Тень в отражении

Дом у озера

Вечер стелился густым, вязким светом. Небо было слишком низким, будто нависло над землёй. Озеро лежало неподвижным зеркалом, и только туман над его гладью медленно полз к старому дому на берегу.

Ева остановилась на крыльце и обняла себя руками.

— Дэвид, — её голос дрожал, хотя она старалась этого не показывать. — Зачем мы здесь? Ты ведь сам говорил, что это место проклято.

Он не ответил сразу. Из кармана пальто он достал ключ, тяжёлый и холодный, словно отлитый не из металла, а из самой ночи. Патина покрывала его зелёной коркой, и странное чувство подсказывало — ключ старше самого дома.

— Я должен знать, — наконец сказал он. — Каждую ночь мне снится этот дом. И женщина в зеркале… Она зовёт меня по имени.

Ева побледнела.

— Ты думаешь, это воспоминание? Или… предупреждение?

Он поднял взгляд на неё.

— Я не знаю. Но если я не войду, я сойду с ума.

Скрипнула дверь. Тяжёлое дерево, казалось, сопротивлялось, как будто не хотело впускать их внутрь.

Дом встретил их тишиной и запахом прелой пыли. Внутри было так холодно, будто стены веками не знали огня. Картины на стенах — лица, размытые, будто краска не застыла до конца, — тянулись взглядом за каждым шагом.

Ева остановилась перед портретом женщины с ребёнком.

— Смотри, — прошептала она. — У младенца нет лица… Кто-то стёр его.

Дэвид провёл рукой по раме. Дерево было влажным, словно пропитано водой.

— Или его никогда и не было.

В глубине зала тускло блеснуло зеркало. Высокое, треснувшее, оно будто дышало. Его поверхность отражала комнату слишком ярко, слишком живо, словно по ту сторону было больше реальности, чем здесь.

— Дэвид… — Ева взяла его за руку. — Не подходи.

Но он шагнул ближе.

— Это то, что я видел во сне. Именно оно.

Отражение дрогнуло. В зеркале стояла Ева — но старше, с морщинами боли на лице. В её руке был тот же ключ, только окровавленный. Глаза её смотрели прямо в душу.

Ева отшатнулась.

— Это… это не я.

Зеркальная Ева подняла взгляд на Дэвида. Губы её шевельнулись беззвучно. Он сумел прочитать слова: «Не доверяй ей».

Трещины на зеркале засияли слабым светом, и отражение рассыпалось.

В комнате снова стало темно.

Ева прижала руки к лицу.

— Скажи, что ты этому не поверил. Это просто игра воображения, правда?

Дэвид молчал слишком долго. Его глаза смотрели на неё так, будто он видел в ней не только её.

— Я не знаю, Ева. Но если зеркало сказало правду… то кто ты?

Её дыхание сбилось. Она шагнула назад, но дом будто не отпустил. Ветер прошелестел по коридору, и шёпот — тихий, тянущийся, многоголосый — прокатился по стенам. Слова нельзя было разобрать, но они звали.

— Дэвид, — Ева схватила его за руку, — прошу, не смотри так на меня. Я та, кем была всегда. Не слушай это место. Оно питается нашими страхами.

— А если нет? — в его голосе прозвучала горечь. — А если оно просто открывает правду?

Шёпот стал громче, ближе. Казалось, что дом дышал вместе с ними, ловил каждое слово. И тьма вокруг ждала ответа — их выбора, их ошибки.

Второе отражение

Дом не спал. Каждое движение героев отзывалось эхом в его стенах, словно он жил собственной жизнью. Ветер задувал в трещины, и от этого казалось, будто кто-то шепчет в замочной скважине.

Ева прижала ладонь к груди.

— Мы должны уйти. Немедленно.

— Нет, — голос Дэвида прозвучал твёрже, чем он сам ожидал. — Если зеркало показало тебя… значит, оно покажет и меня. И тогда мы узнаем правду.

— Ты слышал, что оно сказало! — её глаза блеснули страхом. — «Не доверяй ей»… Ты правда хочешь, чтобы оно вложило тебе в голову ещё большую ложь?

Он шагнул ближе к зеркалу. Трещины на стекле мерцали, будто внутри бежал жидкий свет.

— Я хочу знать, — сказал он тихо. — Хочу знать, кто я в глазах этого места.

Ева потянулась к нему, но он уже встал напротив.

