Тени за волнами

Пролог

Браннелэй

Меня зовут Хейли Карсон. Просто Хейли. Вчера, сегодня, завтра — это неважно: я всегда буду просто Хейли. Мы с матерью и младшим братом переехали в Ирландию, в старый дедушкин дом, доставшийся нашей семье по наследству. Я провела там почти всё своё детство, и долгие годы мне грели душу воспоминания о пышных зелёных лугах, мрачных дождливых тучах, пасущихся белоснежных овцах на полях, а также о серых каменных домах в окружении ветряных утёсов. Маленький городок Браннелэй, чьё название состоит из древнеирландского имени «Бран», означающего «ворон», и окончания leigh, напоминающего о местах вроде Dunleary[1] или Carraleigh[2]. Дедушка прожил в этом городке, больше похожем на деревню, всю свою жизнь. Один паб на всю округу, школа и колледж с большим футбольным полем, старая протестантская церковь и крошечный кинотеатр. Все жители друг друга знают, отчего по местным улицам частенько витают клубы сплетен и пустяковых интриг.

Я росла и училась в Америке, в городе Бруклин, что давало мне полное право ненавидеть провинцию. Когда всю свою осознанную жизнь проводишь в цивилизации, сложно перестроить мозг в другую степь и смириться с прибыванием в глуши в столь раннем возрасте. Мне всего шестнадцать, и моя жизнь только начиналась, а мать решила увезти меня в место, где из благ цивилизации были лишь водопровод да электричество — и те казались случайными гостями в доме, забытом временем.

Родители развелись месяц назад, что было ударом для младшего брата, но не для меня. Я давно чувствовала, как между отцом и матерью зреет конфликт, который не получится просто спихнуть в мусорный бак. Они больше не спали в одной кровати, и отец всё чаще оставался ночевать на диване. Я — сова и не могу уснуть допоздна, и пару раз я вставала, чтобы выпить чего-нибудь вроде любимого какао с молоком. Отец делал вид, что поздно вернулся и не хотел будить маму, но я всё понимала уже тогда. Родители никогда не умели врать мне, разве что мелкий Кайл, мой непутёвый брат, доверчиво относился ко всему, что ему говорят. Он — безобидный и хороший мальчик, но я была крайне недовольна его появлением первые несколько лет. Когда сначала ты — центр вселенной для своей семьи, а потом рождается назойливый простофиля, которому нужно подтирать одно место, пока он не повзрослеет и сам не приспособится это делать, волей-неволей начинаешь сожалеть о его существовании. Но Кайл подрос, и хлопот с ним стало намного меньше. Я благодарила жизнь и за это.

Моя мать, Мэйрин Грейс Карсон, всю жизнь проработала биологом-ботаником, и над выбором профессии она никогда не сомневалась, ещё с подростковых времён осознав, кем хочет стать. Я всегда списывала это на её ирландские корни и дедушкино влияние — он мечтал, чтобы старшая дочь изучала природу растений и посвятила себя науке. Отец, Джонатан Хокинс, тоже увлекался наукой и всю жизнь изучал морскую биологию, испытывая истинный восторг и удовлетворение от изучения различных видов морских организмов и среды их обитания в океане. Именно это совпадение и свело моих родителей, поступивших в один и тот же американский университет исследований и наук. Из-за этого я относилась скептически к заведению ранних романов во время школы или колледжа. Я никогда ни с кем не встречалась, но мне хотелось, хотя я и осознавала, насколько это глупо и бессмысленно в наше время. Мои подруги постоянно с кем-то заводили лёгкие романы, и со мной, скорее всего, приключилось бы то же, если бы в конце девятого класса я не стала местным изгоем.

Это случилось весной, когда все начали готовиться к сдаче экзаменов и ходили на взводе. Футбольная команда и болельщицы готовились к закрытию учебного года, надоедая своей открытой синей формой с эмблемой нашей школы. Мне всегда нравилось здесь учиться, и с седьмого класса я была главным редактором школьной газеты. Меня все знали и уважали, стремясь во всём угождать — почти каждая девочка с амбициями мечтала попасть в очередной выпуск газеты, и я неоднократно сталкивалась со сладкой лестью в свой адрес. Футболистам подлизываться к редактору было незачем — места главных красавчиков школы были уже давно заняты и опубликованы во всех местных публичных новостях. Я не очень-то интересовалась этим видом спорта, но из-за специфики моей школьной профессии приходилось посещать каждый футбольный матч и фиксировать информацию для газеты.

В день, когда произошёл мой крах, я должна была подготовить новый выпуск — один из последних в этом учебном году. Клэр, моя лучшая подруга, помогала мне тем, что всё фотографировала на школьный фотоаппарат.

Победа над соседней школой. Люди начали расходиться. Мы отсняли отличный материал и уже возвращались к своим шкафчикам, чтобы взять вещи и отправиться по домам. Шум возник внезапно и резко — он исходил из мужской раздевалки. Мы, тогда ещё «мы» с Клэр, насторожились и прислушались.

