Тихая гавань
Лейтенант Барт еще раз посмотрел на циферблат вокзальных часов: поезд опаздывал на четыре минуты, что в условиях военного времени было допустимо, но неприятно. Лейтенант не отличался терпением, ждать кого-либо было просто невыносимо. Но именно из-за своей горячности он на третий год войны оставался лейтенантом. Начальство не давало ему возможности строить карьеру.
Макс достал из нагрудного кармана плоскую металлическую фляжку, открутил крышку и сделал глоток холодного, но настоящего кофе, который сварил еще утром. Запасы напитка таяли стремительно, а лейтенантское жалование не позволяло купить настоящее зерно, а не эрзац. У местных же найти кофе было просто невозможно.
Приближался запоздавший поезд, Макс отошел от края платформы. Локомотив начал торможение: лейтенанту нравилось наблюдать за поездами. И самолеты: смотреть на них он мог бесконечно, в детстве мечтал стать летчиком, но не получилось — хромота на правую ногу перекрыла многие пути в работе, даже в армию он попал через письмо Герингу. Его отказывались брать на службу, но он написал маршалу о своем желании послужить рейху и фюреру. И письмо сработало: Макса призвали вBandenkampfverbände («соединения по борьбе с бандами» ). Воевать с партизанами и бандитами можно было и хромоногому.
Поезд остановился. Это был сборный эшелон — пара десятков грузовых вагонов, а в середине три пассажирских. К ним он и направился. Двери открылись, и прибывшие стали выбираться на платформу.. Макс поправил ремень и убрал фляжку на место.
Ему примерно описали,как выглядит столичный гость, так что он внимательно рассматривал пассажиров — преимущественно мужчины, в основном, военные, а вот высокий пожилой господин в сером шерстяном костюме и шляпе соответствовал описанию.
- Герр Шульц, – он обратился к прибывшему, и тот улыбнулся. Улыбка была приятной, не дежурной, а искренней.- -Герр Барт? Вы мой проводник?- Хм, в некотором роде, - Макс протянул руку, чтобы поздороваться. Рукопожатие у гостя было крепким и коротким. - Как добрались?- Сносно. Главное, без приключений. Это же ваша заслуга в некотором роде? - столичный гость, как показалось Барту, передразнил его. - Вы перебили всех партизан на моем пути.- А вы шутник, - лейтенант ожидал, что столичный гость будет более высокомерным.- Иногда.
Барт предложил понести большой кожаный чемодан, но Шульц отказался.- Спасибо, но справлюсь сам.- Тогда, следуйте за мной. Мы сейчас поедем в комендатуру...- Я бы хотел для начала поесть горячего. В поезде пришлось питаться всухомятку, а для моего желудка это не очень полезно. Тут есть приличное кафе?- При офицерском клубе, но там дорого. А к столовой вас прикрепят только после комендатуры.- Ничего страшного. Один раз могу себе позволить потратиться. Составите мне компанию?- Да, - Макс обреченно вздохнул, так как посещение ресторана при клубе проделает брешь в его бюджете, но нельзя отказываться так сразу — ему с этим человеком работать. - Герр Шульц, позвольте мне взглянуть на ваши документы?- Ах да, конечно, - гость расстегнул пиджак и вытащил из внутреннего кармана паспорт и сопроводительные бумаги. Макс внимательно изучил бумаги. Они соответствовали описанию. По документам Шульцу было шестьдесят два года, но выглядел он максимум на пятьдесят, даже зубы у него были белые и ровные. Макс заметил на внутренней стороне лацкана пиджака Шульца значок НСДАП. Обычно его носили на видном месте.- Герр Шульц, кафе в полусотне метров от вокзала, но я предлагаю положить ваш чемодан в машину, чтобы он не мешал нам.- Отличная идея.
Барт пошел к припаркованной машине, Шульц шел рядом, вполне вписываясь в быстрый темп лейтенанта, которому хромота мешала бегать, но не быстро ходить.
Возле служебного «опеля» с брезентовым верхом стоял водитель — рядовой Ганс Шмультке, парень среднего роста с огненно-рыжей шевелюрой. Он был водителем от Бога, один раз только мастерство Ганса спасло их от неминуемой смерти. Но опрятностью водитель не отличался, хотя сегодня выглядел относительно прилично: знал, что будут встречать гостя из столицы.- Мы с нашим гостем пообедаем в клубе, так что подгони машину туда через час — можешь пока заняться своими делами.- Да, герр лейтенант.
Так как Шульц был в штатском костюме, то водитель ему воинского приветствия не отдал, но помог загрузить чемодан в багажник, за что тот его поблагодарил.
Лейтенант и гость направились к офицерскому клубу.
На входе у них проверили документы: Барт бывал здесь очень редко, его финансы не позволяли просаживать деньги в ресторане и борделе — в Штутгарте его ждала жена и две дочки, так что почти все жалование он отправлял семье. Из разговоров с коммивояжерами он знал, что продуктов стало меньше и что они стали дороже. Не голод еще, но и не прежнее изобилие.
В ресторане в это время было очень мало клиентов: обед закончился, а до вечера еще несколько часов. Кроме них в зале на сорок столиков обедали еще трое гражданских одной компанией. Скорее всего торговцы. Или железнодорожники. И тем,и тем доходы позволяли находиться здесь.
Их встретила полноватая официантка средних лет и провела за столик, тут же предложила фирменное блюдо, но Макс попросил меню. Шульц же сразу заказал два кофе.
Едва официантка отошла, Макс открыл меню и с содроганием начал изучать цены. Шульц тоже открыл ресторанную книжку и внезарно заявил: - Герр Барт, могу я предложить вам обед за мой счет.?- Не стоит...- Не хотел вас обидеть, но я прекрасно понимаю, что мое желание пообедать здесь может не совпадать с вашими финансовыми планами, так что я оплачу обед, а вы мне посоветуете, что заказать. Еще раз прошу прощения за прямолинейность, но в вашем возрасте я тоже не мог себе многого позволить.- Очень любезно с вашей стороны, но я тут не частый гость. Так что уверен только в рыбном супе и гуляше по-венгерски.- Ну и славно. Значит это и закажем.
