Теория любви

1. Солнце

1884 или 17 год эпохи Мейдзи, г. Токио

Сато Айто, молодой человек восемнадцати лет, сидел на лавке в городском парке Уэно и глазел по сторонам. На пересечении дорожек приземлилась стайка голубей. Темно-серые, почти черные, с розово-зеленым отливом перьев на шейках, сизые с темными полосками на крыльях и хвостах, белые с темными пятнышками и коричневые с розовым переливом в перьях, топтались на одном месте, выискивая остатки крошек. Один из самых холеных голубей надул зоб, играя на солнце переливом розово-зеленых перьев, и закружился в танце вокруг белой голубки. Урчал и низко кланялся избраннице, но та как ни в чем не бывало продолжала искать крошки и совсем не обращала внимание на ухаживания. Не успел он сделать вокруг нее и нескольких кругов, голубка упорхнула на дерево, а незадачливый ухажер продолжил искать крошки.

Рядом со стайкой остановилась целая свита нянек в пестрых одеждах: одна держала красный зонтик, другая — повозку для куклы, третья — саму куклу. Рядом с ними был мужчина в красной ливрее, у него на руках сидел рыжий шпиц. Их воспитанница, нарядно одетая девчушка, выскочила вперед и с нескрываемым восторгом смотрела на голубей. Потом достала из рукава сверток с кастеллой — такие продавали на каждом шагу, — и начала крошить птицам. Публика, которая здесь гуляла, бросала птицам белый хлеб, кастеллу и даже американское печенье — птицам было чем поживиться, не каждый токиец может себе позволить белый хлеб, а сладости и подавно. Собака, завидев голубей, сорвалась с рук и бросилась вперед. Голуби взмыли вверх, растворяясь в розовой пелене.

Вокруг цвела сакура, каждый вдох был наполнен тонким ароматом. Айто положил голову на спинку скамейки и прикрыл глаза. Солнце ласково гладило нос, щеки, забиралось под воротник рубашки, но не припекало. Теплый весенний ветерок ворошил короткие волосы. Перед отъездом из Хакодатэ пришлось постричься. Новая прическа не нравилась ему, но об остриженных длинных волосах не жалел. Старая прическа была символом юношеского упрямства и надежды быть узнанным родителями. Надежда никуда не делась за много лет, не исчезнет и сейчас, верил он. Появились новые цели в жизни, и ради них пришлось переодеться в западный костюм, постричься и скрести бритвой лицо по утрам, чтобы поскорее отрастить усы, как у гайджинов, которых в последнее время видел чаще, чем японцев.

Именно с их подачи часто болеющий сирота стал интересоваться медицинскими науками. Слишком часто приходилось бывать в больнице и слишком много времени проводить там, даже когда был полностью здоров. Немец-врач приметил мальчика и стал понемногу приобщать к наукам. Невообразимую смесь из латыни, немецкого и японского языков можно было понять лишь интуитивно. Тяга к познанию тайн человеческого тела была сильнее, Айто искал любую возможность получить драгоценные знания, но одного желания слишком мало. Таким, как он, дорога была не дальше портового рабочего или рикши. Денег на обучение в частной школе не было, особых связей — тоже, происхождение оставляло желать лучшего — за все время пребывания в приюте его никто не усыновил, как это было принято, а на одном желании далеко не уедешь, — так считал сам Айто, пока не проговорился о своем желании учителю фехтования.

Бывший самурай, наверняка успевший повоевать за остатки сегуната на Эдзо,{?}[Эдзо — старое (до 1869 г.) название о. Хоккайдо. Во время войны Босин (1868 — 1869) туда бежали остатки армии сëгуна. ] виртуозно обращался с холодным оружием и мог убить с одного удара. Сколько бы Айто ни прилагал усилий к фехтованию, до уровня учителя ему никогда не добраться. Тем не менее именно он обратил внимание на мечту ученика, когда остальные махнули рукой на него. А потом обстоятельства стали складываться таким образом, что все окружающее помогало двигаться к своей мечте гигантскими шагами. И не только ему — друзья детства, такие же сироты, как он — Хисао и Эмика приехали учиться в Токио вместе с ним.

Сегодня можно спокойно выдохнуть: завершилось самое важное дело в жизни, к которому стремился последние три года — поступление в университет. Теперь он студент медицинского факультета Токийского императорского университета. Здесь учатся те, кто родился с золотой ложкой во рту: знатные и богатые отпрыски. Вступительные экзамены и жесткий отсев в первые годы обучения делали образование недоступным для всяких сирот из портовых городов. Обучение велось на иностранных языках: приглашали заграничных профессоров за неимением собственных. Фортуна явно благоволила ему: Айто сдал вступительный экзамен безупречно и получил место за счет бюджетных ассигнований. Если кто-то считал, что выше головы не прыгнуть, Айто мог с уверенностью заявить: можно прыгнуть и выше головы! Если, конечно, приложить максимум усилий.

— Решил заснуть прямо здесь? — голос Эмики заставил широко распахнуть глаза и на мгновение уставиться в безоблачное небо.

— Тебя пока дождешься, — хмыкнул и перевел взгляд на нее.

Подружка детства смотрела на него с хитрой улыбкой. У нее были большие карие глаза, светлая кожа и губы кораллового цвета. Волосы она укладывала не в привычную шимада для незамужних девушек, а на западный манер — в косички, закрепленные шпильками на затылке. Вообще, в ней было слишком много западного: внешность, взгляды и даже манера одеваться — Эмика была одета в темно-синие хакама и белую блузку с брошью на шее. Если поставить рядом с ней обыкновенную девушку, Эмику можно принять и за американку, и за француженку, и может, даже за русскую. Айто не сильно разбирался в иностранках, но Эмика и правда выделялась среди остальных девушек.

— Пойдем дальше, ты уже все осмотрела?

— Разве тут можно осмотреться так быстро? — еще шире улыбнулась она. — Я хочу вернуться к пруду Синобадзу.

— Давай к пруду, — механически повторил за ней и поднялся со скамейки. — Не хочешь мороженое?

Под раскидистой сакурой продавали тертый лед с сиропом. Его привозили из горного ледника, кололи на мелкие куски и потом растирали еще мельче, превращая в снег. Лед стоил дорого, но это никого не смущало. В дни Ханами был популярен лед с засахаренными цветами сакуры. Ярко разрисованный лоток с широким украшенным зонтиком притягивал взгляд и рядом с торговцем стояла очередь из желающих полакомиться.

