Тень Небесной Принцессы

Глава 1. Невеста из тумана

— Входи уже, чего встала? — резкий тычок в спину фальшивой нотой вклинивается в размеренную мелодику моего сна. Странного сна, надо заметить.

Я не успеваю как следует отреагировать, высокие створки парадного зала передо мной без звука отворяются, и в лицо веет холодным ветром и запахом дождя.

Замираю от красоты, которая внезапно открывается перед моим взором. Женщина сзади не унимается, подталкивает меня в спину, и я неловко шагаю внутрь помещения. Неловко, потому что мои руки и ноги связаны широкой красной лентой, конец которой в руках у странной женщины, называющей себя моей матерью.

Под ногами тут же начинают клубиться миниатюрные облака, словно я иду по дыму, а не по мрамору. Мир вокруг кажется странно тихим, словно его взяли и прослоили ватой. Ну, и правильно! Каким же ещё должен быть сон? Тихим, мягким, пушистым…

Вот только женщина, притащившая меня связанной в это потрясающее место, портит всю идиллию. Она, как две капли воды, похожа на тётку, вырастившую меня и заменившую мне семью. Такая же скандальная, шумная и жадная до всего чужого.

Откуда я это знаю? Пока мы поднимаемся по длиннющей лестнице, а сон начинается именно с этого момента, она не перестаёт подсчитывать, сколько долгов ей спишут за «это чудовище». И всё причитает, что мало, слишком мало.

Я не сразу понимаю, что чудовищем она называет меня, но расстраиваться по этому поводу не спешу. Во-первых, тётка мне не нравится, поэтому её мнение меня не особо интересует. А во-вторых, это же мой сон, значит, я в нём хозяйка, и в любой момент могу сменить декорации.

Как только надоест смотреть это безобразие, повернусь на другой бок, переверну подушку и начну смотреть новый сюжет. Этот пока мне нравится, потому что я давно и прочно фанатею по всему, связанному с Древним Китаем. А тут, куда ни глянь, — сплошной древнекитайский антураж вокруг. Я ещё не всю красоту разглядела, продолжу, пожалуй, пока смотреть этот сон.

В дальнем конце зала прекрасный образец культурного наследия — трон, вырезанный из обсидиана и жемчужного нефрита. Ах, какая прелесть! Хочу рассмотреть его поближе, а лучше потрогать, но не сразу замечаю, что он занят. Мужчина, восседающий на нём, кажется живой статуей, воплощением красоты и мужественности. Но это не грубая сила, не гора мышц и шквал тестостерона, скорее смертоносные эльфийские изящество и изысканность. Облачный Вдадыка… Это имя я улавливаю из шипения за моей спиной.

— Кланяйся повелителю, убогая! — требует назойливый голос сзади.

Это она мне? Как же надоела! Кажется, пора ответить, но колючий взгляд мужчины, брошенный вскользь, замораживает все мои мысли где-то на этапе их зарождения и заставляет онеметь язык. Этот взгляд не просто холоден — он убийственно презрителен. Так смотрят на грязь под ногами или на неудачный подарок.

— Это она, повелитель, ваша невеста, — бормочет женщина за моей спиной. — По договору мы отдаём приёмную дочь Повелителю Облаков в жёны, в счёт погашения долга. Можете делать с ней всё, что пожелаете.

— Повелителю чего? — мелькает мысль в моей голове, но не успевает оформиться.

Повернув голову, возмущённо разглядываю «мать» — женщину с гладким лицом, в шелках. В этом сне у меня такая же семья, как и в реале: холодная, чужая, не любящая. Но тут даже хуже, как будто я удобная пешка, разменная монета, а не дочь.

Повелитель даже не встаёт. Снова окидывает нас ледяным взглядом и брезгливо продолжает:

— Она — это всё, что вы можете мне предложить? Белокожая… Рыжая…

Выглядит, как ошибка богов.

Ему-то я где неровно дорогу перешла? Видимся впервые, а он сходу переходит на оскорбления. Вдёрнув подбородок, еле слышно сердито шиплю:

— Ошибку, может, и совершил кое-кто, связав меня с этим… брачным цирком, но точно не я. Интересно, откуда берутся такие грубияны? Воспитанность вышла из чата?

Мой ночной кошмар слышит. Поднимается, ростом значительно возвышаясь надо всеми, и, словно тает на глазах, исчезая в дымке. Уже через секунду, в тихом вихре облаков, появляется прямо передо мной: высокий, неестественно грациозный, одетый в дым и ткань, сотканную из шёлка и ветра. Его лицо прекрасно и чуждо. Серебристые глаза смотрят сквозь меня, как сквозь дождь. Мрак сгущается вокруг нас, как только он подходит ближе. Его голос кажется опасно тихим:

— Я не просил жены, особенно — такой, — произносит, словно выплёвывает яд. — И я бы немедленно отказался от тебя, но ты напрашиваешься на взбучку.

— В этом, поверь, мы с тобой удивительно солидарны, — немедленно отвечаю ему. Он со мной не церемонится, и я отвечаю ему взаимностью, не желая кланяться и «выкать». — Я не напрашиваюсь ни на что, особенно становиться разменной монетой в расчётах твоего рода с чужими мне людьми.

Женщина за моей спиной что-то возмущённо бормочет, но повелитель делает знак рукой, и она, пятясь назад и кланяясь, быстро удаляется прочь. Мир замирает, затихает, застывает, как перед неминуемой катастрофой. И она не медлит нагрянуть.

Он наклоняет голову, изучая меня, словно диковинную зверушку, случайно забредшую в небесный сад, и бесцеремонно сообщает:

— Ты останешься здесь и будешь вести себя, как подобает. Пока я не решу, что с тобой делать.

— У меня проблемы с подчинением, особенно властным типам с выражением на лице «мне-все-должны».

Глава 2. Завтрак среди облаков

Комната, в которую меня провожают под конвоем, словно сошла со страниц древнего трактата, зачитанного до дыр. Я застываю у входа, и только спустя несколько секунд выдыхаю.

Здесь всё дышит культурой, которую я изучаю по книгам, картинам, фрескам и музеям. Этот сон оказывается намного интереснее, чем я думала в начале.

На стенах — шёлковые панно с пейзажами, нарисованными тушью: горы, туманы, журавли.

Я подхожу ближе и замираю от непередаваемого удовольствия. Кисть художника как будто не касалась бумаги: мазки воздушные, как дыхание.

Провожу пальцем по шёлку — не подделка. Настоящее полотно!

— Классическая школа Сун, — бормочу себе под нос. — Или имитация, но слишком… искусная.

Под ногами — циновки из настоящей камышовой соломы. У стены — цуби: низкий лакированный стол, выложенный нефритом, с резьбой в виде облаков.

Опускаюсь перед ним на колени, машинально, как на семинаре. Привычно. Уважительно.

На столике стоит нефритовый лотос — подлинный, это я распознаю сразу.

Касаюсь его лепестков и восхищённо улыбаюсь:

— Вот это сон! Я бы не прочь бывать в нём почаще.

В углу — семиструнный гуцинь, узкий музыкальный инструмент. Настоящий! Подхожу и провожу пальцами по струнам. Они отзываются мягким, задумчивым звуком, как будто вздыхают.

— Ничего себе! Даже акустика соответствует.

Пользуясь случаем, расхаживаю по комнате, замечая всё: вышивку на занавесях, старинную лакировку на шкатулке с потёртым золотом, стойку для каллиграфии в углу, с кистями и точильным камнем для туши.

— Боже мой! Это всё — идеальная реконструкция. Даже лучше, чем в музее.

Бережно провожу пальцами по полке с книгами. Трогаю свитки, переплетённые вручную, бумагу с водяными знаками. Воздух наполнен запахом старого шелка и ароматом масла. Вот он — Древний Китай, не в теории, а реально, в каждом предмете.

И на мгновение меня пронизывает страх, резкий, как прозрение. Если это сон, то как он может быть настолько подробным?

А вдруг всё это не снится?

— Нет, чушь, — отворачиваюсь от гуциня. — Просто мозг заигрался, перенапрягся и по уши погрузился в материал. Я ведь этим живу.

Сажусь на постель, но теперь, уже с осторожностью оглядываясь по сторонам. Мне уже как-то не по себе от того, что комнате так много всего, что меня по-настоящему интересует.

Словно кто-то влез в мою голову, и не просто сымитировал древность, а показал мне мой идеал. И заточил в нём.

— Даже чересчур идеально!

Выдаю я и ложусь на постель, обняв подушку. Глаза всё ещё блуждают по комнате.

— Нам бы такого реконструктора на кафедру, — шепчу я и закрываю глазки. Что-то я устала, полежу так немного, ведь во сне тоже нужно отдыхать.

Когда снова открываю глаза, я всё в том же сне, а вокруг пространство без времени. Утро во Дворце Облаков не наступает, как и день, ночь или вечер, за окном царит какое-то безвременье. Без солнца, без рассвета, всё освещается ровным мягким жемчужным сиянием, словно небо хранит свои тайны в шелковом молчании.

Появляются полупрозрачные, безмолвные духи, переодевают меня и провожают в комнату для приёма пищи.

Я присаживаюсь у края низкого резного стола, даже не притронувшись к еде. Тарелки переливаются золотом, рис дышит паром, фрукты из фантазийного сада кажутся слишком яркими, чтобы быть съедобными. Сижу, скрестив ноги под собой, в какой-то местной тонкой одежде из шёлка с запахом жасмина и раздражения. В неё меня нарядили духи.

Сейчас они бесшумно скользят по залу, расставляя новые блюда, как будто всё это имеет какой-то скрытый смысл, но точно не для меня.

Тот, для кого они стараются, входит в зал хмурясь и презрительно кривя лицо.

Тишина меняется, словно сами стены вокруг затаили дыхание. Шаги Облачного Повелителя беззвучны, но весомы, как сны, от которых не избавиться. Он не произносит ни слова, не удостаивает меня взглядом, просто проходит и садится напротив, небрежно, как король, которому плевать, кто с ним за столом. Но всё равно заметно, что оценивает и контролирует каждое своё движение.

Я, не поднимая взгляда, лениво слежу за ним краем глаза. Мне любопытно, что мой ночной кошмар будет делать дальше. Вместо приветствия выдаю язвительный полувздох:

— Знаешь, у вас в этом дворце всё красиво, только вот… вилок нет.

Он моргает, не удивлённо, а скорее, оскорблённо.

— Вилок? — это слово падает, как камень в прозрачную воду, неуместное здесь, чуждое.

— Да, такая штука с зубчиками, — продолжаю накалять обстановку я. —Ею едят, не воюют. Хотя, в нашем случае — не уверена.

Кручу в пальцах палочки.

— Вот это — пытка. Эстетичная, конечно, но пытка.

Он не отвечает, снова нацепив на лицо маску равнодушия. Просто кивает одному из духов. Тот бесшумно исчезает и через пару минут кладёт передо мной изящный серебряный трезубец: изысканный, почти карикатурный.

Глава 3. Отражение в Зеркале Грёз

В покоях Повелителя Облаков нет стен. Только занавеси из тумана, ветер и парящие своды, сотканные из грозовых облаков. Сюда никогда не входит ни одна живая душа, только бесплотные духи и он. А ещё тут есть зеркало, которое показывает всё, что пожелает Повелитель.

Оно стоит в центре комнаты: высокое, почти до потолка. Его рама вырезана из застывшей молнии, а поверхность — не стекло, а гладкая пелена, в которой может отразиться всё, что существует в этом мире. Это зеркало отражает не то, что есть перед ним, а то, что необходимо увидеть.

Ши Юн стоит перед ним, сердито хмурясь и сжимая руки в кулаки. Лицо, словно высечено из нефрита. Сначала ничего не видно, только туман.

