Все, что только могло пойти не так, шло не так с упорством достойным лучшего применения.
Едва потушенный пожар тут же разгорался в другом месте с утроенной силой, вынуждая забыть про все планы, перечеркнуть все договоренности, и снова бежать его тушить. Последний уголек на недавнем кострище догорел осенью прошлого года – и было только вопросом времени, когда и где пожар вспыхнет снова.
На засыпающий Город медленно опускалась прохладная весенняя ночь. Шумные улицы за распахнутыми ставнями постепенно замолкали пока припозднившиеся рабы торопились поскорее скрыться за стенами домов своих хозяев.
Возвышавшаяся гора документов не уменьшалась, хоть он и разбирал ее не первый день – и ужин не стал поводом оторваться от работы хоть ненадолго. Тех, кто мог оскорбиться от такой невнимательности к собственной персоне, в Сенате было превеликое множество, но никого из них не было сегодня дома у Лепида.
Деловой и обстоятельный разговор поначалу, с количеством выпитого вина все больше и больше отклонялся в философскую сторону.
- …а я бы хотел знать, что меня ждет, - Децим Брут отставил от себя чашу и одним жестом подозвал к себе мальчишку-раба, - Это же скольких горестей можно было бы избежать, сколько ошибок не совершить …
Марк Лепид хмыкнул:
- Может оно и так, но только в твоей логике есть огромный изъян.
Децим настороженно повернулся к нему:
- И какой же?
- Для того, чтобы знать будущее наперед, нужно, чтобы оно было предопределено изначально, - Лепид потянулся к закускам, - Если предположить, что это действительно так, то ничего изменить невозможно – и знание не принесет ничего, кроме печали.
Мальчишка-раб подлил Дециму вина и, только осушив половину чаши залпом, тот нашел новый аргумент:
- А что, если не предопределено?
- Тогда как ты можешь быть уверен, что твое знание истинно? – Лепид ухмылялся так, словно поймал Децима в заранее расставленную хитроумную ловушку, - Если будущее – это бесконечное количество возможностей, окинуть его взглядом и выбрать самую благополучную - непосильная задача для одного человека.
Гай хмыкнул и помотал головой. В преддверии Восточной кампании даже Децима уносило в какие-то мрачные фаталистичные рассуждения, хотя он и не имел к ней никакого отношения.
Подмахнув очередное письмо, он протянул его Зенону – своему секретарю, - и, проигнорировав выпивку и закуски, принялся за следующее.
Децим признал свое поражение без слов. Осушив чашу до дна, он смахнул капли вина рукой, и сказал:
- И все-таки хотелось бы знать.
- Что именно? – Лепиду сегодня явно доставляло удовольствие его подначивать.
- Ну, хотя бы как я умру, - пожав одним плечом, отозвался Децим.
Полулежавший напротив него Кальвин присвистнул:
- Ничего себе “хотя бы”!
- Нет, а что? – взвился Децим, - Вы бы не хотели?
Лепид отрицательно помотал головой:
- Нет уж, увольте.
Остальные отреагировали менее многословно – он даже не зафиксировал, как именно, - и Децим обернулся к нему:
- А ты чего молчишь весь вечер, Цезарь? Ты бы хотел знать?
Очередное письмо перекочевало к терпеливо ожидавшему Зенону.
- Ни в коем случае, - хмыкнул Гай, - Пусть все будет неожиданностью. Жизнь, в которой предопределено и известно все, даже смерть – жутко скучная и пустая, не находишь?
Децим натянуто улыбнулся. Мнение Гая, вслед за всеми остальными, разбилось о его железную убежденность.
- Что-то вас совсем на мрачные обсуждения потянуло, - Юния, жена Лепида, поежилась, - Неужели нет других тем для разговора?
И этот вопрос стал огромной ошибкой.
Не принимавший участия в споре Антоний встрепенулся. Пока все вели “бессмысленные” с его точки зрения разговоры, он занимался делом куда более продуктивным – истреблял запасы вина Лепида.
И немало в этом деле преуспел.
