Точка невозврата

Глава 1. Трещина.

Аромат свежесваренного кофе, обычно такой уютный и обещающий начало нового дня, сегодня казался Анне горьким и обжигающим. Она стояла у плиты, безучастно глядя на медленно закипающее молоко для капучино мужа.

Двадцать лет утра начинались одинаково: его бритва жужжала в ванной, а она готовила завтрак. Отлаженный механизм их брака.

Сергей вошел на кухню бодрым шагом, уже облаченный в идеально отутюженную белую рубашку, пахнущий дорогим лосьоном и уверенностью.

— Доброе утро, солнышко! — Он привычно потянулся к ней, чтобы поцеловать в щеку.

Анна инстинктивно отклонилась, будто делая вид, что тянется за полотенцем.

— Молоко сейчас убежит.

Он не заметил или сделал вид, что не заметил. Разлил кофе по чашкам, сел за стол.

— Сегодня адский день, три совещания подряд и эти бесконечные презентации... — он говорил оживленно, с тем самым блеском в глазах, который появлялся только при упоминании работы. Вернее, той ее части, что была «развлечением».

Анна молча поставила перед ним тарелку с омлетом. Она смотрела на его ухоженные руки, на маникюр, на дорогие часы, которые она дарила ему на прошлый юбилей.

Он был успешен. И выглядел лет на десять моложе своих сорока пяти. Ее успех. Ее заслуга. Ее тюрьма.

— ...и потом, я думаю, мы наконец-то подпишем этот контракт с «Восток-Сервисом», я уже все обсудил с их директором, она... мм, они очень сговорчивые, — он поправился, откусив тост.

«Она». Простое местоимение прозвучало в тишине кухни как выстрел. Анна застыла у раковины, глядя в окно на пустой птичий кормушек.

— Кстати, — голос Сергея стал нарочито легким, небрежным.

— Сегодня, возможно, задержусь. Заключительные переговоры, потом неизбежен ужин с клиентом. Не жди.

Она медленно обернулась. Смотрела ему прямо в глаза. Искала в них хоть каплю стыда, напряжения, хоть тень той лжи, что висела между ними тяжелым, непроницаемым занавесом.

Но его взгляд был чист и спокоен. Он уже давно не боялся ее взгляда. Он был уверен в своей безнаказанности, как в восходе солнца.

— С кем именно ужин? — спросила она тихо. Голос не дрогнул. Он звучал ровно и пусто.

Сергей на мгновение замер, ложка на полпути ко рту. Этот вопрос прозвучал не как обычная вежливая формальность, а как требование. Такого не было давно.

— Я же сказал, с клиентом. С представителями «Восток-Сервиса». — Он нахмурился, изображая легкое раздражение.

— В чем дело, Ань? Опять какие-то подозрения?

Он перешел в контратаку. Старая, как мир, тактика.

Анна не отвечала. Она просто смотрела. Видела каждую морщинку вокруг его глаз, каждую знакомую черточку лица человека, с которым прожила двадцать лет. И вдруг это лицо показалось ей абсолютно чужим.

— Ничего, — наконец выдохнула она, снова поворачиваясь к раковине.

— Просто спросила.

Он доел омлет, отпил кофе, звучно поставил чашку на блюдце.

— Мне пора. Не скучай. — Он встал, уже доставая из кармана ключи от машины.

На пороге он обернулся, словно вспомнив что-то важное.

— Да, чуть не забыл. Заезжайте сегодня с Машей в торговый центр, купите себе то платье, которое в прошлые выходные смотрели. Мое почтение хозяйке дома. — Он бросил эту фразу, как кость собаке. Щедрый король, милостиво разрешающий подданной маленькую радость за ее верность.

Дверь за ним захлопнулась.

Анна осталась одна в гулкой тишине. Она подошла к столу, взяла его чашку. На дне остался грязно-коричневый осадок.

Она посмотрела на нее, потом на свою, полную, уже остывший кофе. И вдруг резким движением поставила его чашку в раковину. Фарфор со звоном треснул, от него откололся большой кусок.

Она не вздрогнула. Просто смотрела на осколки. На белую, теперь беззащитную глину под глазурью.

Предел. Он наступил. Тихий, будничный, за завтраком в четверг.

Глава 2. Лицо другой.

Тишина, в которую погрузился дом после ухода Сергея, была оглушительной. Анна стояла посреди кухни, и в ушах у нее звенело. Словно после взрыва, который уничтожил все вокруг, но оставил стены нетронутыми.

