
Автобус до Торока был старым, с потёртыми сиденьями и запахом бензина, смешанным с сыростью. Я устроилась у окна, прижимая к груди рюкзак с единственной уцелевшей фотографией матери — той самой, что сделали за день до её исчезновения. Рядом на сиденье пристроился чемодан, набитый всем необходимым для этой поездки: фотоаппарат, блокнот, фонарик, сменная одежда.
Водитель, мужчина в засаленной куртке, весь путь молчал. Даже когда я спросила, сколько осталось ехать, он лишь мотнул головой в сторону запотевшего стекла.
Город появился неожиданно — будто туман разорвался, открыв долину, зажатую между чёрных холмов. Дома с покатыми крышами и кривыми трубами выстроились вдоль единственной улицы. Они были похожи на крепости, которые обычно показывают на фотокарточках сохранившихся произведений искусства нашего времени, или сказочный мир, но довольно жуткий. Ни машин, ни людей. Только ветер гнал по дороге клочья газет, как будто это перекати поле на диком западе.
— Конечная, — объявил хрипло водитель, даже не оборачиваясь. Я вышла, и автобус тут же рванул обратно, будто бежал от этого места. Чемодан с грохотом упал на мостовую, и звук эхом отразился от стен.
Торок встретил меня тишиной, густой, как смола. Ощущение, будто я попала в средневековье, хотя это было вовсе не так. Первое, что бросилось в глаза — статуи. Не памятники героям, а абстрактные фигуры с расплывчатыми лицами, будто их лепили в темноте. Они стояли у каждого переулка, повёрнутые к лесу, что чернел на окраине. Я потрогала одну — камень был холодным и влажным, словно только что вытащили из реки.
— Ищете кого-то? — вздрогнуть заставил меня голос.
Старуха в платке, которую я не заметила из окна автобуса, сидела на крыльце соседнего дома, пряча лицо в тени. Её пальцы перебирали чёрные бусы, а глаза блестели, как у совы.
— Гостиницу, — ответила я, стараясь звучать уверенно, хотя вид старухи меня явно пугал.
— «Приют у Марты», — кивнула она на здание в конце улицы, где трещала неоновая вывеска, — лучше уезжайте, пока не поздно.
Но я, набравшись смелости уже шла вперед, поспешно убегая от подозрительной старухи, волоча за собой чемодан.
Гостиница оказалась двухэтажной, с облупившимися зелёными ставнями. Дверь скрипнула, открываясь в холл, где пахло ладаном и пылью. За стойкой дремала женщина с седыми волосами и шрамом, пересекающим шею, словно след от верёвки или операции на щитовидную железу.
— Номер на ночь? 10 долларов, — протянула она ключ с табличкой «7», даже не спросив имени.
— Вы не хотите посмотреть мой паспорт? — удивилась я, кладя 10 долларов на стол.
— Зачем? — усмехнулась она, обнажив жёлтые зубы, — тут такие как Вы быстро пропадают.
«Тут все психи», — подумала я, поспешно беря ключ, — «Надо быстро разузнать все о маме и валить с этого города на первом же автобусе».
Комната была маленькой, но чистой. Кровать с жёстким матрасом, тумбочка с треснувшей лампой и зеркало в раме, покрытой паутиной. Стол с какими-то книгами.
Распахнула окно, но туман, словно живой, заполз внутрь, заставляя содрогнуться.Ночь наступила. Я уже собиралась лечь, когда услышала стук. Не в дверь — в стену.
Три удара, чётких, как сигнал.
Потом ещё.
И ещё.
— Кто там? — спросила я громче, чем планировала.
Стук прекратился. Но теперь я различала шёпот — не слова, а шипение, будто статическое электричество.
— Вам не следовало приезжать, — прозвучал за спиной мужской голос.
Я резко обернулась, но там никого не было, — «Может показалось? Недосып ведет к галлюцинациям...» — мелькнула мысль, и я решила пойти спать, чтобы завтра начать собственное расследование о своей пропавшей матери.
Стук начался с новой силой.
— Больше никогда не возьму такой дешёвый номер, — пробормотала я сквозь зубы, вставая с кровати. Из рюкзака достала беруши, втолкнула их в уши и снова рухнула на подушку. Веки тяжелели, мысли расплывались, пока сознание не поглотила чёрная пустота.
Сон оказался ловушкой. Туман — густой, словно жидкий дёготь — гнался за мной, обволакивая пятки. Голоса шипели со всех сторон, и я бежала, не разбирая дороги, пока впереди не вырос силуэт. Резко остановилась, но он рванул вперёд, сдавив горло ледяной ладонью.
— Нет! Не надо! — вырвался хрип из груди, и я проснулась, вцепившись в простыню. Солнечный свет резал глаза.
«Просто кошмар», — убеждала я себя, но пальцы всё ещё дрожали, — «Этот город решил свести меня с ума. Но я так просто не сдамся. Я должна найти свою мать или понять, что с ней случилось».
Мне совершенно не принесли облегчения эти мысли.
Солнце, бледное и холодное, пробивалось сквозь туман, превращая улицы в лабиринт из серых полутонов. Я встала, переоделась в свое любимое красное платье. Застегнула куртку, спрятав фотографию матери во внутренний карман, словно амулет. Рюкзак с блокнотом и фотоаппаратом плотнее прижала к спине — сегодня предстояло стать детективом, даже если сердце колотилось как у зайца в капкане. Даже если моя профессия на самом деле журналист.
Я, быстро собравшись с мыслями — выскочила из отеля. Город словно вымер. Статуи, те самые, с размытыми лицами, теперь казались повёрнутыми ко мне спинами, их позы напряжёнными, будто они застыли в попытке бежать. Достала фотоаппарат, щелкнула пару кадров. В видоискателе их спины выглядели ещё зловещее — будто каменная толпа замерла в момент бегства от чего-то, спрятавшегося за горизонтом. В блокнот записала: «Статуи как часовые. Или беглецы. Почему все лица стёрты?»