Топь

Пролог

Красный телефон вздрогнул. Лейтенант Воронцов, помощник дежурного, машинально потянулся к трубке, левой рукой уже нащупывая журнал — дата, время, номер входящего. Взгляд скользнул по циферблату: 15 ноября 1989 года, 3:11.

И тут — щелчок.

Одновременно вспыхнули все лампы сигнализации, ослепительно, яростно, будто пульт рвался вперёд, пытаясь кричать. Воздух в комнате дежурного 9-го управления КГБ — того самого, что курировал ЦНИИ-13 — вдруг стал густым и липким. Движения замедлились, словно сквозь сироп. Даже дыхание давило, как будто лёгкие наполнялись не кислородом, а чем-то другим.

Воронцов поднёс трубку к уху — и услышал.

Не голос. Не шум. А что-то, что разорвало привычную ткань звука. Обрывки слов, но не человеческих — скорее, пародий на них, вывернутых, искажённых до неузнаваемости. Шёпот, переходящий в вой, мольбы, перекрученные в проклятия. Кто-то кричал — нет, визжал — но даже этот звук рассыпался, как гнилое дерево под пальцами.

Трубка выскользнула из онемевших пальцев.

Он не сразу понял, что случилось. Только когда в стекле пульта мелькнуло отражение — лицо, которое он не узнал.

Чёрные волосы побелели. Не поседели — иссякли, будто выжженные изнутри. Будто сама тьма, что висела за стенами ЦНИИ-13, дотронулась до него через ту проклятую трубку...

Этой ночью объект погиб.

Почти весь персонал — научный, охраны, технический — нашли мёртвыми. Тела были... неправильными. Как будто смерть пришла не извне, а из них самих. Немногих выживших эвакуировали, но расследование упёрлось в глухую стену. Никаких выводов. Никаких причин. И ЦНИИ-13 предали забвению. Дорогу, и ту было принято решение уничтожить.

А потом — началось.

В последующие три года, те немногие, кто выжил, сгинули. Несчастные случаи. Самоубийства. Пропавшие без вести. Слишком много для статистики.

Но это уже никого не волновало. Советский Союз доживал последние дни.

А ЦНИИ-13...

Глава I: Пробуждение.

Наши дни.

В середине апреля в этих местах, как правило, уже становится тепло. Снег практически уходит с дорог и полей и, хотя в лесу еще можно встретить снежные запасы под упавшими деревьями или в особенно тенистых зарослях, там, где солнечный свет пробивается сквозь деревья, от белого покрывала остаётся лишь серо-черная хлюпающая жижа. По этой самой жиже не спеша двигался вооруженный отряд странных мужчин, одетых в военную форму, неустанно приближаясь к своей цели – ЦНИИ-13 – Центральному, научно -исследовательскому институту №13, Министерства обороны СССР, чьи полуразрушенные строения вскоре уже должны мелькать впереди. Четыре человека, каждый со своей историей и судьбой, были собраны Кузнецовым Олегом Ивановичем, бывшим заместителем директора института.

Олег Иванович был, наверное, единственным из выживших сотрудников, кто не сгинул в пучине 90-х, захлестнувших страну. Имея связи в партийной верхушке и среди военных, он сумел избежать расследования с неудобными вопросами и в последствии удачно эмигрировать на Запад, где занялся бизнесом в области фармацевтики. Однако прошлое, вопреки надеждам Кузнецова, его так и не оставило, и под давлением непредвиденных обстоятельств, он был вынужден вернуться на родину.

Задача отряда, возглавляемого «Печенегом» – Скворцовым Игорем, на словах была достаточно проста: проникнуть на территорию бывшего ЦНИИ-13, достать документацию и образцы по эксперименту «Химера». Кузнецов вышел на «Печенега» с помощью своего старого знакомого по Министерству Обороны, отставного генерала. Игорь, бывший десантник, списанный из рядов ВС РФ по ранению, в последующем ставший командиром в одной из ЧВК, сначала показался Олегу Ивановичу обыкновенным солдафоном, но первое впечатление изменилось после их встречи. Было принято решение, что для выполнения заказа нужно будет собрать группу из четырех проверенных человек, которые не задают лишних вопросов, чем Игорь и занялся после получения аванса.

Сбор и подготовка отряда продлилась около месяца и вот в начале апреля, группа во главе с «Печенегом» выдвинулась на автомобиле. Проехать предстояло им немногим чуть более 1000 км.

Туман грязной марлей висел между деревьями, скрывая очертания зданий. Четверо мужчин продвигались вперед, их сапоги с хлюпающим звуком проваливались в размокшую землю. Иваныч, самый старший в группе, уже второй час ворчал под нос, вытирая пот со лба.

— Где этот чертов институт? — пробормотал он, сплевывая в сторону,— Уже все ноги стер.

