— Как тебе это?
— Банальное.
— А это?
— Ей не подойдет.
Влад отложил очередную бархатную коробочку на прозрачный прилавок. Драгоценный камень в золотой оправе равнодушно блеснул под густым желтым светом настольной лампы.
— Лис, признайся, — вздохнул он тоскливо. — Ты просто вредничаешь.
— Ничуть, — пожала плечами я. — Мало, чтобы кольцо просто было красивым. Оно должно подходить будущей хозяйке по характеру.
Девушка-консультант одобрительно улыбнулась, а Влад с сомнением почесал коротко стриженный затылок.
— Хочешь сказать, Лере ничего из этого, — он широко взмахнул рукой, — не подойдет? Почему?
Я промолчала. На языке крутилось язвительное: «Лере плевать, подойдет ли ей кольцо. Она обрадуется только ценнику с внушительным количеством нулей. А тебе, видимо, мозги на ринге отбили, раз ты этого не видишь», но ссориться с лучшим другом не хотелось.
Я давно не видела Влада таким счастливым: глаза сияют, улыбка не сходит с губ, а все мысли и разговоры только о «великолепной» идее сегодня после боя сделать Лере предложение. Он огорошил меня этой новостью пару дней назад, и я едва удержалась от нервного смеха. И дело даже не в моей давней и безответной любви (хотя, чего скрывать, болезненный комок из груди не исчезал), но и в разрушенной надежде, что Романов заметит истинный характер Леры. Не заметил, захотел жениться.
Говорить что-то упрямому другу бесполезно — Влад слишком твердолобый. Пока не поймет сам, доказать не сможешь, лишь рискуешь нарваться на ссору. Именно поэтому пришлось поздравлять и тащиться выбирать кольцо.
В ювелирном магазине мы проторчали почти час. Долго спорили, но все-таки пришли к решению. Когда вышли на улицу, в нагрудном кармане Влада в красной коробочке лежало изящное колечко с бриллиантом. Не шесть нолей, конечно, но Влад не поскупился. Я знала, что друг сейчас на пике своей карьеры, но, потратив такую большую сумму на обычное украшение, он меня удивил. Слишком резким казался контраст с тремя-четырьмя годами ранее, когда мы экономили деньги, чтобы раз в три месяца поесть в самом простом ресторане города и повеселиться в боулинге.
Романов открыл для меня дверь на заднее сиденье такси и, как-только я оказалась в салоне, залез следом. В маленькой легковушке большой Влад смотрелся нелепо — коленки упирались в переднее кресло, широкие плечи едва пролезли в дверь, а макушка доставала до крыши. Неудивительно, что для себя он купил огромный джип.
— Весело тебе? — друг тяжело вздохнул. — Чертов сервис, неделю уже мучают мою машину.
Я показала язык и пристегнулась. В машине удушающе сладко пахло ароматизатором, поэтому пришлось открыть окно. Ветер взметнул короткие пряди и бросил в лицо горсть придорожной пыли, когда машина сорвалась с места. Я чихнула и полезла в карман за завибрировавшим телефоном.
Влад бесцеремонно покосился через плечо:
— Опять этот козел? — недовольно буркнул он.
— Он не козел, а мой потенциальный парень, — вздохнула я.
— Даже не думай, Лис. Он мне не нравится.
— Так и не тебе с ним встречаться.
— Лис!
— Что?
Пока Романов придумывал, что сказать, я ответила на звонок.
— Костя, привет, — широко улыбнулась я сквозь силу.
К Косте Лешему я не испытывала симпатии и про «потенциального парня» соврала из вредности.
— Алиса, здравствуй, — тягуче-сладкий тон собеседника давил на нервы. — Пойдем в театр сегодня в семь? Я купил два билета на чудесную пьесу.
Точек соприкосновения у нас с Костей не было. Общение с парнем с детства приносило мне лишь дискомфорт, но Леший был сыном близкой маминой подруги, поэтому приходилось терпеть.
— Сегодня? — я покосилась на Влада.
— Бой!! — рявкнул он и потянулся за телефоном, но я увернулась и приложила гаджет к другому уху.
— Ты опять с этим громилой? — обиженно процедил Костя.
Из груди вырвался усталый вздох — истерику Лешего слушать не было сил.
— Да, Костя, я с Владом, — отозвалась я, зажимая рот Романову, который снова собирался что-то сказать. — И нет, я не смогу пойти с тобой. У Влада сегодня важный бой.
Друг довольно кивнул, легко укусил меня за ладонь и победно ухмыльнулся, когда я зашипела.
— Алиса, милая, — Костя едва не скрипел зубами от досады, — такой девушке, как ты, нельзя смотреть на грязь и драки! Балет, театры, концерты классической музыки — вот, что…
Леший снова перешел грань. Я чудом удержалась от порыва сбросить звонок и вежливо оборвала нудные нравоучения:
— Кость, прости, не могу разговаривать. Созвонимся завтра. Маме привет.
Когда машина завернула во двор моего дома, мы с Владом уже спорили на повышенных тонах. Таксист с опаской косился в зеркало заднего вида, но не делал замечаний. Да и неудивительно, возразить Владу мог только самоубийца.
Спор крутился вокруг Кости. Романов пытался доказать, что чувствует его гнилую душонку, и умолял послать Лешего, не обращая внимания на связи и попытки родителей свести нас. Я чувствовала себя глупо от ощущения, что злость Влада заставляет сердце взволнованно учащать ритм. Подсознание пыталось обманывать и воспринимать ее как ревность, поэтому приходилось усилиями воли включать разум. Даже если это ревность, то всего лишь братская.
От приторно-медового запаха роз болела голова. Огромный букет мешал обзору, и я старательно отводила взгляд от лужи у крыльца клуба. Она казалась такого же размера, как букет, и приходилось прогонять прочь из мыслей вид нежных белых бутонов, утопающих в липкой грязи. Я упрямо перешагнула лужу и направилась ко входу в бойцовский клуб «Витязь».
Охранник Степан приветливо помахал и заверил, что сегодня тоже болеет за Влада. Спонсорские бои были важным ежегодным событием. Собирались спонсоры всех влиятельных клубов и сталкивали бойцов друг с другом. Противников, как правило, держали втайне даже от самих участников.
Путаные коридоры клуба походили на катакомбы, но я давно выучила каждый уголок. Влад занимался в «Витязе» десять лет и именно здесь прошел путь от новичка до чемпиона мира. Владелец клуба Гера Мицкевич стал ему близким другом, а сам Романов — гордостью «Витязя» и страны. Ну, а меня он таскал с собой, хотя я не могла смотреть на драки. Со временем мы выработали удобную схему — я сидела в кабинете и наблюдала за ходом боя по постам онлайн-журналистов на сайте клуба. На перерывах бросала ноутбук и бежала к арене, но как только бой начинался, снова уходила.
— Алиса Матвеевна, вечер добрый, — я почувствовала едкий сигаретный дым и поняла, кто стоит за углом, еще до того, как столкнулась с человеком нос к носу.