Она медленно подошла к раковине, взяла в руки осколки разбитой чашки. Острые края впились в кожу, и это физическое ощущение боли на мгновение вернуло ее в реальность. Оно было конкретным, простым, понятным. В отличие от хаоса, бушевавшего внутри.

Она не стала выбрасывать черепки. Завернула их в газету и сунула в самый дальний ящик, под тряпки. Как улику. Как материальное доказательство того утра, когда что-то внутри нее сломалось окончательно.

Механически она закончила уборку, ее руки сами знали, что делать. А голова была пуста, в ней гудел только один вопрос: «Почему сейчас? Почему именно этот раз стал последним?».

Ничего же особенного не произошло. Он не забыл их годовщину, не провел ночь вне дома, не подарил подозрительно дорогой подарок другой. Он просто сказал «она», а потом предложил купить платье. Как откуп.

Но Анна вдруг с ужасающей ясностью осознала, что умерла не сегодня. Она умирала долго и медленно, с каждым его «задержусь», с каждой его ложью, которую она предпочитала не замечать, с каждым собственным оправданием для него. Сегодня же она просто констатировала факт. И этот факт требовал действий. Но каких?

Ее спас от парализующей апатии звонок в дверь. Курьер с цветами. Огромный букет алых роз, пахнущих оранжереей и бездушием. К карточке был прикреплен конверт. Анна уже знала, что в нем. Еще одна отточенная деталь его системы.

«Анечка, прости за утреннюю спешку. Ты самая лучшая. Целую. Твой С.»

Она стояла в прихожей с этим букетом, и ее тошнило от сладкого, удушливого запаха. Розы были идеальны, как пластиковые. Без единого изъяна. Как его ложь. Раньше эти цветы, эти записки заставляли ее сердце биться чаще. Она верила, что за суетой он все же помнит о ней. Сейчас она видела в них лишь кальку, отработанный годами жест, не имеющий за собой ни капли истинного чувства. Дешевый трюк, чтобы купить себе еще немного безнаказанности.

Она не стала искать вазу. Сунула букет в ведро для мусора, даже не распаковав. Карточку разорвала на мелкие кусочки и смыла в унитаз. Это маленькое, почти детское сопротивление зажгло внутри первую искру. Слабую, но свою.

День тянулся мучительно долго. Она пыталась заниматься делами, но все валилось из рук. Она включила компьютер, чтобы проверить почту, и рука сама потянулась к поисковой строке.

«Восток-Сервис. Директор».

Пару кликов — и она смотрела на официальную страницу компании на корпоративном портале. Сергей не солгал. Контракт был реальным. Потом ее взгляд упал на раздел «Руководство». И она увидела ее.

Ксения Владимировна Соколова. Генеральный директор.

Молодая. Ей не могло быть больше тридцати. Длинные светлые волосы, убранные в строгую, но изящную прическу. Умные, немного насмешливые глаза, смотрящие прямо в объектив. Идеальный макияж, белая блузка, дорогие серьги. Уверенность и успех, исходящие от каждой фотографии.

Это не была взбалмошная секретарша или наивная стажерка, на которых он якогда «спотыкался» раньше. Это был его ровня. Может, даже сильнее. Партнер. Соперница.

Анна откинулась на спинку стула, чувствуя, как по телу разливается ледяной жар. Ревность? Нет. Это было нечто иное. Гораздо более страшное. Это был животный ужас. Ужас женщины, которая вдруг поняла, что стала неинтересна, ненужна, проиграла. Что ее место — у плиты, с тряпкой в руках, в то время как он с такими, как эта Ксения, покоряет мир и получает от этого все удовольствия.

Она лихорадочно начала искать ее в социальных сетях. Инстаграм. Фейсбук. Страницы были закрыты, но на аватарах — та же ухоженная, прекрасная женщина. На аватарке в Телеграме она была в спортивной форме на фоне гор, сияющая и полная жизни. Та жизнь, в которой Анне не было места.

Она захлопнула ноутбук, словно обжигаясь. Ей стало физически плохо. Теперь у обмана было лицо. Имя. Социальный статус. Это была не абстрактная «ошибка», не мимолетное «увлечение». Это была война. И Анна даже не знала, когда она началась и на чьей территории ведутся боевые действия.

В четыре часа вернулась из школы младшая дочь, Маша. Ее звонкий голос, полный школьных новостей, ворвался в мертвую тишину дома, как сквозняк.