Кто-то кричал мужским басом, и были слышны звуки размашистых ударов о твёрдые поверхности. Мы заволновались и решили узнать, в чём дело. Может, мы сможем помочь?

Моя мама всегда говорила: «Тише едешь — дальше будешь». Если бы в ту минуту я вспомнила её слова, ничего бы не произошло, и моя жизнь продолжала оставаться счастливой и беззаботной. Но я не вспоминала слова своей мамы, впрочем, как и Клэр не пыталась остановиться.

Мы осторожно приоткрыли дверь, заглянув внутрь. Клэр зашептала что-то про мужскую драку. Я прищурилась, узнав в виновнике шума одного из старшеклассников — Гаррета. В угол за его спиной забился Сойер, мой одноклассник. Кажется, его губа была разбита, а вокруг глаза постепенно растекался сливовый фингал. Я задержала дыхание, с детства чувствительно реагируя на вид крови. Клэр зашептала, что нам нельзя вмешиваться. Я это понимала.

Рука сама собой вытащила фотоаппарат из рук застывшей за моей спиной подруги — и сделала снимок. Никто из действующих лиц не обернулся, не услышав звука затвора. Я действовала осторожно. А обстановка внутри раздевалки накалялась.

— Если ещё раз увижу тебя в школе — ты труп, — Гаррет, любимец школы и капитан футбольной команды, возвышался над замершим Сойером, словно привидение.
— Но… как же я уйду со школы, Гар-р-рет… я… я… не могу так поступить. Моя мать, она… она ужасно расстроится… — слова Сойера больше вызывали жалость, чем уважение. Парнишку явно запугали, и я собиралась разобраться, из-за чего.

Глава 1

— Кайл, ты ешь мою сосиску! — я с возмущением вернула украденный с моей тарелки кусок еды, потянувшись ко рту младшего брата. Он раскрыл в недоумении рот и недовольно скривил лицо.

— Я голодный, — коротко резюмировал Кайл, понуро изучая свою пустую тарелку.

— Вырастешь толстым, как боров, — заявила я с издёвкой, отпивая из стакана с апельсиновым соком.

Мама с улыбкой наблюдала за утренней перепалкой, что в нашей семье было в порядке вещей, и тихо ела свой завтрак.

— Вы уже подготовились к школе? —Мейрин произнесла эти слова с заботой. В этом году Кайл должен был пойти в первый класс. Вряд ли он способен подготовиться к чему-либо в этой жизни самостоятельно.

— Я да, — жуя, пробубнила недовольно я. — Но лучше бы я училась на дому.

— Хейли, — обеспокоено посмотрела на меня мать, — я уверена, что всё обойдётся. Ты всех покоришь своим острым умом и пером.

— Ты думаешь, меня примут в местную газету? — скептично пробормотала я, хмуря брови.

— Тебе обязательно стоит попробовать. Я так считаю, — без тени сомнений парировала Мейрин. Она выглядела молодо для своих лет, волосы у матери были короткими и светлыми, а голубые глаза проницательными и тёплыми. Их я от неё унаследовала, к моей радости.

От кого я переняла рыжие вьющиеся волосы, ни для кого не оставалось загадкой. У моей бабушки были такие же волосы. Чистокровная ирландка со своенравной натурой и упрямо вздёрнутым подбородком.

Брат насмешливо глянул на меня, он всё ещё сердился из-за отнятой сосиски. Кайл отчеканил мальчишеским хитрым голосом:

— Никуда её не возьмут. Она и двух слов правильно связать не может!

— Ты уже взрослый, должен уважать старшую сестру, — отчитала его мать, деланно сердито сводя брови к переносице.

— Она меня терпеть не может! Так почему я должен её уважать? — захныкал обидчиво Кайл.

— Ты знаешь, что это не так, — констатировала Мейрин.

— Он просто любит со мной ругаться, — задумчиво протянула я, широко улыбнувшись брату в лицо.

— А ты та ещё заноза в…— мама не дала младшему брату договорить, заткнув ему рот ладонью. Он стал злобно мычать, как будто хотел что-то крикнуть.

— А ты чем будешь заниматься весь день, мама? — с интересом выпалила я, наблюдая за братом и матушкой.

— У меня полно работы. Сперва нужно отправить новые исследования в лабораторию, после прибраться в этом пыльном доме.

Мама теперь работала на дому, большую часть своего времени проводя за компьютером. Что касалось убранства и порядка в старом дедушкином доме, где было так хорошо отдыхать в детстве, тут нужно было проделать уйму всего. Чтобы дом снова ожил и засиял, нужно было многое выбросить на помойку, купить недостающую мебель, оживить краску на стенах и содрать старые никчемные обои. Меня брала тоска, когда я обнаружила свою комнату уже не такой, какой она была прежде. Всё постарело и покрылось толстым слоем пыли. Мы с мамой и Кайлом спали эту ночь на полу, постелив пледы и покрывала, которые привезли из Бруклина. После дороги все жутко устали, и потому наводить красоту и собирать мебель дружно решили последующие дни.

