Был я в этом городе уже несколько раз. Меня всегда умиляла некоторая провинциальность промышленного гиганта, набережная с рекой, на которые выходят окна гостиницы, теплое добродушие зрителей, которые приходили, чтобы поглазеть на нас, и уходили довольные, умиротворенные, еще более добродушные, чем прежде, оставляя нам свою энергию, как высший символ одобрения. В этом не было ничего особенного, такое могло происходить и в других городах и продолжалось уже много-много лет. Но этим летом я встретился с братом.
О чем могут говорить два уже не очень молодых мужчины, которых работа вынуждает выглядеть еще «ничего-ого-го», и которые отлично понимают, что это их молодечество – смешно и давно никого не обманывает? Молоденькие группис могут хотеть меня таким, каким я выгляжу в их глазах, но вряд ли согласятся принять меня таким, каков я есть на самом деле. Да и мне кажется все более смешным брать визжащих от восторга юниц в свою постель. У брата таких проблем, похоже, не возникает. То ли он девочек выбирает иначе, то ли… То ли иначе относится к постельным утехам.
Колдуном оказался мой братец, в миру – лидер рок-группы «Элоиза» Костя Панфилов, в среде мистиков известен как великий княжич Ада Бафомет. Странно, что мы, общаясь и находясь с ним в одной среде, не были знакомы до сих пор. Две поллитровки развязали языки и раскрыли сердца. Мы говорили обо всем, что происходило с нами за годы и годы, сравнивая мои догадки и утверждения, которые брат преподносил, как аксиомы, стараясь получить как можно более убедительную картину нашего мира.
Сколько себя помню, за моей спиной всегда стоял какой-нибудь энергетический вампир, который не давал мне переполняться энергией. Был ли это мой рок или моя карма, – какая разница? Я никогда не получал столько, сколько брат, но нисколько не жалел об этом.
Брат же всю получаемую силу тратил только на себя, и не любил делиться. Для его делишек брату нужно было очень много сил. Гораздо больше, чем бывает у обычного человека. Гораздо больше, чем когда-либо будет у меня. Мне не нужно столько. А ему нужно… гораздо больше.
Мы говорили о нашей матери, вечно молодой и властной настолько, чтобы мы до конца своей жизни оставались маменькиными сынками, и так – жизнь за жизнью, каждую жизнь. Мне мама виделась в грезах, всего несколько раз, в переломные моменты моей теперешней жизни, и запомнилась одновременно нежнейшим и опаснейшим существом… Все за то, что я никогда не посмею пойти против ее воли. Как и мой брат, колдун.
– Я однажды нарушил ее табу. Она простила, но не ради меня, ради сестры… Сестра – ее жрица, единственная, к кому мать относится действительно по-матерински. Зовут – Гаритона. Она из матушки веревки вьет. Где уж нам, глупым. – ироничная улыбка на тонких губах. Похоже, он действительно так думает. Но мать, может, и правда, к сестрам добрее?
– Она добрее ко всем сестрам без исключения?
– Только к маленькой великой княжне Ада. Остальными сестрами и братьями мама швыряется направо и налево. Нам еще повезло, что мы так удачливы, мы бывали ей нужны, и она благоволит к нам… Время от времени.
Есть о чем задуматься! Какой смысл проживать жизнь за жизнью, если каждый раз приходится начинать все сначала, не помня ни о прошлом опыте, ни о прошлых ошибках? Брат утвердительно кивнул:
– Есть много способов вспомнить свое прошлое или хоть что-то из прошлого. Жизнь за жизнью. За достаточно короткое время.
И вот теперь мы переходим к конкретике. Прямо-таки попахивает деловым предложением. Интересно, что братец попросит у меня в обмен на память? Надеюсь, ну душу? Ну да, у меня же нет души!
– И какой способ подошел бы в моем случае? Да, сразу уточняю, чего мне это будет стоить? – кажется, я попал в цель. На лице у брата появилось некоторое беспокойство. Но он заговорил, – и оказалось, что беспокоился он вовсе не насчет оплаты, а насчет восстановления моей памяти (эта идея влетела в мою голову, как хорошо отточенный клинок, засела там и никак не желала вылезать обратно).
– Самое простое – найти твой катализатор. У каждого из нас есть знакомый, при встрече с которым наши прошлые жизни начинают вспоминаться. Может, и не полностью, зато быстро и почти все. Затруднение в том, что в твоем случае придется специально выяснять, кто может быть катализатором этого процесса. Мне нужно время.
Так мы с ним тогда и расстались: я – обнадеженный, он – озадаченный. Я думал и думал о своем прошлом, – пока не начинала болеть голова. Ясно, что не братец является моим катализатором воспоминаний, а то я бы уже непременно что-то вспомнил. А так я был снедаем любопытством, и находился в состоянии активного ожидания. Брат обещал мне помочь… Как у нас обстоит дело с обещаниями друг другу?
