Nirvana своим бессмертным хитом внезапно разрушила тишину в маленьком помещении.
С экрана мобильника призывно улыбается моя Алёна, и я принимаю вызов. В этой женщине мне нравится всё.
– Кирочка, – вкрадчиво произносит она, на корню гася моё благодушие.
В этой женщине мне нравится… почти всё. Вот это сладкое «Кирочка» меня категорически не устраивает. Но я подавляю раздражение привычным способом – пропускаю её томное воркование мимо ушей. Помогает… ровно до того момента, когда мой слуховой фильтр пропускает слово «Австралия». Теперь я внимаю каждому слову.
Вот же чёрт! А ведь полгода назад всё это казалось чистейшей авантюрой, и я даже не предполагал, что может выгореть.
– Отлично, Лен, поздравляю, но я – пас. Сама ведь знаешь, сколько сейчас работы, тем более всё только наладилось.
– Надеюсь, ты шутишь?! – в её голосе прорезаются панические нотки. – Кир, ты набрал почти девяносто баллов, это же уникальный шанс – это Сидней! Да почему я вообще тебя уговариваю, если мы уже давно всё решили!
Мне хочется сказать, что решила именно она, но это было бы несправедливо – я ведь позволил, подыграл. Мне так нравилось делать её счастливой. Идиот недальновидный!
– И я уже сто раз просила не называть меня Леной! – прилетает запоздалое возмущение. Но, даже прозвучавшее в самое ухо, оно не в силах заглушить истеричный фальцет моего администратора Алика, доносящийся из-за двери.
Почему-то я уже догадываюсь, какая неумолимая беда грозит расшатать моё и без того неустойчивое жизнелюбие.
– Прости, Лен, давай вечером всё обсудим, – я сбрасываю вызов прежде, чем услышу очередное: «Я не Лена!» Плевать, сейчас из двух зол я выбираю большее и уже готов взглянуть в лицо опасности. Дверь резко распахивается…
Вот же чёртова девка!
Она врывается в мой кабинет с той же откровенной бесцеремонностью, с какой привыкла топать по жизни – игнорируя и тараня любые препятствия. Алик, неосторожно пытающийся остановить нарушительницу, с визгом отдёргивает руку и пронзительно верещит, отрезанный от нас тяжёлой дверью. Судя по громкости, отрезало его жёстко.
– Кирилл Андреевич, добрый день! – наглая бестия широко улыбается.
Был добрый… пока на него не обрушилась чудовищная напасть.
Маленькая и изящная, как фарфоровая куколка. Только мне, её бывшему инструктору, уже известно, как бывает обманчива внешность. Трогательная хрупкая фигурка неожиданно может оказаться выносливой и крепкой, как стальной трос. Я хорошо помню, сколько силы и ловкости в этих тонких девичьих руках.
А сейчас эти маленькие ручки торопливо одёргивают совершенно нелепое, если не сказать вульгарное, платье и небрежно отбрасывают за спину тяжёлую блестящую гриву иссиня-чёрных волос. Умничка – всё поправила и угомонилась, трогательно прижимая к животу маленькую сумочку.
В нежном ангельском облике кротость и смирение, а в чернющих бесстыжих глазах черти отжигают рок-н-ролл.
– Айя, кажется, я запретил тебе здесь появляться, – напоминаю тоном строгого дядюшки.
– Вам не показалось, Кирилл Андреевич, – в голосе покорность и сожаление, – но с момента Вашего запрета кое-что изменилось.
Я даже не рискую строить предположения и терпеливо жду хреновых новостей.
– Месяц назад я достигла возраста согласия, – моя незваная гостья делает многозначительную паузу и сбрасывает заготовленную бомбу: – И я выбрала Вас.
Поигрывая желваками, я молчу, а мои ранее смутные подозрения вдруг обретают ясные очертания. С каждой секундой во мне крепнет желание схватить обнаглевшую мелкую фитюльку за шиворот и вышвырнуть из своего... – я с раздражением осматриваюсь по сторонам – ну пусть будет… кабинета. Но я не умею воевать с детьми и наивно надеюсь разрешить щекотливую ситуацию миром. Строго смотрю девчонке в глаза и даю ей шанс опомниться, однако моя попытка избежать неловкости хромает на обе ноги.
– Вы меня расслышали? – нежным голоском уточняет эта пигалица и невинно хлопает длиннющими ресницами.
– Я не буду тебя тренировать, Айя. Извини.
– Да тренируйте Вы кого хотите, плевать мне на это, – она раздражённо передёргивает узкими плечиками и с подозрением прищуривается. – Вы специально дурачком прикидываетесь, да? Я сейчас говорю о согласии на...
– Стоп! Я понял! – выбрасываю руки ладонями вперёд. – Я смекалистый дядя.
На самом деле я растерян и зол. Борюсь с искушением выдернуть ремень из своих брюк и всыпать хорошенько по заднице нахальной искательницы приключений. Но, во-первых, это непедагогично, а во-вторых, ещё неизвестно, какой подтекст в моих действиях разглядит эта сопливая акселератка, с неё станется.
– Послушай меня, девочка, – я включаю терпеливого и умудрённого опытом двадцатитрехлетнего старца, – надеюсь, что твоё... эм... мероприятие предполагает согласие обеих сторон? – дожидаюсь в ответ кивка. – Так вот, я против, потому что предпочитаю дружить со взрослыми тётями. А ты, кстати, почему не в школе? Прогуливаешь?
– Я окончила школу! – Айка хищно улыбается и старается говорить ровно, и лишь по её сжатым кулачкам я понимаю, что девчонка в ярости.
Паршивая осень!
Как-то неправильно всё устроено в этом мире. В крупных прогалах между высокими полулысыми соснами расплескалось по-летнему яркое небо. Ослепительное солнце прокралось даже сюда, на траурную церемонию, исполосовав золотыми лучами тёмные одежды на кучке кисломордых лицемеров. И птицы разорались, как безумные… разве им не пора в тёплые края? Стефания наверняка знает, когда они мигрируют. Эх, мне бы сейчас рогатку – я быстро придала бы горластым птахам ускорения!
Целую неделю Бабаня лежала в больнице и смотрела в окно на серое хмурое небо, рыдающее проливным дождём. И птицы попрятали клювы в задницы – мокро же! Зато сегодня им весело – лето вернулось! А только Бабане, лежащей в гробу, уже пофиг на эту свистопляску. А копачам пофиг на Бабаню, они изрядно вспотели и теперь с нецензурным выражением на рожах нетерпеливо подгоняют: «Давайте, прощайтесь уже!» Вон, их главный, Геракл засушенный, уже лопатой поигрывает.
А ну, дядя, врежь-ка вон той бабке по загривку, она у меня давно уже на ласку напрашивается.
А прощаться никто не торопится – не наговорились ещё, не всех обмусолили. У-у, стервятники! Потом ещё и жрать поедут на халяву. Но сперва горячие новости! Острые и любопытные взгляды сейчас сосредоточены на моей мамочке, горестно понурившей голову. И зашуршали ядовитые шепотки. Вот же тварюги говнодушные! Так хочется выхватить у копача лопату и каждой твари по тупой брехливой харе – на-ка!
Марь Васильна, моя бывшая училка, неожиданно дёргается, как будто ей и правда прилетело, оглядывается и таращится на меня злым взглядом. И остальные тут же выкатили свои бельма. Сейчас бы закурить, чтобы у этих куриц клювы поотваливались, но Бабаня очень не одобряла это дело, и пусть она уже ничего не видит, почему-то я чувствую, что сейчас не надо. А я всегда себе доверяю. Поэтому приветственно подмигиваю любопытствующей публике и киваю – чего, мол, вылупились? У нас тут похороны, а не смотрины!
Все клуши, как по команде, отвернулись, но школьная директриса оказалась самой отважной и двинулась ко мне. Ну, давай-давай!
– Айя, ты почему опоздала? – шипит таким грозным тоном, будто имеет право предъявлять мне претензии.
– Машина не завелась, – смотрю на неё с вызовом. Что-то ещё?
– Ты что, приехала на машине? – она в шоке.
Я вздыхаю и закатываю глаза.
– Я же говорю – не завелась у меня ещё машина, – поясняю для непонятливых. – Мне так-то шестнадцать, Вы не забыли?
– Ты совсем не меняешься, Скрипка! – шипит она зло. – Хоть бы платок чёрный надела, бабушку ведь хоронишь.
– Пф-ф! А это чем-то ей поможет? – я киваю в сторону гроба. – Пообещайте мне, что Бабаня встанет из этого ящика, так я хоть ночной горшок на голову напялю.
– Ничего святого, – она кривит губы и сокрушённо качает головой. – И выглядишь, как… прости, господи!
– Убедили, Ирин Санна, на Ваши похороны я прибуду вовремя и вся в чёрном. Обещаю!
Директрису словно ураганом отшвырнуло. Так-то лучше.
Чувствую, как заднем кармане коротко вибрирует мобильник – очередное сообщение. Читаю и злюсь – сорвался сегодня калымчик. Вот уроды, не могли раньше сообщить! Я изучаю расписание и ищу, кем бы заполнить это окошко.
А когда возвращаюсь к мрачной действительности, с удивлением слышу зычный голос директрисы. Расположившись у ног покойницы, она эмоционально жестикулирует и толкает проникновенную речь. Ну, прямо Ленин на броневике – я аж заслушалась. Жаль, Бабаня не слышит. Правда, когда ораторша начинает вспоминать, каким чутким и отзывчивым человеком была безвременно ушедшая и как она самоотверженно любила детей, я даже на цыпочки привстаю, чтобы удостовериться – а в гробу точно Бабаня?
По мне так «безвременно ушедшая» – единственные правдивые слова из всего, что я успела услышать, хотя «безвременно» – совершенно дурацкое слово. И да – всё же Бабане стоило это послушать, вместе посмеялись бы. Ни для кого не секрет, что моя бабушка Аня была на редкость чёрствой старушенцией, а детей она ненавидела даже больше, чем своих лицемерных коллег. Да и плевать на них всех!
Зато мы с Бабаней отлично понимали друг друга и нам хорошо было вместе. Ну-у, во всяком случае, не скучно. Теперь так уже больше не будет… никогда. Я поднимаю взгляд в небо… такое ярко-голубое – аж режет глаза. Бабаня очень любила лето… и оно вернулось, чтобы её проводить.
Но кто все эти люди, зачем они здесь? Коллеги, соседи, какая-то восьмиюродная сестра, притащившая свои пухлые телеса из Белгорода. Вот пожрёт после похорон, получит слюнявчик на память и пусть мотает обратно – у меня не ночлежка. Ведь никто их этих даже не знает Бабаню, не представляет, какой она была! Даже мама её не знает.
А моя Бабаня так любила солнце! И арбузы! А ещё – «Трое из Простоквашино»! Я всегда знала, в какой момент поставить этот мультфильм, чтобы она подобрела. И больше всего Бабаня любила птиц. Ох, она бы мне и всыпала по первое число только за одну мимолётную мысль о рогатке.
Мне так жаль, что она не знала других своих внучек… а теперь и не узнает. А я уверена, что она их тоже полюбила бы! Особенно Стефанию, ведь малышка Стеф тоже любит птиц и зверей… и людей. Она у нас вообще всех любит.
Моя пятая точка снова ощущает вибрацию придавленного карманом телефона, и на сей раз долгую – кто-то звонит. Номер незнакомый, но я всё равно принимаю вызов.
День
Зачётная осень!
Запрокинув голову, я разглядываю ясное, пронзительно синее небо. Очумевшие от счастья птицы с радостным криком «Ю-ху-у!» стремительно разрезают воздух, и я разделяю их восторг. После недели затяжных дождей и по-настоящему осенней прохлады лето будто опомнилось и вернулось – внезапно обрушилось на город – обласкало, отогрело, раскрасило.
– У-ух! Спасибо, Кирюх! Вот это я знатно размялся, – на моё плечо опускается тяжёлая ладонь, будто мешок с цементом взвалили. – Твой скалодром, я скажу тебе, это чистый кайф!
Я отрываю взгляд от стайки оголтелых пернатых и разворачиваюсь к другу. Несмотря на свои двадцать, Геныч обладает очень развитой и внушающей уважение мускулатурой. Хотя боец его уровня и не мог бы выглядеть доходягой.
– Да не вопрос, обращайся.
– Даже не сомневайся, брат, теперь я твой постоянный клиент, – Геныч награждает меня зубастой улыбкой и поигрывает бесцветными бровями. – К тому же у тебя здесь такой выпуклый контингент зависает… О, кстати, всё спросить забываю – как там твой Бахчифонтанский сарай? Надеюсь, ты привёз нам с Жекой по магнитику? Загорел, смотрю, как чёрт!
– Отлично отдохнули, но мало, – я улыбаюсь, поскольку воспоминания ещё свежи и впечатлений нам с Алёнкой хватило. Но подробные изложения – это не про меня.
По жизни я не слишком многословен, и Геныч понимающе хмыкает.
– Ладно, Цицерон, вечером расскажешь, – он снова хлопает меня по плечу и спешит к машине, а отойдя на пару метров, оглядывается. – Кир, сегодня футбол, не забыл? Уделаем этих жопоногих долгоносиков!
– Я буду, – взмахиваю рукой и провожаю взглядом коренастую фигуру.
Щебет неугомонных птиц снова привлекает моё внимание, и отчего-то в голове опять звучит рассерженный голос: «Вы же предпочитаете старух!»
Ну, уж точно не малолетних хулиганок!
Казалось бы, столько дней уже пошло, а осадочек всё равно остался. Надо было как-то помягче с ней, что ли… Сам же виноват, придурок – приручил к себе девчонку. Но я ведь помочь ей хотел!
Когда пару лет назад я впервые встретил Айку, она была такой маленькой, хрупкой и трогательной… и невероятно упрямой! Среди начинающих альпинистов она оказалась самой способной и любознательной – настоящая труженица. Ну, как ей было не помогать? А ведь мне следовало предвидеть подобный исход.
Тренировать девчонок – то ещё удовольствие. Вон они, писюхи, все как одна – задницы обтянут, губы выпятят и таращатся коровьими глазами. И только малышке Айке было не до кокетства, она реально работала. Не понимаю, в какой момент всё изменилось-то? Как я проглядел?
– Кирилл Андреевич, – писклявый голос моего администратора Алика заставляет поморщиться, – там в Вашем кабинете телефон надрывается.
«В кабинете!» – усмехаюсь про себя. Мой кабинет представляет собой тесную каморку без окон, заваленную альпинистским снаряжением, но директорский стол и компьютер имеются, поэтому как ни крути – кабинет. И ещё мне нравится, как звучит – Кирилл Андреевич.
– Иду, – я разворачиваюсь и неохотно возвращаюсь в свой ангар, лишённый солнечного света и тепла.
От Алёны три пропущенных звонка. Улыбаюсь, представляя, как она психует – у Алёнки всё всегда срочно и мегаважно. Яркая блондинка с сочной фигурой и умница, каких поискать, она как нельзя кстати появилась в моей жизни полгода назад – прокралась тихой поступью, как шпионка. А я впустил, не захотел сопротивляться. Охотно позволил себя увлечь, очаровать… и стал добровольным трофеем для моей роскошной охотницы.
Выдвигаю верхний ящик стола – мою сокровищницу, загруженную карабинами, и извлекаю синюю бархатную коробочку. Ставлю перед собой на стол, раскрываю и смотрю на кольцо, выбранное по Алёнкиному принципу – «Разглядеть за версту и удавиться от зависти». Этому девизу моя красавица старается не изменять.
Интересно, а чем она руководствовалась полгода назад, когда, разглядев за версту меня и моего брата Женьку, остановила свой выбор на мне? Жека, вожделенная мечта всех зрячих женщин, тогда чуть из штанов не выпрыгнул навстречу моей Алёнке. А она будто никого, кроме меня, и не замечала. И по сей день ничего не изменилось. Повезло мне, наверное.
Я равнодушно разглядываю дорогущее кольцо, Алёне наверняка понравится. Но не мне. До сих пор остаётся загадкой, как нам, настолько разным, удалось не только не разбежаться, но и сохранить остроту в отношениях. Но в этом совершенно точно нет моей заслуги. И я ценю старания моей женщины, балую её в силу возможностей, и даже как будто счастлив. И сейчас на этой, вполне устойчивой базе, кажется логичным и последовательным – сделать Алёне предложение. Но… разве я не должен испытывать что-то вроде радостного возбуждения? Или оно потом появится?.. Сомневаюсь.
На проснувшемся экране мобильника снова появляется Алёнка. Я приглушаю звук входящего звонка и любуюсь на фото – потрясная красотка! Вызов прерывается и, не давая телефону передохнуть, я набираю номер.
– Привет, мам, я соскучился. Ты как себя чувствуешь?
***
Вечер
– Куда-а? – ошарашенно грохочет Геныч, падая рядом со мной на скамью. – Кирюх, ты серьёзно?
Вечер
– Эй, ты где пропала-то, мелкопузая? Я же как бы волнуюсь.
А я прислушиваюсь к звукам, доносящимся из динамика – музыка, топот, звон, женский смех. Хм, волнуется он, как же – прямо весь извёлся! Но я устала до такой степени, что возмущаться на «мелкопузую» и вредничать совершенно нет сил, к тому же Вадим сегодня здорово меня выручил.
– Я уже домой приехала, – зажав мобильник между плечом и ухом, я закрываю амбарный замок на двери ветхого сарайчика, временно служащего гаражом для «Зверя». – Вадь, спасибо, что маму встретил.
– Да ерунда, встретил и встретил… обращайся, мне не сложно, – миролюбиво отзывается Вадик. – Кстати, ключи от твоей хаты я ей передал. Слушай, а маман у тебя зачётная дамочка! Только ты на неё вообще не похожа. Не, в смысле, ты тоже малявка симпатичная, но… другая, – спешит исправиться мой деликатный друг, но с тем же успехом он сейчас мог бы меня и мартышкой назвать, мне до звезды! – Айк, а ты это... сама-то как?
– Отлично! – бодро рапортую в трубку. – Я сегодня ударница!
