Тени жизни

1

Пока не наступил конец, если это вообще можно так назвать, многие задумывались, как быстро мир забудет о существовании людей. Что станет с планетой без нашего влияния? Теперь я знаю. Мир продолжает жить, и в некотором смысле он стал даже чище. Города погрузились в яркую зелень, словно природа решила вернуть себе то, что было отнято. Лианы и мхи оплетают руины небоскрёбов, напоминая о прошлом величии. Но под этой зеленью скрывается тень смерти, мрачное напоминание о том, что здесь когда-то были люди. Прошло два года с начала эпидемии, и мир уже почти забыл, что когда-то его населяли люди. Тишина заполнила улицы, где раньше слышался шум автомобилей и людские голоса. Птицы вновь запели на крышах зданий, а дикие животные бесстрашно бродят по опустевшим проспектам. Природа взяла своё, и теперь она царствует здесь, безраздельно и бескомпромиссно.
Интересно наблюдать со стороны за происходящим, как природа медленно, но уверенно восстанавливает свои права. Главное — не забывать двигаться, иначе можно застыть надолго, становясь лишь тенью прошлого в этом новом, странном мире. Сначала люди пытались бороться, сражаться, но итог был слишком очевиден. Они почти уничтожили сами себя, оставив за собой лишь руины и воспоминания. Если бы я могла, то засмеялась бы над собой прежней. Наивная, я так хотела всем помочь, что-то изменить в этом мире. Сейчас это кажется таким далёким и несбыточным.
Мир продолжает жить, но уже без людей, и наблюдать за этим со стороны — странное и горькое удовольствие.
Заражённых становилось всё больше, и люди начали уходить. Горстка выживших укрылась далеко за пределами городов. Но в опустевших мегаполисах остались другие... Раньше мы ошибочно сравнивали людей со зверями. Звери гораздо благороднее: они не убивают ради удовольствия.
Иногда я задумываюсь, кто более человечен — заражённый или тот, кто избежал вируса. Вместо того чтобы объединиться, сохранить и развивать то, что осталось от прежней жизни, строить новое, люди продолжают уничтожать друг друга. Это трагическая ирония: мы, как вид, так и не смогли извлечь уроки из собственного прошлого. В заброшенных улицах и разрушенных зданиях эхом раздаются наши ошибки.
Если бы я могла вздыхать, то сделала бы это. Сидя на остатках того, что когда-то было балконом, я смотрела на происходящее внизу. Развалины, заросшие плющом, тишина, прерываемая лишь шорохом ветра и криками птиц. Придерживая лямки рюкзака, я склонила голову набок, и мои кости хрустнули уже привычным для меня звуком. Тело иногда совершает непроизвольные движения, но я его контролирую. Это моё тело, и только я им руковожу.
Я ощущаю каждый момент своего существования, каждое движение. Иногда кажется, что это тело живёт своей жизнью, но я не позволяю ему взять верх. Контроль над своим телом — это единственное, что у меня осталось. В этом опустевшем мире, где воспоминания смешиваются с реальностью, я держусь за свою силу воли, как за единственную нить, связывающую меня с тем, что когда-то было человечностью.

