Счетчик Гейгера щелкал с нудной, неумолимой регулярностью. Каждое тик-тик-тик было похоже на падение крошечной капли ледяной воды на лоб. Алексей сидел на ящике из-под патронов, спиной к холодной бетонной стене, и вслушивался в этот звук. Он был саундтреком его жизни вот уже три месяца. Три месяца, двадцать один день и… он бросил взгляд на запыленный циферблат наручных часов… примерно семнадцать часов.
Его убежище, бывший командный пункт ПВО, выкопанный глубоко в холме на окраине города, было царством полумрака и вечной сырости. Воздух пах остывшим металлом, пылью и сладковатым, тошнотворным запахом тушенки, которая составляла 90% его рациона. По стенам ползли цепкие пальцы плесени, но это была обычная, серая плесень. Не Та.
Он потянулся к рации на столе. «Верт», старенькая, советская, почти музейный экспонат. Но она работала. Она была его нитью. Единственной.
Он замер, как всегда, перед тем как нажать кнопку передачи. Собрался с мыслями. С духом. Эти минуты эфира были священны.
— Оль… Света… — его голос, грубый от неиспользования, прозвучал громко в давящей тишине. — Прием. Вы меня слышите? Третий сеанс связи. Здесь… все без изменений.
Он замолчал, прислушиваясь к шипению эфира. Из динамика доносился только ровный белый шум.
— Погода испортилась, — продолжал он, чувствуя себя идиотом. Какая разница, какая там погода? Но он должен был говорить о чем-то нормальном. Обыденном. — Давление падает. К вечеру, наверное, дождь будет. Кислотный. Придется снова систему фильтров чистить… Света, как «Барсик»?
«Барсик» был плюшевым котом, потертым до дыр, с одним стеклянным глазом. Алексей купил его дочери за год до всего этого. До «Ржавчины».
— Держись, мои хорошие, — голос его дрогнул. — Я… я найду способ добраться до вас. Обещаю. Как только…
Он не знал, что будет «как только». Как только закончатся запасы? Как только умрет последний «Ржавый» в радиусе километра? Как только он найдет в себе смелость выйти за дверь не на пятнадцать минут за дровами, а навсегда?
Внезапно шипение в динамике изменилось. Оно стало прерывистым, порванным.
— …лексей… — голос жены, Ольги, был далеким, искаженным помехами, словно доносился из-под толщи льда. — …лышишь?… Связь… плохо…
Сердце Алексея заколотилось, ударившись о ребра как испуганная птица. Он вцепился в рацию так, что костяшки пальцев побелели.
— Я здесь! Слышу вас плохо! Повторите!
— …еда… кончаются… — голос Ольги был тонким, измотанным. — Генератор… сбоит… Алексей, они… они хотят…
Помехи усилились, заглушая ее слова. Алексей вскочил, дергая за провод антенны, пытаясь поймать ускользающий сигнал.
— Кто? Кто хочет? Ольга! Света с тобой?
— …паси ее… — это прозвучало уже совсем тихо, почти шепотом, полным безотчетного ужаса. — Береги…
И тут связь умерла.
Не просто прервалась. Умерла. Белое шумное шипение сменилось на ровное, монотонное, мертвое гудение. Пустота. Полная, абсолютная тишина в эфире.
Алексей долбил кнопку передачи, кричал в микрофон, тряс рацию. Ничего. Тишина. Она была гуще, чем темнота вокруг. Тяжелее, чем бетонные стены бункера.
Он отшвырнул рацию. Она с грохотом ударилась о стену, разлетелась на черные пластиковые осколки и печатные платы. Бессмысленный, истеричный жест. Теперь и эта нить оборвалась.
Он опустился на ящик, уткнув лицо в ладони. В ушах стоял тот последний, оборванный шепот. «Береги…» Береги что? Ее? Себя? Он не дослышал. Это «береги» повисло в воздухе незаконченным приговором.
Он сидел так, не зная, сколько прошло времени. Минута? Час? Счетчик Гейгера продолжал свое тик-тик-тик. Мир все еще был заражен. Он все еще был в ловушке.
Его глаза упали на старую карту, разложенную на столе. Она была испещрена пометками, кругами, линиями от красного карандаша. В самом центре, в семистах километрах к северо-востоку, был обведен жирным красным кругом объект «Ковчег-7». Секретный бункер времен холодной войны, переоборудованный под правительственное убежище. Там были Ольга и Света. Там был смысл.
До сегодняшнего дня эта карта была просто фантазией. Планом, лишенным воли. Теперь все изменилось. Ольга сказала «они». Кто-то в бункере представлял угрозу. Запасы кончались. Генератор мог умереть в любой момент, оставив их без воздуха, без света, без тепла.
Света. Его девочка. Десять лет. Хрупкая, с смешинками в зеленых глазах, унаследованных от него. Она боялась темноты.
