Тень ассасина

Глава 1 История Ниры в каторжных шахтах

Нира стояла у входа в шахту, прикованная к группе других заключенных. Ее длинные белые волосы, некогда горделиво уложенные, теперь спутались и покрылись слоем серой пыли. Стройное, тренированное тело ассасина было облачено в грубую тюремную робу, а руки сковывали тяжелые железные кандалы, звенящие при каждом движении.

Человек в черном плаще двигался уверенно и спокойно, его капюшон постоянно колебался, скрывая черты лица в тени. Хватка на руке Ниры была железной – очевидно, он знал, с кем имеет дело. Каждое его движение выдавало опытного воина: плавные, расчетливые жесты, внимательный взгляд, постоянно сканирующий окружающее пространство.

Они поднимались по витиеватой лестнице, спускались в узкие переходы, поворачивали в бесчисленных ответвлениях коридоров. Нира чувствовала, как с каждым поворотом её внутреннее чувство направления начинает сбоить. Она знала: даже если удастся вырваться, выбраться отсюда самостоятельно будет практически невозможно.

"Интересно, – думала Нира, пока стражники вели её по очередному извилистому коридору, – зачем им так тщательно скрывать место назначения? Неужели они боятся, что я запомню путь?"

В воздухе витал слабый запах соли и сырости. Где-то вдалеке слышался стук кирок и приглушенные крики работающих в шахтах заключенных. Этот звук служил постоянным напоминанием о том, что даже здесь, в административном здании, они не далеко от тех ужасных подземелий.

Коридор тянулся бесконечно, его стены словно растворялись во мраке впереди. Тусклые факелы на стенах отбрасывали дрожащие тени, создавая причудливый танец света и тьмы. Звук их шагов действительно тонул в плотной тишине, нарушаемой только редким капанием воды где-то вдалеке.

Провожатый Ниры действительно был высоким и стройным, его фигура в черном плаще казалась почти призрачной в полумраке коридора. Капюшон был надвинут так низко, что скрывал не только черты лица, но и большую часть подбородка. Каждое его движение было плавным и расчетливым, словно он знал, что за ним наблюдают.

Когда незнакомец обернулся к Нире, в его глазах на мгновение отразился свет факелов, но выражение лица оставалось скрытым. Его взгляд, казалось, пытался проникнуть в самую душу, но Нира лишь слегка приподняла бровь и усмехнулась – эта игра в прятки не производила на неё никакого впечатления.

В ответ на её усмешку провожатый тотчас отвернулся, но хватка на её руке стала железной. Пальцы, затянутые в черную ткань плаща, впились в кожу, словно когти хищника. Этот жест выдавал в нем не только воина, но и человека, привыкшего к власти над другими.

"Думаешь, такие детские трюки меня испугают?" – мысленно усмехнулась Нира, разглядывая его напряженную спину. "Ты еще не знаешь, с кем связался, таинственный незнакомец."

Коридор все не кончался, а тишина давила на уши, создавая ощущение, будто они идут не просто по коридору, а сквозь время и пространство, в место, откуда нет возврата.

Когда человек в черном представился Рич Грей капитан королевской гвардии, Нира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Но она тут же взяла себя в руки, выпрямив спину и вскинув подбородок. Её глаза, привыкшие к мраку шахт, внимательно следили за каждым движением провожатого.

"Меня не запугать," – мысленно произнесла она привычную мантру, которую повторяла каждое утро, просыпаясь в сырой постели. Эта фраза стала её щитом, её оружием против отчаяния и безысходности.

Два года каторги закалили её характер. Она видела, как ломались другие заключенные, как их дух медленно умирал под тяжестью кандалов и кнутов надзирателей. Но не она. Нира научилась находить силу даже в слабости, достоинство – в унижении, свободу – в оковах.

Капитан королевской гвардии Рич Грей. Это звание звучало угрожающе, но Нира лишь крепче сжала кулаки под складками робы. Она знала: этот человек не просто так пришел за ней из шахт. В его глазах читался интерес, который пугал её больше, чем любая пытка.

"Что тебе нужно?" – мысленно спрашивала она, разглядывая его прямую спину и черный плащ. "Зачем ты вытащил меня из шахты? И что скрывается под этим капюшоном?"

Её разум работал быстро, перебирая варианты. Она не могла позволить себе поддаться любопытству или страху. Каждый шаг по коридору приближал её к неизвестности, но Нира знала: что бы ни ждало её впереди, она должна оставаться непоколебимой.

"Меня не запугать," – повторила она про себя, чувствуя, как внутри разгорается пламя решимости. "Меня можно согнуть, но не сломить."

В этих словах заключалась вся суть её существования последние два года. И сейчас, когда судьба привела к ней капитана королевской гвардии, она была готова доказать это как никогда прежде.

Нира бросила взгляд на его ладонь, обтянутую кожаной перчаткой — такой же чёрной, как её чумазое лицо. Её собственная рука, грубая от тяжёлой работы в шахтах, резко контрастировала с ухоженной ладонью капитана.

Свободной рукой она поправила свой рваный, грязный комбинезон и закусила губу, сдерживая возглас удивления. Перед ней раскинулось небо — бескрайнее, голубое, с пушистыми облаками, которые казались почти нереальными после двух лет работы под землёй. Солнечный свет ослепил её глаза, привыкшие к полумраку шахт. Она щурилась, пытаясь впитать каждую деталь этого прекрасного зрелища.

Корка грязи на её лице скрывала не только пугающую бледность, но и следы былой красоты. Когда-то Нира Родас была известна своей грацией и утончёнными чертами лица. Теперь же она была похожа на тень себя прежней, но в её глазах по-прежнему горел неукротимый огонь.

Они свернули в другой коридор, и Нира не могла оторвать взгляд от меча капитана. Клинок, искусно сделанный оружейником, отражал солнечный свет, создавая причудливые блики на стенах. Особенно её внимание привлёк эфес в виде парящего дракона — золотой, с искусно выполненными крыльями, которые словно замерли в полёте.

Заметив её пристальный взгляд, Рич опустил руку на золотистую драконью голову, словно давая понять, что заметил её интерес. Нира усмехнулась — не от страха, а от любопытства.

— Капитан, вы проделали долгий путь из Короналя, — прочистив горло, сказала она. — Наверное, пришли вместе с армией? Мы тут кое-что слышали.

Её голос звучал ровно, но в нём проскальзывали нотки интереса. Она знала, что события в мире не стоят на месте, и появление капитана королевской гвардии здесь, в шахтах, могло означать только одно — грядут большие перемены.

Нира Родас впилась взглядом в темноту капюшона, но увидела лишь непроницаемую тень. Однако она остро ощущала, как глаза Ричарда, словно два острых клинка, оценивающе впивались в неё. Её не дрогнувший взгляд ответил ему тем же — холодный, пронзительный, не выдающий ни единой эмоции. В глубине души она признала: капитан королевской гвардии мог бы стать достойным противником в битве .

Внезапно Ричард поднял правую руку, и его чёрный плащ слегка распахнулся, открывая вид на изысканный мундир. Нира успела заметить вышитую золотом виверну — ту же самую, что красовалась на королевском гербе и печати. Символ власти, казалось, мерцал в полумраке, словно живой.Она была вышитая золотом ,вивьерна — древнее мифическое существо, разновидность дракона с двумя крыльями и одной парой лап.Его чешуйчатое тело извивалось в грациозном движении, а крылья были расправлены в величественном полёте. Особенно впечатляла голова существа — с острыми клыками и проницательным взглядом рубиновых глаз, которые, казалось, следили за каждым движением наблюдателя.

Мастерство вышивальщицы было настолько велико, что виверна выглядела почти живой. Золотые нити, использованные для создания символа, поблескивали в полумраке, создавая иллюзию движения. Когда капитан делал шаг, изображение словно оживало, и виверна будто поворачивала голову вслед за взглядом того, кто смотрел на неё.