- Вот-вот, наконец-то голос разума! – глаза Антония горели тем самым пьяным блеском, который значил, что скоро его придется держать впятером, чтобы он не натворил каких-то глупостей, - Хватит этих разглагольствований! Давайте наконец перейдем к делу, ведь если мы ничего не сделаем – послезавтра Долабелла вступит в должность совершенно незаконно!
Сдержать рвущийся наружу отчаянный стон дорогого стоило. Гай слушал это нытье уже третий месяц – и за все это время так и не услышал ни одного нового аргумента.
Лепид демонстративно закатил глаза, а Децим подавился сдерживаемым смехом и закашлялся.
- Вы все видели ауспиции, самим богам противно его назначение! – продолжал распаляться Антоний.
Даже эта пьяная и неубедительная, репетиция завтрашнего заседания уже действовала на нервы. Как будет выглядеть трезвая и, - насколько возможно в случае Антония, - подготовленная, не хотелось даже знать.
Взгляд едва успел скользнуть по ломившемуся от угощений столу, как решение пришло само собой.
Гай потянулся к едва тронутому вину и осушил чашу залпом, после чего тут же попросил мальчишку-раба обновить.
- Гай, ты что делаешь? – наклонившись прямо к его уху, шепотом спросила Кальпурния, - Ты же не собирался…
- Тс-с-с, - приложив палец с губам, прошипел он, - Я обеспечиваю себе алиби на завтра.
- Не хочешь идти в Сенат?
Гай едва заметно помотал головой.
- Ну тогда просто скажи им завтра, что у тебя голова болит, в чем проблема? - в словах Кальпурнии была толика здравого смысла.
Проблема в том, что только толика.
- Если я просто скажу, что у меня болит голова – они решат, что я им вру и тут же оскорбятся, - скривился Гай, - Они мне еще тот случай на форуме не простили. Похмелье, с другой стороны, это то, что они очень хорошо понимают.
Кальпурния понимающе хмыкнула и отвернулась обратно к Юнии, оставляя его один на один с его планом. После второй чаши что-то неладное заметил Лепид. Коварно улыбаясь, он переводил взгляд с Гая на вино и обратно в немом вопросе, пока Гай украдкой не пригрозил ему кулаком.
Они выходили на финишную прямую.
Несмотря на все опасения Раске – директора института - несмотря на невероятно сжатые сроки для задачи такой колоссальной сложности, финишная ленточка уже маячила вдалеке, отчетливо видимая и приближающаяся с каждым шагом.
Прототип машины времени мог греться как вулкан, потреблять энергии с маленькую электростанцию и занимать половину здания лаборатории– все это не имело никакого значения. Что имело значение – так это то, что они справились.
Прямо за финишной ленточкой маячили многочисленные публикации и, чем черт не шутит, возможно даже Нобель. Ради такого стоило положить на алтарь работы несколько лет жизни.
Маленький дрон поблескивал маячками и диодами посреди залитой светом “чистой” зоны лаборатории, между панелями управления, проводами и кто его знает, чем еще. От самой установки “чистую” зону отделял тонкий слой армированного стекла – и только благодаря ему здесь можно было находиться дольше десяти минут не опасаясь поймать тепловой удар.
Приятное разнообразие, в сравнении с промозглым мокрым снегом, который сыпал на голову уже вторую неделю – как считала Виттория. Жара из самых глубин ада – как думали все ее коллеги.
Северные люди, что с них взять.
Прототип машины времени требовал не меньше пяти операторов, чистая зона по размерам едва ли превосходила небольшую подсобку – и они сидели разве что не друг у друга на головах.
Работа стольких месяцев завершалась здесь и сейчас – и казалось, что такого просто не может быть. Что сейчас Реммерс нажмет на кнопку – и Виттория откроет глаза под надоедливую трель будильника.
Пытаясь отогнать это ощущение, она помотала головой.
Теплая рука легла на плечи.
- Мы это сделали, Витто, - прошептал Карстен, приобняв ее. На его лице сияла удовлетворенная улыбка.
- Так странно, - расслабившись, отозвалась она, - Даже не верится.