Саша Котов, один из спортсменов, торопливо помахал рукой в воздухе, разгоняя плотные клубы дыма, и отвесил мне поклон. Курить в здании запрещалось, но парня это никогда не останавливало.
— Привет, — я улыбнулась.
— Кто подарил? — восхищенно цокнул языком Котов, ставя переполненную жестяную пепельницу на пол. — Влад расщедрился?
— Дождешься от него, — фыркнула я.
— Тайный поклонник?
— Скорее ненавистник.
Саша довольно захохотал над несмешной шуткой, а я пообещала ему встретиться в зале и протиснулась мимо. В носу смешались запахи цветов и сигарет, вызывая тошноту. Темно-зеленые холодные стены без окон неожиданно начали давить. Я мотнула головой и ускорила шаг — сейчас отдам Владу букет и уйду в кабинет Геры. У него там огромное окно — надышусь.
Дверь в мужскую раздевалку была приоткрыта. Час назад Влад отправил сообщение, что будет ждать внутри. Я затормозила, решив сначала прислушаться: из-за соревнований все тренировки были отменены, но я опасалась застать кого-нибудь из спортсменов за переодеванием.
Опасения были напрасными — из раздевалки глухим эхом доносился женский голос. Я подошла ближе и различила знакомые звонкие нотки и шепелявую букву «с». Сначала хотела спрятаться, чтобы Лера заранее не увидела букет, но застыла. Ноги словно вросли в пол, а толстые колючки впились в кожу мгновенно вспотевших ладоней.
— Я боялась тебе сказать, Влад, — плакала Лера, — боялась, но я больше не могу. Если бы это повторилось раз, может, я бы промолчала. Ради тебя. Я бы смогла… Но он сделал это снова, понимаешь?
Я не слышала голоса друга, а девушка продолжала всхлипывать:
— Первый раз это случилось месяц назад. Александр Ми… Твой отец, он… — Лера срывалась на слезы, а мое сердце пропускало удар за ударом. — Прости меня, Влад! Пойми меня, пожалуйста. Он… он сделал это дважды. Дважды. Мне ничего не оставалось, я вынуждена была пойти к врачу, а потом в полицию.
— Замолчи! — крик Влада оглушил меня. — Что ты несешь? Что ты несешь?!
Пораненная ладонь разжалась и заныла. Я отбросила букет и ворвалась в раздевалку.
Влад сидел на лавочке и сжимал в кулаках волосы на своей макушке, а Лера рядом растирала по щекам косметику и, словно сумасшедшая, качалась из стороны в сторону.
— Что ты несешь?! — повторял себе под нос Романов, не поднимая головы. — Что ты, черт возьми, несешь?!
— Они завели дело, — у Леры сел голос, — они арестовали его, Влад. Если бы я врала тебе, они бы не сделали этого.
Я сдавленно охнула, а Влад поднял голову.
— Что? — спросил он сипло.
— Арестовали, — Лера отшатнулась, не выдержав его взгляда. — Его арестовали. Прости.
За годы дружбы я никогда не видела Влада таким. Перехватив тяжелый мутный взгляд, я вдруг по-настоящему испугалась за Леру. Девушка рванула к парню, а я перехватила ее за локоть и оттащила в сторону.
Влад двигался медленно, словно не мог заставить тело подчиняться. Он достал телефон и дрожащими пальцами ввел пароль.
— Что ты делаешь? — Лера попыталась вырваться, но я крепко держала и вместе с Романовым ждала ответа.
— Какого черта он не берет?! — друг снова и снова набирал номер.
Телефон чудом не треснул в его медвежьей хватке.
В мой локоть впились острые ногти. Я поморщилась и вздрогнула, когда Лера оглушила:
— Отпусти меня!
— Уймись! — сипло попросила я, с ужасом наблюдая за Владом, что метался по раздевалке.
Я не знала, что думать. Я ничего не понимала. Слова Леры не укладывались в голове — отец Влада изнасиловал ее? Один из самых честных, чистых и добрых людей, которых я когда-либо встречала в жизни? Да не может этого быть!
Но откуда тогда такой страх у этой девушки? Откуда трясущиеся руки и искренний ужас в глазах? Она играет? А если так, черт возьми, зачем ей это?
Не поддаваться панике удавалось с трудом. Отчаяние Влада заражало и путало мысли. Я глубоко дышала, чтобы успокоиться.
Сначала набрала номер его отца. Бесполезно — долгие гудки без ответа. Попробовала еще несколько раз, но так и не добилась результата. Хотела поехать к нему домой, но соседка по телефону сказала, что его нет уже несколько дней — скорее всего, уехал на дачу. Дача находилась далеко за городом, куда в это время уже не ходил общественный транспорт. Такси заказать не получалось — один за другим операторы сообщали о высоком спросе и отсутствии свободных машин, а единственными друзьями, у кого был автомобиль, оставались Гера и Влад.
Очевидно, никто из них не мог отвезти меня сейчас, поэтому я решила дождаться конца соревнований, а за это время попытаться дозвониться до Александра Михайловича или кого-то из знакомых.
Гера и Петр ушли за Владом. Из зала уже доносились рев зрителей и оглушительная музыка. Я устало села на пластиковую лавочку и снова набрала номер.
Лера сидела в углу, уткнувшись носом в колени.
— Ты тоже мне не веришь? — она подняла голову.
Я посмотрела на нее и тут же поспешно отвернулась — дыхание перехватило от плескающегося в ее заплаканных глазах отчаяния.
— Я не могу в это поверить, — отозвалась честно, — не могу.
Девушка сжала челюсти и всхлипнула:
— Я не вру.
— Лера, — я повысила голос, — мы разберемся. Не говори мне сейчас ничего, пожалуйста.
Теряева тяжело выдохнула и опустила голову.
— Я переживаю за Влада, — прошептала она едва слышно. — В таком состоянии… Тарас его не пощадит. Плевать на неустойку, лучше бы уш…
Она осеклась, а меня словно окатили ледяной водой с головы до пят. Не сразу осознала, что именно сказала девушка. Не сразу поняла, почему она вдруг встала и, настороженно за мной наблюдая, попятилась к двери.
— Откуда ты знаешь? — мой вопрос заставил ее замереть.
— Что? — Лера судорожно всхлипывала и опасливо косилась на дверь.
Ей снова было страшно, но теперь я понимала, откуда взялся страх. Она прокололась. И сама это поняла.
— Откуда ты знаешь, с кем дерется Влад? — просипела я, вставая.
Лера была выше меня, да еще и на каблуках, но вновь забурливший в крови адреналин придал силы. Я схватила девушку за грудки и толкнула в сторону. Девушка потеряла равновесие, но устояла, схватившись за зашатавшийся металлический шкафчик.
— Ты что творишь?
— Откуда?!
— Влад сказал!
— Влад сказал?! — у меня сбилось дыхание.