2. Маленькие радости и потери

Незаметно прошел месяц. В городе накануне дня мальчиков на крыше каждого дома вывесили разноцветные флаги в виде карпов. Такой же карп висел и на их доме и противно хлопал на ветру. Со двора доносился свист рассекаемого воздуха — Эмика занималась с боккеном.

Внимание Айто, нацеленное на подготовку к лекции, так и норовило ускользнуть. Он вчитывался в список вопросов по анатомии, пытаясь перевести с немецкого слова. Световой день увеличился, можно было подольше посидеть за книгами, чтобы не жечь дорогие свечи. Начитки практически не было, только подготовка к обучению. До начала занятий, а они начнутся в середине сентября, учиться можно самостоятельно. Очень удобно совмещать с работой санитара в университетской больнице.

Новая жизнь постепенно поглотила его своими заботами. Приходилось думать обо всех мелочах, выстраивать в уме десятки вариантов любого развития событий от самых серьезных, касающихся их обучения и жизни в столице, до самых мелких, как, например, тренировка Эмики. Как только появилось свободное время, она не раз просилась позаниматься во дворе. Он и сам был не против, смущало присутствие лишних глаз в доме, потому приходилось отговаривать ее. Сегодня пришлось уступить просьбам, но беспокойство никуда не делось и сейчас мысли нет-нет, но скатывались к ее тренировке. Наверняка найдется желающий подсказать Эмике, как надо держать деревянный меч в руках или как правильно двигаться. Беспокойство было вызвано отнюдь не ревностью или чувством собственничества, (хотя и оно имело место быть) а больше из соображений ее безопасности. Кто даст гарантию, что не найдется желающий приударить за ней, пока дома не будет ни его, ни Хисао? Конечно, Эмика не робкого десятка, может отметелить боккеном любого, да и с ним придется считаться, но беспокоиться он не переставал.

Через приоткрытые седзи Айто поглядывал за ее тренировкой. Невидимый противник перешел в наступление, Эмика отходила под натиском воображаемых ударов. Она со свистом рассекала боккеном воздух вокруг себя: взмах, удар, разворот, еще взмах — и нанесла финальный колющий удар в область груди воображаемого противника.

В Хакодатэ они почти каждый день занимались фехтованием, здесь же пришлось отложить занятия: особо негде развернуться, да и времени лишнего не было. В углу комнаты так и лежали три буковых боккена с вырезанными надписями: у Эмики сначала ее имя, потом Айто, потом Хисао и в конце Хогёку-сенсея; так же было написано и у ребят. А еще перед отъездом в столицу сенсей подарил ей короткий клинок, и сейчас она гордо носила его с собой в потайном кармане.

— Девушка, а девушка, а можно с вами потренироваться? — послышался писклявый заискивающий мужской голос с другой стороны длинной веранды. Наступил тот момент, который Айто считал самым нежелательным. Мысленно досчитал до десяти, взял свой боккен и вышел во двор.

— Тебе чего надо от нее? — строго прикрикнул на неизвестного. В таком районе за Эмикой нужен глаз да глаз, чтобы никто не обидел ее.

— А? — отозвался невысокий парень, одетый в невзрачное кимоно с заплатками на локтях. Кланяясь, он подошел ближе к Айто и спросил: — Э-э, уважаемый, простите, с вашего позволения, можно ваша девушка даст мне бой? Я когда-то проходил обучение в додзе, потренироваться хочу, сил нет!

— Ну попробуй, если она не против. Только смотри мне, без глупостей.

Эмика кивнула едва заметно — это означало, что она вовсе не против. Парень забежал к себе в комнату и вернулся уже со своим боккеном. Их бой не продлился и нескольких минут: Эмика в три удара атаковала его и задела по шее.

— Как так, а? — удивился своему поражению. — Да ты хитокири!{?}[дословно - "тот, кто режет людей", наемные убийцы конца периода Эдо]

— Защищайся лучше! — выкрикнула ему и снова пошла в наступление. Обрушила на него серию ударов, но в этот раз парень посерьезнел и пытался защититься. Бой продлился чуть дольше, однако Эмика выиграла снова.

— Что же это за школа такая интересная? — спросил парень, потирая шею.

— Школа Северного меча, — ответила Эмика.

— Вот как? На Теннен Ришин Рю{?}[«школа естественного понимания духа» или «школа незамутнённого сознания» — классическое японское боевое искусство (корю), основанное приблизительно в 1789 году мастером Кондо Кураносукэ Нагахиро. Широко известно тем, что практиковалось членами Шинсенгуми. Школа в основном фокусируется на техниках кэндзюцу, но также уделяет внимание бодзюцу, киайдзюцу и дзюдзюцу.] похожа, — предположил вслух. — Но вроде как не совсем. А можно сразиться еще разок?

— Кто поручится, что ты не подучишься фехтовать, а потом пойдешь убивать людей с нашими умениями? — перебил его Айто.

— Я-то? Не, господин, я тут проездом. Мне ради интереса и только.

— Если ради интереса, занимайся.

Айто наблюдал за ними из-за столба на веранде. Там же столпились и остальные жильцы — не каждый день можно увидеть девушку, умеющую фехтовать. Эмика была красива в бою. Нет, на самом деле, она была красива всегда, но с деревянным мечом, в движении, она показывала себя с другой стороны. Ее противник перешел в наступление. Эмика притворилась, будто отходит под натиском ударов, а потом сделала выпад по низу и подсекла его по ногам. Парень не успел увернуться, бой снова окончен.

— Прекрасная партия! — похвалил ее Айто. — А теперь позволь мне с тобой сразиться.

— Что это на тебя нашло? — настороженно поинтересовалась у него. — Как же подготовка к лекции?

3. Ворота Акамон

Несмотря на начало осени, жара стояла летняя. В Хакодатэ в это время года ветер постепенно менял направление и становился более свежим, а по утрам было даже прохладно. В Токио было иначе: нескончаемая жара, безветрие и влажность мешали жить. Спасаясь от палящего солнца, Хисао хотел зайти в тень, но застыл на полпути. Прикрыл голову свежим номером газеты, а потом задрал, раскрыв рот, чтобы рассмотреть массивные резные ворота под тяжелой черепичной крышей. В старые времена эти ворота были входом в усадьбу князей Маэда, сейчас — один из входов в университет, где учился Айто. Каждый день сквозь них проходили сотни студентов, совсем не обращая внимания на былое величие.