Происходящее внизу меня не удивило. Как всегда, группа выживших наткнулась на местных мародёров. В городе уже почти нечего грабить, но жадность людей временами безгранична. Тихий клокочущий звук вырвался из моего горла. Идиоты! Своей стрельбой они привлекут заражённых. Я уже чуяла их приближение. Но всё равно, это не моя забота.
Порыв ветра бросил длинные пряди моих тёмных, уже не таких прекрасных, как раньше, волос на лицо. Я не стала их отбрасывать и продолжала наблюдать. Стрельба смолкла с резким криком. Первый заражённый набросился на одного из мародёров и начал разрывать его на части.
Я наблюдала за этой сценой с равнодушием, почти отрешённо. Мир, который когда-то был нашим, теперь принадлежит им. Люди продолжали вести войну друг с другом, не понимая, что настоящая угроза уже здесь, рядом. В этом новом мире нет места для старых ошибок. Но кажется, люди так и не научились выживать иначе. Они уже не кусали людей, как раньше, стремясь распространить вирус. Теперь они занимались чисткой. Остальные даже не пытались помочь своему "другу", которого рвали на части, а просто уносили ноги. Ещё одно доказательство сущности людей.
Выпрямившись, я поправила рюкзак и перекинула винтовку через плечо поудобнее. Нужно уходить. Ещё один случай, ещё одно разочарование в людях. Повернувшись, я заметила движение внизу. В перевернутой машине кто-то всхлипывал и пытался спрятаться..
Вздохнув внутри себя, я схватилась за край бетонного остатка балкона и по-паучьи быстро спустилась на землю. Четвертый этаж, но это заняло лишь доли секунды. Ветер снова всколыхнул мои волосы и полы уже потрепанного пальто принося с собой запах сырости и гнили.. Голова снова дернулась сама собой.
Приближаясь к машине, я заметила, как зараженные почуяли меня. Их рывок ко мне оборвался, как только они оказались ближе. Никак не могу понять, почему они меня сторонятся, словно признавая во мне что-то чуждое. Их головы чуть склонялись, челюсти продолжали клацать, но не было ни малейшего желания атаковать.
Пройдя еще пару метров, я присела у машины. Склонив голову набок, всмотрелась в полумрак салона. В углу, сжавшись, сидел совсем молодой паренек. Из-за его излишней худобы можно было подумать, что ему не больше двенадцати лет. Слезы текли по его грязным щекам, а глаза были полны страха.

2

Протянув руку вперед, я сидела, внимательно глядя на мальчишку. От моего движения он еще больше шарахнулся и вжался в угол, словно надеясь раствориться. Его глаза, полные страха и недоверия, не отрывались от меня ни на секунду. Повернув голову, я уловила свое отражение в боковом зеркале. Оно было грязное и треснувшее, видимо, повредилось во время аварии, когда в городе царил хаос. Металлический корпус зеркала частично поржавел.
Бледная сероватая кожа туго обтягивала мои кости, придавая лицу мертвенный вид. Глаза, полностью белесые, словно у слепой, смотрели пусто и безжизненно. Волосы, спутанные и грязные, тяжелыми прядями свисали вдоль худого лица, добавляя зловещности моему образу. Да, от такого зрелища любой бы шарахнулся.
Снова взглянув на мальчишку, я заметила, как он дрожит, прижавшись к стене. Его глаза расширились от ужаса, в них застыл безмолвный крик. Неопределённый свет падал на него, подчеркивая худобу и растрепанные волосы, придавая ему вид испуганного зверька, загнанного в угол.
Протянув руку вновь, я постаралась говорить как можно мягче, чтобы не пугать его ещё больше:

-- Пошли со мной или оставайся и жди, когда съедят. Только учти, они больше не едят, — мой голос звучал безэмоционально и сухо, как холодный ветер в пустыне.

Мальчишка удивлённо посмотрел на меня, его глаза забавно округлились. Взгляд, до этого полон страха, сменился чем-то вроде любопытства. Он явно не ожидал таких слов и растерянно замер.

-- Ну... или ухожу...

Он, колеблясь, приблизился и, наконец, взял мою протянутую руку. Я потянула его к себе, вытащив из покорёженной машины. Как только он увидел заражённых, блуждающих неподалёку, его инстинкт снова подсказал ему вернуться в укрытие. Но я крепко вцепилась в его плечо и прижала к себе, не позволяя ему сбежать.

-- Держись рядом, и всё будет хорошо, — прошептала я.