Руки затряслись сильнее. Я ненавидела себя за то, что на мгновение посмела усомниться в отце Влада и поверить Теряевой. В ее чертовски хорошую актерскую игру.
— Зачем?!
Я даже не поняла, как дернула противницу, повалила ее на пол и вцепилась в волосы. Лера взвизгнула и, оцарапав щеку, сжала в кулаках мои пряди.
— Зачем ты это сделала? Зачем?!
— Да потому что тошнит уже от всего! — визжала Теряева. — Тошнит от того, что я должна строить из себя непонятно кого, чтобы получить хоть что-то! Я жить хочу нормально! Нормально, а не как бедная родственница! Я достойна лучшей жизни! Я достойна, чтобы меня любили! И ты бесишь, ясно тебе?! Постоянно только и слышу: «Лис то, Лис се»! Ты мешала нам, понятно?! Все из-за тебя!
Я задыхалась от ярости. Длинные ногти Леры царапали кожу головы до крови, и от боли слезы застилали глаза. Я с ненавистью отпихнула от себя девушку, размахнулась и почти ударила ее по щеке, но рука наткнулась на преграду.
— Спятили?! — не удивлюсь, если Гера поседеет после сегодняшнего вечера.
Снова ворвавшийся в раздевалку парень был ошарашен не меньше нас обеих. Он поставил меня на ноги и с ужасом смотрел на Леру, которая лежала на полу.
— Сволочь! — я попыталась вырваться из рук Мицкевича, но тот держал крепко.
Зато Леру никто не держал, и она, поднявшись, прыгнула на меня. Гера успел развернуться и завыл, когда ногти Теряевой впились в его спину.
— Черт! Саня, сними ее с меня!
Только сейчас я заметила у входа Котова. Он недовольно дернул головой, но все же двинулся к нам, чтобы оторвать Леру от владельца «Витязя».
— Алиса, уймись! — Гера с облегчением выдохнул, когда девушка перестала визжать над ухом. — Что случилось?
Я честно попыталась успокоиться, но трясло так, что я едва соображала, где нахожусь.
— Она… Она подставила. Сказала Владу, что его отец… ее… — слова никак не желали складываться в связные предложения.
Я тяжело дышала и вцепилась Гере в руку, чтобы не упасть.
— Она знает, с кем дерется Влад. Знала заранее!
— Ни черта не понимаю, — честно сообщил парень и крепко меня обнял. — Тихо, Алиса, тихо, — говорил, поглаживая по спине, — давай, успокойся и разложи все по полочкам. Влад меня убьет, если увидит тебя в таком состоянии.
Ночь все не заканчивалась. Время замедлилось, не выпуская из своей тягучей ловушки. Владу оперировали сломанную в нескольких местах руку, вправляли вывих, зашивали рваную рану над бровью, обрабатывали многочисленные гематомы, делали рентген и МРТ. А я все это время сидела в холодном коридоре и ждала. Слез уже не было. После обморока эмоции высохли, уступив место равнодушию. Спина ныла из-за неудобного железного стула с короткой спинкой, но я почти не двигалась. Бездумно смотрела перед собой, теребила в дрожащих пальцах уже высохшую ватку с нашатырем и иногда проваливалась в мутную дрему.
Гера приехал в больницу, когда операция уже подходила к концу. От усталости я едва смогла открыть глаза, услышав шаги.
— Ты как? — Мицкевич похлопал меня по плечу и со вздохом опустился на соседний стул.
— Нормально, — улыбнулась я.
— Может, домой поедешь?
— Нет. Дождусь, пока Влад очнется после наркоза.
Гера хотел поспорить, но, заметив, как я упрямо поджала губы, покачал головой.
— Что у него?
— Сильное сотрясение, куча ссадин, вывих и сложный перелом. Говорят, глаз чудом не потерял, — я немного помолчала и тихо спросила: — Гер, он что, вообще не сопротивлялся? Или Тихомиров на ринг дубинку принес?
Мицкевич замялся.
— Гер?
— Не знаю, Алис, — сдался он. — Наверное, он хотел быстрее закончить бой и поехать к отцу. А Тихомиров пронюхал и с садистским удовольствием оттягивал нокаут. Другого объяснения у меня нет.
Будь у меня чуть больше сил, я бы снова заплакала. Больничный запах вдруг показался нестерпимо резким, и захотелось выйти на воздух, но ноги не держали. Откуда-то потянулся сквозняк и принес с собой запах хлорки. Грохнуло железное ведро, и к нам, тяжело шаркая, подошла санитарка.
— Ноги поднимите, — недовольно буркнула она. — Расселись.
Гера послушно оторвал от пола ноги, а я все-таки заставила себя встать и поплелась к выходу.
— Пойдем. Подышим, — устало попросила я удивленного Мицкевича.
Игнорируя недовольное шипение санитарки, парень кивнул и догнал меня.
На улице пахло свежестью после ночного дождя, прохладный воздух вынуждал ежиться. Небо только начинало светлеть. До рассвета еще не меньше часа. Людей вокруг не было, а из звуков до нас доносились только редкое пение птиц и далекий вой сирены. Территория больницы утопала в зеленых деревьях, на ветвях которых уже появлялись редкие желто-красные листья. Осень входила в свою стихию. Дожди лили чуть ли не ежедневно, и с каждой ночью становилось холоднее.
Мы выбрали сухую лавочку под навесом еловых веток и присели. Гера галантно предложил мне куртку, но я отказалась. Я, по крайней мере, в водолазке и пиджаке с длинным рукавом, а вот у Мицкевича под курткой виднеется лишь майка.
— Ты дозвонилась до его отца? — спросил друг.
Я почти задремала, то и дело передергиваясь от холода, но встрепенулась, услышав вопрос.
— Он сам мне позвонил, — отозвалась я, стараясь, чтобы зубы не стучали друг о друга громко, — с другого телефона. Сказал, что на даче. А его мобильник украли сегодня утром, поэтому не смог дозвониться до Влада.
Гера присвистнул.
— Все так серьезно? — парень ошеломленно потирал горбатую из-за нескольких старых переломов переносицу. — Они так тщательно все спланировали?
Я пожала плечами:
— Может, и совпадение. Но слабо верится.
Мицкевич согласно кивнул.
— Ты сказала ему, что Влад в больнице?
— Нет, — я взволнованно мотнула головой, — у дяди Саши больное сердце. Романов меня бы убил. Я сказала, что был тяжелый бой, а теперь он отдыхает.
Гера снова понимающе замолчал, а я вздрогнула, когда за шиворот с еловой лапы упало несколько ледяных капель. С каждой минутой становилось светлее. Кажется, мы оба задремали, потому что, когда рядом раздалось тактичное покашливание и я распахнула глаза — солнце уже показалось над горизонтом.
— Вы ждали, пока закончится операция Романова? — высокая грузная медсестра в серой вязаной кофте поверх халата выжидающе смотрела на нас.
— Мы, — я вскочила, забывая про сон.
Гера потер глаза и кивнул.