Этот королевский символ власти не просто украшал мундир — он служил напоминанием о силе и могуществе королевской династии. Каждая деталь вышивки — от мельчайших чешуек до острых когтей — была выполнена с поразительной точностью, делая изображение поистине завораживающим.

— Тебе-то что за дело до Корональской армии? — парировал капитан своим глубоким, резонирующим голосом.

Нира почувствовала, как уголки её губ приподнялись в едва заметной улыбке. Приятно было услышать в его голосе ту же стальную невозмутимость, что и у неё. Но она не обманывалась — располагающий голос не делал Рича менее опасным противником.

— В общем-то, никакого, — ответила она, небрежно пожимая плечами. Движение вышло грациозным, несмотря на грязный комбинезон. В её голосе звучала лёгкая насмешка, а в глазах — вызов. Она не собиралась показывать слабость перед этим человеком, кем бы он ни был.

Их взгляды снова встретились в безмолвной дуэли, и Нира знала: это только начало их противостояния.

Глава 2

Из окон открывался вид на мрачный внутренний двор, где нескончаемая вереница измождённых узников, пошатываясь от усталости, брела к убогим деревянным баракам. Их шаги, отягчённые тяжёлыми кандалами, отзывались глухим металлическим эхом, словно погребальный звон. Кто-то, не выдержав нагрузки, охал и падал, но стражники безжалостно волокли их дальше.

Под землёй, в соляных копях, узники выводили жуткие монотонные песни — единственную возможность выразить своё отчаяние. Эти песни, словно погребальные плачи, разносились по штольням, смешиваясь с лязгом кирок о камень. В них не было ни мелодии, ни ритма — только боль и усталость, превращённые в звук.

Время от времени воздух рассекал характерный свист хлыста — предвестник новой вспышки боли. Один из стражников, наслаждаясь своей властью, выбрал жертву: с размаху опустил плеть на спину согнутого работника. Взвыв от боли, тот рухнул на колени, но тут же получил новый удар — уже по спине. Кровь просочилась сквозь порванную рубаху, капая на соль.

Штромкампа каторга была последним пристанищем для самых опасных преступников, нищих подданных и пленных из покорённых стран. Здесь их лишали не только свободы, но и человечности. Каждый день начинался с того, что стражники, ухмыляясь, подсчитывали выживших, а заканчивался перекличкой, во время которой особенно медлительных били прикладами. Тела здесь изнашивались быстрее, чем одежда, а души черствели быстрее, чем высыхала соль на камнях.

В этих стенах человеческая жизнь ценилась меньше, чем кусок руды, а смерть была единственным желанным избавлением от нескончаемого кошмара.

Но не все каторжники были убийцами или безнадёжными должниками. Кого-то сюда привели занятия магией. Правильнее сказать, попытки ею заниматься, ведь в пределах королевства магию давно искоренили. Инквизиторы рыскали по городам и деревням, выискивая малейшие признаки волшебства. Любой, кого подозревали в колдовстве, немедленно подвергался допросу с пристрастием, а затем отправлялся сюда, в недра горы, где когда-то добывали соль.

А в последнее время ряды каторжников всё больше пополнялись за счёт пленных, в основном уроженцев Эвервуда. Их страна ещё продолжала сопротивляться Корональскому владычеству. Нира жаждала новостей и закидывала новых узников вопросами, пытаясь узнать хоть что-то о происходящем за пределами этих стен.

Увы, люди глядели на неё пустыми глазами и молчали. Их уже успели сломить. В их взглядах читалась такая безысходность, что у Ниры сжималось сердце. Они словно превратились в живые тени, лишённые воли и желания жить.

Нира содрогалась, представляя, что пережили они, попав в руки Корональской армии. Наверняка их пытали, унижали, ломали их дух день за днём, пока от былой гордости не осталось и следа. "Лучше бы им умереть в бою," — думала она с горечью, — "чем превратиться в это..."

В ту ночь, когда её предали и взяли в плен, она действительно предпочла бы быструю смерть Штромкампской каторге. Её переполняло разочарование в тех, кто посмел назвать себя друзьями, а затем продал её за несколько монет. "Пусть я здесь, но мой дух они не сломят," — думала она, сжимая кулаки, — "в отличие от этих несчастных, я не собираюсь сдаваться.

Однако сейчас, идя по ярко освещённому коридору, Нира думала совсем о другом. Неужели её всё-таки повесят? От этой мысли внутри всё сжималось, словно её обвивали змеиные кольца, и подступала тошнота. Но даже в этот момент она не позволяла страху взять верх. "Если суждено умереть," — думала она, — "то пусть это будет в бою, а не на виселице." Её взгляд оставался твёрдым, а спина — прямой, несмотря на тяжесть кандалов.

Слишком важной преступницей была Нира, раз казнь поручили не кому-нибудь, а капитану королевской гвардии. В этом была своя логика — она заслуживала особого внимания высшего командования. Но что-то здесь было не так. "Зачем он привёл меня в это здание?" — размышляла она, внимательно наблюдая за каждым движением капитана. — "Обычная казнь проводится на площади, чтобы все видели. Здесь что-то другое..."

Наконец они остановились перед дверями. Створки из золотистого стекла были настолько толстыми, что Нире не удалось ничего разглядеть. Капитан Грей слегка кивнул стоящим у входа караульным, и те приветственно ударили древками пик о пол с глухим, почти ритуальным звуком. Их доспехи блеснули в свете канделябров, а на пиках заиграли отблески пламени, создавая причудливую игру света и тени.

Нира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что ждало её за этими дверями? Новая камера? Зал суда? Или что-то похуже? Она крепче сжала кулаки, готовясь ко всему. "Что бы ни было впереди," — подумала она, — "я встречу это с высоко поднятой головой.

Капитан резко дёрнул Ниру за руку, с такой силой, что на запястье наверняка останутся синяки. Его хватка была железной, безжалостной — словно клещи хищной птицы. От боли она стиснула зубы, но не издала ни звука.

Однако ноги Ниры словно вросли в каменный пол, превратившись в два столпа из чёрного мрамора. Её сопротивление было таким мощным, что от рывка она едва не потеряла равновесие, но устояла. В её позе читалось упрямое нежелание поддаваться.
— Ты никак хочешь остаться в соляных копях? — спросил капитан с лёгким удивлением, но в его голосе звучала насмешка. Он развернулся к ней полубоком, и в свете канделябров блеснула золотая нашивка на его плече.
— Я бы не противилась, если бы знала, что меня ждёт, — ответила Нира, вскинув подбородок. В её глазах горел вызов, а голос звучал твёрдо и гордо. — Но пока я не вижу ничего, кроме издевательств.
— Потерпи. Скоро узнаешь, — бросил капитан, его голос прозвучал как приговор. Он снова дёрнул её за руку, на этот раз с ещё большей силой, но Нира была готова к этому.

У Ниры взмокли ладони. Значит, её всё-таки решили казнить. Эта мысль пронеслась в голове, как холодный ветер. "Они думают, что могут сломить меня?" — думала она, чувствуя, как внутри закипает ярость. — "Пусть даже не надеются. Я умру с высоко поднятой головой, как королева, а не как покорная овца." Её сердце билось ровно, несмотря на страх, а в глазах горел огонь непокорности. Она была готова ко всему, что ждало её впереди.

Глава 3

Нира по-кошачьи зашипела и оскалила зубы, демонстрируя всю свою звериную ярость. Медленно, с презрительным достоинством, она повернула голову, чтобы получше разглядеть коленопреклоненного негодяя. Её взгляд, полный арктического холода, впился в стражника, словно лезвие кинжала.

По комплекции он был почти таким же, как её надсмотрщик – массивный, но неповоротливый. Красно-оранжевое одеяние, словно выцветший закат, идеально соответствовало его пунцовой физиономии и жидким рыжим волосенкам, которые прилипли к черепу, как мокрые соломинки. Маленькие чёрные глазки, похожие на бусинки, хищно сверкали, а грубая рука продолжала сдавливать её шею, пытаясь сломить её волю.

Нира презрительно усмехнулась про себя. Она видела его насквозь – неуклюжего, самоуверенного глупца, который полагался только на грубую силу. Если бы ей удалось чуть-чуть продвинуть правую руку, она бы одним плавным движением опрокинула это чудовище и завладела его мечом, превратив его оружие против него самого.

Но проклятые кандалы врезались в её живот, оставляя болезненные следы на коже. От собственной беспомощности и нахлынувшей ярости её лицо тоже побагровело, но не от страха, а от сдерживаемой силы. В венах закипела кровь лучшего ассасина-женщины, обученной искусству незаметного убийства с детства. Каждый мускул напрягся, готовый к действию, разум просчитывал сотни вариантов атаки, даже находясь в оковах.

Её глаза горели неистовым огнём – огнём ярости, гордости и непокорности. В этот момент она была похожа на дикую кошку в ловушке – опасную, смертоносную и абсолютно неукротимую. Даже в этой унизительной позе она оставалась воплощением силы и независимости, готовой использовать любой шанс, чтобы вырваться на свободу.

"Я не понимаю," — произнес он голосом, в котором звучала сталь, скрытая под бархатом. "Почему ты силой заставляешь людей кланяться? Ведь поклон — жест преданности и уважения, а не инструмент принуждения." Его слова эхом разнеслись по залу, наполняя воздух невидимой властью.
От слов принца веяло такой скукой, что она почти осязаемо повисла в воздухе. Казалось, он устал от подобных сцен, от показного раболепия и фальшивых поклонов. Его голос звучал как удар хрустального стекла о мрамор — холодно и безупречно.
Нира повернула голову, пытаясь увидеть его лицо, но её поле зрения загораживали черные кожаные сапоги, словно вросшие в белый мрамор пола. Она чувствовала, как её взгляд скользит по полированным носкам обуви, и в её мыслях проносились образы — кто же этот человек, говорящий с такой властью? Что скрывается за этим спокойным голосом?

— Герцог Трекмет, — продолжил принц, и в его голосе зазвучала явная сталь, — мне известно, как ты почитаешь меня. Но вряд ли стоит прилагать чрезмерные усилия, заставляя Ниру Радос разделить твое мнение. Мы с тобой прекрасно знаем, что она не пылает любовью к моей семье. Полагаю, этим жестом ты намеревался унизить её, показать своё превосходство.
Его слова падали как камни, каждый удар отзывался в зале. Принц говорил с властью, привыкшей к повиновению, с силой, не нуждающейся в демонстрации.
Принц умолк. Нира почувствовала на себе его взгляд — не презрительный, как она ожидала, а изучающий, почти с долей восхищения. Он смотрел на неё так, словно видел не просто непокорную пленницу, а равного противника, достойного уважения. В его глазах читалось понимание: перед ним не просто женщина, а сила, с которой придётся считаться.

Принц умолк, и Нира почувствовала на себе его взгляд – холодный, изучающий. Она не могла видеть его лица, но ощущала, как его глаза, словно два острых клинка, прорезают завесу её волос. В его взгляде читалось не просто любопытство – он видел в ней что-то большее, чем просто пленницу. Возможно, впервые за долгое время кто-то смотрел на неё не с презрением, а с каким-то странным интересом.
— Она сыта по горло подобными издевательствами, — произнёс принц с явным раздражением в голосе. Его слова звучали как приговор, каждое слово падало, словно камень на весы правосудия.
Наследный принц сделал паузу, затем спросил с нарочитой небрежностью:
— Знаешь, герцог, пока ты здесь занимаешься своими... гм... делами, казначей Корональского наверняка уже заждался. Не думаю, что его светлость будет рад такому долгому ожиданию. Тебе ведь известно, как он ценит своё время? Прямо как ты ценишь свои... хм... развлечения.
Принц сделал короткую паузу, его голос звучал теперь откровенно насмешливо:
— Кстати, ты ведь приехал якобы по важному делу? Так не будем заставлять уважаемого казначея томиться в ожидании. Уверен, он будет счастлив увидеть тебя прямо сейчас. Немедленно.

В его словах звучала неприкрытая издевка, а в глазах читалось явное презрение. Каждое слово было как толчок в спину, намекая герцогу, что его здесь более чем не желают видеть.Принц говорил спокойно, но в его спокойствии чувствовалась сила, способная сдвинуть горы.
Понимая, что его выпроваживают, мучитель Ниры с явной неохотой отпустил её шею, словно отрывая себя от любимого лакомства. Его пальцы, ещё мгновение назад сжимавшие её горло, теперь дрожали от сдерживаемой ярости. Нира чуть приподняла голову, но осталась сидеть, чувствуя, как боль пульсирует в шее.

Пока герцог с кряхтением вставал и, шаркая ногами, покидал зал, в голове Ниры роились жестокие мысли. "Если я сумею бежать," – думала она, – "я выслежу герцога Трекмета. И тогда он узнает, что такое настоящая боль. Он познает вкус унижения, которое я испытывала каждый день. Его "дружеское обхождение" покажется ему раем по сравнению с тем, что я ему приготовлю."
Её мысли были полны холодной ярости и жажды мести. Она представляла, как будет медленно, с наслаждением, возвращать каждый удар, каждое унижение, каждое оскорбление. В её голове рождался план, который сделает герцога Трекмета пожалеть о каждом дне, проведённом с ней.

Выпрямившись во весь рост, Нира окинула взглядом безупречный мраморный пол, по которому тянулась цепочка грязных следов от её босых ног. На мгновение её брови дрогнули в едва заметном презрении к собственной беспомощности, но тут же разгладились. Кандалы на запястьях издавали противный металлический лязг при каждом движении, и эхо в зале множило этот звук, превращая его в насмешливую симфонию пленницы.

Глава 4

Дарион смотрел на неё с таким искренним сочувствием, что Ниру буквально трясло от ярости. "Только этого не хватало, — думала она, стиснув зубы. — Жалость от принца? Да я лучше сдохну, чем приму её!"

— Сколько следов оставила на тебе жизнь в шахте? — спросил он с неподдельным интересом.

Нира лишь дернула плечом, сохраняя гордое молчание. Принц поднялся с трона, его синие глаза блестели от любопытства.

— Покажи-ка спину, — произнёс он небрежно, словно речь шла о пустяковом одолжении.

Она стиснула зубы, но медленно повернулась. Дарион и капитан Грей приблизились, их взгляды были полны смеси любопытства и брезгливости.

— Вся спина в грязи, ничего не разглядеть, — заметил принц, разглядывая прорехи в её рваной одежде.

Нира сжала кулаки, борясь с желанием сбросить их руки.

— Фу, как же от тебя воняет! — не удержался Дарион, отступая на шаг.

— А чего вы ожидали, ваше высочество? — процедила она сквозь зубы. — После двух лет в шахте, где горячая вода — роскошь, а духи — несбыточная мечта? Придётся вам это пережить, ваше высочество!

Дарион неспешно обошёл вокруг Ниры, цокая языком от удивления. Капитан Грей и стражники напряглись, крепче сжимая рукояти мечей. "Один неверный шаг, — думала Нира, — и я могу свернуть ему шею этими кандалами". Она с трудом подавила ухмылку при мысли о том, как вытянется лицо Рича, если принц пострадает от её руки.

А Дарион продолжал разглядывать её с неприкрытым интересом, явно не подозревая о смертельной опасности. "В прежней жизни, — думала Нира, — я бы перерезала глотку любому, кто посмел бы так бесцеремонно рассматривать меня. Это настоящее оскорбление — пялиться на ассасина, как на музейный экспонат!"

— Заметил три глубоких рубца и несколько мелких порезов, — протянул принц, его синие глаза продолжали изучать её тело. — Хотя, признаться, ожидал худшего. Платья легко скроют эти следы прошлого.

Нира стиснула зубы, борясь с желанием показать ему, что она может сделать своими шрамами.

— Платьями? — переспросила Нира, её брови взметнулись в искреннем изумлении. "О чём он только что сказал?"
Дарион стоял настолько близко, что она могла разглядеть каждую нить золотой вышивки на его шёлковом камзоле. Сквозь аромат дорогих духов пробивался знакомый запах конского пота и металла — запахи, которые она хорошо знала по своей прошлой жизни ассасина.
— Какие выразительные у тебя глаза, — улыбнулся принц, его взгляд не отрывался от её серых очей. — И какой в них затаён злой огонь!
"Интересно, — думал Дарион, — что скрывается за этой ледяной маской? Какая буря эмоций таится в этих глазах?"
"Пусть только попробует прикоснуться, — думала Нира, — и эти глаза станут его последними впечатлениями в жизни".

— Я требую объяснений! — произнесла Нира твёрдым голосом, но капитан Грей резко оборвал её.
В одно мгновение он подскочил к ней, схватил за предплечье железной хваткой и с силой оттащил в сторону, его глаза пылали гневом.
— Убери руки, стражник! — процедила Нира сквозь стиснутые зубы. — У меня и в мыслях не было причинить вред его высочеству.
— Выбирай слова, или отправишься обратно в ту дыру, откуда я тебя вытащил! — прорычал капитан, его карие глаза метали молнии.
— Ты блефуешь, — бросила Нира с явной издёвкой в голосе, её поза выражала полное безразличие к угрозам.
— И почему же я должен так поступить? — спросил капитан, явно заинтригованный её самоуверенностью.
Дарион неспешно вернулся на трон, его сапфировые глаза с любопытством наблюдали за этой сценой. Он сложил руки на груди и слегка наклонился вперёд, явно наслаждаясь происходящим.

— Удалитесь все, кроме капитана Грея, — произнёс он властным голосом, обращаясь к страже. — Рич, останься на месте.

Гвардейцы один за другим покинули зал, и как только массивные двери с глухим стуком закрылись за их спинами, Нира сделала несколько уверенных шагов к трону.
"Какая же ты наивная марионетка, ваше высочество," — промелькнуло в её голове.
Рич стоял неподвижно, словно статуя, но Нира знала — в случае попытки побега он не сможет ей помешать. Она гордо вскинула голову, удивлённая и настороженная их странной самоуверенностью.
Внезапный смешок Дариона вырвал её из размышлений.

— Не кажется ли тебе, что подобная дерзость... весьма опрометчива? — протянул он с лёгкой усмешкой. — Граничащая с наглостью смелость, а ведь на кону стоит твоя свобода.
Таких слов Нира никак не ожидала услышать.
— Моя свобода? — переспросила она, в её голосе звучала явная настороженность.

В её воображении ожил целый мир: величественные сосновые боры, где стволы-исполины тянулись к небу, словно древние великаны. В вышине белели заснеженные пики гор, а вокруг раскинулись причудливые скалы, отполированные солнцем до жемчужного блеска. Морские волны разбивались о берег, создавая сверкающие на солнце буруны. Повсюду простирались холмы и ложбины, покрытые мягким ковром изумрудной травы, в которой, словно драгоценные камни, искрились капли росы. Это был мир, который она почти забыла, но который теперь манил её с новой силой.
— Именно так, госпожа Родас, — произнёс принц с едва заметной улыбкой. — Твоя свобода — вот что стоит на кону. И я бы посоветовал тебе оставить своё презрение, если ты не хочешь вернуться в тесные подземелья соляных копей, где ты провела последние годы.
Дарион снова сменил позу, устраиваясь поудобнее.
— Однако, — продолжил он, — в некоторых ситуациях твоя надменность может сыграть нам на руку. Не стоит утомлять тебя разговорами о том, как империя моего отца построена на принципах справедливости и взаимопонимания. Ты уже наслышана об этих красивых историях.
Его голос звучал спокойно и уверенно, словно он уже видел её согласие.Нира сплела пальцы в замок, готовясь выслушать продолжение. Их взгляды встретились, и она заметила, как изменился взгляд принца — теперь он пронизывал её насквозь, словно пытаясь заглянуть в душу.

— Мой отец решил, что ему необходим личный страж, — начал Дарион.
Каждое его слово Нира впитывала с наслаждением, словно изысканное лакомство. Откинув волосы назад, она не смогла сдержать усмешки:
— Неужели король решил взять меня в свою охрану? Неужто он уничтожил всех благородных душ в королевстве? Наверняка остался хоть один непокорный рыцарь или высокородный дворянин, верный кодексу чести?
— Следи за языком, — раздалось позади.
— А что скажете вы, капитан? — спросила Нира, поворачиваясь к нему.
Её разбирал смех. Что может быть абсурднее? Она, Нира Родас — наёмная убийца, станет телохранительницей короля!
— Или, по мнению его величества, вы не подходите для такой чести?
Капитан положил руку на рукоять меча.
— Если будешь молчать, узнаешь всё, что принц собирался рассказать.
— Я вся внимание, — произнесла Нира, вновь поворачиваясь к Дариону.
Принц наклонился вперёд:
— Отцу требуется человек, способный помогать управлять империей. Точнее — справляться с неугодными.
— Иными словами, отцу нужен исполнитель грязных поручений. В моём случае — прислуга.
— Если говорить прямо — да, — признал принц. — В обязанности защитника входит... устранение противников короля.
— То есть доведение их до безмолвия могилы, — вежливо добавила Нира.

Глава 5

— Ты обязана доказать свою ценность, — произнёс Рич, его голос звучал твёрдо и непреклонно.

Нира резко упёрла кулак в бок, и железные оковы на её запястьях издали резкий металлический звон, эхом отразившийся от стен. Её поза излучала неприкрытую силу и решимость.

— Звание Корональского ассасина говорит само за себя. Оно должно быть достаточным доказательством для любого.

— Ты заблуждаешься, — Рич посмотрел на неё своими пронзительными бронзовыми глазами, в которых читалась непреклонность. — В наших глазах ты по-прежнему остаёшься преступницей, и мы не можем доверить тебе королевские миссии, пока не будет уверенности в твоей преданности.

— Я готова принести любую клятву...

— Король не примет твоих заверений. Твоя прошлая репутация впечатляет, но этого недостаточно.

— Вы действительно думаете, что я забыла всё, чему меня учили? — в голосе Ниры звучала неприкрытая горечь. — Десять лет каторги не смогли сломить меня. Да, мои руки привыкли к кирке, а не к клинку, но внутри я всё та же ассасин, которой когда-то гордилась вся гильдия!

Её голос набирал силу с каждым словом, а в глазах пылал неистовый огонь.

— Неужели вы считаете, что, разбивая пласты каменной соли, я забыла, как держать меч? Или думаете, что тяжёлый труд на каторге уничтожил мои навыки? Нет! Они здесь, — она с силой ударила себя в грудь, — глубоко внутри, и я докажу это!

Нира выпрямилась во весь рост, её поза излучала непреклонную решимость.

Нира посмотрела на Рича с явным презрением, её взгляд был полон силы и уверенности.

— Так ты отказываешься от нашего предложения? — спросил Дарион, нахмурившись.

