Тот, Кто шепчет в стекле

Глава 1: Пыль и шёпот прошлого.

— Ну, и что мы здесь, в этом царстве рухляди и столетней пыли, надеемся найти? Вдохновение? Или просто решили погрузиться в атмосферу благородного упадка? — Марк с сомнением оглядел бесконечные ряды блошиного рынка, где старые, потрепанные столы укрывали осколки былых времен.

Алиса, следуя рядом, просто улыбнулась. Ее рыжие локоны, уложенные в свободный пучок, выделялись среди окружающих, словно яркий луч в этом забвении старых вещей. Последние полгода она тонула в серой рутине: бесконечные правки макетов, пустые вечера с бокалом вина и ощущением, что жизнь проходит мимо. Ей нужен был не просто предмет — ей нужен был толчок.

— И то, и другое, — ответила она, останавливаясь перед прилавком с поврежденным фарфором. — Но если честно, мне уже надоело это белое безликое пространство моей квартиры. Мне хочется чего-то с душой, с прошлым, пусть даже простая кружка, из которой сочится чай, но которая когда-то принадлежала самому Шерлоку Холмсу…

— Вот оно, настоящее вдохновение! — воскликнул Марк, подчёркивая свои слова фальшивым энтузиазмом, и указал пальцем на стопку старой радиотехники. — Надежнее твоего новомодного телефона, который, как я помню, гнется от одного лишь твоего сурового взгляда.

— Он не гнулся! — фыркнула Алиса, отходя от прилавка. — У меня тогда просто чехол был кривой, и он неудачно упал. И всего лишь один раз!

— Один раз, а уже в хлам — философски заметил Марк, следуя за ней. — Вот эта красавица, — он похлопал ладонью по округлому боку радиолы, — переживет и нас с тобой, и следующий ледниковый период. В ней душа есть.

Алиса собиралась огрызнуться едкой шуткой, но ее внимание привлекло зеркало.

Особняком стояло зеркало, прислонившееся к ноге хлипкого стола, уставленного растрескавшимися фарфоровыми куклами. Их стеклянные глаза, словно пустые глазницы, устремлены в никуда, создавая зловещий контраст с темным, почти непрозрачным стеклом зеркала. Рама была массивной, деревянной, покрытой сложной резьбой — завитки напоминали то ли волны, то ли щупальца, то ли пальцы, тянущиеся к горлу. Пыль лежала толстым слоем, но под ней проступали очертания чего-то живого.

— О, Отлично! — воскликнул Марк, глядя в том же направлении. — Вот это да, находка! В таком можно ведь и духов вызывать, и я даже знаю, кого первым спрошу. Будет вопрос о повышении моей зарплаты.

— Духи тебе на зарплату не ответят, материалист ты этакий, — отмахнулась Алиса, но сделала шаг вперед.

Что-то притягивало её сильнее обычного любопытства. Не страх. Не восторг. Узнавание. Как будто она уже видела это зеркало — во сне, в детстве, в другой жизни.

На столе, едва не утопающем в куклах, расположился пожилой мужчина и с интересом поглощал содержание изношенного детектива, совершенно не обращая внимания на окружающие игрушки.

— Приветствую, — обратилась Алиса, немного прикрикнув, чтобы её голос прорвался сквозь шум рынка. — Скажите, пожалуйста, можно ли купить это зеркало?

Он медленно, с неторопливостью, поднял на нее взгляд. Глаза его не были старыми и потускневшими, а скорее... лишенными жизни. В них будто смотрело сквозь нее, в некий пустой, бездонный простор.

— В продаже, — прошептал он хриплым голосом. — Тысяча.

— Тысяча? — воскликнул Марк, мгновенно вступив в спор. — За этот будильник? Ну уж нет! Он и в пути развалится!

— За зеркало, гений, — шикнула на него Алиса, не отрывая взгляда от темного стекла.

В ее сознании что-то упорно нашептывало: «Возьми. Это предназначено для тебя».

Этот внутренний диалог обычно толкал ее на приобретение совершенно бесполезных вещей, например, соковыжималки для твердых овощей или еще одного черного свитера, подобных двум уже имеющимся. Но сегодня шепот был более напористым, словно внутренний крик.

— Оно... старое? — для чего-то спросила она, проводя пальцем по резьбе. Пыль легла толстым серым слоем, и Алиса почувствовала подушечками пальцев шероховатость дерева и прохладу стекла.

— Достаточно, — мужчина откашлялся, словно пыль с зеркала проникла ему в горло.

