The Magic Argument

Глава 1. Происшествие с котлом

Распределяющая шляпа ошиблась, определив ее на Гриффиндор.

Гермионе понадобилось долгих шесть лет и лето в придачу, чтобы это понять. Хотя в глубине души она давно знала. Еще до того, как приключения, а вместе с ними Гарри и Рон, единственные друзья, оставили ее за бортом.

Обучение давалось Гермионе легко. Даже усложненные задания и дополнительная домашняя работа, получить которые помогала Макгонагалл, не меняли дело. Да, они занимали больше времени, но все равно недостаточно.

Гермиона хорошо справлялась с самого начала, а уж когда часов на учебу стало больше и из лучших друзей у нее остались одни только книги — плотно закрепилась в списке лучших.

«Отличная студентка с великолепными результатами», — сказал о ней профессор Дамблдор, вручая кубок лучшего студента четвертый год подряд.

Она улыбалась и все не могла отделаться от мысли, как просто вырваться вперед, если остальные слабее.

Гермиона чувствовала, что она лучшая, и это ее превосходство — нескромное, но такое приятное и заслуженное — передавалось остальным.

Вместо аплодисментов и криков радости, какими бы встретили любого другого гриффиндорца, оказавшегося на этом месте, сокурсники приветствовали ее гробовой тишиной.

— Четвертый год подряд, Грейнджер, серьезно? — спросил тогда Симус Финниган, озвучив то, что мучило сразу всех.

Она только пожала плечами, зная, что любое ее слово, любой жест только сделают хуже. Вызовут ропот и злость, которых она не хотела и боялась где-то глубоко внутри.

За шесть лет жизни бок о бок она так и осталась для всех чужой. Девочкой, что донесла на Гарри Поттера из-за глупой метлы и вмиг потеряла все.

Что ж, пусть так.

Если в «Истории Хогвартса» писали правду и выбор у нее действительно был, Гермионе стоило присоединиться к Когтеврану. Вылепить для себя совсем другую, полную знаний, увлечений и быть может друзей жизнь. Но она ошиблась, выбирала неправильно, а потом снова и снова, пока не оказалась там, где оказалась.

Совсем одна в последний школьный год — желанный и пугающий сразу.

И все же кое-что она способна сделать: например, поговорить с профессором Макгонагалл о дополнительных курсах, которые помогут ей при поступлении. Если анкета на целительский станет чуточку убедительней, Гермиона станет крепче спать по ночам, а это уже немало.

Конечно, анкета уже была хороша — не только по представлениям самой Гермионы, но и со слов учителей, которым она рискнула показать ее в прошлом году — но всегда можно сделать лучше. Ей не хотелось довольствоваться просто хорошим результатом, когда можно рассчитывать на отличный.

Вооружившись сумкой с книгами, свитком с расписанием и брошюрой Академии, Гермиона направилась к кабинету Макгонагалл. Постучала и, дождавшись привычного мелодичного «войдите», несмело прошла внутрь.

Разговор у них вышел долгий, но не такой удачный, как грезилось Гермионе до. Профессор Макгонагалл напоила ее ромашковым чаем и терпеливо выслушала рассказ о скучнейших летних каникулах, самым интересным событием из которых была семейная поездка к двоюродной тете Милдред и ее сыновьям-близнецам.

— Общение с семьей — это важный опыт, мисс Грейнджер, — улыбнулась профессор. — Надеюсь, и после поступления у вас найдется время на общение с близкими.

Гермиона кивнула, представила мать, щебечущую и обнимающую ее при каждом удобном случае, и отца, такого умного, что даже ей со всей магией и чудесами до него далеко, и невольно улыбнулась в ответ.

— Я как раз хотела поговорить с вами о поступлении, — начала она, разворачивая перед профессором Макгонагалл свиток, испещренный пометками из цветных чернил. — Я посмотрела свое расписание и отметила цветом предметы, что больше всего пригодятся при сдаче вступительных экзаменов в Академию. От красного — «жизненно необходимо» до синего — «тоже важно».

Макгонагалл покачала головой скорее одобрительно, чем строго.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны.

— Это еще не все, — торопливо добавила Гермиона. — Профессор… могу ли я… Можно мне взять углубленный курс Древних рун и факультатив по Алхимии в этом году?

Макгонагалл внимательно посмотрела на нее. С сочувствием или Гермионе только показалось?

Блеснули стекла очков.

— Боюсь, у вас никак не получится посетить все занятия сразу, — сказала она наконец. — Для поступления вполне хватит тех предметов, что я внесла в ваше расписание. Мы не можем снова рисковать здоровьем студентов, пусть и в угоду самому ценному ресурсу, что можем им дать — знаниям. Надеюсь, вы меня понимаете.

Гермиона нервно разгладила край свитка с расписанием и едва его не оторвала, но взгляд от лица профессора отвести не смогла.

Сдаваться быстро было не в ее правилах, они обе прекрасно это знали.

Гермиона решила, что тот случай на третьем курсе забыт и похоронен, но, как видно, Макгонагалл винила себя до сих пор — за то, что дала Гермионе маховик, и та, потеряв друзей и чувство времени — буквально — попала в Больничное крыло с переутомлением и нервным срывом.

Профессор навестила ее тогда и строго-настрого запретила пользоваться маховиком впредь. Правда, назад его не забрала. Даже в день, когда Министерство решило уничтожить все оставшиеся, не потребовала его назад. Гермиона не знала, почему так, но послушно оставила его при себе и ни разу не воспользовалась. Спрятала промеж ярких носков, когда-то давно, в другой счастливой жизни подаренных миссис Уизли на Рождество, и постаралась забыть и о том, и о другом.

Могла ли она теперь воспользоваться маховиком, раз внезапно о нем вспомнила?

Нет, даже теперь не могла. Использовать его — все равно что предать профессора Макгонагалл, единственного человека, что до сих пор относился к ней хорошо, для которого она не была тупой зазнайкой, стукачкой или кем еще. Просто собой.

— Предлагаю компромисс, — смягчилась профессор. — Выберете один из курсов, и мы добавим его в ваше расписание. О втором придется забыть.

Глава 2. Знакомые подозрения

Гермиона отшатнулась, будто Гарри ее ударил.

В каком-то смысле подозрение, что она могла причинить ему вред — вот так просто, играючи, между делом — ударило даже больнее.

Он так и не забыл историю с «Молнией», так и не перестал считать ее предателем, фриком, уродкой.

Так зачем ей что-то объяснять, если он не готов верить?

— Давай провожу тебя в Больничное крыло, — предложил Рон, но Гермиона только помотала головой.

— Только после урока, мистер Уизли, если, конечно, не хотите снова потерять баллы факультета, — сказал Снейп. — Если кто-то из ваших более удачливых софакультетников успел их заработать, конечно.

— Но…

Рон вскочил на ноги и двинулся к Снейпу, но Гермиона удержала его за полу мантии. Прикусила губу от боли, почувствовав, как руки пронзают тысячи раскаленных игл, но выдержала. Значит, и остальное сможет.

— Согласно пункту тринадцать школьных правил только потеря конечностей может стать уважительной причиной покинуть урок раньше времени, — по памяти процитировал Снейп. — А у вашей… кхм… коллеги они все на месте.

Взмахнув палочкой, он наколдовал для Гермионы пару плотных магических перчаток, способных на время сдержать боль.

— Он прав, — подтвердила Гермиона, натягивая перчатки и шумно выдыхая от облегчения. Боль не прошла совсем, но действительно стала терпимой.

— Но тебе больно.

— Уже лучше, правда.

Гермиона соврала. Пусть рукам и стало легче, больше всего пострадали не они. Она невольно посмотрела на Гарри, но тот не ответил на ее взгляд.

Рон помог ей подняться и заклинанием вернул котел на место. Так и не сказав друг другу и слова, они попытались приготовить зелье заново, но времени не хватило.

Получив двойную порцию домашней работы — и скучнейшее эссе о применении опасных зелий в бытовых целях в том числе — они наконец покинули класс. Малфой, как успела заметить Гермиона, вышел первым. Словно только этого и ждал.

Она все еще не была уверена, что именно видела перед их злоключением с зельем. Малфой подлил что-то в котел или Гермионе так только показалось?

Ненавидел ли он их — или ее лично — так сильно, чтобы устроить такое?

Она хотела знать.

Отстав от Драко на пару десятков шагов, чтобы все не выглядело уж слишком подозрительным, Гермиона пошла следом. И сама не знала, на что рассчитывая. Не стал же бы он обсуждать сорванные планы посреди коридора. Или стал?

— Эй, ты куда? — догнал ее Рон. — Давай я тебя провожу.

— Не нужно.

— Но так будет…

— Рон, я вполне могу дойти сама, — прозвучало грубее, чем ей хотелось, но отчасти это к лучшему.

Не стоило давать надежду на мир и дружбу, когда никакого мира и уж тем более никакой дружбы быть не могло.

— Как хочешь, — кисло ответил он.

Гермиона прошла за Драко коридорами подземелья, а затем — лестницами до самого восьмого этажа, оставив позади нужный ей второй и вожделенное Больничное крыло вместе с ним.

За всю дорогу Драко ни разу не обернулся и, кажется, не заметил, что она за ним следит. Ушел в свои мысли так глубоко, что даже стайка налетевших первокурсников, едва не сбивших с ног их обоих, не вывела его из себя.

Гермиона не была хорошим преследователем, но эффект неожиданности и его внезапная рассеянность сыграли ей на руку. Благополучные мальчики, переросшие период коротких штанов и гувернанток, не ждут, что кто-то станет за ними следить. Их жизнь прекрасна и предсказуема до одури. Так удобно.

Гермиона завернула в очередной коридор и резко остановилась. Драко нигде не было. Совсем нигде, будто он сквозь землю провалился или, как привидение, прошел сквозь стену.

Рано она радовалась.

— Что за?..

Неужели он все-таки заметил, что она идет за ним от самого класса, и схитрил? Или прочел ее мысли — тревожные и слишком громкие, чтобы их скрыть?

Гермиона прошла по коридору до тупика, затем вернулась назад, но Драко так и не нашла.

Смутное подозрение о его участии в катастрофе с котлом переросло в уверенность. Слишком много странностей для одного дня и одного человека, пусть и такого, как он.

Постояв посреди коридора еще минутку, прислушиваясь к нарастающей боли в руках и неровному биению собственного сердца, Гермиона наконец пошла прочь.

Мадам Помфри, напричитавшись над ее ожогами и в сердцах поругав меры безопасности на уроках профессора Снейпа, умело обработала Гермионе руки и дала обезболивающий отвар на ночь.

— Рано захочется спать, и сны будут яркие, но завтра все придет в норму, — пообещала она.

Гермиона кивнула и горячо поблагодарила мадам Помфри, но та только кивнула в ответ.

Гермиона вдруг поняла, что за все годы, проведенные в школе, ни разу не видела недовольства на ее лице: всегда только благосклонную и полную сочувствия улыбку, которая будто тоже помогала, как скрытая часть лечения и сама по себе.

Сможет ли она стать таким целителем когда-нибудь? Сможет ли врачевать не только тела, но и души?

Гермиона бы хотела. Потом. А пока — хотя бы поступить в Академию.

Привычка думать о малом помогла ей выжить в изоляции и остаться живой (определенно), целой (в определенном смысле), а может и немного поумнеть (хотелось верить), что уже немало.

Она не готова потерять все это из-за Малфоя, Гарри или кого угодно другого, не теперь. Она выяснит, что задумал Драко и остановит его, если понадобится.

На пороге Больничного крыла, споткнувшись о высокий порог, который вечно забывала переступить, Гермиона едва не врезалась в Малфоя. Лишь в последний момент уцепилась за дверной косяк и замерла в паре сантиметров от его лица.

— Что ты здесь делаешь? — зло спросила она, выпрямляясь и делая шаг в сторону, невольно его пропуская. Почти галантно.

Он приподнял брови и промолчал. Сама мол, глупая, догадайся.

— Слишком часто мы встречаемся для такого большого замка, — сказал он, то ли желая в очередной раз ее уколоть, то ли намекая, что сталкер из нее кошмарный.

Глава 3. На виду

Если хочешь сделать что-то незаметно — сделай у всех на виду.

Гермиона не считала это правило универсальным и подходящим ко всему без разбора, но в ее случае оно оказалось кстати.

После случая со второкурсником, приготовившим зелье разрушения в гостиной факультета, экспериментировать с зельями и алхимией в спальнях и общих помещениях запретили.

Затей Гермиона свои эксперименты в пустом классе — с ее-то удачей и неумением врать — непременно попалась бы на глаза учителю и получила ворох новых проблем, которые перед поступлением были ей совсем не нужны.

В библиотеке же лишних вопросов не задавали: строгая мадам Пинс так привыкла к присутствию Гермионы, неизменно беспроблемному и тихому, что воспринимала ее ни то забытым местным приведением, ни то приметой на удачу. Сухо кивала и улыбалась одними уголками губ, встречая ее у стойки запретной секции или среди стеллажей, но всегда куда-то в сторону, будто приветствуя кого-то другого, для прочих невидимого.

И теперь мадам Пинс не задала Гермионе и вопроса о реторте и перегонном кубе у нее в руках. То ли правда не заметила, то ли предпочла не замечать, раз уж буря не грянула, и библиотечные книги — несомненно бесценные для них обеих — не пострадали от одного появления неподобающих предметов в неположенном для них месте.

Не встретив никого из знакомых, Гермиона широкой дугой обошла третьекурсников, спорящих над странным опаленным по краям фолиантом, будто взятым из запретной секции, и свернула вглубь библиотеки к стендам Травологии, которыми на ее памяти никто никогда не интересовался.

— Прости, ты не могла бы мне помочь?

Гермиона нервно дернулась, едва не уронив алхимический скарб на пол. А ведь почти смогла сделать все гладко и без приключений. Если бы только хваленая удача не вмешалась. Будто ее, как Золушку, тоже крестная фея прокляла. Или то было со Спящей красавицей?

Гермиона обернулась, не вполне уверенная, что обращаются к ней. И все же Джинни, неуютно переминающаяся с ноги на ногу и бросающая обреченные взгляды на стеллажи, заговорила именно с ней.

— Ты ведь все здесь знаешь, — продолжила она, так и не дождавшись ответа. — Профессор Стебль задала страшно сложный доклад, и я совсем не знаю, что писать.

Гермиона медленно опустила реторту на стол. Дала себе время, чтобы придумать причину для отказа, в которую Джинни поверила бы. Реторта звякнула жалобно и почти сочувственно, будто понимая, как это сложно.

— Хорошо, — ответила Гермиона наконец. — Что у тебя за тема?

После взрыва Рон бросился ей помогать, не задумавшись ни на секунду. Не стал обвинять, спрашивать или сомневаться, а просто помог. И кто она, если откажет его сестре после такого?

Гермиона помогла Джинни подобрать необходимые книги и даже осталась с ней за одним столом, когда та, кусая губы от усердия, принялась писать.

— О, а я ведь тебя отвлекла, — чуть смущенно сказала Джинни, поднимая глаза от доклада. — Может, тебе тоже помощь нужна?

— Я справлюсь, спасибо, — поблагодарила Гермиона.

— Какой-то проект по зельям? Это ведь не запрещено?

— Да так, одна факультативная работа к поступлению.

Джинни понимающе кивнула, явно не поверив и слову.

Гермиона задумалась на секунду и, решив для себя, что свидетель ей даже на руку — ведь известно, что доказательства, полученные незаконным путем и принятые не по правилам и доказательствами-то не считаются — принялась готовить эксперимент.

Заклинанием отделила остатки злосчастного зелья с платка и вновь сделала их жидкими. Аккуратно собрала во флакон из чистого серебра и, как следует взболтав, добавила в перегонный куб.

— Главное не передержать, — прокомментировала она для заинтересованной Джинни. — По крайней мере так пишут.

— Что это?

— Пока не знаю, — Гермиона наблюдала, как капля зелья из фиолетовой становится синей, густеет, распадается на несколько частей.

Одна капля, две, три, еще. Гермиона пересчитала, а потом, чувствуя, как тревога подкатывает к горлу, пересчитала снова.

Цифры оказались одинаковыми, и обе — на одну больше, чем должно быть по рецепту. Значит, лишний ингредиент все-таки был, и дело с Драко ей не привиделось.

Ох уж эти его игры.

— Так боишься завалить выпускные, что решила спалить замок, Грейнджер? — спросил Драко, присаживаясь за их стол. — Если хочешь я спрошу, оставляют ли особо одаренных на второй год, если он последний.

— Тебе-то оно, наверное, нужнее? — зло вставила Джинни.

— Что-то новенькое. Неужели группа поддержки? — поднял бровь Малфой. — Скройся, взрослым надо поговорить.

Джинни потянулась к волшебной палочке, но Гермиона остановила ее жестом.

— Все хорошо, — улыбнулась она нервно. — Иди.

Джинни поджала губы, подумала было возразить, но в последний момент передумала. Сгребла книги к докладу и, с шумом придвинув стул, оставила их вдвоем.

— И откуда ты взялся? — спросила Гермиона.

— Как староста я должен следить за порядком, — Драко откинулся за спинку стула, вытянул руки перед собой и сладко улыбнулся. — Староста, что нарушает правила и забывает о своих обязанностях — весьма фиговая староста.

Камень в ее огород или целый булыжник.

Рукав мантии закрывал его правую ладонь до самых кончиков пальцев, будто та была травмирована. Гермиона моргнула. Заметив ее взгляд, Драко небрежно убрал обе руки со стола.

— Если пришел распекать меня — лучше сразу иди вон. У тебя ведь много других важных дел сегодня?

— Кажется, ты не поняла, Грейнджер, — Драко вмиг стер шальную и нарочито вежливую улыбку с лица. Посмотрел на нее зло и честно. — Именно так, я пришел тебя распекать. Может, расскажешь, что ты творишь?

Сердце Гермионы остро стукнуло в ребра.

Чудеса. Глупостей с зельем натворил Малфой, а виноватой чувствует себя она.

Зелье! Мерлинова борода, она совсем забыла.

Гермиона взмахнула палочкой, попыталась спасти расщепленное зелье и таинственный дополнительный ингредиент, единственное ее свидетельство, но не смогла. Отвлеклась на Малфоя и продержала непозволительно долго.

Глава 4. Большая маленькая правда и опасная ложь

Даже маленькой девочкой Гермиона не любила сказки. А уж когда выросла и поняла, как на самом деле устроен мир, и вовсе перестала в них верить.

У жизни вокруг было много положительных сторон, но чудеса и счастливые совпадения точно не из их числа.

Гермиона почти не удивилась, что о ее «свидании» в библиотеке с Малфоем к обеду следующего дня знали все. Перешептывания, кивки и смех в спину преследовали ее с самого утра, но только подслушав разговор Лаванды Браун и Парвати Патил на Нумерологии, Гермиона поняла в чем дело.

Девчонки нарочно сели позади нее и вполголоса переговаривались, забыв о лекции и будто не замечая окриков профессора Вектор и гневного гермиониного взгляда через плечо.

— И что он только в ней нашел? — вздохнула Лаванда.

— Ума не приложу, — пожала плечами Парвати. — Хотя, может, это и хорошо. Теперь Гарри на нее и не взглянет.

Гермиона замерла, не дописав слово в конспекте до конца. Отложила перо и, до скрипа сжав зубы, перевела взгляд на пейзаж за окном.

Они знали, как задеть ее за живое, сделать больно и уязвить по-настоящему. И всегда били по больным местам.

— Он бы такую и выйди она перед ним голой, не заметил.

Лаванда засмеялась.

— Да уж, на подстилке у ног какого-нибудь слизеринца ей и место, — продолжила Парвати. — Пусть и такого симпатичного, как Малфой.

Маленькие лгуньи. Так привыкли обманывать, выдумывать и приукрашивать, что и дня бы не выдержали говоря только правду.

Правду.

Гермиона повторила про себя это слово, покатала его на языке, задумалась на мгновение.

А ведь она могла помочь им: всего одно маленькое заклинание, которому не учат в школе, но не сложно найти в библиотеке Хогвартса, если знать где искать, заставит их говорить правду — сутки или около того.

Стоит только обернуться, шепнуть слово и сделать тот пас палочкой…

Нет, она не может, несмотря на все — нет. Это против совести, и быть может школьных правил тоже.

— Думаю, Малфой скоро ее бросит, если еще этого не сделал. Не знаю кому вообще захочется говорить с ней после такого. Предателей нигде не любят, особенно на Гриффиндоре.

И все-таки совесть и правила — не все.

Гермиона сдалась. Легко почувствовать себя плохим, если все вокруг говорят, что ты плохой. Хочется хотя бы разок оправдать чужие ожидания.

Разумная ее часть знала: поддаваться на провокацию плохо, ведь их слова — ложь и пустая девичья болтовня, что забудется к завтрашнему дню, уступив место следующей горячей сплетне, но вот другая часть — та, в которой горели обида и ярость, накопленные годами, — ни о чем знать не желала. Только мстить, отчаянно и сию же минуту.

Так тому и быть.

Уличив момент, когда профессор Вектор отвернулась, выводя на доске формулы особо сложных расчетов, Гермиона украдкой обернулась и, спрятав палочку за широким рукавом мантии, произнесла заклинание, вложив в него всю обиду, что не могла выразить раньше.

Глаза девочек на мгновение застыли, остекленели. Их щебетание прервалось, чтобы продолжиться вновь, но уже на другой ноте.

— Лучше бы Драко Малфой позвал на свидание меня, — выпалила Лаванда. — Хотя и Гарри ничего. Люблю мальчиков, которые в школе на слуху.

— Эй, Гарри мой! — возразила Парвати. — Сама знаешь, я в него с первого курса влюблена.

Гермиона ухмыльнулась. Вот это другое дело. Такой разговор честнее и правильнее, так ведь и должно быть между подругами?

— Ничего он не твой, — не смогла остановиться Лаванда. — Он и имени твоего не вспомнит, если профессор его до не назовет. Да и сама знаешь, что он давным-давно влюблен в эту Грейнджер! Ты же поэтому ее ненавидишь.

Кровь прилила к лицу Гермионы. Какая-то ее часть хотела услышать от девчонок что-то необычное, какую-то тайну, которую по-другому не узнать, но это…

Неужели заклинание не сработало, и девчонки решили сыграть на главной ее слабости? Но почему тогда все остальное, ими сказанное, так похоже на правду?

Но Гарри не может. Не может ведь?

Если это было так, он бы простил «Молнию» и то, что последовало за ней, позволил бы и дальше быть рядом, быть его другом, ведь так?

Мысли ее совсем перепутались.

— Я ненавижу ее, потому что другие ненавидят! — возмутилась Парвати.

— И без всякой причины? Я вот — потому что завидую. С такими оценками она может поступить куда захочет, а мне приходится каждые каникулы и Рождество уламывать отца дать денег на обучение в академии. Вместо того чтобы прямо с выпускного отвести к алтарю с этим мерзким кузеном Дадли из Эссекса…

Гермиона услышала больше, чем хотела и чем должна была. Штука резко перестала быть смешной, а месть — сладкой. В какой-то степени ей даже стало жаль, что она все это затеяла, однако не настолько, чтобы не воспользоваться единственной своей возможностью узнать о тайне Гарри — правдивой или нет — больше.

— И с чего вы решили, что Гарри в меня влюблен? — спросила она, обернувшись и впервые вступив в разговор.

Девчонки захлопали глазами так доверчиво, что Гермионе сделалось не по себе. Заклинание гнало их вперед по пути истины, не разбирая дороги, в темноте и по грязи, и не ответить они, конечно, не могли.

— Это и столбу понятно.

— Я сама слышала, — призналась Лаванда. — Перед зимними каникулами на третьем курсе заметила, как он репетирует, что тебе сказать, когда на свидание позовет.

— А потом вы рассорились, и все пошло наперекосяк, — зло добавила Парвати.

Так давно? И он ни слова ей не сказал? Ни разу не попробовал сломать ту стену изо льда, что сам и возвел?

Ну, до последних событий.

Гермиона до боли прикусила губу.

— Эй, погодите-ка, — Парвати прищурилась и бросила на Гермиону злой внимательный взгляд. — Что ты с нами сделала?

— О чем это ты? — невинно удивилась Гермиона.

— Она околдовала нас! — взвизгнула Лаванда. — Мерлинова борода, профессор, Грейнджер что-то сделала с нами и теперь мы говорим правду!

Глава 5. Предчувствие боли

Гермиона не должна была оставлять маховик у себя.

Это с самого начала был риск — неоправданный, глупый и детский — не отдавать вещь, которой давно не играешь, и держать ее при себе до последнего — как память и мучительно-сладкое воспоминание.

Гермиона знала, что хранить маховик у себя — дурацкое решение, но отдать его профессору Макгонагалл не могла. Надеялась, что маленькая шалость останется в тайне и не причинит никому вреда, хоть в душе и боялась, что все закончится плохо. Предчувствовала боль, которую ее решение может принести, но от чего-то решила рискнуть.

Если бы она только знала, что кто-то украдет маховик… и сделает что? Для чего красть столь опасную вещь? Что новый владелец маховика так сильно хочет исправить и изменить?

Какое точное слово. Все владельцы подобных вещей — она и другие до нее и после — всегда хотят исправить, не зная, что ничего, если тому суждено случиться, изменить нельзя. Но можно сделать хуже, больнее и сложней. Потерять больше, чем спасти.

Гермиона пробовала так много раз. Но, видимо, так ничему и не научилась.

Если бы она знала, что Гарри — так… И на милю бы к нему не подошла. Взяла бы проклятье на себя и оберегла его всеми силами.

Но он успел первым. Благородный и убийственно честный. Как всегда.

Гермиона хлопнула себя по щеке, силой приводя в чувства и заставляя собраться.

Гарри жив, и это пока главное. Об остальном, каким бы непоправимым и диким оно не казалось сейчас, через призму страха, она подумает потом, когда эмоции схлынут, и вернется способность мыслить здраво.

А пока нужно сделать все, что Гермиона может, чтобы помочь.

Целитель она, пусть и будущий, или как?

Приставив палочку к грудной клетке Гарри, Гермиона произнесла заклинание разжигания жизненной силы, но, вопреки ее надеждам, оно не растеклось ярким желтым коконом — теплым как весеннее солнце — вокруг его тела, а лишь слабо сверкнуло и погасло, рассыпавшись тусклыми искрами по полу.

Так не должно быть. Если вор просто поставил ловушку на случай ее раннего возвращения, реакция от заклинания была бы другой.

Никто не проклинает на смерть, если просто хочет что-то украсть.

Гермиона вздрогнула, и все поняла, но осознала в полной мере лишь долгое мгновение спустя.

