Только ты и я

В черно-белых тонах

Татьяна Минасян

В черно-белых тонах

- Лидуся! – голос начальницы был таким медово-ласковым, что Лидия сразу заподозрила неладное. – Лидусенька, нам нужен этот художник! Без него выставку можно даже не открывать, никакого толку от нее все равно не будет! Ты это понимаешь?

- Так он будет у нас на выставке, вон сколько работ прислал! – недоуменно пожала плечами Лидия, кивая на свой монитор, на котором красовалась отсканированная черно-белая картина – два ссутулившихся человека, бежавших куда-то под косыми струями дождя.

- Лида, он мне нужен на выставке живьем! – начальница страдальчески заломила руки. – Не только картины, понимаешь? Мне нужен он сам, нужно, чтобы он давал интервью, чтобы у него просили автографы, чтобы люди, наконец, узнали о нем хоть что-то!

- Валентина Ивановна, если человек хочет сохранить свою личную жизнь в тайне, он имеет на это полное право.

- Лидуся! Ты мой лучший сотрудник! Я же не требую, чтобы ты тайком о нем информацию собирала – ты можешь уговорить его по-хорошему! Напиши ему, скажи, что в восторге от его работ, что мечтаешь увидеть его картины «вживую», посмотреть, как он их пишет!.. Тебе даже врать не придется, ты ведь действительно обожаешь его картины!

- Валентина Ивановна, я – искусствовед, а не сыщик.

- Ах, правда? А может быть, у тебя даже совесть имеется? Не смеши меня, я же знаю, тебе самой страшно любопытно узнать, кто этот человек. А тут ты и узнаешь это сама, и обеспечишь выставке успех, и на повышение сможешь рассчитывать.

Лидия поджала губы – как ни неприятно это слышать, но начальница права. И сама она уже почти готова согласиться…

- Не факт, что у меня получится, - сделала она последнюю попытку к отступлению. – Про него столько народа пытались хоть что-то разузнать, а он ни с кем на контакт не пошел.

- Не скромничай! Кто уговорил Веденскую не бросать живопись? А кто притащил на прошлую выставку Канцева? Я же говорю, ты мой лучший сотрудник, ты все можешь…

Лидия вздохнула, уже понимая, что не откажется. И когда начальница, довольно улыбаясь, вышла из ее кабинета, девушка принялась с задумчивым видом просматривать другие картины загадочного художника по имени Жан Бесцветный. Имя, понятное дело, было вымышленным, так что можно было сказать, что об этом популярном авторе не было известно вообще ничего. Город знал только его картины. Бегущего под дождем человека, зимний пейзаж с черными корявыми деревьями в снегу, ночное небо с мерцающими звездами и полумесяцем… Много картин, написанных только в черно-белых тонах, без цветных красок, но не ставших от этого менее красивыми и завораживающими. Лидия открывала то один, то другой файл и долго вглядывалась в резкие широкие штрихи и едва заметные тончайшие линии, в крошечные точки и размытые бесформенные пятна, из которых складывались все эти потрясающие пейзажи, портреты и натюрморты. А перед глазами у нее стояли другие картины, написанные совсем в иной манере, полные самых ярких и самых нежных цветов и оттенков…

…Первое полотно Константина Матео, в те времена еще звавшегося Костиком Матвеевым, она увидела в учебной студии Академии Художеств, куда зашла по ошибке. Это было море. Темно-синее, такого глубокого синего оттенка, что казалось – еще немного, и взгляд утонет в этой вязкой чернильной синеве. На Земле есть очень похожее по цвету море, названное при этом, как ни странно, Красным. Но на картине было не оно…

- Залив Джокера на Афине, - улыбнулась Лидия чуть смущенному автору. – Вы там были?

- Да, ездил на экскурсию, - кивнул он. – Но как вы поняли, что это именно тот залив?

- Так ведь цвет, оттенок! На Земле нигде нет такой воды, настолько синей, что она даже кажется чуть-чуть фиолетовой. Только в Красном море очень похожий цвет, но все-таки немного светлее. И освещение на Афине другое, не совсем как у нашего солнца!

