Теракт

Глава 1. Мертвая змея

Электричка от Финляндского вокзала приехала переполненной. Маша, увидев за стеклом в вагонном полумраке плотно сдвинутые тела и изнуренные духотой лица, поняла, что она допустила оплошность, решив подсесть в Кушелевке. Ну и что с того, что она рядом живет, и ей нелогично ехать обратно на конечную? Другие-то вот презрели эту нелогичность, и сейчас хоть в неудобных позах, но едут в свои Токсовы, Кавголовы, Осельки и прочая. А они с Васькой в свое Лемболово теперь попадут в лучшем случае часа через четыре. Потому что сюда они, понятно, не влезут, придется тащиться-таки на Финляндский, а следующая электричка – через полтора часа…

Вагон, замедляя ход, подтащил двери прямо к ним. Но что это даст? Сквозь стекло видны плотно прижатые спины и потные лица. И ни единого просвета.

- Похоже, не влезем, - вздохнула Маша.

- Погоди, попробуем!

Двери с трудом раздвинулись, и на перрон, словно крупа из прорванного пакета, высыпалось несколько человек. То ли они устали давиться в тесноте и решили вернуться, то ли по странному стечению обстоятельств их путь действительно лежал только до Кушелевки. Между оставшимися телами обнаружился крошечный кусочек пространства. И самое главное - пола, куда можно было встать.

- Давай, лезь! – захлопотал Вася.

- Да ты что, я не помещусь… - Маша топталась в нерешительности, но, заметив, что один из соседей по перрону тоже присматривается к свободному пятачку, быстро шагнула внутрь. И - о чудо! – она поместилась.

- И сумку мою возьми! А я следом налегке приеду.

Вася водрузил ей на ноги свою огромную сумку с продуктами. Маша растерянно уставилась на него.

- Вась, да что ты, она ж не поместится… Погоди, а сам ты как же?

Вася не делал попыток втиснуться в вагон. Да и некуда было.

- А я на следующей поеду. Жратва для народа важнее меня, поверь! – хихикнул он.

Маша, наконец, сообразила, что Вася решил отправить ее одну с сумкой.

- Да как же я ее потом… Она ж неподъемная!

- Ребята дотащут. Они же в этом поезде. Вот так, так, аккуратненько… - Вася придержал сумку, которая из-за своей толщины опасно нависала над щелью под платформой. Двери, как будто только и ждавшие, когда им освободят путь, сразу сомкнулись. Между Машей и Васей пролегло пыльное стекло. Она еще слышала, что он говорит, но сама докричаться до него не могла. Соседи, инстинктивно отпрянувшие от дверей в момент открытия, теперь облегченно выдохнули и обволокли Машу своей горячей липкой плотью. Даже пошевелиться было невозможно.

- Я до вокзала, а оттуда на ближайшей электричке – и к вам! Может, еще что прикуплю. Не выпейте там все без меня! – услышала Маша сквозь шум отходящего поезда и сопение толстого мужчины у самого уха.

«Угу, молодец. Набрал целый баул и на меня сгрузил», недовольно думала Маша, провожая глазами убегавший перрон. Ее вклад в угощение у лесного костра умещался в небольшом рюкзачке за спиной. Яблоки, апельсины, сок, слойки, мусорные пакеты… По наивности она решила, что этого хватит. Зато Васька, будучи любителем поесть и выпить, проявил инициативу и в том, и в другом. То ли он сам всего этого накупил, то ли с кем-то скооперировался. По пути на станцию он говорил, что вчера пересекался с кем-то и «наших», но Маша пропустила мимо ушей. И теперь в желто-синей сумке из «Ленты» выразительно позвякивали винные бутылки, а ноги холодил пакет с мясом для шашлыков. Как же это он такое богатство-то девчонке доверил? А впрочем, чего бояться: в такой давке сумку точно не украдут. С ней и протиснуться никуда нельзя, даже если посвободнее станет. А впрочем… Шли минуты, и тела вокруг Маши, приноравливаясь к тесноте, постепенно оптимизировали свое положение в пространстве. Между ними появлялись хоть небольшие, но зазоры. Стало легче дышать. Толстый сопящий дядька уже не наваливался на Машу, а раскачивался, судорожно пытаясь удержать равновесие в возникших сантиметрах пустоты. Медленно и осторожно она развернулась лицом вглубь тамбура, и сразу наметила себе путь средь спин, голов и плеч. Извилистый и непредсказуемый, он вполне мог завести в тупик вроде негибкой старушки с сумкой-тележкой. Но мог вывести и к цели – в сам вагон. Попасть туда было заманчиво, потому что это гарантировало стабильность положения до самого Лемболово. Тогда как здесь, на пороге, Маше пришлось бы на каждой станции выходить со своей тяжеленной ношей, чтобы выпустить счастливцев, кто уже доехал до места назначения, а потом забираться назад. Гм, получится пролезть или нет? Ну-ка, попробуем…