— Мам, привет! Ты не поверишь, что сегодня...

Анна заставила себя улыбнуться, спросить про уроки, налить чай с печеньем. Она смотрела на дочь — свою копию в ее возрасте, — и сердце сжималось от боли. Этот дом, эта семья, эта жизнь... Были ли они настоящими? Или всего лишь красивой декорацией, которую она двадцать лет выстраивала для чужой пьесы?

— Папа звонил? — с набитым ртом спросила Маша.

— Нет, — ответила Анна и уловила на себе собственный взгляд со стороны: как он стал твердым и холодным.

— Он на ужине с клиентами.

— А, точно, он вчера говорил. Обещал мне новый свитшот привезти, — беззаботно бросила девочка и побежала в свою комнату делать уроки.

Анна осталась одна на кухне. Сумерки за окном сгущались, превращая стекло в мутное зеркало. Она подошла к нему и увидела свое отражение.

Усталое лицо женщины за сорок, с морщинками у глаз, волосы, собранные в небрежный хвост, простую домашнюю одежду. Она сравнила его с ярким, отфотошопленным лицом с экрана. И поняла, что проиграла эту битву, даже не вступив в нее.

Но что-то упрямое, закаленное за двадцать лет борьбы за эту семью, шевельнулось на дне ее отчаяния. Сдаваться было нельзя. Слишком многое поставлено на карту.

Она достала телефон. Набрала номер мужа. Трубку взяли почти сразу, но в ответ на фоне послышался не его голос, а приглушенные звуки музыки, смеха, звон бокалов.

— Анна? — его голос прозвучал натянуто-бодро.

— Все в порядке?

— Да, — сказала она своим новым, ровным голосом.

— Просто хотела напомнить. Не забудь купить Маше свитшот. Тот, который она просила.

Глава 3. Геометрия лжи.

Она не помнила, как оказалась в машине. Руки сами взяли ключи, ноги сами принесли ее к гаражу. Двигатель завелся с тихим урчанием, и этот привычный звук почему-то успокоил дрожь в коленях. Она не строила планов.

Ею двигала слепая, животная потребность — увидеть. Увидеть своими глазами ту самую «работу», то самое «совещание». Превратить абстрактную боль в конкретную, измеримую картинку.

Ехала на автопилоте, сердце колотилось где-то в горле, перекрывая дыхание. Она знала все его любимые места. Тот самый дорогой итальянский ресторан «Фиорентино», куда он водил важных клиентов и… ее, когда-то, на первые свидания.

Он любил там появляться. Любил, когда его узнают, почтительно кланяются, называют по имени-отчеству. Для него это был театр, где он играл роль успешного, влиятельного человека.

Машину она поставила в темном переулке напротив, в пятне между фонарями. Свое скромное хэтчбек здесь, среди сверкающих иномарок, никто не заметит. Она стала просто частью пейзажа, невидимым наблюдателем.

И тут же ее накрыла волна стыда. Что она здесь делает? Как запущенная жена, которая устраивает слежку? Унизительно. Жалко. Глупо.

Она схватилась за руль, собираясь завести машину и уехать. Уехать обратно в свою клетку, к разбитой чашке, к запаху чужих роз в мусорном ведре.

Но дверь ресторана открылась, и наружу вышла шумная компания. Сергей был в ее центре. Он что-то рассказывал, жестикулируя, и все вокруг смеялись. Он сиял. Он был в своей стихии. Анна замерла, вцепившись в руль.

Рядом с ним была Она. Ксения. Не с экрана компьютера, а живая. В элегантном платье, накинутом на плечи пальто, с той самой уверенной, немного насмешливой улыбкой.

Она слушала Сергея, чуть склонив голову набок, и в ее позе читалось не деловое участие, а легкий, заигрывающий интерес.

И тут Анна увидела то, что выжгло все остатки сомнений и стыда.

Они стояли не как коллеги. Геометрия их тел была иной. Он наклонился к ней, чтобы сказать что-то на ухо, и его рука легла ей на локоть.

Не на плечо, не на спину — на локоть. Жест, полный интимности и права собственности. Он так всегда делал с Анной в начале их отношений, когда вел ее через оживленную улицу. Защищал, вел, обозначал «моя».

Ксения не отстранилась. Наоборот, она чуть прикоснулась к его рукаву, что-то ответила, и они оба рассмеялись. Смеялись они не над шуткой, а над каким-то своим, общим секретом.

