Они уже встречались однажды.
Мира собирала на поле тимьян в одиночестве, неторопливо, слушая пение птиц. Он шёл вдоль леса в тени деревьев. Его волосы, длинные, ниже плеч, приподнимал нежный летний ветер. Мантия гладко скользила по траве. Крепкая, высокая фигура всегда была неизменной, как говорили люди.
Вечно молод, вечно красив.
Его имя звучало как проклятье для стариков, а для детей — как страшилка перед сном.
Каэль любил гулять по лесу, зная, что его никто не будет трогать. Мира впервые увидела его в шестнадцать лет издалека. А он не видел её. Он был неповторим, а она — очередным человеком, которыми он не интересовался.
Мира выпрямилась, глядя на удаляющего Каэля. Внутри играло любопытство сильнее, чем страх. Он не трогал людей, хоть и ходили слухи, как он жестоко расправляется с теми, кто ступает без разрешения на его земли.
— Мира! — раздался громкий голос бабушки. Мира вздрогнула и резко повернула голову.
— Да, бабушка! Уже бегу! — крикнула она, схватила корзинку с тимьяном и побежала по полю, приподнимая коричневое платье.
Её длинные волосы чёрной волной струились по воздуху, пока Мира бежала к бабушке.
И она даже не подозревала, что уже в тот день Тёмный Бог выбрал её, поэтому Каэль появился в тени леса ради неё. Стоило Мире отвернуться и побежать прочь, он остановился и посмотрел ей вслед. Смотрел и смотрел до тех пор, пока её уточнённая фигура не скрылась за полем.
Каждый раз, когда Каэль поглощал душу невинной девушки, об этом начинали говорить все в округе. Потому что природа резко расцветала.
Тёмный Бог питался болью и страданиями, а взамен дарил людям тёплое лето и урожай.
— Мне кажется, что Тёмный Бог должен забирать тех, кто этого хочет, — говорила Мира спустя два года, лёжа на руках, сложенных на столе. Её голубые глаза сияли в солнечных лучах, пока она тонкими пальцами выводила узоры на столешнице. — Так ведь нечестно.
— Не нам судить, что честно, к сожалению, — сказала ей бабушка.
— Я видела его. Не сказала бы, что он злой.
— Ты видела его издалека. Да и внешность обманчива. Он же Бог! Может, у него душа гнилая? Да и есть ли у него душа вообще, — ворчала бабушка, пока чистила картошку. — Ты помогать-то мне собираешься?
— Я буду скоро принимать людей. Благо с наступлением лета больных становится намного меньше.
— Вот и иди давай! — мягко погнала бабушка. — Отец увидит, что ты бездельничаешь, и заставит свинарню чистить!
— Бегу, бабушка, бегу! — И Мира побежала из дома в маленькую пристройку в виде навеса с лавочками и столом. Там же стоял старый хлев, который переделали под кладовую для трав и настоек.
Через пару часов к Мире, начинающей целительнице, уже начали приходить люди с разными жалобами.
— ...И вот я уже года так три не могу родить. Я не понимаю, со мной, может, что не то? Муж дочку хочет.
— Подойти поближе, — попросила Мира и встала с лавочки.
Женщина подошла, и Мира положила одну руку на её макушку, а вторую прижала к низу живота. Закрыла глаза и почувствовала лёгкое покалывание. Обычно когда у человека были проблемы со здоровьем, покалывание превращалось в ломку костей и мышц — такова расплата за способности, дарованные свыше.
— Ты здорова, — Мира улыбнулась ей. Женщина округлила глаза и положила машинально руки на живот. — Не переживай, я дам тебе одну настойку. Пусть её муж попьёт несколько дней. Только никакой близости! Как настойка закончится, тогда можно. По десять капель каждый день, ни больше, ни меньше.
— Спасибо большое, — прошептала женщина. Она наклонилась, сжала руки Миры в своих ладонях и стала целовать их.
Мира всегда смущалась. Но бабушка говорила терпеть. Потому что людей нельзя было приучать к наглости. Они должны быть благодарны.
Они собирали немного денег с каждого, но зависело от недугов. Как-то раз бабушку пригласили к самому королю, чтобы она вылечила его сына, который упал с высоты и впал в кому. Тогда они здорово озолотились.
Мира вытащила из кладовой лёгкие травы и настойки для детей. Их часто просили, потому что у некоторых начиналась летняя аллергия на цветы. Ещё пару трав от простуды.
