Тени города. Часть вторая

Глава 1: Спасение

        Джон вновь оказался привязанным к кресту. Шуд, прежде чем вернуть его обратно, не слабо приложил ногой, и более слабого удара хватило бы, чтобы отправить Джона в нокаут; он слишком ослаб, даже чтобы поднять руку. Теперь же, как ему казалось, он никогда не сможет этого сделать. В глазах потемнело, и если бы не боль и всетельная ломота, он мог бы подумать, что потерял сознание, о чем особенно мечтал последние дни.

Более-менее он пришел в себя из-за резкого шума прямо над ухом и едкой вони. Открыв глаза, ему пришлось вновь зажмуриться от яркого света, бьющего в глаза. Все три чувства подвергались пытке: Джону ли не знать.

         — А, пришел в себя, — заметил Шуд, приподнимая сварочную маску. Любой другой проговорил бы это с ехидством и ухмылкой, не менее едкой, чем вонь сварки, но не Шуд. Голос ублюдка оставался бесцветен, как пожухлая трава.

         — Что ты делаешь? — спросил Джон, отворачивая голову, чтобы не чувствовать запаха. Язык едва шевелился, ему так и не подали воды, а от сварки стало еще хуже.

         — Твой друг сломал замки, а новые искать слишком долго, поэтому я решил просто заварить кандалы для предотвращения возможности повторения эксцесса. Хотя крайне сомневаюсь, что нечто подобное произойдет в ближайшее время.

         Джон сомневался не меньше. После всего случившегося, он уже начал подумывать, не откусить ли себе язык. Долгая и болезненная смерть, но всяко лучше еще более долгой и болезненной жизни. Однако ему хотелось не просто умереть, а заставить своих врагов страдать не меньше, ну, или хоть сколько-нибудь, главное, чтобы они пожалели, пусть и всего на секунду. Осталось только продумать план собственной смерти всем назло.

         — Где Машери? — спросил он.

         — Мертва.

         — Ублюдок!

         — Не я ее убил, а твой друг. И не важно, что было, — быстро добавил Шуд, не позволяя ответить Джону, — главное, кто нанес удар. Смерть ждет всех нас.

         — Твоя уже близко.

         — Возможно. Но я не боюсь, а ты?

         Не дожидаясь ответа, он вновь надел маску и продолжил сваривать металл. Джона едва успел отвести взгляд; еще ослепнуть не хватало.

         Закрывая один глаз, ближайший к сварке, он осмотрел остальные оковы; обе на ногах, сменившие простые ремни, и на другой руке уже оказались заварены.

         — Что с Майлзом? — спросил Джон, но шум сварки не позволил Шуду его услышать. Он попытался перекричать аппарат, но пересохшая глотка едва ли могла выдать что-то громче. В конце концов, Шуд, судя по всему, увидев потуги Джона, остановился и снял маску, наконец, услышав его вопрос.

         — Он жив, но это ненадолго. Терпение Жнеца не безгранично, хватило бы и капли, но глупые действия Бальдера тянули на целое море. Больше не говоря ни слова, он натянул маску и продолжил работу.

***

         Бертон чувствовал себя неуклюжей обезьяной рядом с грациозными леопардами. Даже Хелин двигалась намного проворней, хотя он знал об этом и до этого, но то постель, а тут совсем другое. Леброн, наконец, готов был признать, что потерял форму, перестав быть полицейским; снятие кошек с деревьев и слежка за неверным супругом, который не увидит преследователя, даже подойди тот вплотную, явно не пошло на пользу. Нет, он знал, что все еще на что-то способен, но на фоне Охотников выглядел совершенным растяпой.

         Вход в подземную часть комплекса нашли не сложно, учитывая, рядом человек, чувствующий опасность. Бертону только не особо радовало, что они к этой опасности с каждым шагом все ближе. А еще он не очень понимал, как на столь крошечном острове может вообще находиться подземелье?