Печенег, командир группы, не ответил. Он смотрел в навигатор, экран которого мерцал, будто сопротивляясь чему-то, а стрелка компаса дрожала, не в силах зафиксировать направление.

— По карте должны быть уже там, — наконец сказал он, поднимая голову.

И в этот момент туман расступился.

Перед ними выросли два огромных здания — лабораторный и административный корпуса. Окна были темными, стекла выбиты, а стены покрыты трещинами, словно кто-то гигантский сжал их в кулаке. Вокруг, как мертвые часовые, стояли одноэтажные технические постройки, а чуть поодаль виднелись два бункера: один рядом с лабораторией, другой в северной части территории.

Группа остановилась между зданиями.

— Так, — Печенег резко повернулся к группе. — Иваныч и Штырь — вы в бункер у лаборатории. Я и Кедр идем в главный корпус. Через час встречаемся здесь же.

Кивнув, они разошлись. Больше Печенег их не видел…

Дверь главного входа административного корпуса скрипнула, словно от боли, пропуская их внутрь. Воздух был густым, пропитанным запахом плесени, пыли и чем-то еще — сладковатым, тошнотворным, как разлагающаяся плоть.

— Что за дыра, — пробормотал Кедр, направляя луч фонаря вдоль коридора.

Стены были испещрены трещинами, копотью и царапинами, будто здесь дрались звери. На полу валялся разный хлам – обрывки бумаг, чьи-то вещи, пустые папки с грифом «Совершенно секретно». Печенег шел вперед, его пальцы сжимали пистолет. В конце коридора он заметил дверь с потёртой табличкой «Кабинет №7». Она была приоткрыта.

— Кедр, прикрой меня.

Он толкнул дверь. Кабинет был пуст. Только старая, развалившаяся от времени, мебель украшала интерьер помещения. На столе — слой пыли, разбросанные документы. Но на стене…

Фотография, словно неподвластная времени. Группа людей в белых халатах и военной форме. Все смотрят в камеру.

— Мо-о-ё… — прошипело в темноте, а воздух наполнился запахом сырой земли.

— Блядь… — Печенег резко одёрнулся, и в этот же момент услышал звук разбившегося стекла. Это был фонарь Кедра. И никого…

… Печенег бежал, бежал из последних сил, как будто за ним гонится тигр. Но гнало его что-то неведомое, что-то, что пробуждает животный страх, заставляет всеми способами искать спасение – место, где можно спрятаться – как в детстве, под одеялом. Это что-то было неосязаемое, но при этом каждой частью своего тела Печенег чувствовал его присутствие. Двигаясь по топляку, выбираясь иногда на сухую поверхность, он каждый раз возвращался обратно, к главному корпусу. Как в сказках, которые ему рассказывала бабушка перед сном.

Окончательно обессилев, Печенег прислонился к дереву и краем глаза в дали заметил силуэт. Силуэт странного бородатого старика, в одежде еще из времён СССР. Старик смотрел, но смотрел будто сквозь, сквозь Печенга, сквозь дерево, сквозь время. Не придумав ничего лучше, он достал пистолет, собираясь стрелять в старика, но что-то сильное, неведомое, заставило его обернуться. Раздался выстрел…

Пыль висела в воздухе, густая, как старая тайна. Рабочий Игнат кряхтел, откручивая последние винты от массивного пульта — реликвии времен, когда здесь еще дежурили офицеры 9-го управления. Металл скрипел, резиновые прокладки рассыпались в труху. Еще немного — и эту рухлядь можно было бы выбросить на свалку истории. И вдруг — загорелась лампа. Тусклая, желтоватая, будто сквозь десятилетия пробился слабый ток. Игнат замер. Он знал, что пульт давно отключен, провода перерезаны, питание выведено. Но свет был. Он наклонился ближе. Под лампой, в слое пыли и паутины, едва угадывалась потрескавшаяся бирка. Игнат протер ее пальцем, и буквы проступили, словно нехотя: "ЦНИИ-13".

Глава II: На распутье дорог.

Тьма. Густая, как смола, залила избу. Лишь трепетный свет лучины цеплялся за почерневшие стены, да тени, будто живые, извивались по углам. Мать склонилась над зыбкой, шепча слова, от которых стынет душа:

— Спи, чадо… не шевелись… не ворочайся…

Голос её был тихим, словно шорох мёртвых листьев.

— А то придёт Она. Босая. В саване, что соткан из ночных туманов. Волосы — как мокрые коренья, лицо — белее лунного диска. Ходит бесшумно, не шагает, а плывёт, будто тень над чёрной водой.

Ребёнок замер, но глаза его, широкие, как совиные, блестели в полумраке. В избе вдруг повеяло сыростью, будто из подпола потянуло болотным духом.

— В прошлую зиму у Федосьиной дочки зубы заныли… Встала ночью, воду искать. Утром нашли только следы — мелкие, босые… но не её. Они к лесу вели…

В сенях скрипнула доска. Мать резко обернулась, и тень её на стене изогнулась слишком длинно, будто за спиной кто-то стоял.