Но постепенно он расступается и в нём появляется она. Сидит за столом и крутит в руках палочки, глаза сверкают, улыбка хищная, как будто задумала какую-то пакость. Поднимает голову и что-то сердито произносит, глядя куда-то в пространство. Так тихо, что Ши Юн ничего не может разобрать.

Он злится и резко отворачивается.

— Чушь.

Делает шаг в сторону, но зеркало не отпускает. Отражение дрожит и снова подкидывает кадры из прошлого. Снова она. Идёт по коридору в зал для приёма пищи, сопровождаемая духами. Ветер играет её рыжими волосами. Она оглядывается через плечо, будто чувствует его взгляд.

— Это всего лишь человеческая девчонка: глупая, грубая, неуклюжая.

Он торопливо отворачивается от зеркала. Его шаги гремят, как раскаты грома вдалеке.

— Зачем я вообще трачу время на это недоразумение?

Ши Юн рассеянно трёт виски. Настроение — препоганейшее, впрочем, как и всегда, как в последние несколько сотен лет. Он никогда не был весельчаком и душой компании, а уж после того, как потерял свою возлюбленную Юань Дзи, и подавно. Скверное настроение стало его постоянным спутником.

— Ши Юн, ты станешь первым демоном, скончавшимся от несварения желудка. Садиться за стол в плохом настроении сродни самоубийству, — частенько ворчит Линьхуа, Хранительница Вечного Лотоса и его названная сестра.

С тех пор, как впервые услышал это, в её присутствии Ши Юн всегда старается выглядеть хотя бы умиротворённым, но это всего лишь маска. Ведь проще притвориться, чем объяснять, что он давно уже не чувствует вкуса пищи, как и вкуса жизни вообще. Без неё, без его Дзи, светлой и доброй девочки, всё стало пресным.

Первое время он надеялся, ждал, вглядывался в каждое женское лицо, но всё было не то. В поисках Дзи он перевернул всю Небесную империю, а потом и соседние Царство Красного дракона и Великие Пыльные земли. Он знал, что Юань Дзи переродилась. Ему сказал об этом голос, когда он был в пространстве между мирами. Но все поиски до сих пор были бесплодными.

Вот и от этой девчонки он не отказался сразу только потому, что решил проверить. Проверил, называется… Она бесит его до невозможности, раздражает, как никто другой. Эта девица дерзка и самоуверена, остра на язык. Боги не могут так пошутить над ним. Она не может быть Юань Цзи. Никак не может!

Он сидел с ней за одним столом, но ничего не чувствовал, кроме раздражения. Даже безвкусная пища в горло не лезла.

Он выныривает из своих мыслей и замечает, что безостановочно ходит по комнате туда сюда. Останавливается, сжимая кулаки и сердито бросает зеркалу:.

— Она плата, не больше! Пусть посидит взаперти, пока немного не растеряет свою спесь, а потом я её отпущу. Избавлюсь. Выброшу обратно туда, откуда она пришла. И всё, наконец-то, закончится. Я должен её проучить!

Зеркало безмолвствует, как и положено зеркалам, но упрямо транслирует всё то же отражение. В нём стоит она, как в реальности, и смотрит прямо на него: смело, упрямо. Как будто не видит его, и не знает, что он смотрит на неё, но бросает вызов самому воздуху.

Он подходит ближе, наклоняется к самому зеркалу.

— Почему ты не боишься меня?

Ответа, конечно же нет, только тишина. Ши Юн выпрямляется и тихо, очень тихо добавляет:

— Никто не смотрел на меня так с тех пор, как не стало…

Он резко замолкает и с досады колотит ладонью по зеркалу, но оно не разбивается. Лишь молния с треском бежит по его раме, и облака за окнами разражаются громом.

Он разворачивается и, шагая прочь, шипит сквозь зубы:

— Пусть гниёт в моём дворце. Я не поддамся ни на шаг. И не уступлю.

Он идёт к двери и не видит, как за его спиной девушка за столом бесследно растворяется в пространстве. А зеркало, по-прежнему хранит её образ. Как будто, не она здесь чужая, а тот, кто только что сыпал угрозами.

______

Спасибо всем, кто читает эту историю! Если она вам нравится, поддержите её лайками и комментариями. Автору очень важна обратная связь)

Глава 4. Осколки сна

Звонок будильника грубо и бесцеремонно разрывает шелковую пелену туманных залов, облаков и тяжёлых взглядов. В первые секунды он кажется мне чуждым той возвышенной красоте, которая меня окружает во сне, и… обидно, до боли, реальным.Он, как будто сбрасывает меня на с небес на землю. И это неожиданно неприятно!

Я стремительно вскакиваю с кровати, сердце колотится так, что вот-вот выскочит. Лоб прошибает потом, пальцы дрожат. Дважды роняю гаджет на постель, прежде чем дрожащие пальцы находят нужную кнопку и отключают противно дребезжащий звук будильника.

— Что за… черт? — задушено шепчу, оглядываясь по сторонам. — Какой странный сон!

Вокруг меня привычная обстановка: серые стены съёмной квартиры, чашка с остатками растворимого кофе на тумбочке, на стуле, рядом с кроватью, поставленный с вечера на зарядку планшет.

Но всё вокруг кажется другим, каким-то бледным и выцветшим. Как будто вернулась в плоский мир после IMAX-реальности. Даже вкус воздуха и тот другой: пыльно-душный, с ноткой затхлости. Да что это со мной? Ещё вчера всё было, как обычно. Ну, да, не царские палаты — обычная однушка, но в новостройке и в хорошем районе. Откуда тут взяться затхлости и прочим “прелестям”?

Я сажусь на кровати, обняв колени. Внутри всё ноет, как после узнавания или воспоминания о чём-то важном. Но я-то точно знаю — никогда раньше не бывала в подобных местах. Всего, что я увидела во сне, было для моей психики через край.

— Что за косплей моих стрессов? — шепчу в пустоту. — Завтрак с Облачным занудой? Без комментариев!

Телефон безжалостно вырывает из мешанины непонятных мыслей напоминанием в календаре: «В 9-30 практика в архиве. Не забыть!». И тут же взгляд утыкается в ладонь, в которой крепко-накрепко зажат белый нежный лепесток. Самое ужасное, что он даже не успел ещё завянуть.

Я встаю, пошатываясь, словно после удара. Почти машинально умываюсь, завариваю кофе и, не чувствуя вкуса, на автомате глотаю тост. И только по дороге в университет осознаю, что ладони до сих пор всё ещё дрожат.

Университетский архив располагается в старом корпусе, в подвале с заваленными полками, где едва ощутимо пахнет пылью, клеем и временем. Я сажусь за компьютер и принимаюсь сканировать пожелтевшие документы.Работа мне привычна, занимаюсь ею не впервые, но очень долго не могу сосредоточится. Никак не получается выкинуть из головы ночной кошмар.

То и дело перед глазами, как живые, всплывают образы из сна: надменный хозяин Облачного дворца с холодным взглядом цвета бури, пустые глаза «приёмной матери», духи без лиц… Всё было настолько реалистичным, что не могло казаться обычным сном. Может это какой-нибудь вещий сон?

— Ты в порядке? — не выдерживает Лика, подруга-сокурсница, занятая каталогами. — Ты как-то бледная, как лист бумаги. Что-то случилось?

— Нет, всё нормально, — порывисто отвечаю, не желая вдаваться в подробности. Мне кажется, если я сейчас с кем-то поделюсь своими эмоциями, в груди станет пусто. А там сейчас хоть и неспокойно, но тепло. Как будто кто неведомый зажёг маленькое солнце. И оно плавит, плавит и плавит что-то давно замёрзшее в моей душе. — Просто… странный сон. Знаешь, такой... реальнее всякой реальности.

— Да уж, с кошмарами нормально не поспишь. Это всё мне знакомо, — пожимает плечами Лика и тут же даёт дельный ,с её точки зрения, совет.

— Пройдёт. Ты лучше не сиди, вон тот ящик разбери, а то уже третий день до него руки не доходят. И ты за делом быстрее успокоишься.

Мои губы трогает улыбка. Она всегда такая: все печали и невзгоды всегда лечит делом. Решаю прислушаться, ей же как-то помогает, может и мне этот метод подойдёт. Беру с дальней полки небольшой ящик. Открываю его и тут же замираю. В нём старые рукописи. Странная письменность: не кириллица, не китайские иероглифы, но — до боли знакомые завитки.

Всё внутренности болезненно сжимаются и их обдаёт жаром, словно маленькое солнышко, гревшее меня изнутри, внезапно превращается в ядерный реактор.Да, что со мной такое? Может, я заболела каким-то необычным заболеванием? Люди забывают то, что с ними было, а я помню то,чего со мной не было. И это не дежавю!

— Нет! Это просто совпадение. Просто... просто мозг присвоил то, что видела в фильмах или роликах в соцсетях, — бормочу себе под нос, осторожно водя пальцами по пергаменту. Символы дрожат, как живые, словно реагируют на прикосновение, а потом вдруг покрываются туманом, как маленькими облачками, которые тут же рассеиваются.

И меня внезапно пронзает резкая вспышка: облака, клубящиеся над полом, когда мои ноги ступают по нему; обеденный зал с жемчужным потолком, взгляд Облачного Владыки — холодный, полный отвращения.

Я резко отдёргиваю руку и зябко повожу плечами.

— Что за ерунда?

За моим плечом немедленно появляется любопытная мордашка подруги, и морок рассеивается. Я беру в руки ящик с документами и принимаюсь методично заносить их в каталог. Этим и занимаюсь до конца дня.

В сторону так поразившего меня документа стараюсь даже не смотреть, почему-то отложив его напоследок. И в итоге совершаю немыслимое — краду этот документ из университетского архива.

Трясущимися руками незаметно засовываю его в сумочку и на негнущихся ногах выхожу из архива.Опомнившись уже на улице, мысленно ругаю себя последними словами и разворачиваюсь в обратную сторону, чтобы вернуть рукопись обратно, как словно через толстый слой ваты слышу голос Лики:

Глава 5. Странный знак на стене

Сегодня сон переместил меня в какое-то новое место Облачного дворца. Пусть я и не запомнила дороги с первого раза, но тут я точно не была. Это крыло обставлено по-другому и выглядит гораздо более обжитым. Коридор, по которому я иду, кажется странно живым, стены пульсируют в ритм моему дыханию, словно огромная грудная клетка, а шёлковые занавеси негромко шелестят, как будто пытаются что-то шептать на незнакомом языке.

Я бреду босиком. Не специально, просто не смогла найти обувь. Или, скорее, не захотела. Если уж сон, то какой смысл в туфлях?

На мне снова роскошные шёлковые одеяния, не моя скромная пижамка, в которой я легла спать. Так мило! Хоть в реальной жизни я такое сроду не надевала, наряд мне нравится ,шёлк приятно льнёт к телу, нежнейшим касанием лаская его. Кажется, что ткань соткана из воздуха.

Иду, поглядывая по сторонам, а перед глазами свиток, тот самый, с каллиграфией, что выкрала днём. Надеюсь, что найду что-то похожее в залах дворца. Может, случайно увижу, может, спрошу у кого-либо. Спросить, ведь не преступление, верно? Правда, спрашивать тут не у кого, кроме грозного Облачного Повелителя. И что-то я сильно сомневаюсь, что он бросится откровенничать со мной. Это вредный персонаж моего сна, пора с этим смириться.

— Ну, вот! Не стоило о нём думать. Накаркала…, — печально вздыхаю я, а глаза мои сами собой замирают на изображении, едва заметном на стене прямо передо мной.

Облачный Владыка просто появляется. Не сзади, не сбоку — впереди, будто вышел из тени самой стены. Он молчит, лишь рассерженно смотрит на меня, а тишина, что камнем падает нам на плечи, кажется оглушающей.

Я стою и задумчиво перевожу взгляд с взбешённого мужчины на знак на стене за его спиной. Ну, что опять не так? Чем он недоволен?