Зеркало вздрогнуло. В отражении показался Дэвид. Но это был не он — точнее, не тот, кто стоял рядом с Евой. Отражение было тяжелее, мрачнее. Лицо осунулось, глаза потемнели, а по щекам тянулись следы слёз, которые он явно не проливал здесь. В руке отражение держало нож.

— Господи… — выдохнула Ева. — Это не правда. Это не может быть правдой.

Но отражение посмотрело прямо на неё, и губы его зашевелились. Слова были едва различимы, но она поняла: «Она погубит тебя».

Дэвид отпрянул, но не от зеркала — от самой Евы.

— Что это значит? — спросил он. — Почему и твоё отражение, и моё говорят одно и то же?

— Они врут! — закричала она, и голос её эхом отозвался под потолком. — Ты знаешь меня, Дэвид! Мы прошли всё вместе. Ты правда думаешь, что я могу причинить тебе зло?

Он молчал. Смотрел на неё, как на загадку, которую не знает, хочет ли разгадать.

В этот миг зеркало вновь задрожало, и оба отражения — Евы и Дэвида — появились рядом. Старшие, измученные, с кровью на руках. Они смотрели на своих «живых» двойников с жалостью и предупреждением.

— Мы должны уйти, — снова прошептала Ева, почти умоляя. — Пока дом не сделал с нами то же самое.

Но в глубине души она знала: уйти отсюда уже будет не так просто. Дом видел их. Дом выбрал их.

Дневник в пыли

Дом не выпускал их. Казалось, воздух стал плотнее, а стены сжались ближе. Каждый шаг отдавался стоном старых досок, будто кто-то невидимый следил за их движениями.

Ева шла первой, держа в руках фонарик, хотя его слабый свет почти не разгонял тьму.

— Здесь… слишком тихо, — пробормотала она. — Даже для пустого дома.

Дэвид не ответил. Его мысли были прикованы к зеркалу и тому, что он там увидел. Лицо из отражения — уставшее, чужое, с ножом в руке — не отпускало его, как кошмар, от которого не просыпаешься.

В конце коридора, за покосившейся дверью, они нашли комнату, заваленную хламом. Полки с книгами, старые игрушки, ткань, изъеденная молью. И среди всего этого — сундук.

Ева опустилась на колени и осторожно подняла крышку. Запах плесени ударил в лицо, но поверх старых вещей лежал предмет, который будто ждал их. Книга. Толстый кожаный том с железным замком, проржавевшим настолько, что Ева с трудом разжала его ногтём.

— Дневник, — прошептала она. — Смотри.

Страницы были пожелтевшими, но чернила сохранились. Почерк был неровным, будто писавший спешил.

Она начала читать вслух:

«Дом нашёл нас у озера. Мы думали, мы нашли его, но это была ошибка. Он открывает нам правду — или то, что мы принимаем за правду. В зеркале каждый видит то, чего боится больше всего. Но хуже всего не бояться. Хуже — поверить.»

Ева замерла, глаза её дрогнули.

— «Хуже — поверить», — повторила она. — Значит, то, что мы видели… это ловушка?

Дэвид взял дневник у неё из рук и пролистал дальше. Страницы были испещрены короткими, отчаянными заметками.

«Жена больше не верит мне. Я вижу её лицо в зеркале с ножом. Она видит моё. Дом хочет нас рассорить. Дом хочет нас разделить.»

Дэвид застыл.

— Ева… Это то же самое, что показало нам.

Она отступила назад, сжимая ладони.

— Тогда… выходит, мы не первые.

На последней уцелевшей странице, дрожащей рукой, было выведено:

«Мы пытались уйти. Но озеро не отпускает. Кто войдёт в дом — навсегда станет его частью. Если читаешь это… значит, ты уже внутри. Беги. Пока можешь.»

Ева уронила книгу. Её дыхание сбилось.

— Дэвид… а если зеркало не вралo? Если мы обречены повторить их судьбу?

Он поднял дневник и сжал его так, что костяшки пальцев побелели.

— Тогда у нас только один выбор. Найти способ обмануть дом.

И в этот момент из коридора донёсся глухой стук. Будто кто-то, или что-то, закрыло за ними дверь.

Запечатанная комната

Тишина в доме стала тяжелее, будто стены прислушивались к каждому их слову. Дневник, оставшийся на полу, ещё пах старыми чернилами, но Ева не решалась снова к нему прикоснуться.

— Он писал про разделение, — наконец сказала она. — Про то, что дом хочет поссорить.