— Тогда тысяча рублей за такое массивное, старое, резное зеркало – нереально низкая цена даже на блошином рынке. — отметил Марк, подойдя ближе к зеркалу и проводя пальцем по раме. — Видно, что эта ручная работа, вам не жалко с таким…экспонатом расставаться?

— Места много занимает. Руки не доходят привести в порядок, а выбросить у меня рука не поднимается. Пусть уж лучше у кого-то дома пылится, чем у меня в гараже. — Он пожимает плечами. — Хотите — берите, сомневаетесь — идите дальше тогда.

— Мы возьмем! — воскликнула Алиса, толкая Марка плечом, как бы подзывая его расплатиться за себя.

В то время как Марк с изумлением доставал кошелек, Алиса не могла отвести глаз от зеркала. Ей привиделось, будто в глубине его стекла, сквозь слой налета, что-то дрогнуло. Небольшая тень, напоминающая паучка, промелькнула от края к середине и исчезла. Она моргнула, и тени уже не было.

«Нет, не игра света, — быстро отбросила она эту мысль. — Просто солнце слишком ярко, наверное, поэтому так кажется…»

— Будьте осторожнее с ними, — прошептал над ухом хриплый голос. Алиса вздрогнула - продавец смотрел прямо на нее, с пристальным вниманием, и в его тусклых глазах она различила что-то вроде... предостережения. — И... не пугайтесь необычных отражений. В старых зеркалах, порой, свет ведет себя загадочно. Глазам может показаться всякое.

Он произнес это так буднично, так обыденно, словно предупреждал не о потенциальной мистике, а о том, что стекло может поцарапаться при неаккуратном обращении.

— Странные отражения — это когда я утром, не выспавшись, на себя в зеркало смотрю, — проворчал Марк, протягивая купюру мужчине. — Алиса, считай это моим вкладом в твое культурное обогащение и борьбу с белыми стенами. Только повесишь его у себя дома, у меня дома кот, он такие вещи не оценит. Сразу начнет с ним воевать и не дай боже его уронит еще.

Алиса лишь улыбнувшись ему кивнула и осторожно приподняла зеркало. Оно было на удивление тяжелым, словно отлитым из свинца. И холодным, несмотря на летнее солнце и ей снова показалось — всего на долю секунды, — что стекло под ее пальцами слегка дрогнуло, затрепетало, словно от прикосновения с другой стороны.

Глава 2: Новый старый дом.

Нести зеркало до квартиры на третьем этаже без лифта оказалось еще тем испытанием. Марк, кряхтя и пыхтя, волочил его за верхнюю часть, а Алиса, отступая назад, с усилием удерживала его низ.

— Ты в самом деле уверена, — Марк вздохнул, делая небольшую остановку, — что никаких призраков-грузчиков в комплекте с этим артефактом не было? Сейчас бы я их с радостью нанял. Мои руки уже как будто кричат от усталости.

— Не ной, — упрекнула его Алиса, хотя сама чувствовала, как дрожат руки от непривычной тяжести. — Сами виноваты, надо было взять с собой веревки, ну или придумать, как нести его вдвоем боком.

— Ага, а еще каску и строительные перчатки. Я же знал, что мы идем не на блошиный рынок за какой-нибудь фарфоровой статуэткой лягушки, а в экспедицию за сокровищами фараона. Только у тех, помнится, был саркофаг, а у нас, вот этот... интерьерный акцент с сюрпризом.

И наконец, изнеможённые и красные от напряжения, они ворвались в квартиру Алисы. Марк с облегчением, близким к экстазу, прижал зеркало к стене в прихожей и сразу же растянулся на тахте в гостиной, размахивая руками, словно огромные крылья.

— Хорошо, я сдаюсь. Пусть ваши духи заберут мою измученную душу. Я не буду возражать. Но прежде, пожалуйста, сделайте мне массаж.

Алиса молчала, устремив взгляд в зеркало. Снова она ощущала странное магнитное излучение, которое чувствовала на рынке. В полумраке прихожей, где слабый свет проникал из гостиной, оно приобрело еще более загадочный и внушительный вид. Пятна на стекле уже не напоминали обычную паутину, а скорее напоминала причудливые, едва различимые узоры — то ли ветви деревьев, то ли сложные символы. Воздух вокруг зеркала словно застыл, плотным и тяжелым, как в закрытом аквариуме.

— Ну вот, шедевр доставлен, — Марк встал, с трудом отрываясь от тахты. — Не могли бы вы проявить гостеприимство? Горло у меня пересохло от того, что я тащил ваше сокровище. Может, что-нибудь освежающего и без алкоголя? Пока я не могу позволить себе выпить.