— Что ты делаешь в Восточном крыле? Там, где никому не дозволено быть, особенно тебе. Ты умудрилась дважды за сегодняшний день ослушаться меня. Ты думаешь это останется безнаказанным?

Кажется, он прямо пылает гневом, и злится не столько потому, что я ушла, а потому, что он не понял, когда и как я это сделала. Он, повелитель Облачного замка, не заметил, не понял, не пресёк. Видимо, он воспринимает это, как плевок в лицо. Самовлюблённый сноб!

— Ты осмелилась выйти за пределы дворца без разрешения?

Я замираю, потому что в его ровном голосе звучит металл. Не просто звучит, болезненно жжётся, отражаясь где-то глубоко внутри. Я инстинктивно выпрямляюсь, как перед учителем, который не в духе.

— Доброй ночи… или вечера. Или чем тут у вас это время суток называется, — бормочу, стараясь не отводить взгляд.

— Я дал тебе чёткий приказ, — он явно не собирается вести со мной диалог .— Не покидать Западное крыло без разрешения. И всё, что ты сделала — это нарушила его.

Делает шаг ближе. Свет падает на его лицо сбоку, и в его взгляде не читается ничего человеческого, только оглушающее ощущение власти.

Я вздрагиваю, но не отступаю. Перевожу взгляд на знак за его спиной. Мне кажется, что он успокаивает меня, как будто нежная музыка льётся из камня.

— Я... просто гуляла. Это же сон. Тут, вроде, нет заборов.

— Сон? — голос его звенит, как тонкий клинок. — Этот мир — не игра, не твой личный спектакль.

Я неверяще хмыкаю, а он делает ещё один шаг вперёд, подходит почти вплотную, испепеляя взглядом и сжимая руки в кулаки.
Но мне не страшно от этого шоу. Я откуда-то знаю, что он не прикоснётся. Он — выше этого, хотя ему до умопомрачения хочется меня встряхнуть.

— Тебе не позволено покидать Западное крыло. С этого момента я прикажу установить охрану у твоей двери. Ещё один шаг вне дозволенного, и я лично сотру твою суть из ткани этого мира.

Что? Это он так изящно пригрозил убить меня?

— Интересно, — произношу, стараясь казаться спокойной, но при этом смотрю на него исподлобья. — И как ты это сделаешь, если даже не знаешь, кто я?

Он на мгновение замирает, а потом сердито прищуривает глаза.
Похоже, удар по самолюбию попал точно в цель.Он собирается что-то сказать, заорать или прибить меня прямо здесь? Узнать мне это не суждено, потому что знак на стене за его спиной в этот момент проявляется так чётко, что я, не удержавшись, вскрикиваю:

— Вот это... ты знаешь, что это? — взволнованно провожу рукой по символу. — Он был в рукописи. Я его видела. Сегодня. Почему он здесь?

Он резко хватает меня за руку, отвлекая от стены. Не больно, но как будто отрывая от чего-то запретного, недозволенного.

— Где ты это видела?

— Не скажу.

— Где, женщина?! — он впервые срывается. Голос — как удар молнии. Духи, до этого смирно и безмолвно стоящие за его спиной, разлетаются кто куда. Занавеси колышутся, как потревоженные ураганом, а я держусь. Отступать мне некуда ,да и незачем, сон-то мой.

— В архиве. Я изучаю древности, востоковедение. Нашла документ с иероглифами, которые невозможно прочесть. Я их не понимаю, но они такие знакомые и как будто живые: шепчут, пульсируют.

Он отступает на шаг и пристально смотрит на стену. Потом делает нечто странное — кланяется изображению.
Лёгкий кивок, едва заметный, но в нём сквозит почтение и немного… страх.

Глава 6. Неожиданности второй ночи

Западное крыло Облачного замка.

Комната, которую мне велено не покидать, с прошлого моего сна ничуть не изменилась. Всё в ней дышит тонким ароматом древесной пыли и времени. Я уютно устраиваюсь на кровати, уставившись на разложенные передо мной свитки, как на карты неведомого континента. Собрала всё, что было на полках, разложила веером и пытаюсь отыскать что-то похожее на тот знак на стене.

— Я же неспроста обратила внимание на документ в архиве. Значит, могла видеть подобное где-то здесь. Нужно только очень внимательно поискать.

По ощущениям ищу уже второй час, но всё безрезультатно. Пальцы устали скользить по шелковым краям свитков, глаза болят всматриваться в тончайшие чернила. От напряжения взгляд плывёт. Всё, что вижу, написано красиво, мастерски, но, увы, не то, совсем не то. Ни один иероглиф не отзывается эхом в груди.

— Это уже мистика какая-то... — бормочу озадаченно, от усталости откидываясь на шёлковые подушки. — Откуда этот знак? Почему он не даёт мне покоя?

Лежу, уставившись в жемчужный потолок, минут двадцать. Потом снова поднимаюсь и продолжаю перебирать свитки в надежде, что между строк промелькнёт ответ. Но всё, что нахожу — тексты об обрядах предков, астрономических измерениях и поэмы, где даже запятые чем-то похожи на печати судьбы, но, снова не то.

Кажется, всё уже уже пересмотрела, но ни на шаг не продвинулась в поисках нужного знака. Расстраиваюсь и снова падаю на подушки, печально выдыхая:

— Да, что я совсем сошла с ума? Почему этот дурацкий сон такой яркий и никак не хочет отпустить меня в реале? Дался мне этот знак! Думаю о нём и днём, ночью…

Я устало провожу рукой по лбу. Что-то внутри тревожно дрожит в предвкушении, как будто весь день мне шептали что-то на непонятном языке, и я почти-почти ухватила нить и начала понимать, но за секунду до узнавания теряю смысл.Ах, какое же разочарование!

— И этот самовлюблённый павлин, вместо того, чтобы помочь, объяснить по-человечески, ворчит “не смотри”, “не смей”, “не ходи”, “не дыши”. Вот бы мне этот сон без него! Зачем он тут нужен? Только портит всё.

Мой взгляд лениво скользит по комнате. Тяжёлые ширмы с росписью облаков, шкатулки с нефритовыми ручками, свет, что не падает от окна, а словно рождается из воздуха — всё так притягательно, до боли. Мне всё в этом дворце нравится. Всё, кроме него!

Кстати, я даже не знаю, как его зовут. Да и он моим именем до сих пор не поинтересовался. Всё время зовёт меня ошибкой. Бесит до невозможности!

Мысли о хозяине Облачного дворца совсем выбивают меня из колеи. В раздражении поднимаюсь и начинаю ходить из угла в угол, пока не натыкаюсь взглядом на гуцинь. Он лаковый, древний, повидавший не одно поколение музыкантов, ей богу, не инструмент, а свидетель чьих-то забытых молитв. Подхожу, присаживаюсь. Несколько минут смотрю на него с почтением, как на что-то живое. Робко прикасаюсь, глажу полированные бока и нечаянно касаюсь струны.

И от этого касания рождается звук, хрупкий и неуверенный, как первый шаг по льду. Но мне нравится, он задевает в душе какие-то невидимые и до сих пор неведомые мне струны. Я пробую снова — медленно, робко, словно боясь потревожить духов, что, возможно, живут в этих струнах. Мелодия начинает звучать в моей голове, но в реале не складывается, мне не удаётся извлечь её в окружающее пространство.

— Всё равно не звучит, — сердито вздыхаю и трогаю струны в последний раз. — Наверное, требует опыта и определённого мастерства. Пожалуйста, покажи, как ты умеешь звучать!

Обращаюсь к инструменту, как к живому существу, и касаюсь последней струны. И от этого касания рождается неожиданно чистый, чуть печальный звук, и в комнате даже воздух замирает, прислушиваясь. А у меня возникает стойкое ощущение чьего-то взгляда. Оглядываюсь по сторонам, но ничего подозрительного не вижу. Комната как комната, за окнами, по-прежнему, жемчужные переливающиеся облака и никого живого, кто бы мог за мной так пристально наблюдать.

Я расслабляюсь, и на лице сама собой расцветает улыбка.

— Хоть кто-то или что-то меня слушает в моём сне. Спасибо, дорогой!

И нежно провожу пальцами по струнам ещё раз: не для музыки, просто, чтобы почувствовать инструмент.

Восточное крыло Облачного замка, покои Повелителя.

На другом конце дворца Ши Юн, в ярости сжимая кулаки, стоит перед Зеркалом Грёз. Он не вызывал изображения, оно открылось само. Зеркало словно чувствует, что его мысли скользят не в ту сторону, в запретном направлении.

На чёрном стекле возникает образ рыжей ошибки богов. Сутулясь, она сосредоточенно роется в свитках, оставленных в комнате. Вот упрямая! Он же велел ей забыть об этом знаке. Она здесь чужая. Ей не нужно лезть, куда не следует. Это кощунство! Не найдя ничего, она, как угорелая мечется по комнате и вдруг принимается терзать гуцинь.Её пальцы неловко тревожат струны: не по правилам, не в ноты.

Его губы дрожат от ярости:

— Как она смеет трогать инструмент? — произносит гневно.

— Эта комната должна была остаться нетронутой: тенью, молчанием, памятью. Я запер её в Западном крыле, чтобы изолировать, а получилось — ввел в самую сердцевину собственной боли.И вроде бы всё делает правильно: не выходит, не нарушает. И всё равно...

Визуалы

Наша красавица Настя, "ошибка богов")))

И вредина Ши Юн))

Глава 7. Дружеская поддержка

Восточное крыло Облачного дворца

Кажется, что с каждой минутой дальнейшего пребывания рыжего бедствия во Дворце Облаков даже воздух делается всё тяжелее и сумрачнее, прямо как перед бурей. Молочный туман у колонн, и тот дрожит и пульсирует так, словно сам небесный мрамор ощущает, это не может длиться долго. Не спокойно в Облачном Дворце, ох, не спокойно! Что-то назревает…

Ши Юн и сам себя не понимает: его ужасно раздражает эта особа, и в то же время он по каким-то неведомым причинам не может просто взять, и избавиться от неё. Слишком много вопросов к ней, слишком много тайн витает вокруг.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы заниматься делами, он торчит в своих покоях, не в силах оторваться от зеркала. Следит… Вдруг она снова задумает нарушить запрет. Можно подумать, на этих запретах свет клином сошёлся.

За дверью раздаётся осторожное покашливание. Облачный Повелитель скептически поднимает одну бровь:

— Входи Цань Лю. Простудился? Не знал, что духи так слабы здоровьем.

Призрачный слуга тут же просачивается сквозь дверь и даже слегка меняет цвет, розовея от смущения.

— Мой повелитель, к вам гость.

— Кто так не вовремя? — на лице Ши Юна отражается явное недовольство.Он стоит посреди покоев, спиной прикрывая изображение в Зеркале Грёз. Внезапно поднявшийся ветер треплет длинные рукава его тёмного облачного ханьфу, а взгляд становится непроницаемым.

— Это я! — громко доносится из коридора.

Двери, украшенные узором девяти драконов, сами собой распахиваются, разлетаясь в стороны, и в комнату входит Сюэ Янь*, бывший демон Кровавого Пламени, а ныне Страж Вечного Лотоса и горячо любимый муж Хранительницы этого священного цветка.

Тень улыбки скользит по губам новоприбывшего. Он совсем другой: ярче, живее повелителя Облачного дворца. В его чертах что-то неуловимо лёгкое, как летний дождь, и в то же время — непоколебимое, как древние скалы.

— А ты изменился, брат, — произносит он без церемоний. — Дворец стал строже, ты — холоднее. Надеюсь, причина — не старость?

Ши Юн притворно грозно фыркает и молча указывает на место у невысокого столика, приказывая призрачному слуге подать чай.

