Тот, кто меня защитит

Глава 1. Дочь Севера

Мой отец — бывший криминальный авторитет. Хотя разве они бывают бывшими?

Все свои девятнадцать лет я жила в другой стране под другой фамилией, видя отца лишь несколько раз в году. Почему он это сделал? Ответ простой. В жизни моего отца было слишком темно, грязно, страшно. Конкуренты, враги, разборки. И среди всего это я — маленькая девочка, но на деле бомба замедленного действия, оружие для того, чтобы уничтожить Севера.

Отец всегда был скуп на эмоции. Не было никакого родительского трепета, нежности по отношению к собственному чаду. Но одно я ощущала всегда четко — стену за моей спиной. Он всегда был рядом. Незримо.

Когда мне исполнилось девятнадцать лет, Север собрал все свои делишки и пошел переоформлять их в законный (бла-бла-бла) и официальный бизнес.

Концептуально: криминал не в моде, топим за власть.

И вот тут настало мое время. Отец привез меня на родину и собирался представить всему честному народу. Ведь какой чиновник без семьи в сорок лет?

Я-то думала, что сейчас моя жизнь изменится и я наконец-то смогу выйти из тени и жить полноценной нормальной жизнью, но стало еще хуже. Еще больше контроля, запретов, правил и более пристальное внимание.

— Хрущ, а ты живешь в доме Босса? — я сижу в плетеном кресле на заднем дворе огромного коттеджа и умираю от скуки.

Кем был Хрущ, я так и не поняла. Я не знаю его имени — только то, он носит фамилию Жук. Парень неопределенного возраста, забитый странными тату, сделанными далеко не в тату-салонах. У него отсутствует один передний зуб и инстинкт самосохранения.

Хрущ полулежит на земле, напялив на нос очки, из-под которых соколиным взглядом следит за каждым. Это не укрывается от меня, потому что я давно узнала: за кажущейся напускной простотой этих людей всегда прячется хищник, готовый к прыжку.

– Ты что, Красотка! — наигранно возмущается он. — Кто же пустит Хрущика в дом великого человека?

А вот это ложь. На ночь тут остается такое количество охраны, что наш дом начинает напоминать пансионат для бритоголовых.

— Кстати, ты не знаешь, где он? — спрашиваю я.

Еще утром, уходя из дома, отец предупредил меня, что вечером у нас состоится важный разговор. Я полагаю, что он снова хочет вернуться к той ситуации, которая произошла две недели назад.

Я сорвалась, признаю. Сбежала прямо из фешенебельного бутика, где меня снова пытались переодеть в платье, стоившее дороже, чем наша квартира в Великобритании. Охрана потеряла меня из виду, зато я нашла новую знакомую, которая уговорила поехать на вписку.

Я, бывшая англичанка, знать не знала, что означает это слово. Однако быстро опустилась с небес на землю, едва войдя в тот странный дом. Не знаю, что было бы со мной, если бы я не встретила Яда. Каждый раз от воспоминаний об этом мужчине у меня табуном бегут мурашки по всему телу.

Резкий, дикий, жестокий и дерзкий. Манящий. Он спас меня от насильников, защитил, размазал их, превратив в кровавое месиво. Яд спас меня, а я сбежала от него.

Несмотря на переговоры с собственным разумом, воспоминания об этом мужчине терзают меня днем и ночью. Он не отпускает меня. Кажется, даже ночами смотрит на меня своим прожигающим взглядом.

— Красотка, большой Босс никогда не отчитывается перед маленьким Хрущиком о своих планах, — отвечает на мой вопрос парень.

— Просто утром он сказал, что будет важный разговор.

Неожиданно Хрущ подбирается и тянется ко мне:

— Только между нами, Красотка, иначе мне вывернут кишки и набьют их соломой, но слышал я, что Север собирается отдать тебя Марату.

— Чего? Как это — отдать? — я охреневаю.

По-другому и не скажешь. Я что, вещь какая-то, отдавать меня?

— Поговаривают, завелась в нашем доме крыса, если ты понимаешь, о чем я, Красотка. На нанятую охрану он не может положиться, а твоя безопасность у него в приоритете. Остается один-единственный человек, которому он может доверять, — Хрущ проговаривает все это заговорщически, гипнотизируя меня взглядом.

— Кто же это? — с дрожью в голосе спрашиваю я.

— Пес его цепной. Марат, — отвечает он так, как будто это должно мне о чем-то говорить. — За эти годы Север выдрессировал его, как элитного бойцовского пса. Он выполняет любые команды, идет в любой замес, в который отправляет его Босс. Мара сторонится абсолютно каждый, и точно так же каждый продал бы душу дьяволу, чтобы занять его место и получить расположение Севера. Мы по сравнению с Маром просто дворовая свора.

— Кто же он такой? Откуда взялся? — шепчу я в страхе.

— Из зоны, — буднично отвечает Хрущ.

— Что?! — пищу я, почувствовав, как от лица отливает кровь.

Пока я ошалело смотрю по сторонам, на лужайке появляется отец и командует:

— Ольга, зайди в мой кабинет.

И, по-хозяйски оглянувшись вокруг, уходит размашистыми шагами.

Хрущ сочувственно смотрит на меня, затем щелкает по носу и уходит, а я на ватных ногах плетусь за отцом.

Отец восседает в кожаном кресле у стола и устало трет переносицу.

— Проходи, дочка, — произносит он, и я делаю несколько шагов вглубь кабинета.

Это помещение полностью отображает нрав своего хозяина. Темная мебель и дорогая натуральная кожа. Деревянный массив стола и шкафов. Модные картины с изображением абстрактной херни.

— Что случилось, отец? — нервно спрашиваю я. Руки моментально становятся ледяными.

— Ольга, — произносит он строго, будто отчитывает пятилетку, и тут же нахмуривается. — Ты девочка взрослая, сама понимаешь, что я непростой человек. Среди моей охраны появился предатель, и, пока я не вычислю этого смертника, буду вынужден приставить к тебе человека, который станет отвечать за твою безопасность.

— Зачем мне вообще такой человек?

— Ты не понимаешь, дочка. Сейчас слишком опасно. Конкуренты не дремлют, старые партнеры тянут одеяло на себя. Я не могу рисковать твоей жизнью. Охрана тебе точно нужна, мое решение не обсуждается, — отец произносит это с хмурым выражением лица и ослабляет узел галстука.

Глава 2. Начало

Две недели назад

Меня называют псом Северова. Неважно, как я отношусь к этому, — так оно и есть. Я его правая рука, нога, полушарие.

Я здесь затем, чтобы напомнить неугодным Станиславу пешкам, кем они являются на самом деле. Пылью. Мусором. Маленькой шестеренкой, которую можно заменить в любой момент.

Передо мной трясется шлюха. Будем называть вещи и людей своими именами — она знает, кто я, и устраивает это топлес-представление на столе по заказу того, кто ей платит.

— Мар, — Ляхов протягивает мне стакан с виски, — ты Станиславу Ивановичу скажи, что я верну все.

Игнорирую стакан с бухлом, раскидываю руки на подлокотники кресла, перекидываю ногу и устраиваю щиколотку на колене. Господи, как же меня достало все.

Отмахиваюсь от брюнетки, сиськи которой мельтешат у меня перед глазами и неимоверно раздражают. Девка понимает все моментально и считывает мое настроение — махнув волосами, тут же исчезает, оставляя меня наедине с трясущимся слизнем.

— Артем, — говорю монотонно, как будто зачитываю Гражданский кодекс, — ты обычная падаль, которая вздумала, что сможет наебать Босса. Считай так: мой визит к тебе — дань уважения твоему отцу от Станислава Ивановича. Не будь за твоей спиной призрака покойного отца, ты бы уже разлагался под клумбой на заднем дворике своего чудесного дома. Босс дает тебе неделю на то, чтобы вернуть долг.

Никто не давал этой гниде ничего. Босс в подобное говно уже давным-давно носа не сует, он предпочел доверить мне плескаться в этом поганом котле самостоятельно. Тем более если дела касаются такой мелкой падали.

— Что? — Ляхов подрывается и роняет на стол бутылку дорогого вискаря. — Марат, откуда я тебе возьму за неделю пятьдесят мультов?

Я спокойно пожимаю плечами — все это доставляет мне дичайшую скуку и еще более дикое желание унести отсюда свою задницу. Выйти на свежий воздух и вдохнуть полные легкие чистого, незапятнанного кислорода.

Должно же быть хоть что-то чистое во мне?

— Откровенно говоря, Артем, мне абсолютно насрать на это. Ты знал, у кого берешь деньги, и знал, что будет, если вздумаешь пойти против Северова.

— Дай отсрочку, Мар. Пожалуйста! — начинает молить гаденыш. — Ведь все знают, что такие вопросы теперь решаешь ты. Дай мне месяц! А еще лучше два! Я все отдам, наскребу. Не будь уродом, Мар!

Ляхов молит, взывает к совести. Ему невдомек, что мне незнакомо это слово. Оно осталось в прошлой жизни счастливого Марата.

— У тебя неделя, — бросаю ему и поднимаюсь.

Вслед несется грязная ругань, меня полощут на максималках, что-то летит по комнате. Я, не оборачиваясь, выхожу оттуда и закрываю за собой дверь.

Сколько нужно времени опустившемуся человеку для того, чтобы обелиться? Отмыться. Не только внешне, больше внутренне? Сколько ни дай ему времени — не хватит. В конечном итоге все эти истории заканчиваются по-разному, но одинаково херово.

Прохожу по коридору второго этажа. Внизу слышны музыка и пьяные визги. Что-то привлекает мое внимание, и я останавливаюсь. Поворачиваю голову и вижу огромный балкон. Настоящая лоджия, как у папы римского.

Ноги сами ведут туда, и я повинуюсь чутью. Выхожу и медленно тяну носом воздух, вдыхаю, катаю его, нагружая легкие.

Вдох-выдох.

Достаточно.

Достаю пачку сигарет и прикуриваю одну, вытесняя чистоту воздуха дымом никотина. Так правильно, так привычнее, понятнее.

— Дай закурить, — откуда-то сбоку, из темноты, так нежно-нежно.

Оборачиваюсь резче чем нужно. Меня подловили. Я всегда знаю, когда рядом, даже в самых темных углах, кто-то есть. Но не в этот раз.

Смотрю на девчонку и понимаю, что все мои инстинкты сигналят на максималках. Датчики и лампы загораются красным и вопят о капитуляции.

Полнейший диссонанс прогнившей атмосферы дома и девчонки передо мной. Миниатюрная шатенка, без грамма косметики. В каком-то детском джинсовом комбинезоне и розовой футболке с длинным рукавом. Сколько ей лет? Восемнадцать хоть есть?

— Тебе пора домой, девочка. Хрюша и Степашка заждались, — говорю, как всегда, спокойно.

Обычно собеседника это выводит из себя больше всего на свете, и мелкая не становится исключением.

— Я не спрашиваю, что мне делать, — тут же дерзит и протягивает руку. — Просто дай сигарету, и на этом все.

Сканирую ее взглядом, прожигаю.

— Ты не похожа на шлюху, — капитан очевидность просто.

Знаю, что будет дальше. Прилетит. Девчонка охает и подлетает ко мне в два шага. Вскидывает руку, замахивается и лупит со всей силы, а мне щекотно. Я бы мог закрыться, но так веселее.

— Я же сказал, не похожа, — равнодушно затягиваюсь сигаретой и выдыхаю дым в сторону. — За что пощечина-то?

Брюнетка зависает и кусает губу. Сминает ее белыми зубами, оставляет на розовой коже мокрый след от слюны. А меня вставляет. Я настолько давно не видел таких эмоций, что будто пробуждаюсь. Или всему виной пощечина? Последний раз мне похоже прилетало в прошлой жизни. В этой по морде прилетают только кулаки.

— Ну ты и мудак, — говорит брезгливо и качает головой. — Неужели так сложно просто дать одну-единственную сигарету? О многом прошу? Не о почке же или деньгах?

И вроде права она. Ну кто она мне? Лицо в толпе. Моя жизнь не изменится оттого, что я угощу ее сигаретой.

Или нет?

— Сначала вырасти, — отвечаю ей.

— Мне уже есть восемнадцать! — сопротивляется малышка.

— Я не о возрасте, — качаю головой.

Я не хочу давать ей гребаную сигарету. Ментальное отторжение даже при одной мысли об этом.

— С кем ты тут? — спрашиваю ее.

— Тебе какое дело? — мелкая уже кипит и отходит обратно в тень.

Прячется.

Не надо быть прохаванным жизнью скотом, чтобы понять — она от кого-то шифруется.

— Поедешь со мной? — выпаливаю и сам охреневаю от этого шикарного предложения.

Ведь понятно, что девчонка домашняя. Не шваль она. Тут что-то другое.

Я жду, что снова прилетит, но она, заикаясь, уточняет:

Глава 3. Бемби

Тяну девчонку вслед за собой. Она едва поспевает, но молчит. Рука ледяная, кажется, я даже слышу, как позади стучат ее зубы.

Идиотка. Какого хрена она вообще там оказалась?

Снимаю с сигналки гелендваген, открываю пассажирскую дверь и буквально запихиваю туда девчонку. Она вовсе не сопротивляется. Но то ли все рефлексы у нее разом отрубились и она находится сейчас очень далеко от меня, то ли эти уебки чем-то успели накачать ее.

Берусь за ее подбородок и грубо поворачиваю на себя. Зрачки олененка расширяются, она очухивается и резко дергает головой. Ну вот, наконец-то. Другое дело.

— Что? — спрашивает грубо, но я лишь качаю головой.

Нормально все. Просто на адреналине была, а сейчас отходит. Следующий этап — истерика со слезами. Но и тут олененок меня удивляет. Держится относительно спокойно, только трясется сильно.

На улице не холодно, весна в самом разгаре, но этот мандраж не от холода. Сажусь на водительское место и завожу тачку.

Сидим, молчим. Включаю печку, затем подогрев сидений. Ебнусь сейчас в этом пекле, но терплю.

— Давай, олененок, — подначиваю ее. — Говори, куда тебя везти.

Девчонка будто снова пробуждается, поворачивает голову и смотрит на меня с удивлением, словно видит впервые.

Да, это я. Твой рыцарь. Защитник сирых и убогих. Тамплиер, блять.

– Ну?

Вскидываю брови, и она наконец-таки окончательно оживает и убивает меня одной фразой:

— Отвези меня к себе. — Глаза по-прежнему блестят, но ни единой слезинки не скатилось по щеке.