— В холодильнике сок, — машинально ответила Алиса, не отрывая взгляда от темной глади. — И газировка.

Пока Марк копошился на кухне, она осторожно провела рукой по резьбе, сметая остатки пыли. Дерево под пальцами оказалось на удивление гладким, почти живым, будто отполированным бесчисленными прикосновениями. И холодным, все таким же пронизывающим. Она поднесла кончики пальцев к носу — пахло старым деревом, воском и чем-то еще... сладковатым и тленным, как увядшие цветы.

— Ну что, красавица, куда его пристроим? — вернулся Марк с двумя банками газировки и протянул одну Алисе. — В прихожей, конечно оставлять не советую. Будущие гости, увидев это, могут решить, что попали в гости к самой мадам Петтигрю.

— Кто? — нахмурилась Алиса, откручивая банку.

— Ну, из «Гарри Поттера». Та, что портреты везде развесила. В общем, не важно. Я бы на твоем месте повесил его в гостиной. На самую видную стену. Чтобы сразу было понятно, кто в доме хозяин — ты или оно.

В конце концов, после недолгих споров, решили повесить зеркало в спальне Алисы — напротив кровати.

— Как говорится, чтобы ты просыпалась и сразу видела самое прекрасное существо в этом мире, — пошутил Марк, закручивая последний шуруп в крепление. — Себя, любимую.

— Романтик, — фыркнула Алиса, хотя улыбка на ее лице говорила о другом.

Когда же Марк отошел, чтобы полюбоваться результатом своей работы, Алиса почувствовала новый приступ холода. Зеркало теперь висело на своем месте, и эта простота его расположения лишь усиливала его внушительный вид. Оно не просто украшало стену, оно словно ее поглотило, став частью самой стены.

После ухода Марка, который пообещал на следующий день заглянуть «проверить, не отрастила ли ты бороду, как у старика Дамблдора», в квартире наступила полная тишина. Она была настолько глубокой, что казалось, звенит в ушах. Алиса прибралась, расставила свои вещи и неоднократно проходила мимо спальни, краем глаза бросая взгляд внутрь. Каждый раз ей мерещилось, будто из-за приоткрытой двери доносится едва слышный шепот, но стоит только напрячь слух, — лишь собственный пульс отбивается в ушах.

Зеркало, спокойно и безмолвно висящее на стене, отражало лишь противоположную стену, книжную полку и край кровати. В комнате не было ничего необычного, все было совершенно обыденным.

— «Игра теней. Странные искажения. ерунда», — подумала она, протирающая пыль тряпкой в гостиной. — Просто старинная мебель, ничего более. Надо отбросить все эти детские фантазии».

Уже под вечер. Душ смыл с нее день — пыль, запах города, усталость. Алиса вышла из ванной в короткой шелковой пижаме: тонкие бретельки, ткань скользила по ещё влажной коже, холодя грудь. Она пришла в спальню только за книгой, но ноги сами остановились на пороге.

В отражении комната была той же самой. Те же обои в мелкий цветок, те же стопки книг на полке, тот же плед, небрежно брошенный на кресло. Но что-то было не так.

На долю секунды ей показалось, что в глубине стекла, прямо за ее собственным силуэтом, мелькнула тень. Быстрая, плавная, как будто кто-то высокий и тонкий прошел прямо сквозь нее и растворился в стене, не изменив ее очертаний.

Алиса вздрогнула всем телом. Она инстинктивно обхватила себя руками, но это не помогло: тепло от чужого взгляда уже проникло под кожу. Алиса обернулась.

В комнате царила тишина. За стеклом деревья шелестели, с улицы доносился далекий гул автомобильных двигателей. Ничего необычного.

— Надо же, — прошептала она, пытаясь приглушить учащенное сердцебиение. — Устала. Марк меня своими дурацкими фантазиями заразил. Сейчас немного почитаю и спать.

Она погасила свет и улеглась в постель, сознательно повернувшись от зеркала. Однако чувство, будто за спиной не просто зеркало, а открытая дверь в неизвестность, не покидало ее. Сон был беспокойным, прерывистым. Ей снились бесконечные коридоры, стены которых были из темного, мерцающего стекла. С другой стороны этого стекла, в искаженном мире, за ней следило нечто гигантское и беззвучное, состоящее из теней и эхом отзвуков. Во сне ее привлекла стеклянная стена, к которой она прижалась руками. С другой стороны, медленно, словно живое существо, ползла черная тень, точно копируя ее позы и движения.

Глава 3: Танец безмолвных теней.