Вокруг дома был пышный сад, поросший сорняками и высокой густой травой. Мама собиралась в ближайшее время подыскать садовника, если не будет успевать заниматься садом, как полагается. Растения она любила, относясь к ним бережно и трепетно.

Наступила осень, и предстоял новый учебный год. Я чувствовала себя не на своём месте в этом старом городе и забытом доме. У нас был прекрасный двухэтажный дом в Бруклине, с хорошей мебелью и красивыми стенами. Я едва сдержала вздох горечи и сожаления. Мебель мы увезли с собой, а привести дом в порядок — целый проект. Я обладала нетерпеливостью, и мне хотелось чувствовать уют уже сейчас. Мама обещала, что займётся ремонтом как можно скорей. Мы собирались нанять мастеров и обновить старую дедушкину мебель, дополнив её нашей старой и той, которая будет приобретена в местном мебельном торговом центре. Я не доверяла всему, что здесь располагалось: наверняка у них все дизайны старые, а мебель несовременная и неудобная. Мама с усмешкой мне отвечала, что в Браннелэй есть всё то же, что и в Бруклине.

В небольшом доме было два этажа и витиеватая лестница. В детстве я любила взбираться по ней вприпрыжку, переступая сразу через две или три ступени. Теперь Кайл невольно повторяет это за мной. Он был расстроен новым домом меньше всего: ему не было дела до внешнего вида стен и просевшего местами пола. Его заботили лишь фэнтези-книги и мамин компьютер, в котором он по вечерам любил играть в видеоигры. Кайл был довольно умным ребёнком, и иногда я сомневалась, была ли я такой же в его возрасте. Я всегда казалась себе хуже, чем моя семья. Мать утверждала об обратном. На самооценку повлияло много вещей — начиная от школьных конфузов и заканчивая разводом родителей. Втайне я завидовала бывшей подруге Клэр, у которой была полноценная семья и исключительно приятная внешность.

Я была милой и симпатичной, но можно ли это было назвать истинной красотой? Мой брат вечно дразнил меня за рыжие волосы, тягая за них в детстве, а мама и отец говорили, что я родилась с удивительной редкой внешностью, напоминающей внешность моей бабушки. Когда отец с его природными тёмными волосами и мать с её светлыми кудрявыми локонами становились рядом, я на их фоне казалась чужачкой. Ну почему у меня выросли эти рыжие волосы? И для чего мне такие тонкие губы и худые запястья? Мать призывала гордиться своими ирландскими корнями, заявляя, что мы люди крепкой породы, а внешность только усиливает её и выделяет среди остальных. Я в ответ на это мямлила, что она-то имеет вполне приличные блондинистые волосы, и ей легко рассуждать о моих проблемах. Не любила свою внешность я долго и упорно, пока один из мальчиков в школе не сказал мне, что я особенная и отличаюсь от других девочек в классе. Тогда я стала считать себя красивой и забыла о давней мечте стать такой же блондинкой, как моя мама.

Глава 2

Ветер с океана врывался в открытые окна школьного автобуса, трепал волосы и приносил с собой терпкий запах соли, мокрой травы и чего-то неуловимо ирландского — как будто за каждым поворотом шоссе пряталась старая баллада, упрямо напевающая свою грустную мелодию. Мы с моим младшим братом обнаружили в Браннелэе наличие школьного автобуса и тут же решили прокатиться на нём. Первый день в новой школе казался мне отдельной жизнью, сложенной из тревожных взглядов, полузабытых ритуалов и неизбежных сравнений. Каменные стены здания, заросшие плющом, казались старше самого времени. Деревянные двери с коваными ручками скрипели, как будто приветствуя меня, новенькую, с почтительной настороженностью.

Первым делом я отвела Кайла в коридор для младших учеников, передав его в распоряжение молодой симпатичной преподавательнице первых классов, поджидавшей новеньких. Следом неторопливо обнаружила свой шкафчик, оставила там кое-какие вещи вроде моего скетчбука и принялась искать нужный кабинет. Всюду сновали ребята и девушки моего возраста, и я решила следовать за ними. Чутьё меня не подвело. В светлом кабинете пахло бумагой, мелом и дождём, просочившимся сквозь не до конца закрытое окно. Учительница по литературе, мисс Дуган — сухощавая женщина в твидовом жакете с лицом, будто высеченным из скалы, — представила меня классу. Я почувствовала, как щёки покрываются румянцем. Я давно не получала столько внимания к себе, и неудивительно, что поначалу стало дико страшно и некомфортно. Я слишком хорошо помнила тот позор в прежней школе, который стал началом конца и моим становлением в ряды изгоев общества.

— Хейли Карсон. Из Нью-Йорка, — прозвучало это почти как приговор из женских уст.

— Если говорить немного точнее, то я из Бруклина, — с неловким смешком прокомментировала я, стараясь не обращать внимание на явно скучавших ребят, не скупящихся на нудные зевки.

