Тишина Шагает Рядом

Глава 1. Смотреть в пустоту.

Глава 1. Смотреть в пустоту.

Он открыл глаза, и перед ним раскинулся потолок — облупленный, серый, словно впитал всю боль этого мира. За окном пение птиц звучало как злая насмешка, а карканье ворон — словно предупреждение, которое никто не хотел слышать. Свет пробивался сквозь рваное покрывало, тусклый, слабый, едва касался его лица. Он глубоко вздохнул, пытаясь собрать мысли воедино. Если он жив — значит, ночь прошла без происшествий. Но это вовсе не означало, что всё хорошо.

Он сел на краю кровати, пружины матраса впивались в ладони — холодные, колкие, как напоминание о хрупкости его существования.
Дверь, перегороженная комодом, была молчаливым щитом, предохранявшим его от мира снаружи. Он прислушался к тишине за ней — ждал, может, услышит голос. Но там была только пустота. Гнетущая, глубокая, как могила.

Солнечный свет ударил в глаза, когда он вышел на улицу, но тепла он не почувствовал. Вороны кружили над полем, словно бдительные стражи, высматривая добычу. Он знал: здесь оставаться нельзя. Этот мир уже давно не был для него домом.

Вернувшись внутрь, он быстро собрал рюкзак и вышел, не оглядываясь. Дом — теперь не убежище, а тюрьма. И он уходил, чтобы найти то, что потерял, даже если цена — высока. Найти смысл жизни, для себя...

По натоптанной дороге он шел, сжимая пустую фляшку в потёртой руке. Пшеничные поля шептали вокруг, словно шепот ветра предупреждал: опасность близка. Позади, едва заметно, движутся они — марионетки без души, с подёргивающимися конечностями. Он не оглядывался, но каждый шаг отдавался в висках тяжёлым эхом.

Вдруг перед ним появилась асфальтированная дорога, и знак, обещающий город. "Хардлоу". Он направился туда — там, возможно, найдется хоть капля жизни, хоть глоток воды.

Марк выглядел старше своего возраста — ему было тридцать пять, но в лице уже читалась усталость. Рост около 180 см. Телосложение — сухое, плотное. Без показной мускулатуры, но видно, что он сильный. Руки крепкие, с заметными венами, плечи широкие, осанка немного сутулая, будто он давно привык к рюкзаку или оружию за спиной.

У него угловатое, резкое лицо. Челюсть чётко очерчена, с густой бородкой и усами. Губы узкие, сжаты почти всегда. Нос прямой, немного широкий у переносицы. Глаза тёмно-карие, тяжёлые. Взгляд — прямой, спокойный, но будто всегда оценивает, всегда наготове.

На лбу и возле глаз — морщины, не глубокие, но постоянные. Волосы тёмные, густые, чуть волнистые, стрижка короткая и небрежная. Иногда торчат пряди, иногда он просто убирает их назад рукой.

Одежда у него — старый темный пиджак, под которым черная не толстая кофта. И черные брюки с ботинками.

***

Под тенью дерева у дороги он отдохнул, хотя вода давно кончилась. Верил, что найдет ее в городе, или хотя бы из лужи наберет. Хотя нет... Это опасно.
Паузы были необходимы — тело на грани, но дух не сломлен.

Марк шёл по растрескавшейся дороге, ветер поднимал пыль и сухие листья, заброшенные летом. Слева, за кромкой асфальта, начинался лес — густой, тёмный, с кривыми деревьями, словно согнутыми под весом времени.

Он остановился.

В глубине, между корнями, он заметил движение. Присмотрелся.

Мертвец.
Стоял на коленях, сгорбленный, грязный. Его кожа серо-голубая, в трещинах, пальцы в земле. Он жевал что-то — рвал зубами пучки травы, словно одержимый. Зелень свисала с его губ, а челюсти двигались механически, без осмысленности. Глаз не было видно — опущены вниз, всё внимание на земле.

Марк молча наблюдал.

Тот даже не заметил его. Как будто голод сделал его слепым к остальному миру. Как животное, без цели. Без души.

Вздохнув, он отвернулся и пошёл дальше.
Позади, в тени деревьев, мертвец продолжал жевать.

Километры позади, впереди — город. Маленький, спящий, с девятиэтажкой, которая возвышалась над одно - и двухэтажными домами. Между зданиями раскинулись заросшие деревья.

Он не замедлял шаг. По улицам гоняли ветер и мусор — пустые пакеты, клочки газет, забытые временем. Кусты и газоны заросли — их давно никто не трогал.

На столбах висели выцветшие вырезки из газет, рассказывавшие о пандемии и массовых смертях. На стенах — предупреждающие плакаты:

«НЕ ПОДХОДИТЬ К ЛЮДЯМ С ЭТИМИ СИМПТОМАМИ: ЧЕРНЫЕ ПОДТЕКИ ПОД ГЛАЗАМИ; ЗАТОРМОЖЕННОСТЬ; АГРЕССИВНОСТЬ; ОБИЛЬНОЕ СЛЮНООТДЕЛЕНИЕ. ОПАСНЫ. ЛЕКАРСТВ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. НЕ РИСКУЙТЕ!»

Марк помнил первые дни, когда все только начиналось — когда эти плакаты еще не были приговором, а скорее надеждой. Надеждой, которой верили, и ложью, что шептало правительство: «Не беспокойтесь, сидите дома». Какими же они были тупыми...

Вдруг взгляд упал на останки — кости, обглоданные до последней крупицы, клочки мяса, нечеловеческие уже. Труп, один из бесчисленных в этом мире, где смерть — это обыденность.

Голуби, некогда символы мира, взмывали в небо, испуганные, будто знали — скоро их участь не будет лучше. Вдали каркали вороны — их голос звучал, словно издевка, насмешка над его одиночеством.
Он смотрел на них, и думал "Не дождетесь..."

Холодный ветер впивался в кожу, и Марк ощущал, как пустота подстерегает впереди. Остановиться — значит сдаться. А он не мог. Не сейчас. Не когда весь мир рухнул, а надежда сжималась в кулак внутри него.

Он прошел под мостом, и вскоре заметил одинокий одноэтажный дом, затерянный в тишине. Делать было нечего — решил обыскать. Поднялся на крыльцо, прижался к окну, всматриваясь в темноту. Ни движения, ни звука. Дом словно вымер, безжизненный и забытый, как и он сам.

Ручка двери не поддалась. Марк оглянулся — вокруг пустота, лишь ветер тихо шуршал в сухих листьях. Ни звука, ни движения, только мрак и безмолвие. Его сердце забилось быстрее, холод пробежал по спине — эта тишина кричала.

Он с силой ударил ногой по двери. С треском и скрипом она сдалась, отлетев на ржавых петлях. Внутри — хаос, словно здесь остановилось время. Обои свисали клочьями, облупившиеся стены неслышно шептали истории боли и заброшенности. Пол был усеян осколками стекла и обломками мебели, повсюду стоял гнилостный запах плесени и разложения, который вцепился в нос, как безжалостный враг.