         — Этот остров несколько лет назад выкупила частная компания, — пояснил Бобби, когда Бертон все же решился задать вопрос вслух. — Если быть точным — через год после катастрофы. Образовавшейся волной смыло все постройки, а южную часть острова так вовсе уничтожило больше чем наполовину. Власти решили, что его проще продать, чем отстраивать все заново, тем более что все исторически ценное оказалось потеряно. Зато остров Свободы подлатали будь здоров, денег вбухали больше, чем на строительство самой свободы.

         На этом лекция закончилась, так как они начали спускаться по длинной крутой лестнице вниз. У Бертона, однако же, еще оставалось много вопросов, но он решил задать их позже, в более подходящей обстановке, если, конечно, останется в живых.

         В самом конце лестницы оказалась железная дверь. При открытии она могла громко скрипнуть, а прямо за ней могли оказаться враги, поэтому действовать нужно было осторожно. Грасс вопросительно взглянул на Хелин, но та в ответ лишь пожала плечами: «Опасность повсюду».

         Как и с первой дверью, Охотник попытался аккуратно приоткрыть ее на толщину пальцев, чтобы затем так же резко дернуть и ворваться внутрь. Дверь никак не поддавалась, и тогда Грасс ухватился за край уже обеими руками, но и тут ничего не произошло.

         — Закрыто, — констатировал он. Выглядело все это нелепо: целая толпа профессиональных убийц (плюс бывший полицейский и куртизанка) остановлена одной единственной дверью. — Что делать будем?

Глава 2: Поиски

         Неравный бой продолжался, словно шел всегда и будет идти вечно. Оливер очень надеялся, что это не так. Даже не будучи в гуще битвы, он очень устал, чего уж говорить об Охотниках. Несмотря на все их старания, несколько Теней все же проскользнули, и парню пришлось применить все свои умения обращаться с мечом, чтобы их уничтожить. Как казалось ему самому, справлялся он вполне неплохо, но даже если и заслужил похвалы, сейчас всем было не до этого.

         Разбилось уже два фонаря, а патронов в автоматах оставалось совсем немного. У всех кончились магазины. Больше всего устали те, кто использовал более грузное оружие, вроде топоров и секир, но и мечникам было нелегко. Пользователи же коротких ножей и кинжалов вообще оказались практически бесполезны, и их посылали узнавать о судьбе второй группы. Они оставались там, взамен них прибегали уже другие такие же бесполезные сейчас Охотники с коротким оружием.

         Вторая группа держалась лучше, оттуда даже прислали несколько Охотников на подмогу, хотя проку от них тоже было немного. Казавшиеся очень широкими до этого катакомбы, вдруг стали узкими, заставляя Охотников тесниться, бить друг друга плечами и локтями, и аккуратнее махать клинками, чтобы никого не задеть.

         Вторая группа еще и двигалась то ли медленнее, то ли с самого начала ушла вглубь коридора дальше, чем группа Оливера, и теперь первой приходилось задерживать черную волну изо всех сил, дабы не подойти к распутью слишком рано.

         Цилиндрический туннель был слишком высоким, до потолка просто физически было невозможно достать ни руками, ни оружием, зато по ним прекрасно лазили Тени, спрыгивая прямо на головы. Чтобы этого не происходило, большая часть фонарей направлялась именно вверх, но это помогало лишь тем, что падали Тени уже обессиленными от ультрафиолета.

         Так прошел, наверное, час. Оглянувшись очередной раз, Оливер разглядел уже недалеко распутье и уходящий чуть в сторону главный коридор. Уже близко, подумал он. Отвлекшись, он пропустил рухнувшую сверху Тень, оглянувшись лишь на звук ломающейся штукатурки. Тень, вереща, бросилась на него, сбив с ног, от неожиданности тот обронил и фонарь, и меч, рухнув на спину.

         Тень, сбив его на землю, перелетела через него, и теперь скалила острозубую пасть. Оливер замер, стараясь дышать как можно тише, наблюдая за монстром который теперь оказался для него вверх ногами, и боясь оторвать взгляд. Где-то по правую руку лежал короткий меч, а по левую — фонарь. Необходимо было выбрать что-то одно, либо дождаться помощи, которая, скорее всего, уже опоздает.

         Вдохнув поглубже затхлым воздухом, он подскочил как можно резче и кинулся к оружию, ухватившись за лезвие меча, и если бы не перевязанные уже руки с митенками, порез оказался бы серьезным.