- Девушка, осторожней! Прям по ногам, епт!

- Ой, извините-простите…

- С такими сумками нехрен в электричках делать!

- Извините, мне только пробраться…

- А нам куда пробираться?

Сквозь вялое переругивание Маша незаметно продвигалась мимо плеч и рюкзаков вперед, к заветному входу. Там исходящий поток будет неопасен – уж как-нибудь притулюсь в уголочке. Пассажиры, хоть и выказывали недовольство, но пропускали ее, ибо тоже не хотели иметь дополнительное препятствие на выходе в виде огромной сумки.

«Уфф, и зачем только поехала? Суббота, утро – это ж самое аншлаговое время в электричках. Вот если бы часика на два попозже». Но ребята – новые приятели из Политеха – постановили ехать именно на десять утра. Маша познакомилась с ними на собрании тамошнего турклуба, куда запоздало явилась в поисках походной романтики. В ее маленьком гуманитарном университете («из новых псевдовузиков», как презрительно говорила подружка Оля, сумевшая, в отличие от Маши, поступить в Большой Университет, то есть в Эс-Пэ-Бэ-Гэ-У, хотя и на платное отделение) своего турклуба не было. А запоздала она потому, что в настоящий серьезный поход, оказывается, нужно было готовиться аж с прошлого сентября. Сейчас был июнь, только-только закончилась сессия. Однако клубовский сторожил Славик, встретивший новичков (Маша оказалась не единственной, кто наивно думал, что можно уйти на каникулы, записаться в турклуб и тут же отправиться в горы) предложил не терять даром время и съездить покамест просто «в лес на костер». С походом он в это лето тоже пролетал – планировались какие-то семейные дела – и поэтому не обязан был участвовать в регулярных тренировках своих более удачливых товарищей. А может, и не хотел участвовать, чтобы лишний раз не огорчаться. Маше, которая только год назад из своих Великих Лук и почти не знала лесов припетербуржья, идея очень понравилась. Она обещала походную романтику (главным компонентом которой, конечно же, было знакомство с каким-нибудь прекрасным сильным туристом, который обязан был влюбиться и жениться на Маше), однако без собственно похода, тяготы которого Маша в целом себе представляла – ее родители в молодости занимались туризмом и иногда брали дочь с собой. Славикова программа предполагала вариант-лайт: костер на берегу озера, шашлыки и самого Славика с гитарой во главе стола (точнее, скатерти-самобранки, расстеленной прямо на траве). Помимо него, планировался хоть и менее яркий, но тоже подающий надежды Лева, а еще Юрик, Вася и Тимофей. Во время первого знакомства Маша зорко оглядела мужской состав будущей команды и составила примерный список своих приоритетов: если не этот, то тот, а не тот, то на худой конец вот этот. Ну кому-то ведь она должна глянуться? Менее заметные Саша, Ромчик и кто-то еще, кого Маша не запомнила по именам, создавали дополнительную интригу: приедут-не приедут, обратят внимание-не обратят и т.д. Женская часть в ее представлениях сливалась в гомогенную массу из улыбок, блестящих глазок и челок, чья функция - улыбаться, блестеть глазками, встряхивать челками и оттенять центральную фигуру в лице Маши. Хотелось верить, что все эти Наташи, Вики, Светы и Кристины серьезной конкуренции за Славу, Леву или на худой конец Юрика ей не составят. В пользу Маши следует сказать, что эти мысли промелькнули в ее юной головке быстро, не задерживаясь, и оставили лишь приятный осадок ожидания чего-то чудесного. Она не была тщеславна – точнее, была, но на среднестатистическом уровне. Если бы кто-то из Наташ, Вик или Кать поведал ей о своей тайной любви к Юрику, Васе или даже харизматичному Славе, она бы искренне ей посочувствовала. Просто так уж получилось, что приподнятое настроение в субботней электричке сплетается из тысяч девичьих ожиданий. Не будь их, мир бы многое потерял.

