке. На корню разная суть в понятиях скорее от того, что большинство женщин Озиса, да и вообще Заморья, не покрывают голову, нечего им скрывать под ней. У нас же надобность в ношении головных уборов необходима всем, кроме помеченных. Уверена, что внимание теперь ко мне будет более пристальное, легче было снять ленту на время, но надев её три года назад я поклялась никогда не распускать эту крохотную косу. Это не будет исключением и сейчас.

Делаю вид, будто не замечаю, как таращатся на меня люди, собирающие пряные травы с лугов за воротами заставы. И я бы раньше таращилась, увидев, что девица голову ничем не покрывает, мужской кафтан носит и этот треклятый жгутик в волосах. Знаю, они все узнали меня, только и ждут в мыслях, когда же я сверну в сторону усадьбы. Так я и делаю, а когда подъезжаю к воротам то гордо бью по ним три раза сапогом, парадируя воеводу Захара себе на потеху.

Проезд отворяют так быстро что я не успеваю приготовиться, лишь напряжённо цепляюсь за вожжи и немного тяну их чтобы Буря тронулась с места.

Грубый скрип дерева о кованные петли медленно вливается в уши, как и оживлённый галдёж тех, кто вышел ко двору чтоб встретить меня. Их оказалось так много, что, когда я соскакиваю с лошади боюсь, что свернувшийся от волнения желудок и морось, бегущая по коже, заставят меня заплакать.

Здесь все работники усадьбы от печников до милых служанок и пухлых поварих, воеводы включая Захара со всем его семейством, несколько бояр, живущих от усадьбы по соседству и конечно же, мои няньки Аннушка и Марфа, нисколько не изменившиеся за это время. Первой на крыльце я замечаю Наталку, что в трепете трёт подол нарядного сарафана, которое натянулось вперёд от небольшого животика. Стало быть, замужем она, раз скоро мамой станет, чему я, конечно, очень рада. Она стоит точно вкопанная, как и остальные, не смеет приближаться ко мне без разрешения её мужа что по правую сторону придерживает её за плечо. Я еле заметно киваю ей, она хлюпает носом и утирает его платочком.

Через мгновение ко мне вперёд, насильно вырываясь из рук нянек выбегает молодая девица. Стройная темноволосая красавица с ухоженной косой через плечо, которая тяжело свисает до бёдер. Лицо её заметно преобразилось. Пышные губы алого оттенка и похожие на густую стаю чёрных грачей ресницы.

– Даринка! Куда, непослушная девка?! – нахально шепчет Марфа, дёргано показывая ей кулак, но девице этой сейчас всё-ровно что будут болтать о её своеволии. Она расталкивает толпу локтями, потому как из-за своего невысокого роста ей никак нормально не увидеть меня. Сглатываю, становясь на шаг ближе. Её сапоги звонко стучат по лестнице она бросается мне на встречу поднимая небольшие клубы пыли под ногами и кидается на шею обняв меня, как никогда крепко.

– Приехала… – тихо бормочет она, удерживая меня всё шибче, не смея отпускать. – Знала, что приедешь.Больше мне не удаётся сдерживаться,и я роняю на щёки две горячих слезы.

– А ну дайте-ка поглядеть на эту девицу самому! – выходит из терема князь Игорь, грозно вскинув посидевшие брови. Он прихрамывает на одно колено покато волоча за собой больную ногу. Как и всегда его длинный парчовый ферязь с невысоким воротом распахнут настежь, открывая вид на вышитый Ксеньей кафтан и огромный княжеский медальон, блестящий на почти зашедшем за горизонт солнце. Сердце моё стучит от волнения прямо в горле. Смахиваю слёзы, когда Даринка отпускает меня всё ещё придерживаясь за край плаща.

- Я никуда не уйду, – стараюсь улыбнуться я сестре и вижу, как стена широких отцовских плеч закрывает меня серой тенью.

– Какая стала… – произносит князь, оглядывая меня всматриваясь в лицо. – А глаза то всё в печали.

– Просто устала с дороги, – решительно вру я, пряча руки, чтобы никто ненароком не заметил, как они трясутся сейчас.

– Подойди ко мне ближе княжна мирградская, королевна заморская, дочь моя, – размягчается отец на последних двух словах и прижимает к себе. Обхватываю его спину и урывками выдыхаю в его объятиях, чтобы с криком не разрыдаться при всех. – Я так скучал по тебе, Марьяна. Прости своего старого глупого отца.

