Тень седьмого этажа

Часть 1

Тяжёлые холодные капли падали на землю, барабанили по крышам домов и лужам. Она с тоской наблюдала за этим, проходя мимо. Япония приводила Катерину в ужас. Тоскливая страна при всём том сумасшедшем темпе жизни, что порой она показывала, выставляя на передний план различные абсурдные телешоу, яркие витрины магазинов и культуру комиксов. А эти сумасшедшие очереди… Или полные вагоны в метро? От подобного хотелось взвыть и спрятаться от людей подальше, лишь бы не быть запертой, как в консервной банке.

А ещё сами японцы… Частенько они были отстранёнными, витающими в облаках, не от мира сего. Особенно остро это отображалось в её небольшом, отдалённом от остальных крупных городов городке, что был окружён бескрайним маковым полем. Но теперь приходилось мириться со всем, включая пасмурное тяжёлое небо и тучи.

Она вздрогнула, когда, задумавшись, не заметила лужу и наступила в неё. Ноги тут же промокли, забрызгали её белые аккуратные колготки и прилипли к коже. Катерина поморщилась, встряхнула ногой, словно это могло помочь стряхнуть и саму грязь.

Она никогда не любила дождь. Дождь всегда ассоциировался у неё с чем-то траурным и печальным. Сперва всё было из-за слов мамы о том, что дождь появляется, потому что на небесах плачут ангелы из-за людских грехов. Тогда она была юна и верила каждому слову взрослого, а потому всегда расстраивалась, когда лил дождь. Ей было жаль этих несчастных маленьких ангелов там где-то далеко-далеко, на холодных пустых небесах. Маленькой ей всегда казалось, что должно быть им очень одиноко в этой белесой пустоте. Почти что пустыне, где нет ничего, кроме грязно-серого тяжёлого неба, такого же бескрайнего, как моря. Нет ничего: ни небесных дворцов, где эти ангелы могли жить, ни домиков, просто белоснежная пушистая равнина. Катерина искренне жалела этих маленьких существ, а потому всегда старалась помогать другим, считая, что если это увидят ангелы, они обязательно улыбнутся.

Теперь же, став взрослее, она думает о том, что на земле бывает не менее одиноко. Одиночество пронизывает каждую клеточку тела, оплетает чёрным узором кожу и впивается в мозг холодными шипами. Одиночество приходит дождём, с тишиной по пути в школу, просто потому что за эти пару месяцев она так и не смогла найти друзей среди одноклассников. Все девочки её класса смотрели на неё с любопытством, все они интересовались, как она жила у себя, в другой стране… Для них такой далёкой, точно это и вовсе был другой мир… Мир за пределами их маленькой Японии, маленького, почти крошечного уединенного городка. И если первое время её парту окружали группы девочек, пристающих с вопросами, то сейчас она сидела одна. Сейчас интерес угас, и все вернулись к тому темпу жизни, в котором жили до прихода новенькой. Чувствовала ли она себя одиноко? Возможно, немного, но не так, чтобы переживать на этот счёт. В конце концов, ей всего лишь нужно добраться домой и увидеть бабушку. Так Катерина пыталась себя успокоить. Получалось с трудом, но она пыталась.

Но если бы она жила с родителями дальше… Всё было бы так же. Как прежде. У неё бы остались друзья, вечерами она могла бы наблюдать за тем, как мама с папой устраиваются перед телевизором и как по утрам суматошно собираются на работу. Она бы наблюдала и дальше за этой идиллией, если бы не один факт: родителям не было до неё дела. Она это знала. Они сами говорили много раз в порывах гнева и раздражения, в порывах усталости и разочарования.