— Разве я говорила о отказе? — прорычала Нира, её голос сочился ядом и неприкрытой злостью. Каждое слово давалось ей с трудом из-за жжения на запястьях, где железные оковы вгрызались в израненную кожу. Раны сочились сукровицей, а натёртая плоть горела огнём, но она не позволила боли отразиться на лице.

— Я готова стать вашей лучшей защитницей, — произнесла она, с вызовом глядя в глаза Ричу. — Но только если вы сократите срок моего заключения с десяти лет до четырёх.

— Шесть, — отрезал он.

— Хорошо, — процедила Нира сквозь стиснутые зубы, её лицо исказилось в напряжённой гримасе. Каждое слово давалось с трудом, но голос оставался твёрдым и решительным. — Сделка так сделка.

Она подняла голову, несмотря на пульсирующую боль в запястьях, где железные оковы вгрызались в израненную кожу. В её глазах читалась смесь отчаяния и надежды, а в глубине зрачков тлел огонёк непримиримости.

"Может быть, я просто меняю одну форму рабства на другую," — думала она, сжимая кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони. "Но я не настолько глупа, чтобы не понимать своего положения."

Её тело дрожало от напряжения, но она не отводила взгляд, держась с достоинством, которое было ей присуще даже в этих оковах. В этот момент она напоминала натянутую тетиву лука — готовую в любой момент сорваться в полёт к свободе, несмотря на все преграды.

В её голове проносились мысли о том, что она сможет доказать свою ценность. "Свобода", — эхом звучало в её сознании. Это слово наполняло её силой, словно дыхание горных ветров, несущихся через бескрайние просторы. Раньше она считала, что её жизнь может быть только в Версальвере , но теперь поняла — жизнь существует и за пределами столицы.

Нира подняла голову выше, несмотря на боль в запястьях. Она знала: впереди долгий путь, но впервые за долгие годы чувствовала, что у неё появился шанс вернуть себе то, что было отнято — свою свободу и достоинство.

— Верю в тебя, — тепло произнёс Дарион, в его голосе звучала искренняя надежда. — Хочу увидеть твой триумф. Ты ведь не подведёшь? Я верю в твою победу всем сердцем.

— А если я проиграю?

На лице принца промелькнула тень беспокойства.

— Тебя вернут сюда.

Мечта о свободе рассыпалась, как страницы книги от резкого хлопка.

— Тогда лучше я прыгну из окна. Этот год стоил мне слишком дорого. Если вернусь сюда... даже думать об этом не хочу. Третий год в Штромкампе будет последним, — она резко мотнула головой. — Так что твой план мне по душе.

— И мне, — улыбнулся Дарион, кивнув Ричу. — Покажи Нире её комнату. Пусть отдохнёт и приведёт себя в порядок.

Он посмотрел на будущую защитницу с теплотой:

— Утром поедем в Разломград.Надеюсь, не разочаруешь, Нира Родас. Ты заслуживаешь второго шанса.

Её мысли были полны холодной решимости. Каждый мускул в теле напрягся в предвкушении грядущего испытания. "Превзойти. Перехитрить. Уничтожить." — мысленно повторяла она, как мантру. Эти слова пульсировали в висках, сливаясь с бешеным ритмом сердца.
В её глазах не было места улыбке — только стальной блеск целеустремлённости. На кону стояла не просто свобода — целая жизнь, проведённая в ожидании этого момента. Каждая клеточка тела дрожала от нетерпения, а разум работал как отлаженный механизм, просчитывая возможные варианты.
"Я должна победить," — думала она, сжимая кулаки. "И тогда передо мной откроются не просто надежды — целая вселенная возможностей, о которых она мечтала все эти годы.

Нира почувствовала, как внутри неё закипает смесь восторга и ярости. Ей отчаянно захотелось схватить принца в охапку и закружить его в бешенном танце, выкрикивая от радости. Она напряжённо вслушивалась в воздух, пытаясь уловить звуки праздничной музыки, весёлых мелодий и смеха.

Но вместо этого её уши заполнял только тягучий мотив, который обычно напевали заключённые в соляных копях. Эта песня, медленная и вязкая, словно смола, капающая с дерева, безжалостно била по нервам: "Ты наконец увидишь дом..." Каждое слово этой песни, казалось, насмехалось над её надеждой, заставляя кровь закипать от смеси радости освобождения и жгучей злости на своё прошлое заточение.

Нира едва осознавала, как Грей ведёт её через коридоры замка. Её мысли были поглощены грядущим побегом из этого места, которое стало для неё тюрьмой. Завтра... всего лишь один день отделял её от свободы. Разломград? Пусть будет Разломград. Любой город, любая дорога казались раем по сравнению с этими затхлыми стенами.

"В конце концов, королевским ассасином не становятся случайно," — думала она, чувствуя, как внутри разгорается пламя надежды. "Это мой шанс. Мой единственный шанс." Каждый шаг по коридору приближал её к цели, и с каждым шагом уверенность в своих силах крепла.

В её глазах читалась решимость человека, который наконец увидел свет в конце тоннеля. Пусть путь к свободе будет тернист, пусть впереди ждут испытания — она готова к ним. Ведь теперь у неё есть цель, есть мечта, есть надежда на новую жизнь.

Глава 6

"Я не буду бояться!" – прошептала Нира, и впервые за всё время пребывания в Штромкампе эти слова зазвучали в её сознании с новой силой, наполненные искренней уверенностью.

Её губы растянулись в искреннюю, почти детскую улыбку, от которой капитан удивлённо приподнял брови, но промолчал, не понимая этой внезапной перемены настроения.

Каждый момент сборов в путь приносил ей неподдельное наслаждение. Когда служанки начали готовить её к путешествию, её сердце забилось чаще от предвкушения. Они искусно уложили её волосы в красивую косу, а затем помогли облачиться в элегантный дорожный костюм, который изящно облегал её стройную фигуру.

Нира с восторгом ощущала, как роскошные ткани ласкают её кожу. Шёлк, бархат, атлас, замша и шифон – каждая ткань рассказывала свою историю прикосновениями. Она с восхищением рассматривала безупречные стежки, любовалась замысловатыми узорами кружев и изящным тиснением на материале.

В её воображении рисовались картины будущего: как она, став свободной, сможет выбирать любую одежду, какую только пожелает. Это будет не просто одежда – это будут произведения искусства, в которых она сможет выразить свою новую жизнь, свою свободу и свою силу.

Каждый стежок, каждый узор теперь казался ей символом грядущей победы, а предстоящие состязания уже не казались такими пугающими – скорее, они представлялись весёлым вызовом, который она с радостью примет.

Нира провела у зеркала целых пять минут, не в силах оторвать восхищённый взгляд от своего отражения в новом дорожном наряде. Она крутилась перед зеркалом, то улыбаясь своему новому образу, то посмеиваясь над всё более раздражённым выражением лица Рича.

Капитан, явно теряя терпение, попытался вывести её из комнаты, но Нира словно не замечала его намёков, продолжая любоваться собой. Только когда он почти силой потянул её за руку, она, смеясь, позволила увести себя.

По коридорам она шла, словно паря над полом – пританцовывала, подбрасывала воображаемые конфетти и то и дело бросала восторженные взгляды в окна, где виднелось бескрайнее небо. Её переполняло счастье, она чувствовала себя свободной птицей, готовой вот-вот взлететь.

Но стоило им выйти на главный двор, как её радость словно накрыло тяжёлым одеялом. Знакомые горы, серые и мрачные, словно выбеленные кости, предстали перед ней во всей своей угнетающей красоте. Каждая пещера в их склонах напоминала о страшных шахтах, где она провела столько времени.

Вдалеке, у входов в эти мрачные подземелья, копошились крошечные фигурки заключённых – словно муравьи, снующие в своих норках. При виде этой картины её сердце сжалось от тоски и боли, а нахлынувшие воспоминания словно цепи сковали её радость.