— Добрый день, девушка, — сказал мужчина с бородой и в длинном плаще. Он снял с головы капюшон. — Недуг у меня один есть. Руками работаю плохо, болят.
— Давайте посмотрим, — сказала Мира и взяла руки старика в свои.
Её ударило током так резко, что она отпрыгнула.
— Вы... странно... — заговорила Мира, не решаясь больше подойти к старику. Людей вокруг больше не было. Почти наступил вечер, все разошлись по домам.
— Что такое? — спросил старик.
— Да будто вы вроде и здоровы, но... чересчур здоровы! Я ещё никогда не трогала никого, кто настолько...
— Настолько что?
И черты лица, и фигура, и голос, и даже взгляд старика начали меняться. Стремительно молодеть. Фигура вытянулась вверх, плечи стали шире раза в два, волосы почернели и упали на верх спины. Обычный плащ превратился в утончённую тёмную мантию с серебристыми узорами. И этот взгляд глубоко-синих глаз смотрел прямо в душу. Мира ещё никогда не видела таких насыщенных, ярких радужек, который словно светились без солнца.
— Значит, вот как ты работаешь, — сказал он бархатным, вибрирующим голосом, проходя мимо Миры и оглядываясь.
Она смотрела за ним и тяжело дышала. Голова закружилась. Мира упёрлась рукой в старенький деревянный столик.
Будто она видела не Каэля, а саму смерть во плоти.
Каэль с интересом оглядывал всё вокруг, но не саму Миру.
— Зачем вы... почему вы... — Мира растерялась, не зная, что спросить и сказать. Связки словно сдавило, а мысли завихрились так сильно, что в голове было всё и ничего одновременно.
Когда она увидела глаза Каэля, вся жизнь пролетела перед глазами.
— Ты знаешь, зачем я здесь? — спросил он и наконец-то задержал взгляд на ней — на испуганных глазах, на дрожащих руках, дрогнувших губах.
Она не знала, что сказать. Её тело дрожало. А он был так спокоен... Мира сходила с ума от бури эмоций.
Каэль отвернулся.
— Я пришёл не для того, чтобы убить тебя. Я здесь, чтобы ты привыкла к своей будущей судьбе. Даже тогда, на тимьяновом поле, мы встретились не просто так.
Он сделал шаг назад. Ещё один. Мира не удержалась:
— Вы смотрели на меня?..
Каэль улыбнулся, но молчал. Его лицо выглядело как картина лучшего в мире художника. И как же обманчива была его внешность. Мира знала: его вежливость, учтивый тон и мягкость были маской, которая быстро спадёт, стоит ей проявить покорность. Но она не умела идти наперекор кому-либо. Она умела только замирать от страха и не шевелиться, потому что никто не учил её бить или убегать.
— Мы уже встречались с тобой и в других обстоятельствах, только ты никогда меня не узнавала.
От страха Мира перешла к ненависти к нему. Этот человек забрал тысячи и тысячи человеческих жизней, он жесток, опасен, и никто не может его наказать, а тем более убить. Он — воплощение несправедливости. Пока Мира спасала людей, он уничтожал их. И в глубине души она позволяла себе испытывать к нему ненависть, спрятанную за ужасом.
Мира промолчала. Каэль, казалось, и не ждал ответа.
— Я помню каждую, выбранную мной, будто они сейчас стоят рядом. Некоторые бежали в страхе, некоторые молили о пощаде, — начал рассказывать Каэль, вспоминая прошлое. — Одни пытались продать себя, другие были готовы спрыгнуть со скалы, кто-то пытался убить. И всё ради того, чтобы не оказаться в руках Тёмного Бога. Но мало кто просто стоял и смотрел на меня, как ты. А это уже очень смело, цени это.
Мира только хлопала глазами. Она внимательно смотрела на Каэля, на его лёгкую улыбку. Он и правда не казался злым чудовищем. Красивые люди всегда имеют преимущество — окружающие сомневаются, что у них может быть гнилая душа.
— А сколько девушек вы уже забрали? — тихо спросила она, осмелившись поднять взгляд и снова заглянуть в его синие, точно сапфиры, глаза. Своими добрыми словами он приручал ей, как дикого зверька лакомством.
— Не считал, — коротко и резко ответил Каэль. — В конце лета я заберу тебя, ты будешь жить со мной. А пока я буду иногда навещать тебя, чтобы ты привыкла. И чтобы я мог следить за тобой. Хотя учти, что сбегать смысла нет.
