Тихое Безумие.

Убийца.

Улицу освещали фонарные столбы. Была небольшая метель, которая порой нарушала покой и небольшими вихрями гуляла по проулкам.

Удар дверного колокольчика вывел, казалось бы, уже последнюю душу из кафе «Ночной Бульвар». Карл, престарелый охранник, который за долгий опыт своей работы был так же назначен вечерним бариста, убрал последние чашки со стола и недоеденный кусок пирога. До закрытия оставалось всего десять минут.

Карл протирал чашки и барную стойку. Как вдруг, тишину нарушил неожиданный звон колокольчика, и метель, которая раньше была еле слышна за окном, пробилась сквозь входную дверь и наполнило помещение шумом и лёгкой прохладой.

Мужчина небольшого роста и крупного телосложения, отряхнулся от снега и зашёл внутрь.

— Мы закрываемся через десять минут, — предупредил Карл, мужчину пока тот ещё не успел добраться до барной стойки.

— Я выпью только кофе, — угрюмо сказал мужчина. У него был жуткий хриплый гонор.

Карл с отчаянием посмотрел на время. Он понимал, что ему придётся задержать закрытие минимум на минут тридцать. Но делать было нечего. Он не хотел упускать клиента. Да и в последнии дни ему стало совсем скучно работать. Он заварил целый кофейник, с запасом на ночь. И налил чашку мужчине.

У него был усталый вид и тяжёлый взгляд. На лице было несколько шрамов и руки были в небольших корявых татуировках. Он медленно потягивал кофе и каждый раз тихо вздыхая, бегал взглядом по барной стойке или оборачивался. В какой то момент он посмотрел прямо в глаза Карлу и тут же его оторвал взгляд и как будто виновато смотрел в чашку с кофем.

Карл налил себе чашку кофе и подошёл с кофейником к мужчине. Он долил ему кофе, тот растерянно на него посмотрел и еле вымолвил:

— У.. У меня…

— За счёт заведения, — оборвал его Карл, и внимательно рассмотрел его лицо. У него был длинный нос, обросший щетиной приподнятый подбородок с ямкой и несколько морщин на висках и под глазами. — Давно откинулся? — спросил его Карл.

Мужчина растерялся пуще прежнего. Снова быстро заглянул Карлу в глаза и тут же оторвал взгляд.

— С чего ты взял что я сидевший? — спросил угрюмо мужчина.

— Я знал много сидевших ребят. Это видно. Если присмотреться.

— И в какой момент ты понял, что я бывалый?

— Практически сразу.

— Здесь можно курить? — спросил мужчина.

— Вообще нет, — ответил Карл. — Но ты можешь закурить. Кафе уже как двенадцать минут закрыто.

— Так ты охранник здесь? — спросил он и достал сигарету

— По совместительству бариста, — ответил Карл. Мужчина закурил сигарету и протянул одну Карлу. — Я не курю, — ответил ему Карл.

— А зря, — сказал мужчина. — Жизнь короткая штука.

— Так зачем её укорачивать?

— Смысл не в здоровье, — ответил мужчина. — Смысл в удовольствии. Порой я был готов отдать печень за одну сигарету. Слышь, а у вас тут подработки не найдётся?

— Я об этом спрошу.

— Ты спроси. Я готов на любую работу.

Они замолчали. Карл понимал, что вряд ли их работодатель возьмёт на работу бывшего уголовника. Ему стало немного тоскливо, от того что он попусту обнадёжил бедного парня.

— Сколько ты отсидел? — неожиданно спросил Карл. Мужчина с подозрением посмотрел на Карла, он затушил сигарету о блюдце для чашки и ответил.

— Последний срок был двенадцать лет.

— Так ты убийца?

— С чего ты взял? — Спросил мужчина с ещё большим подозрением.

— Ну на коррупционного мошенника ты не сильно похож.

— Люди обычно боятся когда узнают, за что я сел.

— Я в жизни много чего боюсь, — сказал Карл подливая кофе. — Но уж точно не людей.

— Интересный ты старик.

— Так как же ты до этого докатился?

Мужчина перевёл дыхание. Ему был в тягость этот разговор. Часы медленно тикали на стене, а аромат кофе и сигарет успокаивал его всё больше и больше.