Анна перевела дух. Воздух в салоне стал густым, как сироп. Она наблюдала, как он помогает ей надеть пальто, как его пальцы на секунду задержались на ее плечах. Как он открыл перед ней дверь своей дорогой иномарки, куда она села, как хозяйка.

Они уехали. Красные огни задних фонарей растворились в потоке машин.

Анна сидела в полной темноте, и сквозь оглушительный гул в ушах до нее доносился собственный голос, который много лет твердил: «У них просто рабочие ужины.

Он ценит ее как профессионала. Он всегда возвращается домой. Это просто флирт, ничего серьезного».

Ложь. Вся ее жизнь, все ее двадцать лет оказались построены на лжи. И не на громкой, скандальной, а на тихой, бытовой, на той, в которую она сама так отчаянно хотела верить.

Она посмотрела на вход в ресторан. Туда, где он только что сиял и был счастлив. С той женщиной. И вдруг ее осенило.

Она заглушила двигатель, резко открыла дверь и направилась к «Фиорентино». Ее не остановила ни простая одежда, ни заплаканное лицо. Ею двигала теперь другая сила — холодная, безжалостная ярость.

Швейцар в ливрее с недоумением взглянул на нее.

— Я к столу господина Сергея Волкова, — сказала она трясущимся, но твердым голосом.

— Он что-то забыл.

Имя сработало как пароль. Швейцар почтительно распахнул дверь.

— Конечно, проходите. Его стол еще не убран.

Она прошла по мягким коврам мимо удивленных взглядов официантов. И вот он, столик у окна. На нем стояли две кофейные чашки, блюдце с чеком и… ваза с единственной, чуть увядшей алой розой.

Анна подошла и остановилась, вдыхая смешанный запах дорогого кофе, дорогих духов и их общего предательства. Она посмотрела на стулья. На тот, где сидел он, и на тот, где сидела Она.

Расстояние между ними было небольшим. Достаточным, чтобы их колени соприкасались под столом.

Она увидела на полу, под ее стулом, маленькую золотую сережку-гвоздик. Та самая, что была на фото Ксении в телеграме. Она не подняла ее. Пусть лежит.

Ее взгляд упал на блюдце с чеком. Он был аккуратно сложен пополам. Рука сама потянулась к нему. Она развернула длинный слип. Ужин на две персоны. Два дорогих стейка, бутылка итальянского красного, два десерта, два кофе. И внизу, в графе «чаевые», щедрая сумма, которую он оставлял, когда был особенно доволен собой.

И подпись. Его размашистый, уверенный росчерк. Рядом с ним — оставленные тем же пером цифры. Номер комнаты в отеле «Престиж», что был в пяти минутах езды. И время: 23:00.

Он не просто забыл чек. Он оставил его намеренно. Как оставлял раньше ей записки «куплю молоко». Это было сообщение для нее. Для Ксении. Приглашение. План на продолжение вечера.

Анна стояла, держа в руках эту бумажку, этот материальный круг их измены, и мир вокруг поплыл. Звуки ресторана превратились в глухой гул. Она ощущала каждый удар своего сердца, каждый предательский вздох.

Она не помнила, как вышла на улицу. Чек был зажат в ее потной ладони, сминаясь в комок. Она дошла до своей машины, села за руль и закрыла лицо руками. Рыдать не хотелось. Хотелось уничтожить. Стереть все в порошок.

Из кармана запищал телефон. Сергей. На экране сияло его улыбающееся лицо с заставки. Она смотрела на него, не в силах поднять трубку.

Он звонил, вероятно, чтобы сказать, что «все только закончилось, выезжаю домой». Сказать это тем же ласковым голосом, которым час назад что-то нашептывал ей на ухо.

Звонок оборвался. Через секунду пришло сообщение.
«Задерживаюсь. Не жди. Спокойной ночи, солнышко».

Анна медленно опустила телефон. Она развернула смятый чек и еще раз посмотрела на номер комнаты. 23:00. У нее было меньше часа.

Глава 4. Приговор.

Отель «Престиж» сиял в ночи как хрустальный дворец из какой-то чужой, не ее жизни. Стекло, хром и мрамор. Анна припарковалась в тени, за большим джипом, чтобы ее не было видно из входной группы. Ее руки мерзли и тряслись, хотя в салоне было душно. Она снова разгладила на коленке злосчастный чек, вглядываясь в цифры. №401. 23:00.

Было без десяти. Он уже там. Или вот-вот должен подъехать. С ней.