Во дела.

Нашел я себе проблем до кучи. Откидываю голову назад, упираясь в подголовник. Пялюсь на улицу через лобовое стекло. Темная улица освещена редкими фонарями, людей нет, и жизни, кажется, тоже. Выдыхаю тяжело и тру переносицу.

— И что мне делать с тобой? — задаю вопрос больше риторический, ответа не ожидаю.

Но тем не менее слышу сбоку тихое:

— Защитить до конца, раз уж вызвался.

Оборачиваюсь. Девчонка смотрит прямо перед собой. Там нет ничего впереди, только желтый свет фар выдает рассеянный луч, пронизывая ночную темень, но она не отводит глаз и больше не смотрит на меня.

Я переключаю передачу, нажимаю на газ и резко стартую. Доезжаю до развилки и выезжаю на трассу, ведущую в город. Всю дорогу малышка смотрит в окно и нервно теребит лямку комбинезона. Я вырубаю печку, потому что находиться в машине становится невозможно, да и девчонка согрелась.

Въезжаем в город, оставляем позади освещенные улицы и мерцающие вывески, паркуемся во дворе элитной многоэтажки.

Молча выхожу из машины, краем глаза подмечая, что моей спутнице особое приглашение не нужно — сама открыла дверь и спустилась с высокой ступеньки джипа. Молодец, девочка. Мне не нужны лишние телодвижения. Мое джентльменство закончилось на двух мудаках с кровавыми соплями.

Олененок поднимает голову и осматривает высотку:

— Чей это дом? — задает глупый вопрос.

— Мой, — отвечаю ей коротко. — Если не хочешь идти, выход там. Могу дать бабки на такси, если у тебя нет.

Девчонка находит взглядом мои глаза. Смотрит устало, опустошенно. Делает шаг вперед, потом еще один, и еще. Подходит и становится вплотную ко мне.

Коротышка. Метр пятьдесят с кепкой в прыжке, а гонору — мама не горюй. Гордо вскидывает подбородок и выдает:

— У меня есть деньги. — И проходит мимо меня.

Идет в сторону подъезда, а я только и могу что смотреть ей в спину и охреневать от аппетитности ее форм.

Отмираю и двигаюсь следом за ней, вместе проходим охрану. В холле я нажимаю на кнопку лифта, и створки открываются.

Девчонка входит первая и прислоняется спиной к стенке, следит за каждым моим движением. А я нажимаю на кнопку последнего этажа и становлюсь ровно — лицом к створкам, боком к ней.

Лифт несет нас вверх, а я, не оборачиваясь, спрашиваю:

— Как тебя зовут?

— Оля, — отвечает коротко. Я непроизвольно поворачиваю голову и впиваюсь взглядом в девчонку.

Она и вправду олененок. Хмыкаю своим мыслям: надо же, снова будто чуйка сработала.

— А тебя как зовут?

Что за голос у нее?

Такой девчачье-нежный. Чистый, как родниковая вода.

Эх, Марат. Снова несет тебя куда-то не туда. На романтику потянуло, да? Так ты позвони Анжеле, она быстро напомнит, что романтик из тебя хуевый. Эта дамочка кайфует от секса пожестче. Точно так же, как кайфуешь от него ты.

— Зови меня Яд, — отвечаю девчонке ровно.

— Яд? — переспрашивает она. — Это что за имя такое дикое?

— Это не имя.

— Должно же быть у тебя имя? Обычное, человеческое? — пристает неугомонная.

Трогает меня за локоть и пытается развернуть к себе, заглянуть в глаза. Я поддаюсь и поворачиваюсь, шагаю к ней и смотрю в глаза.

А там темная бездна. Могут ли глаза быть бездонными? Можно ли смотреть чернотой с теплом? Окутывать канатами светлой тьмы и тянуть на буксире за собой?

Я будто окунулся в теплое летнее море. Чистый черный штиль и отсвет лунной дорожки, уходящей далеко. Туда, где меня не будет никогда.

Чувствую на себе ее горячие пальцы, обжигающие кожу возле локтя. Согрелась, значит. Согрелась, но забылась. Посчитала, что приручила хищника, начала гладить по холке и ждать, что он заурчит в ответ.

Делаю шаг к ней и становлюсь впритык:

— Неважно, как меня зовут. Для тебя я — Яд. А насчет моей человечности не стоит строить иллюзий.

Испугалась. Хмурится, но храбрится. Ищет где-то в себе гордость, а у самой поджилки трясутся.

— Пф-ф, — фыркает по-детски, — не такое уж ты и чудовище, каким хочешь казаться.

Ныряет вбок и выходит в открывшиеся створки лифта, оставляя меня в одиночестве ошалело провожать ее взглядом.

Глава 4 Бессонница

Оля проходит в квартиру уверенно, будто пришла к себе домой, а не в логово одинокого отшельника. Прохожу следом за ней и включаю свет сразу во всех комнатах. Квартира не такая уж и большая. Семьдесят квадратов, холостяцкая студия, в которую никогда не ступает нога женщины, клининг не в счет.

Олененок первая. Хотя разве это женщина? Так, зеленая девчонка, еще вчера ковырявшаяся в песочнице.

Оля проходит в гостиную и оглядывается. Смотрит внимательно, оценивает интерьер, мебель и технику.

— Неуютно у тебя, — выносит вердикт.

Я усмехаюсь, услышав ее выводы. А то я не знаю, как у меня. Дорого, но не обжито. Как тут обживешься, когда я только ночую в этой квартире? Даже будь у меня огромное желание, один хрен я ничего бы не смог сделать.

Уют — это что-то другое, не только модный диван и цвет стен. Это то, что зависит от мелочей и людей, которые живут тут.

— Где у тебя аптечка? — спрашивает деловито и вертит головой, будто медикаменты должны находиться где-то тут, при входе.

— На кухне, — пожимаю плечами.

Мало ли что ей там понадобилось?

Оля уходит, а я на автомате включаю плазму, падаю на диван и втыкаюсь в новости. Ведущий рассказывает о чем-то, я даже читаю бегущую строку, но ни слова не запоминаю из того, что увидел.

Из зоны кухни выходит Бемби. Идет ко мне уверенным шагом и несет в руках пластиковый контейнер с медикаментами. Подходит ближе и неожиданно приседает между моих расставленных ног.

Я откровенно охреневаю от этого.

Неужели я ошибся и домашняя девочка — обычная прожженная шваль?

Оля ставит на пол контейнер и начинает рыться в нем, задумчиво покусывая розовую губу, а я жду — что же дальше? Чем закончится это представление? За презервативами полезла? Маленькие девочки не знают, что взрослые дяди хранят их вовсе не в аптечках?

— Руку давай, — говорит требовательно и даже грубо.

Как идиот, я повинуюсь и протягиваю ей руку ладонью вверх. Но олененок недовольно поджимает губы, переворачивает руку и хлещет на костяшки перекись. Жидкость шипит, образует пену. Где-то должна чувствоваться боль.

Но чувствую я только, как член болезненно поднимается в джинсах и упирается в молнию, а сердце выдает забытый нервный бит.

Смотрю на темные ресницы девчонки, подрагивающие от излишнего внимания к моей руке, и ниже, на губы, которые эта зараза все никак не может оставить в покое и продолжает кусать и облизывать.

Бемби даже не замечает моего грехопадения и продолжает играть в мать Терезу. Собирает сухой салфеткой пену, перемешанную с лекарством и моей кровью, вытирает досуха.

— Зеленкой мазать будешь? — спрашиваю с усмешкой.

Оля поднимает на меня темный взгляд, в котором горит огонь еще большей насмешки, чем у меня:

— Надо? Намажу. И даже пластырь сверху могу прилепить. С пчелкой.

Лезет в задний карман идиотского комбинезона и реально достает оттуда желтый детский пластырь, на котором нарисована мультяшная пчела.

— Оставь себе, — говорю ошалело.

Представляю, что скажут пацаны, увидь они завтра Ямадаева с пчелкой, приклеенной на руке. Оборжаться можно.

Девчонка пожимает плечами и встает на ноги, уносит аптечку и ставит ее на место. Возвращается несмело. Сделала все, что могла, теперь только взгляд прятать.

Становится напротив меня, складывает руки под грудью и говорит тихо:

— Спасибо. За то, что пришел за мной. И вообще.

— Ванная там. Свежие полотенца в верхнем ящике комода.

Оля беспрекословно кивает и, не задавая лишних вопросов, уходит с глаз долой.

Пока девушки нет, я скидываю шмотки, оставаясь в одних боксерах. Выхожу на огромный балкон и прикуриваю. Тяну медленно, наслаждаясь вечером и пониманием того, что она там. Чистая, незапятнанная грязью. Стараюсь не думать о том, что могло бы произойти, не пойди я ее искать.

Но с уебками разберусь завтра. И они знают это. Попробуют сбежать — пожалеют.

Возвращаюсь в квартиру и застаю Олю, которая как раз в этот момент на цыпочках пытается проскочить к двуспальной кровати.

Таращусь на нее в очередной раз за этот конченый день. Я даже за несколько метров чую ее запах, перемешанный с моим гелем для душа и от этого совершенно дурею, как ненормальный.

Она надела мою черную футболку. Все выглядит очень даже прилично. Прикрыты колени и руки до локтя, темная ткань не просвечивает. Но моя фантазия дорисовывает все за меня.

Где-то там, под тонкой тканью, молочная тонкая кожа и аккуратные округлости без малейшего хирургического вмешательства — в этом я уверен на сто процентов.

— Я взяла твою футболку, ты не против? — то ли спрашивает, то ли ставит перед фактом.

А я понимаю, что даже сказать ничего не могу: глотку свело так, будто неделю воды не пил. Ограничиваюсь кивком и сваливаю от греха подальше.

Холодная вода честно пытается меня угомонить, но получается откровенно плохо. Из душа выхожу злой, дурной и неудовлетворенный.

Олененок уже легла в мою кровать, выключила верхний свет и врубила ночник.

— Я похозяйничала тут, пока тебя не было. — Она укрыта одеялом по самые плечи, в сумраке комнаты только глаза блестят.

— Хорошо, — хриплю ей в ответ и заваливаюсь на вторую половину кровати.

— Эй! — возмущается она. — Я думала, ты будешь спать на диване.

И вот вроде не хочется грубить, а оно получается как-то само собой:

– Олененок, мне глубоко начхать, что ты там думала. Я будут спать на своей кровати. А ты сама выбирай, где примоститься тебе, — рядом со мной или на полу.

И снова теребит свои губехи, а я откидываю голову на подушку и прикрываю глаза.

Вход-выдох. Давай, Марат, возвращай свою выдержку, чего ты похерил-то все одним днем?

Бемби фыркает, но выключает свет и отворачивается от меня. И как только она это делает, я ложусь в ту же позу, что и она, — поворачиваюсь на бок и пожираю взглядом ее спину и растрепанные волосы, которые одуряюще пахнут.

Глава 5. Самое ценное

День встречи в доме Севера

Рулю в офис Босса, но вместо того, чтобы уделять все внимание дороге, глазею по сторонам. Ловлю себя на мысли, что выискиваю взглядом в толпе ее.

Гребаная девчонка спутала мне все карты в колоде и внесла смуту в мою и без того сумбурную жизнь. С тех пор, как она сбежала от меня, прошло две недели. Две долгие недели, за которые я несколько раз успел сойти с ума.

Я порывался найти ее, для меня это не составит труда, но каждый раз тормозил себя мыслями о том, что я ей не ровня. Этой домашней девочке нужен такой же домашний мальчик, как она, а не дворовой пес, который и умеет, что огрызаться на всех, кто попытается его погладить.

Припарковавшись, захожу в стеклянное многоэтажное офисное здание. Иду мимо охраны, которая при виде меня подбирается, кивает и утыкается в мониторы.

Я одергиваю кожанку и киваю в ответ. Вообще, тут не принято ходить в таком виде. Черные джинсы, ботинки, черная футболка и кожаная куртка — не тот дресс-код, который предписан большим Боссом своим подчиненным.

Белый воротничок для меня — одежда из прошлой жизни. Стас не требует, чтобы я ходил в строгом костюме, но даже если бы потребовал, обломался бы.

Народ в серых пиджаках снует туда-сюда, перехватывает поудобнее папочки, поправляет бейджи на груди, улыбается друг другу, обсуждает, куда сходить на обед и вечером после работы.

Я знаю, что это не моя жизнь. Мне никогда не будут доступны простые радости и обычное, человеческое общение. Размеренные выходные, выезд на дачу, шашлыки на закате — все это проходит мимо меня.

В свои выходные я планирую поездки в другие места, к людям, которые ждут моего появления с ознобом и желчью в горле.

Поднимаюсь на нужный этаж и прохожу в огромный холл, в котором обычно сидят две помощницы — Надежда и Любовь. Но сейчас там только последняя.

Красивая по всем стандартам женской красоты девушка. Мне кажется, при слове «секретарша» именно такая и представляется. Блондинка с длинными блестящими волосами, собранными в высокий хвост. Губы накачанные, но в меру, ресницы — пучком, грудь — торчком. Белая рубашка с длинным рукавом и широкие черные брюки.

При виде меня она поднимается и облизывает губы, намазанные прозрачным блеском:

— Марат, добрый день, — говорит томно.

Ей понравилось кататься на моем члене. Жаль, что я не могу вспомнить ничего из той ночи, ни одной эмоции. Просто холодный расчет, будто двигатель трактора собирал.

Люба будто невзначай проводит пальцами по шее и опускает руку чуть ниже — к груди.

— Привет, — здороваюсь сухо. — Станислав Иванович у себя?

— Да-а, — тянет она так, будто собирается кончить от одного моего вида, — идет навстречу мне по-кошачьи, в туфлях с огромными шпильками бесшумно двигается по ковру. — Но придется подождать.

Она подходит вплотную и нажимает мне на плечи, пытаясь усадить в кресло, и я поддаюсь.

— Он пока занят, у него Степанов из прокуратуры, — шепчет и касается кончиком языка мочки моего уха. — Хочешь чего-нибудь? Чай? Кофе? Минет?

О какая молодец. Быка за рога — и вперед.

— Люб, тебя муж не трахает, что ли? — хмыкаю я и веду головой, убирая от себя ее руки.

Девушка присаживается на подлокотник кресла и наигранно вздыхает:

— Он уехал в командировку, вернется через неделю. Заглянешь ко мне домой? У меня кран течет, посмотришь?

— Другое у тебя течет, кошка ты гулящая, — усмехаюсь я.