— Я тоже тебе рад. Говори, что случилось, — без традиционных витеватых фраз Облачный Повелитель сразу переходит к делу. Эти двое давно и близко знакомы, поэтому привыкли не церемониться друг с другом.

Ши Юн украдкой смотрит в Зеркало Грёз и опускается на пол у лакированного цуби, на котором уж дымиться чай. Всё в порядке, “ошибка богов” на месте. Переводит взгляд на Сюэ Яня, который с грацией воина присаживается на облачные подушки и качает головой.

— Демон в Пустошах Ланся, — произносит гость. — Говорят, он питается сожалениями. Люди, вернувшиеся оттуда, перестают говорить или смеяться. Кто-то считает его лишь выдумкой, но я не рискую верить легендам. Особенно, когда исчезают дети.

— Имя?

— Он не называет себя, но старейшие упоминают о Пожирателе Тени. Он пробуждается раз в тысячу лет, когда кто-то отвергает истину своего сердца. Не важно, что его пробудило, необходимо, как можно быстрее, с ним разобраться. А кто у нас великий знаток внутреннего мира и повелитель Теней? Конечно же, ты, брат! Без твоей помощи никак не обойтись.

Ши Юн внезапно напрягается. На лицо его набегает лёгкая тень, но он быстро возвращает себе самообладание. И только собирается что-то ответить, как дверь за его спиной скрипит, и один из духов без доклада проскальзывает внутрь, почти не касаясь пола.

— Повелитель, — голос его безэмоционален, но слегка дрожит. — Девушка… из Западного крыла… снова исчезла.

На покои опускается грозовая тишина. Чай в чашах тоже начинает дрожать от пульсации внутренней энергии Ши Юна.

Он отставляет чашу и резко поднимается.

— Найдите её! Прочешите весь дворец, даже Ветвистые сады. Она не может выйти за пределы дворца. Кругом понатыкано стражи. Как вы могли её упустить?

— Да будет исполнено! Я всё уточню и доложу, — дух исчезает, оставив после себя шлейф холода.

Облачный Повелитель стремительно подходит к Зеркалу, проводит над ним рукой и тщательно всматривается в изображение. Оно показывает то, что Повелитель желает знать: как именно девчонке удалось улизнуть.

— Что? Она просто… растворилась в пространстве?

Сюэ Янь сдержанно хмыкает за спиной:

— Это что-то новое, брат! — в его глазах блестит насмешка и… интерес. — Кто она?

Ши Юн резко поворачивается к другу, сердито выдыхает, сжимает кулаки и молча смотрит куда-то сквозь колонны, будто силой воли пытается вытащить свою несостоявшуюся жену откуда-то из неведомого.

— Милая история, — продолжает издеваться Сюэ Янь. — Женщина появляется в твоём доме, нарушает приказы, исчезает, как дым… и ты не испепеляешь её взглядом. Это ли не чудо?

— Это не то, о чём ты подумал, — бросает Ши Юн. — Она здесь чужая!Нарушает порядок. Ведёт себя… непочтительно. Она — головная боль.

— Но ты не избавился от неё. Ты запираешь её, ищешь, злишься. И при этом… бережёшь.

Глава 8. Там, где исчезают имена

День в Облачном Дворце сразу перестаёт быть томным. Духи-служители в панике мечутся у границ покоев, словно в воздухе разлилось что-то важное, неуловимое, но уже нарушенное. Они в трёхсотый раз, в поисках пропавшей девушки, обыскивают дворец, прилегающие к нему облачные сады и длиннющую лестницу, спускающуюся на землю.

Ши Юн в задумчивости бредёт по Западному крылу и торопливо открывает двери её пустой комнаты.

Тут всё ещё витает её аромат, на удивление, приятный, свежий, как прохладный ветерок в летний полдень.

Облачный Повелитель бросает короткий взгляд в сторону лёгкого отпечатка на покрывале, где она сидела совсем недавно, и принимается искать хоть что-то, что принадлежит лично ей: любую вещь, которую можно показать Пророчице. И не находит ничего.

— Как же так? Должно хоть что-нибудь остаться. Она ведь была здесь: реальная, живая, — раздражённо бормочет он.

— Она точно не оптический обман, не призрак, не привиделась тебе? — из-за спины звучит сдержанный голос Сюэ Яня. Он стоит у входа в комнату, лениво опираясь на косяк двери.

— Нет, — тихо отвечает Ши Юн. — Ты же видел, что показывало Зеркало Грёз..

— Ну, знаешь, мало ли что оно покажет! Всему верить…

— Зеркало Грёз никогда не врёт, — мрачно перебивает его Облачный Повелитель. — Да и я пока ещё в состоянии отличить живого человека от иллюзии.

— Ладно-ладно, не злись, брат, — примиряюще бормочет Страж Вечного Лотоса.— Но как тогда она исчезла? Пространственный разрыв?

Ши Юн кивает.

— Неестественный. Она не покинула дворец. Её забрало нечто, как будто сама ткань реальности… отторгла её.

— Что ты о ней знаешь? — Сюэ Янь делает пару шагов внутрь, глядя по сторонам.

Ши Юн долго молчит.

— Почти ничего. Даже имени её не знаю. Её отдали мне за долги. Хотел отправить куда-нибудь подальше, но тут начались странности. Она то пропадала так, что её не могли найти, то появлялась, там, где ей не следовало быть. Если бы она не была человеком, я решил бы, что тут замешана магия.

— Вот у Пророчицы и узнаем, — медленно произносит Сюэ Янь.

— Кто она, куда уходит, откуда её принесло к нам.

Ши Юн резко оборачивается:

— Ты о чём? Что имеешь ввиду?

— Я не уверен, но Линьхуа, как Хранительница Вечного Лотоса, знает больше. Она как-то говорила, что есть души, настолько мощные, что их тянет сквозь миры. И если такая душа вновь входит в резонанс с местом, где когда-то была, или с теми, кто дорог её сердцу, она может прорваться сквозь ткань миров. Хотя бы ненадолго.

— Ты думаешь, она...

— Я думаю, нам нужно к Пророчице. Давай, уже найдём реальное напоминание о ней, и поспешим в путь.

Время тянется, как тень на склоне дня, долго и лениво, пока, наконец, где-то за кроватью хозяин Облачного дворца не находит странный беленький кружок с хвостиком, сделанный из ранее невиданного им материала.

— Хм… Вот это, видимо её, — сжимает бережно в руке и направляется к выходу.

Они отправляются в путь, когда на землю опускается вечер. Сюэ Янь верхом на фэлине с крыльями, что пульсируют, как сердце.

Ши Юн выбирает чжэнхуэня, зверя, чья шерсть отражает свет луны, а лапы словно древние колонны.

Путь их лежит через древнюю трещину в реальности, которую называют Переплетением Ветров. Там стираются границы между временем, памятью и правдой.

Ветры сбивают их с пути, шепча разными голосами, пытаются увести, показать ложные образы, но два воина упрямо продвигаются вперёд, к своей цели.

И вот, наконец, среди скал и завывающих ветров появляется Пещера Пророчицы, дорога к которой выложена лунным кварцем.

У входа они на некоторое время замирают, не решаясь идти дальше, но строгий женский голос зовёт их внутрь.

— Входите уже, коль пришли, присаживайтесь. В ногах правды нет.

Ши Юн и Сюэ Янь делают пару шагов вперёд и попадают в Царство грёз. Посреди него, в центре круга, образованного зеркалами воды, сидит женщина без возраста, со смутно различимым лицом, прикрытым то ли вуалью, то ли мороком. Глаза её закрыты, распущенные тёмные волосы свободно струятся по плечам, слегка развеваясь, словно от ветра. Хотя ветра здесь нет и в помине.

В каждом из водных кругов — лицо, как отражение прошлого, но всё не та, кого они ищут.

— Вы кого-то потеряли, — уверенно произносит женщина, не открывая глаз. — Говорите!

Ши Юн делает шаг вперёд.

— Девушку. Её привели в мой дворец, как залог, как плату, но, думаю, что даже её родственники толком не знают, какая она на самом деле. И я не знаю, кто она, откуда, но её больше нет. А я не могу… не искать её. Вот одна из её вещей.

Пророчица, всё также с закрытыми глазами, берёт странный кружок и долго молчит, прислушиваясь к чему-то в себе.

Потом поднимает одну ладонь над чашей с водой. Капля за каплей с её руки в воду стекает тень.

Глава 9. Ловушка для сновидений

Я просыпаюсь резко, словно проваливаюсь с высоты в темноту привычной комнаты, где мобильник вибрирует на прикроватной тумбочке. Сердце стучит, как барабан. а в голове тонкой навязчивой трелью, соревнуясь с будильником, уже бьётся раздражение.

У меня ощущение, что будильник орёт так громко, словно хочет докричаться до другой реальности. Той, в которой я каждую ночь проживаю одно и то же: тот же зал, те же стены, те же бессмысленные взгляды. И он…
Вечно недовольный страж сна, который я не выбирала. Говорит со мной, как будто я что-то должна. Смотрит так, словно нарушаю правила.

Я сажусь на край кровати, уставившись в пол, и думаю: если сейчас не выдохну — сорвусь.

— Хватит. Просто хватит, — бормочу я вслух. — Этот сон повторяется каждую ночь, как заезженная пластинка, как прилипчивая музыка. Я не могу ничего изменить. Не могу сбежать. И что больше всего бесит, даже не понимаю, кто он такой, этот Облачный Повелитель. И чего он ко мне прицепился?

Понуро бреду в ванную, а потом на кухню. Настроения нет от слова “совсем”. Не радует даже то, что у нас сегодня общие с японоведами лекции по истории стран Азии.

Просто там есть один парень, который с недавних пор смотрит на меня: долго, часто, пристально, с интересом. А я украдкой смотрю на него. И мне приятны наши переглядывания. У него спортивная фигура и красивые черты лица. Чисто эстетически мне очень нравится его разглядывать, пока он не видит. А когда ловлю его взгляды, как будто кто-то пёрышком меня щекочет изнутри в районе солнечного сплетения.

Наши переглядывания так и останутся лишь визуальным контактом. Мы из разных миров: я из обычного, а он — из мира небожителей. Про таких говорят “золотая молодёжь”. У них своя компания — несколько парней и девчонок. Они всегда держатся вместе.

Я даже не знаю, есть ли у него девушка, поэтому сильно не заморачиваюсь. Я не верю в историю Золушки. Красивая сказка, не имеющая никакого отношения к современной реальности. Не более! Но, в то же время, внимание этого парня мне приятно.

На кухне знакомо пахнет чаем с бергамотом и подгоревшими гренками. Это я вчера пыталась приготовить ужин. Позвонила Лика, и я забыла про гренки. Пришлось выбрасывать два последних кусочка хлеба, сгоревших в угольки, в мусорку. И ужинать одним чаем. Как хорошо, что во сне меня кормят. Хотя бы это радует. И, как ни странно, я не чувствую себя голодной по утрам, словно по-настоящему поела.
Взгляд упирается в надпись на магнитике на холодильнике: “Улыбайся! Ты всё сможешь.”
Глядя на неё, я слабо усмехаюсь: — Всё смогу, да? Особенно выжить в этом дурдоме…

Быстренько собираюсь и бегу на занятия, почти опаздываю.

В университете — обычная суета. Толпы студентов, несущихся по коридорам, как сорвавшиеся с поводка. У меня сегодня лекции с утра до вечера, а ещё нужно встретиться с преподавательницей. Я решила отдать ей фотографию странного знака, того самого, с рукописи.

На парах я снова не слышу, что говорят преподаватели. Мыслями уношусь обратно туда, в Облачный Дворец, в этот раздражающий сон, где каждый вечер будто теряю свою волю.
Туда, где Облачный Повелитель, будь он трижды неладен, смотрит с холодной сосредоточенностью, словно я его отвлекаю от великой миссии. Никаких романтических взглядов. Только раздражение и молчаливый укор в каждом взгляде.