Он кивнул, не отрывая взгляд от заражённых. Те двигались медленно, безцельно, их тела были иссохшими, словно мумии. Я ощущала, как мальчишка дрожит, но он не пытался вырваться. Мир вокруг был погружен в серую дымку, улицы пусты и мрачны. Мальчик, все еще напряженный, прижался ко мне сам и вцепился в ткань моего пальто. Только сейчас, при тусклом свете, я заметила, что его волосы были светлыми, почти золотыми. Мы медленно двинулись вперед, крадучись мимо зараженных.
Они продолжали клацать челюстями и издавать жуткие, противные звуки, которые вызывали даже у меня отвращение. Их тела судорожно дергались, словно марионетки на сломанных нитях. Проходя мимо них, я видела, как они поворачиваются в нашу сторону, их пустые глаза следили за нами, но, к счастью, не решались подойти ближе.
Светлая пыль, поднимающаяся от наших шагов, казалась единственным живым движением в этом замершем мире. Каждый звук — шаг, скрип ткани, шорох ветра — отдавался в ушах громким эхом, подчеркивая тишину вокруг. Мальчик сжимал пальто так крепко, что костяшки пальцев у него побелели. Но он держался, шаг за шагом следуя за мной.
Мы шли вдоль разрушенных зданий, мимо разбитых окон и обгорелых стен, которые хранили в себе историю разрушений и хаоса. На улицах валялись обломки, мусор и брошенные вещи, напоминая о прежней жизни, которая теперь казалась далекой и нереальной. Весь город словно застыл в ожидании, пропитан тишиной и безысходностью.
Свернув в узкий переулок, я остановилась и поправила рюкзак. Мальчик все так же держался за мое пальто, словно за спасательный круг, и казалось, боялся даже дышать. Взглянув на него, я увидела, как он тут же отпрянул, но не убежал. Его глаза, большие и испуганные, встретились с моими.
Я двинулась дальше, чувствуя, как он идет следом. Тишину пустого города нарушали только редкие крики птиц и наши осторожные шаги, которые эхом разносились по опустевшим улицам. Мы шли медленно и бесшумно, стараясь не привлекать внимание.
Прошли еще пару кварталов в полной тишине, каждый шаг отдавался в сознании как отголосок прошлого, напоминая о том, что мы все еще живы. Редкие звуки, вроде шороха ветра или дальнего крика птиц, только усиливали ощущение покинутости и заброшенности этого места. Мальчик шел рядом, его дыхание стало ровнее, и в его глазах уже не было того панического страха. В какой-то момент он даже осмелился поднять голову и оглянуться вокруг, словно стараясь понять, что происходит и где мы находимся. Я чувствовала его хрупкую надежду и решимость, которая начала пробуждаться под слоем страха и тревоги.

-- Куда мы идем? — прозвучал тихий голос мальчика.

-- Отведу тебя в безопасное место, — ответила я, не оборачиваясь.

-- Куда?

-- Туда же, куда направлялись люди, с которыми ты был.

-- Ты ведь зараженная... тебе надо есть?

-- Нет.

-- Пить?

-- Нет.

-- Спать?

-- Нет.

Он замолчал, но я чувствовала, как его ум роится вопросами. Этот короткий диалог, возможно, был первым человеческим контактом за долгое время, и его неуемное любопытство было естественным. Я же старалась сосредоточиться на дороге, игнорируя шум его мыслей, но вскоре он снова нарушил тишину:

-- А...

-- Слушай, я уже начинаю жалеть, что тебя вытащила. Отправить обратно? — резко остановившись, я ощутила, как мальчишка врезался мне в спину.

-- Почему ты мне помогла? — мальчик смотрел на меня снизу вверх, запрокинув голову.

-- Не знаю... — честно ответила я, продолжая идти. Вопросы его не заканчивались, но этот был другим, важным.

Он вздохнул и снова заговорил, едва сдерживая усталость:

-- Я устал...

