* * *
Какой же всё-таки силой обладает случайный взгляд человека из толпы… Буквально десять секунд назад я была счастливой и беззаботной, а теперь, увидев этот взгляд, увидев знак, в голове стучали попеременно две фразы в такт стуку моих каблуков. «Три трупа». «Два трупа». «Три трупа». «Два трупа».
Эти слова били по черепу словно молоток, но мне нельзя было хоть как-то выдать своего отчаяния. Сейчас только от меня, от моего самообладания и выдержки зависело, сколько людей умрёт сегодня: три человека или же только два. И ровно через двести пятьдесят шесть шагов, когда свернула с оживлённой улицы в живописный парк, я увидела перед собой его. Только вот раньше я увидела три прицела, из разных точек, и все они целились прямо ему в голову. «Три трупа». «Два трупа». «Три трупа»… «Два трупа».
Это был последний шаг.
«Два трупа, — повторила я про себя, встретившись взглядом с угольно-чёрными глазами, но на его тёплую улыбку я лишь ядовито усмехнулась в ответ. — Прости меня, любовь моя, и постарайся найти в себе силы жить дальше. Сегодня умрёт только два человека».
И спустя несколько секунд напряжённой тишины я нашла в себе силы начать говорить.
* * *
— Доктор Д’Лионкур, в травматологию поступил тяжёлый пациент с переломами обеих нижних конечностей и подозрением на внутричерепную гематому, вы не могли бы посмотреть его и, если что, помочь травматологам в операционной? По-моему, они уже подготовили его к операции… — голос моего заведующего донёсся до меня словно сквозь толстый слой ваты, но спустя полминуты я всё же осознала смысл произнесённых им слов. — Тина, с вами всё в порядке? Или мне лучше попросить доктора Блэр?
На самом деле, моё состояние в тот прекрасный день в середине июля тысяча девятьсот сорок пятого года оставляло желать лучшего: накануне ночью я почти и не спала, даже с учётом высоких дозировок седативных препаратов, к которым у меня, похоже, уже развилось привыкание. Но сидеть в полупустой ординаторской и заниматься бесконечной писаниной тоже уже порядком надоело, так что я решила не упускать шанс хоть немного размяться и принести немного пользы этому миру.
— Нет-нет, я в порядке! — немного растерянно воскликнула я, отодвинув от себя кипу бумажных историй. — Просто мне сегодня плохо спалось… но я вполне в состоянии помочь травматологам, профессор Байер.
— Тина, вы точно хорошо себя чувствуете? — обеспокоенно уточнил он, внимательно присмотревшись ко мне, но я попыталась максимально правдоподобно изобразить бодрость и натянуто улыбнулась.
— Да, профессор Байер, я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы помочь травматологам.
— Хорошо, — вздохнул профессор Байер, а потом решил разъяснить мне план действий: — Вы знаете, где находится травматология? Прекрасно. Советую сначала зайти в ординаторскую, истории оперируемых обычно лежат на столе у заведующего, профессора Мэйсона. Стол в самом дальнем углу справа. Я предупредил, что вы придёте, так что можете смело взять и изучить историю. Операционный блок в самом конце коридора. Тина, вы точно справитесь?
— Да, конечно! — в третий раз подтвердила я, встав со своего места за небольшим столом у окна. — Не беспокойтесь, помощь будет оказана на самом высоком уровне!
— Чудесно, — тепло улыбнулся профессор Байер, направившись к просторному дивану в центре комнаты, а затем сел на него. — Тогда советую поспешить!
В этот раз моя ответная улыбка была менее натянутой, и я, потянувшись, быстрым шагом вышла из ординаторской и направилась в сторону травматологического отделения. Да, несмотря на почти что полное отсутствие сна этой ночью, да и в несколько предыдущих тоже, я чувствовала необычный прилив сил от предвкушения предстоявшей операции. Наверное, просто сказывалось моё тяжёлое военное прошлое, и гормоны стресса, как по команде, разгоняли в такие моменты сон и заставляли шевелиться, но… всё же именно в такие минуты я ощущала себя немного… живой. И это довольно редкое для меня ощущение очень мне нравилось.
Только вот моя радость была практически секундной. Пройдя по коридорам-лабиринтам метров сто, я увидела двигавшихся мне навстречу молодых людей в накинутых сверху белых халатах. Поскольку они заняли всю ширину довольно узкого больничного коридора, то я решила вежливо пропустить их, хотя такая задержка уже начала немного раздражать, ведь травматологи ждали меня. А молодёжь, как назло, остановилась буквально в пяти шагах от меня и увлечённо стала слушать про устройство нейрохирургического отделения от приятного вида молодой женщины, одетой в серый хирургический костюм, моей коллеги, доктора Луизы Джулс.
Тяжело вздохнув, я решила дождаться конца предложения Луизы, потому как перебивать её монолог мне очень не хотелось, а потом разогнать с дороги школьников, а ими оказались именно они, пришедших на экскурсию в наш госпиталь.
—…наш заведующий, профессор Генри Байер, за последние пятнадцать лет сделал очень многое для этого отделения, например, благодаря ему мы получили очень дорогостоящее оборудование от одной швейцарской компании, а ещё он наладил сотрудничество с ведущими университетами и лабораториями мира, и у всех врачей есть доступ к современной и актуальной литературе…
— Если бы он повесил указатели с надписью «выход», то точно бы получил безграничное признание уже от меня… — ядовито заметил черноволосый высокий парень, стоявший в отдалении и со скучающим видом смотревший в противоположный конец коридора. Поскольку именно в этот момент Луиза сделала небольшую паузу, чтобы перевести дыхание, то его весьма тихий комментарий услышали все, кто находился неподалёку, в том числе и моя коллега.
— Мистер Реддл! — сердито выкрикнула пожилая женщина, стоявшая за толпой школьников, но наглец только высокомерно посмотрел в ответ и произнёс:
— Раз уж эта болтушка немного прервалась, может, вы, миссис Дальтон, всё-таки на словах укажете мне дорогу отсюда? Своё обещание я выполнил, но задерживаться так надолго я здесь не собираюсь, у меня на этот день есть и другие планы.
— Неужели вам ни капли неинтересно?! — немного обиженно воскликнула Луиза, а я, только взглянув на неё, сразу поняла, как близко она приняла эту колкость к сердцу, так как эти благотворительные экскурсии для школьников были её маленькой радостью. И этот факт ещё сильнее разозлил меня.
— Нисколько, — переведя высокомерный взгляд на Луизу, холодно ответил он. — Так в какую сторону мне идти?
— Прямо по коридору, направо, и по лестнице вниз! — зло прорычала я, подойдя к мальчишке и разъярённо на него посмотрев. — Или мне проводить вас? А то, боюсь, такой человек с явным отставанием в умственном развитии может и в трёх соснах заблудиться, не то что найти отсюда выход!
По загоревшимся огнём угольно-чёрным глазам я сразу поняла, что мои слова нанесли довольно существенный урон самолюбию наглеца, и усмешка мигом исчезла с его невероятно красивого лица.
— Тина, не надо, это же всего лишь ребёнок… — тихо обратилась ко мне Луиза, но моей душой завладело такое раздражение, что я даже слушать её не стала. — Может, ему ещё станет интересно…
— Нет, Лиззи, пусть этот невероятно занятой человек идёт на все четыре стороны! — неотрывно смотря в горевшие ненавистью глаза красавца, громко проговорила я. — Таким соплякам, как он, точно нечего здесь делать! Так мне вас проводить, мистер?..
* * *
— Что ж, пожалуй, я пойду к себе в кабинет. Тина, передай Делле, как вернётся, чтобы она зашла ко мне, ладно? — я кивнула Генри, и тот с довольной улыбкой на лице вышел из ординаторской, оставив меня наедине с моим новым… учеником.
— Что ты здесь забыл?! — грозно спросила я, как только хлопнула входная дверь.
— Как грубо, доктор Д’Лионкур! — наигранно возмущённым тоном протянул мистер Реддл, пройдя к центру ординаторской. — Неужели все врачи в этом отделении такие грубияны, как вы? Или вы одна здесь такая… уникальная?