— Первый раз залетел на пять лет когда убил пацана, ещё в школе. Хотели дать семь, но вышел по УДО. Провёл год на гражданке, но вдруг понял что мне здесь нет места.

— Почему же это?

— Тюрьма она… Она людей не исправляет, понимаешь?

— Не совсем.

— Ну она… Делает их как бы другими. Меняет их жизнь и правила. И тебе уже нигде нет места кроме как там… В тюрьме.

— И что же ты сделал, чтоб вернуться обратно?

— Вооруженное нападение.

Карл разочарованно посмотрел на него и покачал головой.

— Я понимаю, что ты думаешь, — сказал мужчина. — Но я по другому не мог. Здесь, на воле. Ты либо срываешь куш и доживаешь в счастье остаток жизни, либо возвращаешься обратно. Это не понять людям не имевшим такую участь.

— Почему же нельзя просто стать частью общества и продолжить спокойно жить?

— Я же говорю, ты не поймёшь. Все эти взгляды прохожих. Думаешь ты один догадался, что я сидевший? Нет… Они все знают и все бояться. Считают меня за зверя. За собаку, которую надо загнать в клетку с другими собаками. Вся эта система и просто зоопарк. Они считают, что если будут запирать таких как я, то мы чему то научимся, усвоим какую-то мораль. Но как бы не так… Нет… Всё с точности до наоборот. Там ты теряешь всё, абсолютно всё и ничего ты уже не исправишь. Я лично осознал всё ещё в зале суда. На как только зашёл в камеру, потерял и это. Теперь уже нельзя стать кем-то.

— А ты докажи им обратное.

— Как?

— Найди работу. Выучись. Заведи семью.

— Я же говорю ты не поймёшь. Не для меня теперь всё это. Это для других… Кому повезло больше. Вот так вы все живёте и не цените всё это.

— А что нам ценить?

Он достал сигарету из пачки и закурил.

— Да хотя бы вот это, — ответил мужчина. — У вас есть возможность курить когда вам захочется. В любую секунду вы можете купить пачку сигарет или даже попросить у кого то. Закурить и выпить кофе. Что может быть лучше? Но вместо этого вы часами занимаетесь спортом, едите веганскую еду и пьёте чай.

Власть.

— Знаете что объединяет все мировые кризисы, Александр? — Спросил Виктор

— Даже не догадываюсь, — ответил Александр.

— Почти все они произошли в США и по вине США, — с ухмылкой ответил Виктор.

— Удивительно, — произнёс Александр.

— А ещё то: что политики редко страдают в таких ситуациях.

— И на что вы намекаете?

— На то, что это лучшая работа.

— Это довольно… Грязная работа.

— Да! — Громко воскликнул Виктор. — И как любая грязная работа, она хорошо оплачивается. 

— И она всё равно остаётся грязной. 

— Я смотрю на это как на плюс. О нашей работе не принято говорить за обеденным столом, что делает наши действия более незаметными. Удивительный парадокс, все молчат о том, что только и требует обсуждения, и более, суть этого, и есть обсуждение.

Они замолчали. Единственное напоминание о звуке, были тихие удары секундной стрелки исходящие от часов, висевших на стене.

— А как же совесть? — Спросил Александр.

Виктор рассмеялся. И как только понял, что Александр действительно ждёт ответа спросил:

— Знаете чем наш грязный труд схож от труда, к примеру, в шахте?

— Чем же?

— Так же как и мышцы рабочих привыкают к труду, так и наша совесть к несправедливости.

— В прошлый раз вы сравнивали наше дело с искусством. А теперь сравниваете с грязной работой. Что дальше? Олимпийские виды спорта?

— Ну искусство, своего рода, тоже работа. Кто-то ночами напролёт пишет стихи, кто-то лепит скульптуры, кто-то рисует акварелью…

— А кто то рисует кровью…

Они замолчали и обменялись томными взглядами.

— Что ж, — вымолвил вдруг Виктор. — Разговор зашёл в тупик. Я уже всё сделал. Деньги переведены на ваш счёт.

Александр грустно вздохнул и без малейших эмоций, встал и вышел даже не попрощавшись.