Он так и не осмелился зайти в тень от ворот. Во-первых, он не учился здесь; во-вторых, его новые товарищи относились ко всему, что связано с прошлым страны, с особым чувством трепета. Это же чувство со временем привили и ему. В противовес Айто и Эмике, Хисао стал одеваться по-старому. Новому старому образу не соответствовали кожаные ботинки, которые купил по приезде в Эдо. Название столицы его новые товарищи тоже называли по-старому и иногда умудрялись так писать в статьях. Не всегда пропускали такое в печать, редактор ругался, но это было больше для проформы. Газета, в которую взяли работать Хисао, выступала за возвращение к традициям прошлого. Нет, на ее страницах никто не призывал вернуть семью Токугава к власти. Зато яростно изобличали западный образ жизни и его слепое копирование. И в тоже время почти в каждом выпуске писали, насколько хорошо и полезно перенимать западные науки и технологии для развития своей страны. Примерно так же считал и сам Хисао. В редакции всегда царил дух единства, все были заодно и преследовали одну цель — повернуть умы простых японцев в сторону родной страны и своих традиций, а не искусственно привитых извне.

Его знакомство с новыми товарищами случилось в университете, в тот момент, когда он узнал, что в этом году ему не светит учиться. Когда с Хисао заговорил молодой человек в синем хаори и хакама, он не собирался рассказывать ему всю свою подноготную, но получилось наоборот: рассказал, кто такой, откуда родом и что делает в таком месте. Поначалу хотел послать к черту незнакомца, который пытается выспросить у него как можно больше. Сейчас и думать боялся, как бы устроилась его дальнейшая жизнь после провала на экзаменах, если бы не знакомство с господином Горо.

Горо был на несколько лет старше Хисао, он тоже приехал из другой префектуры в столицу, чтобы получить образование. Только не стремился забраться на самый верх и пошел учиться в училище: там учили всем наукам и даже девушек принимали. Хисао тоже решил попытать счастья в училище: после переезда к товарищам подготовился к вступительным экзаменам с учетом прошлых ошибок и — о, чудо! — теперь он тоже студент. Он был доволен собой, но самолюбие иногда страдало: студент, но не императорского университета. Когда на Хисао нападала хандра, Горо повторял, что попасть в привилегированный университет мало, нужно как-нибудь доучиться до конца и не вылететь после первого экзамена. Постепенно Хисао принял чужой образ мыслей и даже начал чувствовать свое превосходство над Айто: в отличие от друга детства, он не пытается прыгнуть выше головы, да и вообще, торчащий гвоздь забивают. Искренне считал, что не стоило и Айто связываться с университетом — публика там не чета сиротам. В последнее время даже начал переживать за него, но сегодня хотел встретиться с ним совсем по другому поводу.

Литературный талант Хисао хвалили еще в Хакодатэ, он придумывал постановки для детского театра в приюте, а придуманные им истории заставляли прислушаться всех вокруг. В редакции оценили его талант не так высоко, но работу дали: поначалу был мальчиком на побегушках у всей конторы, потом чуть повысили, потом еще немножко и сейчас, четыре месяца спустя, ему дали вести колонку объявлений в каждом номере.

«По адресу… требуется непьющая и работящая кухарка. Обращаться в дом семьи …»

«Интеллигентная дама желает общения с интеллигентным господином. На анонимки не отвечу. Интим не предлагать. Писать предъявительнице золотой шпильки за №… до востребования»

«Лучшее средство от блох и тараканов! Они будут рады умереть в вашем доме! Лавка семьи… по улице …»

«Лечение сифилиса. Приватно. Быстро. Эффективно. Доктор …»

Впрочем, для объявлений не нужно было никакого таланта, просто собрать все и постараться втиснуть в одну узенькую колонку на последней странице. Имени Хисао, конечно же, не было в конце, но это было не так и важно для него. Главное — он принимает участие в выпуске номера!

Хисао хотел увидеть друзей детства и показать новый номер — очень уж рад собой. Сегодня был учебный и рабочий день, поэтому без всякого предупреждения пошел к университету, надеясь рано или поздно встретить Айто и Эмику.

***

Парта, за которой сидела Эмика, скрывала ее почти по самые плечи. Если выровнять спину, столешница становилась ей по грудь и записывать лекцию было удобнее. На первых порах она хотела пересесть на другое место, полагая, что оно будет ей по росту, однако огромные деревянные парты, соединенные в длинные ряды в зале аудитории, были совершенно одинаковыми, сделанными по американскому лекалу и под американский рост. Айто сидел далеко впереди, но даже с ее места было видно, насколько ему неудобно. В принципе, они были не единственными, кто терпел неудобства ради знаний. Здесь почти все мучались, ёрзая на сидениях и пытаясь не угодить под парту. Мучались, но стойко не подавали вида и продолжали записывать каждое слово лектора-иностранца.

4. Эдокко

— Смотри, осторожнее, — предупредил Айто и внимательно посмотрел на Эмику. Она ворочала щипцами камни в жаровне, ожидая, пока достаточно нагреются. Потом она завернет их в тряпку и положит к себе в постель вместо грелки.

Зима в этом году наступила резко. Недавно прошедший тайфун принес с собой дожди, вслед за ними похолодало и теперь приходилось беречь каждую каплю драгоценного тепла в комнате. Если днем было еще терпимо: светило солнце, да и занятость не позволяла мерзнуть, то к ночи солнечное тепло улетучивалось и приходилось ложиться в постель, где холод пробирал до костей. Наутро обычно был виден пар от дыхания, а вода в тазу около двери покрывалась тонкой корочкой льда.

— Знаю-знаю, — лениво отозвалась она и, закончив с самодельной грелкой, накрыла жаровню тяжелой керамической крышкой. Остатки красноватого света от горящих углей вмиг растворились в темноте. Зато можно спать спокойно: ни один уголек не выскочит из жаровни, даже если она перевернется ночью. — Если хочешь, можем лечь вместе, как раньше спали. Вдвоем будет теплее.

— Эмика, ты что такое говоришь? — прошептал ей. В голосе почувствовался… Испуг? — Я — мужчина, ты — женщина, как мы можем спать вместе? Так нельзя!