— Что вы здесь делаете, мистер Реддл? — уже более вежливо, но всё ещё с угрозой в голосе поинтересовалась я, а в этот момент дверь опять открылась, и внутрь проникла уборщица, чтобы устранить следы моей… сегодняшней рассеянности.
Чтобы не мешать уборке, я вернулась к своему столу у окна, и наглец подошёл ко мне и всё с той же ядовитой усмешкой продолжал невозмутимо смотреть на меня.
— Доктор Д’Лионкур, у вас проблемы со слухом? По-моему, ваш непосредственный начальник, профессор Байер, который… так много сделал для этого отделения за последние пятнадцать лет, уже рассказал вам, что меня решили поощрить за мои весьма высокие достижения в учёбе. Думаю, что человек с явным отставанием в умственном развитии вряд ли способен на такое…
Это был весьма болезненный камень в мой огород, очень болезненный, но я спинным мозгом чувствовала, что этот нахал стоял передо мной только из искреннего желания отомстить, и ему было абсолютно всё равно и на медицину в целом, и на нейрохирургию в частности. Поэтому зря тратить энергию на того, кто не планировал дальнейшего обучения в университете, я не собиралась и сразу обозначила довольно строгие требования к… сотрудничеству в надежде, что он не сможет их выдержать и побыстрее сбежит.
— Хорошо, мистер Реддл, — полным льда голосом произнесла я, взяв из стопки толстых историй самую первую, а затем открыла её на последней заполненной странице, показывая этим, что не собираюсь тратить своё драгоценное время на разговоры с каким-то первокурсником. — И, кстати, программа первого курса не такая уж и сложная, так что даже самый заурядный студент сможет осилить её на весьма неплохом уровне. Но это не значит, что он сможет впоследствии стать хотя бы средненьким хирургом, а про нейрохирургию я даже и говорить не буду. В общем.
На последнем слове я отвлеклась от изучения истории и пристально посмотрела на своего ученика, с удовольствием отметив про себя, что мой комментарий по обесцениванию его успехов сразу убрал ядовитую усмешку с его невероятно красивого лица, а в угольно-чёрных глазах загорелись искры ненависти. И каким же удовольствием для меня было видеть эти искры!
— Мистер Реддл, если честно, мне всё равно на вашу успеваемость и результаты изучения вами философии или какую там ещё ерунду, мало относящуюся к медицине, проходят на первом курсе? Если вы хотите присутствовать на моих операциях, то прошу запомнить несколько простых правил. Думаю, с такой замечательной памятью, какой вы, оказывается, обладаете, это не составит вам особого труда. Первое правило — никаких опозданий. В котором часу у вас заканчиваются занятия?
— В пять часов вечера, — надменно ответил он, прекрасно понимая, что как бы ему ни хотелось отомстить мне, но подчиняться всё равно придётся. И от осознания того, что он сам напросился в мои… подчинённые, на моём лице впервые за очень долгое время расцвела полная удовлетворения от предстоявшей уже моей мести улыбка.
— Чудесно. Значит, в дни своих дежурств я хочу видеть вас на этом самом месте, на котором вы сейчас стоите, в пять тридцать и ни минутой позже. Если в это время вас здесь не будет, то я мало того, что не пущу вас в операционную, но и добьюсь, чтобы вас сразу же лишили… ваших привилегий. График моих дежурств возьмёте у профессора Байера. И вы, стоя на этом самом месте, должны уже быть переодеты в хирургический костюм, сменную обувь и шапочку, вам пока всё понятно, мистер Реддл?
— Да, — сквозь зубы процедил он, но я со всё той же широкой улыбкой невозмутимо поправила:
— Да, доктор Д’Лионкур. Вы же не такой грубиян, как я, не так ли?
— Разумеется, нет, доктор Д’Лионкур. Ещё какие-нибудь правила? — наигранно вежливым тоном поинтересовался мистер Реддл, а улыбка на моём лице стала ещё ярче.
— Конечно. На операциях я не желаю слышать от вас ни одного лишнего слова, за исключением ситуаций, когда я сама к вам обращаюсь. И да, раз уж вы такой блестящий студент, мистер Реддл, то я буду периодически проверять уровень ваших знаний в рамках тех дисциплин, которые вы сейчас изучаете. И как вы уже наверняка догадались, ваши неправильные ответы могут дать мне прекрасную возможность поставить под сомнение нахождение вашей скромной персоны в операционной во время моих операций. Сегодня ночью видеть я вас не желаю, так что с нетерпением жду вас в среду в пять тридцать. Можете идти.
— Я вас понял, доктор Д’Лионкур. Спокойной смены, — усмехнувшись, произнёс на прощание наглец и, резко развернувшись, сразу же быстрым шагом вышел прочь из ординаторской. И весьма вовремя, ведь я уже почти запустила ему вслед толстый фармакологический справочник, лежавший у меня на столе, а от довольной улыбки на лице не осталось и следа.
«Всё, об отдыхе сегодня ночью можно точно забыть», — с грустью подумала я, вернувшись к написанию истории, поскольку этот невероятно хитрый паразит прекрасно знал, что нет страшнее проклятия в мире медицины, чем пожелать «спокойной смены» или «спокойного дежурства».
Уже утром следующего дня, а если быть точнее, то в двадцать минут девятого, когда я еле живая после невероятно напряжённого ночного дежурства приползла в свою огромную, но такую пустынную квартиру, и, не раздеваясь, плюхнулась в просторную кровать, мне пришла в голову одна очень логичная мысль: «С этим парнем определённо что-то не так, он как будто на самом деле проклял меня своими последними словами… Что ж, в долгу я точно не останусь!»
* * *
— Том, а что ты делаешь в эти выходные? — кокетливо спросила моя сокурсница, Роза, присев на край моего стола и с невероятно обольстительной улыбкой посмотрев на меня. Я усмехнулся неприкрытому флирту, звучавшему в её довольно приятном голосе, а потом оторвал взгляд от учебника по нейрохирургии, который читал до этого, и насмешливо задал встречный вопрос:
— А с какой целью интересуешься?
— Знаешь, в кино сейчас идёт довольно смешная комедия, называется «Все дороги ведут в Рим». Ты уже видел её?
— Нет, — коротко ответил я, уже догадавшись, какой вопрос последует за этим.
— Что ж, я думаю, что твоя девушка точно бы заставила тебя посмотреть этот фильм, и раз ты его не видел, то… ты свободен в эти выходные? Мы могли бы сходить в кино?.. — на последнем предложении щёки Розы запылали под стать цветку, имя которого она носила.
Я ещё больше усмехнулся такой смелости платиновой блондинки с длинными кудрями и стройной талией, но в целом Роза была весьма симпатичной, даже очень, поэтому я решил дать ей небольшую надежду. В конце концов цикл обещал быть весьма спокойным, так как я заранее побеспокоился обо всём, и немного… отдыха я точно заслужил.
— В воскресенье я целый день дежурю в отделении нейрохирургии, — флегматично заметил я, смотря прямо в небесно-голубые глаза, в которых горел очень заметный интерес ко мне, — а насчёт субботы… я подумаю.
— Хорошо, — произнесла она, опустив взгляд, а после снова набралась смелости и попросила: — Тогда если надумаешь, то предупреди меня до пятницы, ладно?
— Договорились, — слегка улыбнувшись, ответил я, а в это время в нашу учебную комнату ворвался запыхавшийся низкорослый парень, Эрл, и, не отдышавшись, воскликнул:
— Ребята, я узнал, кто у нас будет вести занятия в этот цикл! Его зовут профессор Д’Лионкур, Мартин сказал, что он ведёт занятия только второй год, так что…
— Что?! — воскликнул я, поскольку только от упоминания этой фамилии меня начинало сразу же трясти от злости. — Эрл, не неси чепухи, нашу группу должен взять профессор Байер, я лично договорился с ним об этом!
— Извини, Том, но лаборант только что дала мне в руки журнал нашей группы на этот цикл, и на нём чёрным по белому написано: «Профессор Д’Лионкур». Если не веришь мне, то взгляни сам, — немного обиженно ответил Эрл, но я до последнего отказывался верить его словам, поэтому поднялся на ноги и взял из его рук тоненькую папку формата А4. И действительно, на титульнике был указан номер нашей группы, а напротив — очень знакомая мне фамилия. — Ну что, убедился?