Правда, устала, как бобик, и руки отваливаются.
Вадим странно хмыкает, а до меня вдруг доходит, что отлично у меня никак быть не может – мы же сегодня Бабаню похоронили. Но мой друг слишком хорошо меня знает и вряд ли станет давить на совесть.
– А ты хоть на похороны успела? – осторожно интересуется, понизив голос.
– Успела, Вадь.
– А, ну молоток! – он облегченно выдыхает и мгновенно переводит тему: – Колись давай, что у тебя там сегодня – хлебный денёк? Сколько натруженных шей и хребтов попались в эти нежные ручки?
– Да там ничего путного, одни халявщики! Заплатят за шею, а потом: «Ой, а можно ещё пониже, а то так поясница ноет!» – я подхватываю здоровенные пакеты с продуктами и, крякнув от натуги, почти бегом спешу к своему подъезду. – Да и фиг с ними, Вадь, я о другом хотела… Прикинь, я сегодня… та-да-ам – взяла задаток за Боровскую!
– Да ладно!? – искренне удивляется Вадим. – И кто так рискнул? А если соседи стуканут?
– Не, не должны. Я той языкастой бабке банку мёда припёрла и пять кило сахара. Мне бы сделку успеть провести, а потом пусть рассказывают.
– Ну ты и жучка! – восхищенно присвистывает мой Вадька, и я довольно улыбаюсь. Комплимент, однако!
А совесть... это не ко мне! Совесть на хлеб не намажешь! И ни за учёбу, ни за коммуналку ею не расплатишься. И, кстати, за помины тоже. Мораль такова – кто хочет чистую квартирку, пусть покупают с нуля. А каждая вторичка обязательно со своей тухлой историей. Так-то вот!
Взобравшись на четвёртый этаж, я быстро сворачиваю разговор и прикладываю ухо к двери. Тишина. А может, мама уже спит? Но никаких следов присутствия мамы в квартире нет. Так, а где же её вещи?
В нашей тихой, непривычно пустой квартирке потеря обрушивается на меня невыносимой тяжестью. Здесь каждый сантиметр, любой предмет напоминают о Бабане. И поверить, что её больше не будет, просто не получается… невозможно. Кажется, прямо сейчас откроется дверь в её комнату и недовольный голос гаркнет: «Мой руки, шаболда! Небось, опять голодная, как собака?
Голодная, Бабань… как стая зубастых волков!
Закрывшись в ванной, я долго и тщательно намыливаю руки и разглядываю себя в зеркале. И правда мелкопузая! А может, мне каре сделать? Для взрослости. Со своим ростом я уже давно смирилась и, похоже, метр пятьдесят восемь – это мой пожизненный приговор. И на округлые формы тоже надежды мало – и мама, и Бабаня стройные, а отец…
В глубине квартиры вдруг что-то громыхнуло, заставив меня вздрогнуть.
Выключаю воду и прислушиваюсь... а шумно выдохнув, понимаю, что несколько секунд не дышала. Вот я дурная, это же Ричи хулиганит!
Мысленно обругав себя за испуг, я взбираюсь на край ванны и аккуратно снимаю решётку вытяжки. Достаю начатую пачку сигарет, зажигалку и, прикурив, с наслаждением затягиваюсь. Понимаю, что спалить меня некому, но всё же делаю это тихо и дымок выпускаю точно в вытяжное отверстие. Это мой ежевечерний тайный ритуал, и я не стану ему изменять.
Забив пустой холодильник продуктами, я делаю себе гигантский бутерброд и, быстро прошмыгнув мимо Бабаниной двери, сбегаю в свою комнату. Вот теперь я дома! С размаху плюхаюсь на диван и жадно вгрызаюсь в мягкую булку и остро пахнущую колбасу – м-м, вкуснотища!
– Айка! – громко звучит в самое ухо. – Добрый день!
– Вечер уже, – отвечаю с набитым ртом.
– Устала?
– Му-гу...
– Устала?
– Устала, глухарь! – огрызаюсь, не поворачивая головы.
– Шаболда! – раздаётся в ответ возмущенное рявканье… У-ужас – голосом Бабани!
Покрывшись гигантскими мурашками, я оглядываюсь себе за спину.
– А кому я сейчас клюв скотчем перемотаю?
Ричард, двухкилограммовый ворон-переросток, стремительно прыгает по спинке дивана прочь и недобро поглядывает на меня одним глазом. Обиделся.
– Прости, Ричи, я пошутила. Колбасу хочешь? Ну, я же вижу, что хочешь, – я отщипываю кусок пахучей колбаски и протягиваю моему питомцу.
– Айка, убери эту тварь из квартиры! Немедленно! – орёт мама, содрогаясь в рыданиях.
Я плотнее прикрываю кухонную дверь, чтобы Ричард не слышал, что он тварь. Не то чтобы меня слишком беспокоили его душевные терзания, но за маму становится страшно. Ричи очень обидчивый и мстительный, и он реально опасен.
Однажды Бабаня в его присутствии шваркнула меня скрученным полотенцем, а потом три недели ходила с загипсованным пальцем. Но к этому жёсткому уроку она отнеслась философски – ворон способен защитить хозяина и своё жильё не хуже сторожевой собаки, поэтому его нужно хорошо кормить и не провоцировать. Вряд ли Бабаня проявила бы подобную лояльность по отношению к укусившей её собаке, но Ричарда она уважала.
К счастью, Ричи не нанёс маме никакого физического вреда, но напугал до икоты. Она чуть не умерла от ужаса, когда, заглянув в мою пустую комнату, услышала голос Бабани: «Здоро́во, шаболда!» Всё же мне следовало заранее предупредить маму, что мы не одни. Хотя Стефания ведь знает о Ричи и наверняка рассказывала о нём.
– Вы со своей бабушкой – обе чокнутые! – никак не успокаивается мама. – Это же надо додуматься держать в квартире такое чудовище! Я его сейчас же выброшу!
Это вряд ли. И мне совершенно не нравится, что мама считает себя вправе распоряжаться судьбой моего питомца, равно как и решать, кому следует жить в этой квартире. Только сейчас мне совсем не хочется ссориться. И я стараюсь разрешить ситуацию мирно:
– Мам, Ричи здесь живёт и никуда не улетит, даже если ты попытаешься его выпустить. Во-первых, он очень привязан ко мне и любит свой дом, а во-вторых, он плохо летает после травмы.
По маминому выражению лица я уже догадываюсь, что она замышляет недоброе, поэтому считаю своим долгом предупредить:
– Ты только не лезь к нему, пожалуйста, ладно? Ричард... он никогда не забывает своих обидчиков.
Но мама воспринимает моё предостережение как угрозу.
– Что-о?! Да я эту погань завтра же уличным кошкам скормлю, как только ты в школу уйдёшь!
– И не жалко тебе кошек? – я невесело усмехаюсь. – И вот ещё, мам, для справки – в этом году я окончила школу. Уж тебе ли об этом не знать?
Мама недовольно нахохлилась, осознавая свой промах, и решила применить любимый метод защиты:
– Тебе какая-то помойная ворона дороже матери!
Ну-у, я как-то раньше не задавалась этим вопросом. Да и в дальнейшем выбирать между ними не хотелось бы.
– Мам, это не ворона, а ворон! И он не помойный, а домашний и очень-очень умный, – я стараюсь говорить мягко. – И давай, наконец, закроем эту тему.
Кажется, мама даже обрадовалась и мгновенно переключилась:
– А, кстати, мальчик, что меня сегодня встретил, это твой парень? Не слишком он взрослый для тебя?
Парень? Вот уж нет!
Я даже хохотнула. А Вадик, искренне считающий, что у идеальной женщины должны быть неподъёмное вымя и необъятная задница, сейчас бы ржал, аки конь.
– Нет, мам, Вадим – мой бывший одноклассник. И не такой уж он взрослый, ему всего восемнадцать, как и твоему сыну, – я нарочно так называю брата, и мама недовольно кривится.
– Мне показалось, что твоему Вадиму больше.
Неужели её это правда волнует? Интересно, а что бы она сказала, увидев Кирилла Андреевича? Чёрт, опять не успела сегодня на скалодром. Хотя... пусть уже Кирюша в достаточной степени успокоится и соскучится. И что за упёртый мужик? Другой бы на его месте радовался, а этот сопротивляется, как девка непорочная. Весь прям такой серьёзный, принципиальный, правильный! Но разве не это меня в нём привлекает?
Вадим, например, одно время даже возмущался, что я не вижу в нём привлекательного мужчину. И это при том, что мне до привлекательной женщины необходимо накинуть лет пять и килограммов двадцать – это с его слов. Но я же не обижаюсь. Впрочем, и он тоже, только сказал, что у меня отсутствует вкус. Ну и самомнение!
Ой, да разглядела я его во всех ракурсах! Этот дурачок меня даже не стесняется. Модный, симпатичный мажорик с кубиками на пузе и следами искусственного интеллекта на лице – идеален. Но таких красавчиков – как голубей на помойке, а мой первый мужчина должен быть ни на кого непохожим. Уникальным, как мой Ричард. Одним словом, он должен быть – мужчиной!
***
Ночь
Вытянувшись на диване, я традиционно рассказываю Ричарду, как прошёл мой день:
– Да я себе все руки поломала, прикинь! А он мне: «Сильнее давай! Что ты меня гладишь, немощь?!» Урод жирный! У меня после его сальной шеи ладони полчаса подрагивали! А этот бегемот сказал, что за такие деньги ему массаж всего тела сделают, и намного лучше, чем я. Это тебе не сволочь? Да к его телу ни за какие бабки не подойду!
Ричард очень забористо ругается, а сбросив пар, забирается могучим клювом в мои волосы.
– Вот и мне так хотелось сказать. Пусть другого спеца себе ищет, не пойду к нему больше. Зато я задаток за ту стрёмную двушку сегодня взяла! А ещё, – я порывисто притягиваю к себе Ричи и обнимаю, – у меня такая многоходовка наклёвывается… заживём, Рич!
Ричард снова придушенно матюкается и, вырвавшись из моих объятий, улепётывает от меня на другой конец дивана. И в этот момент в комнату входит мама. Я едва сдерживаюсь, чтобы не спросить: «А стучать тебя не учили?!», но её несчастный вид меня остужает. В конце концов, Бабаня тоже ко мне не стучалась, а от мамы я просто отвыкла.
– Она не имела права так поступать! – беснуется мама.
Хана сегодняшнему сну!
– Почему это? – подтянув к груди колени, я сижу на старой деревянной табуретке и исподлобья наблюдаю за мечущейся родительницей.
В нашей крошечной кухоньке особо не разбежишься, поэтому нервная пляска происходит прямо перед моим носом и очень попахивает корридой. Вот эта мамина малиновая сорочка меня жутко выбешивает. Как можно нацепить на себя такую вульгарную тряпку?
– Почему-у?! – визгливо переспрашивает мама, едва не подпрыгивая от негодования. – Да потому что, кроме тебя, у этой старой эгоистки есть ещё трое внуков! И дочь, между прочим!
Ну здрасьте, вспомнила!
– Мам, но она ведь совсем не знала других внуков, да и ты вроде устроена. А у Бабани не было никого, кроме меня и Ричи… поэтому и дарственную она оформила на меня.
– Да перестань уже называть её Бабаней! Детский сад какой-то. И больше ни слова об этой поганой вороне! Ты поняла меня? – мама угрожающе нависает надо мной.
А вот это она зря. Такое даже в детстве не работало, а сейчас просто смешно. Но я сижу себе тихо на табуреточке и мне совсем не до смеха.
– Да твоя бабка знать не хотела моих детей! – распаляется мама, а то, наверное, не все ещё соседи проснулись. – Ты хоть знаешь, что она заставляла меня аборт сделать? Спасибо Валику – не позволил, защитил! И слава богу, с собой увёз! А иначе не было бы наших Сашулек. Ты можешь себе такое представить? – мама судорожно всхлипывает.
А я очень легко и с удовольствием представляю себе отсутствие брата. Но вот нашей рыженькой пампушки и умницы Александрины мне бы очень не хватало. И я отрицательно качаю головой.
– И где я устроена, по-вашему? Вы, что ли, с бабкой меня устроили? Да что вы, эгоистки, могли обо мне знать?
Странное обвинение.
Я поднимаю на маму глаза, но она сразу отводит взгляд и понижает тон:
– Да, сперва, может, было и неплохо. Знаешь, как Валик меня любил? На руках носил, ноги мне целовал…
Потому что валик! И всегда таким был – увальнем бесхребетным.
Как-то раз девятнадцать лет назад занесло в наш Воронцовск молодого перспективного программиста Валентина Скрипку. Приехал человек на свадьбу к другу и поймал на той свадьбе свою птицу счастья – красивую и юную ресторанную певицу Настеньку. И вспыхнуло между серьёзным Валиком и невинной девой Настей большое и светлое чувство.
Хлопец, как водится, гульнул на чужбине и быстро умотал в свой Киев, а чувства, которые он здесь расплескал, набухли и окрепли в Настином пузике. Валентин, когда узнал счастливую новость, чуть с ума не сошёл – от радости, понятно дело. Он-то в своём Киеве сдуру собирался жениться на нелюбимой, но нерастащимая любовь из России настигла его аккурат накануне свадьбы и предостерегла от беды неминуемой.
Свадьба всё же состоялась, но уже по любви и справедливости. Опять же, тесная дружба близких народов – ещё один жирный плюс. И Бабаня на той свадьбе была и горилку пила. В рот ей тогда немало попало, ну, а что у трезвого на уме, то пьяного… до Киева доведёт. Или до греха. И схлестнулись представительницы двух держав на той судьбоносной свадьбе не на жизнь, а на смерть. Нелегко пришлось бабе Ане, а противной бабке Вале в родном доме и стены помогали, и крепкие руки, и лишний вес.
И всем было на той свадьбе очень горько!
В целом всё так и было. И версии случившегося отличались незначительно – так, мелкие технические нюансы.
К примеру, Бабаня говорила, что отцовство наивного хлопчика Валика было под большим вопросом. А это потому, что Настенька ещё до него свою невинность троим подарила. Но все потенциальные отцы дружно открестились, и крайним остался Валик Скрипка. Его смычок и признали ответственным. Мол, виновен Валёк, пока не докажет обратное!
А Валентин – парень честный, порядочный и амнезией не страдал. Было же дело? Было! А коль прокатился разок, то впрягайся в сани и вези до хаты.
«Греха не боишься, зараза!» – кричали киевляне бедной Насте, пылая праведным гневом. А толку? Что для мудрого поколения грех, для юной провинциалки – забавный эксперимент. Ничего – стерпится-слипнется!
Сперва, конечно, терпелось со скрипом. Бабка Валя категорически отказывалась принимать в семью «необразованную певичку с блудливой мордой» и отдавать ей в жертву единственного драгоценного сына. Не для дворняг она его растила! Но баба Аня парировала по-шекспировски: «Быть может, твой единственный алмаз простым стеклом окажется на глаз». Поумничала и едва не лишилась того самого глаза. Вот и вернулась домой после свадьбы – дюже солоно нахлебавшись.
Потом-то, к счастью, всё слиплось как надо. Когда родились двойняшки, уже никто не смел сомневаться, что это произведения Валика Скрипки – оба рыжеволосые, с золотисто-карими глазками и чуть заострённой формой ушек. Какая уж тут генетическая экспертиза, когда все факты налицо! Счастью Скрипок не было предела. И Настя была в шоколаде – реабилитировалась!
Целых два года длилось Настино счастье, а потом шоколад потёк. На семью рыжих Скрипок обрушилась лютая беда – на свет появилась Аика!
«Трать свою жизнь на то, что переживет тебя».
Молодой перспективный программист Валентин Скрипка был очень счастливым человеком. Ещё в детстве он осознал, чему хочет посвятить свою жизнь, и с энтузиазмом двигался в этом направлении. Он знал, что талантлив, быстро поднимался по карьерной лестнице и мечтал, что однажды ему предложат работать за рубежом. Собственно, всё уже к этому шло. НО…
Хочешь насмешить бога – поведай ему о своих планах.
О чём Валентин совершенно точно не мечтал – это становиться многодетным отцом. И, надо сказать, вовсе не эгоизм им руководил, просто в силу своей постоянной занятости и будучи человеком увлечённым и влюблённым в свою работу, он не представлял, куда сможет впихнуть подобную задачу. И всё по тем же уважительным причинам он никак не мог понять, почему, лишь однажды неосторожно расслабившись, он так быстро и неотвратимо вляпался в семейную историю. Один-единственный необдуманный поступок – и вся жизнь кувырком.
Уже гораздо позднее, если бы Валентина спросили, любит ли он свою жену, ответ был бы утвердительным. Но всё же свою работу он любил больше. А Настенька... она была забавной и очень красивой, а ещё такой изобретательной в постели, что неискушённый Валик ненарочно увлёкся, а войдя во вкус, очень быстро втянулся. Ну, а потом ему просто не оставили шанса соскочить.
Детей Валентин тоже... м-м-м... любил. Смешные рыжие карапузы особых хлопот ему не доставляли и были очень похожи на него. Выяснилось, что дети – это вовсе не настолько обременительно, как ему ранее представлялось со слов друзей и коллег. Настя казалась очень любящей и заботливой матерью, но и про супружеский долг не забывала – всегда платила вовремя и с удовольствием. Идеальная супруга! Поэтому, когда Настенька забеременела третьим ребёнком, Валик не противился – что ж, пусть будет третий.
Вся семья уже знала, что будет девочка, и малышку ждали с нетерпеливой радостью. Невероятно, но даже бабка Валя, мать Валика, которая сноху терпеть не могла, неожиданно окружила её заботой и лаской, как родную дочу. А Валик вдруг с удивлением осознал, что тоже ждёт появления малышки.
И, наконец, все дождались!
Сперва никто даже не сомневался, что детей в роддоме перепутали. Нет, ну а какие ещё варианты? Даже бедная Настя, рыдая крокодильими слезами, требовала убрать от неё это чудовище и найти её настоящую дочурку. Вот только неучтённых рыжиков не обнаружили, а крошечного страшненького чертёнка забирать из роддома никак не хотели. А уж когда дело дошло до экспертизы, Настя вдруг вспомнила, что мать родила её якобы от какого-то залётного азиата. Эх, поздно она об этом вспомнила.