— Мы никогда не планировали ребёнка. И если бы не моя мама…

Так говорила её мама. Слова больно кололи, ранили и резали душу, эти слова стали частью её существа на долгие годы, до того момента пока к ним в дом не приехала сама бабушка. В странном несуразном кимоно, с небольшой сумкой наперевес и почтением в манерах, а ещё с мудрыми понимающими глазами, таких глаз Катя не видела никогда ранее. Она видела упрёки, безразличие, что туманом заволакивало черноту, она видела огоньки ненависти и даже ядовитое презрение. Но никогда — понимание и нежность. Возможно, именно тогда в её маленьком, всё ещё подростковом, сердце что-то надломилось, разрушилось подобно карточному домику. Прямо под ноги родителей, что, не заметив этого, безжалостно наступили на своды её когда-то прекрасного строения.

Если бы она жила с родителями дальше…

…Была бы она счастливее от этого?

Потому что, как оказалось, никому она не была нужна. Ни самим родителям, что не звонили и не писали бабушке, ни своим друзьям, что поддерживали с ней связь лишь первый месяц. Но после всё утекло, точно вода сквозь пальцы. Постепенно звонков и смс стало меньше, а постов в соцсетях — больше. В этих постах она часто видела другую жизнь, полную радости и счастья. Без неё. Это задевало, заставляло усомниться в своей значимости. И, наверное, заставляло бы и дальше, не будь у неё чудесной бабушки.

От мыслей о бабушке на сердце потеплело. Бабушка стала её самым дорогим товарищем и лучшим родителем. Она провела её по уголкам Японии, показала множество красивых мест и научила играть во множество интересных игр. Бабушка помогла ей освоиться и вместе с тем своим добрым спокойным нравом заполнила все пустые части её души.

Она была благодарна бабушке за многое.

Катерина вздрогнула, когда дождь усилился, да так, что её небольшой прозрачный зонтик переставал спасать от холодных капель. Она поежилась, оглядела пустую мрачную улицу и заторопилась домой. Ей всего-то нужно было пройти пару кварталов. И вот она уже была бы дома.

Так оно и случилось, совсем скоро показался странный ярко-красный козырёк подъезда. После она забежала внутрь дома, морщась от того, как сильно хлюпала вода в обуви. Да, и всё же как хорошо, что такая погода пришлась на выходные. Она спокойно может отлежаться в постели завтра, отогревая замерзшие конечности.

Часть 2

Волосы мальчишки на солнечном свете сияли серебром, а кожа казалась не такой бледной, более живой, чуть золотистой. На мгновение можно было забыть о той пугающей бледности ребёнка, которой он обычно обладал. Особенно хорошо эта бледность была заметна в тени. В такие мгновения ребёнок казался призрачным, ещё более потусторонним, точно окутанным неосязаемой мрачной дымкой или вовсе сотканным из этих тонких шероховатых теней, так напоминающих чёрный дым. В такие мгновения, когда солнце заходило за тучи и свет исчезал, его кожа становилась блеклой, трупно серой, а глаза вмиг теряли те искорки бывало солнечного блеска, становясь тусклыми и невыразительными, пыльно-голубыми, она бы сказала. В такие моменты ей почему-то представлялось, что в этом маленьком хрупком тельце жило что-то более холодное и мрачное. Это что-то несомненно было льдом, на который просто взяли и натянули кожу. Льдом явно никогда не тающим.

Катерина улыбнулась краем губ, замечая, как мальчик осторожно прижал к своей груди подаренного ей медведя, как его шершавые тонкие губы тронула шокированная, но нежная улыбка. Сейчас ребёнок напоминал истинно нежное существо, необременённое незримой печалью и трагедией, которой не должно было быть в этих светлых созданиях. Теперь он и правда напоминал ребёнка, почти такого же, что гуляли у них во дворе и играли, громко смеясь.

Она вздохнула, подумала о том, что было бы хорошо вывести пацана на улицу. Жаль, что не выйдет, почему-то мальчишка замирал всякий раз, когда она предлагала отпросить его у родителей и погулять с ним. Но то, какими большими становились его глаза, насколько сильно читался в них страх,... Чуть ли не животный ужас... Всё это отбивало желание гулять. Не изверг же она, чтобы тащить ребёнка против его воли? Да и мало ли правда, по медицинским показателям ему нельзя... На улицу.