— Ты что, извращенец? — крикнула ему со своего спального места. — Да как тебе только в голову это пришло? Еще несколько лет назад мы спокойно спали зимой втроем ради экономии тепла и ни у кого никогда не было таких мыслей!

— Зима в Хакодатэ и в Токио — это большая разница!

— То есть ты хочешь сказать, что совсем не мерзнешь сейчас?

— У меня есть Ня-чан, от нее тепла больше, чем от жаровни, — выкрутился он.

Совсем недавно, как только начались холода, к ним приблудилась маленькая пестрая кошечка, почти котенок. Черная с рыжими подпалинами, розовым носом и большими зелеными глазами. Как и у человеческого подростка, у нее были непропорционально большие лапы и тощее тельце. Эмика накормила ее и на следующий день кошечка снова пришла к ним, звонко заявляя о себе. Айто дал ей имя и, будто почувствовав с его стороны одобрение, Ня-чан стала приходить на ночь. С маленьким пушистым клубочком, пожалуй, не нужно было никакой грелки.

— Надеюсь, поговорить с тобой можно или снова заявишь, что ты — мужчина, а я — женщина?

— Ты сейчас утрируешь. Не надо так.

— А как мне надо? — послышался шорох одеяла. Неужели привстала? — Может быть, так, как считает Фумия?

— Не обращай на него внимания, прошу тебя! — отмахнулся, ведь и в самом деле не считал нового товарища таким, каким его видела Эмика. — Ай, больно! — шикнул на кошку, почувствовав, как она выпустила когти ему в грудь.

— Ты с ним так часто встречаешься в последнее время, — заметила она и задала слишком неудобный вопрос: — У вас какое-то общее дело?

Айто вздохнул в ответ, хотел потянуть время, но потом начал медленно рассказывать ей.

***

Ёшита Фумия был урожденным токийцем или, как здесь называли себя местные, эдокко, намекая на старое название столицы. В этом самоназвании подразумевалась не только принадлежность к месту, но и еще много качеств, присущих только жителю нынешней столицы: худощавость, заносчивость, привычка ни минуты не сидеть без дела и самая главная, которой сами гордились и которую ставили остальным в пример, — умение молча принимать удары судьбы и никому не жаловаться. Айто заметил только две столичных привычки в своем новом друге, с которым был уже заочно знаком. Оказалось, он и в самом деле был его ровесником! Также Фумия был невысокого роста, худой, как жердь, и ни минуты не мог сидеть без дела. По улице ходил быстрым шагом, спрятав голову в плечи. И как только он смог обратить внимание на нового человека?

Как и рассказывал безымянный фехтовальщик, Фумия продолжал обивать пороги больниц в поисках лечения для своей матери. Не существует универсального лекарства для его случая. Точнее, оно есть, но употребляется вместе с хорошим питанием и, желательно, в южных широтах либо на горячих источниках. Доктора его уже знали в лицо и старались избегать встречи. Когда перед ним в очередной раз захлопнули дверь кабинета, был конец рабочего дня и Айто поручили выпроводить назойливого молодого человека за пределы больницы.

— Вот вы мне скажите, как такое возможно, чтобы во всем Токио не нашлось толкового врача? — обратился к нему надоедливый парень.

— Здесь можно найти любого врача и любое лекарство, — ответил Айто и добавил: — Были бы деньги.

— Вы хотите сказать, что я плохо искал?

— Я ничего не хочу сказать. Каждый случай индивидуален, — снова ушел от прямого ответа. Ну как ему еще сказать, что все доктора будут советовать только одно лекарство? Оно же единственное и самое эффективное на сегодняшний день. Да и как вообще продолжать разговор, когда собеседник не хочет сболтнуть лишнего, а ты ненароком знаешь всю его подноготную?

— Не понимаю, чем уникален мой случай?

Айто отложил все сомнения насчет своей осведомленности о чужих проблемах и прямо сказал, что в случае запущенной формы сифилиса, какую имела мать Фумии, применяется только одно лекарство — на основе ртути. Дело в том, что такое лекарство может убить раньше, чем сама болезнь. Поэтому вместе с ним рекомендуют разнообразное питание и благоприятное место для проживания. Для его матери в возрасте это было особенно важно.

5. Мечты сквозь холод

Ночью выпал снег. Уже не первый раз за зиму, но, пожалуй, самый обильный. Говорят, Токио славится снегом, однако столице никогда не сравниться с Хакодатэ или Саппоро. В детстве Эмика помнила, как снег доходил ей до пояса, а то и выше. Но со временем она перестала обращать на это внимание.

Сейчас ее внимание снова норовило ускользнуть. Шла лекция по анатомии, лектор опрашивал студентов, задавая самые простые вопросы, как например, «какая часть дельтовидной связки прикрепляется к ладьевидной кости стопы» или «перечислите внутрисуставные связки коленного сустава». Эмика знала правильные ответы: к ладьевидной кости стопы прикрепляется большеберцово-ладьевидная часть дельтовидной связки, а внутрисуставные связки коленного сустава это передняя и задняя крестообразные, медиальная и латеральная коллатеральные связки. Могла не только назвать, но и показать на стенде, а еще горела желанием увидеть все это в анатомическом театре или в мертвецкой на вскрытии.

Мечты оставались мечтами. Сейчас она даже рта не могла открыть, чтобы ответить. Университет не для женщин, и если ей каким-то чудом позволили здесь присутствовать, нечего выглядеть белой вороной. Здесь слушали мужчин, даже если их ответы были далеки от истины. Она не претендовала на универсальность своих знаний, однако сейчас в аудитории молодой человек с жиденькими усами пытался объяснить лектору, где находится медиальная и латеральная лодыжка. Бедняга путался и запинался, он не знал не только анатомии, но и немецкого языка, на котором нужно было отвечать. Очень хотелось закатить глаза, слыша чужое блеяние, но она пообещала Айто, что будет вести себя тише воды, ниже травы. Нельзя подставлять его.

Эмика отвела взгляд в окно. Аудитория была на первом этаже, и белизна снега, подсвеченного солнцем, слепила глаза до слез. За окном с веток деревьев падали комья подтаявшего снега. На земле сквозь снежный покров проглядывала зеленая трава. Не пожелтела и не пожухла от холода, а росла даже под снегом.

Она напоминала себе траву, пробивающуюся сквозь холод и снег. Невзирая на внешние трудности, нужно тянуться к солнцу, добиваться своей цели. В детстве мечтала вместе с Айто помогать нуждающимся в лечении и до сих пор эта мечта придавала ей сил двигаться вперед.