— Все нормально, — черты сурового лица женщины неожиданно смягчились, губы тронула утешающая улыбка. — Перевели в палату. Спит.
— А можно к нему?
— Часы посещения висят у входа. Приходите к восьми.
Я судорожно выдохнула и опустилась обратно на скамейку. Хотелось спорить и упрашивать женщину, чтобы пустила меня к Владу прямо сейчас, но слова не шли.
— Наблюдала я за тобой, девочка, — неожиданно вздохнула медсестра, положив мне на плечо тяжелую руку. — Иди. Но, если что, ты зашла самовольно. Я тебя не видела.
Не в силах поверить удаче, я снова вскочила и быстро закивала.
— И не реви. Все с твоим парнем нормально будет.
Я не стала разубеждать милосердную женщину в иных связях между мной и Владом. Искренне поблагодарила ее, обняла Геру на прощание и бросилась ко входу, поскальзываясь на сырой после ливня земле.
Домофон приветливо запищал. Тяжелая стальная дверь открылась, пропустив в знакомый с детства подъезд. Едва переставляя ноги, я поднималась по лестнице, устало замечая, что ничего не изменилось — те же горшки с фиалками на подоконниках лестничных пролетов, те же прозрачные пыльные занавески, та же потрескавшаяся зеленая краска на бетонных стенах и тот же запах сырости из подвалов. Только обычно я поднималась на четвертый этаж быстро, почти бегом, а сейчас обессиленно ползла, цепляясь за пластиковые перила.
Вчерашний день и сегодняшняя ночь выпили меня до дна, но мама не хотела ничего слушать и заставила явиться на внеплановый семейный обед. Вдоволь высказав по телефону обиду за долгий и «невежливый» ответ, она заявила, что нас ждет чрезвычайно важный разговор. Все попытки перенести его на другой, более удачный день, закончились провалом.
Стоило переступить порог квартиры, и на меня тут же налипла духота. Мама никогда не любила сквозняки, поэтому окна открывались разве что раз в полдня, и то ненадолго. В воздухе витали аппетитные запахи тушеного мяса и свежей сдобы, от которых живот голодно заурчал. Пачка печенья, подаренная добросердечной медсестрой, была давно съедена и не замечена желудком.
— Мам! — я сбросила ботинки в тамбуре и захлопнула за собой входную дверь, с наслаждением ступая по ворсистому ковру. — Я пришла!
— Алиса! — мама выскочила из кухни.
Ее идеально покрашенные светлые волосы лежали в мастерской укладке, грамотный макияж зрительно молодил, хотя мама и без него всегда выглядела младше своего возраста, кухонный фартук был повязан на красивое выходное платье. Мама купила его недавно, планируя провести отпуск с папой в столице, посещая театры, кино и прочие заведения высокой культуры.
— Ты чего? — я удивленно замерла. — Ты собралась куда-то? Зачем меня тогда позвала?
Мама в ответ рассматривала меня с ужасом и даже заговорить смогла не сразу. Потом сорвалась с места, схватила за локоть и потащила в комнату. После моего переезда родители ничего там не меняли. Мы жили на разных концах города, но я была частым гостем, несмотря на постоянные конфликты. Главный из них был основан на банальной теме, которую мама снова завела, как только захлопнулась за спинами дверь.
— Алиса, как ты выглядишь? Ты видела себя? Ты так шла по городу? Господи, стыд какой, что люди подумают? — мама странно шипела.
Казалось, она хочет повысить голос, но сдерживается. От возмущения она размахивала деревянной лопаткой, зажатой в правой руке, а я нахмурилась:
— У нас что, гости?
— Гости! — шепотом рявкнула она. — А ты выглядишь хуже, чем подросток после пьянки! Алиса, переодевайся и приведи лицо в порядок! Немедленно!
Я привычно пропустила мимо ушей обидные слова и перегородила маме дорогу, когда она почти бегом бросилась в коридор.
— Кто там?
— Костя и его родители! — рявкнула она, но понизила голос, испуганно оглянувшись: — Мальчик с иголочки оделся! Цветы и тебе, и мне принес, ждет тебя уже два часа, а ты сначала шляешься непонятно где, а потом являешься в таком виде!
— Мама, я тебе объяснила по телефону, — обычно я была сдержаннее, но усталость уничтожила терпение, — я всю ночь провела в больнице. Слышишь меня? Всю ночь. Влад серьезно пострадал, я чуть с ума не сошла!
Я закатила глаза и неосторожно положила сумку на дубовый комод, задев несколько ярких баночек с косметикой. Одна из них упала и покатилась по полированной поверхности.
— Я сто раз тебе говорила не таскаться за ним, — мама гневно сложила на груди руки. — Увязалась за ним с детства, а он тобой как глупой дурой играет! Алиса, тебе замуж пора! 25 лет, сколько можно? Даже не спорь со мной, переодевайся сейчас же и красься!
Баночка достигла края и рухнула вниз. Я поймала ее на лету, осторожно поставила на место и двинулась к белому дивану у стены, крепко сжав кулаки и уговаривая себя не повышать голос.
— Я тысячу раз тебе говорила, что не хочу замуж, — произнесла я ровно, хотя хотелось закричать.
— Хочешь, — непреклонно заявила мама. — И Костик — идеальный вариант. Все, дочь, хватит спорить. Приводи себя в порядок и выходи. Я попытаюсь пока хоть что-то придумать, чтобы оправдать тебя перед его родителями. Стыда не оберешься...
Она недовольно цыкнула и вышла, а я рухнула в мягкие подушки дивана и зарылась руками в волосы. Как же хочется спать.
Снова завибрировал телефон. Я со стоном потерла лицо и села, доставая его из кармана.
«Лис, я в самолете. Ночью буду в аэропорту, завтра утром доберусь до города. Не смог дозвониться ни тебе, ни Владу. Передай ему, пусть готовит нервы и печень, пеките каравай и ждите».
Я моргнула, перечитала текст еще раз, а потом забыла про сон и усталость. Не веря собственному счастью, посмотрела на имя абонента и едва не завизжала.
— Алиса, ты все еще не переоделась?
Маме стоило всего на мгновение появиться в двери, и окружающий мир, что приобрел насыщенные краски из-за новости о возвращения Вани, снова посерел.
Я перестала улыбаться и откинулась на спинку дивана.
— Я не пойду, — сама не ожидала, что смогу произнести это вслух.
Вернувшись домой, я позвонила на работу, попросила пару отгулов, отправила Владу сообщение, что смогу навестить его только завтра, насыпала Снежку корм и без сил повалилась на кровать. Даже пушистое покрывало не сняла — сон сморил, стоило на секунду прикрыть глаза.
Проснулась ночью из-за нехватки воздуха. От духоты мутило, пришлось вставать, чтобы открыть окно. По пути едва не разбила нос, споткнувшись в темноте о мешковатый пуфик у кровати. Распахнула створку и с наслаждением втянула промозглый свежий воздух.