Экспертиза показала, что Настя всё перепутала, и Бабаня здесь вовсе ни при чём, а тот самый прыткий азиат залетел именно в её, Настину, гостеприимную калитку. И когда только распахнуть успела?.. Однако Анастасия упиралась до последнего, мол, она честная и порядочная женщина и её репутация чиста, как слеза младенца, а вот этот конкретный младенец – ошибка природы, какой-то генетический сбой, мутация и всё такое.
В итоге на семейном совете большинством голосов было принято оставить ошибку природы в роддоме. Но дед Миша, отец Валентина, неожиданно рубанул кулачищем по столу и вынес вердикт – не бывать дитю сиротой при живой матери! А иначе пусть забирает своих рыжих спиногрызов под мышки и – на хаус! И удручённое семейство Скрипка пополнилось новым безымянным членом семьи. Кроха ещё долгое время для всех оставалась «этой мартышкой», пока под тяжёлым кулаком главы семейства не треснула столешница.
«А что за имя такое странное – Аика́?» На этот вопрос дед Миша поведал сыну – мол, давным-давно случилась у него страстная любовь с кудесницей японочкой. Ах, как же она была чуткая, внимательная и улыбчивая раскрасавица – настоящая гейша! Песни дивные ему пела, сказки сказывала, с веером танцевала-порхала, церемонию чайную устраивала… и всякие другие волшебные церемонии. Никогда ещё он не ощущал себя настолько умным, сильным и значимым. Настолько мужчиной! И по сей день забыть её не может. Да и не хочет. Так пусть хоть имя на слуху будет.
Сказано – сделано!
И жизнь продолжалась. Для непосвящённой публики задвинули первоначальную Настину легенду – якобы азиатские гены проявились через поколение. И всё вроде стало хорошо... да только мимо семьи Скрипка. А там поселились ненависть и злоба – и бабка Валя ненавидела Аику, и Настя ненавидела Аику. А Валик ушёл с головой в работу, а по ночам с раздражением слушал, как заходится в надрывном плаче чужая девочка, и тихо ненавидел всех – и себя, и жену, и детей... но пуще других – её – Аику, укравшую у всей семьи покой и счастье.
Так бы и сгинул Валентин во мраке лютой ненависти, но…
Солнышко взошло, откуда вообще не ждали – на свет появилась Стефания Скрипка и вернула в семью любовь.
***
– Айя, я хочу вернуться с девочками, – мама заглядывает мне в глаза, но в них она вряд ли способна прочитать мои эмоции.
А их целый шквал – нежность и горечь, ужас и восторг… надежда, сомнение, а ещё беспомощная растерянность.
И всё же я рада! Нет, не так – ради девчонок я готова даже придурочного брата терпеть на моей территории. Правда, очень надеюсь, что он к этому не готов.
– Только с девочками? – переспрашиваю с деланным равнодушием. – А как же твой сынок?
– Алекс уже взрослый, – упавшим голосом бормочет мама, – и он принял решение остаться. У него ведь там институт, друзья, девушка… чувырла какая-то! – мама кривится. – А Шурочка… ох, ну ты ведь сама знаешь, что её ничего, кроме компьютера, не интересует. Но самое главное…
Аика
Пять дней спустя
День
От волнения во мне звенит и подрагивает каждая клеточка. Радостное возбуждение, придавленное страхом и усталостью, давно сдохло, и осталось только позорное желание сбежать. Но… поздно.
– Айка-а-а! – лохматый и визжащий вихрь едва не сбивает меня с ног. – П-пипец, какая ты маленькая! А какая х-хорошенькая! И-и-и!..
Трындец! Теперь я маленькая даже для нашей младшенькой.
Мученически закатываю глаза, но стойко выношу объятия Стешки и того страшнее – поцелуи. Она такая, наша Стефания – восторженная, ласковая, сентиментальная… а ещё очень ранимая. И жутко любознательная! Но для своих четырнадцати слишком наивна и доверчива.
Всё же я не выдерживаю пытку поцелуями и отстраняю сестрёнку. Разглядываю её с гордостью и удовольствием. Тоненькая красавица с лохматой рыжевато-пшеничной гривой и смеющимися глазами цвета осеннего лесного мха. За два с половиной года малышка Стеф исхитрилась перерасти меня сантиметров на пять, а то и больше. Как же она похожа на маму!.. И как непохожа!
– Айка, а ты уже знаешь, что мы сбежали? – заговорщическим тоном шепчет Стеша и едва не подпрыгивает от восторга. – Обалдеть, п-правда?!
Я киваю и просто не могу не улыбаться. Вся жизнь для моей сестрёнки – сплошное увлекательное приключение. И я даже не стану с ней спорить, тем более у меня вроде как тоже приключенческий вестерн.
– Ой, а у вас деревья уже п-пожелтели, а в Киеве ещё зеленые! – Стеф с любопытством осматривает привокзальную площадь и дарит незнакомому городу щедрый комплимент: – Здоровско тут у вас, мне нравится!
Моё мысленное фырканье совпадает с громким и насмешливым:
– Н-н-да-а!..
Я резко разворачиваюсь и замираю.
– Ух ты ж, могучий случай! – бормочу потрясённо. – Кто эта красотка?!
С Алекс мы регулярно общались в скайпе, но... у той хмурой барышни с небрежно забранными в хвост волосами и огромными окулярами на носу нет ничего общего с этой секс-бомбой. Куда подевалась наша неуклюжая толстушка Шурочка, за которую я дралась всё своё сознательное детство?
Когда наш разнояйцевый дуэт Шуриков отправился в первый класс, мне только исполнилось пять, и меня со скандалом вышвырнули из очередного детсада. Удивительно, но мама тогда не сильно лютовала и быстро нашла выход – в первый класс мы с Сашками пошли вместе. Читать и писать я тогда не умела, зато в глаз била без промаха, и мой братец тоже не стал исключением. За неполных восемь лет учебы в Киеве я сменила восемь школ, но продолжала почти ежедневно встречать свою сестру, чтобы защитить даже от дурных взглядов. Такая она была… телушка, одним словом.
И вот теперь наша Александрина совершенно другая… такая взрослая! Высокая, очень фигуристая, с ярко-рыжей копной кудряшек, россыпью веснушек на красивом лице и хитрыми светло-карими глазами. У-ух! Такую бы в Средневековье спалили на костре без суда и следствия!
Мы разглядываем друг друга внимательно и напряжённо, и почему-то обе молчим. Алекс первая прерывает затянувшуюся паузу:
– Ну, привет, что ли, бандитка, – произносит своим тягучим мурлыкающим голосом и делает шаг ко мне. – Так и не выросла, наша неправильная Гейша.
Я снова попадаю в объятия. Теперь ещё более неуютные, потому что мешают сестричкины выдающиеся буфера. И когда такие отрастила?
– Аика, ты на такси? – вместо приветствия деловито спрашивает только что примкнувшая к нам мама, но я ей благодарна за спасение.
Спешно выворачиваюсь из объятий Алекс, всё-всё, хорош – сегодня лет на десять вперёд натискалась.
– И всё такая же колючая, – тихо произносит сестра и грустно улыбается, но я игнорирую замечание и отвечаю маме:
– Нет, не на такси, меня Вадим привёз, он там… в машине ждёт, – я машу в сторону ожидающего нас огромного внедорожника Dodge.
Упс, кажется, он устал ждать. Вадик с совершенно глупым видом стоит в паре метров от нас и пялится на Алекс.
– А вот и он, – раздражённо киваю на своего примороженного друга.
Хоть бы рот закрыл, придурок!
– Ой, Айчик, это твой п-парень? – с милой непосредственностью щебечет Стешка. – Какой х-хорошенький!
Свят-свят!
Я снова оглядываюсь на лыбящегося Вадика – дурак дураком, холодные уши.
– Нет, Стеш, Бог миловал. Его.
– Здрасьте, – отмирает Вадим. – А я подумал, что надо с вещами помочь. – Он сканирует пространство вокруг нас и озадаченно спрашивает: – А-а… где ваши вещи?
А действительно… где они?
Я тоже удивлённо осматриваюсь, но самый внушительный багаж в руках Алекс, и там наверняка ноутбук.
– Какие вещи? Вот это всё, – поясняет мама, помахивая пузатой дамской сумкой. – А как бы мы с вещами уехали?
Просто отлично, впереди зима, а они налегке припёрлись! У мамы последние мозги, что ли, выдуло? О чём она только думала? А хотя... понятно, о чём – она же уверена, что я её обманула, когда сказала, что у Бабани не осталось никаких сбережений, и при этом выдала ей на побег с девчонками приличную сумму.
Моё хорошее настроение от долгожданной встречи с семьёй находится под большой угрозой. Угроза сидит на переднем сиденье Вадикова внедорожника и, развернувшись, сверлит меня подозрительным взглядом.
– Да кто тебе всё время названивает? – раздражённо спрашивает она, то есть мама.
По закону подлости невиданный всплеск спроса на воронцовскую недвижимость случился прямо сейчас. Мой телефон не смолкает на протяжении всей поездки и, казалось бы, радоваться надо… вот только о моей активной риелторской деятельности мама – ни сном ни духом. Я боюсь даже представить, до каких размеров раздуется её аппетит, узнай она о моих реальных заработках.
– Это по работе, – отвечаю невозмутимо, но про себя злюсь – да ей-то какое дело? Сидела бы, да в окошко поглядывала, сто лет же не была на родине!
– По работе? – мама пренебрежительно фыркает. – А ты у нас что, самая популярная массажистка в городе?
Да куда мне! Но этот тон – как граблями против шерсти, а голове проносится колючим калейдоскопом:
«Мам, я подумала… – А ты у нас что, думать умеешь?»
«Мама, я заняла первое место в соревнованиях… – А ты у нас что, великая спортсменка?»
«Я помогала Стефании… – Да неужто ты у нас умнее Степашки?!»
Да к чёрту эти воспоминания! Всё это уже давно не имеет значения.
Однако Алекс на мамины слова реагирует мгновенно:
– А почему это она не может быть популярной массажисткой? Ты что-то имеешь против?
Мама напрягается от резкого тона и пожимает плечами:
– Нет, просто она такая мелкая… а в таком деле нужна физическая сила.
А вот тут мама права, эта работа отнимает слишком много сил и энергии, и я её ненавижу.
– Ой, неужели пожалела дочкины маленькие ручки? – плещет ядом Алекс.
– А что, это так странно? – огрызается мама.
– Ещё как, учитывая, что ты не постеснялась брать у Айки деньги.
А меня словно окунули в прошлое. Там, в другой жизни, я всегда спасала Александрину от злых и жестоких чужаков, а она спасала меня… от родных. Только сейчас я взрослая и самодостаточная, и мне больше не требуется защита.
Я сверкаю глазами в сторону сестры, призывая умолкнуть. Мне неприятно от того, что Вадим всё слышит, ведь это совсем не его дело. Правда, сам он так вовсе не считает и с привычной бесцеремонностью обаятельного нахала вмешивается в разговор:
– Девочки, не ссорьтесь! – он улыбается в зеркало заднего вида и подмигивает хмурой Алекс, а затем переключается на маму: – Тем более все знают, что у нашей малышки золотые ручки! И не смотрите, что две тонкие ветки, бока намнёт – будь здоров! Да она и коня на скаку, и в избу… да хоть к чёрту на рога! Короче, повезло вам с дочкой, уж поверьте мне!
О, да! А ведь я бы могла жить иначе… носила бы модный наряд…
Но кони всё скачут и скачут, а избы горят и горят.
Ещё один защитничек! Но на Вадьку я почему-то не злюсь. Этот олух добровольно взялся меня опекать со второго дня нашего знакомства, а в первый – я дала ему сумкой по морде. И с тех пор мы друзья.
Мама вымученно улыбается болтливому миротворцу и отворачивается к окну.
Вот и правильно – туда смотри.
– Ой, сколько у Вас топ-полей в городе! – это уже оживилась Стефания. – И дома такие красивые!
Ага, красивее не бывает!
Моя нежная девочка-позитивчик. Она очень не любит семейные перебранки и по-прежнему немного заикается. К кому только не обращались, и хотя сейчас намного лучше, но полностью так и не прошло.
Стешка щёлкает фотоаппаратом и начинает щебетать без остановки, не оставляя нам шансов позубоскалить, а заодно пополняя наши скудные копилки знаний полезной информацией. Теперь мы в курсе, что тополя и берёзы – самые холодостойкие деревья и их побеги способны выдерживать температуру почти до минус двухсот градусов. По-любому пригодится! А ещё узнали о самом высоком дереве, о самом старом, самом толстом… и много всего интересного. Как же мне не хватало этой птички-щебетуньи!
– Ой, смотрите, какая п-прелесть! Как в Париже, п-правда? – она тычет пальчиком в стекло.
– Да куда тому Парижу до нашего Воронцовска! – смеётся Вадик. – А ты в Париже-то была, зеленоглазая?
– Ещё нет, но обязательно буду! – безапелляционно заявляет наша девочка. – Я п-планирую учиться у самого Феликса Сантана!
– А это что ещё за перец? – интересуюсь я у Стефании, поскольку это имя мне ни о чём не говорит.
– Он не п-перец, – она смотрит на меня с укором. – Он – гений!
– М-м! – я понимающе киваю, стараясь сохранить серьёзность на лице.
– А может, мы заедем куда-нибудь пообедать? – подкидывает мама замечательную идею, за которую мне хочется врезать ей по затылку.
– А ты нас угощаешь, мам? – Алекс тут как тут.
Раньше она не была такой язвой, и мне кажется, что я чего-то не знаю. Но очень хочу узнать.
Аика
Восторженный щебет Стефании обрывается, едва автомобиль поворачивает в сторону «Камчатки». Девчонки как по команде разворачиваются к заднему стеклу и провожают тоскливыми взглядами шумный яркий проспект с его современными стеклянными высотками. Ну да, мы с Бабаней жили не в самом презентабельном районе города, но я не собираюсь за это извиняться. К моему облегчению, спустя пару минут Стешка обретает голос:
– Ой, как красиво! Саш, смотри, какой чудесный п-парк!
Да ты же моя умница!
Я с умилением поглядываю на сестрёнку – глаза сияют, на лице улыбка и никакого притворства. Ну а что, парк у нас и правда замечательный, и всего в десяти минутах ходьбы от дома. А на таком же расстоянии в противоположную сторону – лес и река. Только туда лучше не ходить в одиночестве. Я, например, каждое утро бываю там вместе с Ричардом, я туда добираюсь бегом, а он – короткими перелётами.
– Вот мы и дома! – преувеличенно радостно заявляет мама, когда Dodge тормозит у подъезда, а я молю про себя, чтобы мой вечно пьяный и страшный сосед Пузиков не намылился на послеобеденный променад.
Вадим быстро выпрыгивает из салона и спешит помочь маме, но проявить галантность перед девчонками не успевает. Те уже справились самостоятельно и теперь разглядывают нашу старенькую пятиэтажку – Алекс с трауром на лице, Стефания – с любопытством исследователя.
– Ну что, по чайку? – Вадик пытается ненавязчиво навязаться в гости.
– Дома чайку попьёшь, – я ласково похлопываю ладонью по его напряжённым грудным мышцам и тихонько шепчу: – Сдуйся уже, Геракл, а то уши покраснели от натуги и глаза сейчас выпадут.
– Неблагодарная, – обиженно цедит мой друг, не сводя осоловевших глаз с Александрины. Кажется, так и сожрал бы.
И если у меня недавно мелькнула мысль, что Алекс не мешало бы скинуть ещё пять-шесть кило, то судя по плотоядному взгляду этого кобеля, я ничего не смыслю в женских формах.
– Скорее, предусмотрительная, – поясняю я, тоже разглядывая Сашку.
– Ревнуешь? – вкрадчиво шепчет Вадик.
– А то!..
– Добро пожаловать, – войдя в квартиру, я щёлкаю выключателем и оглядываюсь на сестёр.
В тесном узком коридорчике повисает гнетущая тишина. Вообще-то, я отлично понимаю девчонок, потому что ещё не забыла свою первую реакцию, когда два с половиной года назад впервые появилась у Бабани. Помню, мне хотелось сбежать без оглядки и всё равно куда, лишь бы подальше от этой тесной маленькой клетки. Уже гораздо позднее, окунувшись в риелторскую деятельность, я поняла, что наша двушка – это далеко не худший вариант, да и нам с Бабаней было комфортно.
Но теперь нас здесь вдвое больше, а мои девчонки привыкли к простору. В Киеве у нас был довольно большой дом, не буржуйский дворец, конечно, но у каждого была своя комната. Даже у меня! И кухня там была огромная, и участок большой… а здесь кухонька пять квадратов, а вместо участка – крошечный балкончик, да и тот уже занят Ричардом.
– Айка! Шаболда! – доносится из глубины квартиры дурной голос, разрушая тишину и мгновенно снимая напряжение.
– Ой! Это Ричард? – восторженно пищит Стешка. – Какая п-прелесть!
– Петух помойный, – недовольно ворчит мама.
– Любопы-ытно, – Алекс первая устремляется на звук.
– Только осторожно, Саш, не входи без меня, – предостерегаю отважную сестру и спешу её опередить.
Врываюсь в комнату и, не обращая внимания на встрепенувшегося от радости Ричи, оглядываюсь. Как девчонки оценят мою скромную обстановку? Для меня здесь всё уже привычно и прилично… а для них?..
Но обе уже здесь и, кажется, им совершенно нет дела до моего интерьера, потому что в центре внимания Ричард, который совершенно не по-джентльменски приветствует гостей изощрённым матом.
– Ричи, замолчи! – я пытаюсь приструнить обнаглевшую птицу, но девчонки хохочут и даже не думают обижаться, хотя и предусмотрительно продолжают держаться от пернатого похабника на почтительном расстоянии.
Ну что ж, в целом знакомство прошло неплохо.