— Этого не может быть… — сокрушённо пробормотал я, уже сейчас понимая, что мои надежды на спокойный цикл в один момент вдребезги разбились, как ваза из тончайшего хрусталя.
— Том, ты его знаешь? — горячо полюбопытствовал Уилл, ещё один мой одногруппник, а остальные девять человек с искренним интересом в глазах уставились на меня в ожидании подробностей. — Ты же вроде не первый год дежуришь в нейрохирургии?..
— Знаю ли я профессора Д’Лионкур? — издевательски переспросил я, кинув журнал на преподавательский стол, и повернулся лицом к высокому худощавому рыжеволосому парню с усыпанным веснушками лицом. — К сожалению, Уилл, знаю, и даже слишком хорошо! Вот стерва!..
— Подожди, ты хочешь сказать, что профессор Д’Лионкур — женщина? — удивлённо переспросил Эрл, но я разгневанно посмотрел на него и ядовито заметил:
— Нет, Эрл, назвать эту беспринципную, упрямую, заносчивую, своенравную, не терпящую ни капли объективной критики в свой адрес фурию женщиной у меня язык не повернётся. Чёрт! Это, наверное, просто ошибка, нашу группу точно должен был взять профессор Байер…
— Профессор Байер улетел вчера на научную конференцию в Милан, — раздался за моей спиной спокойный, до боли знакомый женский голос, а я с ужасом осознал, что настолько разозлился такой внезапной новости, что не услышал, как открылась дверь в нашу учебную комнату. Десять пар широко открытых глаз смотрели на меня, а тем временем голос продолжил пояснения: — А после он будет ещё неделю состоять в комиссии, принимающей диссертации на звание доктора медицинских наук. Поэтому он разделил свои группы между остальными преподавателями. И надо же, какая ирония, ко мне попала именно ваша группа, мистер Реддл. А теперь присядьте, пожалуйста, на своё место.
— Как скажете, профессор Д’Лионкур, — обречённо выдохнул я, понимая, что эта стерва прекрасно слышала мою последнюю фразу, а про себя сокрушённо подумал: «Это будут самые долгие две недели в моей жизни».
Не оборачиваясь, я подошёл к своей парте и, только уже сев за неё, посмотрел перед собой и встретился с жёстким взглядом молодой женщины с тёмно-каштановыми волосами, собранными на макушке в конский хвост, и в белом халате, одетом поверх светло-серого хирургического костюма, стоявшей в дверном проёме. Она не могла не заметить неприкрытую злость в моём взгляде, и от этого на её изуродованном грубым шрамом на левой щеке лице расцвела та самая ядовитая улыбка, которая вот уже пять лет раздражала меня, с каждым годом всё больше и больше.
Триумфально посмотрев мне в глаза ещё секунд тридцать, наш новый преподаватель быстрым шагом направилась к своему столу, а я с удивлением заметил, что её правая рука была замотана эластическим бинтом и подвешена на повязке, перекинутой через левое плечо.
— Итак, позвольте представиться, профессор Тиана Д’Лионкур, доктор медицинских наук, оперирующий нейрохирург и ваш преподаватель на этот двухнедельный цикл под названием «Нейрохирургия», — командным голосом произнесла она, сев за преподавательский стол, а потом с ещё большим количеством яда в словах добавила: — Хотя ваш коллега, мистер Реддл, описал меня более… красочно. Что ж, я собиралась сегодня познакомить вас с кафедрой и дисциплиной, затем сводить в отделение, а потом отпустить по домам до завтра, но… чтобы слова мистера Реддла не сильно расходились с действительностью, для начала проведём небольшой опрос для оценки начального уровня знаний. И я даже знаю, с кого мы начнём. Встаньте, мистер Реддл.
* * *
— Мистер Реддл, я сегодня в весьма хорошем расположении духа, поэтому давайте засчитаю вам отработку по итогу нашего сегодняшнего опроса, и вы можете быть свободны до завтрашнего дня, — миролюбиво предложила я в субботу днём, как только мой подопечный в голубом хиркостюме, уже достав ручку, потянулся за весьма объёмной историей, лежавшей на самом верху высокой стопки.
— Раньше ваши шутки были намного удачнее, профессор, — ядовито заметил он, взяв в руки историю и открыв на паспортной части. — Диктуйте.
— Мистер Реддл, это не шутка, вы свободны, в журнале я поставлю вместо единицы — четыре, а ноль вы уже отработали в среду. Идите, наслаждайтесь жизнью в компании прекрасного пола… — немного раздражённо произнесла я, потому как мне совсем не хотелось давать этому наглецу такие послабления, но слово Делле было для меня намного дороже собственной гордости.
— Если вы думаете, что я вам поверю, то можете не тратить зря время, — бесстрастно ответил мистер Реддл и вопросительно посмотрел мне в глаза. — Диктуйте, профессор, я готов писать.
— Можете верить, можете нет, но чтобы через пятнадцать минут вас здесь не было! — сердито воскликнула я и направилась к выходу.
«Вот упёртый мальчишка! — разгневанно думала я, быстро шагая по коридору в сторону реанимации. — Ладно, осталось потерпеть ещё полгода, а потом пускай идёт на все четыре стороны!»
К счастью, именно в этот момент меня поймал один из коллег, доктор Остин, и пригласил поприсутствовать на экстренной операции. И на ближайшие шесть часов я абсолютно забыла про своё наказание, преследовавшее меня вот уже пятый год подряд. Но к сожалению, моё счастье длилось всего шесть часов.
— Тина, ты же мне обещала, что отпустишь его! — обвиняюще накинулась на меня Делла, как только я вновь шагала из операционной в сторону своего отделения
— Ди, я выполнила своё обещание, — недоуменно ответила я, свернув за угол.
— Тина, о чём ты сейчас говоришь? — в голосе Деллы даже закрались нотки раздражения, и я с удивлением посмотрела на неё, потому как такое бывало очень редко. — Я буквально только что вышла из ординаторской, и Том всё то время, что я там была, сидел за твоим столом и что-то писал.
— Ди, я его отпустила, говорю же тебе! — уже на повышенных тонах воскликнула я, абсолютно возмущённая тем, что меня беспочвенно обвиняют. — Дэнни, вот вы где, идите-ка сюда!
Как раз в этот момент в коридоре показался среднего роста блондин с зелёными глазами и крупным, даже накаченным телосложением — ординатор Генри, Дэнни Льюис, вверенный на три недели в мои руки, и я даже знала, чем мне его занять в ближайшее время.
— Да, профессор Д’Лионкур? — вежливо обратился он ко мне, подойдя ближе.
— Доктор Льюис, вы уже были на обходе? — быстро спросила я и сразу же получила кивок в ответ. — Чудесно, значит, сейчас вы поможете мне с написанием историй, сами видите, на данный момент мне с ними не справиться. Пойдёмте.
— Как скажете, профессор Д’Лионкур, — весело согласился доктор Льюис, и мы уже втроём зашагали в сторону ординаторской.
Я действительно до самого последнего момента считала обвинения Деллы беспочвенными, но, увидев, что за моим столом на самом деле сидел мой несносный ученик и что-то старательно писал, уже не смогла обуздать злость и разгневанно воскликнула:
— Мистер Реддл, я же сказала вам уйти, что вы здесь делаете?!
— Профессор, я не куплюсь на эту уловку, — невозмутимо ответил он, даже не повернувшись ко мне лицом.
Я выразительно посмотрела в глаза Делле, как бы говоря: «Вот видишь?!», но она так же выразительно посмотрела на меня в ответ: «Попробуй ещё раз, мягче».
— Доктор Льюис, присаживайтесь за мой стол, истории лежат перед вами, будете писать под мою диктовку, — сделав глубокий вдох, я начала инструктаж ординатора. — А мистер Реддл сейчас освободит мой стол…
— Хорошо, профессор, — прежним бесстрастным тоном сказал наглец, пересев на диван и склонившись над журнальным столиком, на котором разложил довольно весомую стопку бумаги, скорее всего, собственную историю, которую он должен был сдавать во вторник.