Шульц подозвал официантку и добавил в заказ.- Расскажите немного о себе, герр Барт. Нам предстоит много работать вместе. А я тоже буду отвечать на ваши вопросы о себе.- Хм. Имя мое вы знаете, должность и звание тоже. Женат, двое детей, дочки, до войны держал мясную лавку, но потом пришлось закрыться. В партии состою давно,а в армию попал благодаря письму маршалу Герингу. Детская травма ноги мешала поступить на военную службу. А у вас есть дети?- Да. Четверо. Младший ваш ровесник. Пятеро внуков уже. Две старшие дочки замужем, близнецы, средняя все никак не определится с мужем, а сын во Франции. Гауптштурмфюрер.- Отличная карьера, - Макс не сдержал завистливой нотки. - А вы в отставке давно?- Да, был. Восемь лет как. Честно, не думал, что придется вернуться на службу. Но личная просьба доктора Олендорфа заставила меня прибыть сюда. Мне даже присвоили звание оберштурмфюрера, плюс куча имперских директив, так что полномочий у нас очень много.- Мне описали вас как человека с богатым опытом расследования криминальных преступлений.- Да, я служил в отделе насильственных преступлений в Берлине до самой отставки.
- Вот скажи мне, пан Дмитрий, как тебя, большевика, сюда занесло?- Я не большевик, Анжей, я старый путеец.- То, что ты старый и так понятно. Ты еще и царя помнишь. - Не помню. Сопляк тогда был, как ты сейчас.- А что сразу сопляк, мне уже двадцать три.- А сопли по морде, как пятилетний мажешь, - у парня и впрямь из носа текло обильно, что он даже шмыгать не успевал, вытирая лицо рукавом.
Два уборщика - пожилой мужчина и худой, как смерть, парень неторопливо наметали кучки мусора на платформе железнодорожного вокзала. Старшего звали Дмитрий Федорович Косматкин, и он не врал, что коммунистом не был и всю жизнь отдал железной дороге. Перед самой войной его направили в этот городок в командировку обучать путевых обходчиков, но внезапно началась война, и он застрял здесь. Немцы проверили его документы и оставили уборщиком, так как доверять русскому не решились, но иногда обращались к нему с профессиональными вопросами. Жалования хватало снять угол на окраине города, да с грехом пополам кормиться. Семьи у Косматкина не было, не сложилось как-то, а жил он работой. Учитывая общее состояние дел, уборщик на станции, было не таким уж и плохим вариантом. Напарником у него был сопливый поляк, отец которого служил в местной полиции, так что у него имелась бронь от работ в Германии, а в полицию его не брали из-за здоровья. Вот из-за того, что Анжей был хилым и ленивым, Косматкину приходилось работать за двоих. Но в остальном Косматкин парнем был доволен: незлобный, не подлый, да и функцию - «принеси-подай» выполнял без колебаний.
Мимо них прошел немецкий патруль из трех человек. Солдаты о чем-то переговаривались на своем языке, но понять о чем шла речь Косматкин не мог, да и не хотел вслушиваться в их разговор. Все равно ничего дельного не услышит: так обычный треп про баб, шнапс и отпуск.
Городок находился в глубоком тылу немецкой армии, здесь располагался большой госпиталь для младшего командного состава, работала фабрика, на которой шили постельное белье и набивали подушки для больниц и госпиталей. Население состояло из поляков, белорусов, местных немцев, а в начале войны и евреев. Но с последними поляки после оккупации разобрались быстрее гитлеровцев. Насколько Дмитрий Федорович знал, сбежать никому не удалось.
В окрестностях городка располагалось несколько больших и зажиточных сел, но партизан не было. Преимущественно польское население пассивно отнеслось к оккупации, да и мужчин призывного возраста почти всех угнали на работу в Германию. Остались подростки, старики, да немного совсем хворых и покалеченных. Русских не было — почти все ушли с отступавшими, а вернее, бежавшими войсками. Вот только он не успел, да и некуда бежать ему было.
Анжей стал собирать мусор в холщовый мешок: одну кучку за другой, а Косматкин присел на лавочку сбоку здания станции. Надо передохнуть: им сейчас предстоит тащить собранный мусор через пути в лесок напротив, где организовали свалку.
Иногда им при уборке удавалось найти деньги, а один раз даже золотой перстень. По правилам найденное надо было сдать старшему, но Анжей бесхитростно заявил, что это премия и отдавать ее он не намерен. Сначала Косматкин переживал, что это провокация, но вскоре понял, что Анжей на такое не пойдет, поэтому иногда у них появлялись деньги на маленькие радости — табак и пиво.
С Анжеем они перетаскали весь мусор на свалку, Косматкин еще раз прошелся по платформе — везде порядок, в зале станции перед самым окончанием рабочего дня он протер пол мыльной водой. После этого они отправились к начальнику станции — Фридриху, из местных немцев, родившихся в этом городке.
- Фридрих Карлович, мы закончили, - доложил Анжей, и начальник устало махнул рукой: «мол, понял, можете идти». Он редко придирался к работе, но требовал, чтобы все выполнялось аккуратно и вовремя, не терпел опозданий и отговорок, но над душой не стоял и не выискивал специально недочеты. Этим пытались воспользоваться некоторые из местных работников, за что были незамедлительно уволены. Это служило хорошим уроком, с работой в городе было туго, а жить как-то надо. К тому же платили на станции регулярно , хотя и немного, но для выживания хватало.
- А что, пан большевик, не желает заглянуть в пивную? - предложил Анжей. - Завтра у нас выходной, можно и пивка немного.- Нет, не сегодня. Устал как-то, - отказался Косматкин. - Но могу завтра в первой половине дня с тобой посидеть. Ты как раз голову лечить будешь, сопля пропитая.- Это вряд ли, - шмыгнул анжей и вытер нос рукавом. - У меня денег напиться до головной боли не хватит.- Знаю тебя, найдешь, кто напоит.
Они попрощались, и Косматкин направился домой. Домом он называл сырую комнатенку в полуподвале двухэтажного дома на окраине города с удобствами на улице, единственным плюсом которой была цена. Он понимал, что постоянная сырость гробит его и так не богатырское здоровье, но снять что-то более приличное не мог из-за цен: немцы заняли почти все центральные и новые дома и квартиры, а местным оставалось довольствоваться остатками жилого фонда.
Косматкин и вправду устал — они работали по десять дней подряд с одним выходным, а для его возраста это было утомительно, да и питание оставляло желать лучшего. Он бы с удовольствием глотнул пива, но сэкономленные и найденные «премиальные» решил потратить на папиросы. Две пачки, которые он будет растягивать как можно дольше.
Махорку он курить не мог. Кашлял, чихал — никакого удовольствия, а папиросы стоили дорого.