Алексей поднялся. Ноги были ватными. Он подошел к металлическому шкафу, скрипнувшему ржавыми петлями. Достал свой «тревожный» рюкзак. Он лежал там, упакованный и переупакованный десятки раз, как талисман, в который он не верил. Аптечка, фильтры для воды, нож, веревка, пачка патронов к его охотничьему карабину «Сайге».
Он взял карабин, привычными движениями разобрал его, почистил, смазал, собрал. Механические действия успокаивали. Зарядил магазин, вставил его с твердым щелчком. Звук металла, входящего в металл, был полон решимости.
Он подошел к тяжелой, бронированной двери бункера. За ней был воздушный шлюз, а за ним — внешний мир. Мир «Ржавых».
Рука сама потянулась к массивному стальному рычагу запорного механизма. Он замер. Сердце снова застучало, предупреждая об опасности. Выйти — значит подписать себе смертный приговор. Остаться — значит подписать его Свете.
«Береги…»
Он глубоко вздохнул, запах плесени и пыли заполнил легкие. Последний раз окинул взглядом свое подземное царство. Ящики с консервами, бочки с водой, радио, которое больше не говорило. Это была не жизнь. Это было прозябание.
Он рванул рычаг на себя.
Механизм с скрежетом и лязгом сдвинул тяжелые засовы. Потом второй. Третий. Дверь с низким гулом отъехала в сторону, открыв черный провал шлюза.
Алексей вошел внутрь, захлопнул дверь за собой. В полной темноте он нашел рычаг внутренней двери. Еще один скрежет, и створка поползла в сторону.
Его ударил в лицо воздух. Холодный, влажный, несущий странную, чужеродную смесь запахов: гнилой листвы, химической гари и чего-то сладковатого, почти медового, от которого слезились глаза и сводило желудок. Запах «Ржавчины».
После оглушительного, безумного гула толпы мертвецов наверху, эта тишина в подземелье была оглушающей. Она давила на барабанные перепонки, густая, как смола. Алексей лежал на холодном, мокром бетоне, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь болью в висках. Каждый мускул дрожал от перенапряжения и адреналинового отката.
Он провалился в какую-то техническую галерею. В кромешной тьме, разбавленной лишь парой лучей пыльного света, пробивавшихся через вентиляционные решетки где-то сверху, он смутно различал низкий, закругленный потолок и уходящие в оба конца тоннеля. Воздух был спертым, пахло сыростью, ржавчиной и чем-то еще… сладковатым и гнилостным. Знакомым.
И все же не это заставило его застыть, затаив дыхание.
Это был смех.
Тот самый, тихий, влажный смешок, который он услышал, едва рухнув сюда. Он донесся справа, из темноты. Он не был похож на бессмысленный стон «ходоков». В нем была какая-то… осознанность. Игривость. И это было в тысячу раз страшнее.
Алексей медленно, бесшумно поднялся на ноги, прижимаясь спиной к шершавой стене. Он все еще сжимал в руках «Сайгу», но магазин был почти пуст. Семь патронов. Он мысленно проклял себя за ту панику наверху. Он потратил почти весь боезапас.
Сверху еще некоторое время доносилось шарканье и приглушенные стоны, но постепенно они стихли. Мертвецы, не найдя добычи, потеряли интерес и разбрелись. Он был в ловушке, но пока в безопасности.
Надо было двигаться. Сидеть в луже под люком означало рано или поздно привлечь внимание того, кто смеялся. Или чего.
Он порылся в рюкзаке, нашел старый, потрескавшийся фонарь на динамо-машине. Покрутив ручку несколько раз, он добился тусклого, мерцающего луча. Свет выхватил из тьмы покрытые инеем трубы, свисающие паутины и граффити на стенах, оставленные, должно быть, задолго до конца света. «Здесь был Вася». Сейчас это читалось как эпитафия всему человечеству.
Куда идти? Люк был за спиной, путь наверх отрезан. Оставалось два пути: налево и направо, в черные, безмолвные глотки тоннеля. Смех доносился справа.
Алексей выбрал налево.
Он двинулся, стараясь ступать бесшумно, но каждый его шаг отдавался гулким эхом в подземном царстве. Фонарь выхватывал из мрака обрывки прошлой жизни: брошенную каску, пустую бутылку из-под водки, разорванный плакат с улыбающейся девушкой, рекламирующей какой-то йогурт. Нормальность, которая казалась теперь сном.
Он прошел метров двести, когда тоннель уперся в решетку. Заваленную мусором и каким-то тряпьем. Дальше пути не было.
Развернувшись, он пошел обратно, к люку, и затем двинулся в правый тоннель. Туда, откуда донесся смех. Каждый его нерв был натянут как струна. Палец лежал на спусковом крючке.
Тоннель тянулся долго, делая легкий поворот. Запах гниения становился сильнее. И вот, впереди, он увидел свет. Не тусклый, как от его фонаря, а более яркий, дрожащий. Огонь.
Алексей замедлил шаг, выключил фонарь и прижался к стене. Краем глаза он заглянул за поворот.
Тоннель расширялся, образуя небольшой зал. Посередине, на ржавой железной бочке с вырезанной боковиной, горел костер. Булькала жестяная кружка, подвешенная над огнем. Вокруг костра сидели три фигуры.
Они не были «ходоками». Это были живые люди.
Первый — крупный, плечистый мужчина в засаленной телогрейке, с обветренным, огрубевшим лицом. Он чистил длинный, похожий на мачете нож, и его движения были точными, выверенными. Военный. Или бывший.
Вторая — худая, как щепка, женщина лет пятидесяти, с птичьим, испуганным лицом. Она что-то шептала, перебирая пальцами какую-то нитку с узелками. Молилась? Сходила с ума?
И третий… парень. Лет двадцати, не больше. Худощавый, с длинными, грязными волосами, падавшими на лицо. Он сидел, раскачиваясь на корточках, и тихо, себе под нос, напевал какую-то бессвязную песенку. Это он смеялся. Алексей был почти уверен.
Он колебался. Люди. Живые люди. Первые, кого он видел за три месяца, кроме как в прицел своего карабина. Но его опыт, да и простой здравый смысл, кричали: «Держись подальше!». Люди в новом мире были коварнее и опаснее мертвецов.
Но у него кончались патроны. Кончалась вода. Он был в ловушке под землей. А у них был огонь. Еда.
Сделав глубокий вдох и сняв палец со спускового крючка, но оставив карабин наготове, Алексей шагнул из темноты в круг света.
— Не двигайтесь! — его голос прозвучал громко и неестественно в подземелье. — У меня есть оружие.
Эффект был мгновенным. Женщина вскрикнула и прижалась к стене. Парень перестал напевать и уставился на Алексея широко раскрытыми, безумными глазами. А мужчина в телогрейке медленно, очень медленно опустил нож и поднял руки.
— Спокойно, дружище, — его голос был низким, хриплым, как скрип ржавой двери. — Мы свои. Тоже живые. Видишь?
— Я вижу, — Алексей не опускал ствол. Его взгляд скользнул по их вещам. Несколько рюкзаков, самодельные копья, связка консервов. — Что это за место?
— Старые теплотрассы, — ответил мужчина. — Тянется под пол-города. Мы тут… отсиживаемся. Я — Геннадий. Бывший старшина. Эта — Лидия. А это — Юрка.
Юрка, парень, хихикнул. — Привет, дядя с ружжом, — его голос был сиплым, словно он много кричал. — Ты пришел на ужин? Мы как раз варим… бараночку.
Он указал на кружку над костром. Алексей почувствовал, как его желудок сжался от голода и брезгливости одновременно.
— Мне нужно наверх, — сказал Алексей, все еще не двигаясь. — На северо-восток.
Геннадий медленно покачал головой. — Наверх нельзя. Там их… тьма. Целый батальон ходячих собрался. Ты своей стрельбой всех с окрестностей согнал. Сейчас там ад.
— Есть другой выход?
— Есть, — Геннадий кивнул вглубь тоннеля, за костер. — Но путь неблизкий. И небезопасный.
— Что он имеет в виду? — Алексей перевел взгляд на Лидию.
Та испуганно замотала головой, сжимая в руках свои узелки. — Там… там Трубный, — прошептала она. — Он там живет.
— Кто такой Трубный? — Алексей нахмурился.
Тишина после ухода Трубного была тяжелой и звонкой. Она висела в воздухе, густая, как желе, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих углей и прерывистым дыханием Алексея. Он стоял, все еще вцепившись в карабин, ствол которого был теперь опущен. Его взгляд перебегал с Геннадия на Лидию, на хихикающего Юрку, а затем снова на темный провал тоннеля, где исчезло существо.
— Вы знали, — его голос прозвучал хрипло, не его собственным. Это было не вопросом, а констатацией факта, полной ледяного ярости. — Вы знали, что оно придет.
Геннадий медленно поднялся, его движения были усталыми, будто он нес на плечах невыносимую тяжесть. Он не смотрел Алексею в глаза, его взгляд был прикован к темному пятну на бетоне, где волочилась оторванная нога.
— Знать — громкое слово, — ответил он наконец. — Мы подозревали. Он приходит, когда появляется новый. Новый запах. Новая кровь.
— Вы использовали меня как приманку? — Алексей сделал шаг вперед, и его пальцы снова сомкнулись на прикладе.
— Нет! — испуганно вскрикнула Лидия, заламывая руки. Ее лицо исказилось гримасой ужаса. — Мы не знали, что он придет именно сегодня! Мы просто… мы просто ждали.
— Ждали чего? — прошипел Алексей.
— Ждали, уйдешь ты или останешься, — тихо сказал Геннадий. Он посмотрел прямо на Алексея, и в его глазах читалась бездонная усталость. — Если бы ты испугался и побежал туда, в его владения… Ну, это решило бы одну проблему. Если бы остался… Значит, ты не из пугливых. А нам нужен непугливый. С оружием.
Алексей смотрел на них, и кусок вяленого мяса, который он съел несколько часов назад, подкатил комом к горлу. Он был не просто в ловушке. Он был среди людей, которые смирились с этим адом и нашли в нем свое место. Они видели в нем не собрата по несчастью, а ресурс. Инструмент.
— Объясняйте, — сквозь зубы произнес он. — Быстро. Или я уйду сам, и оставлю вас здесь с вашим «дедушкой».
Юрка захихикал, но Геннадий резким жестом заставил его замолчать.
— Мы не всегда сидели здесь, — начал он. — Нас было больше. Двенадцать человек. Мы пытались пройти по тоннелю, найти выход на восток. Но он… Трубный… он охотится. Он не просто убивает. Он забирает с собой. Утаскивает в свои трубы. И оттуда никто не возвращается.
— Что он такое?
— Не знаю, — честно ответил Геннадий. — Мутант. Последствие какой-то заразы, что ли. Он быстрый. Сильный. И хитрый. Как тварь. Он не лезет в лоб, как эти ходоки. Он ждет. Выслеживает. Пугает. А когда жертва ослабевает от страха и голода… тогда нападает.
— И что, вы просто сидите здесь и ждете, пока он вас всех по одному не перетаскает? — с презрением спросил Алексей.
— Нет, — в разговор вступила Лидия, и ее голос дрожал. — Мы нашли способ. Мы… платим ему дань.
Алексей почувствовал, как холодная ползает по его спине. — Какую дань?
Геннадий молча указал на жестяное ведро, стоявшее в дальнем углу зала. Оно было накрыто куском брезента. Алексей раньше не обращал на него внимания.
— Подойди, посмотри, — мрачно сказал Геннадий.
Алексей, не опуская оружия, подошел к ведру и откинул брезент. Внутри лежали консервы, пачка сухарей, пустая пластиковая бутылка и… тряпичная кукла. Детская кукла, с одним глазом и грязными волосами.
— Это что? — непонимающе спросил он.
— Плата, — прошептала Лидия. — Он не всегда берет еду. Иногда он берет… вещи. Блестящие. Цветные. Как у сороки. Или игрушки. Он оставляет их у входа в свои трубы. Если мы не оставляем дани… он приходит и берет кого-то из нас.
Алексей отшатнулся от ведра, чувствуя приступ тошноты. Это было хуже, чем любая прямая угроза. Это был ритуал. Извращенное поклонение монстру в обмен на еще один день жалкого существования.
— Вы с ума сошли, — тихо сказал он. — Вы все совершенно сумасшедшие.
— Это называется выживание, дружище, — горько усмехнулся Геннадий. — Мы не воюем с ним. Мы… сосуществуем. Пока он получает свою дань, он нас не трогает. Ну, почти.
— А почему вы просто не уйдете? Через тот люк, через который я пришел?
— Мы пробовали, — сказала Лидия, и в ее глазах стояли слезы. — Месяц назад. Мы вышли вчетвером. Наверху… их были сотни. Они слышат каждый звук. Чуют каждый запах. Нас загнали обратно. Трое вернулись. Четвертого… того, что сзади, они словили. Мы слышали его крики.
Алексей замолчал, переваривая услышанное. Он оказался между молотом и наковальней. Наверху — орда мертвецов, внизу — умный, хищный мутант и трое сломленных людей, которые видели в нем разменную монету.
— И каков же ваш гениальный план? — с сарказмом спросил он. — Использовать меня и мою «Сайгу», чтобы убить его?
— Нет, — покачал головой Геннадий. — Убить его нельзя. Мы пробовали. Пули его не берут. Он слишком быстрый. План другой. Ты — отвлечение.
Он подошел к своей рваной сумке и достал оттуда самодельную карту, нарисованную на обороте какого-то плаката. Это была схема тоннелей.
— Вот мы здесь, — он ткнул пальцем в точку. — А здесь, в пятистах метрах отсюда, есть аварийный выход. В старую систему канализации. Оттуда можно выбраться на поверхность в другом районе. Подальше от той толпы, что ты собрал.
— И что ему мешает? — Алексей указал пальцем в сторону тоннеля Трубного.
— Мы. Пока ты будешь пробираться к выходу, мы устроим шум здесь. Будем кричать, бить по трубам. Он придет на звук. У нас есть минут пятнадцать-двадцать, пока он не поймет, что его обманули. За это время ты должен добраться до выхода, открыть его и… если захочешь… подать нам сигнал. Один выстрел в воздух. Тогда мы попробуем прорваться к тебе.
— А если он вас поймает, пока вы шумите?
Геннадий пожал плечами. — Значит, такова цена. Но один шанс из ста — лучше, чем никакого. Мы застряли здесь слишком долго. Мы сгниваем заживо. Лично я предпочту быть съеденным, чем еще один день смотреть на это ведро с подачками.
В его голосе сквозил такой искренний, накопленный месяцами ужаса, фатализм, что Алексей не мог не почувствовать к нему что-то вроде уважения. Это был план самоубийц, но это был план.
Солнце, бледное и безжизненное, висело в выцветшем небе, отражаясь в осколках тысяч окон. Алексей стоял, прислонившись к ржавой стене вентиляционной шахты, из которой только что выбрался, и жадно глотал воздух. Он был холодным, с привкусом гари и тлена, но он был свежим. После удушающей атмосферы подземки это казалось нектаром.
Он огляделся. Он был в каком-то заднем дворе, заваленном сломанной мебелью, разбитыми ящиками и горой истлевшего быта. Двухэтажные кирпичные дома, похожие на бараки, образовывали вокруг него тесный колодец. Тишина. Та самая, звенящая, неестественная тишина мертвого города.
Его убежище, тот самый бункер на холме, виднелся вдалеке, через частокол крыш. Так близко. И так бесконечно далеко. Чтобы добраться до него, нужно было пройти через весь этот район, кишащий «ходоками». А у него оставался один-единственный патрон. Тот самый, сигнальный. И пустой карабин за спиной, бесполезный груз.
Снизу, сквозь толщу бетона и земли, все еще доносился приглушенный, яростный скрежет. Трубный не уходил. Он ждал. Алексей содрогнулся и отполз от люка. Больше никуда не спуститься. Только вперед, по поверхности.
Первым делом он снял с плеча «Сайгу». Осмотрел ее. Бесполезна. Символ его былой безопасности, превратившийся в дубину. Он оставил ее в вентиляционной шахте, спрятав в тени. Тащить с собой мертвый вес было безумием. Взял только нож. Длинный, с толстым обухом, который когда-то служил ему для хозяйственных работ. Теперь это было его главное оружие.
Он порылся в рюкзаке, достал последнюю, помятую банку тушенки и бутылку с грязной водой, которую фильтровал через тряпку. Это все, что у него было. Еды — на один раз. Воды — меньше чем на день.
План был прост до идиотизма: прокрасться через район, вернуться в бункер, взять припасы, патроны, и… и дальше. На восток. Всегда на восток.
Он высунулся из-за угла. Улица была пуста. Разбитая брусчатка, брошенные, проржавевшие автомобили, кое-где — темные, давно засохшие пятна. И тишина. Слишком тихая.
Алексей выскользнул из своего укрытия и, пригнувшись, побежал к ближайшему подъезду. Дверь была выломана. Внутри пахло мочой, смертью и плесенью. Он проскочил через темный парадный и выглянул в окно на другой стороне. Вид на следующую улицу.
И тут он их увидел.
Не одного. Не двух. Десятки. Они стояли, словно выставка восковых фигур, посреди улицы, на тротуарах, между машинами. Одни были почти целыми, лишь с синеватым оттенком кожи и пустыми глазами. Другие — изувеченными, с вывалившимися внутренностями, с откушенными лицами. Они не двигались. Они просто стояли. Сотни пустых глаз, смотрящих в никуда.
Алексея бросило в холодный пот. Он слышал, что иногда «ходоки» впадают в своего рода ступор, особенно в светлое время суток. Но видеть это — было совсем другое дело. Это было похоже на сонный паралич в масштабах целого города.
Он прикинул маршрут. Прямо через эту толпу — самоубийство. Нужно обходить. По задворкам, через дворы, может быть, по крышам гаражей.
Он сделал шаг назад, и его нога соскользнула с разбитой плитки. Негромкий хруст прозвучал в тишине как выстрел.
Одновременно, как по команде, сотни голов медленно, с сухим хрустом позвонков, повернулись в его сторону.
Легион пустых глаз уставился прямо на него.
Алексея парализовало на секунду. Потом сработал инстинкт. Он рванулся назад, вглубь подъезда, и влетел в первую же открытую дверь квартиры.
Это была однокомнатная берлога. Вся обстановка была перевернута, изодрана, вещи валялись повсюду. На полу в кухне лежал скелет в истлевшей одежде, обглоданный до костей. Алексей захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, слушая.
Сначала — тишина. Потом — нарастающий гул. Тихий, похожий на шум прибоя, стон. Он становился все громче. К нему присоединился топот. Неровный, шаркающий, но массовый. Орда пришла в движение.
Он был в ловушке. На втором этаже. Выход на улицу отрезан.
Алексей отскочил от двери и бросился к окну. Оно выходило в тот же двор, откуда он пришел. Внизу было пока пусто. Но стон уже доносился и со стороны двора. Их окружали.
Он оглядел комнату. Пластиковое окно, стандартное, небронированное. Оно могло стать выходом, но прыжок со второго этажа мог сломать ногу. А сломанная нога в этом мире была смертным приговором.
Его взгляд упал на дверь. Деревянная, щелявая, с простым замком. Она не выдержит и минуты.
Он отодвинул тяжелый платяной шкаф и привалил его к двери. Это ненадолго. Шум за дверью становился все громче. Уже слышались отдельные удары. Они были здесь.
Алексей отступил в дальний угол комнаты, зажав в потной руке нож. Его сердце бешено колотилось. Он смотрел на дверь, которая вздрагивала от ударов снаружи. Это был конец. После всего, что он прошел — подземный мутант, предательство, — он умрет здесь, в чужой квартире, растерзанный толпой мертвецов.
Дверь с треском поддалась. В проеме, давя друг друга, появились первые серые лица, протянутые руки с почерневшими ногтями. Шкаф медленно, с скрипом, пополз по полу.
Алексей прижался спиной к стене. Он видел их глаза. Пустые, голодные. Он поднял нож. Он заберет с собой хотя бы одного. Последний патрон он приберегал для себя. Не позволит им себя съесть.
И вдруг снаружи, со стороны улицы, раздался оглушительный грохот. Сирена? Нет. Это был рев мотора. Мощного, раскатистого. И следом — очередь из автоматического оружия. Тра-та-та-та-та!
Удары в дверь прекратились. «Ходоки» у двери замерли в нерешительности, их примитивный мозг переключался на новый, более громкий раздражитель.
Еще одна очередь. Ближе. Крики — уже не только стоны, а звуки, похожие на визг, когда пули начинали рвать плоть.
Алексей, не веря своему счастью, подбежал к окну и осторожно выглянул.
На улице творился ад. Группа людей, человек пять, отступала к большому, забронированному грузовику типа «Урал». Они стреляли на ходу, короткими, точными очередями, укладывая «ходоков» десятками. Грузовик медленно пятился за ними, его мощный бампер сминал брошенные автомобили.
Рев мотора оглушал, заглушая стук собственного сердца. Алексей лежал на холодном, липком от чего-то полу бронированного «Урала», пытаясь отдышаться. Каждый мускул горел, ссадины на руках и коленях сочились кровью. Он был жив. Эта мысль пробивалась сквозь шок и адреналиновую дрожь медленно, как сквозь толщу льда.
Он поднял голову. Четыре пары глаз смотрели на него без особого дружелюбия. Скорее, с холодным, практичным любопытством, с каким смотрят на незнакомую, но потенциально полезную вещь.
Парень в косухе, тот самый, что прикрыл его, первым нарушил тишину. Он щелкнул затвором своего АК, проверил патрон, и только потом присел на корточки перед Алексеем.
— Ну что, попрыгун, отдышался? — его голос был хрипловатым, но молодым. Лет двадцати пяти. Лицо обветренное, с острыми чертами и насмешливым прищуром светлых глаз. — Откуда ты такой, с небес свалился? И главное — зачем ты нам сдался?
Алексей медленно сел, опершись спиной о бронелист кузова. — Я был в ловушке. Вы... появились.
— Везунчик, — усмехнулся парень. — Меня зовут Сергей. А это, — он кивнул на остальных, — наша маленькая семья.
Здоровенный детина с пулеметом ПКМ лишь хмыкнул, протирая тряпкой ствол. Ранение на его руке, которое перевязывала женщина, было неглубоким, больше похожим на царапину. — Григорий, — буркнул он.
Пожилой мужчина с бородой и снайперской винтовкой молча кивнул. — Виктор.
Женщина, закончив перевязку, подняла на Алексея спокойный, внимательный взгляд. Ее лицо было уставшим, но в нем читалась твердость. — Ирина. Доктор. Ты ранен?
— Мелочь, — хрипло ответил Алексей, осматривая ссадины. — Спасибо. Что вы там делали?
— Охотились, — просто сказал Сергей. — Не на «ходячих», конечно. На припасы. Аптеку обчищали на соседней улице. Возвращались — а тут такой цирк. Ты в центре. Решили, раз уж такая удача, забрать с собой. Мало ли.
«Мало ли». Эта фраза звучала многозначительно. Алексей понял: его не спасали из гуманизма. Его взяли в добычу. Как бездомного щенка, который может пригодиться, а может и нет.
— Куда мы едем? — спросил он.
— Домой, — Ирина убрала аптечку в ящик. — В наш лагерь.
Грузовик тем временем сделал несколько резких поворотов, замедлил ход, и через минуту мотор заглох. Заскрежетал наружный засов, и створки кузова распахнулись.
Алексей увидел заросший бурьяном внутренний двор какой-то промзоны. В центре стояло массивное, серое здание с зарешеченными окнами — бывший цех. Ворота были заварены стальными листами, на стенах — самодельные укрепления. По периметру ходила вооруженная охрана. Место было серьезным.
— Вылезай, гость, — сказал Сергей, спрыгнув на землю.
Алексея проводили внутрь. В цеху царила жизнь, кипящая в полумраке. Воздух был густым от запаха готовящейся еды, машинного масла и пота. Десятки людей занимались своими делами: чистили оружие, ремонтировали технику, возились с огородом под лампами дневного света. Все они выглядели... нормальными. Уставшими, исхудавшими, но не сломленными. Не такими, как те трое в подземке.
Их провели через весь цех к загороденному углу, где стоял походный стол и несколько складных стульев. За столом сидел мужчина. Невысокий, коренастый, с коротко стриженной седой щеткой волос и пронзительными голубыми глазами, в которых читался холодный, неоспоримый авторитет. Бывший военный, сомнений не было.
Сергей подошел к нему. — Босс. Нашли в районе Старого Города. Сидел в осаде, как сыр в мышеловке. Вытащили.
«Босс» медленно обвел взглядом Алексея с ног до головы. — Имя?
— Алексей.
— Откуда?
Алексей колебался секунду, но солгать было бессмысленно. — С окраины. У меня там было убежище. Я пытался пробиться на восток.
— Один? — в голосе «босса» прозвучало легкое удивление.
— Да.
— Самоубийца, — констатировал Григорий, стоявший позади.
— Или отчаянный, — парировал Сергей, снова с этой своей усмешкой.
— Меня зовут Матвей, — сказал «босс». — Я здесь главный. Ты сейчас на нашей территории. Наши правила просты: работаешь — ешь. Не работаешь — сваливаешь. Воевать между собой — смертная казнь. Красть — наказание. Предательство — смерть. Понятно?
Алексей кивнул. Примитивная, но четкая структура. Лучше, чем анархия.
— У тебя есть навыки? — спросил Матвей. — Ты с чем-нибудь знаком? Оружие, механика, медицина, строительство?
— Я инженер-строитель, — ответил Алексей. — Разбираюсь в механике. Электричество.
На лице Матвея промелькнуло что-то вроде одобрения. — Хорошо. Сергей, устрой его. Дай поесть, определи на работу. С завтрашнего дня будешь помогать на стенах и с генератором. У нас он вечно капризничает.
Сергей кивнул и жестом велел Алексею следовать за собой. Он отвел его в дальнюю часть цеха, где стояли нары в два яруса, и указал на одну свободную.
— Твое. Вещи, если есть, складывай под низ. Туалет там, умывальник — вон там. Вода по расписанию, экономь. Ужин через час.
Алексей скинул рюкзак. Он был легким, почти пустым. — Спасибо.
— Не благодари пока, — Сергей прислонился к стойке нара. — Рассказывай, строитель. Что за дела на востоке? Родные?
Алексей снова почувствовал опасность. Слишком много вопросов. — Да. Жена, дочь. В «Ковчеге-7».
Сергей свистнул. — Охренеть. Ты и правда самоубийца. Мало того, что один полез, так еще и в сказку поверил.
— Это не сказка.
— Ага, конечно, — Сергей усмехнулся, но в его глазах не было насмешки. Скорее, что-то вроде жалости. — Ладно, это твое дело. Но запомни тут одно правило, главное. Правило Матвея. Он тут царь и бог. Его слово — закон. Перечь ему — получишь пулю. Понял?
— Понял.
— Отлично. Отдыхай. Потом поедишь со мной, познакомишься с хозяйством.
Сергей ушел. Алексей остался один на своей новой койке. Он сидел и смотрел на кипящую вокруг жизнь. Дети бегали между нар, женщины готовили еду на большой печке-буржуйке, мужчины чинили автомобиль в углу. Это было сообщество. Почти нормальность.
Но что-то здесь было не так. Что-то, что он почувствовал кожей. Взгляды, которые на него бросали, были не просто любопытными. Они были оценивающими. Взвешивающими. Как скот на рынке.
Алексей провел ночь на своей новой койке вполуха, прислушиваясь к звукам лагеря. За стеной, в импровизированном кабинете Матвея, долго и напряженно гудели голоса. Спорили. Иногда голос Матвея взлетал, заглушая остальных, и тогда воцарялась короткая, давящая тишина. Спор шел о Евгении.
Утром, едва рассвело, лагерь уже бурлил. Новость о «большой стае» и предложении незнакомца облетела всех. В воздухе витала смесь страха и надежды. Люди толпились у входа в цех, вглядываясь в лицо Матвея, пытаясь угадать его решение.
Алексея разбудил Сергей, сунув ему в руки миску с овсяной болтушкой без сахара.
— Жуй. Сегодня всем найдется работа.
— Какое решение? — спросил Алексей, отставляя пустую миску.
Сергей пожал плечами, но по его нахмуренному лбу было видно — решение его не радовало. — Собирает всех у ворот. Сейчас объявит.
Через десять минут почти все население лагеря — человек восемьдесят — столпилось перед главными воротами. Матвей стоял на ящике из-под патронов, его лицо было непроницаемым. Рядом, чуть в стороне, с почтительной скромностью стоял Евгений. Он выглядел выспавшимся и довольным.
— Тихо! — крикнул Матвей, и ропот мгновенно стих. — Все вы знаете, с каким предложением к нам пришел этот человек. Я не буду врать — ситуация серьезная. Разведка подтвердила: с востока действительно движется крупная группа ходячих. Очень крупная.
В толпе прошел вздох ужаса.