Я остановилась, понимая, что он действительно еле держится на ногах. Вглядываясь в его утомленные глаза, я чувствовала, как гложет совесть за то, что гнала его дальше без передышки. Забыв о том, что он не такой, как я, и что он чувствует усталость, сон или голод, я задумалась. Посмотрев на крыши домов, я замерла. И правда, зачем? Моё человеческое прошлое давно ушло в тень, и я не знала, почему вдруг мне захотелось помогать людям, если они сами себе помочь не хотят, даже в конце. Присев, я кивнула мальчику на спину. Он понял без слов и забрался, обхватив меня ногами и обняв шею. Я встала, выпрямившись, и совершенно не чувствуя его веса, пошла дальше.
Спустя несколько улиц я услышала его тихое сопение. Мальчишка спал. Удивительно... Несмотря на всё, что он видел, он смог забыться в сне. И хорошо. Пусть хотя бы во сне сбежит от этой кошмарной реальности. Мы продолжали двигаться вперед. Город вокруг казался еще более пустым и безжизненным, все его обитатели уже давно покинули это место. Разрушенные здания и заброшенные улицы создавали ощущение бесконечной пустоты, которую ничего не могло заполнить.
Я шла, погруженная в свои мысли. Воспоминания о прошлой жизни мелькали перед глазами, вызывая смутное чувство ностальгии. Когда-то я тоже была человеком, с мечтами и надеждами. Но теперь все это казалось далёким и неважным. Мальчик на моей спине тихо сопел, его дыхание было ровным и спокойным. Я старалась идти как можно тише, чтобы не разбудить его. Пусть отдыхает, набирается сил. Мы пройдем еще немного и найдем место для ночлега. Даже если мне сон больше не был нужен, ребенку он был необходим. Нужно было найти тихое и спокойное место, где он мог бы отдохнуть.
Я продолжала идти, осторожно ступая по разбитым тротуарам, внимательно осматривая каждый угол. Вокруг все еще были зараженные, но мы сумели их избегать прячась в тени разрушенных зданий.

3

На горизонте показалось здание, выглядевшее менее разрушенным, чем остальные. Это был старый склад, его двери были полуоткрыты, но казались достаточно крепкими, чтобы защитить нас от нежелательных гостей и обеспечивали обзор, чтобы быть наготове в случае чего. Я направилась туда, стараясь не издавать лишних звуков. Подойдя ближе, я убедилась, что внутри никого нет. Быстро оглядев помещение, я нашла место, где можно было устроиться на ночь.
Внутри склада царила полутьма, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть разбросанные ящики и старые коробки, покрытые слоем пыли. В углу я нашла несколько старых мешков с чем-то мягким внутри. Это могло послужить нам временной постелью. Аккуратно уложив мальчика на импровизированное ложе из старых коробок и покрытий, найденных внутри, я заметила, что он даже не проснулся. Лишь крепче обнял свой рюкзачок и продолжил спать. Наблюдая за ним, я почувствовала давно забытые чувства. Он выглядел таким беззащитным, но в то же время сильным духом. Современная реальность заставляла многих детей слишком рано повзрослеть. Его лицо, расслабленное во сне, напоминало мне о том времени, когда мир был другим, когда дети могли быть детьми. Теперь же этот мальчик, как и многие другие, вынужден был выживать, сражаться с ужасами, которые даже взрослым было сложно осознать.
Проверив все входы и выходы, я убедилась, что двери достаточно крепкие, чтобы выдержать попытку взлома. Я закрыла их как можно плотнее и нашла несколько тяжелых предметов, чтобы подпереть их, создавая дополнительный барьер. Сквозь запыленные окна пробивался слабый свет луны, отбрасывая причудливые тени на стены. Мальчик, свернувшись клубочком, крепко спал, его лицо было умиротворенным.
Сев рядом, я прислонилась к холодной стене и посмотрела вперед в пустоту. Сон мне больше не был нужен, иногда я даже не замечала, что и вовсе не моргаю. Всё ещё не нашла ответов, почему я не изменилась до конца, почему не стала такой же, как эти твари, которыми движет что-то другое, извращённый инстинкт новой жизни.
Тихие звуки ночи — шорох ветра, редкие крики птиц и отдалённые шаги заражённых — сливались в единую симфонию. Вглядываясь в темноту, я пыталась понять, что именно заставило меня помочь этому мальчику. Моё сердце, давно уже не человеческое, всё равно ощущало привязанность и ответственность за него. К удивлению для себя, мне хотелось защитить этого мальчика, чего бы мне это ни стоило. Никто не посмеет причинить ему боль, пока я рядом.
Мальчик тихо всхлипнул и прижал рюкзак еще ближе к себе. Присев возле него, я аккуратно поправила волосы, убрав их с грязного лица. Будто ощутив мое прикосновение, он успокоился и, вновь расслабившись, тихо засопел. Уже не отходя, я села рядом с ним.
В голове проносились воспоминания прежней жизни, воспоминания, которые я берегла и не отталкивала. Какими бы они ни были, они помогали помнить, кто я, помогали помнить, что я всё ещё жива. Моменты из прошлого всплывали в сознании — теплые вечера с семьей, смех друзей, простые радости, которые теперь казались чем-то далеким и почти нереальным.
За день до того, как начался полный хаос в городе, я была в больнице. Странный новопоступивший больной с лихорадкой — кто же знал, что ночь будет началом конца? Все как в старых фильмах ужасов, что стали реальностью. Тогда я как могла прятала укус и ушла из больницы пораньше. С кем не бывает — буйный пациент, всегда случались инциденты. Моя работа как медсестры была окончена. Больница, крики, паника... Я помнила, как закрывала укус и старалась не думать о последствиях. Никто не знал, что именно тогда началась эпидемия, что этот пациент станет первым из множества заражённых. Я ушла, надеясь, что всё обойдётся, но теперь осознавала, что тогда начался мой собственный конец и начало новой, ужасной реальности.
Тихий шорох заставил воспоминания улетучиться. Мальчик проснулся и смотрел на меня, ничего не говоря. Его глаза блестели в полумраке склада, и в них читался вопрос, но он молчал, словно боясь нарушить хрупкую тишину.