– А во́роны, между п-прочим, самые умные птицы, – просвещает нас всезнайка Стеф. – Они умеют считать, мыслить и очень любят проказничать! Даже могут тихо п-подкрасться к собаке и схватить её клювом за х-хвост.
– Зря ты это при нём сказала, – усмехается Алекс.
– А ты думаешь, он всё п-понимает? – Стефания округляет глазёнки.
– Слово «собака» точно знает, – поясняю я, и в подтверждение моих слов Ричи громко гавкает и тут же ловит на лету опрометчиво залетевшую с балкона муху.
– А мухи жужжат нотой «Фа», – сквозь смех вставляет Стефания.
– Всё – эта отпелась!
Заливистый хохот девчонок, как лечебный бальзам от моих переживаний и сомнений. Они обязательно привыкнут и… надеюсь, им здесь понравится. Ой, а ведь они ещё свою принцессочную комнату не видели!..
– Айка! – резкий и недовольный голос мамы врывается как расстроенный тромбон в нежную партию скрипки, мгновенно обрывая наше веселье. – Ах, ты гадость такая!
Изящно и почти невидимо порхают нунчаки в руках мастера, а я невольно вспоминаю Айку. Или осознанно...
Она спрыгивает со стены и оступается... А я ловлю. Девчонка резко отшатывается от моих целомудренных объятий и ощетинивается. Выставляю вперёд ладони – спокойно, я просто подстраховал... Она прищуривается и разглядывает меня... Как-то странно разглядывает. «Я Вам нравлюсь, Кирилл Андреевич?» Конечно, она мне нравится – ловкая, отчаянно бесстрашная и нелюдимая девочка. Только, кажется, она о другом... Ну, нет, Айка, только не ты! «Ты отличная спортсменка, труженица...» Она ухмыляется чему-то понятному только ей. К черту! Пора завязывать с благотворительностью – первый звоночек уже есть. И неизвестно что ещё она втемяшит себе в голову. Ребёнок же совсем!.. Больше и близко не подойду!
Уже позднее, покидая скалодром и садясь в машину, заметил её удаляющуюся худенькую фигурку. Видел, как она продемонстрировала фак что-то крикнувшим ей вслед троим ушлепкам и рванул было спасать, когда они устремились к ней... И застыл на месте, глядя с неверием и восторгом, как порхают в маленьких ручках нунчаки, не позволяя приблизиться, предупреждая, что колючки этого ёжика очень больно жалят. Я так и не подошёл. Стоял за деревом и наблюдал, пока неудачливое трио не свалило прочь, матерясь и крутя пальцами у безмозглых голов. А потом провожал девчонку до остановки, держась на расстоянии. Если бы оглянулась – заметила бы. Но Айка не оглянулась ни разу. Бесстрашная и совершенно безбашенная. А я?.. По правде говоря, мне нравилось быть для такой серьёзной и самостоятельной девочки авторитетом и нравилось, когда она обращалась ко мне за помощью. Теперь я для неё трус… Неприятно, но всё лучше, чем отважный педофил.
– Кирюш, может, хватит уже смотреть эту гадость? – Алёна загораживает собой экран, и я ставлю фильм на паузу. – Ты же видишь, как я нервничаю!
– Почему? – теперь я разглядываю Алёну. Со спокойным и сытым удовлетворением.
– А ты не понимаешь, да? Вот это что? – она стучит ногтем по своему кольцу.
К слову, кроме этого огромного кольца, закрывающего всю фалангу её пальца, на Алёне больше ничего нет.
– А сколько у меня попыток для правильного ответа? – Я прекрасно понимаю, к чему она ведёт, и предпочитаю отшутиться.
– Издеваешься? О нашей помолвке знаем только мы с тобой. Словно это ничего не значит! Просто подарок…
– Но ведь это и есть подарок.
Но, конечно, не просто… Ты же выпрашивала его четыре месяца! Но мне действительно не жалко. Ведь наша… помолвка не ограничена сроками.
– Ты прекрасно понимаешь, о чём я! Для всех мы так и остались… сожителями, – последнее слово Алёна выплёвывает с яростью.
Она нервно передёргивает плечами, отчего её полная красивая грудь подпрыгивает – провокационно и призывно. Но я не призвался… уже третий раз за сегодняшнее утро. Не-не, я не импотент! Когда мы познакомились, меня сперва восхитила Алёнкина милая привычка ходить дома обнажённой. Тогда я даже отпуск взял и целую неделю волочился за ней по квартире, как хвост. Который сильно трубой. И был готов двадцать четыре на семь. Потом пять… потом на пять…
Я вообще очень мало понимаю в искусстве, но почему-то меня всегда восхищала картина Крамского «Незнакомка». Я мог часами пялиться на неё в музее. А повесил бы у себя дома, и вскоре перестал бы её замечать.
Наверное, дурацкая аналогия… Но у меня так. Мне нравится, когда у моей женщины случайно распахнулся халатик на груди... Или в разрезе юбки промелькнула кружевная резинка чулка... Я люблю разгадывать и каждый раз нетерпеливо разворачивать, как ценный подарок. Стискивать зубы, прикасаясь к обнажённой коже, захлебываться слюной, снимая бельё...
Сейчас же я спокоен и расслаблен. Мне кажется, что Алёнкино тело я знаю гораздо лучше, чем собственное отражение в зеркале.
– Я надеялась, что мы устроим праздник, позовём друзей…
– Алён, но это же не свадьба. И разве это не дело только нас двоих? Ну, если хочешь, я могу пацанам сегодня сказать… Думаю, они обрадуются!
На самом деле я так не думаю и Алёна тоже.
– Кир, ну о чём ты говоришь?! Твой раздолбай Женька первым же начнёт тебя отговаривать! Можешь ты хотя бы сегодня не встречаться с ними?
– А когда, Алён? – я начинаю злиться. – Завтра мы улетаем… Предлагаешь перенести встречу на год-два? Тебе, кстати, не холодно, может, оденешься? – и в качестве примера я сам начинаю одеваться. Правда, меня уже ждут.
Прямо сейчас наш мальчишник кажется мне просто замечательной идеей.
– Кирюш, мне кажется, что ты меня больше не любишь…
Иногда мне тоже так кажется…
Но в голосе Алёнки столько горечи, что я говорю совершенно другое:
– Тебе кажется, Алён. Это нервы…
– Ты правда так думаешь?
Моё «да» застревает на выходе, но я молча киваю, давая нам шанс ещё на одну попытку.
***
Два часа спустя…
– Ну, ты давай там, Кирюх, не посрами державу! – в прихожей отчим крепко пожимает мне руку на прощание и хлопает по плечу. – Про мать ток не забывай… Э, Валюх, ну ты чего расклеилась, не на войну же провожаем.
Сейчас я даже не вспомню, в какой момент детское кафе «Колокольчик» превратилось в излюбленное место отдыха отвязной молодёжи. Интерьер, меню и график работы перестроили, а название оставили неизменным.
Мои пацаны уже здесь. Максу я очень рад и понимаю, что мне действительно его не хватало. Несмотря на то что мне по-настоящему дороги все мои друзья, Макс по духу оказался ближе остальных. И дело даже не в том, что он тоже альпинист… Малыш – самый молодой из нашей четвёрки, но в отличие от безбашенных Жеки и Геныча, давно знает цену деньгам и умеет грамотно расставлять приоритеты. Жека пока научился только тратить. Зато Геныч, хотя и зарабатывает с малолетства, легко может просадить огромный гонорар за один день, в том числе и на своих друзей.
А вообще, мне повезло с ними со всеми. НО… по закону подлости в тот самый момент, когда нас снова четверо, кто-то непременно должен выбыть. На сей раз это я. Но сегодня мы вместе, а впереди у нас вечер и целая ночь. А отоспаться я успею и в самолёте.
– Так что с Жекой-то случилось, где он? – спрашиваю Геныча, когда с приветствиями покончено.
– Беда случилась с Жекой, – хохотнул Макс.
– Вот ни хрена не смешно! – рявкнул на Малыша Геныч и повернулся ко мне. – Есть предположение, что Жека сейчас сидит в тазике со льдом. Он же мышцы на ноге потянул… помнишь?
Я киваю, но пока не вижу связи с тазиком.
– Во-от! А эта его сучка пучеглазая мазь посоветовала – «Финалгон» называется. Ну, Жека и возрадовался! Ногу-то он намазал… И даже руки помыл!.. А потом писать пошёл… Ну и всё! – припечатал Геныч. – Теперь он свой нефритовый столб замораживает. Так я ж ему говорю – ты к нему курицу замороженную привяжи и давай к нам. Но чтоб по пути к этой марамойке заскочил и отблагодарил как следует за совет. Как зовут-то её, Кир?
– Света?
– Вот да – Света! Звезда… японского балета! – лютует Геныч. – Ишь, чего удумала, советчица!
В это же время я с удовольствием наблюдаю, как мой брат входит в «Колокольчик» и, облизанный плотоядными женскими взглядами, пробирается к нам. Прихрамывает, морщится слегка, но живой. И улыбается.
– Здорово, бандиты! Макс, ну ты лысый, как урод!
– Жека, сокол мой! – радуется Геныч, бросаясь ему навстречу. – Ты как, детомёт себе не отморозил?
– Ну ты ещё пощупай, придурок! Разберёмся лет через… дцать… – отмахивается Жека. – Ну что, за встречу и за проводы? Предлагаю начать здесь, а догонимся потом в «Саламандре».
– А это где? – интересуется Макс.
– А это, Малыш, – загадочно вещает Жека, – то, что доктор прописал от мозолей на руках! Там самое щедрое крейзи-меню – можно всех!
Геныч радостно кивает и добавляет:
– И в «Саламандре» ты точно не встретишь вот такие тонкие и кривые чулочки, – он кивает на приближающуюся стайку девчонок, среди которых в тонконогой юной брюнеточке я узнаю свою двоюродную сестрёнку Наташку. И, между прочим, родную сестру Жеки...
Шестнадцатилетняя Наташка со своими огромными синими глазами и тоненькими ножками похожа на трогательного оленёнка. Когда-то я был предметом вовсе не тайных грёз моей маленькой сестрёнки, но однажды в её изменчивое сердечко ворвался брутальный и громкоголосый Геныч и вытеснил всех конкурентов.
– Геныч, ты за базаром следи иногда! – недовольно рычит Женёк.
– Жек, да клянусь, я её не узнал! – виновато гудит Геныч. – Я ж на ножки смотрел... Хорошие такие ножки, перспективные... А мясо успеет ещё нарасти... Кирюх, правильно я говорю?
Макс тихо ржёт, спрятав лицо в ладонях, а я киваю с усмешкой. Понятно, что Геныч не планировал обижать нашу девочку, просто его язык частенько опережает мыслительный процесс. И сейчас он, радушно раскинув ручищи, привстал из-за стола и «Колокольчик» наполнился его трубным басом:
– Натали, свет очей моих! Да ты ли это, моя дивная краса?! Я ослеплён!..
– Геныч, сука, заткни свой мегафон! – лютует Женька и переводит свирепый взгляд на приблизившуюся сестру.
– Ой, привет, ребят, – радостно и немного смущённо зачирикала наша дива. – Максик, ты уже вернулся? Какой ты лысенький! Прикольно!..
– Да? Спасибо, – это осклабился Макс.
– Ты какого хрена тут забыла, краса сопливая? – рявкает Жека и с раздражением отмахивается от моего предостерегающего жеста.
Наташка обиженно вспыхнула и сразу надула губки. Одна из её подружек глупо захихикала, но зато вторая...
– Прошу прощения, мальчики, это моя вина, – красивая блондиночка прошлась по нашей четвёрке заинтересованным взглядом и кокетливо накрутила на пальчик локон. – Это я пригласила сюда девочек. Кстати, меня зовут Виктория, – и она протянула Жеке узкую ладошку для приветствия, на которую тот уставился, как на пупырчатую жабу.
– Да хоть Даздраперма! Мне по хрену. Брысь отсюда все трое, пока я не придал вам ускорение.
Готов поспорить, блондинка подобных речей в свой адрес отродясь не слыхивала. Но лицо удержать сумела.
– Хамло! – фыркнула она и, одарив меня очаровательной улыбкой, скомандовала: – Пойдём отсюда, девочки.
И девочки гордо удалились, выражая своими затылками высшую степень презрения.
– Жек, ну чего ты детишек застращал? – сокрушается Геныч.
– Вот именно, что детишек! А свои отстойные комплименты прибереги для своих шмар!
– А ты чё, поллюция нравов, что ли? – взревел Геныч. – Чего я неприличного сказал?
– Сегодня она свет твоих зажравшихся очей, а завтра снова сопли на кулак мотает!
Австралия? Бред какой-то! Почему Австралия? Что там такого? А как же скалодром?..
Длинный и худой, как жердь, администратор Алик в ответ на моё удивление мстительно усмехнулся. Не забыл, гадёныш злопамятный, как я ему нос прищемила.
– Если Кирилл Андреевич не посчитал нужным поставить тебя в известность, то я вряд ли смогу быть полезным. Но полагаю, Айя, тебе следует знать, что в отсутствие Кирилла Андреевича обязанности директора исполняю я, – Алика прямо на глазах распирает чувство собственной значимости.
– М-м… Приятно, наверное, возомнить себя полезным и важным... Но как бы ещё убедить в этом окружающих, да, Алик? Вряд ли твой неуёмный энтузиазм способен компенсировать дефицит ума, но… всё равно я желаю тебе удачи, дирехтор.
– А ну, вон отсюда! И чтоб здесь я тебя больше не видел, сопля малолетняя! – яростно пропищал мне в спину уязвлённый «директор».
Да плевать! Мне и без вашего сраного скалодрома есть чем заняться.
Сегодня ещё четыре показа и… Чёрт! Ещё один потенциальный висяк. За время работы в нашем агентстве я снискала себе сомнительную славу специалистки по палёным квартиркам. И добрые коллеги регулярно и беззастенчиво подкидывают мне свои проблемные объекты. Но я никогда не отказываюсь и впрягаюсь в любую авантюру. И даже самый отстойный сарай в короткий срок довожу до сделки.
А за мою якобы удачливость в коллективе меня терпеть не могут – какая-то мелкая выскочка на птичьих правах, а сделок всегда больше, чем у кого-либо. Завидуют, придурки… Но какая там удача, если я домой каждый день ползком возвращаюсь. Просто рабочий день у меня ненормированный и подход к клиентам очень гибкий. Зато шеф меня любит и, в отличие от прежнего начальника, никогда не обманывает. И даже закрывает глаза на мои леваки. А я в благодарность не наглею.
***
В квартире темно и тихо… Странно, а где все? Тревога закралась лишь на мгновение, но исчезла, как только я щёлкнула выключателем. Рюкзачок с сокровищами младшей сестрёнки на месте, значит, загулялись немного.
– Айка! Айка-шаболда! – доносится из моей комнаты, едва я прикрываю изнутри входную дверь.
Я улыбаюсь – мой главный член семьи дома и, как всегда, меня ждёт.
Волоком тащу в кухню оттянувший руки пакет с продуктами и забиваю холодильник. Желание побаловать своих девчонок деликатесами борется во мне с нежеланием будить мамину алчность. Она по-прежнему считает, что Бабаня зарплату из своей гимназии на тележке привозила, а на пенсию ушла, потому что накопила уже достаточно. Я с ней даже не спорю, и если мама найдёт у меня дома сундук с сокровищами – только порадуюсь за неё.
– Айка, добрый вечер! – нетерпеливо горланит Ричи, когда я вхожу в свою комнату.
– Привет! – машу ему рукой.
– Устала?
– Очень.
– Устала?
– Очень устала, Ричи, – повторяю терпеливо. – Пожалеешь меня?
Он пытливо смотрит на меня одним глазом, словно размышляет, стоит ли мне верить...
Следующие несколько минут, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза, я рассказываю Ричарду, как прошёл мой день, а он своим мощным клювом пытается создать из моих волос воронье гнездо.
– Ричи, но почему Австралия? Или там горы какие-то особенные? Хотя... как оно там?.. Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал?.. Вот-вот – у него горы... А мне что теперь делать? Я же целый год ждала шестнадцатилетия! И где мне ещё найти такого, как Кирилл Андреевич?
Таких я больше не встречала. Это именно он – тот мужчина, который поможет потому что вам нужна помощь, а не потому что вы сексуальная красотка... Он – тот, кто снимет с дерева вашего орущего котёнка или сиганёт за вами с моста в реку, даже если вы нарочно туда свалились... поздней осенью.
Вот после случая с мостом, которому я однажды совершенно случайно оказалась свидетельницей, я и начала присматриваться к Кириллу Андреевичу. И уверена – с ним бы у меня обязательно всё получилось. Наверное, попроси я его проникновенно, то он бы и трогать меня не стал... В смысле, руками. В смысле, лапать. Ну а что? Разве для этого дела обязательно нужны объятия?
Я даже вздрогнула, вспомнив, как планировала порепетировать с Вадиком. Получилось, как в той шутке – он держал меня за задницу, а я его за идиота... Вот так сидели и болтали – он о сексе, а я ногами. С Вадиком в тот раз дальше травматичного поцелуя дело не зашло. И он сказал, что больше не прикоснется ко мне, даже если я останусь единственной женщиной на этой планете. Испугал, дурень!
Входная дверь громко хлопнула, заставив Ричи принять боевую стойку, а из коридора раздался радостный голосок Стеф:
– Ай, ты дома?
– Нет ещё! А ты?
Слышу весёлый смех, а в следующую секунду в мою комнату заглядывает раскрасневшаяся и счастливая Стефания.
– Айка, нас Вадик куда только не возил! Сначала мы заехали в школу, а п-потом в ресторан, а потом были в зоосаде! Слушай, как там здорово! А ты со мной с-сходишь туда? Я просто не успела всё сфотографировать.
Я успеваю только кивнуть и тут же получаю ошеломляющую новость:
– Ай, а ты в курсе, что паук тарантул способен п-прожить без пищи два года?
– Хоть бы ребёнка постеснялась, шалава престарелая! – негодует Алекс, яростно расчесывая свои непослушные рыжие кудри.