Он подошел к газетному киоску, в котором продавали папиросы, дождался пока толстый немецкий ефрейтор расплатится за покупку, и попросил у девчушки-продавщицы две пачки, заранее положив в чашку для монет тщательно отсчитанные деньги.
- Спички, пан?Нет, спасибо, - девушка разговаривала на смеси польского с русским.. Косматкин был хоть и нечастым, но постоянным покупателем, и она поинтересовалась:- У вас все хорошо, пан? - Да, завтра выходной, вот пойду домой под теплым солнышком с папироской в руках и буду радоваться жизни. А у тебя как дела, маленькая принцесса?- О, все как и прежде. Только завидую вам немного. У меня выходной только через месяц.
Барт аккуратно постучал в дверь гостиничного номера. Он не хотел этого делать, но деваться было некуда. В ночь после приезда Шульца подростки нашли в заброшенном сарае труп армейского капитана с выколотыми глазами. Барт не успел уснуть, когда его известили о страшной находке. Он быстро оделся и в сопровождении двух местных полицейских направился к злополучному сараю.
По пути их догнал Шмультке на «опеле». Вид у него был заспанный и недовольный,. В салоне сидел доктор-судмедэксперт, фамилию которого лейтенант не помнил, но помнил, что они друг другу не понравились с первой встречи.
Уже в машине лейтенант поинтересовался у полицейских, поставили ли в известность штурмбанфюрера Зайберта, на что получил утвердительный ответ. Гестапо в курсе, так что по поводу субординации можно не волноваться. Формально Барт не подчинялся Зайберту, но фактически и шага не мог сделать без его одобрения. Однако у них сложились вполне рабочие отношения, и Барт мог рассчитывать на содействие штурмбанфюрера.
Ночь, несмотря на теплый день, выдалась прохладной, так что свежий ветерок окончательно избавил его от мыслей о сне. Пятая жертва за год. И тут лейтенант подумал о том, что никаких сигналов о не вернувшихся в расположение части офицерах не было, и из госпиталя такой информации не поступало. Так кого же нашли подростки?
Место преступления находилось на городском отшибе, до войны здесь планировали разбить парковую зону, но боевые действия поставили крест на этих планах, однако несколько сараев для стройматериалов поставить успели. Два из них растащили на дрова почти полностью, а тот, в котором нашли тело, был сложен из старого кирпича, крыша соломенная, так что он никому не был нужен — так и стоял среди деревьев, и за три военные года успел основательно зарасти плющом. Что подвигло местных мальчишек залезть сюда, Барту было не очень интересно. Он даже подумал, что лучше бы они сюда и не совались. Мысль не самая достойная, но лейтенант не стал корить себя.
Сарай был оцеплен полицаями и солдатами. На дороге стоял автомобиль штурмбанфюрера с включенными фарами -он прибыл на место раньше лейтенанта. Даже в тусклом автомобильном свете Барт заметил высокого и тучного Зайберта.
Лейтенант скомандовал Шмультке остановиться, вышел из машины и пошел к гестаповцу: тот был очень раздражен:
- Без церемоний, лейтенант. Мы уже виделись сегодня, так что давайте по делу.
- Да, герр Зайберт. Сейчас опрошу свидетелей и провожу к месту доктора.
- Будьте любезны потом доложить мне в рапорте, а я поеду в комендатуру, начну готовить доклад, так что постарайтесь не затягивать. Кстати, а где звезда столичного сыска? - гестаповец имел в виду Шульца.
- Он в гостинице, его еще не оповещали, я сразу сюда направился.
- Это верное решение, лейтенант, - из голоса Зайберта исчезло раздражение. - Не думаю, что он нам станет мешать, но и вряд ли что толковое подскажет. Все-таки он работал в совершенно иных условиях.
- Согласен, герр Зайберт, - поддакнул Барт. - Позвольте вопрос, пока вы не уехали.
- Конечно.
- У вас нет информации о пропавших офицерах, потому что у меня ее точно нет,может в вашем ведомстве....
- Герр Барт, - Зайберт еле сдержался от смеха, - это не наш офицер.
- В смысле?
- Осмотрите его документы, поймете.
После этой фразы гестаповец резко повернулся и залез в салон своей машины, которая качнулась под его весом. Последовала резкая команда, и "Даймлер" зайберта сорвался с места.
- Ганс, включи фары и найди мне фонарик.
- Да, герр лейтенант.
- Кто здесь старший? - спросил Барт у ближайшего полицая, тот махнул рукой в сторону сарая. К лейтенанту подошел доктор и отдал ему фонарик, который разыскал Шмультке.
- Не понимаю, зачем я здесь нужен сейчас, - заявил доктор. - Все равно вскрытие мне здесь не провести, а осмотр я мог и в госпитале сделать.
Барт решил просто промолчать, отчего доктор раздраженно фыркнул, но тоже сдержался.
Они подошли к сараю, возле которого стояло несколько человек в форме, два мальчишки лет двенадцати, но, возможно, и старше, так как от плохого питания дети выглядели младше, а также маленького роста худенькая женщина с черными волосами. Одним из мужчин в форме был фельдфебель Дрезден, его подчиненный.
- Доложите обстановку, но сначала ответьте, кто эта женщина?
- Татьяна, переводчик.
- А где Доброжельский?
- Пьяный спит, пришлось ее брать с собой. Она по польски и по-немецки идеально разговаривает.
- Доброжельского утром ко мне, он совсем распоясался....
- Герр лейтенант, у него увольнительная, он днем с реквизиции вернулся, так что пьян на, так сказать, законных основаниях.
- Ладно, черт с ним. Что говорят дети?
- Играли, залезли в сарай, сначала нашли портфель у входа , а потом тело. Испугались, убежали, рассказали матери одного из них, а та нам сообщила.
- Надеюсь в этот раз на месте преступления не сильно наследили?
- Действовали аккуратно, герр лейтенант,как вы и учили.
Это было бы хорошо, если бы в его распоряжении имелась группа криминалистов, но ничем подобным он не располагал, но хотя бы визуальный осмотр места преступления будет не искажен затоптанной землей. Он еще раз взглянул на женщину — та очень сильно дрожала, и это была дрожь не от холода. Барту захотелось коснуться ее и успокоить, но он сдержался — его могли превратно понять, да и негоже арийцу проявлять сентиментальность по отношению к представителю низшей расы. Барт не понимал своих сослуживцев, имевших любовниц из местных. Это же, как совокупляться с животными.