Ну почему вы все шлюхи-то такие, а? Ведь есть же муж у нее. Нормальный мужик. На север вахтами ездит, бабло зарабатывает ей на губы и шмотки. Так нет, ты смотри, мало ей.

— Помнится, в прошлый раз ты не жаловался, — и снова сует мне свой язык в ухо.

Встаю резче чем нужно, и от это движения девка пугается и летит на пол, громко ахнув.

Как только она поднимается на ноги, двери кабинета открываются и из них выходит прокурор. Жмет руку Стасу, со мной здоровается кивком и выходит.

Север недовольно смотрит на краснеющую Любу. Тут не нужно ничего говорить. Этот взгляд сильнее и страшнее любого слова. Секретарша понимает свой косяк, поджав губы, быстро направляется на рабочее место, берет телефон и отвечает на звонок. Стас машет головой в сторону кабинета, и я иду за ним, плотно прикрываю за собой дверь.

Босс падает в стильное серое кресло и устало выдыхает:

— Блядушник развела тут.

Никак не комментирую эту фразу.

— Как думаешь, не засиделась Люба у меня? — закидывает удочку Север.

На самом деле, решение уже принято, ему просто нужно подтверждение. И я его даю:

— Смотря для чего она тебе нужна. Если ублажать посетителей, то она - идеальная помощница.

— Ты че, Мар?! Охренел? — беззлобно, скорее, чтобы отдать дань моей грязной фразе. — У меня честный бизнес, и сюда приходят приличные люди.

Ну, насчет честного бизнеса я готов поспорить. А «приличные люди» — вообще за гранью фантастики. Хотя это логово Севера считается официальным и требует определенного статуса. Вон, сюда даже прокуроры наведываются.

– Раз так, Любе стоит поискать себе другую работу, где пригодятся ее навыки владения ртом, — танцевать с бубнами я не собираюсь, поэтому отвечаю прямо на конкретный вопрос. — Кстати, что там с прокурором? У нас проблемы?

Север отмахивается и недовольно бурчит:

— Скорее неприятности. Степанов хочет, чтобы я прошел по делу Тарасова в качестве свидетеля. А я, как ты понимаешь, не горю желанием. Мне сейчас любая грязь навредит, и эта, — указывает подбородком на приемную, в которой осталась Люба, — тоже.

Согласно киваю.

— У меня к тебе важное дело, — вмиг суровеет, даже как-то подбирается Север.

— Слушаю, — непроизвольно нахмурив брови, отвечаю я.

Он садится в свое кресло и на выдохе произносит:

— У меня есть дочь.

Вот это новости.

— Так, — киваю я.

— Время конченое сейчас, сам понимаешь, Марат. Каждый день какие-то шавки пытаются дерьмо мне под дверь подложить. В администрации мою кандидатуру не жалуют, но это ты и без меня знаешь. Если бы не верхушка, которая с ножом у горла стоит, хрен был они пустили меня на выборы.

Глава 6. Бой

После разговора со Стасом я уезжаю в наш закрытый клуб. Подпольное место, где парни тренируются, качаются, устраивают спарринги и стреляют.

Я с такой силой толкаю дверь, что она едва не пробивает стену. Перепуганный охранник моментально вытаскивает ствол и упирает его мне в лоб. Ну вот, и проверил заодно. Реакция есть — дети будут.

— Свои, — нервно бросаю я, и охранник тут же убирает пушку обратно в кобуру.

В раздевалке стягиваю с себя вещи и переодеваюсь, беру бинт, перчатки и выхожу в зал.

— Злой! — кричу самому ярому и тяжеловесному типу. — Встань со мной в спарринг!

Это не просьба. Это приказ. Мне нужен Злой — отбитый на всю голову мужик, которому отдают особенно грязную работу.

Мне помогают закрепить перчатки и запихивают в рот капу. На ринг я выхожу с подергивающимися руками и клубящимся напряжением, которое разрывает голову.

— Что, Маратик, деваха какая не дала, вот ты и бесишься? — подначивает он меня.

Несмотря ни на что, этот тип с отполированным мозгом умеет четко ощущать все эмоциональные вибрации. Сейчас он понимает, что именно мне нужно. Знает, что, если я не получу этого здесь, — пойду искать в другом месте.

И обязательно найду, только пострадать могут совершенно левые люди, а это нам ни к чему.

По сути, вывезти сейчас меня может только он. И то не факт.

Прыгаю для разминки и кручу шеей.

— Ты перед трахом тоже так разминаешься, да, Маратик? — Злой выводит меня из себя нарочно. — Так любая остынет, пока ты свои приседания сделаешь.

Я смотрю на него немигающе и оцениваю каждое движение бугая, который уже сейчас готов размазать меня по рингу.

— Ты отправляй ко мне своих девах, Марик. Уж я-то покажу им, как умеет трахать настоящий мужик.

Спусковой крючок отпущен, пуля вылетела. Мы сцепляемся и мочим друг друга что есть силы. Многолетний опыт боев без правил и двух лет тюрьмы не пропьешь, не растратишь, не потеряешь.

Хреначу со всей силы, наношу то четкие, то смазанные удары. За рингом собирается уже приличная толпа — человек двадцать. Профессиональный взгляд краем глаза подмечает мелочи — вижу, что делают ставки. Собирает, как всегда, Лютый.

Бой заканчивается довольно быстро. Злой лежит на спине и ржет во весь голос. Он может встать и продолжить бой, я уверен. Вместо этого мужик спокойно поднимается, подходит ко мне и хлопает по плечу.

— Полегчало? — спрашивает вполне мирно.

— Спасибо, Злой. Отличный бой.

Бой сложно назвать отличным, это было просто сплошное месиво. Ухожу из зала относительно спокойным. Адреналин начинает покидать организм, и тело ощущается опустошенным. В душе несколько раз меняю температуру воды, делая ее то ледяной, то обжигающей.

Надев обратно джинсы и футболку, подхожу к небольшому зеркалу и смотрю в отражение.

Морда разбита, на брови треснула кожа, из губы идет кровь, под глазом наливается синяк. Так и должна выглядеть идеальная нянька.

Усмехаясь своим мыслям и предвкушая пиздец от Севера за мой внешний вид, еду к его дому. Он же должен был познакомить меня с ребенком.

Заруливаю во двор огромного коттеджа Стаса и паркуюсь на своем обычном месте. Здороваюсь с охраной и перекидываюсь парой слов, после прохожу в дом.

Я не появлялся здесь недели три. Слишком много было забот. Но одно я хочу отметить — изнутри дом изменился. Убрали шкуры животных и мрачные картины. Теперь дом Севера стал походить на классический особняк богатого предпринимателя.

Иду по коридору и улавливаю спорящие голоса. Анализирую и понимаю — они доносятся из кабинета Босса. Спешу туда, параллельно вслушиваясь в диалог.

Чем ближе я подхожу к двери, тем медленнее бьется мое сердце.

Я не вижу ее. Но этот голос узнаю из множества голосов мира. Моя кровь стынет в жилах. Неужели это правда она? Та, которая перевернула к чертям все что можно в моей жизни, выбила меня из равновесия. Неужели она дочь Севера?

— За что ты так со мной? Неужели я заслужила, чтобы мной помыкал зэк?! — она говорит тихо, без малейшей истерики, хотя голос, безусловно, выдает волнение.

Все ясно, значит, это она. Дочь Севера. Девочка с вечеринки и, по-видимому, мое испытание на прочность.

Тогда я случайно оказался рядом с ней. Случайно защитил ее он насильников. Случайно привел к себе домой и… провел с ней ночь…

— Ты же взрослая девочка, Ольга. Сама знаешь, кто я. Не заставляй меня снова объяснять тебе одно и то же. Ничего смертельного не случилось. Сейчас он приедет, и я познакомлю вас, — Север, как всегда, спокоен.

— Хочешь, чтобы я была послушной, но отдаешь меня ему?! Отлично! Я буду послушной, но превращу его жизнь в ад! — отчаянно шипит она.

А я подхожу к дверному проему и опираюсь на него плечом. Профессионально сканирую ее взглядом. Охренеть она красивая. Картинка, а не девчонка. Глаза чуть заплаканные. Ясно, с ней уже поговорил Север, объяснил расклад, а малышка, значит, недовольна его выбором. Еще бы. Могу ее понять.

Я, конечно, ни разу не Кевин Костнер, и до «Телохранителя» мне далеко. Я хоть и откинулся, но зоновское прошлое не убрать.

Ей бы кого-то попроще. Чище.

Одета в простые джинсы и толстовку. Сейчас она мало похожа на дочь криминального авторитета. Обычная девчонка, одна из многих. Но ведь это не так!

Есть в ней что-то такое, отчего кишки сворачиваются внутри. Губки алые, искусанные. При свете дня волосы отливают шоколадом. Интересно, какого цвета ее соски? Готов поспорить, что там огромные коричневые ореолы.

Да пиздец, Мар! Давай, нагни ее еще тут при Боссе.

— Тебе ничего не потребуется делать. Моя жизнь и есть ад, — холодно прерываю ее.

Вспоминаю нашу первую встречу. То, как она пряталась в темноте, как двое мудаков хотели изнасиловать ее. Если бы я не появился вовремя — конец. Даже думать не хочу о том, что могло бы произойти.

Понимаю, что, если бы она тогда не сбежала от меня, я не смог бы ее отпустить. Эта девочка стала бы моей.

Глава 7. Друг

Настоящее

Олененок смотрит на меня.

Я смотрю на олененка.

Северов смотрит на нас двоих и, по ощущениям, ждет взрыва.

Я не знаю, что будет, если Оля сейчас скажет своему отцу, о том, что знает меня. Расскажет, что спала со мной. Хер я потом докажу, что пальцем ее не тронул. Спал? Спал!

Северов расчленит меня. Оторвет яйца и кинет своим псам вместо завтрака.

Я стою все там же, в дверном проеме, и буравлю олененка взглядом. Давай же, крошка, думай. Ты ведь наверняка неглупая. С таким-то отцом. Не пали нас, иначе капут обоим, но мне в особенности.

— Это он? — ее голос хриплый, грубый.

Она быстро моргает, наверняка, думая, что видит перед собою мираж, а не Яда из недалекого прошлого.

— Он, — кивает Стас и щурится, переводит взгляд с меня на дочь и обратно. — Проходи, Марат. И ты присядь, дочка.

Север, как всегда, раздает команды, и я начинаю двигаться. Не помню, как дошел до стула и упал на него. Кажется, ноги пружинили от каждого шага, а может, это у меня просто поехала крыша.

Оле тоже не легче. Я стараюсь на нее не смотреть, но вижу боковым зрением, что она не может оторвать от меня взгляд. Буравит, сканирует. Мы с ней сидим на соседних стульях, Север, как обычно, за своим столом на огромном кресле.

— Что с мордой? — спрашивает недовольно и кривится. — Кто тебе так херов навтыкал? Злой, что ли?

Я боюсь, что голос может подвести меня. Если это случится, Север сразу поймет — дело нечисто, и вместо ответа я просто киваю.

Стас всегда выбивался из криминальной общины. Слишком педантичный, слишком изысканный для такой жизни.

С виду.

На деле же жестокости этому элегантному мужику не занимать. У него и погоняло Босс оттого, что любое другое впало бы с ним в полнейший диссонанс.

Никаких тебе Дедов, Хасанов, Картавых и Монголов.

Вот и сейчас Босс сидит в своем модном и огромном кресле: гладко выбритый, коротко стриженный, в классических брюках, белой рубашке с золотыми запонками и жилете от костюма-тройки.

Все вполне себе чинно-мирно. Пока не заглянешь ему в глаза.

Этот взгляд прогибает спину и заставляет склонить голову. Мрачные тени двигаются по лицу и уничтожают любой свет, который ты захочешь излучать. Именно поэтому в мире Севера нет места свету, он тут попросту не выживет.

Нахрена ты притащил ее сюда, Босс? Она не выдержит среди таких, как мы.

— Итак, — Север кладет руки перед собой и соединяет их в замок, — Ольга, познакомься со своей охраной. Марат, познакомься с моей дочерью Ольгой.

Все так официально, что очень хочется съязвить: «Может, еще ручку ей поцеловать?»

— Марат, с этого дня Ольга под твоим постоянным контролем. Не мне тебе объяснять, что это значит, и рассказывать подробно о том, что нужно делать.

Киваю. Все ясно, теперь вся моя жизнь будет крутиться вокруг нее — девчонки Севера.

— О ваших передвижениях не сообщать никому. Только мне и только о тех, которые посчитаешь нужным. Яд, я доверяю тебе всецело, — Босс буравит меня глазами, а олененок нервно фыркает рядом.

Мы со Стасом поворачиваем головы и молчаливо смотрим на нее. Ждем продолжения.

— Отец, неужели ты не боишься, что и Яд окажется предателем?

Стас впивается в меня взглядом и мгновение молчит, а после говорит тихо, но с такой интонацией, что, по ощущениям, стены начинают ходить ходуном:

— Марат никогда меня не предаст. Не после того, откуда я его вытащил.

Пронизывает меня взглядом, впивается острым лезвием. А мне не нужно напоминать, я и без этого отлично помню, куда скатился и где был до появления Стаса в моей жизни.

Он дал мне шанс на относительно нормальную жизнь, и я им воспользовался.

— Яд, — продолжает Босс, — Надежда подготовит планы и список мероприятий на ближайшее время, на которых должна присутствовать Ольга. Ознакомишься с расписанием, что-то добавит дочь. Будете ориентироваться на него, но конечное решение всегда остается за тобой. Ситуацию оценивай самостоятельно. В целом запрета на передвижения у вас нет, но светиться, сам понимаешь, нужно по минимуму и без эксцессов. Журналисты ночуют под моим забором, за вами будут следить. Перевезешь свои вещи сюда, временно расположишься в смежной с Олей комнате.

— Посели его сразу в моей кровати, — фыркает девчонка.

— Кстати, об этом, — Север пропускает мимо ушей ее мини-бунт: — Узнаю — убью.

Все было понятно, Босс, еще до того, как я посадил свою задницу в это кресло. Племенной кобыле найдут племенного коня и отправят на случку. И никак иначе.

Я же цепной пес, а элитной кобыле не подхожу, как ни крути.

— Ко мне должен приехать Алехандро! Ты обещал! — будто опомнившись, вскрикивает Бемби.

Что за хрен такой, этот Алехандро?!

— Обещал, значит, исполню! — Стас заводится моментально, но на дочурку сорваться не получается. — Все! Свободна! Иди к себе, Марат позже поднимется и пообщаетесь. И прошу, дочь, без истерик!