– Я не ребёнок! И я всё слышу, – укоризненно произнесла Стешка, входя в комнату. Она поставила перед нами блюдо с горячими ароматными бутербродами и жалобно попросила: – Аль, не говори так про маму, п-пожалуйста, мы же не знаем, п-почему она...
– Шалава! – безапелляционно припечатывает Ричард.
– Грубиян, – опасливо шепнула в его сторону Стеф.
И смех и грех!.. И так позорно! Особенно перед Вадиком. Дядя Паша, его отец, сегодня специально подъехал в школу, чтобы самолично проконтролировать зачисление Стефании. А мама, как обеспокоенная родительница, засуетилась, стала сыпать вопросами, впёрлась даже в качество образовательного процесса, что бы она в нём понимала!.. Короче, пыталась держать руку на пульсе. И дядя Паша, воодушевлённый вниманием белогривой красавицы, охотно и пылко запульсировал. Так они и исчезли незаметно – Вадькин папа и наша мама. И до сих пор не объявились...
Вадик, конечно, остался спокойным и невозмутимым. Ну а ему-то чего дёргаться – он же у нас герой! Папеньку подключил, Стефанию к школе приладили, девчонок моих накормил, выгулял и ничего взамен не просил. И не его вина, что наша мама оказалась такой щедрой на отдачу. Так ведь вроде и мы не виноваты, но... отчего же так противно на душе?
И понимаю, что Алекс права, и сама злюсь... И всё же ей стоит выбирать выражения при Стеф, тем более, когда речь идёт о маме. Раньше Алекс никогда не была настолько агрессивной… И прямо сейчас, глядя на Стефанию, я вижу маленькую трогательную Стешу, которая любит мамочку безо всяких условий, просто потому, что она мама. И кто мы такие, чтобы марать своими злыми языками её искренние светлые чувства?
К счастью, Алекс тут же смягчается, притягивает к себе нашу малышку и целует её в покрасневший носик. Я отхожу в сторону и смотрю на них с умилением и... с такой болезненной завистью!.. И, не выдержав, прикрываю глаза. Как же непривычно и мучительно чувствовать вот так... пронзительно остро. Так сильно бояться потерять их снова... и мечтать, чтобы их никогда не было в моей жизни. Чтобы больше не было так больно.
Сейчас уже трудно вспомнить, в какой момент своей жизни я осознала, что не такая, как мои сёстры... Может, в тот день, когда меня забыли забрать из детского сада? Или ещё раньше... когда я поняла, что в отличие от сестёр и даже брата, мои слёзы вызывают у взрослых не жалость и волнение, а раздражение и злость. Но даже научившись не плакать, я так и не смогла стать своей...
*
Мне пять лет. Сегодня мы с Сашками окончили первый класс. Александрина – лучшая ученица в классе. А я – худшая. Она – гордость, а я – позор класса! А ещё мой брат рассказал всем одноклассникам, что никакая я ему не сестра, просто родители удочерили меня из жалости. К кому?..
Вообще-то, я даже обрадовалась, что у меня в родственниках больше нет этого дурачка, а Алекс, овца, разревелась и стала пищать, что это неправда. Сашка обозвал её жирной и очкастой коровой и, конечно, получил от меня в нос. И тоже разревелся. Какие же они оба рыжие и противные! И оба толстые.
По дороге из школы я за руку тащу за собой большую и неуклюжую Алекс и вспоминаю Сашкины слова: «Удочерили из жалости...» Наверное, родителям стало жалко моих других папу и маму и поэтому меня от них забрали. Интересно, а какие они, мои настоящие родители?
Сегодня я – позор семьи! Маме Насте стыдно, что её дочь двоечница, и она с упоением хлещет меня ремнём. А ревёт опять Алекс – ну что за дура?! А потом Сашка показал свой разбитый нос, и мама разозлилась ещё больше. Ремня я совсем не боюсь, но мама стала бить меня по щекам, и я её укусила.
Спас меня папа, а потом стал объяснять мне, что девочки не должны драться – это очень некрасиво. Он говорит тихо и спокойно, а я думаю, что должна научиться драться красиво... А ещё думаю о том, как бы сильнее разозлить маму, чтобы потом вот так сидеть рядом с папой и слушать. Всё равно что… Лишь бы он говорил со мной.
Наверное, я могла бы так просидеть до самой ночи, но в комнату забежала Степашка и... папа сразу забыл обо мне. В нашем доме почему-то все любят эту маленькую противную букашку, а папа называет её «мой цветочек»... А я мечтаю, чтобы её никогда не было!
В нашем дворе у самого забора растёт старая кривая яблоня. По наклонному стволу очень легко взобраться наверх – там моё любимое укрытие, и только дед Миша и Алекс об этом знают. Бабка Валя давно просит деда спилить мою яблоню, а он не спиливает. Сейчас мне очень надо туда, к дереву, но для этого придётся прошмыгнуть мимо бабки Вали. А её я боюсь намного больше, чем маму. Бабке уже точно известно про Сашкину раненую сопатку, поэтому выход у меня только один…
Я разбегаюсь, чтобы просвистеть мимо и не попасть бабке под тяжёлую руку… И у меня почти получилось… Бабка с разинутым ртом уже позади, но крепкий пинок всё же догоняет меня и сбивает с ног. И лететь бы мне кубарем с крыльца, если бы на верхней ступеньке мой полёт не задержал дед Миша. Как же вовремя он с рыбалки вернулся!
Дед поднял меня, осмотрел мои сбитые колени и потрепал по голове.
– Опять под ноги не смотришь, бандитка? Шуруй к сараю и жди меня, сейчас будем с тобой новую будку мастерить.
Я улыбаюсь во весь рот и совсем забываю о боли и о бабке... Бегу уже вприпрыжку...
Ой, а я ж на дедов улов не глянула! Возвращаюсь...
– С ума сошёл? – испуганно вскрикивает бабка.
– Ещё раз увижу – удавлю сучару! Я предупредил.
Неделю спустя
Ну всё – осень окончательно распоясалась! Рыхлые серые тучи облепили всё небо, угрожающе низко нависая над городом, опутывая его прозрачными дождевыми нитями, обволакивая холодной сизой хмарью.
Хорошо, когда сидишь в тёплом салоне авто и смотришь из окна на всё это безобразие. Однако нам с моим верным «Зверем» в такую погодку приходится несладко. А ведь это только начало. Хотя… есть у меня одна безумная идейка… Сейчас бы ею с Алекс поделиться… Но вот прям сейчас – никак. Потому что в этот момент весь наш семейный оркестр скучковался на перроне под двумя зонтиками, чтобы проводить восвояси главную Скрипку – нашего папочку. Завтра утром он будет в Москве, а уже к вечеру в Германии. Папины свояси – это Кёльн. Там он продлит контракт ещё на год, а у нас с девчонками будет ещё год отсрочки.
Теперь даже с трудом верится, что всё обошлось. А ещё неделю назад, когда мама явилась со свидания с громким криком «Урод», а позднее пояснила, кто этот самый урод и почему, мы даже и не надеялись на удачу. Наш жутко занятый папа, пребывая в загранкомандировке, внезапно побросал свои важные дела и собрался спасать своих детей. Маме он так и заявил: «Суши, сука, сушки!» Ох, как же мама испугалась! Я даже удивилась – нашла же она в себе смелость умыкнуть несовершеннолетнюю дочь и протащить через границу с фальшивым разрешением от отца. Но как только нависла реальная угроза, мама неожиданно растерялась. Ну не думала же она в самом деле, что папа так легко отпустит свою любимицу! Я уж молчу про бабку Валю – та и до президента дойдёт.
Мамина паника стала понятнее, когда Алекс прояснила ситуацию...
Началось всё с её поступления. Пять вузов прошедшим летом гостеприимно распахнули для нашей умницы Александрины свои двери, но упёрлась она в тот единственный университет, где ей совсем немного не хватило для бюджетного места. И папа, естественно, отсыпал нужное количество монет – любой каприз, дочь, только учись! Если бы у папы спросили, готов ли он с помощью этой суммы вытащить маминого сердечного друга из трудной жизненной ситуации… Эм-м… Короче, мама его об этом не спросила и оказала финансовую поддержку тому, кто, по её мнению, в ней больше нуждался. Алекс ведь могла выбрать и другой вуз. Но Алекс психанула – да не доставайся же мой талант никому! И мамино крысятничество покрывать не стала. Вот ведь семейка у нас!
Да бог с ними, с деньгами – папа простил бы! Но мамин друг Герман засобирался вдруг на родину – в Москву. И любимую женщину, то есть маму, с собой позвал, потому что жить без неё не мог. А она не могла без него! Но и без Стеф мама не хотела. Зато Герман хотел и мог легко обходиться без нашей Стефании. И тогда родился у мамы гениальный план – пока она обустроится в Москве, Стеф немного переждёт у бабушки, заодно и познакомятся. А Бабаня взяла и померла! Пришлось соблазнять с собой Алекс – не бросишь ведь малолетнюю Стешку на малолетнюю Айку. А Герман-то звонит, зовёт, ждёт!.. Алекс соблазнилась неожиданно легко, а для восторженной малышки Стеф – вообще увлекательное приключение!
Ну и вот что получилось – какой-то дядя Герман, сам того не ведая, подарил мне семью. Правда, сам вдруг исчез с маминых радаров – и не звонит, и не пишет, и не зовёт! Октябрь уж близится, а Германа всё нет…
А обманутый супруг уже в пути. И пока мама, ожидая расправы, пребывала в глубокой депрессии, наша троица активизировалась. Конечно, глупо было надеяться, что нас оставят в покое, но Алекс убеждённо заявила, что папа не враг своим детям. И если замутить грамотный антураж и пустить папеньке пыль в глаза, то можно и пободаться за свою свободу.
Начали мы с большого шопинга и, к моему удивлению, тратить на девчонок деньги оказалось очень приятно. Да я была готова скупить им весь торговый центр и ощущала себя, как никогда, нужной и полезной. А для чего ещё нужны деньги? Так вот для чего – чтобы глаза моих сестрёнок светились от радости! Алекс, правда очень сопротивлялась – старалась выбирать только жизненно необходимые вещи и всё время придиралась к ценам. Но мы всё же нашли компромисс – она позволяет мне раскошелиться, но только в долг. Даже смешно!.. Ну ладно – пусть будет так.
Стеф мы снарядили в новую школу, как принцессу. И в первый же учебный день, как две безумные мамаши, строчили нашей девочке бесконечные сообщения с беспокойными вопросами и полезными советами, как быстро освоиться в новом коллективе. А мы с Алекс типа такие продвинутые! Вот уж точно – наш с ней опыт абсолютно мимо кассы. Там, где расцветает улыбка нежной Стефании, наши с Алекс чары бессильны – и мои травмоопасные, и её – ядовитые. Малышка справилась на отлично и без наших напутствий!
Следующий шаг – облагородить квартиру до состояния «Вау, а у вас тут очень миленько!» поставил нас в тупик. Даже если предположить, что мы успели бы сделать евроремонт, то как быть с площадью? Как ни крути, а наша квартира в пять раз меньше, чем домик в Киеве… И гордый девиз «В тесноте, да не в обиде» нашего папу точно не впечатлил бы. Спас Вадик, предоставив нам для такого случая собственную холостяцкую берлогу. Внимательный и щепетильный человек, посетив эту квартиру, непременно обнаружил бы дефицит спальных мест и всякой девчачьей атрибутики, но мы таких дотошных с собой не прихватили. А папа купился. Не скажу, что он сразу сдался, но подключилась тяжёлая артиллерия…
– Папа, я очень тебя люблю и уважаю твоё мнение, но твой взгляд на ситуацию и личные ощущения отнюдь не являются критерием абсолютной истины! – не очень понятно увещевала Алекс, а мы со Стеф дружно и согласно кивали.
– Папулечка, любименький мой! Но я же тебя не бросаю! Мне здесь так нравится! И в школе я уже со всеми подружилась! Ну, пожалуйста, п-папуль! Ну хоть пару лет! Ну хотя бы г-годик!.. Ты ведь всё равно всё время занят работой… А мне так хочется жить вместе с Айей…
Декабрь
Отличный сегодня день! Большие смотрины прошли на ура, и я чувствую – парочка клиентов уже дозрела. Надеюсь, завтра всё пройдёт как по маслу и до праздников я успею провернуть сделку года. Устрою для моих девчонок незабываемые каникулы! А пока они будут задорно отдыхать, начну раскручивать свою многоходовку. В предвкушении я потираю руки… о кожаную оплётку руля. Мой маленький чёрный Peugeot послушно и показательно входит в крутой поворот – ух, какой же это кайф! Зря я до зимы тянула, надо было ещё в октябре обзавестись четырёхколёсным другом. А с другой стороны – тогда бы у меня не было моего резвого и манёвренного «Пыжика». Зато Алекс, от которой я ждала поддержки, моё приобретение совсем не одобрила…
«Айка, с ума сошла?! Ты ведь малолетняя преступница!»
Да ладно?! А меня это как-то не особо напрягает!
Уж лучше я буду малолетней преступницей, зато при бабках и при пальцах, чтобы пересчитывать мои хрустящие бабосики! Легко рассуждать, когда не прочувствовал, каково это – в лютейший мороз, да на скутере с ветерком. И к моменту встречи с клиентом ты не только улыбаться, но и конечностями пошевелить не в состоянии. И языком! Да в подобных условиях редкая Снегурочка доживёт до середины весны. А я не она.
«Бандитка! У тебя же прав нет!..»
Серьёзно?! А ничего так, что с правами на сегодняшний день у меня вообще полный швах?!
Так-то у меня и на риелторские сделки нет никаких прав! И на то, чтобы массировать заплывшие шеи и целлюлитные ляжки у меня тоже – ни прав, ни желания! Зато есть ежедневный зверский аппетит после сумасшедшего трудового дня! И Ричард, которого прокормить – что крокодила! А ещё ежемесячные коммунальные счета! Но главное – есть у меня две сестры и мама, которые привыкли жить в комфорте, а сейчас вынуждены ютиться в одной комнате и спать в тесноте.
И мечта у меня есть!.. Двухуровневый недострой почти двести квадратов, смотрящий своими окнами в сосновый лес. И свежий воздух вокруг, и тишина, и простор! Вот дострою, и у каждой из нас там будет своя комната. А у Ричарда – целый собственный дом на крыше! Может, он даже женщину туда приведёт…
А какой там участок огромный! Как же красиво будет летом! Я сделаю небольшой искусственный прудик… и мостик через него! С фонариками! И декоративный колодец… Нет, колодец мы организуем на улице, за забором. А забор у нас будет из рыжего кирпича! Высокий и…
Украсить мой забор башенками не позволил входящий звонок. Я с досадой смотрю на часы – сама назначила время и всё равно опоздала. Сегодня у нас семейный праздник – нашей Стефании исполнилось пятнадцать лет. Поздравления и подарки она получила от нас ещё утром, а сейчас домашний банкет. На котором меня ещё нет.
– Ай, ну где ты там запропастилась? – ворчит Алекс. – Мы уже все за столом, только тебя ждём. Надеюсь, у тебя всё в порядке?
– Да что со мной может… Вот чёрт! – скрипнув зубами, я сбавляю скорость… несмотря на желание утопить газ в пол и – фьють! В точку!
– Что случилось, Айка? – забеспокоилась Алекс.
Что-что! Накаркала ты, ведьма рыжая!
– Всё путём, Аль, через пять-семь минут буду дома! – сбрасываю вызов и, не спеша, ползу к пухлому гайцу, выкатившемуся со своим полосатым жезлом на середину пустой пригородной дороги.
Да откуда ж ты нарисовался, выползень подкустовный?!
На улице минус двадцать, а ему хоть бы хны! Убряхался, как немец при отступлении, и прёт прямёхонько под колёса. Вот грёбаный камикадзе! Он просто понятия не имеет, что не родился ещё блюститель порядка, способный развести меня на деньги. Я надвигаю шапочку на брови, подкатываю почти вплотную, плавно огибаю короткую фигуру, похожую на кочан капусты… врубаю правый поворотник и действительно забираю немного вправо… Дяденька крутится вокруг своей оси, лениво и насмешливо наблюдая за моим «Пыжиком»… Перехожу на первую, газ в пол, рёв, лягушачий прыжок и – фьють! Йу-ху-у!
Секунда, вторая… Бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Вот чудик! Он лишь сейчас срывается с места и, смешно переваливаясь, бежит к своей машине. Мощь моего «Пыжика» оставляет желать лучшего, но у нас с ним небольшая фора. Успеем, малыш!
Усталость забыта, колышется чад, и снова копыта, как сердце, стучат…
Через пару минут расстояние между мной и моими преследователями стремительно сокращается… Но время уйти ещё есть.
И нет нам покоя, гори, но живи! Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови!..
Сердце колотится, как заполошное, ладони взмокли… Впереди загруженное кольцо, позади мигалка, а высоко над нами тонкий молоденький месяц умиротворённо обкуривает потемневшее небо сиреневыми облаками.
Я давлю на клаксон, и понимающие водители уступают дорогу, позволяя мне ворваться в плотное кольцевое движение. На втором съезде я ныряю в оживлённую городскую трассу и прибавляю газ. Прорвёмся! Ещё немножечко! И ещё…
На родную, такую восхитительно тёмную улочку я сворачиваю с торжествующим улюлюканьем и заходящимся в адреналиновой скачке сердцем. Погасив фары, петляю по дворам, а добравшись до своего, влетаю на парковку, едва не снеся зеркало о соседский навороченный танк. Фу-ух – обошлось! Глушу двигатель и падаю на соседнее сиденье.
– Улитка добралась бы быстрее! – недовольно ворчит мама, когда я, наконец, занимаю своё место за столом.
– От парочки брюхоногих мне сегодня всё же удалось улизнуть, – парирую я, ещё не вынырнув из куража.
Но мама, привыкшая искать подвох во всех моих словах, подозрительно сощуривается и сверлит меня недобрым взглядом.
Да перестань ты, мама, речь не о тебе!