Вместе с доктором они вошли внутрь. Барт ожидал учуять сильный запах разложения, но ничего подобного его нос не уловил.
Тело мертвого капитана лежало у дальней стены сарая, которую неплохо освещали четыре керосиновых лампы. Капитан лежал на спине, под головой с пустыми глазницами была импровизированная подушка. Труп был высохшим. Доктор только мельком взглянул на него и уверенно заявил:
Утро Косматкина началось на удивление хорошо: голова не болела, да и в целом он чувствовал себя вполне хорошо. Вовремя закончив с алкоголем, он просто позаботился о своем самочувствии. Дмитрий Федорович натянул кальсоны, накинул рубашку, взял со стола папиросу и направился на улицу. Хозяйка не запрещала ему курить в комнате, так как сама чадила как паровоз, но он старался курить вне жилища, так как там и так сырость, а вкупе с табачным дымом он просто загнется через пару месяцев, да и в июне лучше погреться под лучами восходящего солнца, чем сидеть в четырех стенах. На лестнице он встретил хозяйку дома, Марию Шумко. Это была толстоватая женщина пятидесяти лет с незлобливым характером:
-Доброе утро, Федорыч. Я тут на рынок собираюсь, тебе не прикупить чего?
- Нет. Вроде все есть. Я стиркой сейчас займусь.
- Это правильно, - хозяйка дома спустилась с лестницы и начала поднимать крышку от спуска в подвал. Косматкин аккуратно отстранил ее в сторону и резким рывком поднял довольно тяжелую дверцу. Из подвала пахнуло сыростью, более концентрированной и жесткой, чем у него в комнате.
- Огурцы достать надо, - пояснила она и бесстрашно начала спускаться вниз. Косматкин не стал ее дожидаться и вышел на крыльцо дома.
- Доброе утро, пан Дмитрий, - раздался голос Татьяны, второй квартирантки, она снимала комнату на первом этаже, так как работала на швейной фабрике помощником руководителя и могла позволить жилье с более комфортными условиями, чем у него. . Девушка отлично говорила на немецком, польском и русском.
- Доброе, пани. Почему не на работе? Не приболели?
- У меня отгул. Вчера вечером потребовалась услуга переводчика, меня задействовали. Эльзу предупредили, что я сегодня останусь дома.
- Ничего не слышал, крепко спал, - ответил Косматкин.
- Не желаете чая?
- Можно.
- Но я попрошу папиросу и составить компанию.
- А что скажет пани Мария на папиросу в ваших руках:?
- Мне можно. Я видела мертвого немца и меня до сих пор трясет.
- Я жду, - Косматкин крякнул и вернулся в комнату за пачкой папирос. Когда он снова вышел на крыльцо, то его соседка уже была там с двумя стаканами ароматного чая.
- Я положила вам ложку сахара, пан Дмитрий. Если надо еще, то я добавлю.
- Нет, это просто как раз...Все удивляюсь вам, где вы успели так поднатореть в языках?
- Это все школа. Мне хорошо дается иностранный язык, а в школе у нас были немцы, поляки и...
- Русские, - закончил за нее Косматкин.
- И русские.
- Держите, - он протянул девушке папиросу: на ней было немного примятое синее платье, в котором она ходила на работу. Под зелеными глазами были темные круги:
- Сдается мне, что вы сегодня не спали?
- Нет, попыталась, но не смогла.
Косматкин чиркнул спичкой и поднес к своей папиросе, сделал затяжку и взял в руку стакан с чаем. Татьяна крутила папиросу в руках, потом, словно. Опомнилась и попросила прикурить. Сделала затяжку:
- Страшно. Глаза выкололи парню.
- Ну, - Косматкин даже не знал, что и сказать. С одной стороны: мертвый немец- это хорошо, но вот последствия от этого убийства могут затронуть всех жителей их города.
- Немцы злые, это полицаи мне сказали. Даже «хромой святоша» был раздражен.
- Ну, его злость безопасна, а как Зайберт?
- Я его только издали видела, не могу сказать....
- Что-нибудь придумают...
- Вы не любите немцев, пан Дмитрий?
Космматкин чуть не поперхнулся дымом:
- Э, ну, скажем так, к ним я отношусь настороженно...
- Вот и я, - Татьяна ответила так быстро, что Косматкин понял, она не лукавила, и это не было проверкой. - Все же война и они теперь хозяева положения. Вот вы думаете, что это партизаны?
- Вряд ли, - Косматкин сделал затяжку. - Их здесь не было, немцы не зверствовали, так что какой смысл злить новых хозяев?
- Ну, не все довольны положением дел. Очень много ребят лишились отцов.
- Полагаете — подростки охотятся на германских офицеров и выкалывают им глаза?
- Я до переезда сюда, проработала год в спецшколе для беспризорных детей. Насмотрелась всякого: дети не всегда осознают уровень творимой жестокости.
- Возможно, - согласился Косматкин, - мне трудно судить, так уж получилось, что с детьми и семьей у меня никак.
- Я помню, простите, не хотела вас обидеть, - она заметила, что стакан его опустел, - не хотите еще чая?
- Спасибо, пани, но, нет. Пора идти за водой и колоть дрова.
- Банный день?
- Да, вроде того.
- Батюшки! - вскрик квартирной хозяйки прервал их беседу. - пани, вы что делаете?
- Успокаиваю нервы, - попыталась отшутиться Татьяна, в руке которой Мария заметила зажженную папиросу.
- Никогда бы не подумала, - на лице хозяйки было изображено недовольство и удивление.
- Ночь выдалась скверной, - оправдалась Татьяна и вкратце пересказала ей свои приключения. Хозяйка слушала, открыв рот, и периодически тяжело вздыхала.
- Вам бы настоечку какую, а не этот дымный смрад.
- Табак меня успокаивает. Я иногда только.
- Ну, если иногда, то ладно, - примирительно закончила хозяйка и спросила:
- Вот у пана я уже спрашивала, теперь у вас спрошу: на рынок собираюсь, вам ничего не надо?
- Нет, спасибо, - ответила Татьяна. - Я попробую поспать.
- Ну и хорошо, - Косматкин поднялся с крыльца и пошел к сараю, где были сложены дрова. Он решил начать с колки, а потом перейти к воде.
Женщины ушли: одна в дом, вторая с корзиной на рынок, он же взял небольшой топорик и начал рубить поленья. Дрова были сухими, поэтому работа продвигалась быстро и без чрезмерных усилий. Он уже примерно знал, сколько ему понадобится дров, но всегда колол с запасом.
