Он снова был в душном подвале. Неподвижной куклой лежал на грубо сколоченном столе и мертвым взглядом смотрел на низкий каменный потолок.
Он понятия не имел, сколько времени провел в этой жутком подземелье. Не видел ничего, кроме повисшего над головой крохотного магического светильника. Не помнил, кто он и откуда, но точно знал, что все еще жив, и был уверен, что это ненадолго.
Он не был привязан. Нет. На него не накинули цепи, не заковали в колодки, только набросили сверху сеть охраняющих заклятий, тем самым полностью обездвижив.
Его кожа была щедро покрыта кровавыми разводами. Дышалось с трудом, но не потому, что воздух в подвале был насквозь пропитан запахом крови, а оттого, что на грудь невыносимой тяжестью давило изящное эльфийское кольцо с крупным зеленым камнем посередине.
Если бы он мог приподнять голову, то непременно узнал бы один из родовых перстней темных эльфов: грозно оскалившийся дракон, держащий в пасти потрясающей чистоты изумруд, был действительно уникальным. Но он не мог видеть. И не мог знать. Просто чувствовал, как чуют порой дикие звери, что в этом перстне таилась огромная мощь.
А затем за левую лодыжку ухватили чьи-то железные пальцы, и немилосердная боль вспыхнула с новой силой.
– Осталось совсем недолго, – довольно промурлыкал откуда-то сбоку мелодичный голос. – Видишь, как мало нужно, чтобы ты перестала кричать и не мешала мне закончить? Надеюсь, ты оценишь мою доброту, девочка: я поранился ради тебя и не спал целые сутки, лишь бы ты изменилась.
По истерзанной лодыжке скользнуло несколько горячих струек, кожу снова обожгло огнем, а затем жар расползся дальше, охватывая бедро, живот, спину… все тело невольно содрогнулось в агонии, но палач не обратил внимания.
Казалось, запах крови пропитал душный воздух насквозь. Он сделал его густым, вязким и въедался в кожу почти так же остро, как делал это эльфийский клинок. Этот запах был отвратительным, но до боли настойчивым. Он медленно убивал, просачиваясь через каждую пору. Почти обжигал, как жгла сейчас старательно льющаяся сверху кровь – старая эльфийская кровь, которую безжалостно втирали в еще свежие раны и старательно смешивали с человеческой.
По неподвижной детской щеке медленно скатилась одинокая слеза.
– Не волнуйся, девочка, – преувеличенно ласково сказал эльф, погладив разметавшиеся по столу каштановые вихры. – Как только все закончится, я позволю тебе забыть этот день. И сестру, и того сопляка, которого найдут еще не скоро. Никто не узнает, отчего он умер. Как никто не поймет твоей новой сути. Для них ты умрешь, дитя. Исчезнешь. И я позабочусь, чтобы прошлое тебе не мешало. Ты не вспомнишь ничего, кроме того, что обязана мне жизнью. И того, что я твой новый хозяин. Ты станешь моим лучшим творением за три долгих века поисков. Единственной из всех, кому удалось выжить. И всего через десять лет сможешь стать той, о ком и мечтать не могла…
Горящие торжеством зеленые глаза на мгновение зажмурились.
– Не бойся боли, девочка: скоро она уйдет, и ты никогда не вспомнишь про ее укусы. Не бойся уз, потому что через них я передал тебе очень многое: свою память, знания, опыт и даже больше. Я отдал тебе часть себя. Свое сердце, душу... потому что хочу, чтобы моя раса продолжала жить. И именно ты дашь ей новое будущее. Ты принесешь нам надежду и поможешь избавиться от гнойной язвы под названием «человечество»... Я подарил тебе прекрасную защиту, закрыл от всего, даже от собственной семьи. Разумеется, отец придет в ярость, когда я назову тебя своей парой, а братец снова попытается меня убить, но у него не останется шансов, потому что ты станешь лучше его ненависти. И сильнее его воли. Я дам тебе силу покорять. Сделаю нечувствительной к любой магии… кроме своей, разумеется. Никто не посмеет тебя коснуться, просто взглянуть и остаться прежним, потому что твое новое тело станет другим. Ты будешь покорять, сводить с ума, ты будешь заставлять убивать ради одного твоего вздоха. Ни одно существо не сумеет дать тебе отпор, потому что, дитя, я сделал тебя совершенной. Моя женщина. Моя игрушка. Мое личное оружие…
Темный эльф мечтательно улыбнулся и сжал в руках окровавленное лезвие.