Вслед за Хисао, в последнее время начал отдаляться и Айто. Кроме учебы и работы у него появился новый товарищ, с которым он проводил едва ли не все свободное время. Невозможно всю жизнь держать около себя друзей детства, но отпускать их было больно. Даже сегодня после окончания лекций ребята договорились встретиться. Эмике снова придется идти домой в одиночестве.

На центральных улицах Токио было многолюдно в любое время года. Зима придавала столичной суетливости свой оттенок: пар от тел зашоренных лошадей в конках мешался с паром от дыхания сотен одновременно говорящих людей. Уличная какофония была чем-то обыденным, но зимой каждый звук не только слышен, но и виден. Казалось, что каждый, кто находился на улице, обязательно что-нибудь продавал, либо зазывал к себе. Бумажные зонтики, механические часы, стружка сушеного тунца, поездка на рикше в другой конец города, ремонт обуви, горячая соба, кожаные портфели…

— Нити Нити Токё! Свежий номер! — выкрикнул мелкий зачуханный мальчишка со стопкой газет совсем рядом с Эмикой.

Пришлось отыскать в кармане мелочь и купить газету. В глубине души надеялась встретить на печатных страницах заметку Хисао, только настоящую, а не рубрику объявлений. Разумеется, не нашла знакомого имени и привычно пробежала текст по диагонали. Ничего нового не вычитала: на мосту вчера конка сбила женщину — это она знала из рассказа Айто, — несчастную привезли в университетскую больницу, а той конкой, писали, управлял приезжий кореец; графиня такая-то посетила школу для девочек из благородных семей и дала им напутствие для будущих добродетельных жен; крестьян приглашали работать на гавайские плантации, обещая горы денег; китаец в Иокогаме обокрал вдову бывшего самурая; кореец изнасиловал и зверски убил японскую девушку; в самом конце была небольшая статья-рассуждение о конституции и так ли она нужна Японии, как западным странам.

Эмика, наконец, сошла с многолюдной улицы, вокруг стало тише, но под ногами все также было месиво из растаявшего снега и грязи. Возвращаясь домой, погрузилась в размышления насчет собственной мечты. Чтобы добиться желаемого и приносить пользу обществу, нужно получить полноценное образование. Посещение университета наравне с богатыми студентами тешило самолюбие, но нельзя было не отметить, что новых знаний она получила едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь. И если бы хоть одна живая душа, кроме Айто, была осведомлена о ее блестящих познаниях!

Однажды она узнала из газеты, что с принятием конституции женщинам разрешат посещать университеты наравне с мужчинами. Хогёку-сенсей тоже говорил, что в скором времени обучение должно стать доступным для всех. Это открыло бы для нее море возможностей! Однако пока оставалось довольствоваться тем, что имела. Впрочем, по сравнению с остальными девушками, Эмика имела немало в плане доступа к знаниям. Но чем больше имела, тем больше хотела: чтобы осуществить свою мечту — лечить людей — мало прослушивать лекции, нужно сдать экзамены и подтвердить свои знания.

Подтвердить свои знания можно после сестринских курсов, либо окончания реального училища. Что на курсах, что в училище, обучение было платным, а Эмика не обладала такой суммой. Поэтому пока оставалось посещать университет и надеяться на послабление жестких правил по отношению к женщинам.

***

На заднем дворе дома Фумия соорудил некое подобие помоста, где почти каждый день репетировал танец с веерами. Сюда не совалась прислуга, а о матери и говорить нечего. В последнее время она редко выходила на улицу, максимум, показывалась на веранде ненадолго. Большую часть дня она спала. Хоть ее внешность не пострадала от болезни, но суставы и зрение были поражены почти полностью, что затрудняло самостоятельное передвижение даже по дому. Беспокоить прислугу, щедро оплачиваемую покровителем, она стеснялась. Фумия, в свою очередь, хорошо знал о заразности болезни и не спешил приглашать Айто внутрь дома. Поэтому репетировали на улице.

6. Благие намерения

Ня-чан сидела на солнечной стороне веранды и умывалась. Такое редкое в последние дни солнце сегодня с лихвой компенсировало всю предшествующую серость. Было по-весеннему тепло. Эмика вытащила седзи из пазов и выставила на улицу, чтобы просушить и подклеить дырки в бумаге от кошачьих когтей. Свежему воздуху больше ничего не препятствовало и легкий теплый ветерок перелистывал страницы учебников в аккуратно сложенных стопках. Айто проветривал и протирал пыль, раскладывая книги по предметам: самая высокая стопка была со словарями, чуть ниже — по химии и физике, за ней — по анатомии и медицинской биологии. На месте Токио раньше были болота, и даже если городу исполнилась не одна сотня лет, то природа все равно брала свое. Любая вещь, оставленная в доме, со временем обязательно впитывала в себя влагу и покрывалась плесенью. Чтобы уберечь дорогие книги, нужно было проветривать их как можно чаще.

Кошка уже оказалась в комнате и прохаживалась между стопок с книгами, обнюхивая острые углы, будто проверяла работу Айто. В прошлом году они приобрели столько учебников, что складывать их приходилось в ящики. За этими ящиками и готовились к лекциям. Эмика рассказывала, как баронесса Омура удивлялась их стремлению к знаниям и сравнивала с Юн Су, мальчиком из китайской легенды, у которого не было денег на масло для лампы, и он учился под лунным светом, а когда луны не было на небе, он ловил светлячков в бумажный фонарик и под их светом готовил уроки. В отличие от Юн Су, у Айто были средства на масло для лампы, но тяга к знаниям роднила их. Он отложил очередную книжку в ящик и погладил кошку: она ласково ткнулась мокрым носом ему в руку.

— Ты не помнишь, какого числа мы приехали в Токио в прошлом году? — спросил у Эмики. Ня-чан не желала прекращать ласки и, мурлыча, по-хозяйски забралась к нему на колени. Ему показалось, или она слегка подросла?

— Нет, — отвлеклась от протирания рамок седзи и посмотрела на него. — Я только помню, как в конце января мы ждали когда закончится шторм, чтобы пересечь пролив. А ты разве не помнишь?

— Шторм в Цугару{?}[Пролив Цугару или Сангарский, между японскими островами Хоккайдо и Хонсю] я помню, а потом события закрутились с такой скоростью, что опомнился уже после Ханами.

