Существует ли Бог? И если да — кем он является?
Почему мы уверены, что он обязан слушать наши молитвы и воплощать желания?
Не зная к кому обращать свои мольбы, люди выдумали всемогущую сущность, чтобы было на кого перекладывать ответственность.
Если желание сбывается — продолжают молиться.
Если нет — разочаровываются в том, кого сами же и придумали.
Значит ли это, что мы сами боимся взять ответственность за собственную жизнь?
Если так... на кого мне переложить вину за собственное бессилие?
Как долго я должна притворяться, что сплю?
Рука затекла, пульс отдавало в подушку. Не открывая глаз, я изо всех сил старалась оставаться неподвижной.
Было утро — или уже полдень. Солнечный свет бил в лицо. И всё же звук, который достигал моих ушей принадлежал не птицам или шуму кухонной утвари, а мягкому голосу какой-то девочки.
Было похоже на то, что она молилась.
— Пожалуйста... Проснись... Прости... Проснись...
Кого именно она хотела разбудить? И за что извинялась? Я не была уверена, как должна на это реагировать. Но подняться сейчас казалось слишком неловким.
И всё же, были вопросы, на которые следовало найти ответы.
Кто она?
И... где я?
Может ли быть, что я умерла и переродилась в другом мире? И всё это время этот человек находился в коме? Если так, с каким выражением лица я должна проснуться?
Мысль оборвалась. Я не была уверена в том, что такое кома. Просто слово, которое показалось подходящим.
Я помню, что заснула. Но вместо отдыха — будто провалилась глубже. И теперь усталость стала только сильнее.
Девочка шевельнулась. Моё онемевшее плечо снова ощутило вес её тела. А затем — чьи-то пальцы аккуратно сжали кончики моих. Слишком мягко, но в то же время сковывающе, чтобы я могла вдохнуть свободно.
Было невозможно определить даже время года. Казалось, воздух просто не знал, каким он должен быть.
Она лежала неподвижно, и какой-то части меня казалось, что её присутствие даже приятно. Если не считать того, что я была так близко с незнакомкой.
Но правда ли всё было так? Мама с папой не подпустили бы ко мне незнакомца. Конечно, если я всё ещё дома.
И всё же, от неё не исходило никакой угрозы. Скорее — слишком много дружелюбия.
Я решила сделать вид, что только что проснулась и дёрнула пальцами руки. Девочка перестала молиться и, я почувствовала, как она подняла голову.
Медленно открыв глаза, я обнаружила знакомый потолок, а затем, лицо этой незнакомки нависло прямо надо мной.
Слишком близко.
Её глаза распахнулись, как два круглых солнца, родившееся в тени её ресниц, когда она поспешно отпустила мою руку. С каждой секундой её лицо становилось всё более радостным... или всё-таки печальным? Сложно было сказать. А нижняя губа продолжала дёргаться, отчего казалось, что она была переполнена эмоциями.
— Й-Йори... Ты жива...
Какое странное приветствие. Эта девочка определенно была странной, не так ли?
И, что я должна была ей ответить?
— Хмпф... видимо, так, — кивнула я.
Без всякого предупреждения, она набросилась на меня и... обняла. Её руки обвили мою шею и спину, крепко, жарко и немного... больно.
Она заговорила быстро, сбивчиво, почти крича прямо мне в ухо — и я не успела понять смысл слов.
Может быть, это был неподходящий момент…
но я правда хотела сказать ей, чтобы она говорила тише.
— Ты... правда...
Её страсть угасла прежде, чем она успела закончить фразу.
Я правда... что? Йори? Жива? Что она пыталась сказать?
Как и она сама, процессы её мышления оставались мне неизвестны.
Кстати... почему она так цепляется за меня? Вопрос почти сорвался с языка, но прозвучал бы слишком бесчувственно. Поэтому я просто промолчала.
А затем, дверь распахнулась — резко, громко. Кажется, сегодня никто не жалел мои уши.
— Йори... Ты проснулась, — мамин голос дрогнул и слезы уже катились.
Невзирая на её слова, волна радости хлынула из моей души, стоило мне увидеть знакомые лица. Но я была искренне удивлена, когда папа, обнимая маму, плакал вместе с ней.
Девочка всё ещё обнимала меня, и я не могла видеть её лица. Я только чувствовала, как её дыхание щекочет мне шею.
Серьёзно... что происходит?
Я где-то слышала, что личность строится из воспоминаний. Приятных, мерзких, гордых, постыдных — каждая песчинка кладёт свой камень в замок, называемый «я». И хотя казалось, что во мне ничего не изменилось, мне быстро стало ясно, что снаружи что-то было по-другому.
Итак... что именно я забыла?
Моя спина начала болеть, и я осторожно подняла руку, коснувшись плеча девочки. Но в ответ она лишь сжала меня крепче — так крепко, что её пальцы будто врастали мне под кожу.
— Не уходи.
Её заявление оставило меня в том же замешательстве, что и раньше. И всё же, от её слов я ощутила лёгкое покалывание. Будто сассапариль обвивал меня — в попытке защитить, но раня своими шипами.
— Луиза, дай ей немного передохнуть, — мама положила руку девочке на плечо. И та послушалась.
— Угу...
Луиза медленно отстранилась, словно дрейфуя в космосе.
Значит, её зовут Луиза. Что ж… это ничего не объясняет. Но мне действительно стало легче, когда она отпустила меня.
Я взглянула — и увидела, что лицо Луизы теперь окрасилось в ярко-красный цвет.
На фоне её зелёных волос это выглядело, будто в лесу внезапно вспыхнуло пламя.
Уникальное зрелище… наверное.
Ну, как бы там ни было.
Поднявшись на локтях, я спустила ноги с края кровати. Холодный воздух пощипывал кожу, как только ступни вышли из-под одеяла.