А уже в следующие несколько минут вся наша компания, развесив уши, впитывает невероятные и потрясающие знания о древнейших жителях нашей планеты – вовсе не глупых, иногда ядовитых, с количеством зубов больше, чем у самой зубастой акулы. И это всё улитки! А ещё они способны спать три года подряд. Вот бы человеку такие способности! Прикорнула на пару лет, а потом проснулась уже совершеннолетняя – и права получила, и в ипотеку впряглась, и все свои законные сертификаты затребовала и всю стену ими облепила!
Да глупости, конечно! Я за эти два года ещё столько дел успею обстряпать! Некогда дрыхнуть!
– Так, тост с опоздавшей! – горланит уже захмелевший Вадик и наполняет мой фужер вишнёвым компотом из Бабаниных запасов. Почему-то от этого пощипывает в носу... Как жалко, Бабань, что ты не успела познакомиться с нашими девочками!..
– Да-да, слово предоставляется главе нашей семьи! – пафосно восклицает Алекс и стучит вилочкой по фужеру. – Давай, Айя!
Я встаю и поворачиваюсь к нашей солнечной девочке... Стефания во главе стола в принцессочном платье цвета спелого апельсина, с красиво уложенными локонами, такими прекрасными мшистыми глазами, нежной улыбкой... Моя младшая сестрёнка-всезнайка – самое восхитительное и позитивное создание во всём мире! А как рисует и какие невероятные фотоснимки творит эта феечка! Талантище! Мне так много всего хочется ей пожелать… Но главное, чтобы не растеряла свою солнечность, не разочаровалась…
– Уснула, что ли? – мамин голос звучит нетерпеливо и раздражённо, а я вдруг понимаю, что все ждут меня и забываю слова…
– Пусть… рядом с тобой, малышка, всегда будут только искренне любящие тебя люди, – свой тост я быстро запиваю компотом, потому что больше ничего мудрого не приходит в голову.
– Золотые слова! – поддерживает меня Вадик, а Алекс одобрительно кивает.
– Да! Вот как сейчас! – радостно соглашается Стеф. – И чтобы ещё папа был!
– Главное, детка, – нравоучительно вставляет мама, – чтобы тебе встретился обеспеченный, очень щедрый и самый красивый мужчина!
– Рановато ей столько мужиков! – вставляет Алекс. – А когда вырастет, мы ей умного пожелаем.
– И доброго, – застенчиво улыбается Стеф.
– Не хочу показаться нескромным, но мне кажется, что вы говорите обо мне, – улыбается Вадик, не сводя плотоядного взгляда с моей старшей сестры.
И Алекс почему-то не фыркает и не язвит. Она неожиданно краснеет и топит смущённый взгляд в игристых пузырьках шампанского.
Это ещё что за новости? Я ведь предупреждала её, что Вадик… Нет, он, конечно, замечательный друг – безотказный, добрый… Но он же кобель! По его теории, каждая красивая девушка достойна его любви, но не всякая достойна быть отлюбленной дважды. И лучшая девчоночья сторона – та, на которой закреплены большие сиськи.
Но среди присутствующих такой стороной может блеснуть только наша фигуристая рыжуля. Но даже тот факт, что по протекции Вадика Алекс уже два месяца работает в компании его отца, не даёт моему другу эксклюзивного права на её пышные достоинства. Поэтому, когда в десять вечера Вадик вдруг заявляет, что пора и честь знать, я с облегчением выдыхаю.
– Спасибо, что пришёл, Вадим, – каким-то дурным томным голосом блеет Алекс.
И огромное спасибо, что сваливаешь, дружок!
Я торжествующе улыбаюсь, пока Вадик вкрадчиво не озвучивает:
– Ты проводишь меня, Александрина?
И я тоже провожаю его, стоя на промёрзшем балконе, и наблюдаю, как оглаживает Вадик ту самую – выдающуюся сторону моей сумасшедшей сестры. Ричард, впиваясь мне в плечо опасными когтями, равнодушно разглядывает пылкую парочку. А мне хочется крикнуть: «Фас, Ричи!»
И хочется развидеть, не слышать, забыть отвратительное чваканье их поцелуев, звенящее гулким эхом в морозном вечернем воздухе.
Январь
Паркую своего «Пыжика» напротив подъезда, глушу двигатель и продолжаю сидеть в стремительно остывающем салоне. Сил нет совсем, а ещё столько осталось незавершённых дел... Мне бы часиков десять прибавить к суткам… А лучше двенадцать, чтобы и на сон немного отщипнуть. Поднимаю глаза на окна и улыбаюсь – как же здорово, когда дома горит свет! Я знаю, что меня там ждут, и усилием воли заставляю себя покинуть автомобиль.
– Айчик, привет! Ох, опять нагрузилась, как верблюдица! Устала? – Стеф вырывает у меня пакеты и резко сгибается под их тяжестью.
– Обалдела, мелюзга? А ну, поставь немедленно, надорвёшься!
– Ой, кто бы г-говорил, да ты даже меньше меня! Думаешь, тебе полезно такие тяжести таскать?
– Я старше, – ворчу себе под нос, понимая, что так себе отмазочка получилась.
– Мугу, аж на п-полтора года! Старушенция! – хихикает Стеф и вытаскивает из пакета продукты, облегчая ношу. – Айка, а я такую пасту п-приготовила! Давай быстрее раздевайся и мой руки, тебе ещё пальчики облизывать. Кстати, Ричи я уже накормила, но этот проглот ещё требует.
И в подтверждение её слов из комнаты прилетает возмущённое:
– Жрать, шаболда! Жра-ать!
Стешка скачет за мной по пятам. Подаёт полотенце для рук, организовывает для меня ужин, ухаживает за мной и трещит без умолку.
– Ай, ну скажи, п-правда вкусно? – заглядывает в глаза, а я мычу блаженно и чмокаю подушечки пальцев. И сестрёнка сияет: – То-то же!
– А ты почему одна дома, где все? – я неопределённо взмахиваю рукой, не отрываясь от изумительной пасты.
– Не одна, а с Ричардом, – укоризненно поясняет Стеф, а я мысленно прошу у Ричи прощения. – А с ним и не скучно, и не с-страшно. Мама ещё днём уехала к тёте Марине, а Алька умчалась к своему Вадьке. Кажись, наша систер серьёзно влюбилась. Вот что значит сменить обстановку, да, Ай? А то я уж боялась, что она так и завянет со своим к-компом в обнимку.
«К своему Вадьке»… «Кажись… влюбилась»…
Да не кажись, а сто пудов! И к гадалке не приставай! Вопрос – на сколько же хватит нашего Вадика? И главный вопрос – что потом будет с Алекс?
Сосредоточенно пережёвывая, я думаю о том, что уже давно следовало поговорить с этим любвеобильным перцем, но каждый раз я пытаюсь поставить себя на место Алекс… Мне бы точно не понравилось такое вмешательство. А как же быть? Отпустить и… куда вывезет?
Наверное, я слишком долго молчу, да и, судя по хмурым мыслям, видок у меня наверняка не слишком доброжелательный.
– Ай, – очень вкрадчиво начинает Стеф, – а тебе н-не очень нравится, что Вадик дружит с Алькой, да? А п-почему? Он ведь х-хороший, да? Или ты что-то плохое про него знаешь? А расскажешь?
Я молча таращусь на взволнованную Стешку, пытаясь подобрать слова. Да какие слова-то? Скажи мне кто-то про Вадика плохое – да я все губы по зубам размажу! Но Алекс-то мне дороже!..
– А может, ты сама х-х-хотела с ним? – Стеф совсем переходит на шёпот, а в её глазах вина и страх. – А к-как же теперь?..
– Стоп! – я прижимаю подушечку пальца к губам сестрёнки. – Пока ты не напридумывала себе ещё что-нибудь почудней! Мы с Вадиком просто друзья. И, конечно, он хороший, а иначе я бы с ним не дружила. Просто... – О, господи, как же это непросто! – Понимаешь, Стеш, Вадик… он очень влюбчивый… и иногда ветреный в отношениях. Поэтому я немного волнуюсь за Алекс…
Как же – немного! Да этот чудо-пахарь уже задолжал мне пару миллионов нервных клеток!
– Но ведь наша Алька лучше других… Она такая умная и красивая!.. В неё же нельзя не влюбиться, п-правда? – Стеф почти уговаривает меня, а я… Разве я могу возразить?
– Правда, малышка. Думаю, с нашей Алекс у них всё будет по-другому. По-настоящему.
Стефания мгновенно повеселела и тут же на радостях выдала мне новость:
– А меня сегодня Игорь Козлобаев на свидание пригласил!
Что это ещё за Козладоев?
– Круто! А сколько ему лет? – я улыбаюсь изо всех сил.
– Шестнадцать, он из десятого класса, – Стеф закусывает нижнюю губу и становится похожей на маленькую девочку.
Хотя, о чём это я? Она и есть маленькая! И всю жизнь эту малявку кто-нибудь зазывает на свидание. Только раньше это были такие же писюны, как и она сама… Но этому козлу шестнадцать! Он чем собрался с ней заниматься на этом свидании?! Я должна на него посмотреть… Шестнадцать! Ужас!
Внезапно в мой ужас вторгается дверной звонок.
Алекс, томная и загадочная, вплывает в квартиру. Ломается и тянется, как кошка мартовская, глаза полупьяные, губы – будто насосом накачали.
– Айечка, – мурлычет Алекс, – а почему ты не рассказала своим сестрёнкам, что просила Вадика на тебе жениться?
Я морщусь от досады, глядя, как увлажняются глаза и начинают подрагивать губки Стефании. Наверняка в её красивой головке уже развернулась жесточайшая драма под названием «Жених моей глупой сестры». Но я не собираюсь потворствовать её буйному воображению.
– Это было деловое предложение. Тогда мне казалось, что это неплохой выход, – пожимаю плечами. – Вадику я доверяю, и мы с ним могли бы… А впрочем, какая теперь разница, ведь они с дядей Пашей всё равно отказались мне помочь. Ссыкуны.
Стефания давно видит десятый сон, успокоенная тем, что мы с Алекс всё же нормальные люди и всё в нашей жизни по любви. Я же, в отличие от младшенькой, не столь наивна и неожиданный брак моей старшей сестры вызывает шквал вопросов.
– Что-то мамы давно нет, – Алекс, разместившись на моём диване зевает, почёсывается и всячески старается соскочить с животрепещущей темы.
Я же настроена живо трепетать, и чёрт с ней, с мамой – не заблудится.
– Аль, хватит мне зубы заговаривать, колись давай.
– Молчать, шаболда! – рявкнул на неё Ричи для пущего устрашения.
– Это ты молчи, а она пусть говорит.
– Говори, шаболда! – тут же исправился Ричард.
– Да что вы ко мне пристали? – смеётся Алекс. – Я же сказала, что Вадим мне нравится... Очень нравится! К тому же этот брак решит массу проблем.
– Моих проблем! – напоминаю я. Вопрос, насколько Вадиму самому нужна Алекс, застрял у меня комом в горле. Да и не у неё об этом спрашивать.
– Ай, мне кажется, что у нас общие проблемы... Или ты не возьмёшь нас со Стешкой в свой новый красивый домик?
– Я как раз думаю над этим.
– Ехидна! – Алекс шутя запустила в меня резинкой для волос, но замах вышел резким и Ричард, забив мощными крыльями, громко каркнул.
– Чш-ш, Ричи, спокойно, она шутит, – я подбежала к ворону и погладила вздыбившиеся перья. – Тихо, мальчик, Алекс нельзя обижать.
– Господи, – еле слышным шёпотом произносит Алекс, – я чуть не описалась, его же на цепи держать надо.
– Не на-адо, – я прижимаюсь лбом к чёрному клюву и прикрываю глаза. – Хороший мой мальчик, умный.
– Айка, моя умница! – отвечает Ричард мне в волосы и принимается за мою причёску.
– Ну, вообще – полный писец! – бормочет Алекс. – Ай, тебе же парня домой приводить опасно. Он же без глаз и ушей останется, если поцелует тебя при этом звере.
– Значит, я не буду заводить парня и приводить его на территорию Ричи. А кстати, у вас с Вадимом уже было?
– А тебе не рановато об этом знать? – Алекс розовеет.
– Да я ещё тебя научу! У меня, чтоб ты знала, чёрный пояс по Камасутре! – я оглядываюсь на сестру, зависшую с раскрытым ртом, и спешу успокоить: – Не волнуйся, пока только в теории. Но я над этим работаю. Так что, было у вас с Вадиком?
– Когда будет, я сообщу тебе первой.
Ну, тогда, возможно, у меня ещё есть время вправить кое-кому мозги.
– Ай, а ты же, вроде, летом говорила, что у тебя парень наклевывается.
Отрезать бы мне говорильник, чтобы не болтала лишнего.
Кирилла Андреевича я никогда и ни с кем не обсуждала, и непонятно, кто меня в тот раз дёрнул за язык.
– Наживка не по вкусу оказалась, – говорю как есть.
– Он что, слепой? – искренне возмущается Алекс.
– Нет, он взрослый и очень порядочный, – я почему-то испытываю потребность защитить Кирилла. – У него девушка есть, и она блондинка… Красивая. Да какая разница, если он всё равно сейчас живёт в Австралии.
– Почему в Австралии?
– А почему нет? – я пожимаю плечами. – Была бы у меня возможность, я бы тоже там пожила немного – прикольно же.
– А давай его найдём! – встрепенулась Алекс и схватилась за телефон. – Он есть в сетях?
– Зачем его искать? Аль, да он шарахается от меня, как чёрт от ладана. Боюсь, он даже здороваться со мной не станет.
– Да? А вот это мы ещё посмотрим! Давай сюда инфу, сейчас мы его встряхнём! И правильный вкус заодно привьём.
***
Мне восемь лет.
– Натаскалась, гейша беспутная? – встречает меня бабка Валя, уперев руки в крутые бока. – Ты только взгляни на себя! Фу, гадость гадкая!
Я разглядываю свои чумазые ладони, грязную одежду, опускаю взгляд на сбитые колени. Вроде, ничего необычного и совершенно ничего, что могло бы подтолкнуть меня к разгадке непонятного слова. Чтобы меньше нервировать противную бабку, прячу руки за спину.
– Ба, а гейша – это кто? – ничего приятного и доброго я даже не надеюсь услышать, но выяснить же надо.
– А это как раз вот такие шалопутные девки, которые с мужиками целыми днями вошкаются.
Понятнее не стало. И соседские мужики, с которыми я весь день провошкалась на спортивной площадке, вряд ли окажутся полезнее в этом вопросе. Я оглянулась через плечо на мастерскую, в которой с самого утра дед колдовал над своими драгоценными снастями.
– Дед, а гейша – это кто? – я застыла в дверном проёме мастерской.
– А ты где это услышала? – дед оторвался от своего занятия, смерил меня внимательным взглядом и посуровел.
– Бабка на меня так сказала, потому что я с пацанами в футбол играла.
Дед Миша громко рассмеялся.
Апрель
Гейша: «Давным-давно в старинном городе жил очень мудрый Мастер, и было у него много учеников. Самый способный из них задумался однажды: «А есть ли такой вопрос, на который наш Мастер не смог бы дать ответа?» Ученик отправился на цветущий луг, поймал самую красивую бабочку и спрятал её между ладонями. Бабочка цеплялась лапками за его руки, и ученику было щекотно. Улыбаясь, он подошёл к Мастеру и спросил:
– Отгадайте, мудрейший, какая бабочка у меня в руках – живая или мёртвая?
Он крепко держал бабочку в сомкнутых ладонях и был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины.
Не глядя на руки ученика, Мастер ответил:
– Всё в твоих руках...»
Кирилл: Спасибо, Гейша.
Неожиданно. Я разблокирую экран мобильника, чтобы снова взглянуть на два коротких слова и убедиться, что мне не показалось: «Спасибо, Гейша».
Да пожалуйста, Кирилл Андреевич! Очень рада, если помогла Вам прозреть.
Восемьдесят пять сообщений! Ежедневно! Терпеливо и методично – то маленькая поучительная притча или мудрейшая мудрость, то короткая сказка или любимая песня, а то и мои личные ощущения, облачённые Александриной в благозвучную форму. Ох, послушал бы он меня без жёсткой цензуры Алекс! Но и с ней – всё было мимо. Больше двух месяцев без ответа – полный игнор. И вдруг… «Спасибо, Гейша».
Да на здоровье, Джеймс Кук! Не знаю, заметил ли ты сотню моих – ну, пусть даже и не моих! – предыдущих откровений… Но хвала моему терпению! – теперь ты знаешь, что всё в твоих руках. Удачи покорителям Австралии! Дальше – сам!
Но всё же жутко хочется показать Алекс – смотри, мол, ты права была – вода камень точит. Вот же! Написал!
Чёрт! Но почему именно сейчас, в этот момент?
Если бы Алекс спала, я бы её разбудила. Была бы на работе – я б ей непременно позвонила. Отправилась бы сестрёнка на свидание – я б её и там достала. Чтобы показать – вот! – ответил! Проснулся наш спящий рыцарь Несмеян с глазами цвета осеннего дождя. Да-да, такой бред я тоже ему писала. И ещё много других красивых слов, которые в реальной жизни ни за что не прилетели бы мне в голову. Но спасибо Алекс – помогла сохранить репутацию гейши, внимательной и чуткой сказительницы, умеющей так тонко чувствовать настроение собеседника и говорить на языке его ценностей.
Да что там было чувствовать, когда в ответ даже ни одного сраного смайлика! И вот тебе нате – хрен из-под кровати! А Алекс ни сном ни духом! Чёрт!
Нет, она не вернулась в родную Украину! И слава Всевышнему – жива и здорова! До моей Александрины каких-то пару-тройку шагов и лишь руку протянуть… Да дёрнуть посильнее – и бежать без оглядки!
– Ай, ты не рада? – тихонько блеет Стеф мне в ухо.
Её светлые локоны щекочут мою щеку, а тонкие руки нервно сжимают меня за талию. За полгода я уже привыкла, что меня постоянно щупают. Пусть уж держится, моя маленькая.