Несколько человек улыбнулись, кто-то кивнул, а один мальчик с веснушками и светло-рыжими волосами, так похожими на мои, даже прошептал «добро пожаловать», что чуть растопило напряжение. Это мой новый шанс начать новую жизнь, и я постараюсь не упустить его.

Знакомство с новой школой шло плавно и размеренно. Девочка по имени Эйлин оказалась на удивление доброй, говорила быстро и немного по-птичьи, будто щебетала. Она показывала всё — от расписания до пути к столовой. Были и другие — настороженные, с глазами, изучающими меня, словно через лупу. Старшие классы почти не смотрели в нашу с Эйлин сторону, и она предупредила меня сразу, что здесь у каждого — своя отдельная группа, а на высоких красавчиков-выпускников и подавно не стоит смотреть.

— Хуже будет только тебе, — наседала Эйлин, играясь по привычке пальцами со своими густыми пшеничными волосами и кокетливо посматривая на проходивших мимо парней. Они были длинными, как у меня, и завивались на концах. Я сочла новую подружку очень привлекательной, и невольно залюбовалась ею. Тоска по общению с Клэр медленно улетучивалась в небытие. Всё шло своим ходом, и к тому же бывшая лучшая подруга сама отказалась от меня, испугавшись за свою глупую репутацию в стенах школы и Бруклина.

— А ты знакома с кем-то из ребят? — не сдержалась и спросила у неё я, изучая снующую толпу.

— Да, — неохотно призналась Эйлин, выражение её лица переменилось на недовольное. — Даже встречалась кое-с-кем. Это было моей первой влюблённостью и ошибкой по совместительству.

— Понятно… — грустно заметила я.

Некоторые лица в школьном коридоре казались пугающе знакомыми: не потому, что я их где-то видела, а потому что они напоминали тех, кто в прежней школе прятал за улыбками злость.

Мимо нас прошла дама представительного вида, и, обнаружив рядом со мной Эйлин, остановилась с требовательным выражением лица.

—Эйлин, — заметила с зорким взглядом она. — Ты подготовила презентацию? Я жду тебя в своём кабинете.

Эйлин покраснела и опустила руки.

— Я скоро вернусь, Хейли! — пообещала она, удаляясь следом за грозной фигурой преподавателя.

Я неловко помахала ей вслед, оставаясь стоять на своём месте. Оглядевшись вокруг, поняла, что на меня накатывает волна паники, когда рядом нет доброй и милой Эйлин. Я сосредоточилась не на людях, а на предметах, стараясь привести разум и чувства в порядок. Шкафчики. Их было больше, чем я ожидала — цвета морской волны, местами облупившиеся, и с ржавыми петлями. Но дело было не в этом. В нескольких метрах от меня встал он — парень, игравший на пирсе. Это была наша третья встреча за последние сутки.

Он выглядел не так, как в тот вечер на пирсе. Суровый профиль, карие глаза, скрытые тенью, коричневые волосы, будто растрёпанные морским ветром. Он стоял у своего шкафчика, разговаривая с двумя старшеклассниками. Вернее будет сказать, он с ними о чём-то серьёзно спорил. Их голоса не были громкими, но интонации резали воздух. Один из парней усмехался, другой что-то сказал моему соседу с насмешкой.

Он молчал. Молчал до тех пор, пока не сжал кулак и с силой ударил им по металлической дверце шкафчика. Та зазвенела, как будто закричала от боли. Я невольно вздрогнула. Сердце заколотилось в груди. Другие парни отступили с настороженными лицами, усмехнувшись, и ушли, а мой сосед остался на секунду стоять, уставившись в одну точку, а потом, не сказав ни слова, направился к выходу из коридора, словно призрак, растворяющийся в тумане.

Я долго смотрела ему вслед. Чувство беспокойства сжало грудь. Что-то подсказывало мне: он не плохой человек, но, похоже, у него трудный характер. Или его когда-то сильно ранили, как и меня. Загадочный парень с красивым лицом, и рот его был зашит нитками молчания, недосказанности и, возможно, несправедливости.

Прошла неделя.

Я проводила много времени на пирсе по вечерам. Море не успокаивалось ни на день — оно грохотало и бушевало, словно тоже переживало перемены. А дом... дом преображался. Мама, по-прежнему уставшая, но будто бы слегка ожившая из-за перемен, вместе с нашим новым соседом по имени Рори красила стены, обдирала старые обои, собирала мебель. Рори оказался не только полезным, но и забавным — он рассказывал истории про здешние привидения и шутил с мамой так, что та впервые за долгое время смеялась. Всем в округе нравился наш сосед, нам с Кайлом он тоже показался добродушным и приятным человеком. Я не нашла никакой взаимосвязи, но мать общалась с ним по-особому вежливо и обходительно. Впрочем, меня это не так сильно заботило в те суматошные дни, полные пыли и вони от свежей краски. Мебель, привезённую из моего бывшего дома, собирал также Рори. Он был мастер на все руки, хотя по профессии был местным ветеринаром. Когда по гостиной на первом этаже расхаживал толстый Крох, он с недовольством покачал головой, советуя Мейрин посадить животное на диету. Мы с Кайлом тогда не удержали громкий смех. Наш Крох и диета — вещи из разных миров.