От колки дров его оторвал резкий окрик на немецком:
- Косматкин, на месте?
Он положил топорик на колоду и повернулся к калитке: возле забора стояли трое -два немецких пехотинца и полицай из местных. На ломаном немецком он ответил:
Госпиталь был большим, он состоял из пяти трехэтажных корпусов, построенных в начале века из красного кирпича, с железной крышей и множества мелких хозяйственных и административных построек. Корпуса были выстроены в линию, за ними располагался довольно внушительный и ухоженный парк, территория была огорожена каменной стенкой чуть выше полутора метров. Возле центральных ворот стояла будка охраны из крепких бревен. Там постоянно дежурили два солдата с оружием, которые проверяли документы у всех, кто приходил или приезжал в госпиталь.
Два корпуса были отведены для тяжелобольных и пациентов, которых готовили к хирургическим операциям, а в остальных трех обитали, проходившие реабилитацию после лечения или легкораненые. Врачи на две трети были польскими, но все старшие должности занимали немцы, сестринский и санитарный персонал тоже был местный. Управлял комплексом доктор Зелендорфф, сорокалетний армейский хирург, который лично проводил сложные операции, а не только занимался административной работой. При полной загрузке госпиталь вмещал тысячу триста пациентов. Иногда, когда освобождались места, но такое случалось все реже и реже, в госпитале лечились и местные жители. Но за здоровье местного населения обычно отвечала небольшая больница напротив госпиталя.
Барт и Шульц вышли из автомобиля и направились к пропускному пункту. Шмультке же был отправлен за местным полицаем Станиславом Доброжельским, который выполнял функции переводчика, когда это требовалось лейтенанту.. Солдаты проверили их документы и куда-то позвонили, попросив подождать сопровождающего.Барт чувствовал себя не очень хорошо:поспал он совсем мало, а работу делать надо. Шульц выглядел более бодрым — ночью он все-таки спал.
Из ближайшего корпуса вышла пара: мужчина и женщина в белых халатах. Они подошли к ним, и мужчина представился:
- Отто Скаль, начальник административного блока госпиталя, а это Хельга, наш архивариус.
- Рады знакомству, - почти синхронно ответили Барт и Шульц, переглянулись и еле сдержали смех.
- Герр Зайберт звонил нашему руководстау и попросил оказать вам содействие. Герр Зелендорфф распорядился прикрепить к вам Хельгу: она отлично ориентируется в документах и просто творит чудеса с ними.
- Очень приятно, что нами будет заниматься такая прекрасная дама, - сказал Шульц, и Барт согласился, что старик не лукавил: высокая Хельга была чертовски привлекательна. Правильные черты лица, серые глаза, шикарный бюст и тонкая талия. Русые волосы были собраны под медицинским колпаком.
- Вы ведь не немка?
- Норвегия, - женщина улыбнулась, - не могла оставаться в стороне, решила помочь братскому народу.
- Похвально.
- Герр Скаль, скоро приедет мой переводчик, распорядитесь, чтобы его сопроводили к нам, - сказал Барт.
- Конечно, - ответил доктор, - но если вам понадобится помощь специалиста, то в архиве есть внутренний телефон, и мы подыщем вам человека, который сможет перевести медицинские термины.
- Это замечательно. Ну, приступим к делу, не будем терять время. - Шульц на глазах превращался в сгусток энергии, но Барт сомневался, что работа с документами так распаляет его. Скорее всего, присутствие красивой женщины оказало влияние на старика.
Их привели в не так давно построенное деревянное здание, Хельга пояснила:
- Здесь мы устроили архив. Собрали все документы, что были у поляков и что не пожгли коммуняки.
- Зачем Советы уничтожали медицинские документы? - спросил Барт. - Я понимаю организационные, финансовые или другие ценные данные, но карточки больных...
- Им было дано распоряжение, вот они и жгли, - пояснила Хельга, - но не все успели.
Они зашли внутрь — просторное помещение было заставлено стеллажами с бумагами, бумаг было очень много. Справа от входной двери стояла три стола, за одним из которых сидела средних лет женщина, вставшая при их появлении.
- Это Агнешка, моя помощница. Знает и немецкий и польский, так что она будет вам очень полезна. Располагайтесь, - Хельга указала на два свободных стола рядом с Агнешкой. - если задержитесь, то Агнешка распорядится, чтобы вас покормили. Кстати, герр Барт, вы же уже посещали нас с подобным вопросом.
- Да, - лейтенант смущенно кашлянул, - но герр Шульц более опытен в подобных делах, поэтому пусть лучше он оценит данные.
Шульц с некоторым удивлением посмотрел на лейтенанта, но ничего не сказал. Агнешка спросила:
- Господа, с чего вам будет угодно начать?
- Нам нужны все документы с насильственными смертями, начиная с 39-ого года по 41-ый.
- Более ранняя информация не требуется?
- Нет, - ответил Шульц, чем удивил Барта.
- Тогда, - Агнешка отправилась к стеллажам с документами, - это не очень много.
Хельга извинилась и сказала:
- Мне пока надо идти, чуть позже я вас проведаю.
- Мы будем очень ждать, - Шульц просто источал мужскую заинтересованность, отчего Барта немного корежило: все же возраст и семейное положение бывшего полицейского не особо предполагало подобного поведения.
Хельга и ее коллега ушли,а они с Шульцем сели за стол и стали ждать, пока полячка принесет документы. Барт взглянул на часы: скоро должен появиться Доброжельский, с этим полицаем при общении с местными он чувствовал себя более уверенно. Станислав отлично разговаривал и по-немецки и по-польски. Даже диалект белорусов мог перевести, когда они наведывались в некоторые села, где проживали не поляки.
Агнешка вернулась от полок достаточно быстро, в руках у нее была небольшая стопка папок, не более двадцати.
- Господа офицеры, это все, что осталось в архиве, но я не думаю, что это неполные данные. Городок у нас спокойный, поэтому убийств много не бывает, - она внезапно осеклась, - не бывало.
- Документы на польском? - поинтересовался Шульц.
- Конечно, хотя, - Агнешка разложила папки на своем столе, - есть два на русском.
- Коммунисты не все сожгли,- заметил Барт.
- Будьте любезны принести мне отчет по готовой продукции за прошлую неделю, - Эльза, высокая стройная блондинка тридцати двух лет, уже два года после смерти мужа управляла швейной фабрикой. И это у нее получалось отменно, так как еще при жизни Отто она не гнушалась помогать ему в работе. Но в 39-ом году коммунисты отобрали фабрику, они успели уехать в Дрезден к родственникам, а когда родной городок вернулся в состав Рейха, то вернулись и они. Новые власти восстановили их в правах собственности и предложили работать на госпитали вермахта. Это был чудесный контракт, так как прежняя продукция — дамские летние платья и ночные сорочки перестали пользоваться спросом — у покупательниц просто исчезли деньги. А через два месяца после возвращения Отто умер: оторвался тромб, и он перестал дышать в рабочем кресле. Отто был эмоциональным , и испытания последних лет сказались на его здоровье
Эльза любила покойного мужа и жалела, что они не успели обзавестись ребенком. Отношения с семьей покойного мужа у нее сложились великолепные, и свекровь прямо советовала ей через год найти нового мужа, но Эльза твердо решила, что муж у нее будет только один.
Как только в городке заработал военный госпиталь, то от ухажеров не стало отбоя. Иногда Эльза позволяла ухаживаниям зайти дальше цветов и конфет, но к выбору любовников относилась щепетильно. Привлечь ее деньгами было невозможно, так что от мужчин требовались такие качества как красота, сила и ум. С ограниченными болванами ей было скучно, а с некрасивыми умниками неприятно. И хотя по фабрике гуляли слухи, что через ее спальню прошел весь выздоравливающий состав госпиталя, Эльза за все время близко познакомилась только с тремя мужчинами, двое из которых уже отправились на фронт, а последний друг ее сердца получил назначение во Францию, куда, конечно же, позвал и ее, но она тактично отказалась: оставлять фабрику на местного управляющего она не хотела, резонно полагая, что уровень воровства вырастет в разы.
Швеи воровали безбожно, но после нескольких позорных увольнений убавили аппетиты, так как Эльза платила немного, но стабильно и, как честно признавались работницы, редко допускала унижение сотрудников. Эльза требовала от них качественной работы и соблюдения дисциплины. От местного руководства иногда приходили предложения задействовать на фабрике работниц с Востока, их труд обходился бы раза в три дешевле, но Эльза отказывалась. Ей не очень хотелось превращать фабрику в концлагерь, к тому же она выросла в этом городке и многих своих работниц знала с раннего детства. Пример Отто также служил напоминанием о том, что лучше беречь свои нервы и не тратить их ради увеличения прибыли. Пока заработанных денег ей хватало на роскошную по местным меркам жизнь, а также на содержание своей матери и родителей Отто, хотя последние отказывались, как могли.
В кабинет вошла Татьяна, ее секретарь и помощница. Эльза считала себя красивой и, вопреки мнению про женскую конкуренцию, старалась окружить себя симпатичными людьми. Кроме знаний нескольких языков Татьяна обладала стройной фигурой и очень симпатичным лицом. Эльзе нравились красивые люди и вещи, а в себе она была уверена полностью. Девушка положила на стол руководителя тетрадь с отчетом по выпуску продукции.
- Эльза, - они условились при отсутствии посторонних обращаться друг к другу по имени, без дополнительных титулов, но Татьяна не старалась превратить этот факт в панибратские отношения, что весьма нравилось ее руководителю. - Я сравнила цифры с выпуском позапрошлой недели, есть рост на 8 процентов.- Приятная новость, я заработаю больше. Ходила на площадь вечером?- Нет. Я вчера весь день проспала почти — отходила после ночи. Мне хватило мертвых ночью.- Я тоже не пошла, мне , признаться, даже немного жаль этих бедолаг. Зайберт расстрелял их по-необходимости, но они вряд ли несли серьезную угрозу Рейху.- льза, вы бы поостереглись с такими заявлениями, - грустно улыбнулась Татьяна.- Ну, ты же не побежишь в гестапо докладывать о моей неблагонадежности. И потом я же не отрицаю необходимости сделанного, а просто жалею расстрелянных. Некоторых я знала лично.- Как и все мы в этом городе. Даже я за четыре года знаю больше половины жителей в лицо.
-Это с одной стороны и проблема, а с другой и благословение небольших городков, - Эльза улыбнулась, - все все про всех знают. Но плюсов больше, чем минусов. Мы с Отто некоторое время пробыли в Дрездене, не сказать, что там плохо, но жизнь совершенно иная. Я бы, конечно, привыкла, но здесь роднее.- Да, вот мне тоже пришлось адаптироваться к местным условиям, - Эльза знала о причинах появления Татьяны в своем городе: ее отец был достаточно богатым польским землевладельцам и крайне неприязненно отнесся к переходу под власть коммунистов. Те тоже не мирились с классовыми противниками, и отца Эльзы сначала арестовали, а потом он пропал. Лишившись родителя и его денег, Татьяне было трудно в родном месте, так как недоброжелателей хватало, поэтому она, распродав, что можно из остатков вещей, решила поменять местожительства. А здесь на тот момент требовался переводчик с немецкого на польский в местном госпитале.
Потом городок оказался под властью немцев, и Татьяна лишилась работы, так как госпиталь сталь военным,и германское командование решило задействовать своих переводчиков но тут Эльза вернула свое право собственности, и ей понадобилась помощница. Они друг другу понравились, и вот уже два года сотрудничали. Подругами не стали, но могли общаться не только по рабочим темам.
- Вы давно не были в офицерском клубе? - внезапно спросила Татьяна. - Очень давно, мой друг готовится к переводу, а одна я туда не хочу идти, и так надоели эти сплетни. А к чему вопрос?- Ну, - Татьяна смущенно кашлянула, - со мной на прошлой неделе познакомился один немецкий капитан, вроде танкист, с тросточкой был. Из госпиталя. Хотела бы узнать, посещает ли он клуб и как часто.- Хочешь знать, насколько он низко пал в моральном плане, - догадалась Эльза, так как в клуб десятками слетались местные блудницы, готовые переспать с офицерами за небольшое вознаграждение. Именно поэтому Эльза старалась, как можно реже там появляться даже в чьем-то сопровождении. Кроме пересудов ей было просто неприятно смотреть на этих алчных шлюх, хотя она понимала, что для них это просто способ выжить. Не у всех была работа или собственность. Но в глазах Эльзы это было объяснением их поведения, но не оправданием. Причем эти девки попали в их городок в основном из окрестных сел. Некоторые же вообще откровенно торговали своим телом прямо возле солдатских казарм. Но таких в клуб не пускали. И при этом, другого более интересного места для общения и знакомств в городке не было.- Фамилию его знаешь?- Нет, только имя — Вальтер.- Танкист из выздоравливающих, с тросточкой. Хорошо, постараюсь разузнать подробности.