– Они говорили, что я сошел с ума. Считали, у меня не получится, и утверждали, что люди не способны подняться выше смерти… но теперь у меня есть ты, и они больше не смогут возражать. Мой шедевр, моя надежда, мое будущее. Да, я мог бы просто нанести руны на твою кожу, дитя. Мог бы порезать тебе запястья. Мог бы не накладывать уз и не делиться с тобой воспоминаниями. Я мог бы взять любую женщину свой расы и сделать ее первой… но мне не нужна непокорная эльфийка, которая станет бесплодной через несколько жалких десятилетий. Я не хочу искать кого-то, кто будет желать меня так же, как ты. Поэтому, девочка, я создал тебя. И готов подождать до тех пор, пока руны не изменят тебя окончательно. Поверь, очень скоро линии расправятся и оденут тебя неповторимым брачным покровом. Раны заживут, потому что я не стал бы уродовать тело, к которому намереваюсь прикасаться. Но я хочу каждый день видеть его красоту и гармонию. Каждый раз убеждаться, что другого такого нет. Всегда знать, что это – моя работа. И восхищаться ею, как роскошной картиной в священных залах Иллаэра…
Зеленые глаза куда-то исчезли, но теперь он хорошо знал, что скоро вернется боль. Даже нет, не так, она просто станет больше, а запах крови будет таким сильным, что захочется умереть, лишь бы никогда его больше не слышать.
– У-у-убью-у-у! – бешено взревел чьей-то сочный бас. Дверь крохотной кузни с отчаянным скрипом отлетела в сторону и смачно ударилась о стену, едва не разлетевшись в щепу. – Где эти мерзавцы?! Как они посмели?!
Крикун яростно выдохнул, обведя налитыми кровью глазами столпившихся вокруг импровизированного полигона Стражей.
Стояло раннее утро. Вернее, не совсем утро, потому что заря еще только-только позолотила верхушки Сторожевых башен и осветила переполненный двор. Как правило, молодняк выбирался на занятия ближе к полудню, но сегодня они позабыли про вчерашние тревоги и, словно восторженная ребятня, столпились возле многочисленных тумб, сооруженных специально для тренировок. И внимательно следили за двумя шустрыми Гончими, пытавшимися уже который час загнать темного эльфа в тупик.
Никто не знал, с чего началась эта погоня. Не задумывался, каким образом на полигоне столкнулись Шранк, Адвик и этот странный эльф. Не понимали, почему ушастый не использует магию, а отражает бесконечный град сыплющихся на него ударов исключительно родовыми клинками. Но, что самое главное, никто и подумать не мог, что он устоит против Гончих.
Правда, Шранка Таррэну достать так и не удалось – тот был слишком ловок. Да и Адвик заставлял держать ухо востро: парнишка, хоть и успел словить тяжелую оплеуху, так и не коснулся ногами земли, что по условиям поединка приравнивалось к поражению. Но даже сейчас, морщась при попытке опереться на правую ногу, он не выпустил меча, не потерял головы и уже в который раз приготовился провести атаку.
На бешеный рев из кузни все трое одновременно отскочили в стороны и застыли в напряженных позах: Таррэн – на одном из уступов, где было проще обороняться; Шранк с напарником – на рядом стоящих тумбах. Гончие были обнажены по пояс и босы, но без ножен и метательных ножей. Темный тоже предпочел играть босиком, однако большей вольности, чем слегка расстегнутый ворот на рубахе и закатанные до колен штаны, он себе не позволил.