Глава 3

Я не сразу решилась.
Каждое утро проходила мимо того самого серого дома с облупившейся дверью, где цвели жёлтые ирисы вдоль забора, — и только краем глаза ловила, как шевелится занавеска. Была уверенна, что он смотрит. Иногда — что нет.

А однажды он стоял на крыльце и ел яблоко. Просто так, будто весь мир не стоит на паузе, пока я иду мимо с замирающим сердцем.

И всё-таки я решилась не из-за его взгляда, не из-за странного чувства в груди, и не из-за того, как ветер развевал пряди его тёмных волос.

А из-за кота. Он сидел на старом деревянном заборе — маленький, полосатый, с уродливым выломанным ухом. И глядел на меня, как будто выбирал: броситься или нет. Я остановилась и тихо ему сказала:
— Привет.
Кот фыркнул, спрыгнул — и… ускакал прямо к соседскому дому. Он уверенно и ловко пробирался через заросли в саду, как по следу. И в этот момент я поняла: ну вот, это же идеальный повод начать разговор с ним.

Я пошла за котом, осторожно войдя в калитку и мысленно надеясь, что меня не отругают за такой приступ наглости. Маленький представитель рода кошачьих вывел меня на задний двор, где я и остановилась. Сосед уже был там, он сидел на корточках в своей привычной задумчивости у старого велосипеда, местами покрытого ржавчиной. От неожиданности он слегка вздрогнул, но почти сразу пришёл в себя и вернул былое самообладание, натянув на лицо маску той же отстранённости. Его не волновало вообще ничего: почему я стою здесь, на его частной территории, и в открытую изучаю его своими глазами. Казалось, мало что в этом мире способно было вызвать у него оживление и интерес, так сильно парень оставался погружённым в свой отдельный мир.

— Э… привет, — нерешительно сказала я, ругая себя за то, что пришла к нему и отвлекаю от дел. Лицо начало гореть, выдавая мою неловкость. Я никогда раньше не краснела перед парнями, и это было для меня в новинку. Что со мной? Это какая-то ирландская лихорадка? И почему она возникала только в его присутствии?

Он медленно встал, облокотился о руль, глядя на меня, но не так, как раньше, в школьных коридорах, или на спортивной площадке, а спокойно. Почти даже с интересом. Он не спешил мне отвечать.

Я решила продолжить свою тщетную попытку завести разговор, и с присущим мне когда-то лёгким оживлением поинтересовалась:

— Это не твой кот, случайно? — я кивнула назад, себе за спину, чувствуя, что животное ещё бродит где-то там. — У него ухо как будто откусили.

— Его зовут Граф. Он всех игнорирует. — Я впервые услышала, как звучит его обычный, размеренный голос, когда он ни с кем не ругается на переменах и не ударяет кулаком по школьному имуществу. Ко мне на ум сразу пришла аллегория, связанная с этим парнем и котом: как странно, ведь он, подобно коту по имени Граф, тоже пытается игнорировать всё вокруг. Животные и правда похожи на своих хозяев, если это его кот.

— Меня пока не укусил. Это, наверное, плюс? — я вновь попыталась разрядить напряжённую обстановку глупыми шутками, притягивая в отстранённый диалог юмор за уши. Издала неловкий смешок и едва не закашляла, когда в нос внезапно ударила пыльца растений.

Парень вновь обратил ко мне настроенные на серьёзный лад глаза, и долго изучал моё лицо. Зря я вообще с ним заговорила — это всё равно ни к чему не приведёт кроме моего разочарования и нового позора. Вопреки моим мыслям, из мужских уст прозвучало уже более расслабленно:

— Для него — скорее минус, — сосед почти улыбнулся.

Я почувствовала, как внутри что-то начало успокаиваться и как будто перестало звенеть. Это мой шанс.

— У меня тоже есть кот, хотя, конечно, его зовут не так круто, как этого, — промямлила наивным голосом я, заворожённая его вниманием, впервые обращённым на меня так долго.