Если бы они работали в государственном институте, даже этого маленького момента нежности хватило бы руководству для того, чтобы поднять вопрос об их увольнении. Замшелые престарелые пни, которые сидели там на каждой должности выше младшего научного сотрудника, сами никогда не знали, что такое личная жизнь, и другим не позволяли узнать.
К счастью, в частных институтах такие надолго не задерживались. Их квалификация, как правило, оказывалась такой же законсервированной в прошлом веке, как и взгляды.
Перед моментом истины в голову лезли самые разные мысли и, поддавшись им, Виттория хмыкнула:
- Бред какой-то…
- М-м-м? – промурлыкал Карстен, обернувшись к ней.
За стеклом техники устанавливали дрон и проводили последние проверки пусковой части установки. Многочисленные диоды состояния мигали разными цветами, толстые силовые провода тянулись снизу, от реактора глубоко под их ногами.
Когда-то давно Раске хватило ума выбить тендер на ядерные исследования – и сейчас их наследие пригодилось с совсем неожиданной стороны. Если бы не старый экспериментальный реактор – даже самый короткий и простенький пуск обесточил бы половину Мюнхена.
- Да я все про заказчика нашего загадочного думаю… - Виттория неуверенно помотала головой, - Вот представь себе, ты рассчитал рабочую машину времени. Провел эксперименты на малых масштабах – и твоя теория устояла. У тебя, прямо здесь и сейчас, есть на руках уникальные решения уравнений Эйнштейна, в конце концов. Но ты не пишешь статьи, не отправляешь их во все научные журналы, не орешь на весь интернет, а берешь – и тихо тащишь все это сокровище к нам. Зачем? Бред же полный…
Карстен усмехнулся:
- А деньги? Представь себе, сколько он заплатил Максу, чтобы он для начала хоть задницу почесал в нужном направлении?
Толстяк Раске был известным скупердяем – этого нельзя было отнять. Предложения, которые включали в себя меньше 50% предоплаты, едва оказавшись у него на столе, тут же летели в шредер, и важность исследования не имела никакого значения.
Научные изыскания, за исключением чисто прикладных, очень плохо конвертировались в цену акций на бирже – и он считал, что этими копейками можно пренебречь. Бизнесмен – не ученый. Что с него взять?
Иногда за эту привычку Раске хотелось придушить, хлопнуть дверью и навсегда уйти в государственный институт – но деньги раз за разом побеждали эти альтруистические порывы.
Наука-наукой, а есть хотелось всегда.
Виттория усмехнулась и кивнула в сторону “грязной” зоны за стеклом:
- А прикинь сколько нам обошлась просто сборка этого прототипа?
Карстен энергично кивнул, и она продолжила, загибая пальцы на руке:
- То есть наш загадочный заказчик – сумрачный гений. О нем никто ничего не знает, но при этом он достаточно богат для того, чтобы выкинуть несколько миллиардов на эксперимент, который может получится, а может и нет. Слушай, ну я во всей наблюдаемой вселенной не знаю ни одной подходящей кандидатуры.
Карстен хохотнул и собирался было что-то ответить, но не успел. Артур Реммерс, начальник лаборатории, вышел из медитативного наблюдения за графиками на голографическом экране, и громко объявил:
- Реактор вышел на номинал, можем начинать.
И все остальное отошло на второй план.
Карстен чмокнул Витторию в щеку, убрал руку с ее плеча – и переключился на панели управления. Она поступила так же. Сейчас значение имел только эксперимент – возможно, самый важный в их жизни.
На экранах с камер наблюдения изнутри капсулы прототипа техники устанавливали моргающий диодами дрон. График мощности реактора превратился из экспоненты в прямую. Пальцы плясали над голографическими кнопками – и на чистую зону опустилась сосредоточенная тишина.
Техники вернулись, оставив дрон в капсуле в одиночестве.
- Запуск основного энергетического контура, - Артур комментировал каждое действие, хоть в этом и не было необходимости – на голографических экранах панели управления выводились все необходимые данные, - 200 Ватт, 300 Ватт, 500 Ватт.