         Он едва успел выставить клинок, когда его вновь сбили с ног. Тварь, нанизанная на острие, взвизгнула и затихла на груди Оливера. Он видел, как медленно исчезает перед ним густая тьма, растворяясь прямо в воздухе, чувствовал уходящую с груди тяжесть ночного чудовища, порождения тьмы. Через несколько секунд о существовании Тени напоминал лишь слабый запах серы, смешавшийся с множеством других зловоний катакомб.

         Поднявшись на ноги, он оглядел себя: куртка была лишь слегка порвана в нескольких местах, ничего серьезного. Переведя взгляд на фонарь, Оливер увидел, что тот не горит. Подойдя и подняв его с земли, он убедился, что ручной источник света безвозвратно сломался от падения. Проклиная свою нерасторопность, он сплюнул и запустил фонарем в стену из Теней, что не осталось незамеченным.

         — Ты совсем охренел фонарями бросаться?

         — Он разбился.

         — А батарею ты вытащил? Оливер тут же покраснел от стыда. Обычно он не страдал ребяческой глупостью.

         — Запасная осталась, — промямлил он.

         — Давай сюда, а то еще и эту выбросишь. Он тут же подчинился.

         Теперь пользы от него стало меньше, чем от Охотников с ножами. Пусть его клинок и был длиннее, но сам он находился не на передовой, да даже если бы и находился, с настоящими Охотниками ему не сравниться.

         Оливер снова оглянулся на пересечение коридоров. Взглянув на спины Охотников, он решил, что все равно ничем не сможет тут помочь, и побежал к перекрестку.

         Встав на самом углу, он посмотрел сначала налево, потом направо. Группа справа и правда была дальше. Он побежал к ним. На полпути встретил бегущего навстречу Охотника. Они переглянулись, и Оливер решил, что правильней будет что-то сказать, но на ум ничего не пришло, поэтому он лишь глупо пялился на Тенелова. От неловкости он снова покраснел.

         Вдруг в ногу кольнуло, и он чуть не упал. Кольнуло в ту самую ногу, которая была загипсована, а он об этом и забыл. Действие местного обезболивающего, судя по всему, стало медленно проходить. Остаток пути он пробежал не так рьяно, стараясь аккуратнее наступать на больную ногу.

         Подбежав, он увидел почти идентичную картину. Множество Охотников, стоя плечом к плечу, отбивались от Теней. Посреди ряда он вдруг заметил брешь, а присмотревшись, разглядел стоящую там Миранду с Эвилой за спиной.

         Миранда использовала свою способность на полную, не позволяя Теням приблизиться к ней ближе, чем метра на полтора во все стороны, да даже и на таком расстоянии Тени словно чувствовали себя плохо, плюясь и шипя. Охотники, пользуясь моментом, то и дело уничтожали отвлекшихся Теней. Оливер решил, что так медленно они отступают именно из-за этого.

Глава 3: Мрачный Жнец

         Смерть приходит к каждому, и лишь глупцы встречают ее с распростертыми объятиями.

         Именно такие мысли посещали молодого священника из Германии по имени Вольфганг Зельвейзер. Несмотря на то, что католики должны верить в жизнь после смерти, лучшую жизнь, чем на Земле, Вольфганг почему-то совсем не хотел умирать, боясь даже самой мысли о смерти. Он каждый день неистового молил Бога дать ему сил, чтобы бороться с этим страхом, но ответа не получал.

         После обучения в семинарии, он совсем не представлял, что делать дальше. Оставаться дьяконом ему не хотелось, он стремился к чему-то большему, быть на высоте, главенствовать, чтобы с его мнением считались, а советы воспринимались как побуждение к действию. Да, мысли для служителя католической церкви несколько грешные, но Вольфганг всячески отказывался верить, что другие не имеют похожих желаний.

         Он очень долго учился, чтобы знать всю подноготную церкви и вообще религии, и потому мышление его отличалось от остальных: он был пастором, пастухом, а остальные всего лишь паства, стадо овец. Подобное отношение можно было бы считать безнравственным, если бы оно не было прописано в Священном писании.

