Тень магисентии

Глава 1

Каждый мальчишка мечтает стать Государственным магисентом.

Если ты родился с магисентией, считай, вытянул счастливый билет – вместе с даром получаешь уважение, обеспеченность и, конечно же, благородную возможность бороться со злом. Эмануил Стэйн был одним из таких счастливчиков. Несмотря на то что поступал на учёбу третьей волной (первыми двумя шли сыновья и внуки Государственных магисентов, а в его семье воинское звание имел только прадед по материнской линии). Несмотря на бунтарский дух и пренебрежительное отношение к дисциплине, из-за которых едва не вылетел на третьем курсе. А также несмотря на то что из сорока ребят, окончивших Главную Академию Магисентии одиннадцать лет назад, сейчас в живых осталось меньше половины. Каждый мальчишка мечтает стать Государственным магисентом, но не каждый понимает, с какими трудностями придётся столкнуться, когда мечта исполнится.

Эм махнул охраннику, въехал на территорию, огороженную бетонным забором, и шустро припарковался на своём месте. Время близилось к закату, но в Департаменте работа не стихала ни на секунду. Он поднялся на третий этаж, подошёл к кабинету полковника и с ходу постучал. Собираться с мыслями и морально готовиться не имело смысла, как говорится, перед смертью не надышишься. Получив разрешение войти, переступил порог и остановился перед столом, за которым сидел человек в чёрной форме с шестью звёздами, вышитыми золотыми нитями на груди мундира.

– Стэйн, – приветствовал его тот и указал на один из стульев, – Садись.

– Постою, – Эм завёл руки за спину, и тут же ноющей болью напомнила о себе едва сросшаяся плечевая кость.

– Стойкость будешь демонстрировать за пределами кабинета, а сейчас сядь, – велел полковник и, дождавшись, пока подчинённый сядет, спросил, – Как плечо?

– На мне всё заживает, как на собаке, вы ж знаете.

Лейтринг кивнул и сцепил руки в замок, – Прежде чем я сообщу решение руководства касательно твоей дальнейшей судьбы, хочу, чтобы ты знал: мне искренне жаль, что всё так сложилось.

– Что ж, дерьмо случается, – Стэйн поймал на себе строгий взгляд командира и добавил, – Извините за грубость.

– Как бы дерьмово ни было, не забывай, что трое членов семьи Сокудзо остались живы только благодаря тебе. Это главное.

Эм посмотрел в окно и высказал мысль вслух, – Во время Пятилетней битвы мой прадед собственноручно лишил жизни пятьдесят двух Алых, за что был удостоен ордена Св. Константина, правда, уже посмертно. А мне светит увольнение со службы за убийство одного Алого. Заставляет задуматься, всё ли в порядке с нашей системой…

– Да, только мы не на войне. Наши деды и прадеды умирали за то, чтобы мы жили в мирное время, и наш долг – сохранить мир любой ценой, – Лейтринг опустил голову, ему точно так же претила сложившаяся несправедливость, – Если бы Алый, которого ты лишил жизни, не оказался пасынком брата министра, то…

– Полковник, – перебил Эм, – Рубите уже.

Молчание показалось ему вечностью, прежде чем Лейтринг произнёс:

– Наверху замяли это дело.

Стэйн взглянул на командира, сомневаясь, не ослышался ли.

– Министр не хочет, чтобы во время судебного разбирательства всплыла правда о том, что один из членов его семьи добровольно стал Алым, поэтому решил не давать делу ход. К тому же генерал-майор Сокудзо в своих письменных показаниях подтвердил, что все совершённые тобой действия были направлены на спасение его семьи и самооборону, и что в сложившихся обстоятельствах ты не мог поступить иначе.

От этих слов Эму стало так хорошо, как после того обезболивающего, что ему на протяжении двух недель кололи в госпитале.

– Чёрт, ну и заставили же вы меня понервничать, господин полковник, – расплылся в улыбке он.

Однако выражение лица Лейтринга осталось неизменным, – Повторюсь, дело замяли, но полностью закрыть глаза на случившееся руководство не могло. Ты отстраняешься от работы в Департаменте и переходишь в распоряжение генерал-майора Гарди.

Эм мгновенно сообразил, о какой службе под руководством Гарди шла речь, и саркастично усмехнулся.

– Я солдат, а не училка.

– Приказы не обсуждаются, – отрезал Лейтринг и, чуть смягчившись, сказал, – Этим мальчишкам повезёт, если одним из их наставников будет человек с таким богатым опытом, как у тебя.