Ольга, не сказав ни слова, подрывается со стула и, резко крутанувшись, вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью.

— Без истерик. Ясно, — киваю я, подливая масло в огонь.

— Слушай сюда, Яд. Башкой отвечаешь за нее. И не ведись на истерики — ее безопасность превыше всего.

— Стас, нахрена ты вообще ее привез? Я так понял, что раньше Ольга жила где-то в другом месте, раз о ней никто не слышал? Зачем выводишь ее в свет? Не боишься жизнь девчонке испортить? Она ж не подготовленная к всему нашему пиздецу.

Север ухмыляется и едва не рычит:

— Ольга сильнее, чем кажется. Ну а пиздец… он будет всегда. К моей персоне сейчас приковано слишком много внимания. Марат, если репортеры раскопают, что у меня спрятаны дети под столом, — хана моему креслу мэра.

Я киваю, и меня запоздало осеняет, так что я подбираюсь в кресле:

— Дети?! Ты хочешь сказать?..

— Я ничего не хочу сказать, — перебивает Север и кивает, чтобы я заткнулся.

— Окей, — поднимаю руки, сдаваясь. — Понял. Отныне я нянька твоей дочери.

Глава 8. Ненависть. Или нет

— Ненавижу! — кричу непонятно кому. — Какая же ты скотина! Ненавижу.

Господи, Ольга, возьми себя в руки и успокойся. Ты, безусловно, девушка молодая и импульсивная, но зачем в закрытую дверь книжками кидаться? Она-то тут при чем вообще?

Да и уехал твой раздражитель давным-давно. Стартанул так, что даже на втором этаже было слышно, как пыль из под колес поднялась.

А я сразу же побежала проверять — исполнит он свое обещание или нет. Ну не могу я поверить в то, что он может быть так жесток ко мне.

Едва я открываю входную дверь, тут же подоспевает охрана. Извиняясь и разводя руками, они просят меня зайти обратно в дом и велят ждать Яда.

Мне. Велят. Ждать Яда.

Мне.

Как домашней чихуахуа выкрикнули команду «дома!» и закрыли дверь снаружи. Спасибо, что на замок не замкнули. Я настолько охреневаю, что покорно дохожу до своей комнаты, и вот тут меня накрывает.

Ну и урод же он!

Хотя и я не лучше. Ведь можно было все по-нормальному сделать. Я, конечно, слишком эмоциональная, но не глупая ведь, понимаю, что Яд всего лишь выполняет приказ отца.

Кстати, я так до сих пор и не поняла — по какой части он у отца? За что вообще отвечает? Или он этакий Шварценеггер на выезде? Кое-какие нюансы того, как они контактировали, были странными. Это нечто большее, чем просто босс и подчиненный.

Складывалось впечатление, что Марат и вправду исполнит любую команду отца, даже если тот сойдет с ума и скажет пресловутое: «Спрыгни с обрыва». Надо бы подробнее узнать у Хруща, как Яд попал к отцу. Есть ощущение, будто Мар что-то должен ему, раз слушается беспрекословно.

Падаю на кровать и разваливаюсь на ней в позе звезды. Садиться за учебу не хочется: не тот настрой и мотивация на нуле. Подождут «Международные отношения» до лучших времен.

В голове вертится образ Марата. Я-то ожидала блатного, разрисованного куполами, а пришел мой нечаянный спаситель. И хоть он тоже разрисован, но все эти изображение необычны и явно сделаны не на зоне.

С именем тоже глупо вышло. Интересно, почему Марат представился мне не собственным именем, а кличкой? Не хотел, чтобы я узнала о нем больше? Хранит информацию о себе, не разглашая ее первому встречному?

Да еще и лицо… Кто его так разукрасил? В драку ввязался или снова честь какой-нибудь заплутавшей души спасал? Ведь правда же, места живого на лице нет. Интересно, на теле тоже точно такие же синяки? Судя по виду, ему вообще плевать на них, нет ни малейшего ощущения, что они вызывают у Яда дискомфорт.

Кстати, сегодня я посмотрела на парня совершенно под другим углом. Если в прошлый раз он показался мне не совсем обычным — вся эта бравада «зови меня Яд» — то сейчас я осознаю, что Марат очень сложный и для меня абсолютно непонятный.

Переворачиваюсь на живот и подпираю руками подбородок, задумчиво уставившись прямо перед собой.

Марат не выглядит как побывавший на зоне человек. Хотя много ли их я встречала в своей жизни? Как они вообще выглядят?

Руки чешутся узнать — за что он сидел? Можно было бы спросить напрямую, но, боюсь, теперь он попросту пошлет меня.

Яд ухоженный парень. Интересно, сколько ему? Около тридцати, наверное. Мне кажется, он выглядит старше своего возраста из-за того, что никогда не улыбается, вместо этого держит вечную каменную маску бесстрастия на лице. И все это так идет ему: и короткий ежик волос, и ровная линия подбородка, и по-мужски аккуратные губы, и мрачные глаза, которые меняют его цвет в зависимости от настроения.

Марат высокий. Тело крепкое, но не перекачанное. Жилистое. Помню, когда лежала в его кровати, украдкой наблюдала за ним. У него слишком манящее тело, не смотреть не вариант. Тем более не так уж и часто мне приходится видеть обнаженных парней, при таком-то отце. Только если на пляже, не иначе.

Пресс четко вырисовывается, вниз под резинку боксеров уходит растительность, а еще ниже… мама дорогая. Надеюсь, он напихал туда носков, чтобы произвести на меня впечатление.

Нет-нет, там все было спокойно, но вот я была очень далека от спокойствия.

Марат не производил впечатления отбитого отморозка. Да, он резкий, тяжелый, дерзкий и яростный. Но весь его вид говорит о том, что где-то там, далеко-далеко, есть сокрытое от всех прошлое, в которое не пускают никого.

Есть ощущение того, что когда-то раньше был другой Марат. Более чистый и лучистый. Открытый, добродушный, веселый. Интересно, у него вообще есть друзья? Надо бы и это узнать у Хруща.

Хотя нет. Хруща лучше не вовлекать ни во что. Я хоть и наивная девочка, но понимаю, что Хрущ, как и Яд, подчиняются моему отцу и, вполне возможно, сливают своему Боссу чуть ли не всю информацию обо мне, даже то, чем я между делом интересовалась.

Лучше пущу все на самотек и буду смотреть по обстоятельствам, можно ли что-то узнать. А знать мне нужно побольше. Все-таки надзиратель мой круглосуточный.

Должна же я знать, кому доверил мою жизнь отец?

Неожиданно раздается звонок телефона, и я смотрю на экран.

— Алехандро! — радостно восклицаю по-английски, принимая видеозвонок.

— Hola, Хельга! — не менее радостно отвечает мне Алекс.

— Как дела?! Господи, как я соскучилась по тебе! — ликование затапливает меня, и я растягиваю губы в широкой улыбке.

— Детка, знала бы ты, как я соскучился по тебе! — восклицает друг и салютует мне бокалом с желтым коктейлем, в котором сверху сверху торчит зонтик.

Алехандро потрясающе красив. Черноволосый, смуглый парень, родители его горячие и всегда шумные испанцы, перебравшиеся из солнечной Валенсии в Туманный Альбион.

Алекс, хоть и был рожден в Англии и прожил там всю жизнь, до мозга костей был горячим испанским мачо. Не знаю, как мы смогли сдружиться, но даже отец не был против нашей дружбы, хотя любая встреча проходила в сопровождении неизменной тени. Алехандро всегда рассматривал меня в качестве друга, но не более. И на то были причины. Мы познакомились еще в школе и не смогли расстаться даже после нее.

Глава 9. Найти подход

Стать лучшей подружкой. Плести косички друг другу и рассказывать о том, какие все мальчишки гады.

Наверное, это подразумевал Стас под фразой «найти подход». Я сейчас слишком заведен, чтобы спокойно реагировать на происходящее. От былого выплеска адреналина после стычки со Злым не осталось и следа. Внутри снова бушует гнев. И это еще одна причина, почему я не должен быть рядом с олененком.

Моя агрессия может задеть ее по касательной. Не специально — на женщин я ни разу в жизни не поднял руку, потому что считаю это омерзительным. Но вот пыль из-под моих рук может полететь в сторону Бемби и причинить ей… боль.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и нахожу нужную комнату. Открываю дверь. Интерьер обезличенный: кругом все приторно-бежевое. Бежевая кровать, бежевые занавески, бежевый ковер на полу. В этой комнате никто не живет, значит, будет моя.

Мне насрать на уют и на то, насколько комфортно здесь находиться. Я могу и в коробке жить — было в моей жизни такое. Именно поэтому к уюту я отношусь ровно. Есть, где кинуть кости, и на том спасибо.

Прохожу дальше и громко стучу в соседнюю дверь. А дальше без предупреждения открываю ее и делаю шаг вперед.

— Эй! Я не разрешала тебе входить! — возмущается девчонка.

— Я вроде как и не спрашивал, — пожимаю плечами и сканирую взглядом комнату.

Помещение абсолютно такое же, как и моя временная комната, только зеркальное. Комната выглядит более обжитой за счет того, что она наполнена личными вещами.

Олененок сидит на кровати, на руках ноутбук, что на экране — не видно.

Эта комната не подходит для олененка. У нее слишком бунтарский характер и нежная внешность. Престарелый беж сидит на ней, как на пятилетке военный камзол. Ей бы что-то яркое, броское. Дикое.

Ну вот, Марат, неужели ты заделался дизайнером интерьеров?! Ну а что, с правой руки Босса меня понизили до статуса прикроватного коврика его дочери, так почему бы и не освоить новые горизонты.

Выдвигаю от стола кресло на колесиках, разворачиваю его и сажусь лицом к Бемби. Привычно закидываю ногу и кладу щиколотку на колено.

— Итак, олененок, первый и самый важный вопрос: с кем ты приехала на ту вечеринку?

Ольга отшвыривает ноутбук и садится на кровати. Спина гордая, ровная, на меня, словно на врага народа глядит.

Да и пох, тоже мне новости.

— Не твое дело, с кем я пришла на вечеринку! — пылит, зубы нервно сцепила, руки в кулачки сжала.

Без истерик тут никак, уважаемый Босс.

— Теперь мое, Бемби. И советую тебе сознаться прямо сейчас. Не заставляй меня рыть на тебя информацию. Если до твоей нежной головки еще не дошло — мы с тобой в одной лодке. «Которая идет ко дну», — едва не добавил.

— Я не помню, как ее зовут! — выпаливает и заливается краской.

— То есть ты хочешь сказать, что поехала с малознакомой девкой на тусовку? Да не просто на тусовку в клуб, а в ебучий дом наркоманов?! — неожиданно злость затапливает меня и переключает все тумблеры.

Оля молчит. Только смотрит на меня с ненавистью и грызет свои гребаные пухлые губы, которые и тогда-то мне не давали покоя, а сейчас и подавно.

— Оль, — я впервые обращаюсь к ней по имени, — ты же вроде не тупая деваха. Ну я понимаю, бунт, юношеский максимализм, все дела — но мозг твой где был, когда ты поперлась туда?!

— Вырубай папочку! — олененок начинает беситься и осклабивается на меня. — Больше объяснять ничего не буду. Захотела — поехала.

— Больше не захочешь, — говорю холодно, укладываю руки по подлокотникам и откидываюсь назад. — Отныне о любом своем шаге сообщаешь мне. Даже в пределах дома.

Неожиданно олененок откидывает руки назад и упирается ими о кровать. Перекидывает ногу на ногу. Ме-е-е-едленно так, чисто по-женски. Шерон Стоун, блин. Смотрит, сука, так ласково-ласково, губы облизывает, ресницами своими хлопает. Девочка-припевочка. И нет бы все эти уловки не работали, так нет же, хрен. Подвисаю на каждом ее движении. Только и успеваю морду кирпичом сделать, чтобы ни тени не проскользнуло. Хоть какие-то навыки всегда находятся в режиме «вкл».

Знаю, что сейчас будет снаряды выпускать в меня, неспроста это представление. В итоге так и получается:

— Ты мой паж, а не хозяин. Именно поэтому я буду делать то, что хочу. А ты подстраивайся, если уж тебе это нужно.

Острый язычок у олененка. Нихера она не травоядная, в мясо вгрызается похлеще акулы. У меня от шока, походу, паралич челюстных суставов случился, раз я сижу и как дама тургеневская не могу и слова вымолвить ей в ответ.

— Что ж. Хочешь по-плохому — будет тебе по-плохому, — стряхиваю невидимые пылинки с джинсов и поднимаюсь.

Делаю несколько шагов в сторону выхода и уже в дверях разворачиваюсь:

— Я дам охране команду не выпускать тебя из дома. Мало ли. «Из дома» подразумевает под собой то, что на улицу ты реально не сможешь выйти, — говорю это с каким-то садистским удовольствием и вижу, как девчонка обтекает.

Лицо вытягивается, кожа бледнеет, глава огромные, шокированные. Что ж, Бемби, раз ты еще не до конца поняла, кто я, — покажу наглядно.

Труден и тернист путь самурая, но на войне зла со злом светлую сторону выбрать невозможно.

— И не смотри на меня так, Бемби. Это твой выбор. Ну а я вернусь ближе к ночи и поселюсь в соседней комнате, — понижаю голос, добавляя в него зловещие нотки: — Стану твоей тенью. Все, как и хотел твой отец.

Выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Слышу, как в комнате лапочка превращается в отбитую стерву и выдает мне какофонию самых разных матов. Усмехаюсь про себя и сваливаю из этого дома, чтобы поскорее сюда вернуться.

Как вам первая "официальная" встреча?)

Глава 10. Спасатель

Маленькая сучка выбесила меня.

Паж, говоришь? Хрен тебе, а не паж, малышка.

Плохо помню, как уходил из дома Северова, все будто в тумане, за красной пеленой злости. Даже не попрощался с Боссом. Хотя к чему это, если я теперь переезжаю к нему на ПМЖ.

Конечно, можно было с олененком более мягко и лояльно.

Если бы именно этого хотел Стас, нанял бы Бемби телохранителей из частной охраны. Я занял это вакантное место, что значит — Северу не нужны расшаркивания. Он знает мою сущность и то, как я работаю, следовательно, ожидает от меня определенных действий.

Нахожу в кармане куртки желтый пластырь, который Бемби оставила мне. Я как маньяк ношу теперь его с собой, словно гребаный талисман.