Туман в тяжелой голове немного рассеялся. Я включила настольную лампу, разобрала, наконец, кровать и отправилась в душ. Спустя полчаса, чистая и раскрасневшаяся от горячей воды, вернулась в наполненную прохладой комнату. Натянула пижаму с длинным рукавом, выключила свет и забралась под тяжелое одеяло. Почти уснула, когда почувствовала, как под руку пробрался Снежок. Тяжело вздохнула и снова провалилась в исцеляющий сон.
Казалось, я только прилегла, но когда открыла глаза снова — белые часы на стене уже показывали полдень. Я сонно моргнула и попыталась понять, что меня разбудило. Лишь спустя несколько долгих секунд до затуманенного разума начали доноситься звуки — в дверь кто-то упрямо звонил.
Снежок, пригревшийся под боком, оторвал от лап усатую морду и навострил уши.
— Тоже гостей не ждешь? — я ласково потрепала кота по голове.
Тот лизнул мне ладонь и снова уткнул нос в лапы, а мне пришлось вылезать из-под одеяла.
За ночь комната остыла. Плечи тут же покрылись мурашками, а холодный линолеум обжег босые ступни, но искать тапочки было лень. Заранее не испытывая к гостю трепетных эмоций, я с ворчанием открыла дверь и в то же мгновение оказалась в крепких объятьях. Я вдохнула горький запах сигарет и знакомого древесного парфюма, а голос, по которому я до смерти скучала, забасил на ухо:
— Лис!!
— Ванька! — я мгновенно забыла про сон. — Ванька вернулся!!
Друг радостно расхохотался и отстранил меня от себя, удерживая за плечи и осматривая с ног до головы. Да уж, выглядела я после сна и в смешной пижаме в цветочек наверняка комично, в отличие от парня. Высокий, подтянутый блондин с удивительно правильными чертами лица, ярко-голубыми глазами, глубоким голосом и чуть вьющимися волосами в любой пижаме оставался неотразимым. Девчонки сворачивали шею, когда Никитин проходил мимо, а стоило ему очаровательно улыбнуться — пропадали окончательно.
Помню, когда мы только начинали дружить, Ваня искренне удивлялся, почему я не оказываюсь в плену его сногсшибательной харизмы. Любвеобильный парень не питал ко мне романтических чувств, но был искренне обескуражен отсутствием их у меня. Правда, быстро раскусил, уже через пару месяцев поняв, что я по уши влюблена в лучшего друга. Не зря после школы пошел учиться в медицинский на психотерапевта — его способность видеть людей всегда поражала.
— А ты все не меняешься, — я не выдержала и снова бросилась другу на шею.
Впервые за два дня я вдруг почувствовала себя счастливой и удивительно спокойной. Радостно рассмеялась и обняла его еще крепче, насколько позволяли силы.
Никитин появился в нашем с Владом тесном мирке в средней школе и навечно там остался. В первый учебный день учительница решила помочь новенькому влиться в коллектив и посадила ко мне, а Романова вынудила пересесть. Влад тогда очень разозлился, и между ребятами разгорелся конфликт, который уже через полгода окончательно превратился в крепкую дружбу.
Сколько себя помню, всегда потешалась, когда Влад и Ваня находились рядом. Если первый вечно носил спортивные костюмы и был скорее похож на медведя из-за большой комплекции и взрывного характера, то второй рядом с ним напоминал сказочного, жутко обворожительного и непробиваемо спокойного эльфа.
— А ты все расцветаешь, Лис, — фыркнул мне в волосы Никитин, вызывая хохот своей наглой лестью, и со смехом пожурил: — Между прочим, я даже домой не зашел и десять минут стоял у тебя под дверью. Устал, как собака. Не хочешь покормить любимого друга?
Нам под ноги бросился узнавший Никитина Снежок, а я, наконец, отпустила друга из объятий и потянула за собой на кухню. Пока парень тискал кота, я собирала завтрак.
— А где Влад? — Ваня сидел на кухонном уголке и гладил мурчащего, будто трактор, Снежка. — Я вчера ему не дозвонился, и сегодня он трубку не берет. Дома тоже никого. К отцу, что ли, уехал?
Рука дрогнула. Кипяток, которым я заполняла кружку с растворимым кофе, брызнул на стол. Кот испуганно дернулся и спрыгнул, а Ваня встал и осторожно забрал у меня чайник.
— Лис, ты чего? — он поставил чайник на электрическую подставку, вытянул из цветастой коробки несколько бумажных салфеток и промокнул ими горячую лужицу. — Все в порядке?
— Влад в больнице.
Неожиданный приезд Вани подарил мне львиную дозу положительных эмоций, и, к своему стыду, на несколько мгновений я совсем забыла о двух прошедших днях. А теперь вспомнила, и улыбаться расхотелось.
Никитин стал серьезным:
— Соколова, что случилось?
Мой рассказ получался путаным, но Ваня всегда понимал меня с полуслова.
Удивительный человек. Я никогда прежде не видела, чтобы он яростно на кого-то злился или в гневе метался из угла в угол. Вот и сейчас, услышав про выходку Леры и ее последствия, у него лишь на мгновение недобро блеснули глаза.
Осеннее солнце слабело и с каждым днем убегало за горизонт все раньше. За разговором с Ваней я не заметила, как стемнело. На маленькой кухне горел теплый свет, прохладный ветер тревожил тюлевые занавески, а я куталась в серую вязаную кофту, грела руки о пузатую кружку и, открыв рот, слушала рассказы Никитина про жизнь в Берлине. Друг сидел на кухонном диванчике, с аппетитом уминал уже третью порцию подстывшего плова и в красках делился впечатлениями.
Мы разговаривали уже несколько часов с тех пор, как вернулись из больницы, и я совершенно забыла про время. Лишь случайный взгляд на встроенные в микроволновую печь часы заставил испуганно встрепенуться. Циферблат показывал половину седьмого, а значит, у Кости, что работал в крупной IT-компании, уже час назад закончился рабочий день. Судя по его угрозе, он как раз должен был подъезжать к моему дому. Днем я несколько раз пыталась дозвониться до Лешего, чтобы переубедить, но парень не брал телефон, а на все сообщения отвечал кратко и раздражающе твердолобо: «Я приеду вечером».
— Лис! — я вздрогнула, когда Никитин помахал ладонью перед глазами. — Ты слушаешь меня вообще?
— А? Да! Прости, я задумалась.
Я бросила еще один взгляд на часы и нервно закусила губу. Встречу Вани и Кости нельзя было допустить. Никитин точно потом расскажет Владу, а Романов может наворотить дел, узнав о дурацком предложении. Да и стыдно, если честно, за маму и абсурдность ситуации.
— Лис? — Ваня внимательно смотрел на меня. — Что такое?
Я пожала плечами и показательно зевнула.
— Устала просто. Вань, я заслушалась, забыла про время. Соскучилась ужасно.
Никитин покачал головой и насмешливо протянул:
— Хватит юлить, Соколова. Пытаешься меня выпроводить?