Улыбка медленно сползла с её лица, а в глазах проступила печаль. Она вдруг остро ощутила, насколько близка ещё к своему прошлому, несмотря на новый наряд и надежды на будущее.

У каторжников уже кипела работа – тяжёлая, изматывающая, бесконечная. Нира вдруг отчётливо поняла: эти люди будут трудиться и завтра, и послезавтра, и через год – до самого последнего своего дня. Эта мысль словно ледяной рукой сжала её живот, вызывая тошноту и головокружение.

Она резко отвернулась от угнетающего зрелища, пытаясь не думать о тех, кто останется здесь навсегда. Её шаги стали быстрее, почти бегом, словно она хотела убежать от этих мыслей, от этого места, от своего прошлого.

Рядом с высокой стеной её ждал караван лошадей – символ свободы и нового начала. Но даже эта картина не могла полностью развеять гнетущее чувство вины и сожаления. Каждый шаг отдавался эхом в её душе, словно напоминание о том, что она покидает здесь частичку себя.

Капитан поспешил за ней, подстраиваясь под её ускоряющийся темп. Его присутствие сейчас казалось одновременно и успокаивающим, и раздражающим – она хотела быть одна, чтобы никто не видел её слабости, её страха перед этим моментом.

В горле пересохло, дыхание стало прерывистым. Она чувствовала, как слёзы подступают к глазам, но упрямо гнала их прочь – сейчас не время для слабости. Впереди её ждала новая жизнь, и она должна была идти вперёд, несмотря ни на что.

Весёлое тявканье внезапно разорвало гнетущую тишину, и из глубины каравана выскочили три чёрные собаки. Поджарые, словно стрелы, они мчались к Нире и капитану, излучая радость и дружелюбие. Их породистые силуэты сразу выдавали происхождение из псарни наследного принца.

Собаки окружили Ниру, и она, забыв на мгновение о своих тревогах, опустилась на одно колено. Её руки сами собой потянулись к шелковистой шерсти, начиная гладить каждую собаку, почёсывая за ушами и перебирая мягкие пряди.

Тёплые влажные носы тыкались в её ладони, а длинные хвосты, похожие на прутья, радостно хлестали по воздуху. Собаки благодарно облизывали её лицо и пальцы, даря свою безусловную любовь. В этот момент Нира почувствовала, как тяжесть на её душе становится легче – простое общение с этими преданными созданиями словно смыло часть её тревоги и печали.

Её сердце забилось чаще от искренней радости, а на губах появилась настоящая, незамутнённая улыбка. На мгновение она забыла о своём прошлом, о шахтах и каторжниках, о предстоящих испытаниях. Остался только этот момент – момент чистой, незамутнённой радости от общения с верными друзьями, которые не знали её прошлого и принимали её такой, какая она есть.

Нира была настолько поглощена общением с собаками, что не сразу заметила появление ещё одного человека. Только когда пара элегантных сапогов, чёрных как эбеновое дерево, остановилась прямо перед ней, она подняла взгляд.

Собаки, словно почувствовав присутствие важной персоны, мгновенно затихли и сели, превратившись из игривых созданий в воплощение благородства. Их внезапная серьёзность заставила Ниру поднять голову, и в этот момент она встретилась взглядом с наследным принцем Корональского королевства.

Его присутствие словно наполнило воздух вокруг тяжёлой аурой власти и силы. Даже сидя на колене, Нира почувствовала себя маленькой и незначительной перед ним. Его взгляд, казалось, проникал прямо в душу, заставляя сердце биться чаще.

В этот момент все её эмоции – радость от общения с собаками, тревога от предстоящей дороги, тяжесть воспоминаний о шахтах – словно застыли под его пристальным взглядом. Она вдруг остро осознала, что сейчас начинается новый этап её жизни, и этот человек может стать её судьбоносным спутником или врагом.

Её пальцы судорожно вцепились в шерсть одной из собак, ища поддержку и утешение в их теплом присутствии. Собаки, словно чувствуя её волнение, прижались к ней ещё ближе, даря свою молчаливую поддержку в этот напряжённый момент.

глава 7

Пальцы Ниры машинально коснулись края рубашки, словно пытаясь нащупать те три багровые полосы, навсегда изменившие её жизнь. Каждый раз, когда она думала о них, внутри поднималась волна противоречивых чувств – от жгучей ненависти до горьком принятии.

"Даже если я вырвусь на свободу," – думала она, закусив губу, – "даже если найду укромное место, где смогу спрятаться от всего мира..." Мысль о побеге уже не казалась такой привлекательной, как раньше. Ведь эти шрамы – не просто отметины на коже. Они стали частью её, напоминанием о пережитом кошмаре, который никогда не забыть.

Её случай действительно мог стать исключением – редким случаем выживания там, где другие сломились. Но что это значило на самом деле? Свобода тела не означала свободу души. Эти шрамы будут преследовать её вечно, как клеймо позора, как напоминание о том, что с ней сделали.

Нира сжала кулаки, пытаясь унять дрожь. "Я должна научиться жить с этим," – решила она. – "Должна найти способ превратить боль в силу, а не позволить ей разрушить себя." В её глазах заблестели слёзы, но она упрямо подняла подбородок, отказываясь сдаваться перед собственной болью.

"Я выжила. Я сильнее этих шрамов," – прошептала она, словно убеждая саму себя. – "И я докажу это всему миру, даже если придётся сражаться с собственными демонами каждый день.

Внутренние ворота в стене со скрипом отворились, и Нира, собрав всю свою волю в кулак, отбросила мрачные мысли. Массивная стена, перед которой они оказались, была настолько толстой, что проезд через неё казался путешествием во времени.

В сумрачном, влажном пространстве каждый звук усиливался многократно. Цокот копыт по камню эхом разносился вокруг, превращаясь в подобие грома. Тяжёлые внешние ворота поддались с характерным металлическим лязгом, и Нира мельком успела прочитать высеченное на них название проклятой шахты.

Когда караван выехал наружу, ворота с тем же надрывным скрипом закрылись за ними. Нира почувствовала, как по спине пробежал холодок – не от ветра, а от осознания того, что она наконец покинула этот страшный мир соляных копей. Но в глубине души она знала – этот проклятый место навсегда останется в её памяти, как и три багровых шрама на спине.

"Прощай," – прошептала она, глядя на закрывшиеся ворота, – "я не вернусь." И в её голосе звучала не мольба, а твёрдое обещание.

Нира медленно провела пальцами по холодным звеньям кандалов, проверяя их крепость. Цепь, соединяющая наручники, раскачивалась на ходу, издавая металлический лязг, который сейчас казался ей сладкой музыкой. Её удивило, что цепь крепится прямо к подпруге жеребца Рича – конвоира, сопровождающего её.

В уголках её губ промелькнула едва заметная усмешка. "Неужели этот глупец считает меня настолько беспомощной?" – подумала она с холодным презрением. Её пальцы крепче сжали поводья, а взгляд стал острым, как клинок.

Она знала, что достаточно одного сильного рывка, чтобы седло конвоира соскользнуло с конской спины. Рич, самонадеянный и надменный, даже не подозревает, что его жизнь сейчас висит на этих звеньях. "На земле я буду быстрее, чем он думает," – мысленно пообещала она, чувствуя, как внутри просыпается древняя, как мир, жажда свободы.

Её мышцы напряглись, готовые к действию. Она могла бы сделать это прямо сейчас – один резкий рывок, и судьба Рича будет решена. Но нет, время для этого ещё не пришло. Пока что она будет играть по их правилам, копя силы для решающего удара. Но когда придёт час...