— Парни, — зову Кота и Макарова, и те выглядывают из охранной будки.

— Уже уезжаешь, Яд? — спрашивает Кот.

Не то чтобы я обязан отчитываться, особенно теперь, когда мне всецело вверили прекрасную принцессу, которую я именно сейчас собираюсь заточить в башне, но тем не менее отвечаю:

— Вернусь через два-три часа. Ольгу Станиславовну из дома не выпускать, — даю команду.

Макаров, который постарше нас с Котом лет на пятнадцать, подбирается:

— Нам ее за территорию участка не пускать, что ли? — не догоняет дядя.

— Разве я что-то сказал про участок? — спрашиваю холодно-равнодушно и оборачиваюсь. — Вот дом. Девушка не должна переступать его порог. Так ясно?

Коту вообще насрать на все, морда кирпичом, только кивнул безучастно. Мне кажется, если дать ему команду откусить ногу у свиньи, он выполнит это без лишних вопросов и с точно таким же каменным лицом. Макаров же сделан из более мягкого теста, хоть и преданный дядька. Я специально ставлю таких в пару: пока один сомневается, другой стреляет.

— Ясно, Марат, — дядька устало кивает, и я думаю о том, что неплохо было бы ему организовать пенсию.

Образ жизни, связанный с криминалом, быстро забирает здоровье и молодые годы. И пускай Стас сейчас ведет совсем другую, официально-политическую игру, отголоски старой бандитской жизни преследуют нас по пятам.

Кивнув мужикам, я прыгаю в «Гелендваген» и тут же утапливаю педаль газа в пол. Поднимаю пыль на дороге и мчу обратно в город.

Пока рулю, набираю номер старого знакомого.

— Яд, я тебе вернул все до копейки, — вместо приветствия кидает он мне раздраженно.

— Где ты? — холодно спрашиваю я.

— В «Бруклине», — напряженно отвечает Ляхов.

— Не уходи никуда, я буду через десять минут, — говорю ему и отключаюсь, не вникая в разъяснения.

«Бруклин» — бар на окраине города. Достаточно злачное место и точка Стаса, превращенная из «места для сходок блатняка» в «ночное заведение».

Несмотря на смену статуса, тут продолжает собираться разная масть. Это сродни тому, как приехать на рынок. Только на рынке ты выбираешь себе джинсы и огурцы, а в «Бруклин» народ приходит за левыми документами, пушками и разного рода услугами. Барыги тут тоже ошиваются, но Босс их не особо жалует. Север не водит дел с наркопритонами и теми, кто толкает дурь, но позволяет пользоваться некоторыми своими точками. Взамен Босс получает от них шестерок, которые приносят всю нужную инфу.

Паркуюсь прямо напротив входа. Меня здесь знает каждая собака, поэтому дорогой мерседес можно даже не ставить на сигналку. Место злачное, но на тачку Яда не позарится никто, а залетных в «Бруклине» не бывает.

Захожу, на входе здороваюсь с вышибалой. Где Ляхов, даже спрашивать не нужно. У торчков тут отдельный угол.

Подхожу к бару и киваю Сан Санычу — хозяину всего этого великолепия. Шагаю дальше и в одной из кабинок нахожу Ляхова, развалившегося на кожаном прожженном сигаретами диване. Рядом с ним сидит какой-то левый тип, который, видя меня, моментально подрывается и, брякнув извинения, сваливает.

Я устало падаю на диван, достаю из внутреннего кармана куртки сигареты и прикуриваю. Медленно затягиваюсь, давая себе секунду спокойствия.

Ляхов нервничает. Его аж трясет, зрачки расширены, взгляд бегает, сфокусироваться не может ни на чем.

Ясно. Под кайфом.

— Марат, я тебе вернул все, что тебе еще от меня нужно? Я и так продал дом, он был у меня последней недвижимостью. Ты оставил меня просто-напросто с голой жопой!

— Что за истерика, Артем? — я вскидываю бровь и затягиваюсь. — Ты сам себя оставил с голой жопой. Помнится мне, ты добровольно пришел к боссу и попросил у него бабло. Погоди-ка, ты забыл и другое — я еще до этого предупреждал тебя о последствиях за невыполнение обязательств. Так почему же ты, дерьма кусок, решил переложить на меня вину за то, что проебал дом своих покойных родителей?

Не знаю, зачем я вывожу его из себя. Каждое движение этого торчка, некогда бывшего обычным человеком, мне известно наперед. Я опускаю руку и кладу ее на сидушку дивана, максимально близко к своему бедру.

Ожидаемо Артем резко поднимается, сметает с низкого столика пивные бутылки и брызжет слюной в мою сторону:

— Пошел ты на хуй, шавка Севера! Думаешь, управы на тебя не найдется? Как только Северов наиграется в большого депутата, тут же вместо тебя возьмет себе новую игрушку для своих утех.

Его фразы меня никак не задевают. Это жалкая пародия на человека, сотканная из дорожки, дешевого пива и отвращения к самому себе. Я бы мог размотать его прямо тут, но Ляхов едва держится на ногах. Не хочу марать об него руки.

Тушу сигарету, а после протягиваю руку к поясу джинсов и достаю из-за спины пушку:

— Сел, — командую тихо, но сурово. — Мне нужен список всех телок, которые были на твоей последней тусовке.

Ляхов сразу же падает обратно на диван и трет рожу ладонями, пытается прийти в себя, что-то ответить мне, но выходит у него это херово. Теперь точно все.

Вижу боковым зрением, как к кабинке подходит тень.

— Спрячь пушку, он уже не здесь, — говорит тип.

Высокий, не тощий, как все нарики, мышцы прослеживаются даже через плотную ткань толстовки. Побитый жизнью какой-то, заебанный.

Глава 11. Мечта из несуществующей сказки

Дома скидываю в спортивную сумку всю самую необходимую одежду. Из сейфа беру бабки и кое-что из оружия.

Надеюсь, не понадобится, но лучше перестраховаться.

К полуночи возвращаюсь в дом Севера. Почти во всех окнах темно, зато территория освещена, как аэродром. Тихо прохожу в дом.

Я ночевал тут раньше, было дело. Пару раз, когда по касательной задевали в перестрелке с врагами Севера. Но это было на несколько ночей, не более. Сейчас же речь идет совершенно о другом временном промежутке.

Перекидываюсь парой фраз с охраной, и парни вкратце мне рассказывают, как Ольга хотела выйти, но те ее не выпустили. Усмехаюсь про себя. Вот крику-то будет теперь.

Прохожу мимо кабинета Босса и громко стучу два раза.

— Входи, Мар! — кричит он мне из-за двери.

Нажимаю на ручку и вхожу.

— Ты по стуку узнаешь, кто к тебе пришел? — усмехаюсь я и поправляю лямку сумки на плече.

— Я даже по звуку шин могу определить, чья тачка заехала на мою территорию. — Не шутит, лицо серьезное. — Все собрал, что нужно?

Стас показывает на сумку, и я киваю.

— Отлично. Мар, зачем Ольгу запер в доме? — Без наезда, обычный вопрос.

Больше чем уверен — он зол из-за этого на меня, но виду не подает, потому что сначала в причине моего приказа разобраться хочет и только потом примет какое-то решение.

— Это Ольга прощупывала границы своих возможностей, но наткнулась на границы моей дозволенности.

— Ясно, — Стас едва заметно выдыхает.

Посторонний человек не обратил бы на это внимание, но я успел считать мимолетную эмоцию Севера.

— Но больше так не зверствуй, — командует, и я соглашаюсь. — На следующей неделе намечается прием. Приедут делегации из всех регионов, обсуждение касается челюстной хирургии в целом и тендера на закупку хирургического оборудования в частности. Вечером будет неформальный фуршет. Ваше с Ольгой присутствие обязательно. Несмотря на то, что многие уже в курсе того, что у меня есть дочь, по сути, это будет первый официальный выход Ольги, так что сам понимаешь — к нам будет приковано все внимание.

— Понял. — Не люблю такие светские тусовки, но кто меня спрашивает?

— Все должно пройти на высшем уровне, — еще раз настойчиво говорит Босс.

— Я и в первый раз уловил твою мысль, Стас. Никаких истерик на публике, никакого компрометирующего поведения, алкоголя, сигарет и сомнительных связей. Все чинно-благородно. Никого на пушечный выстрел не подпущу к ней.

— Вот это самое главное. Там будет куча стервятников и желающих подкатить яйца к дочери Севера. Она не должна остаться наедине ни с кем.

— Что-то давно я не танцевал с прекрасной дамой. По всей видимости, оторвусь за десять лет, — сарказм так и хлещет.

Стас знает, как я отношусь ко всей этой пыли в глаза.

— Не иронизируй.

— Окей, Босс. Пойду разложу вещи.

— Давай.

Тихо ступая, иду по коридору и захожу в отведенную мне комнату. Верхний свет не включаю, подхожу к прикроватной тумбе и щелкаю кнопкой ночника.

Сумку кидаю на пол возле кровати, кожаную куртку вешаю на спинку стула. Вынимаю ствол и кладу его рядом с подушкой.

Сажусь прямо на покрывало и запускаю в волосы руку. Как же я заебался.

Что представляет из себя моя жизнь? Ежедневное выполнение приказов. У меня даже выходных нет. А что такое отпуск, я знать не знаю. Когда-то в моей прошлой жизни были поездки к океану, катание на серфе. Гонки по ночным трассам столицы. Беззаботные тусовки в клубах.

Произошедшее после разделило мою жизнь, проложило четкую черту, отделяя неспешное прошлое от новой реальности, в которую я попал. Нужно было как-то справляться, что я и делал все эти годы.

Встреча с Бемби что-то изменила, поселила крохотное зерно в сухую почву. По всем законам природы это зерно не должно было взрасти. Но вот он — росток, торчащий из пересохшего грунта.

И что мне делать с ним? Нахрена он мне?

Я допустил в свою голову мысль о том, что тоже имею право на нормальную жизнь с хорошей девочкой. Эта мысль новая, новорожденная. Я привык пользовать продажных девок, просто потому что в моем мире выживут только такие, и только такие смогут вынести мою конченую жизнь. Именно поэтому я ментально отторгаю собственные мысли.

Вместе с Бемби.

Интересно, она уже спит?

Из ее комнаты не доносится ни звука. Я скидываю футболку и джинсы, разуваюсь. Остаюсь в одних черных боксерах. Поднимаюсь, подхватываю полотенце и направляюсь в ванную комнату, которая находится тут же и соединяет наши с ней спальни.

Открываю дверь и замираю.

Опачки… сюрприз.

Олененок стоит на цыпочках максимально близко к зеркалу и пинцетом мурыжит свои брови. Меня не замечает.

Скорее всего, это оттого, что я передвигаюсь бесшумно, а из моей комнаты не падает свет.

У девчонки волосы собраны в пучок, на лице ни грамма макияжа. Белые шортики обтягивают упругую, сочную задницу. Белый топ на тонких бретелях едва прикрывает живот с пирсингом в пупке. Бирюзовый камень ярко сверкает из впалого живота. Поиграть бы с ним, покатать на языке.

Член, опережая мозг, активизируется и поднимается, а я замираю в моменте и любуюсь девчонкой. Готов поспорить, что она девственница. От нее за версту несет чистотой, и я сейчас не о геле для душа и чистой воде — о другом. О непорочности и наивности.

В груди что-то начинает колбаситься. Дребезжащие стены и девятибалльное землетрясение. Последние годы я шагал по жизни ровно. Не было ничего вокруг, только задача — и я шел ее исполнять, не думая ни о чем, кроме нее.

Бемби проникла в мою жизнь так органично, что это вызывает панику.

— Классная пижамка, — хмыкаю я, хотя внутри трясет всего.

Глава 12. Душ

Оля дергается, тихонько вскрикивает и растерянно смотрит на меня. Дышит прерывисто. От этого ее грудная клетка начинает ходить ходуном, и я машинально опускаю взгляд.

Гребаная белая ткань настолько отвратительно прозрачная, что не скрывает от меня очертаний ее груди и, сука, до абсолютного выноса моего болезненного мозга коричневых, нежных ореол и сосков, которые уже стоят.

От испуга или хер знает от чего.

Мне насрать на причины, я, как озабоченный девственник, не видевший ни разу в жизни телку, мыслями стекаю в собственный стояк.

— Ты охренел, Марат! — вскрикивает олененок и спешит прикрыться, отбрасывает пинцет и складывает руки на груди.

— Я не буду сидеть под дверью всю ночь и ждать, когда ты соизволишь освободить ванную, — говорю небрежно, будто меня ничего из происходящего не заботит, и прохожу внутрь.

Оттесняю офигевшую девушку от раковины и кидаю на бортик полотенце.

— Какого черта ты тут делаешь? — олененок заливается краской, но не уходит, а бешено водит взглядом по моему телу.

Замечает мой стояк, открывает рот в тихом «О!» Ну вот, теперь точно стало ясно — девственница, потому что, казалось бы, сильнее нельзя, но она смогла залиться краской еще больше и стала просто пунцовой.

Блять, я чокнусь рядом с ней. Нужно срочно выпустить пар, иначе я наброшусь на дочь Севера.

— Очевидно, собираюсь принять душ, — стараюсь говорить как можно безразличнее.

Оля тормозит конкретно, подвисает. Не может отвести взгляд. А мне надо, чтобы она свалила как можно скорее, иначе есть риск того, что моя прочность даст трещину, я не сдержусь и выебу ее прямо тут, не отходя от кассы.

Давай, малышка, сваливай по добру по здорову. Нехрен тебе пялиться на взрослых мальчиков. Но малышка как приклеенная смотрит на меня, не в силах опустить взгляд.

Хмыкаю и поднимаю бровь в надежде привлечь ее внимание, но куда там. У девчонки уже полное отключение от реальности.

Пока Бемби перезагружается, включаю воду в душе, разворачиваюсь к ней спиной и одним махом стягиваю с себя трусы.

— Мамочки, — тихое сзади, и далее громкий хлопок двери.

Правильно, детка. Так будет лучше.

Становлюсь под холодные капли, сразу же перехватываю ствол и сжимаю его у основания. Кровь приливает к головке, а у меня начинает пульсировать в висках.

Она охуенная. Такая… Мечта из несуществующей сказки.

Представляю ее пухлые невинные губки и то, как они обхватывают член, пропускают его в мокрый ротик… как она ведет языком по всей длине ствола и поднимает свои черные, сучье-охуенные глаза и заглядывает в мои, ловит взгляд, потом открывает рот и полностью погружает в него мой член.