С появлением гнома во дворе воцарилась оглушительная тишина, в которой было слышно только ровное дыхание Гончих, гневное сопение кузнеца да возбужденный шепоток юных Стражей, с восторгом следящих за происходящим.
– Крикун, ты чего орешь? – наконец, бросил Шранк, сверля глазами низко пригнувшегося эльфа.
– Ты еще спрашиваешь?! – взъерошенный гном, потрясая доспехом из чешуи черного питона, едва не задохнулся от возмущения. – Впять броню испортили, вот что! Вы что с ней сделали, ироды?! Я целый месяц над ней корпел, а вы всего за полночи…
– Брось, Крикун, – болезненно поморщился Адвик, старательно борясь с желанием заткнуть уши. – Ты ж знаешь, что на Белике все огнем горит. Ну, подумаешь, поцарапали немного… ты бы после саламандры вовсе не встал.
– Какой еще саламандры? – подозрительно прищурился Крикун, безжалостно комкая чешуйчатую кольчужку.
– Той, которая чуть пополам его не перекусила. Хорошо еще, что челюсти не успела нормально сжать, а то плакал бы твой доспех кровавыми слезами.
Гном на какое-то время умолк, обдумывая новые сведения. Затем метнул быстрый взгляд на напряженного эльфа и даже собрался что-то сказать. Но неожиданно оценил качество его парных мечей и вдруг одобрительно крякнул.
– Слышь, Шранк, ежели вы его тут пристукнете, оставь мне ножики, а? Остроухому будет все равно, а мне пригодятся – картошку чистить.
Гончие оскалились, прекрасно зная о «теплых» отношениях двух древних рас, но Таррэн и глазом не моргнул. Только усмехнулся и крутанул родовые клинки так, что у Стражей внизу вырвался невольный вздох – это было ОЧЕНЬ быстро.
– Смотри, не обожгись, – негромко предупредил он.
– Не твоя забота, остроухий, – презрительно фыркнул гном.
– Конечно, нет. Но если шарахнет молнией, не обессудь: от твоей кузницы не останется даже камня, а от некоторых вообще только мокрое место. Мелкое такое, рыжебородое и дымящееся.
Крикун нехорошо прищурился.
– Ты на что намекаешь, дылда? Тебя рост мой не устраивает? Или завидуешь бороде, безволосый сын Темного леса?
– Хм-м-м, – откровенно задумался эльф, краешком глаза подметив расплывающиеся в безудержных улыбках лица Стражей. – Рост – это мелочи, он меня никогда не смущал. А по поводу бороды… каждый носит то, что считает нужным. В конце концов, достоинство измеряется не этой длиной.
Кто-то тихонько поперхнулся, но вовремя прикусил язык, не став уточнять, какое именно «достоинство» имел в виду дерзкий чужак. Впрочем, судя по предельно серьезному лицу эльфа… в толпе вдруг послышались сдавленные смешки, а Крикун сцедил сквозь зубы страшное проклятие.
– Думаешь, самый умный, да? – опасно спокойно спросил он, перебрасывая доспех через плечо. – А в морду не хошь, остроухий?
– Подставляй! – невольно вырвалось у Таррэна прежде, чем он сообразил, что в точности повторяет слова Белки, и прикусил язык.
Зато теперь даже Шранк не сдержался: ухмыльнулся во все сто зубов и ехидно покосился на гнома – того не просто перекосило, а буквально подбросило вверх, как пружиной. Маленький, пузатый, совсем коротышка, но уж если взовьется по-настоящему, то жди беды. Точно: вон, как лицо побагровело. Ох, зря его темный дразнит.
Тем временем глаза у Крикуна действительно полыхнули нехорошим огнем, и без того немалая грудь широко раздулась, а пальцы со скрипом сжались в громадные кулаки.