— Говорят, уносит Она непослушных детушек в свою избушку… Где стены из ребячьих костей, где вместо свечей — пальцы младенцев горят…

Лучина захрипела и погасла, будто чья-то незримая ладонь задула её. Тьма сгустилась, стала густой, как пасть зверя.

— Спи… — прошептала мать, но голос её был уже не её.

Тогда ребёнок услышал.

Ш-ш-шурх… Будто мокрый холст по полу волокут.

Плюх… Словно босые ступни вступили в лужу.

И вдруг — холодные пальцы, длинные, синие, как у утопленницы, скользнули по краю зыбки.

— Мо-о-ё… — прошипело в темноте, и от этого слова запахло плесенью и могильной землёй.

Зыбка качнулась.

Пустая.

А за окном, в лунном свете, что-то высокое и скрюченное брело к лесу, неся в костлявых руках свёрток…

(Изъ записокъ члена-корреспондента Императорскаго Русскаго Географическаго Общества А. А. Шестакова. «Этнографическое обозрѣніе», № 4, 1898 г., стр. 72-74.)

Кирилл сидел на краю обвалившегося парапета, зажав в зубах потрёпанную сигарету. Ветер рвал пламя зажигалки, словно нарочно мешая ему закурить. Вокруг стояли руины — некогда мощные стены секретного института теперь напоминали скелет гигантского зверя, растянутый на костях. Но Кирилла волновало не это.

В пальцах он сжимал обрывок бумаги, найденный в подвале главного корпуса — там, где по всем схемам должен был находиться архив.

Кирилл Ветров. Двадцать пять лет, худощавый, с всклокоченными тёмными волосами и взглядом, в котором читалась странная смесь азарта и одержимости. Он был сталкером — не из книг или игр, а самым настоящим. Человеком, для которого заброшенные объекты превратились в навязчивую идею.

Всё началось с той самой игры — про Чернобыль, артефакты и мрачные подземелья. Потом были форумы, первые вылазки в подвалы, потом — заброшенные военные части, НИИ с закрашенными табличками. Гаражи, бункеры, «Шары», 30-й НИИ ВВС, «Гранит»… Он облазил их все. А когда форумов стало мало, завёл блог.

Сейчас он сидел на крыше административного корпуса, и первые лучи солнца медленно заливали ржавые перекрытия красноватым светом. Но в голове крутились лишь три строчки из найденного документа:

«Перевести спецконтингент в ЦНИИ-13.»

«Майор Иванишкин.»

«20.07.1989»

Он знал все НИИ, информацию о которых можно было найти, но среди них не было ЦНИИ-13.

«Может, опечатка? Может, 12-й ЦНИИ?» - подумал Кирилл.

Но где-то в глубине, в самом тёмном уголке сознания, что-то настойчиво шептало:

Нет, это не ошибка, это не шутка.

Кто не знает Красные дома в Москве? Разве что те, кто впервые ступил на московскую землю или никогда не всматривался в её архитектурные шрамы. Эти кирпичные громады на пересечении улицы Строителей и Ленинского проспекта - наследие другой эпохи. Когда-то здесь селились простые рабочие, а теперь это один из тех странных уголков столицы, где советская история причудливо сплелась с современным безразличием. Раньше во дворах кипела жизнь: детский сад, соседи, знавшие друг друга в лицо, общие праздники за длинными столами. Теперь - лишь парковка под шлагбаумом и унылая детская площадка, будто поставленная для галочки.

В угловой квартире на третьем этаже жил Кирилл. Двушка, доставшаяся ему от бабушки, давно превратилась в типичное логово молодого сталкера: горы вещей, валяющихся где попало, переполненное мусорное ведро, из которого торчали пустые банки от энергетиков. Центром вселенной здесь был компьютерный стол с массивным монитором и вечно гудящим системником, напоминавшим реактор. Пепельница, заваленная окурками, довершала картину. Именно здесь Кирилл писал свои отчёты о заброшках. Именно здесь он верил, что творит историю. И именно здесь начался его поиск - поиск правды о ЦНИИ-13.

Кирилл сидел перед монитором, в полутьме комнаты, освещённой лишь голубоватым мерцанием экрана. Его пальцы замерли над клавиатурой, когда взгляд случайно наткнулся на странный значок среди дедовых реликвий - треугольный, с выгравированной цифрой 13. Что-то холодное пробежало по спине, когда он взял его в руки. Металл был почти ледяным, несмотря на летнюю жару за окном.

"Откуда это...", - начал он вслух…

… Анна Миронова торопливо писала в потрёпанном дневнике, её тонкие пальцы дрожали: "Снова этот кошмар. За стеклом что-то большое, тёмное... Дышит. Денис Олегович говорит, что я переутомилась, но почему тогда..."