А я устала. Я правда устала быть между… Между тут и там. Между чужой жизнью и своей. Между снами, которые не кончаются, и реальностью, которая начинает терять цвет, вкус и запах.

На перемене меня за локоть ловит Лика.

— Как спала? Кошмары больше не мучают?

— Он опять был, — говорю тихо.
Она сразу понимает, о ком речь. Я давно от неё не скрываю: у меня личный роман с параллельной реальностью. Проблема в том, что роман крутится без моего согласия.

— Всё то же?

— Почти слово в слово. Он как будто играет роль с одним и тем же текстом. И взглядом, без слов говорящим, что меня там быть не должно.

Лика поджимает губы.

— Знаешь, у моей знакомой девчонки мать ходила к женщине. Она разбирается в осознанных снах. Не волнуйся, она не эзотеричка, не «открой чакры», не шарлатанка, а бывший учёный. Реально работала с психикой. Хочешь, попрошу принять тебя?

— Я… — колеблюсь и долго мнусь, чтобы сказать, что у меня нет денег на поход к специалисту, возможно очень не дешёвому. Одна часть меня уже махнула рукой на всё это, но другая… всё же надеется. Надеется, что удастся проснуться по-настоящему.

— Если нет денег, я займу. Отдавать не надо, поможешь с курсовой и ладно.

— А, давай, договаривайся, — машу рукой, раз жизнь сама подкидывает мне решение.

Она кому-то торопливо звонит, отойдя в сторонку, туда, где потише. И взволнованно машет мне рукой, требуя подойти.

— Записывай или запоминай адрес: Малая Андреевская, дом 43, офис 16. Да, она сейчас подъедет. Спасибо вам!

Я ошарашенно смотрю на подругу, пытаясь сказать, что у нас вообще-то пары.

— Никуда твой косматый не денется, — хмыкает Лика, намекая на парня с факультета японоведения. — Езжай, у неё сейчас как раз свободное окно. Деньги я тебе переведу на карту. На лекции прикрою, если что.

Я киваю, закидываю учебник по истории стран Азии в сумку и двигаю поперёк движения студенческой волны к выходу. Краем глаза выхватываю удивлённый взгляд “моего японоведа”, но сейчас реально не до него.

Глава 10. Пепел слов

Он стоит в полутьме, опершись на колонну, неподвижный, как изваяние. Комната пуста, но в воздухе уже дрожит предвестие.
Всё готово: защита активирована, пространственный вихрь стабилизирован. Осталось только ждать. И Ши Юн ждёт.

Не потому что хочет, а потому что должен.

Он стоит у окна её комнаты. Той самой, куда она каждую ночь приходит то резко, то растерянно, то с мольбой в глазах, а то и вовсе с колючей злостью. Он не знает, какой она будет сегодня. Знает только, что она обязательно придёт, не может не прийти, ведь то, что предстоит им дальше очень важно для них обоих.

Пальцы сжимают ткань рукава. Он никогда не ждал её так, как сегодня. И это его злит.
⠀
— Глупо... Нерешительно... Не по-моему, — сердито бормочет он.

Плечи напряжены, как перед боем. Пока есть время, он тщательно обдумывает каждый следующий шаг: надо везти её в Храм Вечного Лотоса, показать Линьхуа, проверить то, во что сам боится поверить. Если это правда… если её душа хоть на мизерную долю принадлежит той, кого он потерял…

Нет. Он не даст себе поверить раньше времени. Но всё же… сердце стучит не так, как обычно.

Окунувшись в водоворот мыслей, он чуть не пропускает тот момент, когда воздух слегка вздрагивает, и пространство, словно приоткрывая трещину между мирами, нарушает его одиночество.
Ошибка богов появляется почти неслышно.

— Опять ты, — бормочет она, едва оказавшись на полу комнаты. Глаза ищут что-то знакомое, но находят только Облачного Повелителя и мягкий свет за его спиной.

— Ты задержалась сегодня, — произносит он глухо, сдержанно, не двигаясь с места.
— Я вообще не собиралась приходить, но, видимо, не мне решать.
Настя невольно хмурится, сжимая в пальцах тёплый металл кулона. Она надеялась, что с его помощью сможет направить сон, но снова оказалась здесь, с ним.
— Сегодня ты отправишься со мной в храм Вечного Лотоса, — произносит он тихо, но не оставляя ей права на протест. — Мы должны узнать, кто ты.

— Кто я? Я — студентка, обычный человек, который просто хочет спать! — огрызается она. — А не участвовать в ваших ритуалах, не ходить по сказочным дворцам и храмам с людьми, которые на меня смотрят, будто я что-то должна.

— Значит ты что-то должна, — резко бросает он. Голос ровный, но внутри — ураган.

И Настя видит это в его глазах, глубоких, как бездна.И в этой бездне — страх. Нет, не страх перед ней, страх поверить, узнать правду.

— Почему ты просто не скажешь, что тебе от меня нужно? — почти шепчет она.

— Для начала… — он чуть хмурится и медлит, — скажи, как тебя зовут.

Она удивлённо смотрит на него, несколько долгих мгновений сомневаясь, правильно ли расслышала. Это так неожиданно!
Потом всё же отвечает, но в голосе уже не раздражение, а усталость:

— Настя.

Он кивает, будто пробует это имя на вкус: мягкое, короткое, чужое.
⠀
— Нас… тья, — медленно повторяет. — Нась… Цзя?
⠀
Она морщится:

— Ну, почти. Хотя… звучит красиво.

— У нас имена хранят смысл. «Цзя» — это дом. Или… сокровенное, то, что не оставляют.

Она ловит его взгляд, ещё недавно враждебный, а теперь — изучающий. Будто он впервые смотрит не на чужака, не на помеху, не на оплату долга, а на душу.

— А ты? — спрашивает она. — Твоё имя?

— Ши Юн.

— Это тоже что-то значит?

Он поджимает губы.

— Камень и… облако.

Настя нервно хихикает:
⠀
— Ты — камень и облако? Ты серьёзно? Хотя… тебе, пожалуй, подходит.

— Я — Ши Юн, — чуть с усмешкой повторяет он, но глаза остаются серьёзными. — А ты — Нась Цзя. И если ты не помнишь, кто ты… значит, мы оба должны это узнать.
⠀
Он делает шаг ближе.

— Я отвезу тебя к Хранительнице Лотоса.

— А если я не поеду?

Он смотрит прямо и грозно, словно клинком, пронзая её взглядом.

— Тогда я силой повезу тебя туда. И ты будешь сожалеть, что не поехала добровольно. Потому что, только там можно получить ответы.

Его голос звучит слишком сурово, а угрозы кажутся правдоподобными.

— Ответы на что, на какие вопросы?

Ей хочется продолжать говорить «нет», кулон надёжно холодит руку. Она же решила сама управлять своим сном, зачем ей слушаться кого-то?
Комната, как будто сжимается до размеров клетки и не принимает её сегодня: слишком яркая для ночи, слишком чужая для возвращения. Воздух в ней натянут, как струна, звенит тревожным ожиданием или предвкушением чего-то очень важного.

Ши Юн стоит у стены, держа руки за спиной. Он не двигается, но присутствие его ощущается некой тяжестью, словно камень в груди.

И в тот момент, когда она делает шаг назад, он произносит, негромко, не резко, но так, что слова становятся последним приговором:

— Ты отправишься со мной к Линьхуа. Сегодня!

Он больше не спрашивает. В его голосе нет просьбы. Там — приказ, решение, вызов на бой.

Глава 11. В шаге от счастливой судьбы

Ши Юн снова делает шаг вперёд, потом ещё один. Настя не пятится, но ей хочется спрятаться и от его взгляда, и от его слов.

— Ты хочешь сбежать? — говорит он тише, но от этого кажется ещё опаснее. — Куда? В свой мир, где тебя никто не ждёт? Где ты просыпаешься каждый день пустая, теряя себя настоящую, не зная почему всё это происходит?

— Я не… — она задыхается. — Я не теряю себя. Я… ищу. Я просто хочу понять, что происходит! Почему я каждую ночь оказываюсь здесь, с тобой… в этом чертовом дворце? Я не хочу быть частью ваших ритуалов, ваших Лотосов, ваших… пророчеств! Причём тут я?

Она поднимает глаза, и в них слишком много боли, усталости, испуга и отчаяния. И совсем по-детски выдаёт:
— Я просто хочу вернуться домой.

Её голос ломается, слова срываются, а потом вдруг рука крепче сжимает кулон. Словно это не просто кусок металла, а спасение, лестница из сна, мост через разлом.

— Держи фокус, дыши ровно, — сами собой всплывают в её голове слова мастера. — Представь мир, откуда пришла: дом, кровать, обстановку на кухне.

Она зажмуривается и пробует мысленно воспроизвести мельчайшие детали интерьера своей съёмной квартиры, но Ши Юн замечает. Его взгляд падает на её руку.

— Что это у тебя?

Он не грозит, не бросается к ней резко, но тон его — ледяная вода. Настя едва не роняет кулон. Затем быстро прячет его за спиной.

— Просто амулет, — отвечает, отводя глаза. — Для сна.

— Зачем?
Она молча отводит взгляд в сторону, знает: если скажет — он не поймёт или хуже того — осмеёт.

Он подходит ближе, и в каждом его движении чувствуется тяжесть, не ярость. Смотрит на неё, и весь мир вдруг сжимается до расстояния между их взглядами.
⠀
— Ты всё равно не поверишь, — задушенно шепчет она..

— А ты попробуй, — отвечает он. И в голосе — не вызов, не подозрение, лишь усталое ожидание.

Но она не пробует, просто отворачивается. Промолчать проще, чем солгать или сказать правду, в которую не верит даже она сама. И это её молчание громче крика, плотное, как штормовое небо перед ударом.

Ши Юн стоит перед ней, и всё в нём напряжено до предела: пальцы сжаты, как будто сдерживают магию, дыхание неровное, плечи напряжены, словно он на грани взрыва.

— Попробуй, — повторяет Облачный Повелитель .

Он хочет понять, верить, хоть во что-то, но она... отказывает ему даже в этом. Она снова отводит взгляд.

— Я... не могу, — шепчет еле слышно.

Он делает шаг ближе, не угрожающе, но тяжело, как будто шагает навстречу неласковой судьбе.

— Ты не доверяешь мне? — произносит глухо. — Или не доверяешь себе? — добавляет ещё тише.

Настя дрожит, сжимает кулон в кармане, будто тот может стать щитом от этого непонятного мужчины с глазами, в которых столько боли, что хочется кричать.

— Я не знаю, кто ты, — выдыхает она. — Чего ты хочешь от меня? Что вообще всё это значит? Мне страшно, ясно?

Поднимает на него взгляд. В уголках её глаз блестят слёзы. Они не проливаются, но он их видит. Он видит всё. И впервые за долгое время он не злится, а просто устало произносит:

— Мне тоже.

Тишина разрастается между ними, как трещина. Он пытается протянуть руку. Не к ней, к тому мосту, что только что рухнул между ними, но в этот момент… Настя резко отшатывается.

— Нет, хватит! Я не хочу больше здесь быть. Я не хочу, чтобы ты… чтобы этот мир… присваивали меня, словно я ваша.

Почти в панике она отступает, глубоко дыша, словно задыхается.

Ши Юн поднимает руку: не удержать, не схватить, просто прикоснуться.
⠀
— Нась Цзя…

Она вздрагивает от имени, сказанного почти шёпотом. Язык Облачного Повелителя против воли произносит его с такой нежностью, о которой его хозяин, возможно, даже не подозревал до сих пор.

Но от этого страх и решимость Насти только усиливаются. Она ещё крепче сжимает кулон: как молитву, как бунт.

— Прекрати! — срывается с её губ. — Не называй меня так. Это не обо мне. Я — просто Настя, и я хочу проснуться.