- Вы это заметили?! – в глазах художника вспыхнуло изумленное восхищение. – Как здорово, до вас еще никто эти оттенки не различал! А Красное море у меня тоже есть – хотите покажу? Все, кто их сравнивал, - он кивнул на картину с неземным заливом, - говорят, что оттенки одинаковые…

- Они вовсе не одинаковые, вы очень точно передали оба цвета, - сказала Лидия после того, как ей продемонстрировали второй пейзаж.

- А вы первая, кто это увидел! – продолжал удивляться Константин. По мнению Лидии, так даже слишком сильно удивляться – ей-то казалось, что разница в оттенках на его картинах очевидна.

Их роман развивался стремительно и почти без обычных для молодых влюбленных ссор и недоразумений. Их факультеты враждовали, а они с гордостью говорили, что символизируют мир и дружбу между художниками и критиками. Комната Константина была завалена портретами Лидии в самой разной обстановке, а в ее ноутбуке множились файлы со статьями о роли цветовых нюансов в современной живописи. Но Матвеев был уверен, что добиться известности ему помогла не только ее критика, но и вдохновение, которое она так щедро дарила ему при каждой встрече.

А потом он снова улетел на Афину, но на этот раз в горы, набираться новых впечатлений для дипломной работы. Лидия должна была присоединиться к нему чуть позже, ей надо было уладить кое-какие формальности с собственным, уже написанным дипломом. Оба были уверены, что расстаются всего на пару месяцев…

Я не дам тебе уйти!

Татьяна Минасян

Я не дам тебе уйти!

Что-то не так. Анна почувствовала это сразу, как только вышла на лестничную площадку: что-то не так. На первый взгляд ничего странного - полутемный подъезд, кучка окурков в углу, хлопающее от ветра окно... И все-таки что-то не так, и уже в следующую секунду, взбегая вверх по ступенькам, она поняла, что именно - в ледяном воздухе ощущался легкий, едва заметный запах крови.

Она бегала этим путем много раз. Входила в подъезд, легко взбегала на девятый этаж и, едва успевая затормозить перед обитой деревянными рейками дверью, нажимала на кнопку звонка. Он всегда ждал ее и почти сразу же распахивал перед ней дверь. Улыбался, здоровался. Она смущенно вздыхала и входила в его прихожую, а он насмешливо махал рукой:

- Да заходи, не стесняйся! Давай сначала дело, а потом - поболтаем! - и тащил ее в комнату, где плюхался на диван и поспешно начинал расстегивать левый рукав рубашки. А она брала его за руку, подносила ее к губам и осторожно впивалась в синеющие на запястье вены клыками.

А потом она шла на кухню, делала ему в громко тарахтящей соковыжималке свекольный сок, быстро обжаривала на сковородке куски печенки, летом прибавляла к этому "набору" большую вазочку красной черешни и приносила все это ему в комнату. И пока он ел, они разговаривали - обсуждали последние новости или собственную работу, спорили, просто трепались ни о чем. Случалось, такие посиделки заканчивались уже под утро, когда до рассвета оставалось не больше получаса, и она, спохватившись, чмокала его в щеку и бежала домой.

Так бывало всегда, и каждый раз все заканчивалось хорошо. А теперь что-то случилось - и ей уже было ясно, что так, как раньше, у них больше не будет.

Просто бежать она была уже не в состоянии, ей казалось, что лестница никогда не кончится. Взмахнув руками, она оттолкнулась от ступенек и полетела над ними, едва не задевая за стены широкими кожистыми крыльями.

Он лежал на полу посреди собственной прихожей и удивлялся, почему до сих пор жив. Возле порога валялась трубка радиотелефона - пытался до него дотянуться, но уронил аппарат с тумбочки, а трубка отлетела совсем далеко. Теперь до нее уже точно не добраться. При малейшем движении боль в груди и животе вспыхивает с новой силой, а в глазах начинает темнеть. И всё же надо попытаться ещё раз…

Но очередная попытка приподняться и доползти до телефона закончилась так же, как и предыдущие - он лишь тихо застонал и снова упал в лужу собственной крови. Нет, бесполезно! Да если бы он и смог позвонить - "скорая" к нему все равно не успеет. Вот же ирония судьбы... Восемь лет он защищал город от вампиров и любил одну из представительниц этого народа, восемь лет гордился, что не боится кормить ее "с рук"! А оказалось, что бояться надо было вовсе не вампиров, а обыкновенных грабителей... Ну что ему стоило вернуться домой чуть позже, когда они уже забрали бы все и ушли? Так ведь нет, торопился, не хотел, чтобы подруга под дверью ждала! Зря спешил, как оказалось, она все равно опаздывает...