— Мы приехали примерно в первой декаде февраля, а почему ты спрашиваешь?

— Значит, уже почти год живем здесь, — задумчиво проговорил ей.

— Уже почувствовал себя эдокко? — с улыбкой спросила его.

— Не знаю. Никогда не задумывался.

В последнее время он размышлял несколько иначе. Вряд ли смог стать настоящим эдокко, но считать, что за год они с Эмикой остались прежними, было бы глупо. Он изменился даже внешне: пиджак, купленный в прошлом году, стал немного тесен в плечах, а штаны пришлось немного отпустить снизу, чтобы не были видны щиколотки при ходьбе. Когда уезжал из Хакодатэ, был пять с половиной сяку{?}[1 сяку равен 30.3 см. ] ростом и очень хотел вытянуться. Шесть сяку было бы идеально. Эмика не отставала от него, но она никогда не была выше его плеча, да и он чаще обращал внимание на ее фигуру, а не на рост. Мало что можно было разобрать под слоями кимоно, однако он знал, что у нее длинные ровные ноги и плавный изгиб талии. Ее грудь так и не смог рассмотреть под наслоениями одежды дома и под слоями накрахмаленного воротника-жабо и белого халата в университете. Впрочем, в университете некогда было ее рассматривать. Но не признать очевидного нельзя: Эмика тоже внешне изменилась и еще больше стала похожа на женщину. Очень красивую женщину. Рядом с ней становилось все сложнее скрывать свои мысли.

Когда они только приехали в Токио, он делился с ней всем, что приходило на ум. С Эмикой было легко: расскажешь ей о том, как трудно приходилось, и после казалось, что все не так уж и плохо. Когда делился радостью с ней, приятные чувства будто умножались на два. С появлением Фумии в его жизни стал умалчивать о некоторых вещах, Эмика на дух не переваривала его. А сейчас так совсем пришлось держать язык за зубами. О таком ей точно не следует знать. Стоит ли считать, что Айто изменился и внутренне?

***

Когда Фумия сломал ногу, его затее с танцем пришел конец. Нужно было искать новый способ хорошо заработать. А можно было и не отказываться от старого, ведь все уже на мази. Осталось дело за малым: найти танцовщицу. Айто долго размышлял и даже торговался сам с собой, но потом предложил товарищу следующее:

— А что если я выступлю вместо тебя?

— Ты издеваешься? — поморщился Фумия и попытался поменять позу. С ногой, закованной в гипсовую повязку, это не так-то просто. — Не переживай, придумаем что-нибудь другое.

— Какой смысл придумывать другое, когда у нас все готово? — не унимался Айто. — Ты ведь уже договорился со всеми.

— Это потому что я еще не успел отменить. Сам знаешь, насколько я теперь подвижный. Когда приедет Ариса, я ей все и скажу.

— Не знал, что ты так быстро сдашься, — поддел его и тут же пожалел про себя. — Когда все лето бегал за врачами, был более настойчив.

— Неужели ты реально собрался выступить вместо меня?! Как ты себе это представляешь? — раздраженно вспылил и тут же понизил голос: — Достаточно мне позора с ногой. Еще и ты хочешь добавить. Понимаю, как сильно переживаешь, но правда, не стоит. Развлечения — это совершенно другой мир, и тебе лучше туда не соваться.

— Разве там есть тайны, которых я не должен знать?

— Прошу тебя, просто забудь все!

7. За гранью лжи

Аудитория была тесной и душной. Вместо просторных американских парт здесь были маленькие столики, соединенные с сидениями, за которым с трудом помещался один человек. Айто сел подальше от преподавателя и прислонился к стене. Одну руку положил на лоб, чтобы не было видно глаз, а другой собрался записывать лекцию. Сейчас шла латынь, присутствие обязательно. Присутствие было вообще обязательным на каждой лекции, ведь группы факультета соревновались между собой в успеваемости и посещениях, а в конце семестра подсчитывали общие баллы. Группа, в которой он учился, была на высоте и отчасти благодаря ему. Дать слабину — означало подвести остальных, а он так не мог поступить. Он уже достаточно пропустил, когда пришлось ехать в Иокогаму впервые.

Сейчас он пытался бороться со сном и временами даже выигрывал схватку, но глаза так и норовили закрыться. Хоть подпорки ставь! Соблазн уйти после первой пары домой и отоспаться как следует после прошедшей ночи был слишком велик.

Айто не столько устал физически, сколько морально: некоторые вещи ему приходилось делать впервые и речь идет не о танце в женском платье перед толпой мужчин. Было противно от самого себя. Весь путь от Иокогамы до Токио хотел от стыда провалиться под землю, а лучше вообще перестать существовать.

Во рту до сих пор мерещился привкус марли. Ему казалось, что на щеках нет-нет да и осталась белая пудра, на губах — следы помады, а на голове все еще чувствовалась тяжесть парика. Сейчас все студенты одновременно обернутся на него и начнут позорить. В таком случае даже прилюдное сеппуку не смоет его позора…

Почувствовал резкий тычок в спину и встрепенулся. Это Эмика, она сидела позади него. Договорились перед лекцией, что если она увидит, как он кивает носом, пусть не стесняется и будит его. Обернулся вполоборота и посмотрел на нее. Она еле заметно кивнула ему в знак поддержки. Поймал ее взгляд и губы непреднамеренно растянулись в улыбке.

Стоило отвернуться, накрыло осознание: как же легко в его жизнь вошла ложь. Чтобы без лишних вопросов отлучиться в Иокогаму, просто сказал ей, что вышел подменить напарника на смене в больнице. Она поверила! Как же низко… Хотел пообещать себе, что больше не будет ее обманывать и недоговаривать ей, однако понимал: побывать в Иокогаме придется еще не раз.

***

Дорога до «Сладкого персика» не заняла много времени и стала более привычной. За время пути Айто не раз хотел сбежать, отменить встречу и вообще уехать из Токио навсегда. Внутри все противилось, но с каждой минутой будущее было более неотвратимым. Пытался успокоить себя, ведь ехал отнюдь не на казнь. Он просто помогает Фумии, но кому он врал? После подачки Арисы проснулся денежный интерес, а им с Эмикой сейчас не помешала бы небольшая сумма…

Зашел с черного входа и в этот раз его встретили более любезно, чем в прошлый. Девушка в коричневом кимоно, подпоясанном темно-синим оби, широко улыбнулась ему и провела вглубь. Это, кажется, была та особа, которая в прошлый раз помогала выбраться из лабиринта комнат. Ее лисья улыбка не понравилась ему с первого взгляда, показавшись слишком заискивающей, но ничего не поделать, да и с ее лица воду не пить. Поди, таких, как она, в Персике пруд пруди!