Мысли путались, сердце стучало где-то в висках, отдаваясь глухой болью. Что она здесь делает? Что скажет, если встретит их? Будет кричать, плакать, бить его по лицу? Устроит истерику на весь фешенебельный отель? Мысль об этом унижении была хуже самой измены.

Нет. Она не позволит ему увидеть ее сломленной. Не позволит им смеяться над ней.

Она почти решила дать задний ход и уехать, признав свое поражение, когда увидела его машину. Знакомая иномарка плавно подкатила ко входу. Из машина вышла .Она. Ксения.

Поправила пальто, закинула волосы — быстрые, уверенные движения хищницы на своей территории. Сергей отдал ключи, обошел машину и… взял ее за руку. Не под локоть, как днем, а за руку. Сплетя пальцы.

Этот простой, интимный жест стал для Анны последним, смертельным ударом. Он не водил ее так много лет. Говорил, что это неудобно, смешно, они же не подростки.

Они исчезли за стеклянными дверями, смеясь чему-то. Анна осталась в своей машине, в полной тишине, и эта тишина наконец-то дошла до самого ее сердца, заморозив его.

Вся боль, отчаяние, ярость — все вдруг улеглось, уступив место леденящей, абсолютной пустоте. Она больше не чувствовала ничего. Только холодный, тяжелый камень в груди.

Она вышла из машины. Действовала на автомате, словно во сне. Ноги сами понесли ее через парковку к боковому входу, куда, она знала, вывозили тележки с бельем и выходили покурить сотрудники. Дверь была приоткрыта. Охранник дремал на стуле, уткнувшись в телефон.

Она прошла по длинному коридору, пахнущему хлоркой и чистотой, мимо прачечной и кладовок. Сердце не колотилось. Дыхание было ровным. Она была невидимкой, тенью, призраком, пришедшим вынести свой приговор.

Лифт поднял ее на четвертый этак бесшумно. Ковер в коридоре поглощал шаги. Она шла, читая номера: 397, 399… 401.

Дверь была закрыта. Из-за нее не доносилось никаких звуков. Ни смеха, ни голосов. Только тихий гул сплит-системы.

Анна прислонилась лбом к прохладной деревянной поверхности. Что она надеялась здесь услышать? Доказательства? У нее уже были все доказательства. Она ждала, что сердце разорвется от горя, что она рухнет на колени. Но нет. Внутри была только тихая, безразличная пустота.

И тут дверь номера 401 внезапно распахнулась.

Анна отпрянула, застыв как вкопанная. На пороге стояла горничная — юная девушка с тележкой для уборки. Она что-то весело напевала себе под нос и вытирала пыль с дверной ручки.

— Ой! — испуганно вскрикнула она, увидев Анну.

— Вы меня напугали! Вам что-то нужно?

Анна не могла вымолвить ни слова. Ее взгляд заглянул внутрь номера через приоткрытую дверь. Большая кровать с идеально заправленным бельем, на котором еще лежала шоколадка.

Пустой мини-бар. Чистота и порядок. Номер был пуст. Его только что подготовили для новых гостей.

Горничная, проследив за ее взглядом, улыбнулась.

— А, вы, наверное, ищете предыдущих постояльцев? Молодую парочку? Они только что уехали, минут пятнадцать назад. Счастливые такие, — она деловито взмахнула тряпкой.

— Я уже все убрала. Можете занимать, если он на вас забронирован.

Уехали. Минут пятнадцать назад. Счастливые.

Слова долетали до нее как сквозь толстое стекло. Мозг отказывался их складывать в смысл.

— Куда? — прошептала Анна, и ее собственный голос показался ей чужим, осипшим.

— А кто их знает, — пожала плечами девушка.

— Наверное, гулять. Мужик-то щедрый, цветы ей целый букет вручил, когда встречал. Розы. Алые. Красота!

Мир окончательно поплыл. Цветы. Он подарил ей цветы. Те самые алые розы, которые она сегодня утром выбросила в ведро. Он покупал их одной и той же оптом? Или это был его особый, фирменный знак внимания для всех своих женщин?

Анна молча развернулась и пошла по коридору к лифтам. Она слышала, как горничная что-то кричала ей вслед, но это не имело значения. Ничего не имело значения.

Лифт вез ее вниз, и в его зеркальных стенах она видела свое отражение — бледное, изможденное лицо женщины, которую только что окончательно убили. Но не изменой. Тем, что он подарил ей те же розы. Тем, что он привез ее в тот же отель, где бывал с ней когда-то.