Глава 2. Идея

Она нашла самую тесную и грязную шавермовню в самом дальнем уголке рынка. Другого, конечно. Она никогда не наступала на свои следы. Отсчет этого «никогда» начался только сегодня утром, но до этого ничего не было – как до Большого взрыва. А это и был Большой взрыв, пусть и в отдельно взятой электричке. Он завершил одну жизнь и начал с чистого листа другую. Все, что было раньше вокруг Маши, что составляло ее саму – мама, брат, друзья, универ, стеснительность, зависть к чужому успеху, мечты о мужской любви, планы на будущее – все это осталось по ту сторону Взрыва. Та, что сидела сейчас в шавермовне и тоже называлась Машей, должна была создавать себя заново. Вряд ли в новой жизни найдется место хоть чему-то из прежней – хотя бы потому, что неизвестно, сколько она продлится. Здесь нужно бороться за каждый лишний час.

Бегло оглядев испачканные жировым налетом стены, она убедилась: камер нет. На рынке вроде тоже не было. Какое счастье, что в наше время в городах еще есть вот такие оазисы свободы и неопределенности, где можно затеряться. Впрочем, это мы еще поглядим. Молодой ливанец с таким же маслянистым лицом, как и стены его заведения, как-то очень хитро посмотрел на нее, подавая через прилавок картонную тарелку с рулончиком теста. Из него высыпались кусочки овощей. Да нет, все в порядке, это он на всех так смотрит. Особенно на девушек. Профессиональное. Еще раз говорю тебе – успокойся! Хотели бы взять, так давно бы взяли…

Когда на маленьком телеэкране, где до этого мелькала непрерывная реклама, вдруг вспыхнула заставка новостной программы и закадровый голос взволнованно заговорил о теракте – и тут же в кадре появилась изломанная змея-электричка, и мельтешащие муравьи-люди – Маша чуть было не встала и не ушла. Но усилием воли, словно тяжелым грузом сверху, пригвоздила себя к месту. Спокойно, спокойно. Это сейчас везде показывают, куда не зайди. А мне и кстати будет новости узнать. Опять же, шаверма недешевая, а денег в кошельке не то чтобы много. Маша не очень хотела есть, но понятно, что сидеть просто так ей бы не разрешили. Да и привлекать внимание нельзя. Короче, сиди и ешь. И помедленнее. Ага, мне еще чай, спасибо!

Оказалось, что погибших уже двадцать три человека. Между выпусками новостей еще двое успели умереть в больнице. Плюс пятьдесят раненых. Двое раненых перекочевали в список убитых. Разорвало полвагона – около того места, где была сумка. Еще ближайшему тамбуру досталось, и даже хвосту предыдущего, четвертого вагона. Где, получается, сидели ребята… А вот голове третьего, где была Маша, почему-то повезло. Вроде как какие-то исламисты уже взяли на себя ответственность… Или нет, это спецслужбы подозревают исламистов. Но также намекают на прямую связь исполнителей-исламистов с разведкой всем известного вражеского государства. В общем, все как в «Крокусе»**. Маша запнулась мыслью. О чем ты думаешь? Это ведь о тебе речь идет, а не о посторонних! Соберись! Исламисты – это хорошо. Значит, будут таджиков искать. В вагоне были таджики? Вроде да, они ж везде есть.

Корреспондент в кадре, стоя на фоне развороченного вагона, сообщил, что следователи ищут пропавших без вести. Скольких именно, он не уточнил. Маша сжалась. Это значит, что ищут ее… Ну, может и еще кого-то, но главным образом – ее. Наверняка ищут девушку с сумкой, которая выскочила из вагона и убежала. Уже без сумки. Возможно, они пока не идентифицировали личность девушки, но она уже под подозрением. И теперь они будут просматривать все камеры в окрестностях, чтобы отследить ее путь. Маша снова чуть не подскочила, но опять заставила себя усидеть. Не двигаться! Ты и так сегодня порядочно по городу носилась. Тем, что опять бросишься путать следы, полицию не обманешь, а вот нечаянно показаться на глаза невидимой камере вполне можно. Нет уж, надо быть умней. Сначала все обдумать, а потом бежать. Тем более, что неясно, куда бежать…

Появилась голова эксперта с лысиной и в очках. Эксперт важно рассуждал о несомненном следе вражеской агентуры. А вот это плохо, очень плохо. Если они решат пришить сюда политику, то искать девушку с сумкой будут с удвоенным рвением. И сразу впаяют двадцать семь лет. Хотя какие двадцать семь. Сразу сорок. Или пятьдесят. Или пожизненное.