Кто бы сомневался. Разыгрывать спектакль перед Ваней бесполезно: он хорошо читает людей, а я плохо играю на публику. Но слова про то, что я безумно соскучилась, — были правдой. Сегодня вечером я впервые за полгода смеялась так непринужденно.
— Лис, — снова позвал Ваня. — Ты с утра странно себя ведешь.
— Ванька, честное слово, все хорошо, — я улыбнулась. — Просто устала. Завтра последний отгул, а с утра еще нужно съездить к Владу.
Врать другу было стыдно. Какие бы дела меня ни ждали, я никогда при других обстоятельствах не выставила бы его из квартиры. Да если бы не Леший, я бы наплевала на сон и слушала его всю ночь напролет.
Никитин понял, что я лукавлю, сложил на груди руки и прищурился. Я попыталась судорожно что-то придумать, но опоздала.
Трель звонка испугала уснувшего на подоконнике кота. Снежок взволнованно поднял голову и дернул усами. Я обреченно вздохнула, а Ваня отставил тарелку с пловом и подозрительно кашлянул.
Звонок повторился. Я с надеждой посмотрела на друга, будто бы ждала, что он убедит меня в нереальности происходящего, но Никитин только поторопил:
— Открывать не собираешься?
Пришлось плестись в коридор и молиться, чтобы Ваня не пошел следом.
Костя вошел в квартиру не сразу. Сначала появился огромный букет ярко-бордовых роз. От сладкого запаха и огромного количества крупных бутонов меня слегка затошнило. Не удивлюсь, если цветов было больше сотни. Парень не поскупился, чем заставил чувствовать себя еще более неловко.
Леший протиснул букет сквозь входной проем и только потом, сияя от гордости, зашел сам.
— Алисочка, это тебе! — от раздражения, которое звучало в его голосе несколько часов назад, не осталось и следа.
Костя протягивал мне цветы с таким видом, будто давал нищему пару миллионов долларов. Кажется, он ожидал, что я немедленно расползусь по полу лужицей и засыплю его благодарностями. Но я упрямо сложила на груди руки и отошла к большому обувному комоду в углу коридора.
— Зачем? — мой голос звучал сухо.
Я думала о том, что не хочу обижать Лешего, но он не понимал простых намеков, а на прямые слова реагировал резко.
— Что значит зачем? — вот и сейчас парень импульсивно дернулся.
Посмотрел на букет, потом на меня, перестал улыбаться и раздраженно поджал губы:
— Алиса, я выбирал этот букет для тебя. Я потратил свое время и деньги.
— Костя, мне от тебя ничего не нужно. Ни твое время, ни твои деньги, ни цветы.
— Алиса, я тебя люблю! — горячо воскликнул Леший.
Парень не первый раз признавался в своих чувствах, и каждый раз с тяжелым сердцем я отказывала ему. Но Костя игнорировал отказы и продолжал сводить меня с ума. Со временем я научилась не обращать на это внимания, но сцена с предложением — перебор. Пора было раз и навсегда разрушить замкнутый круг, пусть даже для этого придется поступить жестче, чем позволяла совесть.
Я устало потерла переносицу и покосилась в сторону кухни. Ваня не выходил, за что я была ему благодарна. Рассчитывать, что парень не слышит наш разговор, было глупо — двери на кухню не было, лишь полукруглая арка.
— Костя, я прошу тебя, — я постаралась, чтобы голос звучал твердо, — уходи. Если ты хотел поговорить об этом, то бесполезно. Я тебя не люблю, никогда не любила и не полюблю. И замуж я за тебя тоже не выйду. Поэт…
Конец ноября выдался особенно холодным. В центральном регионе уже лежал снег, а в приморском курортном поселке, куда я поехала в командировку, его еще не было. Зато был пронизывающий ледяной ветер, мерзко липнущая к волосам морось, ежечасные дожди и вязкая слякоть под ногами. Десять дней в таких погодных условиях тянулись бесконечно долго и уныло. Даже яркие, но пустые отели, которые мы ходили инспектировать каждый день, не радовали глаз. Уже три года я работала в сетевом туристическом агентстве, и нередкие поездки обычно радовали, но в этот раз я с нетерпением ждала возвращения домой.
Пока сидела в аэропорту в ожидании рейса, слушала музыку и лениво переписывалась с Владом. С того злополучного боя прошло больше двух месяцев. Сегодня другу наконец-то сняли гипс, и даже приближающийся суд с Давыдовым не омрачал его настроения. Влад вообще последние месяцы оставался на удивление позитивным. На все вопросы отвечал одно: что ни делается — к лучшему. Говорил, будто безумно рад, что Лера раскрылась сейчас, до того, как он сделал ей предложение или, что еще хуже, женился. Говорить-то говорил, но обиду скрыть не мог. Она появлялась в его глазах каждый раз, стоило затронуть эту тему.
А последнее время затрагивать ее приходилось часто. Тот бой принес Романову огромное количество проблем, и сломанная рука, на восстановление которой уйдет еще уйма времени, — не самая большая из них. Взять хотя бы Петра Давыдова. Он подал на Влада в суд за намеренно слитый бой и требовал неустойку. У Влада не было проблем с финансами, но сумма, которую пытался отсудить спонсор, поражала даже его. В договоре причиной выплаты неустойки значилась только неявка на состязание, поэтому Влад не стал соглашаться на перемирие, подключил юристов и подал ответные иски: за клевету — на Давыдова и за мошенничество — на Леру и Тихомирова. Расследование шло полным ходом, суд был назначен на конец декабря, и в стороне не удалось остаться даже мне. Все-таки я лично видела и слышала разговор Леры и Влада перед боем.
За перепиской с другом время пролетело незаметно. Влад развлекал меня, присылая фотографии Снежка, за которым присматривал. Романов заверял, что кот скучает по своей хозяйке так сильно, что отчаянно воет у окна, и в этом ему помогает сам Влад, потому что он тоже безумно соскучился. Я смеялась до слез, когда парень записал видео, где и правда сидел на полу у подоконника и заунывно выл. Правда, кот не подпевал, а осуждающе смотрел ему в макушку. В конце концов Снежок не выдержал, поднял лапу и съездил Владу по уху.
Весь полет, а затем и переезд на автобусе из соседнего города, где находился аэропорт, я спала. Ужасно уставшая и сонная, едва сдерживалась, чтобы не заснуть в такси, которое везло от автовокзала до дома. Смотрела на заснеженный город за окном и чувствовала невероятное облегчение. Больше не надо было прятаться от мерзкой мороси и, переходя дорогу, прыгать из лужи в лужу, выбирая ту, что помельче. Зиму я любила, и когда она, как в этом году, приходила раньше обычного, безумно этому радовалась.
Устало зевая, я попрощалась с таксистом и вышла из машины. В подъезде было тепло и уютно пахло едой. Кто-то жарил мясо, и мой живот отозвался на запахи громким урчанием. Я юркнула в тускло освещенный лифт, мечтая как можно быстрее оказаться в квартире, добраться до душа, разогреть замороженные котлеты, быстро перекусить и завалиться спать. Впереди два выходных, которые я могла с чистой совестью провести в кровати.