Уловив иронию в интонации полковника, Стэйн ответил, – Чувствую, мне до конца жизни будут припоминать, как я едва не спалил Академию. Пару лет назад парни из нашего отдела даже втихаря установили мне на звонок припев из песни «Black car»: «Burn, baby, burn, baby» («Жги, детка, жги, детка»), так он и стоит на звонке до сих пор.

Лейтринг с трудом сдержал улыбку.

– Спасибо за всё, господин полковник, – Эм поднялся и протянул командиру руку, – Для меня было честью служить под вашим руководством.

Они обменялись крепким рукопожатием.

– Вы произнесли, что я буду одним из наставников. А кто второй счастливчик?

Не успел полковник ответить, как раздался стук в дверь. Стэйн обернулся и, взглянув на вошедшего мужчину, выматерился про себя. Из всех Государственных Магисентов Лэйтон Фрост был последним человеком, кого Эм хотел бы видеть в напарниках. Кого он вообще хотел видеть.

– Добрый вечер, полковник, – тот подошёл ближе, завёл руки за спину и приветствовал стоящего рядом сослуживца кивком, – Стэйн.

– Фрост.

– Слышал про успешное спасение семьи генерала Сокудзо, поздравляю.

«Вот же ублюдок патлатый» – пронеслось в голове Эма, и он спросил вслух, – Как жена?

Пропустив ответный удар мимо ушей, Лэйт молча отвернулся.

– Раз вы закончили обмениваться любезностями, – вмешался Лейтринг, – Я бы хотел обратиться к вам с просьбой. Но просьба эта будет личного характера…

***

Каждый мальчишка мечтает стать Государственным магисентом.

И мой брат не был исключением. Никто в семье не сомневался, что его судьба предопределена: в восемнадцать он поступит в Академию, через пять лет выпустится и начнёт строить блестящую карьеру, так же как и отец, дед, прадед… Будучи сыном Государственного магисента Томас имел привилегии при поступлении, однако на его результаты это не повлияло: он легко справился с двумя вступительными заданиями, направленными на определение умственных и физических способностей. Оставалось пройти только последнее и главное испытание – проверку на владение магисентией. И Томас её не прошёл. К сожалению, так бывает, яблоко от яблони не всегда падает недалеко. Отец не винил Томми за то, что тот не оправдал его надежд, по крайней мере, не вслух. Томми не винил отца за то, что тот с детства готовил его к становлению Государственным магисентом, по крайней мере, не при нас с мамой. Он взял контроль над жизнью в свои руки: уехал из дома, окончил полицейскую академию, устроился в отдел убийств и уже получил сержанта, но с отцом они больше не общались…

Глава 2

Раздражающая вибрация выбила из сна. Пошарив рукой по тумбе, я взяла смартфон и взглянула на экран. В мессенджере сыпались сообщения от университетской однокурсницы, теперь уже бывшей, она предлагала встретиться до начала занятий и выпить кофе. Откинувшись на подушку, я закрыла глаза. Блаженные мгновения забвения, пока не вспомнила, где проснулась.

Заставила себя подняться с постели и поплелась в ванную. Часы показывали начало одиннадцатого – странно, что до сих пор никто не ломился в дверь сообщить, что я проспала всё на свете. Умылась, вернулась в комнату и наткнулась на невысокую шатенку моего возраста и молодую женщину в серой форме, такой же, что и у вчерашней сотрудницы Департамента. Шатенка смерила меня взглядом и обратилась к своей спутнице:

– Мая, что это?

– В Академии выделено всего десять комнат для учениц, мы никак не могли поселить тебя одну, – оправдалась та.

Девушка взмахом руки велела ей замолчать и, схватившись за смартфон, позвонила кому-то.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы проанализировать незнакомку. От неё пахло хорошими духами, длинные волосы были выпрямлены и уложены в высокий хвост, неброский макияж подчёркивал острые скулы, большие глаза и пухлые губы, чёрные ботфорты и классические шорты зрительно удлиняли ноги, бордовый пиджак с поясом акцентировал внимание на стройной талии. Девушка была со вкусом, при деньгах и, судя по услышанному, без проблем пользовалась высоким положением отца-Государственного магисента.

– Надо поговорить, – сказала шатенка собеседнику, – Нет, не может. Да мне насрать, что у тебя совещание, или выдели мне минуту своего бесценного времени, или я сейчас же сваливаю. Ну то-то же. Договор при тебе? Нет? Ладно, я воспользуюсь своим, – она вынула из миниатюрного кожаного рюкзака сложенные пополам листы бумаги и закрылась с ними в ванной комнате.