Он сел в свою дорогую машину, сказал водителю ехать домой и медленно стал всматриваться в детали города.

На улицах не было света, всё было в глубоком полумраке, люди бездушно бродили по тротуарам даже не замечая друг друга. Кто-то продавали овощи и цветы возле тротуаров, а кто то просил милостыню. И эта картина непрерывным движением, через все светофоры, пролегала до его огромной квартиры. Охрана его проводила внутрь, убедилась в его безопасности и заняла свои посты на угловых частях дома.

Александр набрал номер:

— Можешь подъехать? Мне нужно срочно поговорить.

— А что случилось? Ты дома?

— Да, — ответил Александр. — Это срочно.

Он приехал через пару часов, с перегаром и немного шатаясь.

— Я же просил срочно, — сказал Александр.

— Друг! Я спешил как мог.

— Пойдём прогуляемся.

— Зачем?! Тут вроде не плохо. Ты себе ещё этаж добавил?

— Какая разница. Пошли прогуляемся.

— Да что случилось то?

— Я хочу выйти из игры.

— Что?! — Он резко протрезвел. — Ладно, идём…

Они вышли через чёрный вход, что бы избежать охраны, пробежались по набережной и повернули на мост, там они остановились и стали молча смотреть как бежит река.

— Так почему же ты хочешь уйти? — уже трезво спросил он Александра.

— Знаешь... — Начал Александр. — Я ведь из детдома вылез.

— Я знаю тебя только с девяностых… Сколько лет минуло… Мы буквально войну пережили. Вначале контрабанды, затем бизнес, теперь вот, эта политика.

— Я уже устал от всего этого.

— Слушай, — сказал он успокаивающе. — У тебя же прекрасная жизнь, много денег, машины, ты можешь делать что хочешь.

— Разве в этом смысл?

— Если ты про свою жену, то не переживай. Найдём мы её… И ребёнка найдём. Не смогут они долго в Европе прятаться.

— А как я им в глаза смотреть буду? Они знают кто я и что я сделал… Все знают…

— Да и пусть себе знают. Мы всем кому надо рты позакрываем.

— И зачем это всё? — спросил Александр. — У нас столько возможностей. Мы могли бы столько всего изменить. Ты оглянись вокруг, — они оба повернулись и огляделись. — Как тебе это нравится? А? Здесь жить невозможно.

— Да что мы можем сделать? — возразил он. — Когда надо было надавить мы прогнулись. А теперь уж извини… Ничего уже не исправишь. Мы завели это колесо. Нам в нём теперь и крутится…

— А почему не остановить?

— Остановить?! — усмехнулся он. — С него можно только вылететь. Да и то, вперёд ногами. Можешь даже не мечтать об этом. Да и зачем тебе вообще выходить.

— Устал я…

Александр вернулся домой, в тихую пустую и одинокую квартиру. Он скучал по жене, скучал по сыну и только вспоминал те грустные моменты когда не ценил их присутствие. Ему вспомнился детдом, те дни когда он был так же одинок без своей семьи. Позади детдома было небольшое озеро, куда он сбегал от своего одиночества, чтобы порыбачить или покормить уток. В шестнадцать лет ему стало тесно в стенах детдома и он сбежал и никогда не возвращался. Ему было стыдно. Он одновременно и ненавидел и ценил это место. Встав у власти, он переписал детдом себе и регулярно слал туда деньги. Место там ожило, но он по-прежнему не побывал там ни разу.

Следующий месяц работы прошёл для него ещё более болезненно. Из-за своего пессимизма в работе он стал замечать всё, что не замечал раньше. Он начал видеть людей, видеть несправедливость которая, казалось, была везде. Была в стенах зданий, в больницах, в машинах и даже в людях. Его мгновенно стало тошнить от всего вокруг, тошнить от денег на счету. Он не мог есть, он не мог даже купить себе еду, на эти грязные деньги. Во всём, что происходило вокруг он винил себя. Он полностью поник, похудел, побледнел. Все вокруг волновались за него.

А деньги всё приплывали к нему. Он не мог от них избавиться, они стали для него тяжким грузом. Он пытался куда то вложить их, но всё безуспешно, каждый раз они были разворованы, такими же как и он подлецами.