— И как его зовут? — спокойно спросил сосед, вытаскивая из кармана рабочих штанов какие-то инструменты. Он вновь присел на корточки, принимаясь что-то чинить в своём мобильном средстве передвижения. Хотя на улицах Браннелэй и было прохладно этим утром, на соседе была лишь лёгкая футболка да штаны, и я могла отчётливо разглядеть, как перекатывались мышцы на его крепких руках во время физической работы. Я невольно засмотрелась на это и не успела среагировать своевременно на заданный мне вопрос. Я опомнилась лишь тогда, когда сосед громко лязгнул металлом по какому-то механизму. Хорошо, что Кайла, моего младшего брата, сейчас не было рядом — его отвела рано утром в школу мама из-за занятий, начавшихся раньше моих. Я бы не перенесла того позора, если бы он был рядом и увидел моё лицо тогда: братишка сразу бы всё понял и начал доставать меня целыми днями глупыми песенками о том, что я влюбилась в нашего соседа. На днях он сморозил неожиданную глупость, когда мы проходили мимо соседского домика, якобы я слишком внимательно смотрю на этого высокого незнакомца, похожего на персонажей из его компьютерных игр с драками. Я тогда легонько ударила его по макушке и перевела тему на то, сделал ли он все уроки. Мальчишки в его возрасте не должны быть такими наблюдательными.

— Крох. Его зовут Крох, — выпалила я нервным голосом, переключая внимание на лицо соседа. Он будто не замечал, какое влияние производит на меня, толком ничего при этом не делая.

— Забавно, — заключил он с вернувшейся на лицо лёгкой улыбкой. Я просияла, садясь на корточки рядом с ним и делая вид, что мне очень любопытно, чем он тут занимается этим утром. На самом деле, мне правда было интересно всё.

Он ещё немного покопался в шестерёнке, после чего отбросил инструменты прямо на землю и поднялся, протянув руку и мне. Я опешила, не сразу решаясь её подать — это значило прикоснуться к его коже. Мне стало жарко, хотя на улице бушевал привычный для этих краёв ветер, но руку я всё же протянула. На какой-то короткий момент наши ладони соединились, и я смогла почувствовать тепло его тела — моя рука по-прежнему оставалась прохладной, что было свойственно привычной для меня температуре. Я поднялась следом за соседом, очарованная этим мгновением и мечтающая о том, чтобы чувствовать его ладонь в своей как можно дольше. Он осторожно вытянул руку из моей, и я постаралась привести дыхание в норму. Мои глаза заметались из стороны в сторону, не находя для себя утешения и облегчения.

Глава 4

Школьный день был похож на все прочие и ничем значимым не выделялся. Я зашла в кабинет литературы, держа в руках увесистую стопку моих тетрадей и учебников. В рюкзаке на спине и без того был беспорядок — утром я свалила в него кипу старых вещей, чтобы принести их в школу и показать Эйлин. Мы договорились обмениваться какими-то лишними вещами, утратившими для нас свою значимость. Она приносила много летних нарядов, которые покупала исключительно для отдыха за границей, а я отдавала ей гору своих джинсов, на которые уже давно не могла смотреть. Эйлин была худенькой, как и я, и размеры одежды у нас совпадали. Мы заключили дружескую сделку взаимовыгодного обмена — я любила лёгкие наряды и собиралась гулять в них, когда полечу следующим летом с отцом и Кайлом в деревню к бабушке по линии папы, а Эйлин, несмотря на её склонность к мини-юбкам и коротким шортам, с радостью прибрала к рукам мои устаревшие штаны. Она пообещала какие-то носить в неизменном виде, а из каких-то устаревших моделей сделать шорты с помощью ножниц и маленькой швейной машинки. Это было её своеобразным хобби, и я была рада ей помогать с материалами для вдохновения и творения новых шедевров.

Мы обедали прямо в классе, каждая за своим столом, — наши места шли друг за другом. Я откусила яблоко и собиралась налить себе молоко в кружку, которую принесла в школу ещё в первый учебный день, когда в кабинет зашла преподавательница литературы строгого вида. Эйлин зашептала, что пора готовиться к занятию, и в спешке принялась убирать еду в ланч-пакет. Я едва не закашлялась, забыв проследить за течением времени и подготовиться к занятию. Утирая со рта крошки после сэндвича, я аккуратно сложила остатки пищи в контейнер, заботливо собранный этим утром мамой.

В кабинете повисла напряжённая атмосфера. Мисс Дуган с особой внимательностью изучала унылые лица учащихся, размышляя, кого ей выбрать в жертвы на этот раз. Домашнее задание по литературе я подготовила, но несмотря на это, невольно сжалась на своём сидении, не желая, чтобы меня заметили и вызвали к доске. Это повышенное внимание, а его я хотела меньше всего. Я едва успела переварить пищу в желудке. Эйлин понимающе мне подмигнула. Никто не хотел отвечать, и мисс Дуган пришлось тыкнуть пальцем в первого попавшегося ученика. Это был высокий юноша, не похожий на всех остальных — он казался особенно худощавым и неказистым на фоне одноклассников. Я мысленно ему посочувствовала, предполагая, как нелегко ему учиться в школе. Над такими ребятами, как он, всегда подшучивают и издеваются по поводу внешности. Тот, кто отличается, всегда жертва, в том или ином смысле. Кто-то жертва восхищения, а кто-то унижения.

Когда парень поднялся и вышел к доске, все тут же успокоились и потеряли всякий интерес к происходящему. Это означало небольшую отсрочку, и можно было снова расслабленно бездельничать. А наблюдать за тем, как кто-то другой мнётся у доски, не зная ответ, было немалым удовольствием для многих.