— То есть меня всё-таки выбрали? Я подхожу Тёмному Богу...
— Скорее, это жертва во имя человечества. Без тебя люди умрут, потому что природа не оживёт.
— Я не хочу, — голос дрогнул.
Мира сильнее вжалась бёдрами в стол и начала задыхаться от осознания и накативших слёз. Каэль холодно смотрел на неё, скорее даже скучающе, и ждал, когда Мира успокоится. А успокаивалась она долго. До тех пор, пока не закончились слёзы. Каэль всё так же терпеливо стоял.
Он достал из нагрудного кармана белый платок и протянул его Мире. Она взяла платок, не касаясь его пальцев, — избегала прикосновений, потому что ощущения пугали. Она стала вытирать глаза и нос.
— Оставь себе, — сказал Каэль из вежливости. У него таких платков явно больше сотни.
— И снизошёл Тёмный Бог на землю, и озарил он её жертвенным светом во имя себя и рода человеческого, — шёпотом повторила Мира строчку из легенды, которую слышала от бабушки в детстве, и сжала платок. Её знал каждый ребёнок в этом мире.
Ни одна мышца на лице Каэля не дрогнула.
— И жертвы не забыты, но их имена унесены вечным ветром среди таких же тысяч имён, — продолжил Каэль бесстрастно и глянул куда-то в сторону. — Кажется, твои родные ждут тебя.
— Мне можно рассказать им?..
— Твоё право, я не могу тебя останавливать. Делай до конца лета всё, что угодно, но не ищи жениха. Чем невиннее душа, тем лучше расцветает природа, — подытожил он, накинул объёмный капюшон плаща.
Серебристая вышивка испарилась, чёрная ткань стала грязно-коричневой. Лицо исчертилось множеством морщин, вытянулась борода, на которую даже не было намёка на лице Каэля.
Рост ниже, плечи уже. Он развернулся, ни сказав не слова, и пошёл навстречу бескрайнему полю. Мира, глядя ему неотрывно вслед, села на скамью и тихо заплакала. Она не отрывала взгляд от спины Тёмного Бога.
Весь мир верил в светлых богов, которых никто никогда не видел. Мира взмолилась им шёпотом, умоляя о спасении. Ей хотелось жить, а не отдаваться тьме. Вдруг душа остаётся бродить навеки среди природы в одиночестве? Или она никогда не переродится, потому что её уничтожат в ничто? Ходило так много легенд, и никто не знал истины.
Как только успокоилась, вернулась домой. Бабушка уже приготовила ужин. Она, отец и Мира сели за стол и стали есть. Обычно Мира рассказывала о своих делах в течение дня, но сегодня непривычно молчала.
— Много людей сегодня было? — спросил отец, поднося ложку супа ко рту. Мира качнула головой из стороны в сторону, глядя в одну точку. — Всем помогла?
Согласный медленный кивок.
— Тебя обидел кто? — спросил отец, положил ложку в тарелку. Мира отрицательно мотнула головой. — Почему тогда молчишь, будто тебе язык отрезали?
— Ко мне сегодня пришёл он...
— Кто — он? — спросила бабушка. Её терпение было на исходе.
— Тёмный Бог, — как отрезала, сказала Мира и встала из-за стола. Ходя туда-сюда перед глазами папы и бабушки, она стала выливать всё, что у неё накопилось: — Он выбрал меня. Меня! Я теперь обязана в конце лета уехать к нему. И стать его жертвой! У меня не будет долгой счастливой жизни, я не смогу, как ты, бабушка, до конца жизни лечить людей. Я не смогу завести детей, найти мужа. Да ладно муж и дети, я — я! — не буду жить! Меня не станет. Может даже моя душа не вознесётся в другой мир, потому что я просто исчезну!
— Моя милая Мира, — проговорила сквозь слёзы бабушка, встала и обняла трясущуюся внучку. И Мира разрыдалась на родном плече.
— Это ошибка, — сказал строго отец и со злости ударил кулаком по столу. Мира вздрогнула, на секунду прекратив плакать. — Как так можно?! Просто пришёл и ткнул в тебя пальцем?! Вот просто пришёл и всё?! — кричал он, вставая со стула. — Да я сам всё сожгу к чертям, если он тебя хоть пальцем тронет! — ещё громче прокричал он, даже стёкла дрогнули.