Воздух дрожит и трепещет, что-то щёлкает в ткани пространства. По полу вибрациями катится легкий, почти неслышный звон. Занавеси на окнах вспыхивают светом и колышутся, как от невидимого ветра.

Ши Юн резко вскидывает голову, понимая, что раньше времени открывается переход.
⠀
— Нет… — выдыхает он. — Не сейчас!

Настя смотрит на него в последний раз, и в её глазах отражается всё, что она не сказала: страх, растерянность, обида… и искра. Та самая, от которой он не может отвести взгляд.
Потом пространство вспыхивает и Настино тело мягко рассеивается, как будто она растворяется в воздухе по собственной воле.

Он делает шаг вперёд, резко хватая руками в пустоту.

— Нась Цзя!

Но её уже нет. Только кулон мерцает последним отблеском, и в комнате рассыпается тонкий след от дыхания, которого не стало.

Ши Юн снова остаётся один, замирает, не двигается. Только смотрит в пустоту перед собой. Все слова развеялись, как дым. Все планы рассыпались в прах. А он только-только поверил, что в шаге от счастливой судьбы, которую почти осмелился тронуть.

Тьма за окном шевелится, извещая, что где-то далеко храм Вечного Лотоса дрожит в предвкушении важного.

Мир вокруг дышит тишиной.Ши Юн сжимает кулаки и закрывает глаза. Делает медленный, тяжёлый вдох, потом — выдох.

Тень ложится на его лицо, но во взгляде загорается нечто новое. Он никогда больше не будет прежним.

— Хорошо, — произносит он в пустоту. — Ты хочешь сбежать. Тогда я научусь приходить за тобой в любые миры.

Глава 12. Последствия бессонной ночи

Я просыпаюсь слишком рано, на часах — 4:23. Непривычно! Тем более, когда мне снова снится этот сон.

Окно затянуто сумеречной темнотой, и комната словно застыла, удерживая отголоски сна. Я лежу на спине, уставившись в потолок, как будто ожидаю, что на нём проявятся ответы.

Но потолок, как обычно, остаётся просто потолком — гладкой, бездушной и безмолвной поверхностью, которая ничем не может мне помочь. Впрочем, как и всё остальное в этой комнате, да и, наверное, в этом мире.

Тело — словно натянутая струна. Ни капли облегчения от того, что я вернулась. Сердце бьётся в горле: не от тревоги, скорее от перенапряжения. Я не помню, чтобы возвращение из этого дурацкого сна когда-либо забирало столько сил.

Быть может, потому что в этот раз я сама его вызвала.

Кулон… Я переворачиваюсь на бок и торопливо шарю рукой по кровати, нахожу его почти под подушкой. Лунный камень в серебряной оправе… Тонкие жилки едва заметно светятся в самой его глубине. Он тёплый, словно помнит, что я сделала.

— Помог? — шепчу в темноту. И сама не знаю, радоваться или бояться. Больше всего меня пугает, что закрыв глаза, я могу опять оказаться в Облачном дворце. Услышу голос Ши Юна, его резкие фразы, переходящие в молчание. Встречу его пронзительный взгляд.

Я же помню, как исчезла на его глазах, как он крикнул моё имя. Нет, не моё… Чужое.

— Нась Цзя!

Будто я персонаж старой легенды, а не студентка второго курса факультета китаеведения.

Тьма в комнате плотная, как вода, в которую не хочется погружаться. Я изо всех сил стараюсь удержаться в полусне-полубодрствовании, ворочаюсь, не нахожу себе места. Меня бросает то в жар, то в холод.

Я не сплю, но и не просыпаюсь по-настоящему.

Утро встречает меня не лучом надежды и радостным рассветом, а тяжёлым, мутным маревом, как похмелье после дурного праздника.

Я смотрю на себя в зеркало: мятая футболка, потухшие глаза, волосы, будто кто-то перебирал и нарочно запутывал во сне.

— Прекрасно, Настя. Просто шик! — ворчу сердито, умываясь и приводя себя в порядок. Зубная паста кажется противной на вкус. Я могу поклясться, что сегодня она с привкусом страха.

На кухне кофе горчит сильнее обычного. Тосты остаются непрожаренными, потому что я банально забываю включить тостер. А потом спохватываюсь, что времени на завтрак уже нет.

Бегу в универ, а в голове мешанина мыслей: голос Ши Юна, зовущий меня, мой голос, упрямо повторяющий: “Это всего лишь сон!”. Только сердце всё также заполошно грохочет, отказываясь воспринимать хоть какое-то правдоподобное объяснение всего происходящего .

На паре по мифологии Древнего Китая я сижу на автомате. Пишу что-то, не глядя. В моей голове всё ещё ночное происшествие, кулон, и странное, почти кощунственное ощущение, что я, похоже, что-то изменила. А ещё, что кто-то, где-то теперь с нетерпением чего-то ожидает от меня.

Только я ничего не жду. Я просто хочу спокойно жить. Здесь!

После пары мы с Ликой выходим на крыльцо подышать свежим воздухом. Она, как всегда, болтает о любимом сериале, я машинально киваю. Её болтовня меня успокаивает, но она видит, что я не здесь.

— Так, стоп! — она хватает меня за рукав. — Опять этот сон?

Я неохотно киваю.

— Только всё было немного… по-другому.

— В смысле? Снова Облачный дворец и тот красавчик из тумана? Что он сделал на этот раз? Решил воспользоваться правами мужа? — беззаботно хихикает подруга. — Ну, слушай, если твой мозг регулярно выдаёт тебе такого мужика, я бы на твоём месте спала круглосуточно.

— Не смешно, — отвечаю, перебивая. — Я… я пыталась выйти оттуда сама. Заснула с этим амулетом. Кажется, получилось.

Лика замирает.

— Что?

Я достаю кулон, показываю ей.

— Мастер по сновидениям… Помнишь, я говорила, что она мне его дала.

— И ты реально думаешь, что он сработал?

— Ну… — я пожимаю плечами и бережно прячу кулон обратно. — Я ушла оттуда раньше. Сама! Без всех этих… Лотосов, взглядов, имен. Без его позволения.

Я не уточняю, кого имею в виду. Но Лика замечает это «его» и вскидывает брови.

— Погоди, так он тебе уже не нравится?

Я резко отвожу взгляд.

— А разве он мне нравился? Он — деспот, самовлюблённый тиран! И к тому же, он не настоящий, подруга. Я и не хочу, чтобы нравился. Просто жду, не дождусь, чтобы это быстрее прекратилось, все эти ночные кошмары.

Она долго и пристально смотрит на меня, прежде, чем выдать:

— А ты уверена, что он не настоящий? Ты вся бледная, как будто действительно вернулась из чужого мира, а не из сна.

Я не отвечаю, просто снова отвожу глаза. Мне нечего ей сказать, я и сама ничего не понимаю. А сердце, эта глупая, но весьма чувствительная мышца, снова сжимается, когда вспоминаю, как он посмотрел на меня в последний момент.

— Ладно, — говорит Лика мягко, видя моё состояние. — Просто, будь осторожна. Хорошо?

Я киваю, но в груди — ни капли покоя. Словно между мной и этим миром прямо в эту минуту пролегает трещина. И где-то там, за гранью сна, кто-то всё ещё стоит у окна. И ждёт. А я должна вернуться…

— Ты иди в аудиторию, я сейчас быстро сбегаю по делам в главный корпус, — предлагаю я подруге, в надежде, что ей не захочется составить мне компанию. Меня просто раздирает от любопытства, смогла ли профессор Лю что-нибудь узнать о таинственном знаке.

Раскрывать эту тайну подруге пока не планирую, а то она такого напридумывает! Сначала сама разберусь что к чему.

К моей великой радости, Лика залипает в телефоне, с головой уйдя в переписку, и лишь согласно кивает.

— Тебе принести кофе? — спрашиваю, уже сбегая по ступенькам вниз.

— Не надо, что-то не хочется, — отмахивается она и снова вся, без остатка, погружается в телефон.

Я, с замирающим в тревожном предвкушении сердцем, бегу в главный корпус, но там меня ждёт разочарование. Профессора Лю нет на месте. Зато по дороге встречается кое-кто другой…

Глава 13. Тепло под кожей

Выхожу из главного корпуса с пластиковым стаканом латте, спускаюсь по лестнице вниз, на дорожку, где тени от деревьев режут плитку на лоскутное одеяло. Уже почти весна, но воздух всё ещё колючий, с привкусом усталости и мокрых веток.

И вдруг ловлю на себе чей-то пристальный взгляд. Парень с факультета японоведения снова смотрит на меня.

Стоит у входа в нужный мне корпус вместе с другом и что-то листает в телефоне, но выглядит это только прикрытием. Он меня видит, и взгляд его пересекается с моим не случайно.

А я ловлю себя на том, что улыбаюсь: совсем чуть-чуть, почти незаметно, лишь уголками губ. Выпрямляю спину, расправляю плечи и стараюсь нести себя плавно и грациозно. Как будто не было почти бессонной ночи с изматывающим ночным кошмаром, и внутри меня прямо сейчас кто-то щёлкнул переключателем: ты на сцене, ты в фокусе.

Он высокий, с чёткой линией плеч, тёмной чёлкой и светлой кожей, на которой веснушки почти незаметны, только если хорошо приглядеться. Конечно же, с такого расстояния я не вижу их, но знаю, что они есть. У него спокойные, но цепкие глаза, какие бывают у людей, умеющих долго ждать и всё подмечать.

Мы переглядываемся вот уже несколько недель: в столовой, в библиотеке, между корпусами, но никто из нас не делает шаг навстречу.

Я думаю, что это правильно, потому что он из другой жизни. Из той, в которой модное худи, премиумные наушники, машины родителей и поездки в Токио «на практику» — это просто фон. У него друзья из того же мира: красивые девчонки с шелковыми волосами, парни, у которых голос звучит так, будто они уверены в себе с детсадовского возраста.

А я… Я знаю, как пахнет дешёвый суп в университетской столовой по понедельникам, вторникам и другим дням недели. Я могу написать курсовую по сходной цене всего за одну ночь. Я живу в съёмной квартире, где батареи то слишком горячие, то ледяные. Я — не из их мира.

Но всё же я смотрю, и мне приятно. Что думает он, я не знаю. И вряд ли узнаю когда-нибудь.

Друг решительно трогает его за рукав стильной куртки и кивает на вход в учебный корпус. “Мой японовед” бросает в мою сторону прощальный взгляд и скрывается за дверью здания, в которое мне через несколько минут предстоит войти.

Я тороплюсь, ещё немного и опоздаю на лекцию по истории письменности Восточной Азии. Ускоряюсь, позабыв обо всём на свете, взлетаю по ступенькам, перепрыгивая сразу через несколько, резко дёргаю на себя дверь и через минуту оказываюсь в коридоре первого этажа.

Хорошо, что мне не нужно подниматься выше, два поворота направо и я окажусь в нужной мне аудитории. Поворачиваю за угол, потом за второй и… врезаюсь в кого-то всем телом.

Мой кофе вылетает из рук, немного обжигая пальцы. Я вскрикиваю и начинаю заваливаться вбок, но чья-то сильная ладонь удерживает меня за локоть.

— Осторожно! — его голос мягкий, но достаточно громкий, чтобы я замерла. Это — ОН! Какая банальщина! Из всех студентов этого вуза я должна была врезаться именно в него.

Он смотрит на меня сверху вниз, слегка прищурившись.

— Прости, — быстро говорю я и пытаюсь выдернуть руку. Он отпускает.

— Это ты меня прости, я стоял на дороге, — он наклоняется, поднимает мой стакан, крышка на нём всё ещё каким-то чудом держится. Кофе выплеснулся лишь мне на руку, и то немного. — Ты не обожглась?

Я отрицательно качаю головой, а внутри дрожь: не от кофе.