– Дочь главы Академии, – пояснила Мая, с кем приходилось иметь дело.

– Сочувствую, – искренне-саркастично ответила я.

Сотрудница приёмной комиссии улыбнулась и уточнила, – Лексана, верно? Ты вчера припозднилась, но это нестрашно, я скоро освобожусь и всё тебе расскажу.

– Спасибо, ваш добродушный охранник уже провёл мне краткую экскурсию.

– Итак, цитирую первый пункт четвёртого раздела, – донёсся голос из ванной, – Договор будет расторгнут в одностороннем внесудебном порядке в случае, если любая из сторон нарушит одно из условий, перечисленных в разделе «Права и обязанности сторон». Условие одноместного проживания на весь период обучения прописано в договоре, поэтому я с чистой совестью расторгаю нашу договорённость и уезжаю. Что, тебе смешно? Договор заверен нотариально и имеет полную юридическую силу. Посмотрю я, как тебе будет смешно, когда ты получишь вызов в суд.

– Возможно, ты ещё успеешь сходить на завтрак, – протараторила Мая, смущённая тем, что разборка шатенки с отцом происходила в моём присутствии.

Идея, и правда, звучала неплохо, учитывая, что на вчерашнем нервяке я забыла поесть. Быстро переоделась в первое, что попалось под руку, и покинула комнату. Надо сказать, я всей душой болела за то, чтобы взбалмошной шатенке удалось добиться соблюдений условий с одноместным проживанием, и эта гроза обошла меня стороной. Добралась до противоположного крыла Академии, весь первый этаж которого занимала светлая просторная столовая. Солнце проникало внутрь через высокие окна и стеклянные вставки в потолке, отчего складывалось впечатление, что в прошлом здесь располагалась оранжерея. Людей не было, витрины с едой в кафетерии пустовали. Оглядевшись, я увидела стол с кофемашинами и заказала простой кофе с молоком. Наблюдая за тем, как неспешно наполняется чашка, не сразу обратила внимание, что рядом остановилась ещё одна ученица. Мы обменялись молчаливыми взглядами, после чего она спросила:

– Доброхотка или приоритетная?

– Прости, что?

– Вступительные испытания проходила?

– Нет.

– Значит, приоритетная.

Тёмные короткие волосы и карие глаза девушки резко выделялись на фоне бледной кожи, а в ушах, брови и на носу осталось множество следов от пирсинга, ношение которого, по всей видимости, запрещали правила Академии. На ней была чёрная форма, состоящая из длинного пиджака, штанов, рубашки и ботинок на шнуровке.

– Я Рене, – представилась она.

– Лекса, – я взяла чашку и повернулась к ней, – И я ничего не поняла насчёт доброхоток и приоритетных.

Девушка забрала свой эспрессо и жестом предложила нам сесть за ближайший стол.

– Раньше условия для поступления в Академии были равными для всех, а с этого года дочерей и внучек Государственных магисентов стали брать без вступительных испытаний, поэтому девчонкам, в чьих семьях магисенты имелись в чёрт знает каком поколении, пришлось бороться за оставшиеся свободные места. Вот мы и стали звать вас приоритетными, а вы нас – доброхотками.

– Это всё из-за проклятого постановления.

– Что за постановление?

– Приказ Министерства: всех девушек из офицерских семей обязали пройти обучение в Академиях. Так что мы принуждённые, а не приоритетные.

Я сделала пару глотков кофе. Сочетание сахара и кофеина оказало на меня живительный эффект, и мир вокруг стал не таким безнадёжным.

– Значит, ты не рада возможности учиться здесь? – спросила однокурсница.

– Ну, скажем так, в мои планы не входило, прости за грубость, просрать пять лет жизни, чтобы потом до конца дней быть на побегушках у Государственных магисентов.

Её повеселила моя откровенность.

– Возможно, работа в Департаменте или Министерстве и ограничивается вакансиями секретарши и канцелярской крысы, зато и зарплата выше раза в три в сравнении с обычными офисами или другими государственными учреждениями.

– Сколько тебе? Рассуждаешь не как вчерашняя школьница.

Рене улыбнулась, – Мне двадцать два, и это моя вторая попытка попасть в Академию. Пять лет назад, когда набирали предыдущий женский курс, я не прошла по возрасту, – она глянула на экран смартфона и встала из-за стола, – Стоит поторопиться, через семь минут построение.