Тем, что он даже на это не смог придумать ничего нового, уникального, что принадлежало бы только им двоим. Он просто ставил на конвейер их общую память, их любовь, их жизнь.

Она села в машину, но не завела мотор. Просто сидела в темноте, глядя на сияющий фасад отеля. Внутри ничего не осталось. Ни слез, ни гнева. Только ясное, холодное, бесповоротное знание.

Она достала телефон. Большим пальцем провела по экрану, стирая его улыбающуюся фотографию с заставки. Потом открыла смс-переписку. Его последнее сообщение: «Задерживаюсь. Не жди. Спокойной ночи, солнышко».

Она не стала ничего писать в ответ. Не стала звонить и устраивать сцен. Она просто медленно, очень медленно набрала три слова. Три коротких слова, которые ставили точку в двадцати годах ее жизни. Три слова, которые были ее приговором.

Она посмотрела на них, на миг задержала палец над кнопкой «отправить», а затем все-таки нажала ее.

На экране появилось уведомление: «Сообщение доставлено».

Анна выключила телефон, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Впервые за этот бесконечный день ее накрыла абсолютная, всепоглощающая тишина.

В отеле «Престиж», в номере 401, на прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Сергей, застигнутый сообщением в неподходящий момент, нахмурился и взглянул на экран.

Там горело одно-единственное сообщение от жены.

«Все кончено. Не возвращайся.»

Глава 5. Гром среди ясного неба.

Звонок телефона разрезал полумрак номера как нож. Сергей, расстегивающий пряжку на туфле, вздрогнул и поморщился.

Ксения, уже распустившая волосы и стоявшая у мини-бара с бутылкой минералки, обернулась с легким раздражением.

— Ты ведь сказал, что выключил его, — в ее голосе прозвучал упрек.

Он мотнул головой, достав аппарат из кармана пиджака.

— Наверное, Маша что-то забыла спросить... или Аня... — его голос дрогнул на имени жены. На экране горело ее имя. И короткая строка сообщения. Он потянулся было отклонить вызов, но пальцы замерли в сантиметре от кнопки. Что-то ледяное и тяжелое сковывало движения. Он машинально открыл смс.

«Все кончено. Не возвращайся.»

Семь слов. Семь безжалостных, отточенных ударов. Он перечитал их раз, другой, третий. Мозг отказывался верить.

Это была не Аня. Не ее стиль. Не ее тон. Она всегда писала развернуто, с точками, запятыми, иногда со смайликами. Это было что-то чужое. Словно сообщение писал совсем другой человек. Холодный и решительный.

— Сергей? Что-то случилось? — голос Ксении прозвучал уже ближе. Она подошла к нему, положила руку ему на плечо.

Его плечо дёрнулось, сбрасывая ее прикосновение. Он поднял на нее глаза, и она отшатнулась. В его взгляде не было ни привычной самоуверенности, ни игривого огонька. Была только пустота и нарастающая, животная паника.

— Уходи, — хрипло выдохнул он.

— Что? Ты о чем?

— Уходи сейчас же! — его голос сорвался на крик. Он вскочил, схватил ее пальто и сунул ей в руки.

— Вызывай такси, езжай домой, куда угодно!

Ксения замерла в изумлении, потом ее глаза сузились. В них вспыхнул холодный, деловой гнев.

— Сергей, ты сейчас же объяснишься, что это за истерика? Мы только...

— Это не истерика! — он схватился за голову, делая шаг назад, будто отшатываясь от нее.

— Это... это всё. Понимаешь? Всё кончено! Она всё знает.

Он говорил это не ей. Он говорил это самому себе, пытаясь осознать масштаб катастрофы. «Она» для него всегда была Аней.

Его точкой отсчета. Его тылом. Его вечным прощением. И это «всё кончено» звучало как приговор, вынесенный всему его миру.

— Ну и что? — Ксения холодно натягивала пальто.

— Ты же тысячу раз говорил, что она все прощает. Утром купишь еще один букет своих дурацких роз, и все будет как всегда.

Эти слова, произнесенные с таким презрением, добили его. Он увидел себя со стороны: жалкий, бегающий между двумя женщинами с одинаковыми букетами, с одинаковыми обещаниями.

И главное — он вдруг с ужасом понял, что Ксения права. Он действительно так и думал. Он был абсолютно уверен в бесконечном кредите доверия, выданном ему Аней.

Но этот кредит только что отозвали. Без предупреждения.

— Ты ничего не понимаешь, — прошипел он, хватая свой пиджак и ключи.

— Это не тот случай. Это... это по-настоящему.

Он выскочил из номера, не оглядываясь на ее возмущенный возглас. Лифт ехал мучительно долго.

Он тыкал в кнопку первого этажа снова и снова, словно это могло ускорить движение. В голове стучало:

«Надо звонить. Надо объяснить. Сейчас же».

Он выбежал на пустынную парковку, судорожно набирая ее номер. Аппарат у виска, он шагал взад-вперед по асфальту, не в силах стоять на месте.

«Абонент временно недоступен...»

Легендарная фраза прозвучала как похоронный марш. Он никогда не слышал ее, звоня Ане.

Она всегда была на связи. Всегда. Двадцать лет. Он снова набрал. Снова. Результат тот же.

Он написал смс:

«Аня, солнышко, это какое-то недоразумение! Позвони мне, пожалуйста, я все объясню!»

Сообщение не ушло. Стоял серый значок — недоставлено.

Он сел в свою иномарку, резко завел двигатель и вырулил на пустынную ночную дорогу. Домой. Он мчался, нарушая все правила, не замечая светофоров.

В голове прокручивались варианты оправданий, слова, интонации. Он найдет нужные слова. Он всегда их находил.

Но чем ближе он подъезжал к дому, тем сильнее сжимался ледяной комок в груди. Он вдруг с абсолютной ясностью представил себе их спальню. Ее сторону кровати.

Ее тапочки у тумбочки. Ее халат на крючке в ванной. И его собственную наготу, неприкаянность и жалкость перед всем этим миром, который он считал своей собственностью.

Он резко затормозил у своего же подъезда. Их окна на четвертом этаже были темными. Все. Даже на кухне, где всегда горел свет — маленькая лампа под потолком, которую она включала для него.

Он выскочил из машины и помчался к подъезду. Двери были заперты. Он судорожно стал рыться в карманах в поисках ключа от домофона.

Его не было. Он никогда не носил его с собой — она всегда впускала его сама, днем и ночью.

Он стал звонить в свою квартиру. Долго, отчаянно. В динамике доносились только длинные гудки. Никто не подходил.

Тогда он начал звонить соседям. Старушке снизу, молодой паре сверху. В ответ раздавались сонные, раздраженные голоса:

«Кто это? Что случилось?». Услышав его голос, они бормотали:

«А, Сергей... Нет, мы не видели Анну. Идите спите».

Он остался стоять на холодном ночном асфальте, под своими темными, немыми окнами, и впервые за двадцать лет понял, что ему некуда идти. Его не пускают домой.

Он прислонился лбом к холодному стеклу двери и закрыл глаза. В ушах стоял оглушительный гром. Гром среди абсолютно ясного, звездного неба. И этот гром состоял всего из одного смс.

«Все кончено. Не возвращайся.»

Глава 6. Новая реальность.

Тишина, наступившая после отправки сообщения, была иной. Не тягучей и гнетущей, а тяжелой, как свинец, и... полной. В ней не было места ожиданию, надежде или страху. Был лишь факт. Свершившееся.

Анна сидела в гостиной, в полной темноте, и не двигалась. Она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это новое, хрупкое состояние безразличия.

Казалось, стоит ей сделать шаг — и стены боли, которые она с таким трудом возвела вокруг себя, рухнут, и ее смоет волной отчаяния.

Она слышала, как под окном затормозила машина. Дверца хлопнула. Знакомые быстрые шаги по асфальту. Затем — мертвая тишина.

Он стоял внизу и смотрел на темные окна. Она знала каждый его жест, каждый поворот головы. Она представила, как он судорожно ищет ключи от домофона, которых у него никогда с собой не было. Потом — гудки в трубке. Сначала их, потом — к соседям.

Она не шелохнулась. Не подошла к окну. Не задернула занавеску. Она просто сидела и слушала, как рушится его мир. И не чувствовала ничего, кроме ледяной усталости.

Потом шаги затихли. Машина уехала. Он сдался.

И только тогда Анна позволила себе выдохнуть. Длинный-длинный выдох, будто она двадцать лет не дышала полной грудью. Она включила настольную лампу. Мягкий свет выхватил из мрака знакомую комнату, но все в ней казалось чужим.

Этим вещам, этому воздуху больше не было дела до Сергея. Он здесь кончился.