Яркий свет лампочки в прихожей начал меркнуть, и в наступившей для Станислава темноте внезапно замелькали картинки из прошлого. Вот он, вернулся из армии, полгода не мог найти работу, залез в долги - и сотрудница биржи труда, пригласив его зачем-то в свой кабинет, тихим шепотом предлагает ему патрулировать по ночам улицы в собственном, не особо благополучном районе:

- Сами знаете, милицию сейчас не дождешься, да и не успевают они везде, вот мы и организовали что-то вроде "добровольных дружин".

Станислав поспешно отметает возникшие было смутные подозрения, что его втягивают во что-то тёмное - слишком не хочется об этом думать, слишком нужны деньги! - и соглашается. И уже через несколько часов поздним вечером стоит в центре мрачного двора-колодца и выслушивает инструкции от своего напарника:

- Иногда здесь бывают, скажем так, происшествия, о которых милиции знать не положено. Да к тому же все обычно проходит так тихо и незаметно, что никто ничего и не заподозрит. Вот такие случаи мы и должны пресекать. Сейчас дождемся еще одну нашу помощницу - вечно она опаздывает! - и займемся... А вот и она, кстати! Что творит, у нее же неприятности будут, если кто увидит!..

Станислав оборачивается и вздрагивает. Высоко в сумеречном небе, едва различимая на его фоне, к ним приближается черная точка. Она резко пикирует на крышу одного из домов, а потом - так же стремительно летит к земле. Нет, это не просто точка, это огромная летучая мышь с перепончатыми крыльями, она все приближается к напарникам и прямо в полете меняет свой облик, превращается в невысокую хрупкую девушку в черном брючном костюме. Возле самого асфальта она взмахивает руками и, не сбавляя скорости, быстрым шагом идет к мужчинам.

- Однако помощнички у тебя... - только и сумел тогда выдавить из себя Станислав, глядя на девушку остановившимися глазами.

А вот их первое самостоятельное задание. Они молча идут под ручку по ночным улицам, заглядывая в попадающиеся на пути подворотни и внутренние дворики и чутко прислушиваясь к звукам ночного города. Хотя Станиславу смотреть и слушать, в общем, не обязательно: Анна все равно разглядит в темноте что угодно и услышит самый тихий шорох. Но он и не думает халтурить - и так вечно чувствует себя абсолютно бесполезным! Хотя первой подозрительные шорохи, доносящиеся из-за приоткрытой двери подъезда, улавливает все-таки Анна. А в подъезд они вбегают вместе.

Сквозь стекло

Татьяна Минасян

Сквозь стекло

Как же долго иногда тянется рабочий день! Уже все новости в Сети прочитал, над всеми свежими анекдотами похихикал, три уровня в "Радугу" успешно прошел, два раза перекуры устраивал, обедать ходил, а до конца смены все равно еще куча времени. Хоть бы ЧП какое-нибудь (маленькое, разумеется, так сказать, "ручное", и чтобы никто во время него не пострадал) произошло!

Ханс оторвался от компьютера и перевел скучающий взгляд на одну из стен его кабинета, сделанную из прозрачного, но слегка затемненного материала, который он по привычке называл стеклом. За ней, в таком же, как у него, небольшом помещении, сосредоточенно уставившись в свой монитор, сидела Вьенна. Уж она-то точно не скучает - даже в самые спокойные дни умудряется найти себе важное и полезное занятие. Впрочем, вполне возможно, что сейчас она тоже играет в "Радугу" или еще в какую-нибудь, более интеллектуальную земную игру.