— Мистер Реддл, я же сказала, что зачту вам отработку, можете не переживать и с чистой совестью покинуть ординаторскую, — обратилась я к своему подопечному, стараясь говорить максимально спокойным тоном.
— Но вы этого пока не сделали, профессор Д’Лионкур, — повернувшись ко мне, заметил он. — Я не могу так рисковать.
— Хорошо… — разъярённо выдохнула я, теряя остатки терпения, а потом подошла к шкафу с документами и левой рукой достала оттуда папку с журналами. Найдя нужный, я обратилась к подруге: — Делла, будь добра, помоги мне и поставь напротив фамилии Реддл четыре в самой первой клетке.
— Конечно, — слегка улыбнувшись, согласилась она, достав из кармана халата свою ручку. — Всё готово. Мистер Реддл, вы можете не переживать и идти и наслаждаться компанией вашей очаровательной девушки.
— Доктор Найт, вы, наверное, неправильно меня поняли, но та девушка, с которой вы видели меня в понедельник, всего лишь моя одногруппница, и только, — переведя взгляд на Деллу, невозмутимо пояснил тот. — Поэтому я бы хотел остаться здесь и всё же дописать свою историю, которую мне нужно будет уже скоро сдать на проверку профессору Д’Лионкур. Здесь… более рабочая атмосфера, нежели у меня дома.
Я вновь выразительно посмотрела на подругу, уже злясь от её весьма красноречивого взгляда, кричавшего: «Я же говорила, что он здесь только ради тебя», а затем с напускным безразличием кинула:
— Мистер Реддл, делайте что хотите, только не мешайтесь. Записывайте, доктор Льюис…
* * *
— Так, я, пожалуй, прогуляюсь по отделению, а вы пока можете отдохнуть, доктор Льюис, — устало произнесла профессор Д’Лионкур спустя три часа непрерывной диктовки текста, встав из-за стола своей подруги, которая к тому времени уже ушла домой, и быстрым шагом вышла прочь из ординаторской.
* * *
— Мистер Реддл… Том, — с отеческой заботой в голосе обратился ко мне пожилой мужчина с ярко-зелёными глазами и белоснежными от седины волосами, сидевший за столом напротив меня в довольно просторном и светлом кабинете, когда взял в руки заранее написанное мной заявление, — ты же понимаешь, что фактически идёшь на суицид, прося меня принять тебя к себе в ординатуру?
— Профессор Байер, вы, наверное, неправильно меня поняли, — невозмутимо заметил я, слегка улыбнувшись его последним словам. — Я прошу принять меня не к вам в ординатуру, а к профессору Д’Лионкур.
— Ти ни за что не согласится взять тебя к себе на обучение, и ты прекрасно об этом знаешь, — с крайним изумлением в голосе и неуверенной улыбкой на лице ответил он. — Она и с меня потребовала слово, что я не приму тебя, но… ради такого способного юноши, как ты, Том, дежурившего пять лет в моём отделении и даже сейчас настолько прекрасно знающего нашу область, я готов нарушить это слово и взять тебя к себе в ординаторы. А моё слово на самом деле очень много значит для меня, чтобы ты понимал, насколько глубокое уважение я к тебе испытываю. Но вот повлиять на Ти я не в силах, её упрямство может сравниться разве что с твоим. Я даже навскидку не могу сказать, кто из вас более упёртый…
— И всё же, профессор Байер, я бы хотел попасть в ординатуру именно к профессору Д’Лионкур, — с прежней невозмутимостью продолжал настаивать я, даже не собираясь отступать от намеченной цели, а на лице начальника моей наставницы вырисовывалось ещё большее изумление. — Вы же заведующий кафедрой и отделением, кстати, тоже. Вы можете зачислить меня и распределить к профессору Д’Лионкур.
— Том, я, конечно, могу так сделать, но… я не могу помешать Ти сразу же написать заявление на отказ обучать тебя. Причём что-то мне подсказывает, что это заявление будет написано сразу на имя ректора, если не самой королевы… — растерянно произнёс профессор Байер, потрясённо смотря в мои полные спокойствия глаза. — Том, ответь мне, пожалуйста, всего на один вопрос. Зачем тебе всё это? Я лично слышал, как представители ведущих университетов мира предлагали тебе возможность обучаться у них. Перед тобой буквально открыты все двери. Наш университет тоже на довольно высоком уровне, с очень богатой историей и прекрасной учебной базой, и мне бесконечно льстит, что ты хочешь обучаться именно моей дисциплине, и я с широкими объятиями готов принять тебя, но… как бы ты не пожалел об этом впоследствии…
— Профессор Байер, — слегка улыбнувшись, начал я свои пояснения, — во-первых, как вы уже могли убедиться, я не тот человек, который не знает, чего хочет от жизни. Поэтому ваше предположение о том, что я могу пожалеть впоследствии о своём выборе, весьма… сомнительно. Поверьте мне, я тщательно обдумал все варианты и пришёл к заключению, что хочу обучаться именно у преподавателя вашей кафедры, профессора Д’Лионкур. А во-вторых… я, наверное, тот самый упёртый баран, который, стоя перед ста открытыми дверьми и одной-единственной закрытой, будет стучаться именно в закрытую. Причём до тех пор, пока мне не откроют.
— А ты никогда не думал о том, что тебе так и не откроют эту дверь? — так же иносказательно поинтересовался он, но я прекрасно понял смысл его вопроса.
— Нет, не думал. И не собираюсь, если честно. Поэтому мне обязательно откроют, — со стальной уверенностью в голосе заявил я, почувствовав, что своей честностью и упрямством навсегда завоевал расположение человека, сидевшего напротив меня.
— Я искренне восхищаюсь тобой, Том! — профессор Байер даже протянул мне сухую, но довольно сильную руку, и я незамедлительно её пожал. — И я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы ты добился желаемого. Знаешь, есть такое латинское выражение: «Fortes fortuna adjuvat». В переводе звучит, как: «Судьба помогает смелым» или «Удача любит смелых». Это точно про тебя. И я верю, что удача обязательно улыбнётся тебе, причём не единожды.
— Спасибо, профессор Байер, — довольно улыбнувшись, поблагодарил я, а в это время в дверь кабинета уверенно постучались.
— Входите, — громко произнёс заведующий, и через тридцать секунд я услышал такой знакомый голос, которого не слышал почти месяц, с самого выпускного:
— Профессор Байер, там поступил человек с клиникой, подозрительной на… Что вы здесь делаете, мистер Реддл?!
От неподдельного изумления и бесконечного раздражения, звучавшего в этом довольно приятном женском голосе, на моём лице расцвела ещё более довольная улыбка, а настроение улучшилось в несколько раз, чего не бывало как раз таки с середины июля, что лишний раз подтверждало, что я стоял на правильном пути.
— Генри?! — возмущённо воскликнула профессор Д’Лионкур, полным гнева взглядом посмотрев на своего непосредственного начальника, но тот лишь усмехнулся в ответ и невозмутимо обратился ко мне:
— Мистер Реддл, подождите, пожалуйста, минут десять в коридоре, мне нужно переговорить с профессором Д’Лионкур с глазу на глаз.
— Разумеется, профессор Байер, — так же невозмутимо ответил я, поднявшись на ноги. — Добрый день, профессор Д’Лионкур, я очень рад видеть вас… снова.
Моя наставница, одетая в небесно-голубой хиркостюм и белоснежный халат, ничего не ответила на моё вежливое приветствие, лишь разъярённо посмотрела на меня, буквально испепеляя взглядом и как бы говоря: «Если ты надеешься попасть в это отделение в ординатуру, то у тебя ничего не выйдет». Но ей было абсолютно невдомёк, что у меня это уже вышло, ведь я не сомневался, что уже её наставник сможет найти подходящие слова и помочь мне обучаться там, где я больше всего хотел обучаться.