Кончаю практически сразу, забрызгивая пол спермой.

Сердце херачит в груди как ненормальное. Все виделось так живо, так реально, будто она и вправду была тут, опустилась на колени и отсосала мне. Моюсь быстро, практически по-спартански.

Нервы шалят. Не помню такого за собой, чтобы настолько мощно выносило. Взъебала меня двумя фразами и выкинула за ринг одной левой.

Удовлетворения не наступило. Пока вытирался, член снова встал, потому что мозг, издеваясь, воспроизводит картинки из горячей фантазии.

Тело взбунтовалось по всем фронтам и настойчиво толкает меня в соседнюю комнату.

Надо валить. Короткий разговор с Анжелой, свежая одежда, пара указаний охране, скорая ночная дорога и вот я у ее двери.

Безотказная элитная шлюха призывно хлопает глазами и пропускает меня в квартиру.

Рыжие волосы накручены, белье, чулки — все, как всегда. В комнате горят свечи, витает аромат предвкушений. Анжела ждет прелюдий, но я прямо тут, в коридоре, разворачиваю ее и толкаю на тумбу.

Сдвигаю стринги, достаю пылающий член, трясущимися руками натягиваю презерватив и врываюсь в девку. Вколачиваюсь в нее бешено, как ненормальный. Откровенно ебу Анжелу, а она орет как сумасшедшая:

— Яд... ДА! Как хорошо!.. А-а-а… Боже, Я-а-ад!!!

Быстро кончаю, стягиваю презерватив и выкидываю его в урну возле входа, тут же беру со столика салфетки и привожу себя в порядок. Анжела съехала на пол, сидит у меня в ногах и быстро дышит. Красная, растрепанная, глаза блестят.

— Плохой день? — спрашивает и улыбается, как сытая кошка.

— Плохая жизнь, — парирую, подмигиваю ей и ухожу.

Еду в дом Севера медленно, выкуриваю по пути три сигареты и все равно до конца успокоиться не могу.

Подъезжаю к воротам. Жду, когда они отъедут в сторону и пропустят меня, а сам интуитивно смотрю на темное окно на втором этаже. Мне показалось или занавеска действительно дернулась?
Сердце мгновенно ускоряет ритм.

Заезжаю, паркуюсь.

Окончательно осознаю: как раньше уже не будет. Никогда.

Глава 13. Без видимых причин

У него огромный!

Никогда ранее я не видела вживую член. Ну ладно, даже через ткань трусов. Порно не в счет.

У Марата он огромный! Пол моей руки.

«Да блин, Оля, еще скажи ноги», тут же вставил свои пять копеек мозг. Ну хорошо, не полруки и уж тем более ноги, но огромный!

После того, как я выскочила из ванной словно ошпаренная, я тихонечко пододвинула стул под дверь общей комнаты. Это очень глупо, ведь основная дверь из коридора открыта, в нее можно войти в любой момент.

Запрыгиваю в кровать и накрываюсь с головой простыней. Сердце барабанит в бешеном ритме. Так и удар можно получить, в девятнадцать-то лет.

Щеки горят и успокаиваться не собираются. Как мышка, забившись в угол кровати, я ловлю каждый звук из ванной. Марат быстро принимает душ, и уже через три минуты хлопает дверь его комнаты.

Он что же, ушел?!

И куда?

Ладно, Ольга, девочка ты не маленькая, сама должна понимать куда. Куда еще ходят парни со стояками? Ясно же — к другим девушкам. Телкам. Блядям. Ну кто у него там может быть? Явно не нежный цветочек, ждущий дома, как верная жена ждет своего моряка из плавания. Тем более я знаю, что он живет один и никаким цветочком там не пахнет.

Поднимаюсь с кровати и слежу за тем, как машина выезжает с территории дома. Марат окончательно превратился в Яда: газанул так, что колеса заревели, подняли пыль над землей — и был таков.

Меня разрывает изнутри от незнакомых ранее чувств: с одной стороны, я чувствую облегчение, давление на голову пропало, я могу спокойно выдохнуть и легко ходить по своей комнате.

С другой стороны, злость зарождается где-то внизу живота и поднимается выше, принося в горло горечь. Отчетливо осознаю — я не хотела, чтобы он уезжал к другой. Меня будто макнули с головой в грязь.

Неужели обязательно это делать? Нельзя справиться со своим стояком самостоятельно?

Тут же даю себе мысленную пощечину, пытаясь прийти в чувства. Ну кто я такая, чтобы решать, что ему делать с собственным стояком? Он может пойти и засунуть его куда угодно: хоть в свою руку, хоть в чужую вагину.

Эти мысли еще больше обволакивают меня чернотой и грязью.

Так, ладно, Марат просто крутой тип, от которого потекла моя крыша. А что, может, мне послушать совета Алехандро и действительно переспать с Ядом? Почему нет? Решу две проблемы одним махом: и девственности лишусь, и мрачного надзирателя. Уверена, наша интрижка не останется незамеченной отцом, и Яду обеспечен пинок под зад. Север не простит своему подчиненному связи с родной дочерью.

Выключаю свет. Ложусь обратно в кровать, обкатывая каждую мысль и пытаясь уловить суть, вгрызться в смысл. Но все размазывается, краски смешиваются, я не могу разобраться: где мои фантазии, а где реальность.

Примерно через два часа слышится звук подъезжающего автомобиля, и я спешу к окну. Стараюсь встать так, чтобы меня не было видно с улицы, даже к занавеске не прикасаюсь, но Марат все равно кидает взгляд наверх через лобовое стекло.

Я спешу отпрянуть от окна и прыгнуть в кровать, вновь укрываюсь с головой простыней. Тут же нервно прикусываю губу и прислушиваюсь.

Я не слышала, как Яд прошел по коридору, только тихий щелчок двери его комнаты — и далее тишина.

А потом… потом… Потом в душе начинает литься вода.

Безотчетно, неконтролируемо на глаза наворачиваются слезы.

Значит, ездил трахаться с другой.

Какая же ты дура, Ольга! Ты ведь сразу поняла, куда он поехал, так в чем тогда дело? Что за сырость развела?! Сейчас самое время собраться, лечь на бок и уснуть. Завтра сложный день, и тебе потребуется красивое лицо, а не заплывшее нечто, издали напоминающее помидор.

Так и не дав ни единой слезинке скатиться, закрываю глаза и рвано выдыхаю.

Марат — свободный парень, а ты адекватная, пусть иногда психованная девушка. Нам двоим придется сосуществовать какое-то время, поэтому доставай свою вменяемость и начинай вести себя как взрослая девочка.

С этими мыслями и засыпаю.

На удивление, сплю я спокойно, без волнений и тревог. Утром просыпаюсь и решительно встаю с кровати. Прикладываю ухо к двери ванной: тишина. Для уверенности стучу дважды, а после открываю дверь.

В комнате никого, и я, расслабившись, замыкаю дверь, чтобы Марат не смог попасть в ванную со своей стороны, и принимаюсь приводить себя в порядок.

Собираю волосы в хвост, на лице минимум косметики — подчеркнуть брови и глаза. Всю свою оставшуюся гордость тоже собираю и цепляю на себя маску любезности.

Надеваю спортивные леггинсы и удобную спортивную футболку. Вполне себе приличный внешний вид. Подбородок вперед, взгляд вверх.

Еще довольно рано, вряд ли я встречусь с кем-то в такую рань. Обычно суета на кухне начинается ближе к десяти: отец завтракает на работе, а я зачастую обхожусь кофе. Иногда готовлю себе завтрак, ничего нет такого в том, что я готовлю сама для себя — я прекрасно справляюсь.

С мыслями о том, что в спокойствии, с чашечкой капучино с карамелью смогу встретить этот день и не чокнуться, я уверенными шагами топаю на кухню.

На входе торможу, будто напоровшись на непробиваемую стену.

Он.

Крошечки мои, не теряем Маратика в новой обложке ❤

Глава 14. Он

Стоит, мирно попивая что-то из кружки.

Кофе. Что же еще? Наверняка черный, без сахара, молока и сиропа. Крутые парни по утрам чаек не гоняют.

Сколько я видела Марата — он всегда в черном. Сегодня же он меня удивил: синие джинсы, обтягивающие крепкий мужской зад и сильные бедра, и футболка, под которой видно, как перекатываются мышцы.

Не нужно видеть его лицо, чтобы знать — этот парень крут. Сзади, спереди, аура его суровости всегда осязаема, хоть руку протягивай и щупай.

Он не пользуется парфюмом. Только гель для душа, который едва слышно. Собственный мужской запах перебивает любой искусственный. Втягиваю в себя воздух, пытаясь нащупать еще какой-то аромат. Посторонний, женский. Но ничего не слышно, только уже знакомый запах мужчины, какой-то привычный.

Стоп. Засмотрелась. Глазею на него, как монашка, не видевшая никогда мужчину.

— Доброе утро, принцесса, — говорит он, даже не оборачиваясь ко мне.

У него глаза на затылке, что ли?

— Как ты узнал, что это я? — удивляюсь и прохожу в кухню. Встаю позади Яда.

Тот моментально оборачивается и вперивается в меня взглядом. На лице снова непробиваемая маска — ни единой эмоции, только в глазах жгучие смешинки. И лицо сразу так преображается…

Кажется, будто ему не двадцать девять, а девятнадцать лет. Беззаботный парниша, мой ровесник.

— Ты шаркаешь правой ногой. — Пока, Марат, привет, Яд.

Жалит, как обозленная пчела. Все-то он знает, видит, слышит. Я уже начинаю понимать, почему отец держит Яда так близко.

— В десять я сломала эту ногу, — отвечаю, пожав плечами.

— Кофе будешь? — спрашивает он, по-прежнему не сдвинувшись с места.

— Буду, — решаю поэкспериментировать, — сделаешь?

— Сделаю, — смотрит, не двигается и кофе делать не собирается, походу.

Мы залипаем глаза в глаза. У Мара темные, как и он сам. Под глазами мешки. Плохо спалось? Или вчерашняя шалава укатала парня? Полный пакет, все включено, ультра all inclusive.

Не сговариваясь, расходимся в разные стороны. Я сажусь на стул, он клацает кнопкой кофемашины и медленно отпивает свой напиток.

Спустя минуту Марат ставит передо мной чашку и отходит обратно к окну, только теперь стоит лицом ко мне.

— Всегда так рано встаешь? — спрашивает, как бы между делом рассматривая мое тело.

Интересно, о чем он думает? Я не вижу вообще никакого интереса к себе, скорее так, для проформы пробежался глазами. Есть увечья? Нет? Отлично.

Отчего-то становится обидно. Я ведь красивая. И тело у меня отличное, знаю это. Бедра, грудь — имеются, ноги ровные, волосы длинные, ухоженные.

Неужели я совсем не нравлюсь ему? Так глупо ожидать каких-то эмоций от… как там его называют? Пес Севера? Бессердечная тварь, не знающая ни любви, ни нежности.

— Да. А ты? — я все-таки решаю ответить, потому что мое молчание становится подозрительным.

— А я как придется, — вроде и сказано обычным тоном, но клянусь, я вижу, как по его лицу пробегают тени.

Мимолетные, их можно было и не заметить.

— Ты запер меня в доме, — утверждаю спокойно, вообще ни одной ноткой не выдаю своей злости.

— Вынужденная мера, — кивает так беззаботно, будто это для него не значит ровным счетом ничего.

— Не делай так больше без видимой угрозы, — стараюсь говорить спокойно, но выходит как-то сквозь зубы, поэтому решаюсь добавить: — Пожалуйста.

Марату вообще насрать на мои попытки, поэтому он равнодушно бросает:

— Посмотрим.

Хочется его ударить, так, чтобы ладонь горела от соприкосновения с мужской щекой, чтобы с него спала вся эта бравада спокойствия.

— Не веди себя как обиженная пятилетка, и я не буду запирать тебя, — продолжает бесстрастно и будто издеваясь: — без видимой причины.

Вижу, как загораются у него глаза — ненадолго, маленькая искорка, которую он тут же тушит. Сволочь.

— Ездил развлекаться ночью?

Ольга, заткнись, пожалуйста, пожалуйста!

Прошу, остановись! Угомони бешеное сердце! Сама себе хуже делаешь, этому же насрать на все!

Яд вскидывает бровь и кривит рот в некрасивой ухмылке:

— Уверена, что хочешь услышать ответ?

Уверена, что не хочу. Ответ мне совсем неинтересен, ведь я знаю правду. Я же договорилась со своими чувствами, успокоилась, вернула взрослую и адекватную девушку.

Оля, что ты делаешь сейчас?

— Так быстро, — меня колбасит. Господи, как же трясет, выворачивает, но кровь отливает от лица, и я поднимаю глаза. Смотрю прямо, даже улыбаюсь, хотя это действие причиняет боль. — Я была о тебе лучшего мнения.

Даже хмыкнула. Ну и идиотка же ты. Малолетняя ревнивая дурочка.

А Яд будто кайфует. Проходит, улыбаясь, к раковине, моет чашку, ставит ее на сушку и направляется к выходу, пока я за его спиной наливаюсь краской.

— Лучше бы тебе, Бемби, не поднимать эту тему и не вынуждать меня доказывать обратное.

Он на меня не смотрит, отвечает, стоя вполоборота, уже на выходе из комнаты.

— Выезжаем через тридцать минут. Тебе лучше поторопиться.

Яд уходит, а я качаю обессиленно головой. Черт, совсем забыла про расписание, которое вчера прислала Надежда. День забит плотно.

Застонав, допиваю остывший кофе, перемешивая непривычную горечь эспрессо и своего замешательства.

Глава 15. Прогуляемся

Не понимаю, почему она так выводит меня из себя. В чем истинная причина: в том, что она отличается от всех, что меня приставили вынужденной нянькой или же что она — под запретом?

Сижу в тачке и курю. Жду ее. Сука, жду ее, как гребаный кучер. Бешусь, до хруста сжимая кулаки и зубы. Верчу в руках пластырь с пчелкой, который уже заметно потерся. Сминаю его, но не выкидываю, засовываю обратно в карман куртки.

Идет.

Пепел с сигареты падает мне на джинсы, но я даже не вижу этого, потому что не могу отвести взгляд от девчонки.

Легкое белое платье, на ногах берцы. Сверху накинута кожанка. Волосы волнами струятся по груди и рукам, а на голове… черная шляпа с широкими полями.