– И ты прости меня… – еле получается вымолвить. И к моему счастью, в этот момент к нам начинают стягиваться все окружающие. Они весело здороваются и клонят головы, задают вопросы, со смешком интересуются погодой в Заморье. Ксенья, стоящая на крыльце всё это время, вытирает слёзы и машет нам растягивая уголки губ. Все они мне родные, всех я рада видеть. Когда суматоха перерастает в небольшую давку тятя выкрикивает:

– Эй вы, люд придворный! Наливаю всем по чарке за приезд старшей дочери! – шумным гоготом встречают его слова окружающие. – А завтра хочу видеть всех вас на пиру в честь дня рождения моего мальца! – свист и веселье, начавшееся от его слов, просто оглушают. Откуда-то взялись гусли, полетели кружиться платки, люди стали плясать и петь песни, а отец лишь широко раскрыв рот залился смехом.

Глава 3

Пожирающая ломота стирается так же быстро, как и появилась. Озноб смиренно покидает моё тело, и чтобы набрать в комнату свежего воздуха я распахиваю окна стараясь не осматривать её и не думать о прошлом.

Мгновением позже за мной является служанка, но она не стучит в дверь, а тихо проговаривает через неё, что банные принадлежности для меня готовы, и я могу идти мыться. Вероятно, няньки уже растрепали всем о случившемся и теперь рабочий народ тоже будет побаиваться подходить ко мне. Лишь бы эта сплетня не дошла до отца.

В бане меня уже ожидает Даринка. Поднявшийся вверх от прохладного воздуха пар липнет к ногам, когда я захлопываю за собой разбухшую от сырости дверь. Тело сразу пропитывается влагой. Сняв остатки одежды и заострённый металлический ножичек в форме пера, который держит пучок моих волос захожу в парную. На красную от жара каменку немного шипя капают ароматные масла мелиссы и мяты, в деревянном запарнике размягчается берёзовый веник и чувствуя, что мне не хватает жару я брызгаю в центр бака немного воды а затем усаживаюсь рядом с сестрой, которой не терпеться рассказать мне все новости происходящие в нашем городе за столько лет.

С упоением она ведает про военную школу и то, каких удалых молодцов нынче завезли на учёбу, тешется надеждами подойти хоть к одному из них, но тятя слишком сердиться и носу не даёт ей высунуть одной.

Ещё я немного узнаю о своих дружках. Софью боярин Мстислав выдал за старшего сына заморского купца. Уехала она с ним на другой край континента и поговаривают, что сладко ей там живётся, ведь муж, как и отец жутко балует её дорогими обновками. Наталку мне уже довелось увидеть мельком. Она всегда была девицей скромной и боязливой, поэтому ходят теперь вокруг неё знахари ценные, чтобы ребёночка без тягот выносить смогла. Муж ей тоже хороший достался. Ценный солдат! В полку у Захара ходит, слово своё крепкое держит и обещанное всегда выполняет.

– А что же Олег то, Марьяна? Жив ли? Здоров? – раскрасневшись от банного духа обливает себя сестрица.

– Здоров, слава богам! Семья теперь у него.

– Какая? Медвежья? – хохочет Даринка плеская на меня капельками берёзовой воды.

– Да есть там одна… водяная мавка, – скромно улыбаюсь я, вспоминая нашу с Айкой первую встречу.

– Тю! Брешешь? А как же они… он ведь…

– Экая ты чудная, Даринка! Рано тебе ещё такие разговоры заводить, – достаю веник и мягко хлопаю по открытой груди сестры.

– И ничего не рано, Марь! Мне пятнадцатый годок уже! Всё знаю про это дело. Эх, свою судьбу бы быстрее встретить…– вздыхает девица, вытягиваясь на полок куда я постелила чтобы попарить её. – Только не жги меня сильно, а то пятнами пойду, – надувает она губы.

Перебрасываю влажные волосы на одно плечо и принимаюсь разминать бока этой любопытной девице.

– А над Олегом ты не смейся. Он хороший человек и любовь его теперь такая же ждёт.

– Да, ну дела. А знаешь, у нас и своих молодцев хватает! Есть тут один удалец… ходят про него всякие слухи, но вряд ли все правдивые, – хихикает Даринка себе в ладонь, покачиваясь на животе из стороны в сторону.

–Да? И что за молодец? – запыхавшись хлещу её берёзкой сдувая со своего лица капельки пота.

– Князь волохолецкий. Лелем кличут, – заливается Даринка, а я не могу вразумить, чем так рассмешило её это имя.

– Волхолецком вроде князь Пётр управляет?

– Как бы не так, Марьяна! Преставился он совсем недавно, а наследничков то и нет.

– Как нет? Куда деваться успели?

– Власть перенять должен былмладшОй, но сгинул он накануне. Пётр то тут и не выдержал. От горя следом ушёл. Почести все старшему достались. Много лет назад он из дому уходил. Только не делами какими добрыми занимался всё это время, а отцовские деньги разгуливал да девок портил. Вот его батюшка и оградил от себя. Перекрыл ему воздух и на самотёк пустил. Все и забыли. А тут что делать, пришлось выискивать.