Он передаёт мне стакан. Наши руки едва соприкасаются, но я успеваю ощутить, что у него тёплая ладонь. И пахнет от него приятно: не парфюмом, а чем-то чистым, немного цитрусовым.

— Спасибо, — шепчу едва слышно.

Молчание повисает между нами, и я уже почти готова отвернуться и бесшумно раствориться за дверью аудитории, как он вдруг продолжает:

— Ты учишься на китаеведении, да?

Я киваю:

— Ага, а ты — японовед?

Он тоже утвердительно кивает в ответ и неожиданно добавляет:

— Меня зовут Егор.

Имя не вяжется с его внешностью. Я почему-то ожидала чего-то вроде «Дава» или «Мика», но это делает его более… реальным.

— Настя, — отвечаю, и голос звучит неуверенно, будто чужой.

Он улыбается, по-настоящему, как будто запомнил, а не просто отметил вежливо.

— Я тебя уже видел.

Я хмыкаю, стараясь удержать спокойствие:

— Ну, да, случайность, наверное. Один курс, смежные специальности, трудно не заметить.

— Не думаю, — его взгляд становится чуть спокойнее, теплее. — Я даже был уверен, что ты избегаешь меня специально.

— Что? — я смеюсь, удивлённо и нервно.

— Слишком красивая, чтобы быть случайностью, — говорит он, почти не меняясь в лице. Как будто это не киношная фраза, а реальная очевидность, которую надо произнести.

И я вдруг чувствую, как где-то внутри, в районе солнечного сплетения, по мне пробегает знакомое перышко. Щекотно!

— Ладно, мне пора, — выдыхаю, потому что иначе не выдержу.

— Увидимся? — спрашивает он.

Глава 14. Древняя легенда

Я едва успеваю выбросить пустой стакан из-под кофе в урну, как за спиной слышу знакомый голос:

— Настя, подойди, пожалуйста.

Профессор Лю — маленькая, хрупкая, всегда в длинной шали, словно только что из какого-то монастыря. У неё мягкий, как шелест пергамента голос, но глаза — острые, цепкие, внимательные, пронизывающие, как рентген.

— Я показала знак своему знакомому, как и обещала, — говорит она, когда мы уединяемся в нише под лестничной площадкой. — Он многое видел, но в точности такого знака — никогда!

Я успеваю расстроиться, когда она она добавляет:

— Он всё же кое-что вспомнил. Смотри!

Профессор Лю открывает планшет. На экране — старый лист, как будто вырванный из ветхой рукописи. На нём — знак. Очень похожий, почти такой же, как мой, но немного другой. Я смотрю на него, и мне кажется, что он дышит, как живой.

Под ним выцветший текст, написанный от руки. Слова словно выведены пальцами самого времени.

— Вот этот знак называется Хэ Юань, — произносит она. — В переводе — «единое равновесие», «соединение». И есть одна очень старая легенда. Не из тех, что рассказывают детям. Та, которую передают из уст в уста, когда не слова главное, а чувства, ощущения, глубинный смысл. Она настолько древняя, что не принадлежит ни одной культуре. Её не найдёшь в книгах, её помнят… сердцем.

Я замираю и вся превращаюсь в слух.

Она испытывающе смотрит на меня:

— Хочешь узнать?

Я киваю и впиваюсь взглядом в знак на экране её планшета.

Профессор берёт паузу, а потом начинает рассказывать, медленно, словно листая что-то в памяти.

— Говорят, в самом начале не было ничего: ни света, ни тьмы. Только тишина. Она не была пустотой, она была всем, не зная себя, не имея имени. Она была просто целым, сутью, равновесием. Она вмещала в себя движение и покой, всё, что потом стало Вселенной.

Я не двигаюсь, почти не дышу. Слова тянутся, как нити, заплетаясь в узор, который, кажется, я уже где-то видела.

— Но однажды, — голос профессора становится тише, — она захотела почувствовать. Не просто быть, а испытывать. Понять, что значит скучать, ждать, любить. Не как часть себя, а как нечто другое. И тогда тишина раскололась.

Не кто-то пришёл и расколол её, нет. Это был их добровольный и осознанный выбор.

— Их? — переспрашиваю шёпотом.

— После разделения их стало двое: две половины одного целого.

Они ушли в плоть, в память, в жизнь. С тех пор они стали снова и снова воплощаться в разных мирах, в разных телах. Иногда находили друг друга. Иногда проходили мимо, но всегда им что-то мешало.

Мир не любит целостности. Он боится, что они снова сольются и всё вернётся к Началу, а значит — исчезнет.

У меня леденеют пальцы, что-то шевелится внутри: больно, глухо, слишком знакомо.

—Этот знак, Настя, — профессор Лю кивает на экран, — это осколок памяти. След от того, что было цельным, единым. Его не придумали. Он возник сам там, где две половины снова начали тянуться друг к другу.

Мне тяжело дышать.

— Что же в итоге стало с ними?

Профессор Лю грустно улыбается:

— Одни говорят, что они снова встретились и воссоздали, объединили всё, что было разрушено. Другие утверждают, что так и прошли друг мимо друга в бесконечных жизнях, не вспомнив.

Она выключает планшет. Между нами повисает тишина, но не как окончательная точка, а как пауза перед криком или… молитвой.

— Очень грустная легенда! Мне их жаль. Уж, лучше бы они встретились, наверное то, что было между ними, невозможно забыть никогда, — шумно выдыхаю в окружающее пространство не только воздух, но и что-то щемяще-нежное, трепетное, что в этот миг плавит меня изнутри.

— А может, и не надо им было встречаться, ведь у всего есть своя цена, — тихо добавляет профессор Лю и смотрит куда-то в сторону, как будто говорит это не мне, а кому-то, известному только ей. — Потому что если один помнит, а второй — нет, тот, кто помнит страдает за двоих. А если вспомнят оба, может разрушиться всё, что было построено после. Ничто ведь не может устоять и остаться неизменным, если к нему вернулась Первооснова.

Я мало что понимаю из этой легенды и из слов профессора Лю, но сердце колотиться, как заполошное. Судорожно прижимаю телефон к груди, пальцы дрожат. А внутри поднимается что-то, что невозможно описать словами, словно старое, забытое имя. Словно кто-то, кого я когда-то знала, снова коснулся моей души. Не во сне и не в сказке, а здесь и сейчас, в эту самую минуту.

— На тебе лица нет, — произносит профессор, внимательно разглядывая меня. — Это только легенда! К тому же она относится вот к этому знаку, а не к твоему. Твой похож, но всё же другой. Возможно, у него совсем иной смысл. Но тут мне уже тебе нечем помочь, прости.

Я благодарю профессора Лю и выхожу из закутка под лестницей, не чувствуя пола под ногами.

Шум коридора ударяет по ушам, как буря по хрупкому стеклу. Люди снуют туда-сюда: кто-то смеётся, кто-то ругается по телефону, кто-то грызёт яблоко, громко, сочно. А я иду сквозь этот поток, как будто я не здесь, не принадлежу этому миру.

Глава 15. Шоколадка против тысячи вопросов

Почему всё так сложно? Что за бред вообще? Конечно же, легенда красивая и трогательная, но какое отношение это всё имеет ко мне? Почему тот знак, который я нашла в архиве, так зацепил меня? Что же в нём такого?

Я хочу узнать это до дрожи в коленках, но не готова ни вспоминать, ни выбирать. Хочу просто жить, смеяться, волноваться из-за экзаменов, а не из-за знаков, пришедших из какой-то дохронологической бездны. Хочу гулять по набережной, пить кофе, не думая, целое ли я или осколок Равновесия, ищущий свою пару. Я хочу жить жизнью обычной двадцатилетней девчонки.

Я злюсь, но внутри всё дрожит. Не от страха или гнева, а так, словно при мыслях о знаке кто-то осторожно, ласково касается самого центра груди, той точки, где нет ни костей, ни кожи, только правда. И эта правда пульсирует тонкой невидимой нитью, а я всё ещё ощущаю себя внутри легенды.

Зачем, спрашивается, я сейчас вспоминаю взгляд Ши Юна: сдержанный, упрямый, строгий, и, в какой-то миг, дрогнувший? Какое мне дело до того, что в нём светилось то, чего я не могу объяснить? С какой стати меня должно волновать, изменил ли он своё отношение ко мне? И для чего мне ломать голову над тем, что сулят мне эти изменения?

Сквозь окна коридора льётся серое, хмурое предвесеннее солнце. Я смотрю на него и чувствую, как в груди снова теплеет и начинает звенеть та самая тонкая струна, и мне от этого становится страшно. Очень!

Сижу так слишком долго, прокручивая все вопросы и сомнения в голове и не замечая времени. Пока в мои мысли грубо, как пощёчина, как ведро холодной воды посреди теплого дня, не вторгается звонок,. Он звенит слишком громко, слишком резко, и я вздрагиваю, выныривая из мешанины мыслей, и моментально возвращаюсь в реальность.

Студенты выплывают из аудиторий, гомонят, хлопают дверьми, смеются. Кто-то стучит каблуками, кто-то распаковывает орешки со звуком, неумолимо разрывающим тишину на куски.

Я держу телефон в руке и всё ещё прокручиваю слова профессора Лю. Они будто встроились в мой остов, стали новыми костями под кожей — никуда не деться, не выбросить. Они уже во мне.

И вдруг неожиданно слышу из-за спины:

— Тебе идёт такое задумчивое лицо, почти как на китайских гравюрах. Только ты живая.

Я резко оборачиваюсь и вижу его. Егора.

Луч солнца, внезапно выглянувшего из-за туч, на миг падает на его силуэт, и я воспринимаю это, как добрый знак. Егор высокий, светлолицый, с широкими плечами и мягкими движениями, как у тех, кто умеет превосходно владеть своим телом, но не кичится этим. Его улыбка чуть ироничная, а взгляд тёплый и притягательный.

Его внезапное появление опять вызывает у меня невероятное ощущение. Как будто кто-то водит пёрышком под кожей, чуть выше пупка. И мне становиться щекотно до неловкости.

— Неожиданная встреча, — пытаюсь шутить я и тут же мысленно корю себя за голос. Он какой-то приглушённый, будто я не открывала рта с утра.

— Сложная лекция? Или мысли улетели куда-то в дальние дали, к примеру, в горные монастыри Поднебесной?

Он тоже пытается поддерживать шуточный тон, заданный мной, не навязчиво, не грубо, искренне. И я внезапно понимаю, что ему просто интересно быть рядом, ближе узнавать меня. Я теряюсь от понимания этого факта и не знаю, что делать с этим его желанием.

Пока же просто пожимаю плечами.

— Мысли у меня везде: и в горах, и под водой, и где-то на границе реальности.

Зачем я ляпнула про границу реальности? О, чёрт! Ещё подумает, что я ненормальная.

Но он неожиданно удивляет, улыбнувшись и чуть склонив голову набок:

— Слушай, это же круто! Я обожаю, когда человек живёт не только здесь. Значит, у тебя в воображении есть собственные миры. А если есть, значит, ты не совсем обычная, Настя.

Он смотрит чуть пристальнее, почти испытующе.

И я вдруг понимаю, что он мне нравится: не просто как человек, отвлекающий меня от грустных мыслей, вид которого эстетически приятен. Он мне нравится, как парень! Хотя я всегда запрещала себе думать о нём так.

— Твои друзья сегодня не пришли в университет, и тебе скучно? — спрашиваю вдруг и не сдерживаю улыбки. — Ваша компания самая заметная на факультете японоведения, но сегодня ты один.

Он поднимает руки, будто сдаётся.