Поскольку мной завладело буквально всепоглощающее любопытство, то я, только выйдя в больничный коридор и закрыв за собой дверь, быстро достал из кармана брюк волшебную палочку и, убедившись, что поблизости никого нет, накинул на себя Маскирующие чары, а затем трансгрессировал обратно в кабинет, чтобы своими глазами увидеть это прелюбопытнейшее зрелище.
* * *
— Ти, неужели ты сможешь так легко отпустить его? — с долей недоверия в голосе спросила Делла, когда мы сидели в моём кабинете в начале июля тысяча девятьсот пятьдесят первого года и невозмутимо болтали за чашечкой превосходного кофе, любезно сваренного моей подругой.
— Ди, я не просто легко отпущу доктора Реддла, — ехидно ответила я, сделав небольшой глоток, — я даже готова лично отвезти его на своём частном самолёте и передать главврачу в Лос-Анджелесе, чтобы наверняка убедиться, что больше я этого нахала не увижу.
— У тебя есть личный самолёт?! — удивлённо воскликнула она, и я рассмеялась в ответ.
— Да, даже не один. И я вполне могу самостоятельно управлять им.
— Надо же! А по тебе и не скажешь, что ты невеста с таким завидным приданным…
— Ди, я просто не люблю светить своим состоянием, вот и всё, — флегматично пояснила я, сделав ещё глоток горячего кофе. — Поверь мне, я бы с радостью отдала все свои деньги, лишь бы иметь возможность… быть… обычным человеком… как ты.
— Ти, а чем ты отличаешься от меня? — непринуждённо рассмеялась Делла, откинувшись на спинку чёрного дивана.
— Стервозным характером, — начала перечислять я, поставив чашку на стол, — внешностью, у тебя же нет таких… шрамов на открытых участках кожи… прошлым.
— Знаешь, Тина, прошлое, конечно, не изменишь, а вот характер можно попытаться. А насчёт шрамов… есть такое выражение: «Красота в глазах смотрящего». Для меня ты очень красивая. И мне кажется, что… не только для меня. Обязательно найдётся такой человек, который скажет тебе то же самое.
— Может быть, Ди, — протянула я, повернувшись к окну и посмотрев на сочную зелень и невероятно яркое солнце. — В общем, осталось потерпеть совсем чуть-чуть… а именно…
С этими словами я встала с места и, взяв в руки свой любимый Parker, зачеркнула сегодняшнюю дату.
— Двадцать три дня. По такому поводу я даже открою бутылочку превосходного вина, которое очень долго хранилось у меня в семье, почти семьдесят лет. Присоединишься?
— Так вот что ты постоянно отмечаешь в этом календаре, что я тебе подарила в сентябре! — со смехом воскликнула Делла, поставив на мой стол полупустую чашку и взяв в руки печенье. — А я думала, у тебя это просто навязчивая привычка.
— Нет, что ты! — рассмеялась я, сев обратно за стол. — Я с нетерпением жду вполне конкретного момента. И надо же, он всё ближе и ближе.
— И не жаль тебе отпускать своего самого блестящего ученика? — протянула она, откусив кусочек печенья. — Ты же так много сил потратила на его обучение… Он отвечает буквально всем твоим требованиям. Знаешь, будь я на твоём месте, я бы не задумываясь взяла его на работу.
— Я очень надеюсь, что заведующий нейрохирургией ведущей клиники в мире в Лос-Анджелесе думает точно так же, как и ты, — ехидно заметила я, тоже взяв в руки небольшой кусочек печенья. — В конце концов не думала же ты, что он совершенно случайно оказался в моей операционной на прошлой неделе, когда доктор Реддл проводил весьма сложное оперативное вмешательство, на которое не рискнут пойти многие нейрохирурги, оперирующие не первый год.
— Неужели это ты пригласила его? — с крайним удивлением в голосе догадалась Делла, и я невозмутимо ответила:
— Конечно, кто же ещё? А потом ещё полтора часа восхваляла во всех красках перед ним своего ученика, чтобы уж точно закрепить полученный результат. Если бы этот выскочка услышал мои хвалебные слова, то точно бы тронулся умом, ведь лично от меня он такое никогда не услышит. И я думаю, что через двадцать три дня я навсегда с ним попрощаюсь, потому что только сумасшедший откажется от такой зарплаты… — для лишнего подтверждения своих слов я достала из папки, лежавшей неподалёку, листок формата А4 и протянула Делле.
— Это в год?! — ошеломлённо воскликнула она, увидев цифры, напечатанные на бланке.
— В месяц, — сдержанно поправила я, вновь взяв в руки чашку и отпив немного кофе.
— Ничего себе! Вот это да!.. — Делла всё ещё не могла прийти в себя, с недоверием смотря на белоснежный листок. — Знаешь, Ти, ты бы тоже могла получать такую зарплату… Ты не подумай, лично меня всё устраивает и даже больше, но… ты точно достойна большего.
— Ди, ты же только что убедилась, что в деньгах я абсолютно не нуждаюсь… — задумчиво ответила я, снова повернувшись на стуле и посмотрев на прекрасный летний день за окном. — Поэтому лично меня тоже всё устраивает. Конечно, в нашем отделении зарплата у врачей тоже вовсе не маленькая, даже для Лондона, но… как видишь, нет предела совершенству.
— И ты надеешься, что он не сможет устоять перед такими суммами и уедет в Штаты? — поинтересовалась она, взяв ещё печенье из коробки.
— Я в этом не сомневаюсь. Тем более что теперь я заведующая нейрохирургии, и к себе на работу этого блестящего ординатора принимать не собираюсь. Генри был прав, мне будет гораздо приятнее гордиться им на довольно значительном расстоянии… чем видеть каждый день в своём отделении.
— То есть ты всё-таки гордишься им? — с многозначительной улыбкой уточнила Делла, но я невозмутимо посмотрела на неё в ответ, потому как отрицать очевидное в этой ситуации было бы проявлением лицемерия, которое я всей душой ненавидела.
— Конечно. Знаешь, он на самом деле одарённый парень. И теперь я не сомневаюсь, что он станет отличным нейрохирургом. И он был бы совсем неплохим человеком, если бы не его заносчивость, нелюдимость, язвительность, высокомерие и просто невероятно непробиваемое упрямство!
— Знаешь, Ти, твоё описание напомнило мне ещё одного человека… который вот уже почти год заведует этим отделением… — ещё шире улыбнувшись, проговорила Делла, сделав последний глоток кофе. — Только не обижайся на меня, пожалуйста!
— Ди, я никогда не страдала иллюзиями по поводу отрицательных качеств своего характера, — усмехнувшись, ответила я. — Так что я не в обиде на тебя. Но тебе же прекрасно известен самый простой закон физики: тела с одноимённым зарядом отталкиваются. И именно по этому простому закону природы мы с доктором Реддлом не сможем работать вместе, и ему лучше уехать за Атлантический океан в поисках лучшей жизни, мировой славы и богатства. Он легко всё это получит, я в этом не сомневаюсь.
* * *
Я сразу заметил её, когда прогуливался по одной из центральных улиц Лос-Анджелеса: небольшая открытка с высотными зданиями и шумной улицей.