Кабинет Барта представлял собой маленькую комнатку в комендатуре на первом этаже с окном во внутренний дворик. Там стоял стол, три стула, сейф. На стене было несколько деревянных полок, на которых он старался ничего не держать. Стол лейтенанта был завален папками с бумагами, под которыми покоились лампа и телефонный аппарат.
Окно было открыто полностью, так как они с шульцем уже четыре часа перебирали документы по погибшим офицерам, пытаясь найти что-то общее. Барт и прежде пытался решить эту задачу, но ничего не сходилось, кроме факта того, что были убиты молодые офицеры младшего командного состава. Они даже друг с другом знакомы не были. Сначала это показалось странным, но, учитывая, что все убитые были пациентами госпиталя, а состав там менялся стремительно, то определенная логика была.
Шульц выложил перед собой фотографии офицеров и покачал головой:
- Они даже внешне не похожи: лица не одного типа, рост и телосложение отличаются. Если бы убийца ориентировался на определенные черты лица, то можно было бы составить портрет потенциальной жертвы, но они разные.
Барт предпочел согласиться: он не очень хорошо разбирался в таких вещах, но слова Шульца не принесли надежды на раскрытие. Допрос медбрата, который был на месте обнаружения трупа польского пожарного, тоже не дал ничего. Медик сказал, что кроме раны в груди, лицо убитого было превращено в мессиво. Но глаза, вроде, были на месте, так что это могло быть и не первое убийство, но Шульц заявил:- Если с этого все началось, то стиль еще только вырабатывался, так что с 95% вероятностью это было первым преступлением.- Герр Шульц, - поинтересовался Барт, - а нам вообще под силу это раскрыть без криминалистов и кучи информаторов?- Шансы есть, - ответил старый сыщик, но лейтенант не услышал первоначальной уверенности или ему так показалось.- Вам виднее, - они сидели в кабинете уже несколько часов, и Барт начал раздражаться на эту бессмысленную созерцательность. Он пожалел, что не курит, так как были бы благовидные поводы выходить из помещения.- И все же, - Шульц откинулся на спинку стула, - они все молоды, и все в момент смерти были в форме. Причем форме не полевой, а парадной. ..Это точно работа психопата.
Барт встрепенулся:- Ну, учитывая, что война влияет на мозг человека не всегда положительно...- Не в войне дело, - возразил Шульц, - убийства начались с пожарного поляка.- Но он же остался с глазами.- Убийца только пробовал себя. Помните, что голова была изуродована.- Да.- Потом убийца стал действовать более уверенно, более , хм, «профессионально». И что-то подтолкнуло его на мысль про глаза своих жертв.- Я могу попросить Хельгу достать список всех лиц, состоявших на учете в местной психиатрии.- Отлично, но разве таких не утилизировали после нашего прихода?
Барт поморщился от слова «утилизировали»:- Я тут не с самого начала, поэтому не стану утверждать. Но ,по идее, должны были. Хотя вероятность, что кого-то пропустили, существует.- Или убийца не состоял на таком учете.- Или не состоял.- Я долго думал, что убийца обладает выдающейся силой, так как эти раны в груди выглядят так, словно туда ударили молотом, но внимательно прочел отчеты экспертов и пришел к выводу, что такие ранения может нанести и подросток от тринадцати-четырнадцати лет. Острый, короткий, но тяжелый металлический прут. Единственное, что удивляет так это точность удара: жертвы были зафиксированы перед ударом или абсолютно не ожидали его.
Барт приободрился: Шульц начал высказывать вполне интересные версии.- Помнится, герр Шульц, вы рассматривали и вариант с убийцей из числа наших военнослужащих.- Пожарный был убит до нашего прихода, и потом не все же местные архивы сохранились, так что эта версия пока в резерве.- Надеюсь, что там она и останется. Среди арийцев не может существовать таких монстров.
Шульц внимательно посмотрел на лейтенанта после этой фразой и покачал головой:- Среди чистых арийцев -нет, но сколько еще среди наших граждан не выявленных полукровок, - Шульц как показалось лейтенанту говорил это, едва сдерживая смех.- Да, конечно, - вот только Барт успел тоже насмотреться многого, что предпочел бы и не видеть, но он сам напросился на службу, так что относился к этому достаточно спокойно.
Лейтенант отправил в госпиталь Шмультке с запросом о психических больных, а они с Шульцем продолжили изучать документы.- Можно еще опросить местных полицаев по поводу больных, - сказал Барт, - это даст более полную информацию, даже если в архивах много утеряно.- Пока подождем с этим, - возразил сыщик, - возможно убийца среди них. Я, так понимаю, что в их составе много уголовного элемента, преследовавшегося и поляками и русскими.
Барт понимающе кивнул:- Это имеет место, но совсем одиозных на службу не принимали. Кражи, хулиганство, но не грабежи или убийства. По крайней мере, у тех, с кем я работаю.- Их личные дела тоже нужно изучить. Я уверен, что среди них мало тех, кто искренне разделяет наши ценности. Они служат нам из страха и жажды денег.
Сыщик был прав. Полицаи вели себя откровенно хамски по отношению к своим же землякам, но лебезили перед немцами, натянуто восхищаясь фюрером и успехами вермахта. Но тем не менее с бандами воевали неплохо, словно понимая, что воюют за интересы самой сильной на данный момент криминальной группы. От такой ассоциации ему стало грустно, но с точки зрения сброда, служившего под его командованием, именно так и выглядели дела. Барт хотел есть, обычно он обедал в кабинете, но сейчас доставать из сумки сверток с жареной куриной ногой и хлебом посчитал не уместным, а предложить пообедать в офицерском клубе, он боялся:вдруг Шульц согласится. Если расследование затянется, то в следующем месяце ему придется отправить домой меньше денег, выглядеть побирушкой в глазах сыщика он не хотел. Но на текущий месяц все его финансы были уже распределены.
- Герр Барт, - заговорил сыщик, откладывая очередную папку в сторону, - я думаю, что на сегодня нам хватит возни с бумагами. Нужно чередовать полевую и кабинетную работу, чтобы бодрить мозг, поэтому предлагаю посетить места, где были обнаружены жертвы. Вы там, конечно, побывали, но я прошу вас стать моим проводником. Может, я что-то замечу на свой взгляд.- Конечно, - лейтенант надеялся, что сыщик не уловил счастья в его ответе, он был просто в восторге, что покинет кабинет и даже забыл о голоде.