— Нет, они все здесь. Просто не люблю, когда мои знакомые, да ещё такие красивые, грустят в одиночестве. Насть, надеюсь, ты ещё не успела забыть, что мы с тобой сегодня познакомились? Это разобьёт мне сердце! — он так потешно кривит лицо, прижимая руку к сердцу, что я опять не могу удержать улыбку. — Но ничего! Я не постесняюсь напомнить снова. У меня легендарное, старорусское, почти эпическое имя. Я — Егор. Просто Егор. Кстати, у меня дед был монахом.

— Я запомнила, как тебя зовут. А про монаха — это правда? — удивлённо выдыхаю я.

— Нет, — он снова смеётся, — но звучит атмосферно, не находишь?

И я смеюсь с ним вместе, по-настоящему, впервые за этот день. Смех не лечит, не убирает тревогу, но он как тёплый свет фонаря в густом тумане, согревает и освещает путь.

Он достаёт из кармана шоколадку и протягивает мне.

Глава 16. Дорога к Вечному Лотосу

Ши Юн лежит на кровати, в той самой комнате, где обычно появляется Настя и ждёт её уже довольно долго. Ждёт терпеливо и как-то обречённо. Ждёт, чтобы, наконец, поставить точку.

Ему не верится, что эта взбалмошная девица может носить в себе даже самую микроскопическую частичку души Дзи, но он решительно настроен проверить это, чтобы ни о чём не жалеть потом. ⠀
Он терпеть не может эту девушку. Она нелогична, дерзка, сбивает с мысли, но что-то в ней заставляет внутри закипать старое, давно забытое. Поэтому он отвезёт её в храм Вечного Лотоса, убедится в том, что это снова не та, и благополучно забудет. Её. Не Цзи. Цзи он будет искать до последнего вздоха, и даже после.

Несколько часов или даже дней ничто по сравнению с вечностью. Именно столько Ши Юн ищет свою Юань Дзи. По крайней мере, столетия, потраченные на бесплодные поиски кажутся ему вечностью. Но он обязательно найдёт, потому что жизнь без неё — не жизнь, а жалкое существование без цвета, без вкуса, без запаха.

Воздух сгущается, пространство сминается, будто его сдавливают невидимые пальцы. Вихрь взрывается всполохом света, и в середине комнаты появляется она. Нась Дзя. Та, чьё имя он узнал лишь накануне. Настя — душа из другого мира.

За секунду до её появления, он вскакивает и готовится принять её в свои руки. Он не даст ей убежать сегодня. Она буквально падает в его объятия растерянная, расстроенная, со спутанными волосами и в дурацкой пушистой одежде с журавлями.

Смотрит на него с вызовом, тем самым взглядом, в котором он не отражается. И это… странно больно.

— Ты… — она старательно трёт лицо, как будто от этого он исчезнет, перестанет быть. И это снова задевает. — Опять ты!

Он выпрямляется, но не торопится опускать её на пол.

— Добро пожаловать, — голос его звучит сухо, почти официально. — Ты появилась вовремя. Нам нужно ехать.

Она хлопает глазами.

— Что? Куда? — выдыхает, сбитая с толку и сломанная.

Он кивает в сторону террасы.

— В храм Вечного Лотоса.

— Я не хочу. Я не готова. Я никуда не поеду в пижаме! Мне нужно переодеться!

— Тебя никто не спрашивает. Я и так слишком долго ждал, — шепчет Ши Юн. — Больше — не буду. Ничего страшного не случиться, сойдёт и так. Мы торопимся! Мы должны были быть там ещё вчера.

— Дай мне всего пять минут! Обещаю, никуда не сбегу.

Он смотрит на неё несколько мгновений, опускает руки, освобождая её, и… отрицательно качает головой. Настя резко отшатывается, но прежде чем успевает сделать шаг назад, его рука перехватывает её сжатый кулак. Твёрдо. Жёстко. Почти больно.

— Отдай, — говорит он глухо.

— Это моё! — Настя снова дёргается, пряча руку за спину. — Ты не имеешь права!

Он смотрит в глаза, так пристально, словно видит её насквозь.

— Ты не в тюрьме, чтобы цепляться за ключ.

И выдёргивает кулон из её руки. Настя вскрикивает, будто у неё вырвали что-то внутри.

— Верни!

— Поздно, — роняет он. — Ты пришла, значит, мы сделаем, то что нужно.

— Ши Юн, я тебе этого не прощу! — Сердито шипит Настя и до крови закусывает нижнюю губу.

Он стремительно подхватывает Настю на руки и выходит во внутренний двор, где уже ждёт крылатый лев с золотой гривой. Он как ожившая легенда — огромный, с крыльями из света и гривой из тумана. Глаза у него янтарные, словно подсвеченные изнутри. Он склоняет голову, как будто ждёт своих ездоков.

— Залезай, — бросает Ши Юн, легко взлетая на спину зверя.

Настя стоит, испуганно прижимая руки к груди.Тяжело дышит и оглядывается по сторонам, но Повелитель Облаков знает, что бежать ей некуда. Тем более, кулон, при помощи которого она удрала в прошлый раз, теперь у него. ⠀

Он нетерпеливо протягивает ей руку сверху, и она её хватает. Пальцы Ши Юна, грудь, ноги, все места, которые соприкасаются с ней хоть как-то, словно обжигает горячей волной.

И лев взмывает ввысь. Ветер хлещет по лицу, волосы девушки развеваются, а в груди Ши Юна рождается дрожь. Внизу Облачный дворец уходит в туман. Вверху — рассыпанные звёзды, будто кто-то пролил молоко по чёрному шёлку.

Она в его руках. Они летят навстречу храму, судьбе, страху.

Их сердца в унисон бьются о рёбра, словно выстукивая единственно важные сейчас вопросы: “Что я узнаю? Что я увижу?”

Настя копошится в попытке отодвинуться, чтобы между ними было хоть какое-то расстояние, но лев резко взмывает в воздух, и её размазывает по груди Облачного Повелителя. Заметно, что ей это ужасно не нравится, она пытается отклониться, но ничего не выходит. К тому же становится очень холодно, а тело Ши Юна реально согревает её.

Кажется, что оно пылает и плавится от зноя, сжигающего изнутри. Ши Юн и сам от этого в шоке, но старается не подавать виду. Полет проходит более или менее спокойно. Вокруг лишь ветер, облака и молчание.

Он чувствует, как Настя напряжена от его близости. И это не любовный трепет, не девичья робость. Это, демон раздери всё на свете, явное отторжение и неприятие!
И, странным образом, его это задевает слишком сильно…

Глава 17. Ритуал у Священного цветка

Облачный гад смотрит на меня одновременно удивлённо и сурово, вскидывает соболиную бровь чуть ли не до кромки волос и сердито шипит:

— Глупее ничего не могла придумать?

— А что мне ещё думать, если ты ведёшь себя как неандерталец?

— Как кто? Выражайся яснее, — кривит он красивое лицо.

Ну, красавчик! Спорить не буду. Но такого вредного ещё поискать. И меня так и подмывает его бесить, доводить до “белого каления”. Хочу, чтобы с его высокомерной физиономии слетели и надменность, и спесь. Поэтому продолжаю куражится.

— Хочешь яснее? Пожалуйста! Ведёшь себя, как гопота, бандит, разбойник с большой дороги. Схватил, закинул на плечо и уволок, куда захотел. А я — молчи и радуйся, что не съели! Так, да?

Он фыркает и высокомерно отворачивается, бросив единственное слово:

— Идём!

Я несколько долгих мгновений не двигаюсь с места, впившись глазами в удаляющуюся спину, и лишь потом понимаю, что меня бросили: тупо, жалко, банально.

Собираю остатки гордости в кулак и двигаю за ним. Меня страшит то, что ждёт впереди, но оставаться на месте ещё страшнее. Он единственный, с кем я более или менее знакома в этом дурацком сне. Нравится мне это или не очень, но нам лучше всё же держаться вместе.

Я почти догоняю Облачного гада (всё, решено, с этой минуты мысленно зову его именно так), когда перед нами появляется храм Вечного Лотоса. И у меня захватывает дух — от красоты, от силы, от величия.

Он не похож на храм в привычном смысле. Скорее — на сад: тонкий, безвременный. Всё здесь на границе между сном и явью. Стены храма причудливо-ажурные, словно сплетённые из стволов гигантских деревьев. Древний алтарь сделан из какого-то светящегося камня. В нём словно спрятаны тысячи огней.

Воздух наполнен запахом рисовой бумаги и цветущего чая. Вокруг чудесные цветы, изящные арки и мостики, а в центре всего, на водной глади, словно на ладони неба, покоится огромный Лотос.

Лепестки его медленно пульсируют, как будто цветок дышит.

Перед ним — она. Линьхуа, Хранительница Вечного Лотоса. Кажется так её называл Облачный гад. Смотрю на неё во все глаза. Она молодая и, в то же время, вечная… Лицо её — как отражение воды: спокойное, но в нём скрыта бездна. Тонкая, в светлом одеянии, с глазами, в которых как будто светится отражение прошлого.

— Добро пожаловать, — её голос льётся музыкой. Но в ней нет ни капли наигранной мягкости, только прозрачная ясность. — Старший, давно тебя не было в наших краях. Нась Дзя, ты очень красивая, хотя и необычная для наших мест. Подходи ближе, не стесняйся. Или ты хочешь, чтобы я называла тебя иначе?

Я на минуточку замираю, а потом хрипло выталкиваю:

— Вообще-то, я Анастасия, Настя, но если вам так удобнее, можете называть меня Нась Дзя.

Её ни злить, ни расстраивать мне не хочется, но Облачный Камень стоит рядом, напряжённый, готовый в любую секунду броситься то ли на защиту Линьхуа, то ли на устранение меня, как раздражающего фактора. С трудом сдерживаюсь, чтобы не начать к нему цепляться снова. Перевожу фокус внимания на другое.

— Что это за место? — спрашиваю ни у кого и одновременно у всех.

— Исток, — отвечает Линьхуа. — Там, где всё начинается.

Она кивает в сторону Лотоса:

— Подойди.

— Зачем?

— Чтобы Лотос увидел тебя.

Я неосознанно поворачиваюсь к Ши Юну. Он кивает, слишком резко, молча. Мои ладони резко холодеют, но я всё равно иду.

Под ногами — мостик, сотканный из света. Он не касается воды, просто висит в воздухе.

Когда я приближаюсь, лепестки Лотоса начинают медленно раскрываться. Сердцевина цветка светится изнутри мягким белым сиянием, как будто в нём спрятано нечто живое: сердце, звезда или душа.

— Встань в центр, — командует Линьхуа. Я молча повинуюсь.

Ступаю внутрь Лотоса. Он огромен, словно храм внутри храма.

Под ногами — гладкая поверхность, как стекло, под ней — не вода, а что-то другое. “Туман воспоминаний!”— эхом проносится в моей голове, и я могу поклясться, что это не мои мысли. Я не успеваю понять, чьи они. Замираю, чуть дыша.

Поток яркого белого света поднимается из сердцевины и окутывает меня, я чувствую, как он проникает внутрь. Не больно, но, как-то откровенно, что ли. Меня словно раздевают: не тело, а саму суть.

Я чувствую, будто меня сканируют не глазами, не приборами, а каким-то древним, живым разумом. Что-то касается моей души, не больно, осторожно, но щемяще-нежно. Такие чувства вызывает любимая фотография из детства, найденная в давно забытом, старом ящике.

И вдруг внутри меня что-то щёлкает. В груди разливается тепло.

Лепестки Лотоса дрожат. Свет вспыхивает ярче и начинает пульсировать в ритме моего сердца. И я слышу. Нет, чувствую отклик. Словно кто-то зовёт меня изнутри меня же…

Мгновение, и лепестки Вечного Лотоса схлопываются над моей головой, чтобы тут же открыться вновь, пульсируя теперь уже золотистым цветом.

— Она несёт в себе осколок, ту крохотную частичку, что тебе удалось тогда найти, — Линьхуа старается говорить ровно, но в её голосе слышится трещина.