Тень в берёзовой роще

Тень в берёзовой роще

Глава I.

Небольшая карета остановилась на краю дороги. Вокруг росли только старые берёзы, их тонкие ветви дрожали под порывами осеннего ветра, словно шептались о тайнах, укрытых в этом забытом богом уголке. Вдалеке на холме виднелась деревушка, состоящая из десятка покосившихся избушек, чьи крыши, покрытые мхом, казались частью земли, поглощенной сумраком.

— Почему мы остановились? — спокойным, но твёрдым голосом спросил пассажир.

— Упряжь порвалась, барин. Нужно поменять, — скрипучим голосом отозвался извозчик, старик сгорбленный с темным морщинистым лицом.

Пассажир неспешно вышел из кареты, его движения были размеренными, почти кошачьими. Александр Петрович Вельский, статский советник из Петербурга, был поджарым человеком средних лет, в тёмно-сером пальто, что облегало его худощавую фигуру, словно тень. В правой руке он держал трость с серебряным набалдашником, а темные зеленоватые очки скрывали его маленькие серые глаза, в которых, подобно молниям, мелькала проницательность. Его манеры, речь, весь облик выдавали человека образованного и опытного. Не смотря на его уверенные и спокойные манеры в душе его таилась тревога — предчувствие, что дело, приведшее его в Красногорск, будет подобно брошенной рыбацкой сети на берегу - ни порвать, ни распутать. «Исчезновение жены градоначальника... Что-то подсказывает мне, что это не просто бегство или случайность», — думал он, шагая по пыльной дороге, где каждый шаг поднимал облачка пыли, оседавшие на его лакированных ботинках.

Примерно через четверть часа карета нагнала Вельского, он забрался в нее также неспешно, и они направились в Красногорск, небольшой провинциальный городок, до которого оставалось не более 10 верст езды по этой пыльной дороге.

Вельский остановился в трактире «Золотой петух», что располагался на самой окраине городка. Хозяин, Фома Игнатьич, был дородным мужиком с сивой бородой, топорщившейся в разные стороны, как еловые иглы, и глазами, прищуренными в вечной подозрительности. Его широкое лицо, красное от ветра и крепкой настойки, хранило следы былой силы, но в глубине души Фома боялся чужаков, особенно таких, как этот гость, чья кошачья манера поведения была редкостью в здешних краях. «Кто он? Купец? А может, сыщик какой?» — думал Фома, подавая Вельскому ключ от комнаты, но вопросов не задавал, лишь буркнул:

— Комната ваша наверху, барин. Ужин через час.

Вельский, представившись купцом из губернского города, кивнул, но его мысли были далеко. Он чувствовал, как городок дышит тайной, а берёзовая роща вдалеке за окном его комнаты, шумела в сумерках, словно звала его разгадать её секреты.

Глава II.

Наутро, когда густой туман стелился по земле, словно саван, скрывающий правду, Вельский отправился на рынок. Воздух был пропитан сыростью, запахами квашеной капусты и свежей репы, но под этой обыденностью таилась тревога. Непривычная для этого места и часа тишина добавляла таинственности - слышны были только очень приглушенные голоса торговцев, выкладывающих свой товар. Вельский, держа трость под мышкой, прогуливался меж рядов, его серые глаза за очками внимательно изучали лица крестьян, их жесты, обрывки разговоров. «Люди всегда знают больше, чем говорят, — думал он. — Надо лишь найти правильный ключ к их душам».

— Эй, добрый человек, не желаете ли яблочек? — окликнула его старуха по имени Марфа, с морщинистым лицом, напоминавшим кору старой берёзы, и узловатыми руками, что сжимали корзину с румяными плодами. Её глаза, бледные, как осеннее небо/, таили хитринку, но и страх — боязнь, что ее слова могут долететь до ушей тех, кто не должен их слышать. Внутри Марфа чувствовала себя загнанной: она знала о слухах, что вились вокруг исчезновения Анны Павловны, и опасалась, что правда вырвется на свободу и, подобно яду, отравит ее покой.

— Благодарствую, матушка, — мягко улыбнулся Вельский, приподнимая шляпу, но его голос был холоден, как осенний иней. — А скажи-ка, что за люди в сем городке живут? Слыхал я, градоначальник ваш жену потерял. Правда ли то или врут?

Марфа нахмурилась, её взгляд скользнул по сторонам, будто ища укрытия в тумане. «Чужак, а любопытный, — подумала она. — Не к добру он расспрашивает». Понизила голос до шепота:

— Ох, барин, не дело о том говорить вслух. Пропала барыня, Анна Павловна, как в воду канула. С Ивана-Купалы вестей никаких. Люди болтают, будто не всё ладно в доме градоначальника, да кто ж правду скажет? Она была юной, с личиком белым и глазами, полными тоски.

— А что именно болтают? — небрежно спросил Вельский, разглядывая яблоко, но его мысли были остры, как лезвие: «Она явно знает больше, чем говорит. Надо надавить мягко».

— Да разное, — Марфа замялась, ее пальцы сжали корзину, будто она держалась за последнюю опору. — Говорят, градоначальник, Иван Фёдорович, не ласков был к ней, а она каждый вечер плакала. Может бил ее, не знаю. А ещё шепчут про сына его, незаконнорожденного, Дмитрия, что живёт в городе. Молодой, с лицом, как у отца, но с глазами хитрыми, как у лисицы. Может, и он в ту историю замешан.

Вельский кивнул, кинув ей медяк, и отошёл, чувствуя, как нити паутины начинают сплетаться. «Незаконнорожденный... Это уже что-то», — подумал он, направляясь к кучерам, что сидели у телег, покуривая трубки. Туман вокруг них клубился, словно скрывая правду.

Глава III.

Кучера, грубоватые мужики с мозолистыми руками, сидели на бревне, их лица были обветрены и неприглядны. Один из них, рыжебородый Егор, с плечами широкими, как ствол дуба, и глазами цвета ржавчины, смотрел на Вельского с любопытством. Егор был человеком простым, но в душе его таилась тревога: он знал о ночных делах градоначальника и боялся, что правда всплывет, как тело из омута. «Этот барин не прост, — думал Егор, затягиваясь трубкой. — Глаза у него, как у ястреба, всё видят».

— Здорово, братцы! — весело бросил Вельский, присаживаясь подле них. Земля под ногами была сырой, а воздух тяжёлым от росы и дыма. — Далеко ли везете товар?