— Я тут был у Виктора, — сказал его друг, в обычный рабочий день. — Это тебе принадлежит детдом на окраине?

Приступ.

Поезд начал своё движение. В последнем вагоне сидели только они вдвоём.

— День начался не очень, верно?

— Это ещё мягко сказано.

— Ничего. После нашего дела, съедим по бургеру.

— Знаю я из чего делают твои бургеры, пожалуй откажусь. Да и как у тебя вообще аппетит появляется после того, что мы делаем?

— Ну во первых - я занимаюсь этим уже давно. А во вторых - бургеры, это не просто еда, это философия.

— Что за бред ты несёшь?

— Это не бред. Ты просто вдумайся. Они ведь все разные, как люди, они все неповторимые, в них множество ингредиентов.

— Ты сравниваешь бургеры с людьми?

— Почему нет?

— Ты идиот...

— Почему это?

— Если бургеры это люди? — спросил он и закурил сигарету. — То повара которые их готовят - это боги?

— Нет. Повара - это инструменты.

— Поясни.

— Ну как эволюция - это инструмент бога для создания людей.

— Какая дерзкая мысль. Тебе не кажется что ты пытаешься усидеть на двух стульях?

Поезд остановился на станции. После десяти минут молчания, они поехали дальше.

— Почему ты считаешь, что эта мысль - дерзкая?

— Эволюция - естественный, независимый процесс. И бог, если верить библии, был естественным и самостоятельным процессом. Говорить о том, что одно создало другое, абсолютно бессмысленно.  

— А во что веришь ты?

— В эволюцию.

— Почему это?

— Это более новая и аргументированная жизненная теория.

— Ты просто веришь в это, потому что сейчас так модно.

— А ты вообще веришь не понятно во что!

— Ну за то у меня есть собственное мнение.

— Если моё мнение совпадает с чьим-то другим, это ещё не значит, что оно от чего-то зависит. А если ты веришь в какие то глупости, лишь бы не поддаваться общественному мнению, то ты ещё глупее чем это общество.

— Что такого в моей теории?

— Ну если бог создал эволюцию, то почему тогда это не описано в библии? Там же написано, что он просто создал человека по своему подобию.

— Да, но не написано как он его создал. Да и библия - это всего лишь бестолковая книжёнка, написанная людьми, с богом у неё нет ничего общего.

— То есть ты ещё и в библию не веришь?

— На данный момент она абсолютно не актуальна.

— То есть как это?

— Ну может если и раньше она имела хоть какую-то связь с богом, то сейчас, ни капли. Бог давно эволюционировал.

— Это ещё бредовее. Твоя вера просто бессмысленна. Да и как ты вообще можешь рассуждать о боге, при своей то работе?

— Я же говорю, бог эволюционировал, теперь моя работа не так уж и ужасна.

Поезд снова остановился. В вагон зашёл молодой парень, посмотрел на них, немного замешкался и вышел в другой вагон.

— А с чем бы ты сравнил человека?

— С сигаретами. — ответил он и зажёг ещё одну сигарету.

— Почему?

— Они вредные, но избавится от них нельзя. С ними вроде легче, но они высасывают из тебя жизнь.

— Высасывают жизнь?

— Они из всего высасывают жизнь. Питаются друг другом, питаются этой планетой, это наркотик с которым, если свяжешься, то он медленно начнёт тебя убивать и ты даже не заметишь как окажешься в могиле.

— Я ты в этой ситуации кто?

— Я тот кто старается сделать мир чище, но при этом, являясь неотъемлемой его частью. Я раковая опухоль, раковой опухоли.

— С бургерами проще.

— А кто ты тогда в своей теории? Бургер пожирающий бургеры?

— Возможно. Но согласись, в моём случае это приятнее.

— Но так же вредно.

— Тогда наши теории не такие уж и разные.

— Все теории одинаковые, разные лишь их условия. Но шаблон один и тот же: кто-то создал человека, кто-то пришёл на землю и про этого “кого-то” рассказал и теперь всем обязательно надо в него верить иначе попадёшь куда-то, где ещё ужаснее чем здесь.