— Мы можем попытаться отсидеться за стенами, — продолжал Матвей. — Но шансов мало. Стены старые, их может попросту задавить массой. Мы можем попытаться уйти. Но с нами дети, старики. Мы не уйдем далеко. Или... мы можем принять предложение Евгения.
Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание людей.
— Его группа предлагает нам убежище. Бункер. Мы объединяем силы и пережидаем эту бурю вместе. Я не доверяю легким путям. Но другого выбора у нас нет. Поэтому я принял решение. Мы идем.
Облегченный вздох пронесся по толпе. Люди готовы были ухватиться за любую соломинку.
— Сборы — до вечера! — скомандовал Матвей. — Берем только самое необходимое: оружие, патроны, еду, воду, медикаменты. Все тяжелое, все лишнее — бросаем! Грузовики будут готовы к отбытию на рассвете. Сергей, Григорий — организуйте охрану и погрузку. Все ясно? По местам!
Толпа бросилась разбегаться, охваченная лихорадочной деятельностью. Алексей стоял на месте, глядя на Матвея. Тот слез с ящика, и на его лице на мгновение мелькнула тень сомнения, прежде чем он снова надел маску непоколебимого лидера.
Евгений подошел к Матвею, что-то сказал ему, улыбаясь, и похлопал по плечу. Матвей кивнул, но его плечо напряглось под этим прикосновением.
— Ну что, строитель, — подошел Сергей. — Работа для тебя нашлась. Поможешь с генератором. Нужно его демонтировать и погрузить. Без электричества в бункере — никуда.
Алексей кивнул и последовал за ним к задней части цеха, где стоял старый, но мощный дизельный генератор. Работа была грязной и тяжелой — отсоединить топливные шланги, открутить болты крепления, подготовить его для погрузки на грузовик.
Он работал молча, бок о бок с двумя другими мужчинами, прислушиваясь к обрывкам разговоров вокруг.
«...Матвей все правильно решил, сидеть тут — смерть...»
«...а кто он такой,этот Евгений? Откуда мы знаем, что он не ведет нас в ловушку?..»
«...тише ты,а выбор есть?..»
Алексей понимал их. Страх перед известной смертью за стенами был сильнее страха перед неизвестностью в бункере Евгения.
Вечером, когда генератор был уже почти готов к погрузке, к ним подошел сам Евгений. Он наблюдал за работой несколько минут, его руки были заложены за спину.
— Хорошо работаете, — сказал он одобрительно. — Вижу, у вас руки на месте. Специалисты — на вес золота в наше время.
Алексей промолчал, продолжая затягивать гайки.
— Тебя Алексей зовут, верно? — продолжил Евгений, не смущаясь молчанием. — Сергей рассказывал. Говорит, ты один с окраины шел. Смело. Очень смело. И куда путь держал, если не секрет?
Алексей почувствовал, как у него заныла спина. Он выпрямился и посмотрел прямо в холодные, улыбающиеся глаза Евгения.
— На восток.
— А, — Евгений кивнул, как будто что-то понял. — На восток. К «Ковчегу»?
Алексей не ответил. Он снова наклонился над генератором.
— Знаешь, — голос Евгения стал задумчивым, — я много слышал об этом месте. Говорят, там есть люди, которые знают о «Ржавчине» больше, чем мы. Возможно, даже знают лекарство. Было бы хорошо туда добраться, правда?
Алексей резко выпрямился. Сердце его заколотилось. «Лекарство». Он никогда об этом не думал. Он думал только о спасении Светы, о том, чтобы добраться до нее. Но если там есть лекарство... Если можно не просто спасти ее от голода, а вернуть ей нормальный мир...
— Что ты знаешь о «Ковчеге»? — спросил он, не в силах сдержаться.
Евгений улыбнулся, словно ждал этого вопроса. — О, так много слухов... Но кое-какая информация у меня есть. Возможно, когда мы обустроимся в бункере, я смогу ей поделиться. Если, конечно, мы станем друзьями.
Он многозначительно посмотрел на Алексея, развернулся и ушел, оставив его с внезапно вспыхнувшей и тут же погасшей надеждой. Это была игра. Очевидная, как день. Но игра на самых его больных струнах.
Ночью лагерь представлял собой муравейник, охваченный спешкой. Грузили ящики с патронами, бочки с водой, мешки с крупами. Дети плакали, женщины суетились, мужчины молча таскали тяжести. Воздух был густ от страха.
Алексей помогал закреплять генератор в кузове одного из грузовиков, когда к нему подошел Сергей. Он был мрачнее тучи.
— Ну что, готов к большому переселению? — спросил он без тени своей обычной усмешки.
— А у нас есть выбор? — откликнулся Алексей.
— Выбора нет, — Сергей сплюнул. — Но черт меня дернул, мне это не нравится. Весь этот цирк. Этот улыбчивый тип... Матвей что-то задумал. Чувствую.
— Что?
— Не знаю. Но он не тот человек, который слепо доверяет незнакомцам. — Сергей посмотрел на Алексея. — Держи ухо востро там, в бункере. И свое ружье наготове. Мало ли.