И все, сука, так вкусно, возбуждающе-интересно смотрится. Бунт и нежность в одном флаконе. Страсть и невинность. В этом вся Ольга, она именно такая. Смесь несочетаемого — вот что будоражит мой мозг, выбивает почву из-под ног.

Меня окутывает какая-то странная, щенячья радость. Ощущение, будто я реально чихуахуа, который наконец-то дождался свою хозяйку.

Пиздец тебе, Мар, совсем крыша поехала. Опомнившись, выкидываю сигарету и стряхиваю с джинсов пепел. Встаю и обхожу машину, открываю заднюю дверь перед Ольгой. Жестом приглашаю ее сесть.

Олененок приподнимает голову, поля шляпы открывают ее лицо.Она вскидывает брови, удивленно глядя на меня, и язвит:

— Что за джентльменский порыв, Яд?

— Это моя работа, Ольга, — специально называю ее полным именем, и у нее пропадает ухмылка, лицо серьезнеет.

Бемби садится в машину, даже ремень пристегивает. Закрываю дверь, возвращаюсь на свое место и сажусь за руль. Выезжаю с территории Севера и направляюсь в сторону города.

Олененок сидит сзади. Демонстративно смотрит в окно, руки под грудью сложила. Перехватив удобнее руль, проверяю дорогу и, убедившись в том, что все в порядке, начинаю проводить инструктаж:

— Ольга, послушай меня. Пожалуйста, — нажимаю на последнее слово, и девчонка поворачивается ко мне. — То, что ты пристегнулась, конечно, хорошо. Но когда будут стрелять в машину, предупреждать и давать тебе время на то, чтобы отстегнуться и лечь на пол, не будут. Поэтому правило номер два: не пристегиваться.

Смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как олененок хмурится, но кивает, отстегивает ремень безопасности.

— Ты сказал, правило номер два. А какое первое?

— Всегда беспрекословно слушать меня. Любую команду выполняешь без споров и пререканий. От этого напрямую зависит твоя жизнь. И моя, — произношу без тени эмоций, чтобы девчонка поняла, что все это нихера не шутки.

Бемби молчит, но взгляд не отводит. Выражение лица напряженное. Нет там ни злости, ни ненависти. Доходит. Медленно, урывками, но до нее доходит смысл сказанного.

— Ты сказал «когда», — едва шепчет, но я слышу ее фразу.

— Что? — не понимаю я.

— Ты сказал: «Когда будут стрелять в машину». Почему ты уверен, что будут стрелять? — ее голос садится, и я понимаю, что Ольгу начинает немного трясти.

Не хочу пугать, но и обещать ей, что никто не нападет, не могу. Чуть ли не впервые в жизни решаю сгладить углы, сказать недоправду, лишь чтоб успокоилась и расслабилась:

— Может, и не будут, но вероятность исключать не стоит.

Не знаю, получается хоть немного успокоить ее или нет.

Всю оставшуюся неделю мы проводим вместе. Ее дни однообразные: курсы китайского, фитнес, салон красоты, уроки вождения, примерка платьев, их подгонка и снова примерка.

Ольга не выглядит счастливой. Она выполняет все пункты своего расписания беспрекословно, но словно тускнеет. Перестает дерзить, все больше общаясь со мной отстраненно-уважительно.

Я же жду, когда ее прорвет и она кинет в мою сторону какую-нибудь колкость или хотя бы попросится прогуляться по набережной, но ничего из этого не происходит. Она выверена, как швейцарские часы, и я все больше понимаю, почему она оказалась в доме Ляхова. Оля просто-напросто сорвалась, попыталась вырваться из однообразного круга, в котором нет места твоим собственным решениям.

Вся неделя была спокойной, никакого хвоста я не видел. Несколько раз Бемби фотографировали в бутиках, однажды попытались подойти, чтобы задать несколько вопросов, но я аккуратно оттеснил журналиста.

Оля держала спину ровно и всегда улыбалась, а потом садилась в машину и закрывала глаза, уходя глубоко в себя.

Под конец недели у олененка в расписании курсы вождения. Около четырех часов вечера я свернул с намеченной дороги и поехал в другую сторону.

— Куда ты везешь меня? — взволнованно спрашивает Бемби.

— Прогуляемся, — туманно отвечаю я, и Ольга откидывается на спинку сиденья.

Глава 16. Покушение

Кажется, ей вообще плевать, куда я везу ее. Она привыкла, что за нее все решают другие, так что мой вызов не исключение.

Я паркуюсь, выхожу из машины, уже привычно огибаю ее, параллельно поглядывая по сторонам, открываю дверь и протягиваю руку Бемби.

С моей помощью Оля спускается и упирается взглядом в собственные ботинки. Как растормошить-то тебя, а?

Взяв ее за предплечье, тяну в сторону старого парка. Олененок не сопротивляется, идет рядом со мной и смотрит себе под ноги.

— На кого ты учишься? — спрашиваю первое что приходит в голову.

На самом деле, я знаю ответ на этот вопрос, но мне надо как-то растормошить Ольгу.

— На дипломата, — отвечает отстраненно, — осенью начнутся занятия.

— Тебя отец уговорил туда поступать?

— Почему? — Оля удивленно вскидывает брови и поднимает на меня взгляд. — Стас никак не вмешивался в мой выбор.

— Ты называешь своего отца по имени?

В городе только недавно прошел дождь, и в парке все мокрое, на дорожках лужи, на листве деревьев капли.

— Я называю его по-разному, — пожимает плечами и перепрыгивает через лужу. — Когда жила в Англии, у нас была легенда, что отец на самом деле никакой мне не отец, а брат мамы. Детскому мозгу оказалось сложно привыкнуть к смене обращений, поэтому меня просили всегда звать его по имени. Когда я стала старше, пыталась говорить «папа», но это слово вообще не прижилось. Более-менее привыкла к «отец». Вот так и повелось: то отец, то Стас. Мне кажется, ему все равно, — девушка пожимает плечами.

— Я так не думаю, — усмехаюсь я. — Север души в тебе не чает. И поверь: ему не все равно, как ты обращаешься к нему. Твоя мать осталась в Англии?

— Она нашла себе нового мужа. Укатила с ним на Филиппины и уже два месяца присылает мне фотографии потрясающих пляжей.

Олененок заметно взбадривается, будто просыпается от долгого сна, даже улыбается, посылая светлые блики по лицу.

— А ты? — спрашивает она и заглядывает мне в глаза.

— Что я?

— У тебя есть семья? — И я спотыкаюсь о нос собственного ботинка, машинально закрываюсь от нее.

Это не тот вопрос, на который я могу ответить. Эта тема под запретом. Табу.

— Нет, — рублю жестко. Не хочу грубить, но по-другому не выходит. — У меня нет семьи.

— Прости, — говорит мягко и опускает взгляд себе под ноги.

Вижу, что ей интересно, хочется задать много вопросов, но она кусает свои охрененные губы и молчит.

— Мой отец умер, а мать… мать лежит в психиатрической клинике. Так что у меня нет семьи в том понимании, о котором думаешь ты.

Мы продолжаем идти по полупустым аллеям, нога в ногу, шаг в шаг. Оля еще более остервенело кусает свои губы и нервно щелкает пальцами.

— Спрашивай, — говорю ей, потому что вижу, как ее распирает от любопытства.

Вот тебе и табу. Не все то табу, что касается Бемби.

Девушка поднимает на меня удивленный взгляд и интересуется аккуратно, боясь спугнуть меня, сорвать наживку с крючка.

— Твоя мама… почему она там?

— Тяжелые наркотики, две попытки суицида, затяжная депрессия… Много причин, — стараюсь говорить ровнее, но эта тема никогда не оставляет меня равнодушным, как бы я ни старался.

— О господи! — Ольга останавливается, прикрывает рот рукой. — Но как так вышло?

Ну вот, зато выдернул олененка из ее собственной пучины переживаний.

— Это долгая история, — не хочу рассказывать ей.

Никому не хочу. Это только мое дело, моя боль. Это мое чертово болото, и я никому не позволю погрязнуть в нем вместе со мной. Бемби понимает, что я не готов продолжать, и больше не спрашивает ни о чем.

Увидев вдали тир, тяну ее туда.

— Яд, я не хочу, пожалуйста, давай не пойдем! Я не умею стрелять.

Сопротивляется, но идет.

— Дочь Севера должна уметь постоять за себя, — говорю уверенно и вручаю ей винтовку.

Показываю, как стоять, как правильно держать оружие, как его заряжать. В стойке остаюсь за ее спиной. Тесно, максимально близко. Дышу ей в волосы, вижу, как по ее рукам ползут мурашки. Оля ожидаемо мажет.

Повторяю снова и снова, пока она наконец не привыкает к моему теплу и не попадает в цель. Смеется, прыгает, хлопает в ладоши. А я охуеваю от ее лучей, пронзающих меня навылет. Это все так больно ранит, сильнее, чем удары в челюсть, — и в этот момент понимаю: я живой. Живой, сука.

Обратно идем быстрым шагом, позабыв обо всем на свете. Мы расслабляемся настолько, что я не замечаю слежки, а выезжая на трассу, проебываю хвост.

И только в последний момент срабатываю чисто на рефлексах, когда вижу обгоняющий нас черный внедорожник и ствол, направленный на меня. Делаю одновременно две вещи: громко, но твердо командую Бемби: «Ольга, на пол!» и боковым зрением вижу, как она падает в проход, отмечая, что четко сработала, и роняю педаль тормоза в пол.

Выхватываю ствол, но тачка просто жестко подрезает меня, стреляет в колесо и проносится мимо.

Пугали.

Напоминали о себе. А я конченый, поплывший долбоеб, раз не заметил их приближения.

Глава 17. Трус

Лежу на полу Гелендвагена, обхватив голову руками, и прислушиваюсь к себе: жива я или нет? Вроде кроме ребер, которыми я приложилась, когда падала вниз, больше ничего не болит.

— Все закончилось, — говорит Яд, открывая дверь.

Хватает меня за талию, вытягивая на улицу, и помогает встать.

Я смотрю на его лицо. Жесткое, хмурое, заостренное, глаза мечут молнии. Мы на сумеречной трассе. Криво стоим на обочине, рядом только лес. И он.

Кидаюсь к нему в объятия. Бездумно цепляюсь за его талию, сжимаю так крепко, как только могу. Марат обхватывает меня, закрывает собой, хотя вокруг больше никого нет, обнимает тесно — иголки не просунуть. Страшно, господи, как же страшно. Все эти отцовские загоны по поводу моей безопасности больше не кажутся шуткой, теперь я четко ощутила, как жизнь может ускользнуть. Для этого не нужно много времени. Секунда — и тебя нет.

В нас стреляли! Боже, в нас реально стреляли! Отстраняюсь немного от Яда и смотрю в темные злые глаза, а потом начинаю хаотично водить по его телу трясущимися руками, ищу следы пули. Стреляли же, я слышала!

— Успокойся, слышишь?! — зовет он меня, но дрожь только усиливается.

Я никак не реагирую на Яда, только сильнее впиваюсь в его руки, живот. Парень жестко обхватывает мое лицо и повторяет с нажимом, глядя неотрывно на меня:

— Все закончилось, Бемби. Все закончилось, я рядом!

Я замираю на какой-то момент и вижу только его. Вот она, спасительная темнота. Лови меня! Как магниты, мы притягиваемся друг к другу и сплетаем языки. Инициатора нет, это обоюдно. Сейчас все так правильно, как никогда в жизни. Что это? Почему? Разве так целуют? Бешеная скачка наших языков и сердец. Марат больно припечатывает мое тело к холодному металлу автомобиля и напирает с нереальной силой. Боже, он раздавит меня сейчас. Я была бы не прочь умереть под ним — прямо здесь, с давящим и одновременно распирающим чувством внутри.

Марат размазывает слюну по моим губам и меня по автомобилю, его руки хаотично гладят мое тело, лицо. Он будто путник, наконец достигший оазиса. Сдавливает шею, ведет руку ниже и сжимает грудь. Ткань лифчика слишком тонкая, а мои соски стоят как каменные, и он это чувствует. Грубо проводит по ним большими пальцами, заставляя меня стонать и тереться о его ногу, как нимфоманка.

Яд чувствует все это. Он разводит мои ноги еще шире и поднимает меня на руки, вынуждая обхватить его торс ногами. Упираюсь промежностью в его стояк, шов джинсов впивается еще сильнее, и я, не стесняясь ничего, забыв о том, где я и кто, стону в полный голос.

Боже, меня уничтожает все это, стирает в пыль важное и бессмысленное. Есть только сумасшедшая я и еще более безумный он.

Я впиваюсь ногтями в его плечи, а он сжимает мою талию. Где-то болели ребра? Я не помню такого, пускай только попробует остановиться.

Все предохранители Яда уже давным давно сгорели, и он превратился в бешеного пса. Вылизывает меня яростно, и я не отстаю от него, отвечая на первобытный поцелуй своей дикостью. Он наполняет меня своим ядом, а я молю о большем. Сердце в груди болит от бешеного ритма и нехватки кислорода.

Внезапно какой-то автомобиль освещает нас светом фар и, проезжая мимо, сигналит.

Мы замираем на миг, надрывно дыша.

Яд отшатывается от меня, возвращаясь в реальность, и нежно касается щеки напоследок. Будто прощаясь со мной. А мне просто хочется расплакаться. Адреналин схлынул, оставляя после себя лишь пустоту. Я наваливаюсь на холодный металл его «Гелендвагена», со свистом дыша.

— Прости, — хрипло говорит он и, убедившись, что я могу самостоятельно стоять, отступает назад, — это больше не повторится.

Бросив на меня взгляд, который в сумраке подступающей темноты кажется болезненнно-туманным, Яд начинает отходить от меня.

— Почему? — кричу я ему в спину, найдя в себе силы отклеиться от автомобиля.

Я сцепляю зубы со всей силы, позволяя злости заполнить себя до краев. Что угодно, лишь бы не расплакаться, не показать свою слабость и то, как сильно Яд влияет на меня.

Марат молчит пару секунд, а я словно чувствую, как он собирает свои рассыпавшиеся осколки и ставит каждый из них на место, накидывает на лицо маску безразличия, криво усмехается и окончательно возвращает Яда:

— Потому что ты не в моем вкусе, Бемби,— как пощечина, как ушат холодной воды на голову.

Чувствую, как кровь отливает от лица и аккумулируется в области сердца, готовая разорвать его к чертям. Давлю в себе одновременно все рефлексы и эмоции. Пробирает одновременно на смех, слезы, мат и вопли. Не плачь, Оля, не надо. Не здесь, не перед ним.