Он позвонил уже почти перед самым нашим общим концертом. Заявил:
«Я нашел твой катализатор. Помнишь, я говорил о великой княжне Гаритоне? Почему-то вы с ней встречались каждую жизнь, когда ты был мужчиной, а она – женщиной».
– Это мамина-то любимица? Как до нее добраться, и, опять же, чего мне это будет стоить?
«Я попробую сделать так, чтобы она приехала к нам, хотя бы на денек. Сестренка, думаю, будет рада нас повидать. А с вопросом платы… Ты поймешь, что тебе нужно будет делать, только увидев сестру. Тогда же решится вопрос оплаты. Не торопись».
Я не торопился. Я не торопился так, что перепугал своей мрачной решимостью всех окружающих. Да я ни о чем думать не мог, кроме своего прошлого и принцессы, которая в силах избавить меня от этой мании только одним своим присутствием. Странно, как легко я поверил в маму – королеву суккубов, и в свои титулы, и в странное родство. Наверное, все дело в том, что в глубине чего-то, что заменяет мне душу, я уже давно это знал. Нужна была встреча с Константином, чтобы помочь мне поверить во все это. А теперь мне нужна сестра-принцесса, чтобы помочь открыть тайну моих прошлых жизней. Весьма символично, на мой взгляд. Брат обещал непременно познакомить меня с Гаритоной в ближайшее время… но, мне кажется, это было бы слишком просто.
Есть своя прелесть в том, чтобы родиться единственным ребенком в небольшой семье. Но и комплексы от таких прелестей возникают порой очень даже специфические. У меня никогда не было поблизости старшего брата, и когда знание о семье изначальной, не имеющей никакого отношения к генам и крови, дала мне право называть своим братом аж Костю Панфилова – я, наконец-то, осуществила свою давнюю и в достаточной мере невинную мечту о старшем брате. Правда, невинной эта мечта казалась только мне.
Мой братишка начал с откровенного предложения вместе поужинать, а потом позавтракать в день нашего «семейного воссоединения», и время от времени оживлял его тонкими, безобидными, на первый взгляд, намеками, когда мы с ним встречались на моей или его территории на физическом плане, раз в полтора-два года. Встречи же на астральном уровне, гораздо более частые, мы предпочитали тратить на ученые беседы и обмен информацией, – для нас обоих это было полезно и познавательно.
Мощь – вот какое слово я могу использовать для определения Бафомета. Только мощь, только величие. Я порой забываю об этом, когда мы не видимся, когда я не чувствую напрямую его воли. Я позволяю себе быть с братом циничной, насмешливой, даже злобной, а он отвечает на мои выпады своими, но никто из нас двоих пока не умер от жестоких шуток другого.
Я держу тот же стиль общения, и когда мы видимся на физическом плане. У меня получается, и Кот принимает мои старания, как должное... Но в этих случаях у меня всегда остается легкое недоумение от наших шутливых пикировок. Говорить так с «самим Панфиловым» – все равно, что глумиться над святыней.
Костя позвонил вечером, перед самым отъездом (впрочем, уезжать мы должны были завтра, а сегодня заканчивали сборы). Его голос в этот раз оказался удивительно похож на голос моего стажера – мальчика, в чью голову я безуспешно пыталась вбить идею о серьезности магии. Сдается мне, ему я могла доказать серьезность и опасность магии, только убив его. Ничего, теперь Гвен ап Нид и стихийные боги кельтов займутся этим вопросом, а я, хвала богам, избавилась от этого самоуверенного щенка.
Юные щенята порой требуют к себе повышенного внимания, и я готова была с этим мириться, пока еще готова. Но звонок среди ночи в одобряемые мной поступки не входил, поэтому я рявкнула что-то средней грозности о том, что: меня уже просто вывели из себя твои звонки, Кот, и в ответ получила скорее застенчивое, чем лукавое:
«А откуда ты знала, что я позвоню?»
По фатальному стечению обстоятельств, имя, которым я зову Бафомета среди своих (и между нами) – Кот, совпало с именем, которым называл себя мой неудавшийся ученик. Ох, ну, надо же было брату позвонить именно тогда! Пришлось приносить свои самые искренние извинения и объяснять причину ошибки. Братец, конечно же, все понял, и успокоил меня, на свой, разумеется, лад:
«Ничего, скоро я снова останусь у тебя один такой незабываемый и неповторимый».