Плохо, очень плохо. Кто-то проклял Гарри на смерть, а такое проклятье просто так не снять.

Она вновь прощупала Гарри пульс, и едва его уловила — тонкий, прерывистый и неритмичный. Ему становилось хуже, и очень быстро.

Ощущение, что время черным песком утекает сквозь пальцы, сводило ее с ума. Гермиона не понимала, чем еще может помочь, не понимала, почему учителей нет так долго (или прошло не так много, как ей казалось?).

— Ты не можешь так уйти.

Панически перебирая в уме заклинания, что уже успела выучить, готовясь к поступлению, Гермиона вдруг вспомнила об одном, на которое наткнулась почти случайно — ох, это вечное почти — и клятвенно обещала не использовать. Ни за что и никогда, кроме самых крайних случаев.

Что ж, нарушать клятвы ей не впервой. Да и случай — самый чрезвычайный.

Наклонившись к лицу Гарри и едва коснувшись его дыханием, Гермиона произнесла заклинание. Певучее и пугающе простое. Взмахнула палочкой, а потом, не дав себе опомниться, прикоснулась губами к его губам в неправильном и самом грустном первом поцелуе, который только можно выдумать.

Отдай мне, поделись со мной. Я помогу изо всех своих сил.

К счастью к моменту, когда профессор Снейп и профессор Флитвик явились на ее зов, она успела отползти от Гарри подальше и немного отдышаться.

Проклятие, выходившее черным дымом у нее изо рта, оказалось раздражающе сладким на вкус, и пахло ужасно. Как сам тлен.

Впрочем, им оно и было.

Гермиона взяла так много, как смогла, но все равно не забрала все.

— Что здесь произошло? — спросил профессор Снейп, сложив руки на груди и уперев в нее внимательный взгляд, пока профессор Флитвик за его спиной сооружал магические носилки, чтобы перенести Гарри в Больничное крыло.

— Я не знаю, профессор, — почти честно ответила Гермиона.

Голова у нее кружилась, и она боялась, что профессор заметит на сколько с ней все не так, и начнет задавать уже совсем другие вопросы. Или просто попросит сосчитать, сколько пальцев показывает. А она непременно ошибется.

— Вы что, подрались с Поттером? — хмыкнул Снейп. — И победили?

Некстати вспомнив их с Гарри почти поцелуй, Гермиона усмехнулась в ответ.

Вышло донельзя глупо и не к месту.

Профессор не стал это комментировать, но посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Если бы он только знал, как близок к истине…

— Полагаю, мистер Поттер готов к транспортировке, — сказал профессор Флитвик, закончив манипуляции над бездыханным Гарри.

— Займетесь им, коллега? — Снейп не стал оборачиваться, продолжая следить за Гермионой во все глаза.

Словно боялся, что она сбежит или вовсе растворится в воздухе, стоит ему моргнуть. Или еще что-нибудь учудит, как сделала это с Гарри.

А ведь она бы и правда хотела бы сбежать, даже могла бы даже попробовать, найдись у нее чуть больше сил и чуть меньше совести.

— А как же вы?..

— Я хочу сказать мисс Грейнджер пару слов, — сказал Снейп, а потом, нехотя добавил: — Если вы позволите.

— О, конечно, конечно.

Гермиона проводила профессора Флитвика рассеянным взглядом. Как свою последнюю надежду на спасение.

Она знала, что в его присутствии профессор Снейп не будет с ней слишком строг и, может, не обвинит во всем сразу и в лоб, но вот теперь…

Остаться с профессором зельеварения наедине в ситуации, подобной этой, когда случилось что-то действительно плохое, и отчасти это ее вина (хотя бы с маховиком и темным заклинанием) — было для нее смерти подобно. В сто раз хуже, чем оказаться в комнате с сотней ядовитых пауков. Почти как провалиться на экзамене.

— Это не я, — призналась Гермиона, так не дождавшись, пока Снейп сам заведет разговор.