С высоты крепостной стены Таррэн до самого вечера следил за поднявшейся внизу суетой. За неполный день Стражи умудрились не только очистить перепаханное поле от трупов, не только сожгли все, что еще ползало и жалобно попискивало, не только добили случайно уцелевших и сумели безжалостно ободрать убитую саламандру, но даже ни разу не прервались на отдых. Лишь беспокойно посматривали на быстро темнеющие небеса и, понимая, что всего на свете не переделаешь, неслышно ругались.
Ночь в Серых пределов – это время активного бодрствования. Днем местные хищники, как правило, отдыхали и отсыпались, зато к вечеру все громче становился рев невидимых хмер, все чаще замирал воздух от проносящихся поверху летунов и все тревожнее вскрикивали их возможные жертвы. Кто ими станет сегодня? Неизвестно. Каждая ночь – как поле боя, которое из века в век становится лишь ожесточеннее. И хоть при свете дня зверье довольно редко забредало в окрестности Заставы, все равно стоило поспешить.
Урантар в который раз окинул взором далекие деревья, оценил стремительно чернеющие небеса и, отерев повлажневший лоб, дал отмашку возвращаться. Все, больше они сегодня не успеют. Хорошо, хоть дурную ящерицу ободрали, как липку, сняв драгоценную шкуру целиком. Второго такого шанса уже не будет: за ночь тушу обглодают так, что к следующему утру на земле останутся только кости – Проклятый лес не любил оставлять следов. Но, слава богам, времени хватило, да и эльф помог, надрезав родовыми клинками твердую, как камень, шкуру. Благодаря ему, бесценную чешую удалось стащить, как перчатку, целиком. Вместе с кожей. А это значило, что скоро у Стражей появятся не только славные брони, но и прочные щиты.
Таррэн проследил за споро возвращающимися Гончими, слегка кивнул Шранку, который до последнего следил за границей леса. Обменялся выразительным взглядом со Стрижом, ответил на приветственный кивок Мухи и второго напарника по вчерашней схватке, отрицательно качнул головой на приглашение Воеводы перекусить и, дождавшись, когда тот уйдет, снова уставился на заметно оживившуюся к ночи растительность.
Впрочем, мыслями он был далеко от Проклятого леса – недавний сон совершенно выбил его из колеи.
Почему так случилось, что он опять заглянул в прошлое Белки? Ведь узы были уничтожены – Таррэн, усомнившись в этом, сегодня уже проверил. Да и Гончая больше не приближалась. Однако сон был. Причем Таррэн, если бы захотел, и сейчас мог услышать вкрадчивый голос брата. Его кожа до сих пор помнила прикосновения эльфийского клинка, а к горлу подкатывала тошнота от одного воспоминания о тяжелом, насыщенном запахе крови, от которого все не удавалось избавиться. Теперь он знаю, почему Белка так его ненавидит.
Утренний поединок не помог вытравить из памяти этот страшный запах. До самого вечера эльф был рассеян, задумчив и невнимателен. На вопросительные взгляды попутчиков не отвечал, осторожные намеки светлых пропустил мимо ушей, несколько колкостей от рыжего перенес со стойкостью закаленного в бою клинка, полные восхищения и любопытства взоры Стражей проигнорировал. Зато с охотой откликнулся на предложение Гончих развеяться; еще охотнее помог Седому с саламандрой, а затем с необъяснимым удовольствием прошелся по выжженной земле, едва не забредя в опасные заросли. Хорошо, Урантар вовремя окликнул, но с тех пор посматривал так внимательно, будто что-то заподозрил.
Пришлось, скрывая досаду, вернуться на Заставу и забраться на самый верх одной из башен, куда редко заходили даже дотошные Сторожа. Как оказалось, правильно забрался, потому что только здесь, наверху, подставив лицо прохладному ветру и невидяще глядя на бесконечно убегающий горизонт, он смог успокоиться по-настоящему. От раскинувшегося перед глазами мрачноватого вида на Проклятый лес Таррэну, как ни странно, стало легче. Темнота приглушила воспоминания, пережитая боль постепенно отдалилась, чистый воздух, наполненный ароматами трав, понемногу вытеснил тошнотворный запах крови, и лишь тогда темный эльф смог, наконец, вдохнуть полной грудью.