Он не достоин этого.

— Трус, — говорю тихо. Даже не знаю, хочу ли я, чтобы он услышал или лучше оставить это себе.

Но Яд все слышит.

Сука. Улыбается кривой, некрасивой улыбкой и смеется.

Мы глядим друг на друга, боясь разорвать контакт. Разговариваем безмолвно, ненавидяще. Я подключаю всю силу воли и не разрешаю себе сдаться, прогнуться. Он не заслужил, он никто.

Нас снова вырывает из немой войны постороннее вмешательство. У Яда звонит телефон, и тот отвечает резко:

— В нас стреляли, — вместо приветствия.

Значит, звонит отец, и Яд сразу дает отчет, без малейших расшаркиваний.

— Пугали. Ольга невредима. Сейчас резину заменю — и едем. Нет, не нужно никого отправлять.

Парень кладет трубку, скидывает куртку, оставаясь в черной футболке. На нее надета кобура, и в ней пистолет. Яд лезет за запаской, а я обхожу машину, чтобы посмотреть на место, куда попала пуля, и вижу, что переднее колесо со стороны водителя разорвало.

Марат не прогоняет меня, позволяя смотреть на то, как он меняет колесо. Мне хочется взбунтоваться, но я откровенно боюсь отойти от него даже на один гребаный метр.

Он быстро справляется, а я, не дожидаясь команды, сажусь на заднее сиденье и нахожу телефон, который валяется на полу. На нем пропущенный — от отца. Ему хватило одного пропущенного, чтобы забить тревогу и начать звонить моему охраннику. В этом весь отец.

Глава 18. Подглядывание

Я знаю, кто я.

Я и есть он — гребаный трус.

Видел же, как тянулась ко мне, как хотела, плавилась под моими руками. Как соски стояли колом вместе с моим членом. Как ластилась ко мне домашней, ласковой кошкой.

С ней не мог так. Не здесь, не сейчас. Не в этой, сука, жизни.

Север воспринял новость о нападении на нас на удивление хладнокровно. Вот что значит криминальный Босс. Не бывают они бывшими, как ни назови.

Никаких глобальных изменений — лишь уменьшить количество поездок и по каждой отчитываться. Как только разговор с Севером был закончен, Оля рванула наверх и заперлась в своей комнате.

Вот и хорошо. Это правильно.

Не поднимаясь к себе, сажусь в тачку и еду к знакомым мужикам в сервис. Надо посмотреть, что с колесом, стойкой и в целом с тачкой.

Торчу там час, а самого нервирует все. Где, блять, моя выдержка, какого я дергаюсь, как баба в ПМС? Всю неделю места не находил себе. Сводит с ума меня Бемби. Это нихера не олененок, а дрянь, которая опьянила разум и превратила мозг в кисель.

Прыгаю в тачку, в которой теперь окончательно все исправили, и еду по ночному городу. Решаю сделать еще кружок и уже медленнее рассекаю проспекты, курю одну за одной, позволяя дыму поглотить себя. В дом Севера возвращаюсь спокойный и сразу захожу в душ. Здесь пахнет ею.

Ее шампунем, гелем для душа, кремами. Я обожаю этот запах, с которым сроднился за последние дни и который дико возбуждает.

Натягиваю боксеры и иду в свою спальню. Привычно включаю только ночник, создавая полумрак в комнате. Заваливаюсь на кровать и закидываю руку за голову.

В другую руку беру телефон и захожу в соцсеть. У меня левая страничка, на которой какой-то очкастый ботан из мема, поэтому я уверен в том, что не засвечусь нигде. Нахожу профиль Бемби и листаю фотки. Все они выверены, приличны и отобраны пиар-службой Стаса.

Вот Оля на конференции, вот в стенах вуза. Вот в неформальной обстановке ловит рыбу с папенькой. Все фото постановочные, но это нихера не меняет того факта, что она охуенно красивая.

Нахожу мою любимую фотографию, где Ольга стоит в цветущем саду среди раскидистых ветвей яблони. Глаза — ночные омуты, губы розовые, манящие и, сука, снова искусанные.

Бесят эти проклятые губы, которые теперь сниться мне будут.

Член наливается, начинает пульсировать, и я достаю его из трусов. Вожу ладонью по стволу, вспоминаю ее отзывчивое, податливое тело. То, как она прогибалась и терлась своей промежностью о мой стояк.

С болью закусываю губу, чтобы не проронить ни звука, и продолжаю неистово водить по стволу, сжимая сильно у основания.

Сука. Охуенная, недоступная, разбирающая меня на составляющие сука. Какого хуя ты, Оля, появилась? Я ж устаканил, блядь, все. Вывел в относительную норму. Все гребаные теоремы моей жизни нашли свои доказательства.

Ну какого хуя, детка?

Остервенело прохаживаюсь по стволу, перед глазами нарезка нашего поцелуя — хотя какой это, нахер, поцелуй?! Прелюдия к жесткому сексу, когда стены трясутся и пульс зашкаливает, когда громкие стоны и пошлые шлепки. Возбуждение импульсами гуляет по телу, головка члена наливается кровью, виски сдавливает от напряжения.

Представляю, как я стягиваю с нее джинсы и запускаю руку в трусики, провожу пальцем по складкам и давлю на клитор. Вижу, как наяву: вот она течет для меня, стонет и снова кусает эти губы, которые не дают мне покоя.

Срываю белье и врываюсь одним толчком. Трахаю неистово, как зверь, дорвавшийся до своей самки. Так, будто, блядь, она одна осталась в этом конченом, прогнившем мире. Откровенно ебу ее, а олененок орет на всю округу и кончает вместе со мной с тихим:

— Боже!

Открываю глаза и с силой сдавливаю член. Безотрывно смотрю на Бемби, стоящую на пороге моей комнаты. В белом длинном халате, с распущенными волосами. Я настолько поехал крышей, что ловлю галлюцинации? Ведь не может она быть тут. Бемби не переступила бы порога моей комнаты, ни за что на свете. Не после того, как я поступил с ней.

Мозг плывет, а я продолжаю дрочить. Видение не уходит никуда — у девчонки приоткрыт рот, блестящие глаза распахнуты, щеки алеют. Представляю, как она подходит ближе, садится на колени меж моих широко разведенных ног, отбирает у меня член и проводит своей горячей ладонью.

Кончаю от нее, охуеваю из-за мощности оргазма от обычной дрочки. А что же будет, когда я ее трахну вживую?! Теперь я уверен на сто процентов, что это случится. И похер на то, что будет со мной потом, — хоть гроб, мне терять нечего.

До меня не сразу доходит, что Бемби дышит глубоко, замирает, а после разворачивается и фурией вылетает из моей комнаты, громко хлопнув дверью ванной, а я обессиленно откидываю голову назад.

Пиздец тебе, Марат. Всякое было, но чтобы вот так… дрочить на телку перед этой самой телкой — никогда. И что с черепушкой у тебя, друг? Походу, все совсем плохо, раз опустился до такого.

Встаю, иду в ванную, быстро привожу себя в порядок. Возвращаюсь в спальню, накидываю спортивные штаны и иду к Бемби. Не выхожу в коридор — иду через ванную комнату и без предупреждения толкаю дверь к ней. Неспроста ведь приходила. За неделю впервые переступила порог моей комнаты, значит, нужно было что-то. И что-то важное.

Олененок сидит в кресле, поджав ноги, и смотрит на стену перед собой.

— Зачем приходила? — спрашиваю у нее и нарочно становлюсь напротив.

Раскрасневшаяся Бемби еще сильнее заливается краской, когда смотрит на мой голый торс, но тут же отворачивается, прочищает горло и отвечает:

— Я хотела… хотела… — подбирает слова, глаза бегают, — хотела сказать, завтра нужно выехать пораньше. К семи нас ждут в салоне.

— Уверена, что именно это хотела сказать? — хмыкаю я, потому что вижу, как олененок ломается.

— Уверена, — даже кивает и поднимает взгляд, смотрит на меня немигающе.

Вижу, как ее трясет, но девчонка не подает виду, что задета картиной, которую увидела.

Глава 19. Принадлежность

— Когда ты приедешь?! Ты нужен мне! Срочно!

— Hola, amiga! Выкладывай, что у тебя? — Алехандро сразу берет быка за рога и задает нужные вопросы.

— Яд! — кричу в трубку, — вот что у меня!

Господи, как же он бесит меня, р-р-р!!!

Хожу по комнате из угла в угол и злюсь. Где там мой баланс, гребаная гармония? Какого хрена меня так полощет?! Близится время выдвигаться на важный прием, а у меня все мысли только об одном — о Яде. Час назад меня полностью собрали, сделали прическу и макияж, закрыли в спальне и запретили выходить отсюда, как будто я мусульманская невеста, которая не может показаться гостям с непокрытой головой.

И теперь я сижу тут в одиночестве и не могу найти сраный дзен.

Как идиотка, нацепила на себя футболку Яда, которую забрала себе после той ночи в его квартире. Мечусь по комнате, внюхиваюсь в ткань, которая пахнет им. Или это игра моего богатого воображения?

— О… — томно дышит в трубку Алекс, — этот тот плохой muchacho, который не давал тебе покоя? Мi corazón, умоляю, скажи, что ты с ним уже трахнулась!

Господи, а этот все о том же! Присаживаюсь на кресло и тру переносицу. Что за невыносимые мужчины меня окружают?

— Нет! — говорю неконтролируемо громко.

— Mierda! Но почему? Хельга, что вы делали целую неделю?! — Алехандро так искренне удивляется.

— Слушай, неужели если мужчина и женщина проводят вместе много времени, то непременно должны заниматься сексом?

— Claro! Я иного исхода даже предположить не могу.

Громко вздыхаю и задаю другу вопрос:

— Алехандро, почему все мужчины так зациклены на сексе?

— Oh, Dios mío! Разве не это смысл жизни? — удивляется искренне.

— Трахаться в каждом углу — смысл жизни? — недоверчиво спрашиваю его.

— Удовольствие, querida amiga, я про удовольствие! Прошу тебя, пожалей мое бедненькое сердце и буйную фантазию. Рассказывай немедленно, что там у вас?!

Вообще я привыкла все рассказывать Алехандро. Можно даже сказать, что у нас нет секретов друг от друга.

— В нас стреляли, — начинаю рассказ с сухих фактов.

— Oh, no!

— А потом мы целовались, как ненормальные.

— Cielo santo!

— И я чуть не отдалась ему.

— Dios mío!!! Что же случилось? — встревоженно спрашивает Алехандро.

— Он сказал, что я не в его вкусе, — это звучит так жалко из моих уст, что самой от себя становится мерзко.

— Cretino! — друг уже начал злиться.

— А через несколько часов я зашла к нему в комнату и увидела, как он… ну он… — я не могу произнести это слово.

— Masturbarse la polla? — уже по-деловому, вмиг успокоившись, спрашивает Алекс.

— Э-э, я не знаю испанский, но кажется, что примерно поняла твой вопрос, и ответ на него положительный, — хоть Алекс и не видит, но я заливаюсь краской и становлюсь похожа на помидор.

— Давай-ка уточним: когда вы целовались, его член стоял?

— Господи, — я прикрываю покрасневшее лицо рукой, — да, было дело.

— А потом он сказал, что ты не в его вкусе? — томно шепчет Алехандро, переходя на новые тональности.

— Угу, — отвечаю сдавленно, а друг продолжает горячо шептать мне в ухо:

— А потом ты входишь в его комнату, а там он, голый, гоняет туда-сюда свой огромный ствол и смотрит прямо на тебя. Скажи, когда он кончал, ты была рядом?

Я сдавленно стону и прикрываю глаза, вспоминая вчерашний вечер и мои чувства.

— Я пришла к нему, чтобы он объяснился, рассказал, почему я не в его вкусе и зачем он решил играть со мной. А он водил рукой по своему члену и смотрел на меня. Когда он кончал, я думала, что сплю и это все сон.

— Perfecto! Хельга, он так хочет тебя, что даже перед сном дрочит на твой образ святой девственницы.

— Боже, — все, я в совершенном раздрае, потеряна в этом мире и пространстве.

— А теперь слушай сюда, bebe, — по-наставнически обращается ко мне Алехандро, — выбери самое сексуальное платье и белье, высокую шпильку. Накрась алым губы и будь сегодня на приеме самой красивой! Такой, чтобы у твоего amigo член из штанов вывалился!

— Господи, Алекс, ты просто невыносим, но я обожаю тебя! — восклицаю и шлю невидимый поцелуй другу.

Поболтав еще немного, мы прощаемся, я откладываю телефон и приступаю к сборам. Быть сегодня самой красивой? Почему бы и нет?

Надеваю платье, облегающее меня, как вторая кожа, с открытой спиной и разрезом практически до самого белья, на ноги — высоченные шпильки. В уши гвоздики с бриллиантами, на запястья легкий парфюм.

В отражении на меня смотрит невероятно сексуальная девушка. Уверенная в себе и красивая. Не в твоем вкусе, говоришь? Сейчас узнаем.

Отец уже давно уехал. Ему присутствовать на официальной части приема, нам же он разрешил подъехать позже, для неформального общения.

По лестнице спускаюсь медленно, гордо держа ровной спину и подбородок.

Марат стоит ко мне спиной. Сейчас я вижу перед собой мужчину, одетого в строгий черный костюм и белую рубашку, нет там никакого «пса Севера». Уверенный в себе молодой мужчина. Он оборачивался медленно, будто зная, какую бомбу я для него приготовила.

Это тот миг, когда я понимаю, что обратной дороги у нас с ним не будет. Вижу это в его глазах, потерявших жесткость, в маске, которая спадает в одно мгновение. Весь его придуманный образ стального Яда летит в тартарары.

Опомнившись, он подходит ближе и протягивает руку, помогая мне спуститься.

Это какой-то другой человек. Не Яд, нет. Марат. Красивый и решительный мужчина, далекий от мира криминала. Ухоженный, выверенный. Интересно, чем он занимался до того, как попал к отцу?

Уж слишком он кажется сейчас посторонним, врезанным, не пригодным для этого мира. Марат больше напоминает старшего сына банкира, нежели правую руку криминального авторитета.

Смотрит на меня, шокированный, глаз не может отвести. Медленно проходится взглядом по обнаженным плечам, вырезу на платье, талии, бедрам.

Этот взгляд ласкает, обволакивает, дарует чувственное тепло без прикосновений. Я вижу, как его рука неконтролируемо тянется к моему лицу, но в последний момент он одергивает себя и прокашливается: