Вера с самого утра чувствовала, что день не задался. Сначала она споткнулась о порог собственного дома, рассыпав по полу запас высушенного корня мандрагоры. Потом обнаружила, что мыши, несмотря на все защитные заклинания, устроили пир в мешке с пшеничной мукой. А теперь, стоя на коленях в огороде и выдирая с корнем упрямый сорняк, она с удивлением наблюдала, как ее собственная капля пота, упав на землю, зашипела и испарилась маленьким черным дымком.
— Ну вот, — с горькой иронией пробормотала она. — Даже мои пот и слезы, будь они сейчас, не в ладах с реальностью. Бабушка, может, хватит уже травить меня зельями для «повышения жизнестойкости»? Они, по-моему, дают обратный эффект.
Ее бабушка, Агата, сидела на крылечке и с бесстрастным видом ощипывала куропатку. Женщина в годах, но с прямой, как жердь, спиной и взглядом, способным просверлить гранит.
— Не ной, — отрезала Агата, не глядя на внучку. — Лучше скажи, почем сегодня продала болиголов аптекарю Григорию?
— По две монеты за унцию, — вздохнула Вера, с трудом одолевая сорняк. — Он сказал, что у меня он какой-то особенно... злой. Видимо, впитал мое солнечное настроение.
— Хорошо. На похороны хватит.
Вера замерла. Бабушка была женщиной суровой, но до откровенного цинизма доходила редко. Особенно после того, как старшая внучка, Лика, слегла с загадочной лихорадкой три месяца назад. Лекари разводили руками, а Агата лишь хмурила брови и варила все более горькие отвары.
— Ба, это вообще-то не смешно.
— Я и не шучу, — Агата отложила птицу и устремила на Веру свой пронзительный взгляд. — Вечером будь дома. Нам нужно поговорить. О Договоре.
Слово повисло в воздухе, тяжелое и холодное, как надгробный камень. Вера слышала о нем с детства — смутные истории о каком-то старом соглашении, которое их род заключил с кем-то очень могущественным и очень нелюдимым. Но бабушка всегда отмахивалась, называя это сказками для запугивания непослушных детей. Судя по выражению ее лица, сказки внезапно кончились.
Вечер действительно выдался мрачным. Тучи, словно стая черных воронов, накрыли их маленький домик на окраине деревни. Вера, закончив с ужином, сидела за столом и нервно теребила край своей поношенной юбки. Агата стояла у печи, глядя на огонь.
— Готовься, Лика долго не протянет, — начала она без предисловий, и у Веры сжалось сердце. — И как только она испустит дух, придут за Алисой.
Вера аж подпрыгнула на стуле. Ее младшая сестра, Алиса, шестнадцатилетняя ветреница, помешанная на местных парнях и ярких лентах, в эту самую минуту мирно посапывала за перегородкой.
— За Алисой? Кто придет? Зачем? Бабушка, выпейте валерьянки, вы сами не свои!
— Договор, девочка, — Агата повернулась к ней, и в глубине ее глаз плясали отражения пламени, словно настоящие черти. — Наш прапрадед, отчаявшись спасти урожай от Пробуждения Теней, заключил сделку с Владыкой Запредельного Леса. Он даровал нам защиту, а мы взамен обязуемся отдавать ему одну дочь из каждого поколения. В ночь, когда угасает предыдущая невеста, он приходит за новой.
Вера уставилась на бабушку, пытаясь найти в ее лице хоть следы безумия. Не нашла.
— Вы хотите сказать, что наша семья вот уже... сколько поколений... поставляет живых девушек какому-то лесному божеству? И все это время вы об этом молчали? — голос ее дрогнул от возмущения. — Это даже не патриархально, это какая-то запредельная экономия на приданом!
— Не богохульствуй, — строго сказала Агата. — Его слуга придет с первыми лучами луны. Он заберет Алису. Таков договор.
В этот момент из-за перегородки донесся тихий всхлип. Вера бросилась туда. Алиса сидела на кровати, вся в слезах, ее милое личико исказил ужас.
— Я... я видела его во сне! — прошептала она, дрожа. — Высокий, в плаще... и глаза... у него такие холодные глаза! Он сказал, что скоро вернется за мной! Вера, я не хочу! Я боюсь!
Вера прижала сестру к себе, чувствуя, как та мелко трясется. Сердце разрывалось на части. Лика умирает. Алису ждет судьба хуже смерти. А она, Вера, все это время копалась в огороде и торговалась из-за цены на болиголов.
В голове у нее пронеслись воспоминания. Ее странности — капли пота, испаряющиеся черным дымом, растения, которые расцветали или вяли от ее прикосновения, тот самый «особо злой» болиголов. Она всегда была чужой, не такой, как все. А Алиса... Алиса была просто ребенком. Она мечтала о любви, о семье, о простом человеческом счастье.
Ирония судьбы была налицо. Та, что с детства была немного «не от мира сего», оказывается, идеально вписывалась в его самые мрачные законы. А та, что была олицетворением этого мира, должна была стать ему жертвой.
— Никто ни за кем не придет, — тихо, но очень четко сказала Вера, глядя на бабушку через плечо сестры. — Потому что он придет за мной.
Агата замерла. Даже Алиса перестала рыдать.
— Что? — только и смогла выдохнуть старуха.
— Вы сказали — дочь из рода. Вы не уточнили, какая именно, — Вера встала, выпрямив спину. Внутри нее все замерло и стало кристально ясным. Это был ее долг. Не долг жертвы, а долг старшей сестры. Ее странность, ее «не такая, как все» наконец-то обрела смысл. — Моя кровь не хуже Алисиной. Наверное, даже лучше, судя по тому, как она вредит сорнякам. Пусть этот Владыка Теней попробует со мной договориться. Уверена, ему еще не приходилось иметь дело с кем-то, чей пот разъедает землю.
Она попыталась шутить, но голос сорвался. Страх был. Дикий, ледяной страх. Но за ним шло странное, почти буйное чувство предвкушения. Наконец-то она узнает, почему ее капля пота шипит. Наконец-то она найдет место, где ее «проклятие» будет к месту.
Агата смотрела на нее с непривычным для нее выражениям — со смесью уважения и скорби.
— Ты уверена, дитя? Дороги назад не будет.
— Я и здесь с детства была не в своей тарелке, — горько улыбнулась Вера. — Может, там я наконец-то найду подходящий интерьер.
Она подошла к своему сундуку и начала собирать вещи. Смена одежды, острый нож для трав (мало ли), мешочек с личными безделушками. Ее руки не дрожали.
Туман затянул ее с головой, как плотная, влажная простыня. Следующий шаг Веры уперся не в мягкую земляную тропу, а во что-то твердое, холодное и звонкое. Она качнулась, едва удержав равновесие, и туман рассеялся так же внезапно, как и появился.
Она стояла на черном, отполированном до зеркального блеска полу. Вокруг вздымались ввысь стены из такого же темного камня, испещренные серебристыми прожилками, которые мерцали призрачным светом. Воздух был холодным, пахнущим озоном после грозы, старыми книгами и чем-то еще — невыразимо чужим. Это был не лес. Это был дворец. Черный Дворец.
— Ну, что ж, — прошептала Вера, и ее голус гулко отозвался в пустоте зала. — Уютненько здесь, ничего не скажешь. Прямо как в гробнице очень состоятельного и крайне депрессивного родственника.
Ее провожатый, Посланник, беззвучно парил в нескольких шагах от нее, его плащ почти не шелестел.
— Добро пожаловать в Обитель Теней, — произнес он тем же безжизненным тоном. — Отсюда твой новый дом.
— А что, есть тур по недвижимости? — поинтересовалась Вера, стараясь, чтобы в голосе не было дрожи.. — Или хотя бы брошюрка «Выживание для чайников в условиях вечной мглы и тоски»?
Посланник проигнорировал ее вопрос.
— Следуй за мной. Тебе отведены покои. Не сворачивай с пути. Не прикасайся к стенам. Не задавай вопросов.
— Поняла. Правила хорошего тона в обществе мрачных нелюдимов: помалкивай и не распространяй свой человеческий запах, — пробормотала она себе под нос, но послушно зашагала за ним.
Они шли по бесконечным коридорам, и Вере начинало казаться, что дворец — это живой, дышащий лабиринт. Очертания дверей менялись, арки изгибались под невозможными углами, а в темных зеркалах, висевших на стенах, отражалось не ее испуганное лицо, а какие-то пляшущие тени. Однажды ей показалось, что в одном из таких зеркал она увидела свое отражение, но с глазами, полными звездной пыли. Она резко отвела взгляд.
Наконец они остановились у высокой двустворчатой двери из черного дерева. Посланник провел рукой по поверхности, и та бесшумно отворилась.
— Твои покои. Тебя призовут, когда Владыка сочтет нужным.
И, не попрощавшись, он растворился в тени коридора, словно его и не было.
Вера переступила порог и ахнула. Комната была огромной. Высокие сводчатые потолки терялись в полумраке, а по стенам струились тяжелые ткани цвета запекшейся крови. В центре стояла массивная кровать с балдахином, больше похожая на погребальный катафалк. В камине, высеченном из цельного куска черного базальта, пылали синевато-белые огни, не дающие тепла, но отбрасывающие на стены тревожные, пляшущие тени.
— Ну, хотя бы постелили, — заметила Вера, пнув ногом роскошный ковер с причудливыми узорами, которые, если приглядеться, шевелились. — Ой.
Она отшатнулась, но узоры снова замерли. Решив больше не испытывать судьбу, она подошла к окну. Оно было огромным, арочным, но вместо привычного пейзажа за ним клубился и переливался барьер из тумана, сквозь который иногда проступали очертания искривленных, безлистных деревьев.
— Вид, конечно, убийственный, — вздохнула она. — В прямом смысле слова.
Ее размышления прервал тихий, шелестящий голос у самого локтя.
— Госпожа Невеста? Вам угодно чего-нибудь отведать?
Вера взвизгнула и подпрыгнула на месте. Рядом с ней стояло... нечто. Высокое, худое, состоящее из сгустков теней и клубов серой дымки. У него были только два бледных пятна на месте глаз и едва заметный прорези рта.
— ААА! Ты кто?!
— Я — Шепот, к вашим услугам, — просипело существо, склоняясь в подобии поклона. — Я буду вашим слугой.
Вера, прижав руку к бешено колотившемуся сердцу, попыталась взять себя в руки.
— Шепот? А есть еще Крикун или Вопль? Чтобы полный комплект фобий собрать.
— Нет-нет, только я, — тень казалась почти оскорбленной. — Я очень тихий. И учтивый.
— Ладно... Шепот. А чем тут, собственно, «отведывают»? Жареными мухами отчаяния? Тушеными грехами?
— О, нет! — Шепот возмущенно заколебался. — У нас прекрасная кухня. Маринованные лунные грибы, хлеб из мякоти ночи, сыр с плесенью, которая видит будущее... Ну, в общем, что-нибудь найдется.
Вера с сомнением посмотрела на свой бурчащий желудок.
— Может, просто чаю? Только, ради всего святого, чтобы он не шевелился и не смотрел на меня.
Пока Шепот исчезал за дверью, Вера решила осмотреть комнату. В одной из ниш она нашла умывальник, выдолбленный из гигантской черной раковины. Вода в нем была идеально чистой и ледяной. Она плеснула себе на лицо, пытаясь привести мысли в порядок.
И тут заметила нечто странное. Капли воды, скатившиеся с ее пальцев на черный камень раковины, не растекались, а собирались в шарики и начинали медленно... испаряться тем самым знакомым черным дымком.
— Вот черт, — прошептала она. — Так это не от бабушкиных зелий. Это... я сама.
Ее открытие прервал громкий, вибрирующий звук, похожий на удар гигантского гонга. Он прошел сквозь стены, через кости, и отозвался тяжким гулом в самой глубине ее сознания. Дверь в покои снова бесшумно отворилась. На пороге стоял все тот же Посланник.
— Владыка зовет тебя.
Наступил момент, которого она одновременно ждала и боялась. Сердце ушло в пятки, по спине пробежал холодок. Но сдаваться она не собиралась.
— Отлично, — выдохнула она, выпрямляясь и сглатывая комок в горле. — Пойдем знакомиться с моим женихом. Надеюсь, у него есть чувство юмора. Или хотя бы лицо.
Она вышла в коридор, и тяжелая дверь захлопнулась за ней, словно вход в ее старую жизнь. Впереди была лишь тьма, тайна и встреча с тем, в чьей власти была теперь ее судьба. И Вера поклялась себе, что какой бы мрачной ни была эта встреча, она найдет в себе силы пошутить. Хотя бы про себя. Потому что ирония — это последнее, что у нее осталось от прежней, человеческой жизни.
Посланник привел ее в огромный зал, еще более мрачный и пустой, чем все предыдущие. В центре на троне, высеченном из цельного обсидиана, сидел он. Владыка Теней.
Морвен.
Сначала Вера увидела только силуэт — высокий, мощный, залитый скупым светом, падающим откуда-то с высоты. Он не двигался, и в его неподвижности была тяжесть веков, давление невероятной силы. Воздух в зале был густым и звенящим, будто перед грозой. Дышать стало трудно.
Он не был скелетом в плаще, как она по-детски представляла себе Владыку Смерти. Нет. Он был прекрасен и ужасен одновременно. Черные как смоль волосы, собранные у затылка, открывали лицо с резкими, словно высеченными из мрамора чертами. Бледная кожа, почти фарфоровая, оттеняла губы цвета старого вина. Но глаза... Его глаза были самой ужасной частью. Они не были пустыми. Они были полны света — холодного, мертвого, как свет далеких звезд в безвоздушном пространстве. В них не было ни души, ни тепла, лишь бесконечная, безразличная мощь.
Взгляд этих глаз остановился на Вере, и ее обдало ледяным ветром небытия. Ноги стали ватными, сердце замерло, умоляя не биться так громко в этой гробовой тишине. Инстинкт кричал: «Падай на колени! Закрой глаза! Умри, только не привлекай внимания!»
Но она не упала. Она стояла, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Боль была якорем, который не давал ей уплыть в омут паники. Этот страх был топливом для ее гнева. Гнева за украденную жизнь, за слезы Алисы, за собственную беспомощность.
— Ну что, — прошипела она, и ее голос, хриплый от страха, прозвучал кощунственно громко в священной тишине зала. — Я здесь. Привет. Надеюсь, ты получил то, что хотел.
Морвен не шевельнулся. Только его глаза, эти звездные пустоты, медленно обмерили ее с ног до головы.
— Ты не та, кого я ждал, — его голос был низким, глубоким, как гул подземного толчка. Он вибрировал не в ушах, а где-то в костях, в самой глубине сознания.
— Сюрприз, — выдохнула Вера, собирая всю свою дерзость. Она сделала шаг вперед, нарушив невидимую черту, за которой давление его воли стало почти физическим. — Решила, что сестренка не потянет твой... э-э-э... гонорар. Так что бери меня. Моя кровь, наверное, даже покислее будет.
Он медленно поднялся с трона. Он был невероятно высок. Он не шагнул, а просто возник перед ней, не преодолев пространство, а сжав его. От него пахло остывшим пеплом, ледяным ветром и временем.
— Твоя кровь... интересна, — произнес он, и его холодное дыхание коснулось ее щеки. Вера задрожала, но не отступила. — В ней есть искра. Искажающая. Но Договор есть Договор. Ты будешь служить.
— Служить? — Вера заставила себя рассмеяться, и этот звук был похож на треск ломающегося стекла. — Я пришла сюда, чтобы спасти сестру, а не стать твоей служанкой. Можешь искать себе другую прислугу.
Мгновение она думала, что он ее сейчас убьет. Воздух сгустился, тени по стенам зашевелились, потянулись к ней. Холод проник под кожу, заставляя зубы стучать. Но она смотрела в эти звездные глаза, полная отчаянного вызова.
И тут он сделал нечто ужасное. Он улыбнулся. Это была не человеческая улыбка. Это был медленный, безжизненный оскал, не несущий ни капли тепла или радости.
— Ты не понимаешь, — тихо сказал он. — Ты не пришла. Тебя принесли в жертву. Твое сопротивление — лишь последние судороги твоей старой жизни. Они забавны.
Он поднял руку, и Вера замерла, ожидая боли, смерти. Но он просто провел пальцем по воздуху в дюйме от ее виска. Кожа на лице онемела, по телу пробежали мурашки.
— Здесь ты — никто. Тень. Твое тело, твоя душа, твая воля... все принадлежит мне по праву Договора. Ты будешь делать то, что я скажу. Ты будешь жить, пока я позволю. А когда придет время, твоя искра послужит топливом для Пробуждения.
Его слова падали на нее, как удары молота. Они были страшнее любого крика. В них была неоспоримая, безличная правда. Правда камня, правда закона, правда смерти.
И в этот миг Вера поняла, что ее дерзость, ее ирония — всего лишь щит, бесполезный против реальности, в которую она попала. Ее воля не имела здесь значения. Она была вещью.
Но даже вещь может упасть и разбиться.
Она выпрямилась, глотая комок отчаяния в горле. Глаза ее блестели не от страха, а от ярости.
— Ты получил мою жизнь, — прошептала она. — Но не получил моего согласия. Делай что хочешь. Но я буду сопротивляться. Каждым вздохом. Каждой мыслью. Это все, что у меня осталось.
Морвен смотрел на нее с тем же безразличным любопытством, с каким смотрят на бьющуюся в стекле муху.
— Как пожелаешь, — произнес он, и его фигура начала растворяться в тенях, как будто ее и не было. — Это не изменит ровным счетом ничего.
Он исчез. Давление спало, и Вера чуть не рухнула на колени, дрожа всем телом. Она проиграла эту битву. Она была ничтожна перед его силой.
Но в глубине души, под грудой страха и отчаяния, тлела одна-единственная мысль, твердая, как алмаз.
«Никогда. Я никогда не соглашусь».
Она повернулась и побрела прочь из зала, чувствуя на себе тяжелый, безразличный взгляд тронного зала. Она была пленницей, игрушкой, топливом. Но пока она могла дышать и ненавидеть, она не была побеждена.
Первые несколько дней в Черном Дворце прошли в оцепенении. Вера почти не выходила из своих покоев, прислушиваясь к жутковатым звукам дворца — отдаленным шепотам, похожим на бред, скрипу, будто старые кости трутся друг о друга, и тому звенящему гулу, что периодически прокатывался по коридорам, заставляя ее инстинктивно прижиматься к стене.
Слуга-тень, Шепот, появлялся регулярно, принося еду. Еда, к удивлению Веры, была съедобной, а иногда даже вкусной. Хлеб из «мякоти ночи» оказался теплым, воздушным и с легким привкусом миндаля. А «маринованные лунные грибы» напоминали нечто среднее между спаржей и трюфелем.
— Шепот, — как-то раз, набравшись смелости, спросила она. — А что это за звуки такие... жуткие?
Тень заколебалась, ее бледные глазки моргнули.
— О, это просто дворец дышит, госпожа. Иногда пошаливают призраки в Западном крыле. Не обращайте внимания. Они обычно никого не едят. Обычно.
— Обнадеживающе, — пробормотала Вера.
Одиночество и тоска по дому начинали разъедать ее изнутри сильнее любой магии. Ирония и гнев, первые ее щиты, притуплялись, уступая место скуке. А скука, как известно, — мать всех провальных решений.
Однажды утром, бродя по бесконечному коридору (она мысленно пометила угол у своей двери сколом на камне, оставленным застежкой от плаща), она наткнулась на неприметную, низкую арку, почти скрытую тяжелым гобеленом, изображавшим... в общем, лучше было не всматриваться. Из арки вело куда-то вниз. И несло оттуда запахом старой бумаги, пыли и чего-то знакомого, почти родного — запахом знаний.
Любопытство, сильнее страха, дернуло ее вперед. Она отодвинула гобелен и шагнула вниз по винтовой лестнице.
Она оказалась в библиотеке. Это было не помещение, а целый подземный мир. Бесконечные стеллажи из черного дерева уходили ввысь, теряясь в клубящемся мраке под потолком. На них стояли фолианты в переплетах из странной кожи, свитки, испещренные мерцающими чернилами, и каменные скрижали, испускавшие тихое гудение. Воздух звенел от сконцентрированной магии.
— Вот это да, — прошептала Вера, и ее голос поглотила звенящая тишина. Страх перед Морвеном и его правилами на мгновение отступил перед жаждой узнать, понять, где она оказалась.
Она осторожно подошла к ближайшему стеллажу и потянулась к небольшой книге в синем переплете. Название было вытиснено серебром и гласило: «Хроники Угасших Солнц. Том VII».
— Я бы не советовала, — раздался у нее над ухом тонкий, скрипучий голосок. — Седьмой том — сплошные опечатки. Переводчик с языка Древних был пьян в стельку.
Вера вздрогнула и уронила книгу. Та с глухим стуком шлепнулась на пол, но ничего волшебного не произошло. Ни взрыва, ни портала в иное измерение.
Она огляделась. Голос доносился с полки. Сидя на толстом фолианте под названием «Анатомия Недр», грелась... зеленая, пушистая плесень. У нее были две черные точки-глазки и тонкая линия, напоминающая рот.
— Ты... ты кто? — выдохнула Вера.
— Я? — плесень гордо выпрямилась (насколько это возможно для колонии грибков). — Я — Хранитель Знаний. Ну, или Плесневетий. Мне все равно. А ты — новая Невеста. Скучная.
Вера, все еще опешив, подняла книгу.
— Почему скучная?
— Потому что все невесты либо рыдают, либо пытаются сбежать, либо впадают в ступор. Никто не хочет просто почитать. А здесь, — она ткнула своим пушистым краем в сторону стеллажей, — такие истории! Интриги! Предательства! Рецепты зелий из слез феникса, от которых гарантировано несварение! А им всем не до того.
Вера невольно улыбнулась. Это было первое по-настоящему забавное существо, которое она встретила в этом мрачном месте.
— А что случилось с предыдущими невестами? — спросила она, садясь на пол рядом с полкой. Камень был холодным, но ей было уже все равно.
Плесневетий съежился.
— О, это не моя история рассказывать. Мрачные тайны, разбитые сердца, стандартный набор. Но скажу так: ни одна не дожила до Пробуждения. Слишком хрупкие. А ты... — он осмотрел ее своими бусинками-глазками. — Ты другая. В тебе есть искра. Та самая, что искажает предсказания. Забавно.
«Искра». Уже второй раз она слышала это слово. Сначала от Морвена, теперь от говорящей плесени.
— А что это за искра? И что такое Пробуждение?
— Тсссс! — Плесневетий затрепетал. — Нельзя говорить об этом вслух! Стены имеют уши! А книги... книги имеют глаза. — Он таинственно подмигнул одной из своих черных точек. — Но если хочешь что-то понять, начни с основ. Вот, — он указал на нижнюю полку. — «Элементарная геополитика Пограничья для начинающих жертв». Шутка. Это «История Договоров и Родовых Проклятий». Скучнейшее чтиво, но информативное.
Вера взяла указанную книгу. Она была тяжелой и пахла временем.
— Спасибо, Плесневетий.
— Не за что. Наконец-то кто-то оценил мой интеллект, а не просто попытался стереть меня тряпкой.
Вера просидела в библиотеке несколько часов, листая древние фолианты. Она узнала, что ее род, Одинцовы, действительно заключил договор с Владыкой Теней Морвеном много веков назад. Но детали были туманны. Писали о «защите от Пробуждения Теней», о «жертве во искупление», о «силе крови». Прямого ответа не было.
Вдруг она наткнулась на странный рисунок. Изображение символа — переплетенные шип и роза, выполненный в углу страницы. Тот же самый символ был вышит на внутренней стороне ее платья, том самом, что сшила ей бабушка Агата. Она всегда думала, что это просто семейный оберег.
Сердце ее забилось чаще. Бабушка знала больше, чем сказала. Намного больше.
Внезапно леденящий воздух пронзил ее до костей. Тени в библиотеке сгустились, книги на полках замерли. Даже Плесневетий испуганно съежился и притворился обычной плесенью.
Вера медленно подняла голову. В проеме арки, ведущей в библиотеку, стоял Морвен. Его звездные глаза горели в полумраке, и в них читалось не гнев, а холодное, безразличное любопытство.
— Эту часть дворца я запретил тебе посещать, — произнес он, и его голос был тише шелеста страниц, но от этого не менее ужасен.
Библиотека стала ее убежищем. Теперь, когда формальный запрет был нарушен, а Морвен, похоже, махнул на это рукой, Вера проводила там все дни. Она читала запоем, пытаясь найти хоть крупицу информации о своем роде, о «искре» и о том, что такое Пробуждение. Плесневетий оказался не просто болтуном, а эрудитом с феноменальной памятью.
— Нет-нет, род Одинцовых не упоминается в «Анналах Великих Домов», — скрипел он, пока Вера листала тяжелый фолиант. — Вы же не Великие. Вы... договорные. Смотрите в разделе «Малые Жертвенные Роды». Рядом с теми, кто отдавал первенцев речным духам за хороший улов.
— Лестно, — пробормотала Вера, находя нужный раздел. Информации было мало и она была уклончива: «Род Одинцовых, обязанность — поставка невесты по первому требованию Владыки Теней. В обмен — защита от Пробуждения». Что такое Пробуждение — не объяснялось.
Однажды, блуждая между стеллажами, она наткнулась на другой «живой» артефакт. На огромном глобусе, где вместо стран были изображены миры, сидел... кот. Вернее, нечто, очень напоминавшее кота, если бы кота скроили из теней и лунного света. Его шерсть была дымчатой, а глаза — два ярко-зеленых серпа, как молодой месяц. Он вылизывал лапу с видом полнейшего безразличия к устройству вселенной.
— Привет, — осторожно сказала Вера.
Кот медленно перевел на нее лунные глаза.
— Мяу, — произнес он голосом, в котором звенели колокольчики. — То есть, здравствуй, временная владелица мяукающего тела. Ты блокируешь свет от Туманности Андромеды.
Вера отшатнулась.
— Ты... кто ты?
— Я — Тотем, — объявил кот, вставая и выгибая спину в немой просьбе почесать за ухом. — Хранитель равновесия. Ну, или просто кот. Мне все равно. В этом теле удобно спать. И есть. Рыбу из пруда снов приносит Шепот. Иногда.
Вера, повинуясь необъяснимому порыву, почесала его за ухом. Тень была на удивление теплой и густой. Тотем заурчал, и звук был похож на отдаленный гром.
— Ты знаешь Морвена? — спросила Вера.
— Знаю? Я помню, как он был юным и неуклюжим, — лениво промурлыкал Тотем, переворачиваясь на спину. — Однажды, пытаясь впечатлить одну ветреную богиню рассвета, он устроил такое звездопадное шоу, что пережег пол-небосвода. Небесная канцелярия потом сто лет штрафы выписывала. Смешно было.
Вера не могла сдержать улыбку. Представить мрачного Владыку в роли неудачного ухажера было почти невозможно.
— А еще? — подзадорила она.
— А еще он ненавидит, когда путают его плащи, — поделился Тотем. — У него их ровно семь, по одному на каждый день вневременного цикла. Однажды слуга-призрак перепутал Плащ Глубокой Ночи с Плащом Предрассветных Сумрак. Весь день по дворцу ходила такая мрачная туча с бирюзовым отливом. Все шарахались.
Истории Тотема были бальзамом на душу. Они очеловечивали Морвена, делая его не просто воплощением зла, а существом со своими странностями. Но следующий рассказ вернул все на круги своя.
— А еще была невеста, лет триста назад, — голос Тотема стал тише, урчание стихло. — Решила, что сможет его приручить добротой. Плела ему венки из погребальных лилий. Он терпел. Потом она решила, что он одинок, и попыталась проникнуть в его личные покои, в ту самую башню, что на Востоке. Ее нашли у подножия лестницы. Не мертвой. Просто... пустой. Без мыслей, без воспоминаний. Как кукла. Он стер ее. Без злобы. Как стирают пыль.
Вера похолодела. Смешные истории о плащах и звездопадах мгновенно померкли перед этим холодным, безжалостным рассказом. Это был Морвен, которого она боялась.
Поблагодарив Тотема и пообещав принести ему в следующий раз «что-нибудь мыслепогоняющее», Вера выбралась из библиотеки. Ей нужно было подышать воздухом, которого, по сути, не было, но хотя бы сменить обстановку.
Она вышла в так называемый «сад». Это было огромное пространство под стеклянным, но не пропускавшим дневной свет куполом. Здесь росли деревья с серебристой корой и черными листьями, цвели цветы, напоминающие застывшие воплощения ночных кошмаров, а вместо фонтана бил источник черной воды, пахнущей мокрым камнем и тайной.
В саду работал садовник. Вернее, он был садом. Это был Гном, существо, целиком состоящее из мха, серого камня и причудливо переплетенных корней. Он двигался медленно, с скрипом, и его «руки» были похожи на старые коряги.
— Здравствуйте, — сказала Вера, останавливаясь на почтительном расстоянии.
Гном повернул к ней свое «лицо» — углубление в камне, где росли два ярких синих цветка, напоминающих глаза.
— А-а-а... Новая, — проскрипел он голосом старых ветвей. — Не топчи газон. Он из пепла забытых снов. Растет медленно.
— Не буду, — пообещала Вера. — Вы здесь давно?
— Я помню, как сажал первое дерево Печали, — проскрипел Гном. — Оно было таким маленьким... А теперь тень от него падает на три измерения. — Он «вздохнул», и с него посыпалась искрящаяся пыльца. — А Владыка... он всегда любил тишину. Но не ту, что от пустоты. А ту, что от порядка. Чтобы все было на своих местах. Однажды... о-хо-хо...
Гном, похоже, был большим любителем поболтать.
— Однажды, один из его прежних управителей, граф Что-то-там, украл карту Временных Вихрей. Думал, сможет путешествовать. Морвен нашел его через мгновение. Не стал казнить. Нет. Он превратил его в садовый гномика. И поставил его там, у пруда. На потеху всем. Тот простоял так лет пятьсот, пока не попросил прощения. Теперь он где-то в канцелярии, бумажки перекладывает. Боится даже на камень сесть, вдруг это чья-то реинкарнация.
Вера снова рассмеялась. История была одновременно и жуткой, и нелепой.
— А были... невесты, которые ему нравились? — рискнула она спросить.
Синие цветы-глаза Гнома пристально на нее посмотрели.
— Нравились? Он не из тех, кому что-то может «нравиться». Он — закон. А закон не любит, его соблюдают. Была одна... давно. Сильная душой. Как ты. Она не боялась. Смотрела на него, как на равного. Говорят, он даже разговаривал с ней дольше, чем с другими.
Безысходность, поселившаяся в Вере после разговора с Гномом, была похожа на яд. Она медленно парализовала волю, заставляя смириться. Что бы она ни делала, чем бы ни была ее «искра», финал предрешен. Она была временной, как сломанная стрелка на остановленных часах этого дворца.
Но смиряться — это было не в ее правилах. Даже обреченная, она должна была понять, ради чего умирает. Или, как выяснилось, ради кого.
Она вернулась в библиотеку с новым рвением. Плесневетий, заметив ее решимость, перестал скрипеть шутками и стал помогать целенаправленно.
— Ищешь про Пробуждение? — его пушистый комочек вздрогнул. — Опасные знания, детка. Но раз уж надо... Попробуй «Апокрифы Закатных Времен». Они в запретном отделе. За стеллажем с сонетами, написанными кровью.
Вера нашла. Том был тяжелым, а страницы — тонкими, как крылья моли. Она читала, и у нее холодели руки.
Там не было красивых метафор. Были сухие, ужасающие отчеты. «Пробуждение Теней» — это не метафора. Это буквальный процесс, когда граница между мирами истончается до предела, и тени — не метафорические, а самые что ни на есть настоящие, голодные и бессознательные сущности хаоса — прорываются в мир людей. Они не убивают. Они стирают. Стирают цвет, звук, память, саму реальность. От деревни, куда они приходят, остается лишь бледное, безвоздушное пятно, где не растет трава и не поют птицы. Навсегда.
И единственное, что сдерживает их — сила Владыки Теней, действующая как барьер. Но барьер этот требует подпитки. Циклического обновления. Раз в несколько поколений.
Жертва.
Горькая, едкая ирония подступила к горлу, заставляя ее смеяться сквозь слезы. Весь ее бунт, все ее «я никогда не соглашусь» разбивались о простой, чудовищный факт. Ее смерть — или участь хуже смерти — была ценой за жизнь ее сестры. За жизнь ее деревни. За жизнь всех тех, кто, возможно, даже не подозревал о ее существовании.
Она была не просто жертвой тирана. Она была добровольцем на войне, о которой не знала. И ее призвали под знамена самым жестоким образом.
Она нашла и описание ритуала. Сухо, без подробностей. «Сила крови Договорного Рода, направляемая волей Владыки, становится якорем и щитом. Душа невесты... расходный материал для стабилизации потока».
«Расходный материал». Вот так. Никакой романтики. Никакой тайны. Просто магическая физика. Чтобы спасти тысячи, нужно уничтожить одну.
Вера закрыла книгу. Руки дрожали. Теперь она понимала. И это понимание было тяжелее любого страха. Страх эгоистичен. А это... это была ответственность. Нежелание умирать боролось в ней с ужасом от мысли, что из-за ее трусости погибнет все, что она знала.
— Нашла, что искала? — раздался у нее за спиной знакомый леденящий душу голос.
Она не вздрогнула. Слишком опустошенной для испуга была. Она медленно обернулась.
Морвен стоял в нескольких шагах, его высокую фигуру обрамляли бесконечные стеллажи. Его звездные глаза были прикованы к книге у нее на коленях.
— Нашла, — тихо сказала она, не в силах скрыть горечи. — Поздравляю. Ты не монстр. Ты... военачальник. А я — пушечное мясо. Все стало на свои места.
Он сделал шаг ближе. Холодный воздух, всегда окружавший его, коснулся ее кожи, заставив вздрогнуть.
— Пушечное мясо не задает вопросов, — заметил он. — Оно просто умирает.
— А у меня, выходит, был выбор? — она подняла на него глаза, и в ее взгляде плескалась вся ее ярость, боль и отчаяние. — Между смертью здесь и гибелью всех там? Это не выбор. Это шантаж.
— Это необходимость, — его голос был ровным, но в нем впервые не было прежнего абсолютного безразличия. Была... усталость. — Мир не справедлив. Он просто существует. И я существую, чтобы поддерживать его баланс. Ценой, которую он требует.
Он был так близко. Она видела идеальную линию его брови, тонкие морщинки у глаз, которые говорили не о возрасте, а о бесконечной ноше. Она чувствовала исходящую от него силу — древнюю, неумолимую, одинокую.
И в этот миг, сквозь горечь и страх, пробилось что-то еще. Искра. Не та, что искажала предсказания, а другая. Искра влечения.
Это было безумием. Он был ее тюремщиком и палачом. Но он также был единственным, кто понимал тяжесть этой ноши. Он нес ее веками. Он был таким же пленником Договора, как и она. Только его тюрьма была больше, а срок — вечностью.
Она ненавидела его. Но в этом ненависти вдруг появилась щель, и сквозь нее проглядело странное сочувствие. Почти... родственность душ.
— И тебе не надоело? — прошептала она, и ее голос дрогнул. — Веками... принимать эту жертву? Видеть, как мы все приходим и уходим? Разве это не ад?
Морвен замер. Его звездные глаза расширились на долю секунды, в них мелькнуло что-то неуловимое — удивление? Боль? Он смотрел на нее не как на вещь или инструмент, а как на человека. Впервые.
— Надоело, — тихо признался он, и это было похоже на раскат грома в тишине библиотеки. — Но это мой долг. И моя кара.
Он протянул руку, и Вера замерла, ожидая прикосновения, которое обожжет холодом. Но он не дотронулся до нее. Его пальцы остановились в сантиметре от ее щеки, и она почувствовала, как мурашки пробежали по коже — не от страха, а от чего-то иного.
— Твоя искра... — произнес он задумчиво. — Она не просто искажает. Она... задает вопросы. Смущает покой.
— Простите, что усложняю вам процесс моего уничтожения, — съехидничала она, но в голосе не было прежней злобы. Была лишь усталая горечь и это новое, тревожное чувство.
Уголки его губ дрогнули. Это не была улыбка. Но это было что-то.
— Ничего не поделаешь, — сказал он, и его голос прозвучал почти... тепло. — Придется терпеть.
Он опустил руку, и холодная дистанция между ними восстановилась. Но что-то изменилось. Воздух больше не звенел от одной лишь угрозы.
— Читай дальше, — сказал Морвен, отступая в тень. — Знание не облегчит твою участь. Но, возможно, придаст ей смысл.
И он исчез.
Вера осталась сидеть на холодном полу, прижимая к груди книгу, рассказывающую о ее предстоящей казни. Она все так же не хотела умирать. Она все так же чувствовала себя в ловушке. Но теперь ее тюремщик обрел черты человека. Со своей болью, своей усталостью и своим долгом.
Тяжелые мысли после разговора с Морвеном требовали перезагрузки. Сидеть в библиотеке и думать о неминуемой гибели всего сущего Веру больше не прельщало. Ей отчаянно хотелось чего-то простого, земного, пахнущего домом. И тогда ее осенило: кухня.
Выпросив у Шепота направление (что было задачей нетривиальной, ибо его указания сводились к «на третьем повороте теней, где плачет призрак повара»), она все же нашла это царство относительной нормальности. Помещение было огромным, с очагом, в котором могла бы поместиться карета, и полками, уставленными странной утварью. В углу дремал котелок, похожий на спящего тролля.
Рыская по полкам в поисках чего-нибудь съедобного и знакомого, она наткнулась на тонкую книжицу в заляпанном переплете. На обложке было вытеснено: «Смачно та смачно. 100 рецептiв вiд Баби-Яги».
«Ну наконец-то!» — обрадовалась Вера и принялась листать. Рецепты выглядели немного экстравагантно («суп з мiсячних грибiв, щипцями вiд зла»), но ингредиенты, вроде муки, ягод и молока, вселяли надежду. Она выбрала что-то под названием «Пухкі оладки з диким медом та снами».