Словно почувствовав взгляд Ханса, Вьенна подняла глаза и лукаво подмигнула ему. Лица жителей Спики были абсолютно неприспособленны к улыбкам. Зато подмигивать спикианцы научились без всяких проблем, и им это, похоже, даже нравилось. Вьенну Ханс учил подмигивать сам. Этот веселый и одновременно ласковый жест сближал их сильнее, чем все глубокомысленные беседы, которые они время от времени вели через микрофон, и все электронные письма, которыми они обменивались. На мгновение он заставлял их забыть, что между ними - непреодолимая прозрачная стена толщиной в полметра.

"Сколько же мы с ней знакомы? Почти пятнадцать лет уже!" - подсчитал Ханс, подмигивая своей напарнице в ответ.

Пятнадцать лет назад Хансу, только что получившему диплом астродиспетчера, предложили работу на одной из дальних пересадочных станций, и он, к великому неудовольствию своих друзей и родственников, с радостью на это согласился. И, надо сказать, никогда впоследствии об этом не жалел, в отличие от его сокурсников, оставшихся работать на Земле. Жителей других планет они почти не видели: их визиты на Землю обычно держались в строжайшем секрете, а если их по каким-то причинам нельзя было скрыть, то инопланетян "во избежание неприятных инцидентов" окружали десятками охранников и прятали в бронированные машины. А на удаленных от Земли станциях с ними можно было запросто познакомиться и нормально пообщаться, и это было настолько интересно, что Ханс быстро смирился с отсутствием многочисленных земных развлечений. Ему просто-напросто было не до них. Тем более, что в первый же свой рабочий день он познакомился с Вьенной, вторым астродиспетчером, с которой они должны были работать в паре, подстраховывая друг друга в случае каких-нибудь трудностей. И с которой они могли общаться только через стекло.

Станция "Квазар-20"была совместной: половину ее занимали земляне, половину - жители четвертой планеты системы Спики с труднопроизносимым для людей названием и совершенно не похожими на земные условиями жизни. Хансу было сложно, почти невозможно представить, что за прозрачной стеной его кабинета начинается царство неимоверно высокого давления и низкой температуры. И еще страшнее было думать о том, что если бы его напарница, так похожая внешне на жительницу Земли, оказалась рядом с ним, от нее в один миг не осталось бы ничего, кроме облачка метана и других газов. О том, что было бы с ним самим, попади он в ее часть кабинета, Ханс и вовсе старался не думать. Тем не менее, они с Вьенной неплохо сработались.

В те времена их станция была едва ли не самой удаленной от обитаемых звездных систем, так что работы у диспетчеров и остального персонала было немного. Но дежурить у пультов нужно было круглосуточно, а смена длилась девять часов, так что свободного времени на работе у Ханса было более, чем достаточно. А единственным существом, с которым он мог общаться во время дежурства, была его напарница.

- Вьенна! - позвал Ханс в торчащий у него перед носом крошечный микрофон. - А ты помнишь, как я в первый раз написал тебе записку "не по делу"?

- Помню, - металлический голос электронного переводчика не был способен передавать эмоции, но Ханс мог поспорить на что угодно, что сейчас в нем звучала чуть ехидная усмешка. - Тебе вдруг срочно понадобилось узнать, есть ли на моей планете растения.

- Точно-точно, сначала я про растения спросил, потом про животных, а потом про общественный строй! И пришлось тебе подробно мне все рассказывать, потому что изображения из Сети у нас тогда еще не скачивались.

- А что мне оставалось делать? Представитель дружественной цивилизации интересуется моей родиной - как тут можно не ответить? Да мне и самой хотелось расспросить тебя о Земле... Я так удивилась, когда ты мне рассказал про смену времен года!

- А я - когда узнал, что у вас почти всегда и везде одинаковая температура!

- Да уж, неплохой у нас тогда "культурный обмен" получился...

Когда он впервые почувствовал, что общение с Вьенной стало для него не просто интересным времяпрепровождением, а сильнейшей потребностью? Когда она в первый раз улетела к себе домой в отпуск и ее место занял другой спикианец, который тоже был очень интересным собеседником, но почти сразу начал раздражать Ханса своей излишней общительностью? Или когда в отпуск на Землю отправился он сам и едва не умер там от скуки? Так или иначе, но в следующий раз они с Вьенной договорились уйти на отдых одновременно - чтобы провести в разлуке в два раза меньше времени. И все последующие годы поступали так же.