– Так понимаю, нашли они Леля? – забористо выливаю из ушата прохладной воды Даринке на спину и переворачиваю её к себе лицом.

– Нашли, только вот за собой он притащил сестрицу.

– Во! А сестрица откуда взяться успела?

– А вот тут, ухо веди-не веди – ничего непонятно. Поговаривают, что у помершего князя дочь с востока незаконная имелась, вот и привёз её Лель с собой, только откуда же он прознал об этой дочери – не пойму.

– Полно тебе Даринка, сплетни пересказывать. Наслушаешься всякого и мешается у тебя в голове бесовщина.

– Не веришь мне? – подскакивает сестра и выливает на меня всю воду из запарника. Берёзовые листья, что краями на крохотную ножовку походят кучками налипают на моё тело.

– Ах ты так? – замираю я, строя смешную рожицу и поддаю пару крутым кипятком. – Высидишь ли теперь? Ухмыляюсь я, поднимая подбородок. Стихия моя – огонь и жару не оплавить мою кожу, а вот Даринке я не завидую. Когда ядрёный сухой залп воздуха поднимается наверх, она задерживает дыхание на мгновение, а затем игриво косится на меня, осипло причитая.

– Вот захомутает тебя Лель и увезёт в свои чертоги. Останешься ты в наших краях навсегда, потому что, красив он очень, не могут перед ним девки устоять, – я молча улыбаюсь ей, нечего сказать на эту детскую угрозу. Да и вряд ли получится объяснить, что замуж мне теперь уйти не получится. – Не хочу я, чтобы уезжала ты, Марьяна. Тошно мне здесь без тебя.

Обнимаю сестру притянув её голову к себе и попутно поддаю на каменку ещё, чтобы тоска-разлучница не съела нас двоих в этой бане, а уши у Даринки свернулись в трубочку. Она визжит до хрипоты хапнув ртом слишком много пара и что есть мочи выбегает из бани.

– Ай-й! Как жжётся! Ну Марьянка…

Глава 4

Меня сильно разморило после бани. Я готова со всех оставшихся сил прыгнуть на мягкую гусиную подушку, провалиться в сон и проспать до полудня следующего дня. Но мне очень хочется увидеть Алекшу перед сном. Долго ждать совсем не приходится. В моей приоткрытой двери он появляется сам. Малец заглядывает в неё и причудливо смотрит на нового гостя в своём доме. Его голубые глаза, точно круглые пуговки, бездонно переливаются в тусклом свете и игриво подмигивают. Он что-то агукает мне, а затем без стеснения заходит в покои. В свой год он отлично держится на ножках, даже что-то пытается сказать мне, но язык ещё для этого умения толстоват.

Интересно, чем занимаются сейчас няньки, раз братец пришёл ко мне в гордом одиночестве.

Закручиваю ещё влажные волосы в пучок закалов его своим ножом, который на самом деле держу при себе на всякий случай. В общем-то пока он в волосах, никто и не догадается что это вовсе не заколка. Если говорить об оружии, с которым я сюда приехала, то его совсем немного. Ещё пара клиновидных ножей и две плети: длинная и покороче. Меч мне в руки так и не лёг, слишком тяжёл для меня, а колчан со стрелами и лук я вообще теперь обхожу стороной. Основное оружие спрятано внутри меня, но и с ним, к сожалению, мы до конца не сумели подружиться.

Алекша идёт ко мне на удивление хорошо, даже сам напросился на руки. Присаживаю его к себе на бок и выхожу из покоев. И всё-таки, где же няньки?

Малыш играется с серебряными пуговицами на моём кафтане, крутит их и даже слюнявит, не обращая никакого внимания на то, что мы гуляем по сеням почти в полной темноте. Он совсем не боится меня, не кликает нянек и не плачет, как заплакал бы любой другой ребёнок, если бы долго не видел родные лица.

– Марьяна? Ты ли? – окликивает отец, когда мы спускаемся в столовую, где чуть больше света от масляных ламп и свечей.

– Отвечу сразу! Я не знаю где эти две… – хмуро оправдываюсь я.

– Алекша? У тебя на руках? Видит тебя впервые и молчит. Вот это да…

– Да, мы уже познакомились. Как раз собиралась к ужину… – стараюсь сбить отца с толку, но слышу страшный гул двух женских голос. Опомнились, наконец. Они причитают, молятся и бегут к нам напрямик, но в разы осекаются, когда видят мальца на моих руках. Отец, без того догадавшись об их безделье, одаряет обеих таким опасным взглядом, что даже у меня бегут скользкие мурашки.