— Фрэнк, — не преминула обратиться к ученику мисс Дуган. — Скажи мне ответ вот на этот вопрос, — она раскрыла старый потрёпанный учебник на первых страницах. Вопросы были в конце первой и второй глав, и прошлым вечером после прочтения нужной книги я написала в своём конспекте целый справочник-глоссарий с ответами. — Глава первая. Номер один и номер пятнадцать. И не вздумай искать в лицах одноклассников подсказки. Я слежу за тобой, — повторила мисс Дуган с лёгкой ноткой язвительности.

Мне на секунду показалось, что Фрэнк весь вспотел, начав переминаться с ноги на ногу. Он играл с пальцами, нервно сжимая их и ковыряя ногти. Я вспомнила, что чувствовала нечто подобное, когда меня вызвали к директору после нашумевшей статьи о популярном футболисте-агрессоре в старой школе. Мама тогда краснела за меня, а я могла лишь стоять за её спиной и испытывать невыразимое унижение и злость на почве очевидной несправедливости. Никто не верил мне, и это удручало даже сильнее прямого выговора школьного директора.

Фрэнк сглотнул. В кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как кто-то щёлкнул ручкой в заднем ряду. Несколько человек хихикнули, но быстро замолкли под взглядом мисс Дуган.

Он открыл рот — и, к удивлению многих, заговорил довольно уверенно:
— Вопрос первый… Мы должны были начать изучать «Of Mice and Men»[1] Джона Стейнбека. В главе первой мы знакомимся с Ленной и Джорджем, которые идут к новому месту работы. Важно то, как описывается природа вокруг них — спокойная, почти идиллическая сцена. Это создаёт контраст с тем, что происходит дальше. А ещё через диалог мы узнаём об их прошлом: Ленн заставил их сбежать из прошлой работы из-за инцидента с девочкой в красном платье.

Он замолчал, будто прислушиваясь к реакции. В классе послышался лёгкий ропот — кто-то явно не ожидал такого ответа от Фрэнка. Крутые парни в задних рядах похлопали ему, явно подтрунивая и издеваясь. Но Фрэнка это не смутило, теперь он казался почти собранным и открытым к контакту.

— Продолжай, — сказала мисс Дуган чуть мягче.

— Пятнадцатый вопрос… — он нахмурился, но потом, словно что-то вспомнив, произнёс: — «Почему Джордж остаётся с Ленни, несмотря на его трудности?». Джордж говорит, что у него есть друг — друг, за которого он в ответе. Это не только чувство долга, но и своего рода потребность Джорджа в смысле. Они отличаются от остальных: «Guys like us, that work on ranches, are the loneliest guys in the world… but not us, because I got you and you got me». [2]Он остаётся, потому что в мире, где почти все одиноки, у него есть кто-то. Ленни даёт ему ощущение человечности.

Мисс Дуган закрыла учебник. Она не улыбалась, но и строгость в её голосе исчезла. Я почуяла в её скрытном выражении лица, что женщина осталась под большим впечатлением от услышанного.
— Удовлетворительно. Садись, Фрэнк.

Он кивнул и пошёл на своё место. На щеках проступил румянец — возможно, от гордости, возможно, от облегчения.

Я проводила его взглядом. Неожиданно для себя я почувствовала уважение. Он знал ответы. И знал их не механически, как те, кто зубрил ради оценки. Он понял. А это в школе случается не так уж часто.

Глава 5

Я старалась не смотреть в его сторону. Не встречаться глазами, не задерживать шаг, не позволять себе даже ненадолго задуматься о нём. Избегать Финна Маккана стало делом выживания — как будто, если я буду достаточно молчалива и осторожна, он забудет, что мы вообще когда-либо разговаривали, и что я стояла перед его домом и кивала, держа за калитку, с глупой улыбкой на лице.

Финн всё понял. Он не поздоровался со мной на перемене и почти не смотрел в мою сторону, а его молчание оказалось громче любого крика. И именно оно разъедало меня изнутри.

Я думала о нём каждый день. О том взгляде, что он бросил перед тем, как уйти с урока ирландского. О том, как учитель произнёс его имя с таким сожалением, будто Финн уже не человек, а вычеркнутая возможность. Я напоминала себе, что этот парень сам поставил себя в подобное положение своими ужасными поступками в прошлом. Слухам я, как правило, не всегда доверяла, но, если каждый школьник, говорящий о Финне Маккане, мыслит одинаково — это уже становится репутацией. Тут же мозг подсовывал воспоминания из моей прежней жизни: от меня отказалась даже лучшая подруга, хотя она знала, что всё, что я написала в школьной газете — чистая правда. Она лично присутствовала при описанных событиях, но испугалась и молчала.

