Точка Зрения

Точка Зрения

Шёпот.

Скулёж.

Смолкают. Тихо.

Тьма бездонным ртом заглатывает меня. Где-то там звучит... Сопровождение всех ночных кошмаров.

Юла. Вертится возрастающим зудом, узкой и хлёсткой волной, самой высокой нотой — скребёт по и так воспалённым нервам.

Не хочу.

Х о ч е ш ь.

Глаза закрыты.

Юла затихает на стадии шипения.

Вбилась верхней частью спины в битый кафель, прочувствовала каждый позвонок от копчика до шейного. Стискиваю зубы. Глаза закрыты. Но знаю — сзади кафель, спереди — он.

Осязаемое касание век. Не буду откры...

— Открой глаза, я хочу тебя видеть, — тремя голосами сразу — в голове. Один похож на вой, другой на рык, третий — нечто среднее между ними. Побили по вискам, затылку, лбу — будто колоколами.

Сдаюсь.

Чёрный и необъятный. Чёрны даже рот и зубы. Однако, вижу. Лучше б нет.

Запоздало выцветают фоном декорации, и посторонние звуки сменяют бесконечно повторяющийся, затихающий набат. Какофония. Мне смешно.

Мерно стучат капли из ржавого крана по не менее ржавой ванной. На ней неправильной формы куски ржавчины, впотьмах — как есть обнажённое мясо. Голубые отблески струятся из единственного окошка под потолком, ложатся призрачным, иллюзорным цветом на то, что когда-то слепило белизной. Переступаю с ноги на ногу, кафельное крошево дополняет какофонию хрустом. В моей голове.

Одно касание плеча Чёрным — я готова лечь на кафель. Обступают застаревшие страхи — как старые друзья. С детским восторгом ожидаю неминуемого. Восторг дрожит в груди, резонируя со страхом. Запускаю его на плечи, укутываюсь точно в плед.

Чёрный вжимает собой в кафель сильнее, до рези, до взволнованного вдоха. Открываю покорно рот, зеркаля его действие. Холодно. К паху опускается горячий пульсирующий ком. Жарко.

Я не вижу, но знаю — улыбается. Втягивает меня, касается изнутри своим вдохом. Отдам, бери.

Нечто сильнее меня, удерживаемое узлами мышц и сухожилий, недовольно ворочается где-то между адамовым яблоком и солнечным сплетением, поднимает упрямо голову. Скулит и упирается.

— Прими...

Не могу осознать второе слово, хотя оно раздаётся тремя голосами и стучит эхом десятки раз по стенкам саднящего черепа. И он хочет, чтобы я закрыла глаза. Снова упираюсь. Не заставить ни открыть, ни закрыть. Хочу смеяться. Закрою — увижу больше. Он втягивает единым вдохом. Требует, напирая сильнее.

“Закрой-закрой-закрой”. Почти ласковое касание волос. Приказ и убеждение. Сдаюсь.

— И хватит смеяться. Я слышу, — единый голос, как духовой оркестр, а между согласными шелестят крылышки летучих мышей.

*

Будто спала. С трудом разжимаю веки. Тусклый свет бьёт по глазам, серебряное солнце слепит. У меня мокрая спина. Несколько секунд на определение себя в пространстве. Осень расстелилась багряно-золотисто-коричневым ковром от края горизонта до края, встали чёрными стволами корявые деревья. На лицо капают ледяные брызги с веточек деревьев, разгоняемых пронизывающим ветром. Я босая, мокрая и будто палками битая. Пытаясь подняться, несколько раз теряю равновесие, слабая рука соскальзывает с мерзко-липких листьев. Я морщусь и всё-таки встаю, вытираю руки друг об друга, а затем об грязно-серые хлопковые штаны. Совершенно одна, принюхиваюсь и прислушиваюсь, ветер рикошетит от дерева к дереву с глубоким присвистом. Почему мне жарко?

Поясницу всё ещё обжигает фантом вдавленных кусков кафеля.

Я понятия не имею, куда идти, но двигаюсь с места, не глядя под ноги. Обнимаю себя руками, наклонив голову вперёд — макушка в качестве щита от ветра. Не помогает. Иду я против собственной воли, обтираясь предплечьями о деревья, отталкиваюсь от них. От того мой путь напоминает зигзагообразные скачки. Хочу смеяться. Чем дальше, тем реже становятся чёрные промокшие стволы. Сама себе напоминаю мокрый лист, ветер пинает в спину. Не ветер. Краем глаза замечаю, что на деревьях блестят ошмётки чего-то... Сбившиеся в ком листья — думается мне, не приглядываюсь.

Я слишком долго одна. В ветре мерещится скулёж и шёпот. Мне не страшно, но челюсть болезненно саднит — я хочу ответить, но не знаю что. И язык покоится бесполезным, мёртвым придатком во рту.

Лес — бесконечный, и мне кажется, я хожу по кругу. Деревья слишком похожи. Я не хочу идти, но делаю шаг за шагом, уже та стадия усталости, когда ноги подгибаются. Босыми ступнями то и дело накалываюсь на острые камушки и ветки, скрытые листьями. Порой соскальзываю, оступаюсь, но не падаю, будто кто-то держит и пинает в поясницу.

В какой-то момент оборачиваюсь назад, мне мерещатся человеческие фигуры вдалеке, но это с тем же успехом могут быть как игра воображения, ведь я истосковалась по людям, так и выбившиеся на поверхность, сильно вздыбившиеся корни деревьев. И всё же я замираю с повёрнутой на сто восемьдесят градусов шеей, щурюсь, пытаюсь различить хотя бы сколько их. Они не шевелятся. Их лица темны, слепая зона, как правая сторона автомобиля.