Тише Льда

Глава 1

Мужчины любят играть в хищников, пока не встречают того, кто уже умеет убивать молча.

Я прихожу на работу в "Метеор" без шарфа, без цвета на губах, без желания быть чьей-то любимицей. Я прихожу в темно-серой рубашке с расстёгнутой пуговицей у горла — не потому что провокация, а потому что дышать тяжело, когда снова идёшь туда, где тебя не ждут.

За спиной — успешный антикризисный кейс.
В прессе — статьи с заголовками вроде "Ледяная королева PR" или "Она пришла — и все уволились".
В голове — ни одной иллюзии.

Я не верю в спорт. Я верю в контракты, подписанные кровью.

"Метеор" — команда с историей, скандалами и пацанами, которые считают, что пресс-служба — это соц сети и шарики на день рождения. Теперь я — их новый кошмар.

— Вера Савицкая? — секретарь в лососевой кофточке выглядит так, будто её отправили встречать налоговую.

— Да.

— Руководство ждёт вас. Последняя дверь справа.

Я иду. Не оборачиваюсь. Вижу отражение в стекле — волосы собраны, взгляд прямой. Всё, как надо.

Открываю дверь.
И попадаю в клетку.

В комнате пахнет льдом, потом и дорогим табаком. За столом — мужчины. Семь человек. Только один не притворяется, что меня здесь не существует.

Он.

Данила Костров.

Капитан "Метеора".
Чёрный худи. Открытые руки, покрытые мелкими шрамами.
Никакой эмоции. Ни одной.
Но его взгляд — цепляется.
Изучает.
Сканирует.

— Ты здесь по ошибке, — говорит кто-то слева, с нотками раздражения. Наверное, генменеджер. Пиджак слишком дорогой для кого-то, кто бегает по льду.

Я поворачиваюсь к нему. Медленно.
Делаю шаг вперёд и ставлю сумку на стол. Кожа скрипит.
Смотрю прямо в глаза.

— Нет, — говорю. — Это вы ошиблись, думая, что я сюда пришла, чтобы вам понравиться.

Молчание.
Давящее. Сырое. Почти как пар в раздевалке после проигранного матча.

— У нас тут… коллектив специфичный, — вежливо вставляет спортивный директор, переводя взгляд с Кострова на меня. — Командный дух, традиции, юмор. У нас не принято...

— Не принято — это не юридический термин, — перебиваю. — У нас принято не проигрывать, не оскорблять прессу и не устраивать пьянки за счёт спонсора. Всё остальное я вам регламентом распишу.

Кто-то хмыкает. Костров даже не моргнул.

— У вас… странная репутация, — говорит генменеджер, наклоняясь вперёд. — Холодная, неудобная. Почему мы должны доверить вам имидж клуба?

Я улыбаюсь. Первый раз. Без тепла.

— Потому что я — не повод для скандала. Я — причина, почему они заканчиваются.

Из всей комнаты только один человек не задаёт вопросов.
Не ерзает.
Не играет.

Он просто сидит.
Смотрит.
Как будто уже знает, что я не сломаюсь.
Как будто — ждёт, когда я тресну.

Когда собрание заканчивается, я чувствую его взгляд на себе, даже когда не смотрю в его сторону.
Костров поднимается с места первым. Проходит мимо. Слишком близко.

Он не говорит ни слова.
Только одно движение — пальцы чуть касаются стола рядом с моей рукой.
Никакого контакта.
Но ток — есть.
Лёд. Жёсткий. Настоящий.

И я понимаю:
Я здесь не чужая.
Я — угроза.
И он это чувствует.

Игра началась.

Глава 2

Смотри в глаза, когда лжёшь

В раздевалках пахнет страхом. Но в кабинетах пахнет ложью.

Через тридцать минут после "добро пожаловать", мне выдают пропуск, папку с логотипом клуба и кабинет без окон.
Металлический стол, кожаное кресло, одна лампа — всё как надо, если ты не человек, а должность.

Я кладу папку на стол. Сажусь. Снимаю пальто.
Молча.
По-животному сосредоточенно.
Как будто готовлюсь к драке, не зная, откуда прилетит.

В дверь стучат. Один раз. Без паузы.
Открывается.
Он.

Костров.

Без формы. В сером худи, джоггерах и абсолютно пофигистичной походке. Входит, как будто здесь живёт. Молча.

Я поднимаю глаза, не вставая.

— У нас теперь свободное посещение? — спрашиваю, скрестив руки на груди. — Или ты просто любишь вторгаться в личное пространство женщин?

— Это не личное. Это клубное, — бросает он.

Голос низкий. Не хриплый — ровный, тёмный, как лёд ночью.

Он не садится. Остаётся стоять напротив.
Руки в карманах. Подбородок чуть поднят. Глаза на мне.

Из тех, кто не торопится говорить.
Из тех, кто не нервничает в тишине.
Из тех, кто смотрит — пока ты не начнёшь чувствовать себя раздетой, даже если на тебе всё.

— Слушай, — произносит он наконец. — Нам не нужен цирк. Не нужен глянец. Нам не нужно, чтобы ты здесь… крутила сюжеты.

— А вам вообще нужно что-то, кроме побед и пива?

Он смотрит. Три секунды. Долго.
Потом чуть улыбается — уголком губ. Как будто я его развлекла, но не сильно.

— Ты умная. Это раздражает.

— Ты молчаливый. Это пугает.

— Значит, ты не любишь тишину?

— Я люблю честность.

Он хмыкает. Не весело. Не злорадно. Просто… тихо. Сухо. Так, как будто это не смех, а оружие.

— Ты не останешься здесь надолго, — говорит он.
— Это угроза?
— Это наблюдение.

И вот тогда я впервые делаю паузу.
Не потому что боюсь.
А потому что его спокойствие — не фальшивое.
Оно… хищное. Натуральное. Заранее победившее.

Я встаю. Медленно.
Подхожу к нему на шаг ближе. Не сближение — демонстрация.

— Смотри в глаза, когда лжёшь, Костров.

Он опускает взгляд — на мои глаза. Вцепляется. Без улыбки. Без маски.

— Я не вру, Савицкая.
Ты правда здесь надолго не задержишься.

Он выходит. Спокойно.
Я слышу, как за дверью замирают шаги, и только потом — звук уходящего.

А я остаюсь. Одна.
С сердцем, которое почему-то стучит не так, как утром.

Не потому что он сказал что-то страшное.
А потому что он — ничего не сказал.

И это — опаснее.