Следом я прокручивала в голове, как он когда-то смотрел на меня, почти по-доброму. А потом представляла его на той вечеринке, которую описывала Эйлин, — пьяную девушку, настойчивые мужские руки, обрывки музыки, и как всё превратилось в месть на тёмном поле. Я не знала точно, что из этого правда, но не могла не думать об этом, не могла не бояться его. Он был не просто таинственным. Он был из тех парней, которых все вокруг считают потенциально опасными.

Я слишком хорошо знала этот тип. В моей старой школе в Бруклине таких была целая футбольная команда. Отвратительный Гаррет и его выходка, что разрушили мою репутацию. Я перестала сочувствовать Финну Маккану, которого, казалось, все ненавидели. Да, сперва он мне понравился, но потом я узнала то, чего знать не хотела бы, хоть и была рада тому, что меня предупредила о нём Эйлин.

Но дома всё было по-другому. Всё было... спокойно. У нас с мамой появился ритм. Она просыпалась раньше, чем я, и я часто слышала, как она поёт на кухне. Не всерьёз, не в голос, а чуть слышно: так, как поют, когда занимаются повседневной рутиной вроде готовки завтрака. Раньше она тоже пела, но это было давно, ещё в первые годы после рождения Кайла. После всё изменилось — мать и отец резко отдалились друг от друга по какой-то причине.

Иногда, когда я проходила мимо её комнаты, она расчёсывала волосы перед окном и смотрела вдаль, в сторону моря, с тем самым взглядом, который был у неё на старых школьных фотографиях — юный, светлый, полный ожидания. В этом доме теней и запаха давнего хлеба, мы обе будто снова начали дышать. Я завела друзей — одноклассник, что отвечал на литературе, худощавый и русоволосый Фрэнк, оказался интересным собеседником, и мы с Эйлин часто болтали с ним на переменах. Потом я решила показать ребятам «своё место» и отвела их на пирс, к морю, в надежде, что искушения в лице Финна Маккана там не будет. Его давно там не было, и я почти успокоилась, отвлечённая новыми друзьями и домашним бытом, в который вновь просачивался свет. Кайл носился как ураган. Он всё также убегал играть с новыми друзьями с таким восторгом, будто мир снова стал добрым. Я иногда наблюдала за ним в окно — как он хохочет, прыгая через кусты, как будто всё плохое осталось в прошлом, как будто он снова просто ребёнок, а не тот, кто ночами звал папу во сне.

Я не сразу поняла, но у мамы, кажется, появился кто-то. Сосед — Рори. Я видела, как он приносил к нам домой сумки с продуктами, как задерживался в дверях чуть дольше обычного. Как она смеялась, когда он говорил что-то, и краснела, будто ей снова шестнадцать.

Однажды утром, когда мама провожала нас с Кайлом в школу, я услышала, как пожилая сморщенная соседка злобно прошипела вполголоса, думая, что её не услышат на другой стороне дороги:
— Одиноким женщинам, видно, нравится копаться в старом.
Я ничего не ответила, только опустила голову. Мама тоже услышала, но отмахнулась. У неё был собственный способ говорить «пошли вы все» — продолжать гнуть свою линию, и делать то, что дарует ей радость и счастье.

Я не спрашивала её прямо, в этом не было никакой нужды. Я просто смотрела, как она живёт: как её тонкие плечи становятся чуть прямее, как она вдруг выгуливает платье, которое висело в шкафу с тех пор, как мы приехали. Как она больше не говорит «я в порядке» через силу. И я подумала — пусть. Пусть будет счастлива. Мы слишком долго жили в этом напряжении после семейного распада. Пора, чтобы в наших жизнях и старом дедушкином доме появилось хоть немного света.

А Финн Маккан... он исчез. Не из школы, нет. Просто из моего мира, не успев в нём появиться. Я не знала, как с этим быть. Но каждый раз, когда он проходил мимо — а он проходил — я чувствовала, как что-то внутри переворачивается. Страх? Или стыд? Может, и то и другое.

Я выбрала молчание.
И он — тоже.

Жизнь продолжалась. Теперь мы с Фрэнком и Эйлин сидели рядышком на уроке литературы, и наши разговоры начинались с вежливого: «Ты это прочитал?» — и вскоре переросли в обсуждение любимых книг.

— Мне понравилась «Сестра Керри», — сказал Фрэнк однажды, — даже несмотря на то, что Драйзер пишет мрачно. Он... настоящий.

— А ты читал «Джейн Эйр»? — спросила я в ответ. — Она ведь одна против всего мира, — я не стремилась приравнивать свою жизнь к сюжету популярного романа в мире книг, но эта фраза сама соскочила с губ.
Фрэнк понимающе кивнул:
— И всё равно остаётся собой. Упрямая, но не жестокая. Это круто.

Мы делали заметки к следующему занятию, спорили о характерах героев, цитировали любимые отрывки, сидя на лавке у школы. Вскоре к нам почти каждый раз стала присоединяться Эйлин. Её взбалмошность и неожиданные высказывания вносили в наши разговоры что-то вроде перца: обжигало, но без неё было бы скучно.