Когда немая ругань тяти стихает, Аннушка и Марфа уносятся подальше от нас, вон из терема,стирать тумаки позора. Отдаю ребёнка кормилице, которая уже спустилась по зову поварихи и ещё не долго беседую с отцом и Ксеньей,пока уплетаю ужин, а после,откланявшись иду отдыхать.

Этой ночью проваливаюсь в завесу мрака и ни разу не повернувшись сплю до ярких согревающих лучей.

Утром меня больше не тревожат. Ждут до той поры, пока я сама спущусь для трапезы. На удивление тихо сегодня в тереме. Без суеты, размеренно и спокойно рабочий народ готовится к пиру. Лакомлюсь сладкими горячими пирогами и сажусь на лошадь обещая отцу вернуться к началу праздника.

Буря везёт меня за озеро, к распутью двух лесов. Один только край Тёмного леса наводит жуть на окружающих. Ступить за его пределы значит потерять себя. Не вернётся оттуда живой больше живым, а всякий сильный слабым сделается. Изведёт его лес и до костей он его съест. Но мне туда дорога заказана. Взяв Бурю за узду, пробираюсь вглубь прерывая опасную тишину этого места. Колючий шиповник царапает руки, застревает пожухлой листвой на кафтане, а мох, который почернел от первых заморозков, втягивает в себя мой сапог до щиколотки. Теперь, когда мы ушли слишком далеко от границы, я могу слышать различные трепещущие звуки, ощущать их всем телом. Я часть этого мира. Я привыкла к нему. Кажется, что никуда и не уходила вовсе. Этот лес помню наизусть, лишь он прочно засел в моей памяти. Знаю его горький запах, его колкую прохладу. Будто не было, между нами, долгих лет расставания. Оттого он принимает меня как свою, дружелюбно распахивая острые еловые лапы. Узкая, почти невидимая тропа от животных ведёт нас точно к папоротниковой роще, ближе к дурным болотам, наверняка усыпанными в такую пору отравленной клюквой. Ещё издалека аромат манит сорвать, ощутить яркий свежий вкус ягоды, лопающейся во рту, а затем так же быстро уснуть,чтобы уже никогда не проснуться вновь. Когда змеи поселились здесь, армия северных птиц несколько недель плутала по лесу в поисках их логова. Их истощённые запасы с каждым днём становились всё скуднее, а измождённый ум наталкивал только на одну мысль. Мысль о запахе еды, что сводила с ума от голода. Кира потеряла много своего народа в этих гиблых местах. Почти всё, что растёт здесь,приносит смерть. Но даже во тьме есть свет, и свет этот озаряется сиреневым вереском, цветущим над жёлтыми лучами. На этой поляне всё иначе. Трава, что ковром расстелена вокруг ещё лоснится длинной гривой, цветёт несмотря на скорое наступление зимы. Вереск полон сока. И тепло. Необычайная, тёплая погода царит в этом месте.

Чем ближе я подхожу, тем всё сложнее становиться дышать. Грудь сдавливает воспоминаниями. Их не стереть теперь ничем. Ничего не могу поделать с волнением, оно до боли заставляет шоркать костяшки пальцев о карманы кафтана. Шаг, ещё один и вот я уже совсем близко, ступаю на то место, где когда-то убила человека, близкого мне по сердцу. Опускаюсь на колени прямо возле нежных сиреневых цветов, трогаю их бархатный цвет, наслаждаясь слегка кисловатым древесным ароматом.

– Привет, – туго получается вымолвить у меня, ведь чуть заметная сырость на моих щеках уже разливается необузданной речкой. Стараюсь смахнуть соль с глаз, но струек становится лишь больше. – Я не была у тебя с того самого дня… я обучалась магии, – вздымаю голову кверху пошмыгивая носом, и на лице появляется странная улыбка. – Только вот ума не приложу, на кой бес она мне теперь… – утираю лицо краем рукава, потешаясь над собой. – Да и птица из меня совсем не северная вышла…Кира твердит, что сила во мне и она есть! И сама ведь чувствую её, но в певчую обернуться до конца не выходит. Эмоции мои вновь не на месте… Я должна взять контроль над ними. Ты ведь и сам меня учил… – на дне сумки нахожу зеркальце, подаренное им когда-то. Ещё мгновение удерживаю его в ладони, а затем всё же решаюсь достать. – Я пришла проститься, Фрей, – сглатываю, чувствуя, как саднит горло. На него будто наступили тяжеленым сапогом и давят с каждый секундой всё сильнее. Слёзы высохли. Мне нужно сделать это. Своей болью я приручила его, заточила в собственных снах и теперь мы оба мучаемся. Он не может закончить жить, а я не могу начать. – Я должна отпустить тебя… навсегда… – не глядя протискиваю руку глубже в вереск, хочу затерять его как можно лучше, чтобы желание вернуться сюда и забрать его не посетило меня в какую-нибудь из бессонных ночей.