Нира подняла голову, и в её глазах заплясали опасные искры. "Я свободна. Просто пока они об этом не знают," – подумала она, крепче сжимая поводья. Её решимость была непоколебима, как скала, а воля – крепче любых кандалов.

Нира внезапно ощутила на себе тяжёлый взгляд конвоира. Рич Грей не отрываясь смотрел на неё, его губы были сжаты в жёсткую линию, а в прищуренных глазах читалось явное подозрение. Казалось, он каким-то образом догадался о её мыслях, и это только усилило её раздражение.

Она медленно подняла взгляд, встречаясь с ним глазами. В её взгляде читалась насмешка – смесь презрения и вызова. Плечи Ниры слегка приподнялись в небрежном пожатии, а затем она демонстративно уронила цепь, звенящую между её ладоней. Этот жест был полон презрения – она словно говорила: "Думаешь, я настолько глупа?"

Пока они ехали, пейзаж вокруг постепенно менялся. Небо из серо-голубого превратилось в пронзительно-синее, без единого облачка. Караван миновал каменистые окраины Штромкампа, и вскоре под копытами лошадей зашуршал гравий лесной дороги. Высокие деревья по обеим сторонам создавали зелёный туннель, сквозь который пробивались солнечные лучи, создавая причудливые узоры на земле.

Нира глубоко вдохнула свежий лесной воздух, чувствуя, как напряжение постепенно покидает её тело. Здесь, в этом живописном месте, она почти могла забыть о своих оковах и о том, что капитан не сводит с неё пристального взгляда. Почти могла поверить, что свобода действительно возможна. Но холодный блеск стали на запястьях напоминал ей – пока это всего лишь иллюзия.

К полуденной жаре караван достиг границ Белого леса. Древний лес кольцом охватывал Штромкамп, становясь естественной границей между просвещенным Востоком и таинственными землями Запада, которые до сих пор оставались белым пятном на картах исследователей.

Местные жители шептались о жутких обитателях западных территорий – кровожадных потомках павшего Королевства Ведьм. Говорили, что в их жилах течет черная магия, а глаза горят адским пламенем. Нира лично встречалась с одной из этих созданий – молодой женщиной из проклятых земель.

Встреча произошла в пыльной таверне на окраине Штромкампа. Женщина оказалась не просто жестокой – её глаза светились первобытной яростью, а движения были плавными и смертоносными, как у змеи. В схватке она показала невероятную силу и ловкость, но в конце концов пала под клинком Ниры. И когда сталь вскрыла её плоть, кровь хлынула такими же алыми потоками, как у любого обычного человека.

Этот эпизод лишь укрепил слухи о ведьмах – они казались людьми, но таили в себе древнюю силу павшего королевства. Их кровь текла по тем же венам, что и у всех, но души их были пропитаны темной магией предков. Белый лес, казалось, хранил их тайну, не пропуская любопытных исследователей за свою границу, оставляя загадки ведьм неразгаданными.

Глава 8

Устав от пристального наблюдения за принцем, который сидел на бревне с надменным видом, Нира позволила своему взгляду блуждать по окружающему лесу. Тишина здесь была особенной — такой густой и всепроникающей, что, казалось, можно было протянуть руку и коснуться её. Гончие, обычно чутко реагирующие на любой шорох, теперь лишь слегка подрагивали ушами, словно прислушиваясь к каким-то далёким звукам.

Гвардейцы, ещё недавно переговаривающиеся между собой, один за другим умолкли, будто зачарованные этим местом. У Ниры внезапно затрепетало сердце — она почувствовала нечто необычное в этой части леса. Здесь всё дышало древней магией, которая, казалось, дремала под поверхностью этого удивительного места.

Листья на деревьях переливались всеми оттенками драгоценных камней: рубиновые, жемчужные, аметистовые, топазовые, изумрудные и гранатовые оттенки сплетались в невероятный калейдоскоп цветов. Трава под ногами поражала не менее богатой палитрой красок, словно сама земля была усыпана драгоценностями.

Корональское завоевание оставило свой разрушительный след на многих землях, но этот уголок природы каким-то чудом остался нетронутым. Здесь всё ещё витали отголоски древней силы, которая когда-то наделила эти деревья и травы их невероятной красотой. Воздух был напоен магией, и Нира чувствовала, как эта сила проникает в неё, вызывая дрожь предвкушения.

"Мы в особом месте," — поняла она, ощущая, как мурашки бегут по коже от осознания этой древней, первозданной красоты.

В тот холодный зимний день пятилетняя Нира не знала, что судьба готовит ей удивительный поворот. Робин Лемах, легендарный Предводитель ассасинов, нашёл её на краю леса, где она едва не замёрзла. Его временная башня возвышалась на границе Короналя и Версальвера, и именно там началась её новая жизнь.
Первые годы были самыми тяжёлыми. Каждое утро начиналось с изнурительных тренировок. Робин не щадил её, но и не был жестоким. Он учил её не только боевому искусству, но и философии ассасинов, их кодексу чести и преданности. Память хранила, как маленькие руки болели от мечей, как усталое тело падало на постель после долгих часов тренировок.
Переезд в Разломград стал новым этапом в её жизни. Робин был строгим наставником, его молчаливость компенсировалась действиями. Он показывал больше, чем говорил, и Нира научилась читать его безмолвные уроки. В Версальвер они никогда не возвращались – там теперь лишь пепелища, напоминающие о былой красоте. Но Нира помнила каждый изгиб родных дорог, каждый уголок, который когда-то был её домом.
Если бы она отказалась от предложения Робина в тот первый день, её ждала бы незавидная участь – сирот тогда не жалели. Но наставник выбрал другой путь – подарил ей не просто жизнь, а возможность стать кем-то большим. Новое имя, новая судьба – всё это казалось тогда невероятным подарком судьбы.
Годы упорных тренировок сделали своё дело. Та маленькая девочка, которая когда-то едва держалась на ногах от холода, превратилась в одну из самых опасных ассасинов. Теперь, когда люди слышали её имя, в их глазах читался не только страх, но и уважение. И всё это – благодаря человеку, который когда-то решил спасти её в тот зимний день.

— Проклятый лес! — сплюнул гвардеец с оливковой кожей, сверкая глазами.

— Лучше бы его дотла сжечь! — подхватил его сосед, сжимая рукоять меча.

Остальные закивали, и Нира невольно втянула голову в плечи.

— Чувствуете эту злобу в воздухе? — прошептал один из солдат, оглядываясь по сторонам.

— А чего вы хотели от такой дряни? — не выдержала Нира, сжимая кулаки.

Рич положил руку на рукоять меча, и солдаты повернулись к ней с презрительными ухмылками.

— Это же лес Бнорана! — отрезала Нира.

— А мой батя говаривал, что тут феи жили, — протянул ближайший гвардеец, хрустя яблоком. — Потом, значит, фьють — и нету их.

— Вместе с этой поганью фэ! — добавил другой, сплёвывая.

— Это мы тут всё почистили! — гордо заявил третий, выпятив грудь.

— Заткнись, пока язык не прикусила! — вспыхнула Нира. — Бноран сам из фэ был! И этот лес до сих пор его! Деревья его помнят, вот увидишь!

Солдаты разразились хохотом.

— Да ну, деревьям-то сколько лет должно быть? Две тыщи?

— Фэ-то бессмертные!

— А деревья — нет!

Нира отвернулась, стиснув зубы.

— А ты что знаешь про этот лес? — тихо спросил Рич, разглядывая её.

Нира насторожилась. Неужели хочет выставить её посмешищем перед всеми? Солдаты уже перемигивались, ожидая забавы. Но в глазах Рича читалось искреннее любопытство.

— Пока короли сюда не полезли, лес магией был полон, — прошептала Нира.

Рич ждал продолжения, но она молчала.

— И всё? — не выдержал он.