— Привет! Я Ута. Мне приказано сопровождать тебя повсюду, — проговорила девушка в поклоне.

— А где Ариса-сан?

Перспектива остаться на весь вечер в компании этой девушки спутала его план: он рассчитывал увидеть Арису, ведь договаривался с ней, и из всего веселого заведения знал только ее.

— Она сегодня занята и вряд ли сможет уделить нам внимание. Пойдем, я знаю, кто ты и зачем здесь находишься. — Ее голос прозвучал тихо и убаюкивающе. Только возникшее беспокойство растворилось. Ута повела его вверх по ступенькам, поясняя на ходу, что дальше находятся комнаты для отдыха.

— Отдыха от сидения за решеткой на улице? — спросил Айто, прикинувшись дурачком. Было предельно ясно, каким образом отдыхали в таких комнатах.

Ута ничего не ответила, только улыбнулась ему еще шире. Они оказались в небольшой комнатке, схожей по размеру с той, в которой он жил с Эмикой. В углу стояла ширма, за ней угадывались очертания развешенных кимоно.

— У нас с тобой мало времени. Ариса приказала сделать так, чтобы все прошло на высоте, понимаешь? Поэтому, давай раздевайся полностью, Хитоми — нежный цветок, который возвращается на сцену по весне.

— Замолчи! — слышать, как кто-то называет его именем из рекламной листовки с будущим выступлением, было отвратительно.

— Не нравится? — хихикнула она. — Ну тогда скажи, как мне тебя называть?

— Зови меня Ай, — недовольно проворчал ей и стал постепенно снимать с себя верхнюю одежду.

Когда он остался в одном исподнем, Ута бросила в его сторону нижнее кимоно белого цвета. Быстро накинул на себя, но оно оказалось слишком коротким. Это сильно расстроило ее, однако, стараясь не показывать ему свое настроение, быстро выбежала из комнаты.

8. Гениальный придурок

Сегодня, как и неделю назад, солнце светило почти по-летнему. Эмика надела новое кимоно: Айто подарил ей ко дню девочек отрез ткани нежно-лилового цвета с мелким узором. Она пошила из него кимоно и смотрелась в нем сногсшибательно. Особенно в сезон глицинии.

— Ты скоро? — окликнул Айто с порога.

— Уже выхожу! — Она взяла в руки маленькую сумочку, сделанную в тон кимоно, и выбежала на улицу.

— Ты сегодня во всеоружии, — заметил, с восхищением оглядывая ее наряд. — Готова смотреть на цветы?

— Конечно! — улыбнулась ему, и они поспешили вверх по улице.

В этом году начало нового курса обучения прошло более размеренно, чем в прошлом. Появилось больше свободного времени, которое можно было провести с пользой. Например, в Асакусе. Айто давно уговаривал Эмику сходить туда, но то настроения не было, то погода плохая. К середине апреля в городских газетах объявили о скорой реконструкции Асакусы и предупреждали, что в ближайшее время район будет закрыт. Больше нельзя откладывать! Тем более, что это почти рядом с тем местом, где они жили. Пятиэтажная пагода храма в честь богини Каннон Босацу, выглядывающая из-за домов вдалеке, давно уже стала привычным видом.

Завели ленивый разговор об университете, однако обмывать косточки каждому однокурснику не хотелось. Цвела глициния, все на улицах постепенно облачилось в светло-лиловые тона: вывески на лавках, одежда прохожих, преимущественно горожанок и даже еда в лотках уличных торговцев. Эмика слышала, что где-то продавали и вино с глицинией, но проверить слухи никак не могла, да и сомневалась в услышанном — наверняка однокурсники придумали это, чтобы показать всем свой достаток.

На втором году обучения в университете все казалось привычным и знакомым. Не было прежней робости, стеснения и банального страха. Эмика все также посещала лекции. Она уже знала всех преподавателей и как каждый себя ведет перед студентами. Вообще, наблюдать за гайджинами было интересно. Например, преподаватель философии, когда диктовал материал, ходил из стороны в сторону по кафедре и держал руки за спиной, как будто арестант. Анатом то снимал, то надевал блестящее пенсне во время лекции, а когда спрашивал кого-нибудь из студентов, близоруко щурился даже сквозь пенсне. У преподавателя латыни был длинный нос, как у тэнгу, а физиолог щеголял раскидистыми рыжими бакенбардами и был похож на жирного кота.

Но если преподавателей она могла видеть только на лекции или низко кланяться им при встрече в коридоре, то с однокурсниками была намного ближе. Во-первых, наблюдала за каждым во время лекций, оценивала про себя их ответы на семинарах. Во-вторых, Айто ей рассказывал намного больше, чем она могла видеть.

Оказывается, двое братьев из южной префектуры, Нобухиро и Нобухацу, были вовсе не близнецами. У них был общий отец, а матери, жена и наложница, родили сыновей в один день. Впрочем, это не мешало считать их близнецами: ребята были так сильно похожи друг на друга, что их постоянно путали, поэтому решили называть — Хиро и Нобу. Хиро был чуть выше и старше Нобу на полдня, а еще у него была смешная привычка по-театральному закатывать глаза. У Нобу лицо было шире, и иногда казалось, что его улыбка тоже шире. Братья не были отличниками, но их присутствие всегда разбавляло скуку.

Таро, вечно спящий на лекциях, в учебе почти догонял Айто и не понятно, когда он только успевал учиться? Все знали, что он уже был женат и имел нескольких детей. Разумеется, он был старше Айто. У его отца была своя клиника еще со времен сёгуна, и Таро, как старшему сыну, предстояло унаследовать семейное дело.

— А что с тем парнем, который сильно отставал в учебе? — поинтересовалась Эмика. — Как его звали, Химура, кажется? У него еще усишки такие, — она потерла кожу над верхней губой, желая более наглядно показать на себе куцую растительность того студента, — жиденькие.

— Его срезали на латыни, к физике не допустили, потом он пытался подкупить химика, но это стало известно наверху, начался скандал и того парня просто выставили из университета. Я думал, ты знаешь…

— Я этого не знала! Ну и дела творятся! — изумилась, но про себя позлорадствовала: — Так ему и надо!