В его голосе вместе с доброй, мечтательной улыбкой, которую я словно наяву увидела, было что-то резкое, на грани жестокости. Вроде как он твердо пообещал мне устранить конкурента. Я давно не обращаю внимания на такие выбрыки. Это ревность, она свойственна любому мужчине, потому что все они собственники по складу ума и инстинктам. И то, что по закону супружества я не принадлежу Бафомету, как и он не принадлежит мне, ничего не меняет в наших отношениях.
Должно быть, слишком долго братец ждал, пока я приму правильное решение. Сначала я страдала невинностью и верностью, потом – некоторой нерешительностью, а потом, когда я забыла обо всем и думала только о нем, когда любовь к брату победила во мне все иное, не такое важное – застенчивость, страх перед гневом матери, страх перед силой мужчины… Я ни на секунду после не пожалела об этом. А брат… Ну, брат некоторое время чувствовал себя слегка неуютно, пока я наивно полагала, что он – самый лучший мужчина в моей жизни, и лучше него никого нет и не будет. Лучше, может быть, нет, и не будет, но другие мужчины, конечно же, стали появляться в моей жизни. Кто – время от времени, а кто и навсегда.
Далее последовало крайне лестное для меня предложение бросить все и отправиться в Москву на концерт, потому что:
«Я по тебе ужасно соскучился. А еще один наш брат хочет с тобой познакомиться. Ну, ты о нем слышала, Валентин Холодов, «Сюита»… Ты ведь тоже не против с ним познакомиться, я знаю. Он тебе понравится… Да и ты ему тоже, наверное».
Наверное, – это правильное выражение главной мысли. Будь это предложение сделано мне в другое время, я бы, вероятно, даже пританцовывала от счастья. Братец не так уж часто баловал меня настолько пристальным вниманием. Не видя его, я не испытывала на себе его чар, но… Но всегда была не прочь встретиться снова. В этот же раз у меня было кое-что важнее, чем общение с братьями (теперь они уже вдвоем надеялись на встречу со мной). Все так, братья хотели увидеть меня, встретиться с принцессой, но меня ждал иной путь, новые знакомства и новые разочарования. Меня ждали перемены.
Я объяснила все это Бафомету, и он, хоть и был разочарован моим отказом, но не высказал обиду явно. Мы простились с братом на вполне дружеской ноте. Он пообещал мне, что я все равно довольно скоро встречусь с братьями, которые оба так и жаждут на время оказаться в моем обществе.
Мы приехали в город глубокой ночью, и сначала мне показалось неприличным звонить принцессе в такой час. Но меня мучило любопытство. Я стремился к этой встрече так долго, так неистово, что порой мне уже стало казаться, будто не было разговора с братом-колдуном, не было планов, составляемых вместе. Был только нечеткий сон. Я сам выдумал принцессу, а на самом деле ее нет. Что я буду делать, если ее и в самом деле не окажется?
То был банальный мандраж. Принцесса могла отнестись ко мне так, как ей будет угодно. И я не знал, как бы мне хотелось, чтобы она ко мне отнеслась. Если принцесса романтична и у меня есть шанс на ее симпатию… для меня это едва ли не страшнее, чем ее немилость. Мама не потерпит, если мы попытаемся сойтись… Ее жрица ей нужна… очень-очень. А, значит, умру я.
И, все-таки, я надеялся, что мой визит будет ей, скорее, приятен. Что принцесса обязательно поможет мне вспомнить… И зачем мне были эти воспоминания о жизнях давно минувших, в мои-то годы? Любопытство – сила ничем непреодолимая.
Я все-таки позвонил сестре ночью, из гостиницы. У нас получился очень странный разговор:
– Сестренка?
«Братец? Знаешь, я ждала твоего звонка. Костя позвонил мне и предупредил о твоем приезде и о желании познакомиться. С приездом, Валентин».
Несколько секунд я сидел, глядя перед собой, не зная, то ли прыгать от радости, то ли разочарованно хмыкнуть. Все оказалось слишком просто. Принцесса была вполне мила и желала общаться. Почему я подсознательно ждал трудностей именно от нее? Наконец, я поинтересовался:
– Ты не хочешь сходить на концерт?
«Я собираюсь сходить. Уже собралась, собственно».
– Мы сможем увидеться… Скажем, после шоу. – мне показалось, что я уже столько раз говорил ей эти слова, и всегда она отвечала согласием.
«Конечно, мне бы тоже этого хотелось. Я подарю тебе цветы, братец».
– Зачем? – почему-то смутился я. Она рассмеялась, как будто бы угадала мое смятение:
«Потому что ты должен знать меня в лицо».
– Я буду очень рад. Особенно если ты будешь единственной дамой с цветами. – я хочу быть уверен, что узнал ее. Она хихикнула:
«Вряд ли это возможно. Ты же знаешь, что нравишься… девушкам. Но меня ты узнаешь, я тебе это обещаю».