— Тяжело не согласиться. Но всё же ты мизантроп и сильно усугубляешь эту ситуацию.

— Мне кажеться ты иногда не понимаешь чем ты занимаешься. Мы с тобой оба мизантропы.

— О, нет. Ты занимаешься этим потому что ненавидишь людей.

— А ты их значит любишь?

— Не всех конечно.

— Значит только тех кто попадает под твою работу.

— Верно.

— И чем же тогда мы отличаемся?

— Тем что ты будешь этим заниматься независимо от того, кто этот человек. А я за это не возьмусь, если оно того не стоит.

Поезд снова остановился, рупор прокричал название станции. Из соседнего вагона вышла уборщица.

— Вы на какой станции выходите? — Спросила она.

— Нам на конечной.

— Ладно… — Пробормотала она и вышла из вагона.

Поезд начал движение.

— Вот смотри, — продолжали они разговор. — Ты венец творения божьего…

— Я венец творения эволюции, которую создал бог, это другое.

— Ну пусть так. Ты творение эволюции. Высшая точка пищевой цепи. Тебе не надоело жить в этой системе?

— Сложный вопрос. Но всё же думаю, нет… Я живу спокойно, плачу налоги. Отдаю все долги государству.

— Вот это вот мне и не нравится. Мы родились, чтобы быть свободными, чтобы творить что-то новое, становиться лучше. А мы всю жизнь... Жарим бургеры…

— В этом тоже нет ничего плохого.

— Я и не говорю, что это плохо. Но разве не лучше послать все правила куда подальше и жить ради высшей цели?

— А что есть высшая цель?

— Свобода. Мир. Самосовершенствование. Искусство.

— Кто тебе мешает этим заниматься?

— Все.

— А как я тебе мешаю?

— Ты служишь системе, как и все остальные, а система нужна лишь чтобы ограничить мою свободу.

— Ну свобода понятие растяжимое. Как и высшая цель.

— И всё же я лучше буду биться за свою свободу, чем за такую жизнь как у тебя.

— Борьба против системы, лишь порождает новую систему. Борьба даже в каком-то роде, тоже часть системы.

— Разумно. Только вот ни система, ни её оппозиция, не принимают такую идею.

— А как же третьи?

— А кто третьи?

— Анархисты например.

— Ну это по моей части. Они скорее тоже инструмент.

Коллектор.

Глава 1.

Мой первый рабочий день начался сумбурно. Меня кидали из кабинета в кабинет, где я подписывал различные бумаги, которые накидывали на меня ещё больше обязательств, прав и норм, которых я должен был соблюдать. Но в целом мне было параллельно, деваться было некуда, работа хоть не из приятных, но зато самая востребованная. В последнем кабинете, я подписал ещё несколько бумаг, после чего мне выдали форму и указали на раздевалку. По сути форма состояла только из комбинезона работника банка (в таких ещё расхаживали, курьеры, инкассаторы и ремонтники), кепки и неудобных сапог.

Когда я снова направился в холл, мне сразу же указали на служебную дверь, за которой скрывалась ещё одна раздевалка с шкафчиками, в них были небольшие раскладные дубинки. По номеру своего комбинезона, я нашёл свой шкафчик, который был объединен с другим.

— Явился наконец, — вдруг кто-то заговорил позади меня. — Мне ещё утром объявили, что приставят напарника, решил тебя дождаться.

Это был здоровый мужчина, с газетой, на вид лет пятидесяти. Он сидел в углу, и не удивительно, что я его не заметил.

— Эта бухгалтерия меня полностью измотала, — сказал я в своё оправдание.

— Понимаю, — усмешливо сказал он. — Бери всё что нужно и пошли. Мы и так уже опаздываем.

Я взял дубинку и направился вместе со своим новым напарником в холл. Он подошёл к одному из администраторов, взял у неё какие-то бумаги и мы вышли из банка.

— И долго ты здесь работаешь? —  спросил я, в надежде завязать дружеский разговор.

— Уже как десять лет, — вдруг он остановился и резко повернулся ко мне и угрюмо задал вопрос. — У тебя есть серьёзные кредиты или задолженности?

— Нет, — резко ответил я. — Только еда и вода.