Шульц и Зайберт сидели за столиком в офицерском клубе. Зайберт откинулся на спинку стула и неторопливо стряхивал пепел в пепельницу, которую держал чуть в стороне от столика: Шульц не курил, и штурмбанфюрер уважал его выбор. Старый сыщик пил вино, а Зайберт предпочитал местную водку. Сидели они уже два часа, но пока еще не собирались уходить. Разговор складывался доброжелательным и содержательным:
Их столик находился в углу зала, так что не все посетители, а их становилось все больше, могли их видеть. Зайберт никого не стеснялся, но не любил быть на виду.
- Я вижу, что тут многолюдно, - заметил Шульц.
- В городе нет больше приличных мест. Не в бордели же для солдатни ходить господам офицерам. Кстати, тут есть два прекрасных бильярдных стола.
- Плохо играю, а проигрывать не люблю, - улыбнулся Шульц. - Вот шахматы и кроссворды...По-стариковски звучит, да?
- Да. особенно кроссворды.
- Ну, они помогают напрягать мозг в отставке хоть немного.
- Наверное скучали по работе первое время?
- Не сказал бы. Просто стало непривычно, оказалось, что дети выросли,а я их толком и не заметил. У вас есть дети?
- Сын, десять лет. Жена умерла пять лет назад, он сейчас с моими родителями живет. Жениться снова не хочу. Да и сыну мачеха не нужна.
Шульц не удивился. Несмотря на грозный вид, многие люди в душе романтики и однолюбы.
- Возможно, это верное решение.
- Время покажет. Но, думаю, да. Мы с сыном отлично ладим, и мне будет трудно объяснить появление новой женщины в нашем доме.
- Службой довольны?
- Конечно. После Московской операции меня сюда направили. Долечиваться после ранения и наводить порядок. Тихая гавань в океане войны. Но получилась не такая уж и тихая. Мне сказочно повезло, что командование прислало вас на помощь. У меня мало людей, нет криминалистов, а Барт не опытен. Хотя в акциях против банд показал себя неплохо. Но стрелять по бандитам — это одно, а вести расследование -другое.
- Он хорош, этот лейтенант, - заметил Шульц. - Но все же он гражданский человек, вступивший в ряды вермахта по своему желанию.
- Я думал, что мне с ним будет трудно: но сработались, - пояснил Зайберт и потушил сигарету. - Просто предыдущий опыт показал, что в вермахте нас не очень любят.
- Там думают, что война ведется только на фронте, - согласился Шульц, - но враги Рейха остаются и среди покоренных народов. Их надо выявлять и искоренять. И это тоже работа, зачастую поопаснее, чем штыковая атака.
- Вам довелось поработать и по политике?
- Да. Перед отставкой занимался коммунистами. Упертые, начитанные, но полностью заблуждающиеся люди. Фанатики. Но не все. Мне удалось создать небольшую сеть информаторов в их среде.
- Поделитесь опытом? У нас с этим тут тоже не очень.
- Здесь сложнее — население не особо пылает к нам, немцам, любовью.
- Это верно, но даже в таких условиях я получаю информацию. Но хотелось бы больше этой самой информации. Недовольных и смутьянов определяем быстро, а вот с чистым криминалом и этими убийствами сложнее.
- Ну , с бандитами сложнее из-за некоторой организованности последних, к тому же в основном у уголовников есть опыт , а с убийствами... - Шульц налил в стопку Зайберта водку. - С этим вообще все по-другому, но, надеюсь, скоро я смогу прояснить ситуацию.
- Тогда не буду задавать вопросов по этому поводу, - Зайберт умел ждать. Зачастую терпение и выдержка приносили больше результатов, чем бурная деятельность.
- Мне в самом деле очень приятно работать с вами и Бартом. Я ожидал другой прием — недовольство и «палки в колеса». Это приятное разочарование в ожиданиях.
- А зачем мне вам мешать? - изумился Зайберт. - На мое место вы не нацелены, убийства — чистая «уголовщина», и вы с этим согласны. Барт же не горит желанием стать лучшим в мире следователем. Мы делаем одно дело на благо Рейха и ради безопасности наших солдат. Да и вы не стали строить из себя высокомерное величество с самого начала. Так что поэтому мы сидим вместе в ресторане и выпиваем.
- Кстати, готовят здесь очень хорошо, - Шульц подцепил вилкой тонкий кусок говядины. - Мне есть с чем сравнить.
- Мне тоже нравится эта еда, но не нравятся цены. Предлагаю тост за нашу Победу, чтобы все утряслось поскорее, и мы вернулись к нормальной мирной жизни.
- Хайль, - согласился сыщик и поднял свой бокал.
- Вы же член партии, герр Шульц?
- Да, - удивился сыщик вопросу.
- Просто Барт заметил, что значок НСДАП вы носите на внутренней стороне пиджака.
- А еще я женат, - улыбнулся Шульц, - но на моих пальцах нет колец, еще у меня нет татуировок. Одеваюсь я прилично, но не дорого или дешево.
- Уловил мысль, - Зайберт опустошил стопку. - Как можно меньше слишком явных признаков или примет. Никогда не знаешь, с кем общаешься в данный момент.
- Верно.
- Нам, людям в форме, это сложно воспринять.
- А это часть моей прежней работы. Была. Но привычка осталась. Даже с женой после отставки пару раз ругался. Она мне заявила, что теперь-то я могу смело носить обручальное кольцо. А я не то чтобы не хочу, но просто забываю его надевать. Хотя можно и не снимать, но привычка....
- Вы так тактично ушли от моей просьбы о помощи с агентурой, герр Шульц.
- Правда? Совсем не хотел.
- Привычка?
- Привычка, - обреченно вздохнул сыщик, и они оба засмеялись. - закончим с убийствами, перейдем и к агентуре, но, думается мне, что у вас там и так все максимально сделано, просто местная специфика накладывает свой отпечаток.
В зал вошла Хельга, норвежка из госпиталя, она была просто ослепительна. Женщина пришла одна и уверенно двигалась в сторону их столика. Гестаповец поднялся со стула:
- Добрый вечер. Это герр Шульц...
- Мы знакомы, но вам все равно добрый вечер. Герр Зайберт, вы готовы?
Норвежка говорила быстро, четко и почти без акцента. Манеры у нее показались сыщику грубоватыми, но идеальное лицо и стройное тело заставляли не обращать на это внимание.