         Будучи немцем, Вольфганг стремился к постоянному идеализму, он хотел стать выше, лучше, излучать уверенность и надеяться, что на него будут равняться, и очень не любил, когда подобное происходило с другими. В Германии основной религией был католицизм, хотя хватало и протестантов, которых Вольфганг не переносил на дух. «Ленивые христиане», — называл он их пренебрежительно. Особенно он ненавидел баптистов, с этими их плясками и пениями. Цирк.

          В Германии протестантов было примерно столько же, сколько и католиков, а вот в США наблюдался явный перевес в сторону «циркачей». Различных церквей у них было столько, что становилось сомнительно, действительно ли они преданы религии или просто пытаются перещеголять друг друга в более идиотском названии церкви. Все они больше походили на секты.

         И самое ужасное из всего этого — это считалось нормой.

         А тут еще неожиданно узаконили бордели с продажными девками. Религиозный мир ответил незамедлительно, что заставило священника ликовать: еще не все потеряно. Но радоваться слишком рано — плохая примета. Высказавшись категорически против, католики и представители других конфессий, побузили еще пару месяцев и, не найдя особой поддержки, смерились с фактом развращения общества.

         Как только Вольфганга рукоположили в сан пресвитера, он тут же рванул в утопающую в ереси Америку. Но поехал он туда не только потому, что хотел наставить всех на путь истинный, но и по более эгоистичным мотивам. Если где-то очень много протестантов, а он будет их вовсю поносить, — его точно заметят. Оставаться простым священником надолго он не собирался, надеясь в скором времени получить сан епископа, вот тогда его точно признают все, а там... Слишком мало среди римских пап было немцев, а вот итальяшек целый ворох, каждый третий, и это не считая римлян.

         Вольфгангу понадобилось около месяца, чтобы его невзлюбили все, кто о нем слышал. Ярый противник протестантства, он то и дело обзывал их еретиками, атеистами, противниками Христа и Бога, сектантами и ально сатанистами. Даже американские католики, поначалу довольно тепло его принявшие, начали неодобрительно на него поглядывать, прося уняться. «Уняться? — гневно отвечал он. — Да если все так оставить, лет через десять все люди будут лишь носить крестик на шее раз в неделю, и считать, что этого достаточно, чтобы тебя считали истинным верующим. Я не для этого проучился полжизни!»

         Но его не слушали. Конечно, у него были и немногочисленные сторонники, но с каждым его выступлением их становилось все меньше. Мечты о сане архиерея рассыпались на глазах, не говоря уже про архиепископа. Слово «консерватизм» стало оскорбительным, а традиционные доктрины превратились в свод пожеланий, которые соблюдать не обязательно, а если очень хочется, можно вообще создать новую церковь с любыми правилами, какими захочешь. И это тоже все считали нормальным и богоугодным.

         В тот день Вольфганг Зельвейзер молился в своей аскетически обставленной келье при соборе. Молился неистово, стоя коленями на жестком полу и сжимая ладони так, что побелели костяшки пальцев рук. Он читал молитвы на немецком и английском, на латыни и греческом, в надежде, что Бог его услышит и подаст знак, укажет дальнейший путь. Он считал себя единственным верным, а раз так, Господь просто обязан откликнуться на его молитвы, либо сейчас, либо никогда.

         Сначала почувствовался легкий толчок, словно кто-то грохнул дверью, и вибрации прошли по полу. Вольфганг не обратил на это внимания: молитву ничто не должно прерывать, особенно если она читается в келье. Однако вторая тряска оказалась чуть значительней, и священник все же был вынужден прервать свое моление.

         Он прислушался. В соборе кто-то бегал и что-то кричал. Вольфганг, подобрав полы сутаны, вышел наружу.

         — Что случилось? — спросил он у пробегающего мимо клирика.

         — Отец Зельвейзер! Землетрясение! Все бегут в бункер под собором, поторопитесь! — и он убежал, даже не дождавшись ответа.

         Землетрясение? В Нью-Йорке? И это в час молитвы о знаке свыше? Вольфганга переполняли эмоции. Если Бог услышал его молитвы, то это и есть тот самый знак, иначе быть не может.