Достаточно призрачное обещание. А, между тем, это обещание, данное мне принцессой лилиан. Ниточка, что связывает нас здесь и сейчас. Мы еще немного поговорили о том. о сем, в том числе и о немолодых звездах и юных фанатках (представляю, что она ожидала от меня услышать, какую-нибудь двузначную сальность, почти наверняка, и я готов ляпнуть что-нибудь в этом роде, или хотя бы что-то типа «Приходи сама и проверь», но сдержался, я еще не готов умереть). У моей сестры оказался весьма острый язычок. Но вместе с этой остротой в ее голосе была… нежность и заботливость, что ли? А еще сестра обещала мне показать город.
Мы говорили тогда, в первый раз, не больше часа, но после того, как я положил трубку и удовлетворенно улыбнулся: все получалось так, как я и хотел бы, несмотря на все мои сомнения и домыслы, я вдруг заметил, как устал. У меня хватило сил добраться до кровати и провалиться в сон, это притом, что перед разговором с принцессой я был не только довольно бодр, но и даже слегка взвинчен.
Снов я не помнил, кроме одного момента. Женщина с потрясающей фигурой, одетая в черное с белым платье, поделенное ровно посередине (ее лицо покрыто такой же черно-белой вуалью, но я догадывался, честное слово, догадывался, кто она такая). Эта женщина говорила, ее голос был нежен… Тогда почему мне было рядом с ней так неуютно и даже страшно?
– Ну, ты нашел ее? Что теперь? Один неверный шаг – и ты вернешься ко мне, мой возлюбленный сын. – голос ее дрогнул в едва заметной насмешке. – Так стоит ли начинать такой опасный путь?
Утром, проснувшись и вспомнив ночной эпизод, я еще раз спросил себя: стоит ли начинать этот путь, если каждый шаг в нем равен игре со смертью? Но я уже начал свой путь, связавшись с принцессой. Я не сойду с него, не оступлюсь. Сегодня вечером я увижу мою сестру, а там, – будь что будет.
В этот раз, для разнообразия, звонок Кости не был поздним. Он позвонил около десяти, чтобы попросить меня (о, для моего же блага и во славу семьи, разумеется) не ложиться спать. Мол, сегодня ночью прилетит братец, и позвонит мне сразу же, как сможет… этой же самой ночью, вероятно.
Если бы я немного хуже знала моих братьев, я бы сослалась на здравый смысл немолодого уже мужчины, приехавшего в город глубокой ночью. Сначала имеет смысл выспаться, а утром, на свежую голову, заняться своими делами. Но Константин велел Валю (так я его звала когда-то, я помню, ему нравилось это имя) позвонить мне немедленно после приезда, и, возможно… Возможно, что братец так и сделает, даже не особо задумавшись – почему.
Валентин позвонил мне в середине ночи. У нас состоялся разговор, который проще всего было бы назвать разведкой. Мы говорили вроде бы ни о чем. Просто беседовали и в беседе знакомились. Из этого разговора я поняла, что моему дорогому брату от меня что-то нужно, но он ни за что в этом не признается. Ну, что же, если Вале что-то нужно, и я могу ему помочь (если ему что-то нужно настолько, что он нашел меня, пусть и не без помощи Кости) – я помогу.
Я пообещала Холодову, что покажу ему город. Мы заговорили о шоу-бизнесе и поклонницах, и он, казалось, довольно устало воспринял намек насчет согревающих постельки звезд фанатов. Может, я слегка переборщила с этим, не знаю. Впрочем, даже если брат обиделся... Ему нужно было от меня что-то… Что-то очень важное. Он не мог позволить себе портить со мной отношения.
Уже ложась спать, я поняла, что мы с Валем не раз встречались раньше, и то имя, которым я назвала его раза три за время беседы (Валечкой, это было, может быть, излишне ласково для двух только что познакомившихся людей, но он как будто не был против такой ласковости), оставило у меня, кажется, след куда больше других воспоминаний о наших прошлых встречах (а эти встречи были похожи, каждый раз было почти одно и то же, но я еще не понимала, что). Что до тогдашнего «Валечки», то он был молод, красив, его так же звали Валентином, и он был священником. Его обвинили в ереси и сожгли свои же братья из ордена святого Бенедикта. Интересно, не послужила ли наша встреча началом его прозрения, и, одновременно, гибели?
Как бы то ни было, я засыпала со смесью радости и очень острой тревоги. С некоторых пор я не доверяла себе, несмотря на то, что была полна самых добрых чувств и намерений практически доверху. Единственная, за кого я могла не бояться – это я сама. Вот это-то и было плохо. «Не забывай, что он твой брат. Не забывай!» А что, не самое худшее напутствие на оставшуюся в моем распоряжении ночь.