— И всё, — ответила Нира, глядя ему в глаза. — Больше ничего не знаю.

Разочарованные солдаты вернулись к еде, бормоча себе под нос.

Нира солгала, и Рич это прекрасно понимал. В её памяти всплывали картины прошлого, словно страницы древней книги, повествующей о лесе Бноран. Здесь когда-то кипела удивительная жизнь: гномы мастерили свои хитроумные механизмы, феи порхали между цветами, нимфы напевали свои волшебные песни, а гоблины охраняли древние тропы. Существовало множество других волшебных существ, чьи имена она уже успела забыть, но помнила их удивительные истории.
Правителями этого волшебного народа были фэ — бессмертный народ, старшие братья фэйри. Нира знала, что когда-то фэ населяли весь континент Эроке, являясь его первыми обитателями. Их древняя мудрость и магия пронизывали каждый уголок этого мира, оставляя следы в легендах и сказаниях.
Вспоминать об этом сейчас было горько. То, что когда-то казалось волшебным и прекрасным, теперь превратилось в далёкие воспоминания, словно осколки разбитого зеркала. Но эти осколки хранились в её памяти, как драгоценные реликвии прошлого.

Корональское королевство, словно раковая опухоль, расползалось по континенту, пожирая всё новые земли своими жадными лапами. Его правители, ослеплённые жаждой власти, не могли терпеть соседство с фэ. Но только нынешний король, одержимый безумной идеей, решил устроить настоящий геноцид — уничтожить не только фэ, но и весь народ фэйри до последнего существа.

глава 9

Три недели пути на север превратили дорогу в настоящее испытание. С каждым днём небо становилось всё более угрюмым, а солнечные лучи – всё более редкими гостями в этой холодной местности. Дни неумолимо сокращались, а ночи, наоборот, тянулись всё дольше, окутывая землю ледяным мраком.

Природа словно решила испытать путников на прочность. Целых три дня караван пробирался вперёд под безжалостным ледяным дождём, который насквозь пропитывал одежду и забирался под кожу. Копыта лошадей скользили на раскисшей дороге, а солдаты, обычно крепкие и бесстрашные, начали ежиться от холода.

Нира, измученная постоянными переездами и тяжёлыми мыслями, чувствовала, как холод пробирает её до самых костей. Её зубы начали выбивать дробь, а пальцы не могли согреться даже у ночного костра. В такие моменты она ловила себя на крамольных мыслях о том, чтобы броситься в одно из глубоких ущелий, которые встречались на их пути. И пусть это будет не один прыжок – она утянет с собой Рича, который, казалось, совсем не замечал её страданий.

Каждый раз, когда дождь усиливался, а ветер пронизывал до самых костей, она всё чаще задумывалась о том, что смерть может быть меньшим злом, чем это бесконечное путешествие в ледяную неизвестность.

Всё вокруг было пропитано сыростью и холодом. Каждая вещь, к которой прикасалась Нира, казалась живым воплощением зимней стужи. Она ещё могла терпеть мокрые волосы, которые постоянно липли к лицу и шее, вызывая противную дрожь. Но самое страшное было то, что её сапоги превратились в настоящие водяные мешки, и каждый шаг отдавался противным хлюпаньем.

Её пальцы на ногах давно потеряли чувствительность, словно их онемели от вечного холода. Каждый вечер, забираясь в свой тесный шатёр, она с отчаянием пыталась найти хоть что-то сухое, чтобы укутать свои измученные ступни. Она использовала всё – от старых тряпок до кусков ткани, но ничто не могло защитить её от этого безжалостного холода.

В какой-то момент ей начало казаться, что это не просто путешествие, а настоящая пытка. Словно судьба решила заменить одну форму страданий на другую, ещё более изощрённую. Каждый порыв ледяного ветра, казалось, проникал до самой души, готовясь разорвать её на части. Её кожа горела от постоянного контакта с мокрой одеждой, а кости ломило от пронизывающего холода.

Но природа, словно издеваясь над её страданиями, решила показать милость. Хотя на календаре была только ранняя осень, дожди внезапно прекратились, и над головой раскинулось бескрайнее синее небо. Его безмятежная красота казалась насмешкой над её измученным состоянием, словно небесный свод забыл о всех её страданиях, продолжая свою вечную игру в безразличие к человеческим мукам.

Нира, погруженная в полусонное состояние, едва заметила, как к ней приблизился наследный принц. Первое, что бросилось ей в глаза – это его темные волосы, которые игриво развевались на ветру, словно живые. Красный плащ принца величественно колыхался при каждом движении, создавая вокруг него некое подобие огненной ауры.

Его наряд был одновременно простым и изысканным: белая рубашка без лишних украшений была скрыта под роскошным синим камзолом, украшенным золотой отделкой. Нира, в своей обычной манере, попыталась найти в его облике хоть какой-то недостаток, чтобы мысленно посмеяться над принцем, но вынуждена была признать – Дарион выглядел безупречно.

Высокие коричневые сапоги и кожаный пояс прекрасно дополняли его образ, создавая впечатление благородного воина. Единственное, что вызвало у Ниры кривую усмешку – это охотничий нож на поясе принца. Его рукоять была настолько щедро украшена драгоценными камнями, что казалось скорее украшением, чем практичным оружием. "Настоящий принц до мозга костей," – подумала Нира, – "даже в поход отправляется как на бал.

Принц подъехал к капитану, и его взгляд устремился в сторону величественного холма, покрытого сочной травой.

— Едем, — коротко бросил Дарион, небрежно кивнув в сторону возвышенности.

Караван расположился у самого подножия холма, и капитан, явно озадаченный, вопросительно поднял бровь.

— Куда? — спросил он, демонстративно покачивая цепью кандалов Ниры, словно напоминая о своей невольнице.

— Полюбуемся видом, — пояснил принц, — и это возьмем с собой.

Нира едва не задохнулась от возмущения. "Это"? Неужели он считает её простым грузом, каким-то тюком с поклажей? Её охватила волна негодования — как он смеет обращаться с ней, словно с бездушным предметом! Она не мешок с зерном, чтобы её таскали с места на место по прихоти какого-то высокомерного принца!

Рич, словно заправский цирковой наездник, вырвался из рядов каравана, с характерным лязгом дёрнув цепь. Нира, вынужденная следовать за ним, натянула поводья с такой силой, что пальцы побелели.

Кони принца и капитана рванули вперёд в безудержном галопе, вынуждая её несчастную кобылу следовать этому безумному ритму. В воздухе повисло облако лошадиного пота, от которого у Ниры свело желудок.

"Какое изысканное удовольствие!" — с сарказмом подумала она, наблюдая, как её собственное тело подпрыгивает в седле в такт бешеной скачке. Её верная кобыла, явно не в восторге от происходящего, начала двигаться по причудливым зигзагам, словно пьяная танцовщица.

Нира, чувствуя, как неумолимо сползает к самому краю седла, мысленно прощалась со своим достоинством. Падение? О, это будет не просто падение! Это будет её личный апокалипсис — не от ушиба, нет! От невыносимого унижения, которое, она была уверена, убьёт её быстрее любого физического удара.

Но судьба, словно решив подбросить ещё одну насмешку, преподнесла ей неожиданный сюрприз: сквозь разрывы в облаках пробился луч закатного солнца. И в этот момент между деревьями, словно драгоценные стрелы, вонзающиеся в небо, показались хрустальные шпили. Сначала один, затем ещё два, а за ними ещё полдюжины величественных башен, устремлённых ввысь с таким надменным величием, будто они действительно планировали проткнуть небесный свод своими острыми вершинами.

"Ну что же, — подумала Нира, — если мне суждено упасть и умереть от унижения, пусть хотя бы последний вид в моей жизни будет достоин этого зрелища.