«Именно то, что нужно, — подумал я, отдав деньги продавцу небольшого магазинчика с прессой и получив в руки заветную карточку. — Ей точно понравится. Осталось десять дней…»
Да, всё дошло до того, что я даже считал дни, если не часы, до своего возвращения в дождливый Лондон. Я уже обо всём договорился с профессором Гэйнсом, который был невероятно удивлён тому обстоятельству, что я был готов так легко расстаться с солнечным Лос-Анджелесом и с головокружительными перспективами и не менее головокружительной зарплатой. И мой начальник, пропитавшись уважением к моим способностям и отчаянному безумству, обещал лично написать мне характеристику, чтобы главный врач госпиталя, в котором я безвылазно пропадал почти шесть лет до этого и, ко всеобщему удивлению, в том числе и меня, хотел пропадать и дальше, не смог отказать мне в трудоустройстве. И я просто сгорал от предвкушения предстоящей скорой встречи со своей наставницей, и когда представлял в мыслях выражение её лица, когда она увидит меня в кабинете главного врача, то на моём лице расцветала настолько яркая улыбка, что с лёгкостью могла затмить испепеляющее калифорнийское солнце. «Осталось десять дней…»
На самом деле, это было так забавно — отсчитывать дни, что я даже понимал чувства своего бывшего преподавателя, когда она с почти таким же нетерпением зачёркивала дни в календаре в ожидании того момента, как я получу лицензию нейрохирурга и покину Лондон. Она даже собственноручно купила билет на самолёт в бизнес-класс одной из лучших авиакомпаний и вручила мне с нескрываемой радостью за неделю до моего отъезда. А в мой последний день мне уже начало казаться, что профессор Д’Лионкур запоёт от безграничного счастья, когда я блестяще сдал все экзамены и получил долгожданную лицензию. Я бы расстроился этому её злорадству, если бы у меня, во-первых, не было крайне коварного запасного плана, который просто не мог не сработать, а во-вторых, ей настолько шла улыбка, что я был готов сделать всё что угодно, даже уехать, лишь бы она подольше побыла на довольно красивом лице моей наставницы. Но в долгу я оставаться абсолютно не хотел, поэтому решил, что открытки будет недостаточно, и спустя несколько дней приобрёл небольшую фигурку невероятно милого котёнка, почти такого же, что был изображён на том самом календаре, который отсчитывал прошедшие дни моей учёбы. И нетерпение усиливалось тем больше, чем меньше дней оставалось до моего возвращения… домой.
Когда я сидел в кабинете главного врача, только что позвонившего моей новой начальнице и искренне меня заверившего, что сделает всё, чтобы я работал именно в том отделении, в котором хотел, моё сердце, казалось, выпрыгнет из груди. И на несколько коротких секунд оно буквально остановилось, когда я услышал скрип входной двери, свидетельствовавший о том, что профессора Д’Лионкур наконец вновь оказалась рядом со мной. Я никогда не жаловался на недостаток воображения, но даже в самых смелых фантазиях не смог бы представить выражение лица своей наставницы, что было в тот волшебный момент, когда она увидела меня… снова. Когда она поняла, что я всё-таки добился желаемого. Именно ради этого невероятного момента я и терпел все шесть лет её издевательства, её крайне требовательное отношение ко мне, её ядовитую улыбку. И я могу абсолютно точно сказать, что этот момент стоил шести долгих лет. В этот момент я был бесконечно и безгранично счастлив. Я был отомщён в полном объёме, и свидетельством этому служили те невероятно крепкие выражения, которыми профессор Д’Лионкур описывала меня своему непосредственному начальнику, пытаясь выразить всю свою «любовь» ко мне.
Правда, в тот момент я абсолютно не думал о мести. В тот момент, когда я, трансгрессировав, оказался в нейрохирургическом отделении и вошёл в ординаторскую, уже переодетый в рабочую одежду, я думал лишь о том, как же хорошо было вновь оказаться здесь. И в доказательство тому, что я не ошибся с выбором, меня чуть не сбила с ног профессор Найт, только увидев мою фигуру в дверях. От её искренней радости видеть меня я и сам не смог сдержать эмоций и тоже крепко обнял её. А потом и профессора Байера, тоже невероятно искренне обрадовавшегося моему возвращению. В лукавом взгляде бывшего заведующего этим отделением я прочитал, что он прекрасно понимает, зачем я вернулся сюда, но я абсолютно не хотел об этом думать. Я всего лишь хотел вернуться домой и приложил немало усилий, чтобы добиться этого. И вот я здесь, в окружении людей, искренне обрадованных моему присутствию. Никогда до этого я не ощущал таких эмоций, даже в Хогвартсе. И нигде больше меня не ждали так, как здесь.
Да, мне были рады почти все люди, работавшие в этом отделении, за исключением человека, непосредственно руководившего им. И снова увидев искреннее отчаяние на лице своей наставницы, пришедшей в ординаторскую через пятнадцать минут после меня, видимо, в надежде излить всю свою желчь подруге, я получил новую дозу этого наркотика под названием «счастье».
«Что ж, профессор Д’Лионкур, теперь настал мой черёд отыграться за все эти годы… — ехидно подумал я, вручая ей открытку, а потом и свой маленький подарок уже в кабинете заведующего нейрохирургией. И в качестве объективных признаков всепоглощающего отчаяния своего бывшего преподавателя мне на глаза попался почти пустой стакан, в котором до этого явно был крепкий алкоголь, выпитый совсем недавно, скорее всего, за несколько минут до моего прихода. — Всё-таки есть счастье в этом мире! И оно сейчас находится где-то поблизости!»
И счастье не просто было где-то поблизости, оно буквально преследовало меня по пятам, особенно во время той невероятно короткой, но такой захватывающей экскурсии по родному отделению, в котором я знал каждый закоулок. Но мне было очень важно присутствовать на ней, поскольку в тот день все сотрудники, на глазах которых все эти годы разыгрывалось наше противостояние, наконец могли догадаться, кто всё же выиграл в нём, по триумфу, написанному на моём лице, и по отчаянию, написанному на лице профессора Д’Лионкур. Да, этот прекрасный день я буду всю свою жизнь вспоминать с широкой улыбкой на лице.
* * *
— Профессор Байер, а вы не видели профессора Д’Лионкур? — обратился я к своему коллеге, только зайдя в ординаторскую.
Профессор Байер, сидевший на диване в центре комнаты и изучавший весомую историю болезни, озадаченно и даже с некоторым удивлением посмотрел на меня, поскольку до этого обычно моя наставница искала меня, я же очень редко когда интересовался её местонахождением. Но сегодня мне было крайне необходимо её найти, и я даже пытался весь день сделать это, правда, безуспешно.
— Том, — сделав глубокий вдох и не менее глубокий выдох, произнёс он, оторвав взгляд от истории и пристально посмотрев мне в глаза, — может, хватит? Я, как и обещал, поговорил вчера с Ти, и, видимо, придётся поговорить и с тобой…
— Профессор Байер, я не понимаю, о чём вы сейчас говорите, да и не хочу, если честно, уж простите меня, — нетерпеливо перебил его я, вспоминая, как сегодня дежурит наша заведующая: до вечера или на целые сутки. — Просто скажите мне, вы сегодня видели профессора Д’Лионкур? И если да, то она сказала вам, куда пойдёт и где её найти?
Профессор Байер ещё более озадаченно взглянул на меня, но я был в таком возбуждении от предстоявшей… дерзости, которую запланировал на тот день, что просто не мог оставаться на одном месте, поэтому быстрым шагом подошёл к окну и, оперевшись ладонями о подоконник, окинул взглядом слякоть за окном. А затем вновь повернулся лицом к профессору Байеру и нетерпеливо посмотрел на него в ожидании ответа.
— Том, я надеюсь, ты ищешь Ти исключительно по рабочему вопросу? — спустя тридцать секунд уточнил он, продолжая проницательно смотреть мне в глаза. Мне совсем не хотелось врать, глядя в глаза этому невероятно мудрому человеку, которого я бесконечно уважал, так же, как и моя наставница, поэтому вместо ответа только поджал губы. Тот сразу заметил это и опять, уже более требовательно обратился ко мне: — Том?
— Не совсем, — честно, но всё же уклончиво ответил я, переведя взгляд с его лица на цветы, стоявшие на полке на стене справа.
— Господи, и почему мне уже второй раз приходится говорить всё это?! — тяжело вздохнул профессор Байер, отложив в сторону историю, но я, догадавшись наконец, о чём он подумал, видя моё взбудораженное состояние, сразу выпалил:
— Профессор Байер, если вы думаете, что я ищу профессора Д’Лионкур для того, чтобы… как-то отомстить ей за вчерашнее, то это не так, можете не переживать! И если вы знаете, где она сейчас может быть, то очень прошу вас, скажите мне!
— Зачем ты её ищешь, Том? — с недоверием в голосе переспросил он, всё ещё сомневаясь, стоит ли говорить мне о местоположении моей наставницы или нет.
— Я… мне нужно найти её… для… обсуждения… одного… нерабочего вопроса… — тщательно подбирая слова, ещё более уклончиво ответил я, снова сделав вид, что мне крайне интересны цветы в голубых горшках.