— Шепот! — позвала она. — Нужна помощь!
Тень материализовалась, пахнув озоном и любопытством.
— Госпожа?
— Вот, — Вера ткнула пальцем в рецепт. — Нам нужно «два крила мотылька-однодневки», «горсть ягодиц забвения» и «молоко з кобилицы ночi». Принесешь?
Шепот заколебался.
— Э-э-э... вы уверены? Это же...
— Абсолютно! Хочу оладушков. Как дома.
Пока слуга исчезал за припасами, Вера нашла гигантскую медную миску и принялась замешивать тесто, найденное в закромах. Оно было странного лилового цвета, но на вкус показалось нормальным.
Вскоре Шепот вернулся с требуемым. Ингредиенты выглядели подозрительно: «крылья» шевелились, «ягодицы» переливались всеми цветами радуги, а «молоко» было густым и искрящимся. Вера, недолго думая, высыпала все в миску и принялась энергично размешивать.
— Знаешь, Шепот, — говорила она, забрызгивая все вокруг фиолетовым тестом, — наверное, я могла бы стать приличным поваром. Если бы, знаешь, не готовилась стать человеческим жертвоприношением.
— О, да, госпожа, — неуверенно прошипел Шепот, наблюдая, как одна из «ягодиц забвения» пытается выползти из миски.
Тесто начало пузыриться и издавать довольное урчание. Вера решила, что это хороший знак, и вылила его на раскаленную сковороду. Оладушки действительно получились пухлыми и золотистыми. Пахли они, правда, не медом, а скорее… грозой и озоном.
— Ну, попробуем? — она сняла один оладушек и откусила.
На вкус он был как… чистая магия. Искрящейся, щекочущей нёбо. В целом, неплохо.
— Вам не кажется, что он шевелится? — тревожно спросил Шепот.
— Тебе показалось, — с набитым ртом ответила Вера. — Это они такие воздушные.
Она доела оладушек и принялась за второй порцией. И тут началось.
Сначала у нее зачесалась спина. Потом заулыбалась сковорода. Потом котелок в углу проснулся и замурлыкал. А самый большой оладушек на тарелке вдруг подпрыгнул, обзавелся парой глаз-изюминок и радостно запищал.
— Ой, — сказала Вера.
— ОЙ! — очень громко выдохнул Шепот.
Оладушек спрыгнул на пол и помчался к выходу, оставляя за собой след из искр. Вера и Шепот ринулись за ним.
Что последовало дальше, было похоже на самый абсурдный кошмар. Оживший десерт носился по коридорам Черного Дворца с визгом, Вера и Шепот — за ним. Он проскакивал сквозь стены, заставляя портреты прежних Владык хмуриться, перелетал через спящих теневыми клубками слуг и устроил хаос в оружейной, заставив доспехи танцевать джигу.
— Лови его! — кричала Вера, спотыкаясь о собственную юбку.
— Я пытаюсь! — вопил Шепот, безуспешно пытаясь набросить на оладушек свою теневую сущность. — Он слишком быстрый!
В конце концов, они загнали его в тупик — в тот самый тронный зал. Оладушек, отчаявшись, прыгнул прямо на колени к Морвену, который как раз сидел на троне и с кем-то беззвучно беседовал через магическое зеркало.
В зале воцарилась тишина. Оладушек утих и устроился на колене Владыки, как ручной хомяк. Морвен посмотрел на него. Потом поднял взгляд на Веру — красную, запыхавшуюся, в фиолетовых пятнах, и на Шепота, который пытался слиться с полом.
Зеркало потухло. Морвен медленно поднял оладушек и внимательно его изучил.
— Объясни, — тихо сказал он. И в его тишине было больше угрозы, чем в любом крике.
— Я... я просто готовила, — выдохнула Вера. — Оладьи. По книге.
Она протянула ему книжицу. Морвен взглянул на название, и одна его бровь поползла вверх. Он открыл ее на случайной странице.
— «Зiлля для росту волосся з хвоста василиска», — прочел он ровным голосом. — «Вiдвар для бачення вiдтiнкiв зла». — Он перевернул страницу. — А, вот и твой рецепт. «Еликсир нестримної радостi та рухливостi. Застосовувати з обережнiстю. Може оживляти неодушевленi предмети».
Вера почувствовала, как горит все ее лицо. Она сглотнула.
— Я... я не знала. Там было написано «оладьи».
Морвен посмотрел на нее. Долгим, тяжелым взглядом. А потом... он вздохнул. Длинно, устало, с таким выражением, с каким смотрят на котенка, принесшего в дом ужа.
— Ребенок, — произнес он, и в этом слове не было оскорбления. Была какая-то невероятная, утомленная снисходительность. — Ты едва не превратила мой дворец в цирк-шапито из-за своего кулинарного любопытства.
Он сжал пальцы, и оладушек с тихим «пшиком» превратился в облачко ароматного пара.
Вера стояла, потупившись, чувствуя себя полной дурой. Но сквозь стыд пробивалось странное облегчение. Он не разгневался. Он... устал от ее выходок.
— Извините, — пробормотала она. — Я хотела как лучше.
Он подошел к ней ближе. От него пахло остывшим пеплом и теперь еще и медовыми оладьями. Он протянул руку и... смахнул пальцем каплю теста с ее щеки. Прикосновение было быстрым, холодным, но от него по всему телу побежали мурашки.
— В следующий раз, прежде чем готовить по книгам из моей библиотеки, — сказал он, и в его звездных глазах на мгновение мелькнула искорка, — спроси у Плесневетия, не является ли она учебником по некромантии.