-- Не бойся... я тебя не буду есть, — я попыталась пошутить, хотя, наверное, это странно выглядело со стороны, когда лицо совершенно не выказывает никаких эмоций.

-- Я не боюсь, — серьёзно проговорил он, сел и зевнул, оглянувшись по сторонам.

-- До рассвета побудем тут и двинемся дальше, — я отвела от него взгляд.

-- А далеко идти ещё?

-- Далеко... безопасная резервация людей довольно-таки за городом, — ответила я. — У тебя из родных кто-то есть?

-- Был дядя... но его застрелили... — он встряхнул головой и потянулся к рюкзаку. Порывшись в нём, он вздохнул разочарованно, будто что-то искал, но не нашёл. Застегнув молнию, он молча уставился на меня.

-- Что?

-- Ты правда не хочешь меня съесть?

-- Правда.

-- Но почему? Ты ведь... почти как они...

-- Ты тощий, не наемся, — я повернула голову к нему, и шея сама по себе снова дернулась с хрустом. Он улыбался, глядя на меня.

-- Разве тебе вообще не хочется есть людей?

-- Не скажу, что не хочется, был список тех, кому хотелось бы съесть печень, но их надо искать.

-- Ты забавная, — мальчик звонко засмеялся, но тут же умолк, когда увидел, что я приложила палец к губам.

Мои пальцы были длиннее, с острыми и длинными ногтями, словно когти. Сероватая кожа плотно обтягивала кости, делая мои руки похожими на лапы хищника. И всё же, несмотря на мой жуткий облик, ребёнок продолжал улыбаться. Тишина вновь окутала нас, и я прислушалась к ночным звукам. Мальчик сидел рядом, тихо, сдерживая смех. В его глазах было что-то новое — доверие и надежда. Это удивило меня, ведь в мире, где доверять некому, он нашёл в себе силы поверить мне, существу которым я стала, которое могло бы стать его врагом.

-- Да уж, забавная, обхохочешься, — я снова отвернулась от него, стараясь скрыть тревогу в голосе. — Будь тише. На шум могут прийти не только заражённые, но и те, кто меня не боится.

-- Я видел... Почему они тебя не трогали, а даже отходили подальше? — его голос был полон искреннего удивления.