— Том, ты же не собрался отдать ей заявление?.. — не сдавался профессор Байер, придя к ещё одному неверному заключению.
— Нет-нет, профессор Байер! — воскликнул я, теряя остатки терпения. — Я так долго добивался этой должности, неужели вы решили, что я вдруг возьму и уйду отсюда?! Вот уж этого эта стерва точно не дождётся!..
— Том, извини, но мне придётся отказать тебе, — обречённо выдохнув, проговорил он, взяв в руки историю. — Если Ти захочет, то она сама тебя найдёт.
— Чёрт! — воскликнул я, осознав, что если бы не мои последние слова, то я бы точно уже добился желанной информации. — Профессор Байер, мне действительно нужно найти профессора Д’Лионкур, причём сегодня, это очень важно! Я обещаю вам, что не буду как-то вредить ей и заявление на увольнение тоже писать не буду. Мне нужно просто с ней поговорить.
Наверное, в моих глазах промелькнуло настолько искреннее отчаяние, что профессор Байер, оценивающе посмотрев на меня с минуту, снова тяжело вздохнул и тихо сказал:
— Ти сегодня сразу после лекции для пятого курса вызвали в ЛОР-отделение для консультации по поводу проводимой операции. Это было три часа назад, но она обещала сразу после операции зайти ко мне сюда, в ординаторскую. И раз она этого до сих пор не сделала, то, значит, ещё не вернулась. Думаю, если ты посидишь со мной немного, то дождёшься её.
«На консультации в другом отделении, значит?» — повторил я, думая, как мне лучше поступить. Но сидеть сложа руки я точно был не в состоянии.
— Нет, профессор Байер, я лучше пойду прогуляюсь до реанимации, а после мне надо будет ещё заглянуть к Робертсу, я его послезавтра буду оперировать. Думаю, как только я со всем этим закончу, то профессор Д’Лионкур уже вернётся в свой кабинет, и мы сможем с ней поговорить. Спасибо вам! — быстро проговорил я, подойдя к своему столу и, достав из верхнего ящика маленький чёрный футляр, максимально незаметно сунул его в карман рубашки от хиркостюма, а потом под полный изумления взгляд профессора Байера вышел из ординаторской.
«Интересно, а сколько ещё продлится операция? Если ЛОР, то час точно ещё есть, может, больше… Может, мне стоит зайти с другого конца?» — с этими мыслями я, сразу после посещения реанимации, направился не в палату к своему пациенту, как собирался до этого, а в сторону кабинета нашей заведующей.
Как я и предполагал, операция затянулась, и доказательством этому служил закрытый кабинет моей наставницы. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, я, сконцентрировав всё внимание на замке, подумал: «Алохомора», и в это же мгновение он щёлкнул, и дверь открылась. Мне очень повезло, что я был не только талантливым врачом, но и не менее талантливым магом, весьма могущественным, надо заметить, так что мог пользоваться некоторыми не очень сильными заклинаниями без помощи волшебной палочки. Незаметно проникнув в просторный кабинет, я взглянул на рабочий стол профессора Д’Лионкур и усмехнулся про себя, ведь на нём в отличие от обычных дней царил вопиющий беспорядок: груда историй на подпись и ещё столько же папок с документами, сваленных как попало.
* * *
— Том, ты не поверишь, что я узнал сегодня утром! — радостно воскликнул Дэнни, как только вошёл в ординаторскую. Причём в его голосе была не просто радость, в нём было безграничное и всеобъемлющее счастье, поэтому я сразу же оторвался от протокола успешно выполненной час назад операции и заинтересованно посмотрел в ответ. — Сьюзи с утра сообщила мне, что она беременна! Я стану отцом, представляешь?!
— Ого, поздравляю… — немного ошеломлённо протянул я, абсолютно не зная, как люди обычно реагируют на такие новости. Для меня это было пока чем-то вроде философского камня: все о нём говорят, но вживую его никто не видел, кроме разве что Николаса Фламеля. Которого, кстати, тоже мало кто видел из живых людей.
— Да, дружище! — Дэнни, окрылённый такой новостью, буквально светился от радости так, что мне даже стало немного завидно. — И я собираюсь это как следует отметить! Пойдёшь со мной сегодня вечером в бар?
— Не знаю… — вновь растерянно протянул я, поскольку меня ещё никогда вот так просто никуда не звали. Тем более в бар. — Дэнни, я, если честно, не большой любитель алкоголя…
— Да ладно тебе, Том! — рассмеялся он, вальяжно усевшись на своё любимое место на диване. — Такой повод! И тем более со мной, твоим другом, мы же с тобой два года знакомы, не меньше, ты у меня даже на свадьбе был. И я на твою собираюсь.
— Дэнни, я бы с радостью с тобой посидел и отметил это событие, но только не в баре, — уже более решительно возразил я, потому как к алкоголю, особенно к крепкому, испытывал искреннее отвращение, так как даже самые уважаемые люди превращались в свиней под его действием.
— И что же ты тогда предлагаешь? — подняв одну бровь, поинтересовался Дэнни. — В баре я, допустим, посижу и с парнями по универу, мы до сих пор с ними неплохо общаемся, но с тобой я бы тоже хотел отметить это дело. Но раз ты не хочешь в бар…
— Знаешь, Дэнни… — задумчиво протянул я, повернув стул в его сторону. — На самом деле, мы могли бы посидеть в каком-нибудь неплохом ресторане. Я имею в виду ты и Сьюзен, и я… и… моя невеста. Между прочим, у меня тоже есть что отметить.
— Том, я уже столько раз сказал тебе это и ещё повторю: ты точно псих, если считаешь, что профессор Д’Лионкур согласится на это, — задорно рассмеялся он. — Она позавчера так на тебя посмотрела, когда узнала, что ты рассказал нам о вашей помолвке… У меня от такого взгляда точно сердце бы остановилось!
— Скажи «спасибо», что так она смотрит только на меня, — язвительно заметил я. — Дэнни, твоё дело — сказать «да» или «нет» на моё предложение, а уж с профессором Д’Лионкур я сам договорюсь, если ты всё-таки согласишься.
— И ведь договоришься, жук ты проклятый! — со смехом воскликнул он, а я от его слов широко улыбнулся. — Ладно, идея на самом деле неплохая! Правда, мне будет не очень комфортно сидеть в неформальной обстановке с… моим непосредственным начальником… но… она же твоя невеста… и…
— Дэнни, я думаю, в присутствии твоей жены она всё же поумерит свой нрав. Так что тебе не о чём переживать. То есть ты согласен?
— Да-да, давай посидим где-нибудь вчетвером, я не против, — ответил он, а в этот момент в ординаторскую зашла профессор Найт.
— Как прошёл ваш разговор в понедельник с профессором Д’Лионкур, профессор Найт? — с иронией в голосе обратился я к ней, как только та села за рабочий стол у стены напротив дивана. Профессор Найт выразительно посмотрела на меня в ответ, прекрасно понимая, что я догадался, что говорили они позавчера обо мне и о нашей помолвке.
— Нормально, Том, — вежливо ответила она, всё же немного улыбнувшись моей… наглости. — Если честно, могло быть и хуже. Знаешь, Ти… она… на самом деле, она не верит, что ты серьёзно настроен, и ждёт, что ты придёшь к ней и разорвёшь помолвку… Ничего, что я так прямо тебе сказала об этом?
— Всё в порядке, профессор Найт, — невозмутимо произнёс я, закинув ногу на ногу. — Пусть ждёт дальше, этого точно не будет. Но вот зайти к ней сегодня мне точно придётся, она обещала выделить мне час на обсуждение нашей свадьбы. И кстати, уже почти четыре часа, надо поторапливаться…
Я уже собрался встать со своего места, как тут в дверь вежливо постучали.
— Войдите! — крикнула профессор Найт, и к нам заглянул невысокий мужчина очень пожилого возраста, одетый невероятно строго, дорого и со вкусом.