Темнота на лестничной площадке смутила. Сколько себя помню, проблем с лампочками прежде не случалось. Эта квартира раньше принадлежала бабушке: здесь я провела почти все детство и именно сюда переехала окончательно, как только исполнилось восемнадцать лет. И за все это время впервые столкнулась с перебоями света. Стараясь не обращать внимания на липкую тревогу, я достала из кармана телефон и включила фонарик. Створки лифта позади закрылись, и пространство окончательно погрузилось во мрак. С тяжелым гудением кабина двинулась вниз, а я выдохнула, успокаиваясь.
— Черте что, — пробубнила я себе под нос.
От звука собственного голоса стало не так страшно. Мысленно убедив себя, что ничего ужасного не происходит, а всякие странные звуки с лестницы — плод уставшего воображения, я подошла к двери и слегка дрожащими руками нащупала в кармане рюкзака ключи.
Вот только они не понадобились. На автомате я дернула ручку и похолодела — замок был не заперт.
Прежде никогда не замечала, что моя дверь так противно скрипит. Скрип наждачной бумагой прошелся по нервам. В горле резко пересохло.
Я ее закрывала. Я помню это совершенно точно. Никаких сомнений — я заперла дверь и несколько раз проверила замок, прежде чем уйти.
Я отпустила ручку и на подгибающихся ногах шагнула назад. Дверь, еще раз скрипнув, распахнулась, открывая обзор на погруженный во мрак коридор. Света не было. Я подняла дрожащую руку с телефоном выше. Луч фонарика скользнул по обшарпанным стенам подъезда и утонул в проеме прихожей, а я забыла, что нужно дышать.
Обувной комод перевернут, вся обувь в беспорядке валяется вокруг, ковер смялся и улетел к выходу из кухни. Прямо на нем, сваленными в одну большую кучу, лежат вещи из шкафа для верхней одежды, а мои любимые пушистые тапочки с ромашками придавило опрокинутой вешалкой.
Почему-то именно вид тапочек вызвал особый ужас.
Меня хватило ровно на пару секунд, а потом я бросилась вниз, игнорируя лифт и оставляя дверь распахнутой настежь. Подошвы глухо стучали о бетонные ступени, мелькали перед затуманившимся взглядом едва успевающие включаться лампочки с датчиками движений, холодные перила скользили под вспотевшими пальцами. Я неслась по лестнице, рискуя сломать себе шею. Вылетела из подъезда и побежала на освещенную детскую площадку. Едкая желтая краска на сдвоенных качелях и железной паутинке тускло светилась под лучом придорожного фонаря. Точно помню, что где-то здесь жильцы заставили коммунальщиков установить камеру — этот факт будил сейчас иллюзию безопасности.
— Дверь была открыта! Слышите меня? Открыта! Я своими глазами видела чертов шкаф, кучу одежды! Эти тапочки!
Упомянутая домашняя обувь улетела в дальний угол дивана, когда я пнула их в порыве злости. Успокоиться это не помогло. Я бегала из угла в угол и растирала по щекам слезы. Босые ступни утопали в ворсе ковра, что собрался крупными складками из-за моих метаний. Тяжелая штора дернулась — испуганный Снежок шмыгнул под ноги Ване, а потом на подоконник. Никитин примчался через полчаса после того, как Влад сообщил ему о произошедшем, и теперь угрюмо стоял в стороне и молчал.
— Я до смерти перепугалась, когда увидела! — Я неловко ударилась коленом о широкий подлокотник дивана и всхлипнула: — Побоялась, что внутри могут оказаться воры! Побежала вниз и не закрыла ее, слышите? Я оставила дверь распахнутой! Клянусь!
— Лис, уймись!
Влад перекрыл мне дорогу и взял за плечи. Ощутимо встряхнул, но это лишь разозлило сильнее.
— Пусти! — я несдержанно рявкнула. — Влад, отпусти меня, сейчас же!
Последний раз я кричала на Романова при нашей первой встрече, когда мы поссорились из-за единственных на площадке детского сада качелей. Не думала, что настанет момент, когда я снова повышу на него голос.
Мир словно сошел с ума, а я вместе с ними.
Романов не отпустил меня. Еще раз несильно встряхнул и твердо произнес:
— Алиса, успокойся. Мы все выясним.
Ну вот. Я кричала на него последний раз в сопливом детстве, а он едва ли не впервые назвал меня Алисой. Прозвище «Лис» намертво прикрепилось еще в младшей группе, потому что маленький Романов не мог выговаривать имя полностью. Ну, или просто ленился.
Отчаяние царапнуло сердце. Я с силой вцепилась ногтями в предплечья Влада, пытаясь заставить его разжать пальцы.
— Что мы выясним? — Даже не хочу представлять, какой истеричкой выглядела со стороны. — Что выясним, Влад? Как полиция? Серьезно? Мне выписали штраф за ложный вызов! Они приняли меня за сумасшедшую!
Романов глубоко вздохнул и попытался притянуть меня к себе, но я с силой уперлась ладонями в его грудь, едва не порвав тонкую светлую футболку.
— Лис…
— Ты же психолог! — все еще пытаясь вырваться из рук Романова, я повернулась к Ване: — Что, хочешь сказать: диагноз налицо?
— Ну, во-первых, — Никитин сложил на груди руки, — я – психотерапевт. А за такими диагнозами тебе к психиатру.
Парень пытался разрядить обстановку, но слишком уж серьезным было выражение его лица, а я была слишком взбудоражена, чтобы реагировать на безобидную шутку. Услышав его слова, я отчаянно взвыла. Влад скривился, когда мои ногти с новой силой вцепились в его кожу, и наконец отпустил. Я метнулась к дивану и упала в подушки. Дрожащими ладонями закрыла пылающее лицо и с силой закусила губу.
— А во-вторых, — голос Вани зазвучал ближе. Парень подошел и осторожно присел рядом. Плеча коснулась теплая ладонь и успокаивающе погладила, — Алиса, тебе сейчас нужно успокоиться. Слышишь меня? У тебя истерика.
Ваня был прав. Меня колотило так сильно, что я боялась искрошить друг о друга зубы. В груди бился страх, который превращался в нервный гнев. Я точно знала, что пожалею о несдержанности, но ничего не могла с собой поделать.
— Вань, я не сумасшедшая, правда, — я оторвала лицо от ладоней и повернулась к другу.
Ваня успокаивающе улыбался и продолжал гладить меня по плечу. Теплый взгляд тушил клокочущую ярость, и в его глаза я смотрела с невыносимой надеждой. Казалось, только от его дальнейших слов зависит, поверю ли я сама себе.
— Я знаю, Лис, — Никитин осторожно щелкнул меня по носу, — и никто не называет тебя сумасшедшей.