— Или предупредить, — возразил Дэвид, хотя сам в это верил слабо.

В этот момент из глубины коридора донёсся глухой скрип. Не похожий на шаг или на ветер — скорее, как если бы дерево внутри стен вздохнуло.

Они пошли на звук. Узкий проход вывел их к двери, заколоченной толстыми досками. Металл гвоздей почернел, а дерево вокруг выглядело обугленным.

— Кто-то не хотел, чтобы её открыли, — сказала Ева, пытаясь заглянуть в щели.

— Или хотел, чтобы мы не вошли, — мрачно добавил Дэвид.

Он нашёл на полу железный прут и начал сбивать доски. С каждым ударом воздух становился холоднее. Казалось, дом сопротивляется.

Когда последняя доска упала, дверь медленно отворилась сама.

За ней оказалась комната, которая будто не знала времени. Ковёр был чистым, мебель не покрыта пылью. На подоконнике стояла ваза с сухими цветами, но лепестки выглядели свежими.

— Как это возможно? — Ева прошептала и шагнула внутрь.

На столе, покрытом кружевной скатертью, лежала стопка писем. Дэвид поднял одно. На конверте было выведено: «Дэвиду». Почерк старинный, но буквы были чёткими.

Ева дрожащей рукой взяла другое письмо. На нём было написано: «Еве».

Они переглянулись.

— Это какой-то розыгрыш, — слабо сказала она. — Не может быть.

— Кто-то знал наши имена, ещё до того, как мы родились, — прошептал Дэвид.

Он разорвал конверт. Бумага хрустнула, и строчки бросились в глаза:

«Ты доверяешь ей, но зря. Когда придёт час выбора, она не будет на твоей стороне. Не повторяй мою ошибку.»

Дэвид замер, читая снова и снова.

Ева открыла своё письмо. Внутри было всего несколько слов:

«Берегись его. Он всегда держит нож за спиной.»

Пальцы её похолодели, и бумага чуть не выпала из рук.

— Что там? — спросил Дэвид.

Она сжала письмо, будто пытаясь спрятать его от него самого.

— Ничего… пустые угрозы.

Он всмотрелся в её лицо, но не стал настаивать. И это молчание оказалось страшнее любых слов.

Вдруг свеча, стоявшая на каминной полке, вспыхнула сама собой. Пламя дрогнуло, и на стене закачались тени. Среди них была одна — слишком высокая, вытянутая, чужая.

Ева стиснула руку Дэвида.

— Мы здесь не одни.

И в тот миг дверь за их спинами с грохотом захлопнулась, словно дом окончательно решил: теперь они принадлежат этой комнате.

Переписанные слова

Комната дышала темнотой. Пламя свечи дрожало, и казалось, что оно освещает не вещи, а чьи-то взгляды, прячущиеся в углах. Дверь за спинами героев была плотно закрыта, словно её и не открывали никогда.

Ева сжимала письмо так сильно, что бумага чуть не порвалась. Дэвид всё ещё держал своё, и чем дольше он смотрел на строки, тем мрачнее становилось его лицо.

— Это совпадение, — прошептала она, не веря своим словам. — Просто совпадение.

Но в ту же секунду чернила на письме у Дэвида дрогнули. Буквы поплыли, вытянулись, и слова начали исчезать, оставляя пустые линии. Он моргнул и увидел новые строчки:

«Ты читаешь эти слова — значит, она рядом. Она врёт тебе. Она держит письмо, но не скажет, что там. Спроси её.»

Дэвид резко поднял голову.

— Ева… что там у тебя?

Она прижала конверт к груди.

— Ничего. Просто бред.

— Ты врёшь, — в голосе его впервые зазвенел холод.

В этот момент её письмо ожило у неё в руках. Чернила двинулись, словно черви в земле, и строчки переписались прямо на глазах:

«Он начинает сомневаться. Он опасен. Если хочешь выжить — действуй первой.»

Ева вздрогнула и прикусила губу. Она понимала: если скажет правду, это только подольёт масло в огонь.

— Я… не могу прочитать, — выдавила она. — Буквы стёрлись.

Дэвид шагнул ближе. Его тень легла на неё, и в её взгляде он увидел испуг. На миг в его голове мелькнуло отражение из зеркала: он сам, с ножом в руке.

Пламя свечи рванулось выше. На стенах снова закружились тени, и одна из них протянула руку к письмам. Бумага в их руках стала горячей, будто её держали над костром.