Но мысль была какой-то странной. Катерину всегда напрягала она. Потому что как же мальчишке потом социализироваться? Не будет же он жить в квартире с мамой до самой смерти? Возможно, она просто слишком много думала, слишком много беспокоилась по пустякам. Быть может, всё из-за вековой привычки беспокоиться, сперва о том, что ты говоришь перед родителями, а после нужно было фильтровать слова в школе, пытаясь понять, какое из этих странных неказистых слов будет лучшее, чтобы не сочли изгоем.

Катерина вздохнула, вновь переводя взгляд на мальчика, его лицо тут же озарилось ласковой улыбкой, и он прижал медведя ближе.

— Спасибо, сестричка. Мой новый друг мне очень нравится. Я даже придумал, как его назвать.

— И как же?

— Тайе. Потому что он теперь всегда будет напоминать мне о тебе.

Катерина не смогла сдержать ласковую улыбку, не смогла остановить руку от того, чтобы осторожно погладить непослушные жёсткие волосы. В этот миг, как и во все прошлые, её сердце наполнялось теплом, тем же самым солнечным светом, что лился из окна. Но свет тот был не столь далек, напротив, ощущался горячим чувством любви и привязанности, наполнял её саму, точно она не более чем его сосуд. Но это было приятно. На душе потеплело ещё больше, когда мальчик прижался к её ладони, когда его глаза прищурились от удовольствия.

"Как у довольного белого кота"—подумалось ей. И эта мысль вызвала небольшой смешок.

Ребёнок смешок тоже слышит, вновь поднимает голову и улыбается. Катерина удивлённо вздыхает, впервые замечая , что зубы - то у него острые... Все как на подбор. Разве были у него такие зубы раньше? И почему она не замечала?

Но эта мысль исчезает, стоит искоса взглянуть на ещё один свёрток рядом. Ах, она чуть ли не забыла самое важное.

—А это от бабушки, она специально передала для тебя.

Мальчик удивлено вздыхает, замирает даже, а после как - то нерешительно, с долей опасения берёт небольшую коробочку в руки. Тут же разворачивает небольшую тканевую обёртку и замирает, разглядывая ланч. Этот ланч бабушка готовила со всей любовью этим утром. Сделала аж две коробочки. Первую для Катерины, вторую она строго - настрого просила передать их маленькому соседу. Да и не то чтобы сама Катя не хотела бы накормить парнишку. Худой-то какой был, родители явно его не кормили.

Она вновь вздрогнула, вспоминая о такой же худой.. Костлявой женщине, что она видела недавно. Горло перехватило, а во рту скопилась желчь. Это воспоминание было другом, всё ещё уродливым, навевающим странное беспокойное чувство тоски и страха.

Она откашлялась, попыталась прийти в себя, незаметно пощипала кожу на руке, и вздрогнула когда чужие глаза тут же метнулись в эту же сторону.

—Сестричка... Всё хорошо?

Катерина сжалась, этот ребёнок был иногда довольно пугающим в своей взрослости и умение наблюдать, ибо столь понимающих взглядов иногда не встретишь у взрослых, что уж тут говорить о детях. Но попытаться выяснить обстановку стоило.

—Я хотела у тебя спросить, —осторожно начала она, ощущая как слова шероховато, точно нехотя, слетают с языка, —У тебя всё хорошо дома?

Солнце скрылось за тучами, и лестничная клетка погрузилась в небольшую полутьму. И Катерина поджала губы, стараясь не думать о том, как же сейчас солнце невовремя ушло! Почти предало её, оставив один на один с чем-то потусторонним и пугающим. С ребёнком чья кожа вновь побелела, а некогда сияющие серебром волосы стали тусклыми и безжизненными, точно парик у странной пыльной куклы из обычных ниток. Сейчас мальчика можно было описать всего лишь одним словом — серый.