Корреспондент ухитрился взять интервью у нескольких очевидцев, ехавших во взорванном вагоне. Все рассказывали примерно то же, что помнила Маша – хлопок, толчок, свалка, все белое вокруг. Люди кричат и ползут друг по другу, как муравьи в разоренном муравейнике. Интересно, помнит ли она эту женщину – сейчас у нее перевязана рука – или того парня с царапиной на щеке? Может, она их видела, а может, и нет. Скорее всего, они не стояли, а сидели, причем далеко от эпицентра – иначе бы погибли. Запечатленных в памяти доброго дедушку, что спрятал под ноги сумку, бабушку с тележкой и толстую тетку не показали. Видимо, они были в другом месте – среди лежащих на земле продолговатых свертков, покрытых черной пленкой. Их мельком выхватила камера.

Машиных друзей в репортаже не было. Возможно, они не сильно интересовали журналистов, потому что были в другом вагоне. Зато показали родственников погибших, успевших съехаться к месту аварии. А еще - генерала в орденских планках, который скупо отпускал слова в обступившие его жадные микрофоны. Видимо, это был начальник всяких спецслужб. Он говорил, что очередное злодеяние наших врагов не останется без возмездия, и что виновные – и непосредственные исполнители, и заказчики – будут в ближайшее время найдены и понесут заслуженное наказание. Маша вспотела. Журналисты дружно кивали на каждую его фразу и тянули микрофоны за следующей.

На этом сюжет закончился. Ведущая перешла к другим событиям дня (как будто могло существовать в мире что-то другое). Маша снова задумалась, машинально ковыряясь вилкой в остывшей шаверме. Бог мой, на что она надеется? Все попытки спрятаться заведомо напрасны. Ее выдадут собственные друзья! Слава-Юра-Наташа-Вика и прочие. Они, очевидно, спаслись. Скоро, очень скоро они вспомнят (если еще не вспомнили), что в соседнем вагоне ехала некая Маша, которая везла мясо и вино. Они забеспокоятся о ее судьбе (вот сволочи, зачем?), начнут спрашивать у спецслужб, что с ней сталось. Маша не сомневалась, что после аварии каждого спасшегося будет курировать отдельный секретный агент. И тут-то выяснится, что ее не было ни среди погибших, ни среди раненых, ни тех, кто вылез невредимым. А еще следователи насторожатся, узнав про большую сумку. Боже, ну и дура! Она же сама подписала себе приговор! Зачем звонила, зачем трепалась про сумку? Слава теперь первый расскажет, что она по его просьбе оставила сумку в начале вагона, а сама пошла их искать в конец. Если положение сумки совпадет с местом взрыва – то это точно будет конец, только для нее, Маши. …Впрочем, если бы она и впрямь была террористкой, то вряд ли стала бы следовать его совету. Более того, если бы она была террористкой, то только смертницей, потому что шанс выжить в ее положении – один на сотню. Значит, будь она виновна, то просто никуда бы не пошла, а осталась на месте, возле бомбы, чтоб уж наверняка разорвало. Если только… Если только они со Славой не были сообщниками! Тогда ей действительно нужно было уйти как можно дальше от сумки, а выставить дело так, будто она ушла искать компанию. И Слава, который звал ее по телефону – это была постановка для свидетелей. Ну конечно же! С точки зрения спецслужб это будет выглядеть именно так. А значит, если Слава только заикнется о Маше, его тут же самого возьмут. Нет, не станет Слава рассказывать о Маше и ее сумке – не станет, если он хоть сколько-нибудь умен! А он, честное слово, умен. Возможно, он тоже заподозрил машину сумку, а заодно и Машу. Должно быть, уже провел доверительную беседу с друзьями, и убедил ради безопасности всех вместе и каждого в отдельности ни о какой Маше-с-сумкой не распространяться.