Он еще долго стоял на пустой площадке, напряженно гадая о причинах. Рассеянно следил за сменой караула на стенах, привычной для Стражей суетой во дворах. Однажды вздрогнул от щекотки за левым ухом и невольно поежился, встретив насмешливый взгляд хмеры, но незаметно подкравшаяся Траш уже проворно спрыгнула со стены – охотиться. Карраш чуть задержался, чтобы проурчать в длинное ухо эльфа что-то предостерегающее, и тоже соскочил вниз, не собираясь упускать ни единой возможности подкрепиться.
Таррэн снова вздохнул и, поняв, что слишком долго отсутствовал, неохотно спустился. Седой сказал: им пара дней нужна для адаптации. Так что надо поспать. Тем более, скоро полночь, новых атак не будет, подпирать собою стены тоже нет необходимости, а разгадка все равно не возникнет сама собой из воздуха.
Разве что у Белки спросить?
Темный эльф поспешно задавил неуместное желание повернуть в сторону знакомого домика. Мало того, что его хозяйка еще не пришла в себя, так наверняка еще и Шранк где-нибудь поблизости ошивается. А то и вся стая пасется под дверью, охраняя чуткий сон своего вожака.
Стараясь выкинуть глупые мысли из головы, он пересек задний двор, но у самого выхода все же не утерпел – оглянулся. И почему-то, вопреки ожиданиям, ни одной Гончей рядом не обнаружил, отчего желание заглянуть в проклятый дом стало просто непереносимым.
Хмер сейчас в крепости нет, никакой другой охраны тоже… казалось бы, что мешает ему зайти и поговорить?
Лишь немалым усилием воли Таррэн удержался от соблазна и заставил себя уйти. А когда добрался до горловины между дворами и понял, сколько сил забрала у него эта внутренняя борьба, то в изнеможении прижался лбом к холодному камню.
Наутро обеденный зал был переполнен. И гудел, словно растревоженный улей, полнясь несказанным нетерпением и затаенным злорадством: чужаки казались расстроенными. Рыжий вяло ковырялся в тарелке, хмуро изучая ее содержимое. Чернявый и лысый вместе с невзрачным мужичком выглядели задумчивыми. Литур – немного виноватым из-за того, что Сторожа силком усадили его за свой стол, попутно объяснив, что дальнейший путь в Проклятый лес ему заказан. Один из светлых эльфов казался раздраженным, а второй с каменным лицом уплетал немудреный завтрак, не обращая внимания ни на косые взгляды, ни на холодную кашу, ни на ворчащего собрата, ни на нытье Весельчака, который успел этим утром достать даже терпеливого Аркана.
К огромному разочарованию многих, морды у чужаков оказались целыми. Выражения лиц, правда, оставляли желать лучшего, так что то, что случилось вчера, старожилам было до сих пор непонятно. Белик, как всегда, немного запаздывал, Гончие сидели с неподвижными лицами и по обыкновению общались только взглядами. Воевода еще не появился, а темного с ночи вообще никто не видел. Ах нет, вот и он, красавчик…
Таррэн сделал вид, что не заметил воткнувшихся в него взглядов, и не понял, почему они с такой жадностью зашарили по его лицу. Но при виде всеобщей досады мысленно усмехнулся: морда цела. Не надейтесь.
Урантар, нагнав его на пороге, несильно хлопнул по плечу и прошел к своему месту.
– Как спалось? – ядовито поинтересовался Весельчак, едва остроухий поравнялся со столом.
– Неплохо. А вам?
– Прекрасно!
– Рад за тебя, – темный эльф словно невзначай мазнул взглядом по Элиару, но тот был совершенно невозмутим, хотя блестящие чуть ярче, чем обычно, глаза все же выдавали его триумф.