Рада ли я?..
– Ну, конечно, я рада, малыш, – я широко улыбаюсь Стефании, и никто не отважился бы назвать мою улыбку неискренней.
Да пребудут с моей старшей сестрой мудрость и благоразумие. Нет, не сейчас – сейчас они не с ней, но потом... Когда Алекс очнётся от этой дурной лихорадки. Когда её радужная эйфория облетит, как пожелтевшая листва, обнажая голую правду… и нашу уязвимую Алекс… Вот тогда мне надо успеть быть рядом с ней.
А сейчас мой взгляд сосредоточен на возмутительном и прекрасном действе, в центре которого сверкает счастливой улыбкой наша восхитительная Александрина…
– И теперь, в присутствии дорогих и близких для вас людей, прошу ответить Вас, Вадим, согласны ли Вы взять в жёны Александрину, быть с ней и в горе и в радости, богатстве и бедности, болезни и здравии…
– Да!
Всем транда!
Что-то как-то тихо пробормотал, женишок… Плохо позавтракал?
– …Согласны ли Вы, Александрина…
Опомнись, сестра!.. Пока не…
– Да!
Поздно.
Вот, кто подкрепился, как следует, чтобы от её «Да» вздрогнули уши всех присутствующих. Чтоб даже сомнений ни у кого не закралось! И грачи на ветках встрепенулись, которые уже прилетели… и попали прямо на наш выездной театр абсурда.
Не верю!
А так хотела верить, когда жених моей глупой сестры горланил мне в лицо: «Да люблю я её, люблю! С первого взгляда запал, клянусь!»
Да он мог поклясться в чём угодно, положа руку… на сердце нашей Алекс. И ведь знала я, что не врёт. Он снова говорил правду, а у меня было дежавю...
Тот же Вадька, и тот же огонь в глазах… И слова так похожи…
«Ну влюбился я, влюбился! После школы сразу женюсь!» – распалялся мой друг по пути из школы.
Ну что… Мужик сказал – мужик сделал! Женился Вадик почти сразу. Вот только не на нашей училке по информатике. А она, бедная, после института и полугода не успела отработать по призванию. Новогодний школьный бал грянул похоронным маршем для её карьеры, когда сладкую парочку застукала на горячем не кто-нибудь, а главная жрица нашего храма знаний – директриса Ирина Александровна, чтоб ей икалось.
Кирилл: «Гейша, как у вас погода?»
О как! Разговорился, австралиец! А погода у нас…
Обняв себя руками, я потираю обнажённые предплечья, заледеневшие на холодном ветру, и оглядываюсь на нарядную, украшенную цветами ротонду. У нас совсем не май. Всё забываю спросить, какому идиоту пришло в голову организовать в апреле выездную регистрацию? У меня пятая точка примёрзла к стулу и ноги даже свозь чулки выглядят пупырчатыми от мурашек. Мне, конечно, никто не мешал утеплиться, но к такому роскошному и, кстати, моему единственному платью совсем не подходит моя уютная и тёплая куртка-косуха. Поэтому пока терплю – красота требует жертв. Но галдящие гости уже разбегаются по машинам на свадебные покатушки, а значит, и я скоро согреюсь.
Отличная у нас погода, Кирилл Андреевич! А теперь идите в задницу, не до Вас мне! Отвечу Вам летом.
Блокирую экран и забрасываю мобильник в… клатч. Это такая маленькая дурацкая сумочка, которая делает меня похожей на одну из этих фильдеперсовых дурочек, которых на сегодняшнем мероприятии, как кур в курятнике. Интересно, чьи это подружки? Нет, наших с Вадькой одноклассниц я узнала, конечно… А остальные? Это Вадькины бывшие, что ли? У Алекс здесь только мы со Стеф и ещё какая-то размалёванная лахудра с её работы.
Смотрю на молодожёнов в окружении этого кудахчущего пестроцветия. Все столпились около шикарного лимузина и разливают шампанское по фужерам. Алекс выглядит немного растерянной и, кажется, я даже на расстоянии слышу, как стучат её зубы. А что, в салоне нельзя напиться? Не спасает от холода эта её меховая накидочка. Ох, но какая же она всё-таки красивая, наша Алекс! Самая красивая невеста!
И такая дурища! Она что, совсем не замечает, что её уже почти оттеснили от жениха? Тьфу ты – мужа! Чтоб он обделался! После свадьбы. Обвешался какими-то шлюхами и ощеряется, как идиот. И Стешку нашу отшвырнули от лимузина... Ах, чувырлы! И мама там зачем-то отирается. С ними, что ли, собралась?
Быстро хватаю из машины куртку и иду на них.
Напяливаю куртку на Стефанию и, схватив её за руку, как ледокол, пробиваюсь сквозь толпу молодёжи к Александрине. Какая-то мымра дёргает меня за подол платья.
– Оу, Скрипка, и ты здесь! А тебе, кстати, идёт платье.
– А тебе, кстати, нет, – я даже не оглядываюсь, но узнаю голос одноклассницы.
Её писклявый ответ меня тоже не интересует, потому что я уже рядом с Алекс. Неожиданно я обнимаю её сама, просто чувствую такую потребность. И сестрёнка с удивлением и радостью сжимает меня в объятиях.
– Айка, ну где ты там всё скачешь? Мы с Вадиком тебя совсем потеряли!
Твой Вадик, похоже, не слишком переживает, он уже нашёл себе хренову тучу баб!
– Вадим, мы здесь! – рявкаю, не забывая улыбаться, и тяну его за атласный лацкан. Шампанское из его фужера плещется прямо на смокинг. Девки дружно и траурно кудахчут.
– Айка, коза, ты что наделала? – Вадим таращит на меня глаза и тычет в некрасивое пятно.
Я сама в шоке, но не извиняться же!
– Что ты вопишь, как истеричка? Цветком прикроешь.
– На животе?
– Да хоть на ширинке! Свадьба же – цветы актуальны в любом месте.
К счастью, Вадим знает, что затевать со мной ссору бесполезно. Тяжело вздыхает, но смиряется. Я выталкиваю его из толпы и тянусь, будто пытаюсь поцеловать в щеку. Больно сдавив пальцами мочку его уха, шепчу в это самое ухо:
– Хватит уже брызгать слюной по сторонам, пёс блудливый. Только попробуй сегодня хоть на минуту отвлечься от моей сестры, я тебе устрою свадебное шоу, до пенсии будешь вздрагивать. И не вздумай нажраться!
– Да хорош тебе, мелкопузая, запугала совсем, – добродушно смеётся этот олух, бесцеремонно взъерошив мою причёску. Ну что за дебил! – Ты чего, боишься, что я с супружескими обязанностями не справлюсь? Это ж как за рулём, Айка! Долго ли нам, умеючи?!
– Если умеючи, то долго. Короче, я предупредила, а ты, если что – не обижайся.
– Мелкая злая девчонка, – этот придурок наклоняется и кусает меня за ухо. И тут же отпрыгивает, выставив ладони вперёд: – Да всё-всё, понял я! К жене хочу. Где там моя огненная красавица?..
Ну, наконец-то, все замёрзли и полезли в лимузин. Стефанию я протащила внутрь сама и, оттеснив какую-то корову, посадила рядом с Алекс.
– Да куда ты её прёшь? – возмущается корова. – Здесь и так мест ограничено… Она ведь ещё маленькая!
– Вот именно – маленькая и худенькая. А твоя необъятная задница занимает слишком много места, поэтому закрой рот, иначе сейчас следом за машиной побежишь, а я проконтролирую. Как раз схуднёшь.
Но Алекс уже и сама опомнилась и, прижав к себе Стешку, благодарно мне улыбнулась, давая понять, что глаз с неё не спустит.
Сама я даже не помышляла о лимузине. Набились там, как сельдь в бочке, – жуть! Нет уж, я следом, в комфорте – на своём «Пыжике». На чёрном капоте я растянула пару белых ленточек и спокойна, как в танке. Гайцы, посягнувшие на свадебный кортеж, будут навеки прокляты и знают это.
– Мам, ну ты-то куда прёшься? – ловлю свою прыткую родительницу, пытающуюся втиснуться в переполненный лимузин. – Там же одна молодёжь!
– Заткнись, идиотка! – шипит мама, озираясь по сторонам. Вдруг кто-то услышит и поймёт, что она не молодёжь. Понижает голос: – Ты как вообще с матерью разговариваешь, дрянь?
А-ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,
И крылья эту свадьбу вдаль несли,
Широкой этой свадьбе было места мало
И неба было мало и земли…
Это про нас. Многолюдно, шумно, весело и широко… Ну очень дорого! Благо, хоть не из моего кармана. А Рябинины, они такие – любят попонтоваться. Но так разве ж я против? Наша Алекс однозначно заслуживает всего самого лучшего – от наряда до супружника. С нарядом всё срослось как надо. А Вадим… Сегодня он очень прилежный – смотрит только на новоиспечённую красавицу-жену. Во взгляде обожание, в прикосновениях – трепет. А может… и ничего… всё как-нибудь образуется?..
«Антракт» – новый и наикрутейший ресторан в нашем городе, и сегодня здесь по случаю рождения новой семьи резвятся сто человек. Не так чтобы много, но… это, оказывается, самые близкие и нужные люди. Мне вот никто из них на хрен не нужен, кроме моих девчонок. Ну и мамы, конечно. Да и Вадьки, чёрт бы его побрал. Всё равно ведь он мне друг. Хоть и козлина.
Я сижу весь вечер перед полной тарелкой и кусок в горло не лезет. Чувство вины парализовало аппетит. Уже две недели. Похудела – жесть! А куда мне худеть? На месте сисек были два прыща, и те внутрь всосались. Нет больше ни сисек, ни настроения. Но мне отсюда никак нельзя. Поэтому сижу – улыбаюсь и зорко пасу за своими девчонками. Стефания сегодня нарасхват – танцует уже с двадцать пятым кавалером. Здорово танцует, между прочим, а я даже отвернуться боюсь. Вот где у мужиков глаза? Они что, не видят, что она ребёнок совсем? Но хоть не наглеет никто, да и Стеф ведёт себя, как приличная девочка. Наверное, надо бы её встречать после школы.
С мамой дело обстоит гораздо сложнее – она поддала уже неслабо, и тоже нарасхват. Но там хватают уже не по-пионерски. Что делать – пока не знаю… Буду смотреть по ситуации. Одна радость – Алекс танцует только с Вадькой, и щупальца новобрачных нацелены друг на друга, то есть на правильном пути. Продолжаю улыбаться.
– Айчик, ты чего такая злая? – взволнованно спрашивает Стеф, присаживаясь рядом со мной. – Что-то не в порядке? П-просто у тебя такая улыбка, будто ты выслеживаешь жертву.
Стеф тут же переводит взгляд на маму и, опустив глаза, тяжело вздыхает.
– Тебе неприятно, да? Х-хочешь, я её отвлеку от этого м-мужчины? – Стефания уже готова встать, но я придерживаю её за руку.
– Не надо, ей весело и пусть пока развлекается, нам ещё скандала не хватало.
– Ага, – быстро соглашается Стеф и с удовольствием переключается на нашу старшенькую: – Правда они классные? А Алька, как королева, да? И Вадим красивый, да? Они идеальная пара, п-правда? Только жалко, что у Альки теперь д-другая фамилия, да? Но Рябинина тоже красиво, правда, Аль? Мне вот Игорь Козлобаев нравится, а фамилия его – н-не очень... Но по фамилии ведь не будешь жениха выбирать, да? Вот бы мне тоже п-повезло...
– Тебе обязательно повезёт, – успеваю озвучить своё мнение, пока Стеф делает вдох, – больше всех повезёт! Только давай хотя бы лет через пять, ладно?
– Ладно, – покладисто соглашается моя улыбчивая девочка и жмётся ко мне, как котёнок. – И девичник мне устроим весёлый, да? Жаль, что у нашей Алекс не было...
Я ощущаю очередной укол вины – из-за меня его не было. Из-за моей работы я не смогла приехать вовремя, а потом... Я стискиваю зубы...
– Ай, а ты знаешь, как в Древней Руси отмечали девичник? Собирали всех женщин и п-приглашали в дом вытницу. Это такая тётка, которая пела страдальческие песни, и все страдали. А невеста должна была п-плакать весь вечер. Жуть, да? Зато потом они шли гулять и веселиться, а потом всеми мыли невесту в бане. А жених, – Стефания хихикнула в ладошку, – представляешь, жених шёл в баню один и там всю ночь хранил молчание и отмывался.
Вот! Какие же правильные люди были эти древние! Вот таким должен быть мальчишник!
Тогда бы не придавила меня эта тяжкая ноша, которую и не сбросить… и тащить невыносимо. Но я действительно не знаю… не понимаю, как должна была поступить правильно… А с кем мне было посоветоваться, кроме Ричарда?..
Клянусь, мне бы никогда в голову не пришло следить за Вадиком. Это вышло совершенно случайно, какое-то дурацкое стечение обстоятельств. Судьба, наверное...
Девчонки ждали меня дома, чтобы устроить девичник. Стол накрыли, тортик купили... А я на загородном показе. Клиент, гад такой, все нервы измотал, но я должна была его дожать. Его всё же дожала и сама, как выжатая помидорка, домой поехала. Мимо вот этого самого ресторана, в котором сейчас так счастливы молодожёны и гости.
Я помнила, что у Вадика мальчишник, правда, не знала, где проходит сие мероприятие. Да мне и не нужно было ни знать, ни думать об этом. Вот я и не думала. Просто засмотрелась на красивое строение, ухоженную территорию и размышляла, как же здорово, что у Алекс будет свадьба в таком роскошном месте...
Я бы легко проигнорировала парочку озабоченных придурков... Но не узнать тачку Вадика я не могла. Таких в нашем городе всего пара, а с тремя девятками на госномере... Эх!
ОНИ торопливо грузились в машину, но быстро никак не получалось – мешали блуждающие щупальца. Ох, за что он её только не щупал, эту длинную черногривую кобылу. Они отъехали совсем недалеко, в лесок за рестораном... и вряд ли за дровами... Мне надо было ехать домой, к девчонкам, а я погасила фары и поехала следом. Зачем?
Наверное, чтобы спустя несколько минут услышать, как... в лесу раздавался оргазм дровосека...
– Что? – фокусирую взгляд на Стефании.
– Айчик, ты вообще не здесь, – Стеф неуверенно улыбается. – О чём ты думаешь? Я говорю, с-смотри, как наша Алька зажигает. А у неё классное чувство ритма, п-правда?
Смотрю. Действительно, раньше мне никогда не доводилось видеть танцующую Александрину. Серьёзная и скрытная, свой досуг она обычно проводила в виртуальном мире – на носу очки, на голове бардак, под рукой тарелка с печенюшками. И если полгода назад, встречая девчонок на перроне, я с трудом узнала сестру, то сейчас это снова другой человек. Живая, смешливая, солнечная! А двигается как! Вот что любовь животворящая с человеками делает! Хоть бы её со временем не разнесло, как бабку Валю. Мы-то со Стеф в мамину породу, хотя… я вообще неизвестно в кого. А вот наши рыжие Шурики с избытком черпанули папиных генов. Он у нас мужчина крупный, а бабка Валя своими бёдрами в доме все дверные косяки посшибала, и буфера у неё весят больше, чем я вся. Хочется верить, что Алекс до такого безобразия себя никогда не доведёт. Но сейчас она просто супермегасекси! Неудивительно, что Вадик смотрит на жену, как на ожившее чудо. Да и не только он один залип на эту огненную диву.
– Эй, малыш, ты куда это от меня сбежала? – какой-то чудак на букву «м» приобнимает Стефанию за плечи.
Очень хочется вырвать эту руку, но объятия вполне целомудренные, а у Стеф такой умоляющий взгляд, что я тут же вспоминаю про свою хищную улыбку и пытаюсь выглядеть милой. Безуспешно!..
– Фанечка, а чего это у тебя подружка такая злая? – парень с усмешкой кивает на меня.
Что-о? Фанечка?
– Вежливые люди сначала здороваются. Это Аика – моя сестра, между прочим, – строго отчитывает Стеф своего поклонника. – И не злая она, а серьёзная. А я, кстати, Стефания, а не Фанечка.
Я не вмешиваюсь и довольно улыбаюсь. Похоже, у моей маленькой сестрёнки прорезались острые зубки, и она неплохо справляется без нянек. Познакомиться с незадачливым ухажёром мне так и не удаётся.
– Чего не танцуем, молодёжь? – Павел Ильич протягивает мне свою ладонь. – Позвольте пригласить Вас на танец, прекрасная леди?
Меня? Неожиданно.
Насколько помню, в последний раз я танцевала… никогда. Ну а где мне было танцевать? Школьные вечеринки я всегда игнорировала, на всякие там дискотеки сроду не бегала... Правда, парочка школьных балов всё же случились в моей жизни – новогодний и выпускной. Было нескучно, но к танцам это никакого отношения не имело. Да ни одному из наших пацанов, кроме Вадика, и в страшном сне не привиделось бы танцевать со мной. Но Вадик на новогодней вечеринке был очень занят – как раз тогда он и зачпокал нашу информатичку до потери работы. Зато на выпускном балу он всё же попытался создать со мной танцевальный дуэт… Но был послан. Достаточно уже того, что я вообще поддалась на его уговоры и появилась на этом разнузданном пьяном празднике. Короче, не сложилось у меня с танцами.
И вот сейчас я смотрю на протянутую руку Рябинина… Каждая гейша умеет петь и танцевать. А я… не зря Алекс всегда смеялась, что я самая неправильная гейша. Ну когда-то же стоит попробовать, так почему не сейчас? Я решительно вкладываю в мужскую ладонь свою. От чужого прикосновения к моей коже по всему телу пробегают колючие неприятные мурашки, но я стискиваю зубы и терплю. Мы просто потанцуем. Я выбираюсь из-за стола и смотрю мужчине в глаза.
– Вы подскажете мне, что надо делать?
– Не понял, – Рябинин хмурится, – ты о чём?
– Это мой первый танец, Пал Ильич, – произношу доверительно и очень тихо.