— Прошу прощения, что могу отвлечь вас от ваших дел, но не могли бы вы мне подсказать, где я могу найти графиню Д’Лионкур? — невероятно вежливо проговорил он очень приятным низким голосом, а я сразу его поправил:
— Вы, наверное, имели в виду профессора Д’Лионкур? Могу проводить вас до её кабинета, я сам сейчас направляюсь туда.
— Молодой человек, ещё раз прошу извинить меня, но я имел в виду именно графиню Д’Лионкур, — всё так же вежливо, но весьма твёрдо возразил он, а я даже опешил от уверенности, скользившей в его голосе. А в это время к нам пожаловала и сама виновница этого… спора.
— Мистер Морган, какая неожиданность! — воскликнула она, увидев нашего посетителя. — А мне почему-то казалось, что придёт ваш сын, он же в последние годы сотрудничает со мной…
— Миледи, вы прекрасны как никогда, — мистер Морган вежливо поклонился ей, взяв правую руку профессора Д’Лионкур и поцеловав её. — И надеюсь, вы простите мне эту вольность, но как только я узнал, по какому именно поводу вы пригласили моего сына, то попросился сам помочь вам. Пусть это будет последнее поручение, которое я для вас выполню…
— Ой, Энтони, перестаньте! — кокетливо рассмеялась она, а в это время на лицах и её подруги, и Дэнни, и на моём в том числе было просто неописуемое удивление, ведь такой железную Ти ещё никто не видел. — И я повторяю вам в десятый раз: «профессор Д’Лионкур». Не надо обращаться ко мне по титулу…
— Но, миледи, — вежливо улыбнувшись, возразил тот, — я не могу обращаться к представительнице одной из древних дворянских фамилий никак иначе, я надеюсь, вы простите мне это упрямство.
* * *
— Тина, ты готова? — голос Генри донёсся до меня словно сквозь толщу воды, но всё же он смог вырвать меня из оцепенения, вызванного моим отражением в зеркале. Мой наставник подошёл ко мне со спины и тоже посмотрел в огромное старинное зеркало. — Ты выглядишь изумительно. Но ты уверена, что… на самом деле этого хочешь?..
Я снова растерянно вгляделась в ту холодную красавицу в облегающем силуэтном белом платье в пол с длинными рукавами, шлейфом и не менее длинной фатой из невесомого старинного кружева, каким-то поистине волшебным образом зафиксированной в моих каштановых кудрях, собранных в замысловатую причёску, с помощью шпилек в виде лилий, инкрустированных бриллиантами. Конечно, условно «красавицу», поскольку я не позволила своим помощницам загримировать шрам на лице, как бы они ни настаивали на обратном. Словно не веря, что та женщина в отражении — это я, я слегка наклонила голову набок, и она повторила движение за мной. А за её спиной стоял пожилой мужчина в чёрном фраке с белой розой в бутоньерке и пристально смотрел насквозь просвечивающим взглядом прямо мне в глаза.
«Господи, неужели я всё-таки выйду замуж… за него? — ошеломлённо подумала я, помолчав ещё минуту. — Впредь нужно будет поумерить свой пыл и не кричать в коридорах на школьников, пришедших на экскурсии… Второго такого кошмара я точно не выдержу».
— Тина? — вновь обратился ко мне Генри, и я задумчиво произнесла:
— Да-да, я готова. Наш выход?
— Через пять минут. Тина, ещё не поздно…
— Нет, Генри, уже поздно. Мы уже не один раз говорили с тобой об этом, и сейчас не самый подходящий момент для подобных разговоров, ты не находишь? — немного раздражённо ответила я, но, увидев промелькнувшую в глазах своего учителя буквально на секунду грусть, сразу виновато добавила: — Прости, прости меня, я… это всё волнение. Но я честно не собираюсь… отказываться от своих слов. И… спасибо тебе, что согласился проводить меня до алтаря…
— Обычно это делает отец невесты, — мягко произнёс он, положив широкие сухие ладони мне на плечи.
— Ты на самом деле заменил мне отца. И никого другого, кроме тебя, я бы об этом не попросила, — спокойно сказала я, кинув последний взгляд на своё отражение, а после повернулась к Генри и мягко улыбнулась.
— Знаешь, Тина, что-то я не вижу у тебя никаких признаков волнения, — тепло улыбнувшись, заметил он. — Моя дочь тоже пять лет назад выходила замуж, ты помнишь, в каком состоянии она была перед церемонией?
— Да, помню, — звонко рассмеялась я. — Мне тогда пришлось с утра незаметно напоить её транквилизатором, а то у неё так дрожали руки, что даже платье невозможно было надеть!
— А теперь посмотри на себя: ты сейчас выглядишь так… сосредоточенно, словно собралась в операционную на десятичасовую операцию, а не к алтарю… — Генри взял мою правую руку в свою, а сверху накрыл левой. — Зачем ты согласилась?
— Не знаю, — честно ответила я, взяв левой рукой из вазы свой невероятно изящный букет из множества белых и красных цветов. — Но повторяю тебе, от своих слов я отказываться не собираюсь. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Профессор Д’Лионкур, профессор Байер, ваш выход, — обратился к нам один из организаторов, выглянув сквозь небольшую щель в двери.
— Что ж, я очень надеюсь, что из этого выйдет что-то очень хорошее. Я переживаю за тебя не меньше, чем за свою дочь, Ти, — проговорил Генри, когда я взяла его под руку, а потом мы медленно направились к выходу из маленькой комнатки, что непосредственно сообщалась с основным помещением церкви — нефом.
— Я знаю, Генри, — шепнула я, когда мы сделали первые шаги в широком проходе между двух рядов церковных лавок, на которых сидели празднично одетые люди и с искренним волнением на лицах наблюдали за нами. — Спасибо…
Мельком взглянув в зелёные глаза своего «отца», больше похожие на два малахита, я немного осмотрелась по сторонам, а затем заметила его. Своего будущего мужа, стоявшего сбоку от алтаря рядом со священником. В этот раз доктор Реддл решил выделиться, и у него это отлично получилось: белый смокинг с чёрной бабочкой и кроваво-красной розой в бутоньерке отлично контрастировали с его чёрными, как смола, волосами и горящими, словно два уголька, глазами. Вот уж кого из нас двоих можно было назвать красивым — так это его, а не меня. Но меня этот факт абсолютно не волновал, ведь это не я два месяца назад предложила ему взять себя в жёны — он сам решился на это, значит, он был готов видеть рядом с собой… человека с такой внешностью, как у меня. Пусть даже и формально, потому как после нашей церемонии я абсолютно не собиралась относиться к нему как-то иначе.
Пока мы с Генри медленно шли по проходу, я оценивающе посмотрела в глаза доктору Реддлу, отчего на его невероятно красивом лице появилась едва заметная усмешка, что так раздражала меня последние семь лет. Что ж, даже в такой день я оставалась самой собой, а он оставался верен себе. И именно поэтому я нисколько не сомневалась, что наш брак был изначально обречён на весьма скорый развод и разрыв всяческих отношений.
Как только мы подошли к алтарю, Генри, крепко сжав мою ладонь напоследок, направился к Делле в невесомом бледно-розовом платье, что стояла неподалёку с почти таким же букетом, как и у меня. Я же уверенно сделала последние два шага и встала прямо напротив своего бывшего ученика и будущего мужа, имевшего наглость затеять весь этот фарс. Пока священник, тоже одетый в праздничные одежды, читал проповедь, я неотрывно и даже с вызовом смотрела в угольно-чёрные глаза, но доктор Реддл сохранял ледяную невозмутимость. Впрочем, холодом веяло не только от него, но и от меня.
«Наверное, даже жара на улице не сможет растопить холод между нами», — промелькнуло в голове, когда проповедь уже подходила к концу, и совсем скоро мы должны были обменяться традиционными клятвами.
На самом деле, я с сильным скепсисом относилась ко всем этим клятвам, особенно учитывая статистику разводов, количество которых с каждым годом неуклонно росло. Но мой будущий муж настоял на том, чтобы перед обменом кольцами мы обменялись и клятвами, а мне было… не принципиально, тем более что на память я никогда не жаловалась и запомнить небольшой кусочек текста, наполненного пафосом, для меня не представляло никаких трудностей. Но первым клятву всё же должен был произнести он.