Зря я надеялась. Ваня сказал то, что я жаждала услышать, но легче не стало. Я сипло выдохнула и откинулась на спинку. Схватила белую подушку с длинным мягким ворсом и безжалостно сжала в руках. Ваня покачал головой, а Влад присел на корточки у моих ног.
— Лис, девочка моя, — его большие ладони накрыли мои дрожащие коленки и едва заметно сжали, — успокойся, пожалуйста. Я сам сейчас с ума сойду.
От ласкового обращения и проскальзывающих в его голосе ноток отчаяния в другой момент я бы, наверное, растеклась. Но сейчас ужас с жадностью прожорливого демона поглощал любые другие эмоции.
— Посмотри на меня, — теплые пальцы коснулись подбородка.
Я посмотрела и тут же окунулась в отчаянное беспокойство, темнеющее в глазах Влада. Руки обессиленно разжались, и подушка, кувыркнувшись, полетела на пол.
— Влад, я правда видела, — прошептала я едва слышно.
— Прекращай, — парень ласково провел большим пальцем по моей щеке.
Никитин вздохнул, а я, наконец, смогла разорвать болезненный зрительный контакт. Снова всхлипнула, посмотрела на Ваню, потом снова на Влада и тихо спросила:
— Ребят… Вы мне верите?
Повисшая пауза и тяжелые взгляды, которыми обменялись друзья, заставили меня похолодеть. Влад убрал руки от моего лица и снова положил на мои колени, словно хотел удержать, если я попытаюсь вырваться. Но после следующих слов Никитина я бы физически не смогла встать. Из-под ног словно пропал пол, когда парень медленно заговорил:
Впервые за долгое время из сна меня вырвал не надоевший звонок будильника в кромешной темноте, а ласковые солнечные лучи. Они приветливо щекотали ресницы, грели кончик носа и заставляли жмурить закрытые веки.
Я сонно потянулась, с трудом вытащив руки из-под тяжелого пухового одеяла. Наброшенный сверху плед сполз на пол, кожу царапнула прохлада — из открытого окна в комнату задувал легкий ледяной ветерок. Тяжелые шторы были распахнуты, и как только я открыла глаза, их тут же ослепило полуденное солнце. Голубое небо светилось редкой для позднего ноября чистотой.
Утро было бы до невозможности уютным и светлым, но стоило вспомнить о вчерашнем вечере, как все его яркие краски погасли. Тело пробила дрожь, и я медленно села. Подняла плед, укуталась в него, спустила ноги на пол, нащупала злополучные тапочки и побрела в комнату.
Когда ребята ушли, от пережитого шока, усталости и таблеток успокоительного я уснула прямо на диване. Если проснулась в комнате, да еще укутанная с головы до ног, то меня туда точно кто-то перенес. О моей любви спать с открытыми окнами, зарывшись в несколько одеял, знал только Влад, поэтому вид спящего в комнате друга меня не удивил.
Большой Романов не помещался на диване. Длинные ноги свисали над полом, спина неудобно извернулась, а руки парень сложил на груди. Я не стала будить его. Осторожно стянула плед с плеч, укрыла друга и присела на пол у дивана, уткнувшись подбородком в подтянутые к груди колени.
В зале было теплее, но легкий сквозняк, выдувающий из-под двери, холодил ступни.
Я чувствовала себя ужасно. Жгучий стыд за вчерашнюю истерику смешался с недоумением, а вот страх слабел. Произошедшее казалось далеким кошмаром, и я с трудом пыталась вспомнить хоть какие-то детали. Ничего не получалось. Сейчас, когда квартира тонула в свете солнечных лучей, ужас вчерашнего вечера потух, оставив лишь смутные воспоминания. Казалось, я не пережила сама те странные события, а просто посмотрела фильм и благополучно забыла его сюжет.
Я услышала, как Влад зашевелился. Оторвала лицо от коленей и повернула голову.
— Проснулась? — голос Романова охрип.
Он потер глаза и перевернулся на бок. Теперь его лоб почти прикасался к моему, поэтому я смущенно отвернулась.
— Прости меня… — говорить об этом было еще труднее, чем думать. — Влад, я такой ерунды вчера вам наговорила…
Я снова замялась и прижала к горящим щекам прохладные ладони. Романов сбросил плед и сел на пол рядом со мной.
— Лис…
— Чувствую себя последней истеричкой, — продолжала я глухо, — правда, Влад. Я так виновата перед тобой и Ваней.
На плечи легла горячая рука. Друг вздохнул и притянул меня к себе. Сердце стучало в ушах, а по коже бегали мурашки, и я совершенно не могла понять: из-за сквозняка или безумной близости Романова. Парень, видимо, подумал, что дрожать я начала из-за страха, потому что теснее прижал к себе и начал гладить по голове.
— Влад, — я отстранилась.
Мы всю жизнь были лучшими друзьями, но настолько близко к нему и в прямом, и в переносном смысле я ощущала себя нечасто. И эти эмоции сейчас казались лишними.
— Ты чего? — парень бережно провел ладонью по моей встрепанной макушке.
От обеспокоенного взгляда стало еще хуже, и я все-таки выбралась из его рук. Села на диван и обняла подушку, чтобы Влад не смог обнять меня снова. Удивительно, я до смерти этого хотела и не хотела одновременно.
— Влад, как думаешь, слова Вани вчера… Они могут быть правдой?
— Какие именно? — друг нахмурился, тоже пересел с пола на диван, но обнимать больше не пытался. Лишь положил руку на спинку, и я ощутила тепло его ладони рядом со своей шеей.
— Ну, что такое иногда случается, — я опустила голову. — Что это просто стресс. Что я устала, поэтому такое привиделось… Я же не могу быть сумасшедшей?
Последнее прозвучало с надеждой, а Влад вдруг разозлился.
— Лис! — он повысил голос, выдохнул и заговорил спокойнее: — Хватит называть себя чокнутой. Ты не сошла с ума. Ты же знаешь, Никитин — профессионал. Если он сказал, что такое бывает — значит, такое бывает. Ничего страшного не случилось. Слышишь меня?
Я послушно кивнула. В голове варилась каша. Оказывается, не доверять своим глазам — чертовски сложная задача. И чего я пыталась добиться вчера от Влада и Вани, если сама не могу разобраться: верю себе или нет? Вроде точно видела погром, но так же отчетливо видела идеальный порядок, когда мы уже поднялись с полицией.
Мелькнула мысль, что кто-то пытался зло пошутить, но я даже представить не могла, от кого могла заслужить настолько идиотский розыгрыш.
— Ты простишь меня? — я с надеждой подняла глаза на Романова.
Тот фыркнул и наклонился. Лба коснулись его сухие губы.
— Что ты себе придумала? — вздохнул он. — Мне не за что на тебя обижаться.
Я благодарно улыбнулась. Нужно обязательно извиниться перед Ваней и забыть все как страшный сон.
Решив так и поступить, я со стоном откинулась на подушки и прикрыла глаза, а наблюдающий за мной Влад покачал головой и поднялся.
— Иди в душ, я приготовлю завтрак.