— У твоих родителей или близких родственников?

— У отца как-то был, но мы отделались только потерей дома, и парой зубов отца.

— Повезло, — сказал он и мы продолжили движение как ни в чём не бывало. — Твой отец ещё легко отделался. Сейчас такой бывает редко.

— Это да, — растерянно подтвердил я. — В чём суть нашей работы?

— Тебе разве не объяснили?

— Нет.

— Ладно, по ходу дела разберемся. Первый на очереди, некий господин Альберт. Разорившийся предприниматель.

Глава 2.

Мы сели в вагон метро и проехали несколько станций, приковывая пугливые взгляды всех зевак.

— Всегда они так смотрят? — Спросил я своего напарника.

— Ещё как, — ответил он. — Некоторые даже плюют и ругаются за спиной, но никто не решается ударить.

— Почему?

— Мы их быстро вычисляем и накладываем санкции на их кредиты, что вскоре приводит их, ко встрече с нами лично.

— А те у кого нет кредитов?

— Их единицы и рано или поздно они вынуждены будут взять кредит. Зачем портить себе репутацию перед банком?

— Логично.

Мы подъехали на нашу станцию. Было очень темно, на всей станции горело всего несколько лампочек. Плитка, которая так сияла на станции, где мы сели, здесь вовсе отсутствовала, её просто разворовали. Не было ни скамеек, ни даже урн, всё было загажено мусором и имело характерный запах. Направляясь к выходу мы наткнулись на несколько бездомных с ребёнком на руках, они сидели у края ступенек. Мой напарник достал из кармана несколько монет и отдал им, чем вызвал неповторимое удивление.

— У тебя есть деньги!? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Я погасил свои кредиты, даже самые мелкие, теперь зарплату получаю деньгами.

— Это же не выгодно!

— Да, — печально ответил он. — Но я в этом плане довольно консервативный.

— А как на это смотрит банк?

— Злятся конечно, провоцируют, но пока деньги не запретили, поделать ничего не могут.

Тем временем мы уже вышли на на одну из узких улиц. Но узких не потому что они так устроены, а потому что загажены мусором. Машины здесь почти не ходят. Район никак не обслуживается, все здания в аварийном состоянии и не в каждом из них есть свет и вода. О таких районах вспоминают только тогда, когда основному району (то есть центральному) надо расширяться. Между центральным, то есть элитным и бедными районами была небольшая прослойка, районов среднего класса. Они были настолько незначительны, что существовали скорее как формальность, этакая тонкая стена между бедными и богатыми. Людей среднего класса, я лично никогда не встречал, хоть это и не значит, что их не существует.

В бедных районах живёт почти девяноста процентов населения, но несмотря на этот факт, прохожих тут маловато. За исключением конечно повсюду лежащих бездомных.

Самое приятное что было здесь, это реклама. Яркая, красочная, она украшала почти все разваливающейся фасады домов и предлагала, самый различный спектр услуг и товаров. Как бы настойчиво выманивали оставшийся, копейки и у без того, беднейшего населения.

— Так что говоришь, нам предстоит сделать? — Спросил я его.

— Нам надо что бы Альберт, любой ценой подписал эти бумаги, — сказал он и достал из внутреннего кармана пару листов.

На бумагах было много лишнего текста. Его было тяжело читать и он путал тебя буквально после пары предложений, но во главе этой ахинеи было написано: “Договор о уплате долга”, как негласная заповедь нашей экономики.

— Читать там нечего, — отвлёк меня мой напарник. — Это довольно рядовой случай. Какой-то умник захотел открыть свой бизнес и естественно провалился.

— Так где же он живёт?

— Вот в этом доме, —  ответил он и указал на старенький однотипный дом.

В доме не было двери в подъезде. А сама лестничная клетка была без перил и через одну ступеньку. Казалось вот вот, наступишь, и всё развалится.

Мы кое как забрались на третий этаж, нашли его квартиру и стали усердно стучать. Через пару минут нам послышался шорох, а затем мы услышали ответ:

— Кто там?

— Это работники банка, — ответил мой напарник.

— Что вам нужно? — Уже дрожащим голосом спросил он.

— Мы по поводу неуплаты долга.