— Отпусти, — выкрикнул Дэвид.

Письма одновременно выскользнули из их пальцев и рухнули на стол. Слова на них снова начали меняться, но теперь обе страницы выводили одно и то же:

«Только один из вас выйдет из дома.»

Ева и Дэвид стояли молча, не в силах вдохнуть. Между ними повисла тишина, но в этой тишине уже пульсировало что-то новое — страх друг перед другом.

Свеча погасла, и комната окунулась в тьму.

Лабиринт воспоминаний

Тьма сомкнулась, будто дом поглотил последний кусочек света. Ева нащупала руку Дэвида, но он не ответил на её прикосновение. Между ними теперь стояла не просто комната — сама тишина превратилась в стену.

— Ты слышал? — её голос был тихим, но в нём звенела паника. — Оно написало… «Только один из вас выйдет из дома».

Дэвид молчал. Его дыхание стало тяжёлым, и Ева ощутила: он борется не только со страхом, но и с самим собой.

Вдруг по стенам пробежал свет — не как от свечи, а холодный, лунный. Комната дрогнула, и стены будто начали рассыпаться. Вместо них возникли коридоры, бесконечно уходящие в разные стороны.

— Это невозможно… — прошептала Ева. — Мы были в одной комнате.

— Дом играет с нами, — ответил Дэвид. — Он хочет, чтобы мы потерялись.

Они сделали шаг, и пространство изменилось: на стенах засияли картины, но не старые портреты, а сцены из их собственной жизни.

Перед Евой вспыхнуло детство: она видела себя девочкой, стоящей у окна. Только вместо матери рядом с ней была женщина без лица, гладившая её по голове. Девочка шептала:

— Ты никогда не уйдёшь отсюда.

Ева зажмурилась, но когда открыла глаза, сцена исчезла.

— Ева? — позвал Дэвид.

Она обернулась и замерла. Дэвид стоял в другом коридоре, отделённый от неё стеной, которой секунду назад не было. За его спиной сверкала другая сцена: он видел себя подростком, держащим нож. В отражении на полу лежал его друг, и кровь растекалась слишком реально.

— Это ложь! — закричал Дэвид, бросаясь к стене. — Я никогда…

Но стена не пустила его.

— Дэвид! — Ева ударила кулаками по преграде. — Это обман, слышишь? Это всё не настоящее!

Тишина ответила эхом. Но в этом эхе прозвучал чужой голос, протяжный, как скрип старой двери:

— А если это правда?

Свет усилился, и коридоры начали менять форму. Теперь они напоминали зеркальный лабиринт: на каждой поверхности отражались Ева и Дэвид, но не те, кто они есть сейчас, а искажённые версии — старшие, уставшие, измученные. В каждом отражении один стоял над другим с оружием в руках.

Ева чувствовала, как паника разрывает её изнутри.

— Мы должны держаться вместе! — закричала она. — Слышишь, Дэвид? Не верь им!

Но дом не позволил им встретиться. Каждый шаг лишь уводил глубже в лабиринт.

И тогда в отражении рядом с Евой появилось не её лицо. Это было лицо Дэвида — искажённое злобой. Его губы шевельнулись:

— Я выберусь. А ты — останешься.

Ева отпрянула, сердце ударилось о рёбра.

— Нет… это не он. Это не может быть он.

С другой стороны лабиринта Дэвид видел то же самое — Еву, чьи глаза горели ненавистью.

— Ты должен уйти один, — сказала отражённая Ева. — Иначе дом заберёт обоих.

Дэвид сжал кулаки, глядя в мёртвое стекло.

— Я не верю тебе. Настоящая Ева никогда бы так не сказала.

В этот миг коридоры слились в единый зал. Они снова оказались вместе, но между ними стояло огромное зеркало, разделяя их, как стена. Каждый видел другого — искажённым, чужим.

— Это последняя игра, — прошептала Ева, касаясь холодной поверхности. — Дом хочет, чтобы мы выбрали. Чтобы кто-то из нас поверил отражению.

— Или чтобы мы поверили друг в друга, — сказал Дэвид, и его голос впервые за долгое время был твёрдым.

Отражения начали двигаться сами по себе: Ева с ножом, Дэвид с ключом. Они медленно тянули руки, готовые ударить.

Тишина трещала, как лёд под ногами.

И в этот миг дом прошептал им обоим одно и то же слово:

— Выбор.