— Ты ж не ходишь на физкультуру, а иногда только там и есть возможность поболтать. Ну или еще за пределами университета, но тогда надо ходить на их общие посиделки, которые часто заканчиваются обыкновенной попойкой.

— Но ты не ходишь с ними?

— Был пару раз, мне не понравилось. Есть дела поважнее, чем сплетни.

— Ты прав, — слишком быстро согласилась с ним и продолжила: — Однако… Рассказывай почаще, что происходит в нашей группе. Иногда кажется, что я слишком многое пропускаю, будто в вакууме нахожусь.

— Разве тебе Сацуки ничего не рассказывает?

9. Перевернутый мир

— Эй, ты! Не дрова везешь! — крикнул Горо рикше, когда коляска подпрыгнула на ухабе, едва не выбросив пассажиров на землю. Затем приказал Хисао: — Заверни в парусину, чтобы не намокло там ничего. Иначе нам головы оторвут.

Дождь, начавшийся в Токио, в Иокогаме лишь усилился. В этом году сливовые дожди задержались: уже конец июля, а лило каждый день как из ведра. Хисао надеялся, что у залива будет суше, но куда там! Теперь все их предприятие оказалось под угрозой. Однако если Горо решился на поездку в такую погоду, значит, у него должен быть запасной план.

За это он и любил работу в редакции! Здесь не приходилось сидеть в кабинете дни напролет — это больше по части редактора. Их дело — быть в гуще событий, подчас опережать их или же организовывать самостоятельно. Организация «событий» была больше по части Горо. Хисао, пока учился в училище, был на подхвате. Но разве не практика — лучшее обучение?

Сейчас Горо вел крупное расследование. По поступившей информации, один из виконтов, владелец нескольких крупных предприятий в регионе Канто и претендент на место в правительстве после принятия конституции, регулярно посещает злачное место, где проводит время за азартной игрой. Кроме того, у него есть внебрачный сын и неофициальная жена — бывшая куртизанка из Ёшивары. Сам факт рождения ребенка от куртизанки не не тянул на громкий скандал, то азартные игры могли повлечь серьезное наказание и подорвать политическую карьеру. Горо поручили добыть доказательства нечистоплотности виконта. О таинственном заказчике на будущую новость ему не сообщили.

В последнее время редакция «Нити Нити» переживала трудные времена. Набрали новичков, ничего не смыслящих в журналистике, жалование урезали, а некогда дружный коллектив раскололся на две части: одни поддерживали конституционную партию, другие — консервативную, как и раньше. Горо старался держаться между двух противоборствующих сторон и к тому же призывал Хисао. Пока было неизвестно, чем закончится расследование в Иокогаме, следовало привлекать к себе как можно меньше внимания. За успешный исход дела ему пообещали хорошее вознаграждение и новое место работы. Он обещал забрать с собой и Хисао.

Для помощи в столь ответственном деле Горо взял его с собой. Хисао безоговорочно слушался наставника. Денежную премию условились поделить пополам. Поездка в Иокогаму была одной из многих, но, когда Горо вручил ему фотокамеру и наказал, что с этих пор он отвечает за нее головой, дело приняло нешуточный оборот.

Самое интересное, что никто из них двоих не знал виконта в лицо. Им дали только приблизительную ориентировку: на вид около пятидесяти лет, среднего роста, крепкого телосложения. Никаких особых примет. Как прикажете его вычислить? Бывший самурай? Но сейчас в стране каждый пятый — бывший самурай. В Иокогаме все играют в карты — гайджинов здесь больше, чем японцев, а они, как известно, любят отдохнуть по-своему. Но нужный виконт — японец, а значит, его внешность должна выделяться (по крайней мере, Хисао на это надеялся!). Заказчик сообщил им, что в установленное время виконт прибудет в веселый дом со звучным названием «Сладкий Персик».

Рикша остановился напротив «Персика». Хисао осторожно выбрался из коляски и последовал за Горо. К его удивлению, сэмпай направился к дому напротив. Но почему, если им нужен был именно веселый дом? Делать нечего, пришлось перехватить камеру поудобнее и идти за ним, перепрыгивая через лужи.

Оказалось, это была гостиница. Странно, что у входа не было вывески. В отличие от вычурных каменных зданий в западном стиле, которых здесь полно, этот дом был чисто японским. У входа пришлось снять обувь. Хозяйка, кланяясь, провела их в комнату — Горо заранее обо всем договорился. Их номер находился на втором этаже.

Хисао осторожно опустил тяжелую коробку с фотокамерой на пол. Осмотрелся: комната была небольшая, но ее окна выходили прямо на вход «Персика». Отсюда можно было разглядеть в мельчайших подробностях лицо каждой девушки, сидящей за деревянной решеткой.

Девушки были хороши собой. Жаль, что наблюдение придется вести отсюда, а не с места преступления. Куда эффективнее было бы застать нечистого на руку виконта за игральным столом — вот была бы сенсация, а так… Горо слишком осторожничал, а Хисао сомневался в успехе. Как они должны его подловить? Ждать, пока войдет в веселый дом или выйдет из него? Так себе улика. В такие заведения только дурак и ленивый не заходит. Или бедный. Как он, Хисао. Будь у него деньги, он бы каждый день окунался в мир ив и цветов. Девушки — милые создания, оказавшись в их объятиях и получая ласку, он чувствовал себя нужным и любимым — пусть и ненадолго.

В последнее время у него даже подружки не было. Саюри-Хироко сбежала еще прошлым летом, узнав, что он не будет учиться в императорском университете. Наверное, у девушек была своя ранжировка насчет парней, и студент училища не входил в список желанных женихов. Была еще стенографистка в их редакции, но потом оказалось, что ей уже больше двадцати пяти и она два раза побывала замужем. Узнав такие подробности, Хисао сам начал избегать ее.

Дочка лавочника из лавки напротив редакции была не замужем, но страстно мечтала туда попасть. Хисао таких старался обходить десятой дорогой — не приведи боги, ей померещится, что он должен стать ее мужем! Тогда прощай, карьера репортера. Впрочем, хорошее приданое будущей жены вселяло надежду, а потом можно было бы договориться или еще как-нибудь выкрутиться. Увы, с дочкой лавочника у него не зашло дальше подмигиваний.