– Ого! Вот это ответственность! Я аж вспотел от волнения. Ты только расслабься, ладно? И, пожалуйста, не думай о том, что надо делать, просто следуй за мной.
У нас получается, и я не могу сдержать торжествующей улыбки. Рябинин ведёт меня очень бережно и плавно, а я действительно забываю о том, что не умею танцевать. Потому что я танцую! Вот только противные мурашки до сих пор покалывают кожу, хотя Пал Ильич и не прижимает меня крепко. Наверняка он знает от Вадика о моих странностях, поэтому очень деликатен в прикосновениях.
«Спасибо», – говорю ему взглядом, и его глаза улыбаются.
– Надо полагать, я гениальный учитель танцев, – смеётся мой партнёр. – Хотя, стоит признать, здесь вовсе нет моей заслуги. Я же видел, как ты танцуешь с нунчаками, а это, Айка, даже покруче балета.
Да, Ли тоже так говорил...
– Ты в Киеве таким штукам научилась?
Я киваю одними ресницами.
– Давно?
– В десять лет, – отвечаю после недолгой паузы.
Рябинин не дурак – сразу понимает, что я не готова обсуждать эту тему, и легко переходит к актуальному:
– Как тебе свадьба?
– Громкая.
– О-о, это ещё главного конкурса не было! Вот где наверняка будет громко, – Пал Ильич смеётся, но мне кажется, что ему не весело.
Когда же уже закончится эта свадьба? Домой хочу, к Ричарду. И маму увести бы отсюда поскорее…
– Я знаю, что ты злишься на Вадима.
Молчу. Но это и не вопрос.
– Вадим сам очень переживает, ты ведь знаешь, как он привязан к тебе.
Аукцион для толстосумов прошёл на ура – кусок торта продали… страшно сказать! Да мне надо целый месяц ломать руки о такие вот зажравшиеся шеи! Ну продали – и отлично! – это ведь в копилку молодожёнов, поэтому я только за. Осталось пережить праздничный фейерверк, сграбастать маму со Стешкой – и домой. Домо-о-ой!
– Дамы и господа! Та-да-ам!.. – это возник наш искромётный ведущий Гарик с интригой во всю морду. – О, вижу волнение на ваших лицах… И я уже готов, мои беспокойные, пожелать вам неспокойной ночи… Но!.. Если вы ждёте от меня финальной речи… Не дождётесь, друзья! Самое интересное только начинается! Ха!
Совсем чокнулся, что ли?
Между тем чокнутый продолжил интриговать публику. Изломался и извертелся, как пряник с повидлом, напомнил о предстоящем салюте и, наконец, объявил о главном сюрпризе вечера.
Трындец!
Гости рванули из зала, будто на последнюю электричку опаздывали. Плебеи! Стояли бы на их пути жених с невестой, уже лежали бы, размазанные по полу. Но молодожёны предусмотрительно посторонились, выпуская алчную толпу, а я с раздражением проводила взглядом мамин белокурый затылок.
– Ай, а мы посмотрим? – Стефания прильнула ко мне с просящей улыбкой.
– Возможно, даже поучаствуем, – обнадёжила я сестрёнку, ощущая нарастающий азарт.
– Ты что?! – пугается Стеф. – Айчик, не вздумай! Ну п-пожалуйста!
– Посмотрим, – бросаю неопределённо.
Главная интрига поджидает нас на заднем дворе. Огромный бассейн для фонтана, наполненный водой, и парочка полуголых идиотов, подпрыгивающих в этом самом бассейне и отбивающих зубами громкую дробь в ожидании старта. Это, похоже, самые жадные и нетерпеливые. Ну, зато хоть протрезвели! Оба вцепились в длинную трубу, возвышающуюся из центра бассейна, и зло сверкают глазами в сторону ведущего. Но Гарику не до них.
– Придурок, почему жребий не кинули?! – рычит на него Пал Ильич. – Я за каким тебя предупреждал?!
– Но так ведь интереснее, – обороняется придурок. – Павел Ильич, приз слишком ценный, так зачем людям упрощать задачу?
– Это не тебе, сука, решать! – далее следует сложный текст, что в переводе звучал бы: «За каким фаллосом тебе мозги и уши, совокуплять тебя по нотам!» – Твоя задача была проста – сделать, как я сказал. Ты сделал?
– Но я подумал...
– Думаю здесь я! А ты чётко выполняешь то, за что я тебе плачу.
– Извините, я хотел как лучше, чтобы конкуренция была жёстче и конкурс зрелищнее... Эти двое, считай, уже выбыли, – Гарик кивнул на двух околевших моржей в бассейне и состряпал покаянную физиономию.
Прищурившись, я изучаю жёсткий профиль Рябинина. Пал Ильич снова перешёл на витиеватый портовый сленг, но внезапно осекся, заметив меня, и нахмурился. И есть от чего…
Летом, когда открылся ресторан, я заезжала поглазеть на территорию. И фонтан, конечно, видела. Длинный шест-труба служил типа стеблем для одуванчика. А на самом верху труба разветвлялась на множество мелких трубочек, из которых во все стороны били струи воды, образуя шапку цветка. Но сейчас не сезон и это просто голый шест, а вместо одуванчика на самой вершине подвешены ключи от новенького кроссовера, припаркованного в десяти метрах от фонтана. Не то чтобы очень уж крутого, но всё же…
– И как водичка? – спрашиваю Рябинина, поглядывая в сторону бассейна.
– Ты туда не полезешь! – рявкает он зло, догадываясь о моих планах.
А вот это он зря сейчас сказал!..
Я прекрасно осознаю, что ключи от новенькой тачки – это жирный соблазнительный кусок сыра в опасной мышеловке, только вот эта самая опасность меня и заводит. Рябинин в ярости, но чтобы меня остановить, ему придётся отменить конкурс. А это, на минуточку, угроза репутации.
– Айка, ты совсем с ума сошла? В платье и на каблуках? – прыгает вокруг меня Вадик.
– Легко! А хотя... – думаю, что разгоряченные конкуренты наверняка превратят моё платье в блестящие лоскутки. А мне жалко, оно красивое. Выгибаюсь буквой «зю» и пытаюсь справиться с молнией.
– Я тебя не пущу, – это свирепствует Алекс. Даже смешно.
– Прости, «мамочка», забыла у тебя спросить.
– Айчик, ну н-не надо, з-заболеешь, – хнычет Стеф.
– Это вряд ли, малыш, я закалённая, – подмигиваю сестрёнке, прижимая пипку её носика, и продолжаю мучиться с молнией на платье, но никто не спешит мне помочь.
– Мелкая, не дури, я тебе такую же тачку куплю, – это снова Вадик.
– А ты дофига заработал, покупальщик? И вообще, Рябинин, я за честную конкуренцию, – бью себя кулаком в грудь. – И разве вы не хотели зрелищ?
– Цыплёнок против быков – то ещё зрелище, – ворчит Алекс. – Совсем без башни, дура.
– Ой, да замолчите вы все! – это нарисовалась мама с азартным блеском в пьяных глазах. – Айка, молодец! Может, выпьешь сперва?
Ура! Я победила молнию!
– Мам, я же не пью, – быстро сдёргиваю с себя платье, шокируя публику своей смелостью. Точно не формами.
Со всех сторон слышатся свист и улюлюканье, но я даже не обольщаюсь, что кто-то может всерьёз залипнуть на моё тщедушное тельце. Да и чёрные трусики-шортики в комплекте со скромным бюстгальтером не добавляют мне эротической привлекательности.
– Надень-ка вот, – нарушает своё тягостное молчание Рябинин-старший и протягивает мне тёмную футболку. До этой минуты он возвышался рядом безмолвным и укоризненным памятником.
Бодрящий конкурс, однако. Вода не сказать чтоб слишком ледяная, но холодный ветер с лихвой компенсирует острые ощущения. Мышцы сводит, зубы стучат, и голова почему-то трясётся. Лишь на мгновение я жалею о своей выходке, но там, через несколько метров, вожделенный приз, и никаких сомнений, что ждёт он именно меня.
– Уважаемые участники! Мужчины! Рыцари! – горланит Гарик в невесть откуда взявшийся мегафон. – Среди вас хрупкая девушка! Призываю расчистить дорогу для юной леди и не создавать волну! Будьте джентльменами!
Да какие там джентльмены – приматы обезумевшие!
Несколько подмоченных бойцов всё же оглянулись на меня и, не обнаружив ничего выдающегося, вернулись в бой. Вот шла бы здесь обнажённая Алекс – другое дело, а тощая и посиневшая от холода малолетка никого не впечатляет.
Зато мужики в костюмах прут, как терминаторы – может, у них непромокаемый прикид? До бойни они добираются раньше меня, чему я несказанно рада. Я же не спешу приближаться – типа просто проплываю мимо. Похоже, у непромокаемых пиджаков особые указания – участников не обижать, но протоптать для меня коридор. Ага, наивные дяденьки – их там только и ждали.
Чёрт, а можно уже как-то быстрее мне помогать? У меня даже глаза замёрзли!
И вот окоченевшими глазами я наблюдаю, как один из костюмов пошёл ко дну – печалька. Но ждать больше некуда – иду в "морской бой". Заледеневшие уши ловят сигналы от группы поддержки: «Айка! Айка!» Правда, не все такие оптимистичные – надрывный возглас Стефании призывает срочно вернуться. И почему-то совсем близко гудит знакомый голос: «Давай, мелкая, шевелись!» Позади меня раздаётся всплеск, и я шевелю непослушной головой… Новобрачный при полном параде гребёт следом – на груди цветок, на морде – ярость. Ускоряюсь.
– Извините, – стучу по голой спине крайнего охотника за ключами, – позвольте мне пройти.
Оторопевший мужик послушно посторонился, но потерял бдительность и тут же получил в морду от соперника.
– Извините, – я проводила сочувственным взглядом поверженного бойца и осторожно двинулась дальше. – Простите, пожалуйста, разрешите, я пройду…
Пиджаки уже изрядно потрёпаны, но дело своё знают – трое стоят насмерть, один – насмерть плавает.
И вот он, жёсткий стебель одуванчика, лишь руку протянуть...
– Скрипка, твою ж мать! Даже не мечтай! – это мой одноклассник Шумов. – Мужики, не пускайте девку, эта мартышка за минуту взлетит наверх.
– Ошибаешься, Шум, – лепечут мои одеревеневшие губы и всё громче стучат онемевшие зубы.
– Ей и полминуты хватит, свали на хрен, Шум, – заканчивает вместо меня пока ещё бодрый Вадик и получает жёсткую подачу в бубен.
А ведь Шумов сегодня пришёл пожелать счастья молодым...
Об этом я размышляю, уже взбираясь на одуванчик. Кто-то дважды попытался ухватить меня за ноги, но пиджаки не дремлют. Молодцы! Я тоже. Правда, ноги мои ни хрена не чувствуют, ветер пробирает до костей, но загребущие руки работают с жадным энтузиазмом. Спасибо, Ли! Спасибо, Кирилл Андреевич, да пребудет с тобой тропическое счастье!
Фу-ух! Готово!
Я сжимаю в ладони ключ. Я тоже молодец! И мне спасибо!
Спуститься сил нет, а упрямства – ещё на парочку подъёмов и спусков. Но внизу раздаётся отборный мат и начинается настоящее рубище. Теперь мочат пиджаков и... Вадика. Телепаясь на холодном ветру, я наблюдаю, как с разных сторон в бассейн прыгают свежие «непромокаемые» пиджаки… Как взбирается на бортик взволнованная Алекс, но ей не позволяют нырнуть… Как плачет навзрыд Стефания, а мама танцует эротично-победный танец... И как спокойно и неподвижно курит Рябинин, взирая на свадебный переполох.
Слышу, как горланит Гарик, но почти не разбираю слов... Сжимая в зубах колечко от ключа и царапая ладони, бессильно сползаю по трубе и покидаю проклятый одуванчик, падая в чьи-то заботливые руки.
Кажется, на какое-то время я всё же выпала из реальности…
Нет, я не потеряла сознание и чувствую, как из холодных и мокрых объятий попадаю в горячие и крепкие. Меня куда-то несут… Надеюсь, это будет тёплое место. И сейчас, в мужских руках, я пытаюсь отыскать в себе тот самый колючий озноб, возникающий при чужих прикосновениях, неприятное жжение в груди, пульсацию в висках… Озноб нашёлся. Оно и неудивительно – околела я, как ледяная сосулька. Но тем сильнее я нуждаюсь в тепле этих сильных рук и льну к ним, прислушиваюсь к чужому учащённому дыханию, с наслаждением втягиваю запах… Такой… очень мужской запах – древесный с примесью бергамота и табака. Мне хочется продлить эти непривычные ощущения и совсем не хочется открывать глаза. А придётся…
– Что Вы натворили, Павел Ильич? – нервничает Алекс. – Повеселились? И как оно?
– Она что, бе-без с-сознания? А она очнётся? – горько всхлипывает Стешка.
– Дайте я заберу у неё ключи, а то потеряет, – это, конечно, заботливая мамочка.
– Ага, щ-щас-с! – я крепче сжимаю в ладони драгоценный ключ, распахиваю глаза и встречаю смеющийся карий взгляд.
Так и знала, что это Рябинин. Но, пока не видела, мне было намного уютнее. Теперь же мне не очень комфортно, и я начинаю активно ёрзать в его руках. Рябинин сжимает меня сильнее и усмехается.
Рябинина давно нет в комнате, а вернее, в гостиничном номере, где он меня сгрузил и умчался наводить порядки. Но разлившееся в воздухе напряжение до сих пор отравляет моё настроение. А ещё водочные пары напрочь выжгли обоняние. Но это всё же лучше, чем нюхать рябининский прокуренный пиджак.
Урод! И ещё полстакана водки влил мне в рот. Фу! Как же это было горько! И теперь в моей голове горячо и нервно. И тошнит... Домой хочу – к Ричарду. Но до сих пор валяюсь на казённой кровати, растёртая вонючей водкой по самые уши и закутанная в тёплое одеяло. С одной стороны тихо вздыхает и жмётся ко мне Стеша, с другой – маячит Алекс. Достала уже своими нравоучениями! Где ж её супружник? Сбежал?
– Шурик, да хорош уже балаболить, башка от тебя болит, – не выдерживает мама. Она развалилась в кресле и обеими руками держится за голову.
– Пить надо было меньше, – переключилась на неё Алекс.
– Поучи ещё мать! У тебя свадьба, между прочим! То есть торжественный запуск письки в эксплуатацию. А твой муж неизвестно где и кого эксплуатирует.
Алекс аж перекосило от гнева, и быть бы скандалу, но очень своевременно в номер ввалился счастливый и пьяный муж. В одеяле и тапочках.
– Девчонки, вот вы где! – лыбится Вадик и тянет свободную руку к своей прекрасной половине.
Слава богу! Забирай её быстрее!
Но дверь снова распахивается и влетает… довольный Пал Ильич.
– Ну что, согрелась, русалочка? – весело и как ни в чём не бывало спрашивает у меня. – Домой поедем?
– Давно пора, – ворчу недовольно и пытаюсь привстать в своём коконе. Никак – голова кружится. Кажется, даже в бассейне я намного лучше себя чувствовала.
– Э, какой домой? А салют? – забеспокоился Вадик.
– Айка, дай-ка сюда ключи, – подрывается с места мама, – пока не потеряла. И идите уже все на салют.
Ох, ключи же!
Моя ценная добыча, зажатая в кулаке, кажется, вросла в мою ладонь, и я ухитрилась о ней забыть. Алкоголь – наш злейший враг! Нервно трепыхаюсь в одеяле, пытаясь высвободить руки, и злюсь. А под насмешливым взглядом Рябинина мне хочется рычать и кусаться. Это всё дурацкая водка! Мама бросается мне на помощь, но у неё свой интерес. Фу-ух, свободна!
– Алекс, возьми, – я протягиваю подрагивающую ладонь с ключами сестре. Меня так штормит, что подрагивает даже язык и лепечет невнятно.
– Боишься потерять? – спрашивает Алекс и неуверенно забирает ключи.
– Не-а, – я с облегчением откидываюсь на подушку. – Это теперь твоя машина.
– Ух ты, ничего себе! – радостно улыбается Стеф.
– Айка, идиотка тупая! – орёт мама не своим голосом и пытается выхватить у Алекс ключи. К счастью, безуспешно.
– Ай, ты чего, с ума сошла? – растерянно бормочет сестра. – Я не могу… да ты чуть не погибла из-за них!
– Пф-ф! Не погибла же! Я ещё, может, не готова изменять своему любимому «Пыжику», а к тому же, – перевожу торжествующий взгляд на Рябинина-старшего, – я терпеть не могу красненькие машинки!
Рябинин беззвучно смеётся, а мама едва сдерживается, чтобы не придушить меня.
– Но, главное, Алекс, я хочу, чтобы у тебя был надёжный и быстрый конь, на котором ты смогла бы ускакать от своего мужа, когда... – я смотрю на бледнеющего Вадика, – когда он надоест тебе своими слюнявыми поцелуями. Ну или если тебе, молодой рябинке, захочется к дубу перебраться...
– Какая же ты дура, мелкая, надо было тебя утопить, – рычит Вадик и получает от любимой супруги звонкую затрещину.
Моё хихиканье даже в собственных ушах звучит противно, но меня поддерживает Стешка.
– Так, всё, – мрачно командует Рябинин-старший, – по домам, алкаши!
– А я передумала! Требую продолжения банкета! – горланю из чувства противоречия, когда он закидывает меня себе на плечо прямо в одеяле. – О-о, дядя Паша решил тряхнуть стариной и пошалить? Поберегите старину, батенька, а то ведь отвалится! Ой, стойте, стойте, мы забыли свадебный торт для Ричарда!
Мой голос, совершенно охрипший и огрубевший, звучит, как у пропойцы.
– Айка, заткнись, – читаю по губам едва не плачущей Алекс.
– Совет да любовь, ребята! Горько! Горько!
Как же суматошно бьётся моё сердце…
И как же ему горько!..
Отчего же так горько?..