Она встала и пошла проверять замки. Щелчок дверной защелки прозвучал не как обычно — а как щелчок взведенного курка. Она была здесь одна. Одна с двумя детьми.

И это было страшно. Но это была ее территория. Ее крепость. Которую она теперь будет защищать одна.

Утром ее разбудил не будильник, а наступившая тишина. В доме не пахло кофе, который она всегда варила ему перед работой. Не было слышно его голоса. Эта непривычная тишина была громче любого шума.

Маша за завтраком была рассеянной и хмурой.

— Папа уже ушел? — спросила она, размазывая варенье по блинчику.

— Папа не ночевал дома, — ровно ответила Анна, наливая себе чай. Рука не дрогнула.

— Офиге-е-еть! — растянула дочь, широко раскрыв глаза.

— Он что, в запой ушел? Или ему срочный вызов на Марс поступил?

Анна чуть не выдавила из себя улыбку. Детское восприятие реальности было таким прямым и простым.

— Не смей так говорить. У папы... срочные переговоры в другом городе. Надолго.

Она солгала. Впервые за долгое время солгала детям. Но это была не та ложь, что разъедает душу. Это была защитная перегородка, щит, за которым она могла собраться с мыслями, прежде чем все им рассказать. Если расскажет вообще.

Проводив Машу в школу, она первым делом позвонила в службу доставки. Не цветов. А еды. Полная холодильник, чтобы не думать о готовке.

Потом позвонила мастеру и заказала срочную замену замков во всей квартире.

— «Сегодня же? Ну, за срочность придется доплатить».

— «Хорошо».

Пока мастер с грохотом возился в прихожей, она методично обходила квартиру. Собирала его вещи. Не все, пока — только самое наглядное. Дорогую бритву из ванной. Любимые чашки. Книги, которые он оставлял на тумбочке.

Футляр с запасными запонками. Складывала все в большую картонную коробку. Каждый предмет был кирпичиком в стене, которую она возводила между прошлым и настоящим.

Она зашла в его кабинет. Его территория. Пахло его парфюмом, дорогой кожаной мебелью, сигарами, которые он уже давно не курил, но которыми продолжал пахнуть его мир.

Она села за его массивный стол, провела рукой по гладкой столешнице. Компьютер, дорогие ручки, папки с документами. Вещи успешного мужчины.

Она открыла верхний ящик. И сразу его увидела. Пластиковую визитницу. Неброскую, черную. Не его стиль. Он предпочитал кожу. Анна медленно достала ее. Внутри лежала одна-единственная визитка.

Ксения Соколова. Генеральный директор. «Восток-Сервис». И на обороте, написанным его почерком, — личный мобильный номер.

Она сидела и смотрела на этот маленький прямоугольник картона, который перевесил двадцать лет совместной жизни. Не было ни гнева, ни обиды. Только странное, леденящее спокойствие.

Она достала свой телефон, аккуратно сфотографировала визитку с двух сторон. Потом положила ее обратно. На место. Пусть лежит.

Мастер позвал ее из прихожей, протягивая пачку новых ключей.

— Готово, хозяйка. Три штуки. Больше ни у кого таких нет

. — Он улыбнулся, вытирая руки об тряпку.

Она взяла ключи. Они были холодными и острыми. Совершенно новыми. Она сжала их в кулаке, ощущая металлические грани, впивающиеся в ладонь.

— Спасибо, — сказала она. И это «спасибо» было не мастеру. А себе. Новой себе.

Она закрыла за ним дверь и щелкнула новым замком. Звук был другим — более твердым, надежным. Она обошла всю квартиру, проверяя окна, балкон, как полководец, инспектирующий укрепления после битвы.

Потом подошла к большой семейной фотографии в гостиной. Они все там были — счастливые, улыбающиеся, на отдыхе пять лет назад. Она сняла фотографию со стены, вынула из рамы и аккуратно разрезала ножницами пополам.

Его часть ушла в ту же картонную коробку. Свою — с ней и детьми — она пока поставила обратно. На пустое место на стене.

Телефон завибрировал. Сергей. Он звонил с неизвестного номера. Она посмотрела на экран, дождалась, когда звонок оборвется, и заблокировала номер. Потом поставила телефон на беззвучный режим.

Она подошла к окну. На улице был обычный пасмурный день. Люди спешили на работу, дети бежали в школу. Мир не перевернулся. Он просто стал другим. И у нее в руке были ключи от этой новой реальности. Тяжелые, холодные и очень надежные.