Таррэн равнодушно отвернулся и, бросив ножны на лавку, занял свободное место. К счастью, спутники были достаточно погружены в себя, чтобы не обратить внимания на некоторую резкость этого жеста, тогда как он спокойно занялся едой и собственными невеселыми размышлениями. Причем погрузился в них настолько глубоко, что пропустил почти весь разговор Урантара со светлыми, не заметил очередную ядовитую остроту рыжего и не ответил на какой-то вопрос Ирбиса. А вздрогнул лишь тогда, когда почувствовал знакомый холодок на макушке и игривое «пу-х-х» возле левого уха.
Траш широко улыбнулась ему в лицо и, взъерошив черную гриву эльфа кончиком длинного хвоста, плавно прошествовала к Гончим. Деловито оглядела небогатый стол, обнюхала всех присутствующих, ловко подхватила кус свежего мяса, оставленный кем-то на краешке лавки. Затем довольно зажмурилась и, наконец, улеглась рядом с пустующим местом хозяйки.
– Слышь, темный? Кажись, ты ей нравишься, – озадаченно потер затылок рыжий.
Таррэн согласно кивнул.
– Разумеется. В качестве главного блюда на столе.
Хмера приоткрыла зеленый глаз и шумно облизнулась, после чего Весельчак покосился на темного уже с сочувствием.
– Зато это настоящая любовь – большая и очень искренняя. Почти с как у меня – к хорошо приготовленному обеду.
В этот момент со стороны улицы послышался шум. Какой-то немыслимый грохот, будто кто-то опрокинул стойку с оружием. Затем послышался чей-то невнятный вопль. Следом донесся неистовый рев, полный непередаваемого торжества. Следом прогрохотало пустое ведро. Снова кто-то завопил. Громко хлопнула дверь. Что-то рухнуло. Что-то зазвенело. До присутствующих донесся торопливый топот, вперемешку со странными звуками, будто невидимый бегун мчался во весь опор, нещадно царапая камень когтями. Затем звуки погони быстро приблизились, а в темноте прохода страшновато сверкнули желтые глаза.
Урантар с пониманием покачал головой.
– Опять…
В тот же миг в переполненный зал на огромной скорости влетел взъерошенный Карраш. Лихорадочно заметался у входа, сжимая в челюстях что-то небольшое, но явно очень важное. Но затем услышал быстро приближающиеся шаги и, истошно мяукнув, вдруг бросился под ближайший стол.
Стражи с проклятиями повскакивали, когда здоровенный мимикр благополучно застрял на середине пути, потому что не только имел приличный по размеру зад, но с перепугу еще и гребень на спине встопорщил на всю высоту. А поскольку сразу не сообразил, в чем дело, то продолжал упорно ломиться вперед, отчаянно царапая когтями пол, невесть как попавшуюся на пути лавку (та протестующе скрипнула и распалась на две половинки). Стоящие на столе кружки, само собой, уронил, пиво расплескал, тарелки сбросил. Затем, почуяв неладное, попытался сдвинуться назад, чем вызвал целую бурю возмущения. В результате застрял окончательно и только потом, тараща огромные глаза, жалобно заскулил.
– Вот ты где, сволочь! – прошипела от дверей появившаяся Белка и зло прищурилась.
Она была страшно рассержена, с торчащими во все стороны мокрыми волосами. С липнущей к телу одеждой, потому что рванула за ушлым зверем, так и не успев нормально вытереться. С оружием, что естественно, но совершенно босая. Потому что один сапог держала в руке, едва не смяв его в лепешку. А второй…
Урантар громко крякнул, но огромным усилием воли все-таки удержался от комментариев. А вот рыжий мигом пришел в прекрасное расположение духа, так как приметил кончик каблука, торчащий из-под плотно сомкнутых губ Карраша. Похоже, вздорная скотина решила поиграть с хозяйкой и в качестве вызова сперла второй сапог, вынудив Белку не только поспешно выскочить из купальни, но и прошлепать через весь двор босиком. За ним. Чтобы в таком непотребном виде появиться сразу перед полутора сотнями отчаянно развеселившихся Стражей.