Утро следующего дня началось с назойливого, оглушительного звонка Марка, который, словно гром среди ясного неба, нарушил тишину квартиры.

Алиса, с кружкой свеже заваренного кофе в руках, так сильно вздрогнула, что обожгла палец и едва не разлила горячий напиток. Ее сердце, уже беспокойное из-за почти бессонной ночи, начало биться в тревожном темпе.

— Ну что, как спалось в новом доме с привидениями? — посмеиваясь, спросил он, и его голос звучал до неприятного бодро. — Не показалось ли тебе ночью, что твое отражение решило жить отдельной, более интересной жизнью? Может, оно уже кофе попивает на кухне и строчит едкие комментарии в соцсетях?

Руки Алисы сжали телефон до белых костяшек. Ей так и хотелось рассказать ему обо всем: о шевелящейся тени, о голове, повернувшейся во сне, о леденящем взгляде из темной глубины стекла. Но его насмешливое отношение разрушало все ее намерения.

— Все в порядке, — буркнула она, стараясь скрыть дрожь в голосе и сохранить спокойствие. — Спит твое отражение, не переживай. Крепко и без сновидений.

— То-то же, смотри у меня. Ладно, мне пора на работу. Ты это, звони, если что. Если конечно, оно тебе телефон не отнимет, ну или не начнет звонить всем твоим контактам.

На том проводе раздался его довольный смех, Алиса с саркастической улыбкой закатила глаза. В ее груди бурлило противоречивое чувство: досада, обида и невысказанный страх сплелись в единое целое. Она прервала звонок, и тишина вернулась, но теперь она была осязаемой, наэлектризованной, словно отголоски ее ночных кошмаров все еще вибрировали в комнате, готовые в любой момент вернуться.

С трудом, словно не желая, она повернулась и взглянула в проем спальни. Зеркало оставалось на своем месте, спокойным и беззаботным, отражая яркие, жизнерадостные лучи утреннего солнца. В его блеске кружились пылинки, и теперь оно предстало таким, каким и было на самом деле — куском старого, покрытого трещинами дерева и помутневшего стекла.

Никакой магии, никаких тайн, только лишь игра ее уставшего воображения, разогретая язвительными шутками Марка.

— Так, собраться, Алиса, — строго сказала она себе вслух, и ее голос прозвучал неестественно громко в пустой квартире. — Ты взрослый, адекватный человек. Художник, черт возьми. Не гоже пугаться теней и верить в детские байки, как первокурсница.

Она приняла горячий душ, надеясь, что вода смоет остатки ночной скованности. Одела удобную домашнюю одежду и позавтракала, но все же чувство странного, словно невидимого взгляда, который будто прижимался к ее спине, не отпускало ее. Ощущение было настолько осязаемым, что несколько раз она поворачивалась, ожидая увидеть кого-то в проеме двери. Но коридор оставался пустым, а в спальне лишь приоткрытая дверь, за которой отражалось ее собственное изображение в зеркале.

Чувство, странное и противоречивое, смесь страха и возмущенного рационализма, стало причиной ее решимости. Решительность вернулась к ней, взяв за основу прагматизм. Если это галлюцинации, то их необходимо зафиксировать и проанализировать.

А если же дело обстоит не так просто, если за этим кроется нечто большее... Ну, и этому, безусловно, должно быть найдено рациональное, материальное обоснование. Извлекая с антресоли пыльный, толстый блокнот в изношенной клеенчатой обложке, оставшийся ещё со студенческих лет, она взяла в руку новую гелевую ручку с черными чернилами.

— Ладно, — прошептала она, расположившись за столом в гостиной, где ее не было видно в зеркале, и это дало ей небольшую порцию уверенности. — Пойдем по пути систематических наблюдений. Научный метод никто не отменял ведь. Предположение: зеркало — обычный предмет, а все странности — следствие недостатка сна, стресса и самовнушения.

С первого же листа аккуратным, четким почерком она записала: «Наблюдения за объектом «З». 17 июля. Эксперимент стартует».

В первом пункте отмечалось постоянное, едва ли не непрерывное ощущение наблюдения в комнате, где размещается объект. Особенно сильно это чувство ощущается в спине. Необходимо провести проверку на предмет вызывающих стресс факторов и уровня усталости.

В ночь на 16 июля был зафиксирован визуальный феномен: движение тени, напоминающей антропоморфную форму, в зеркальной плоскости, которое не имело реального соответствия. Сопутствовал этому феномену тактильный галлюцинаторный эффект — ощущение холода. Необходимо провести повторные наблюдения в контролируемой обстановке.

Задумавшись о том, что еще добавить, она обкусывала кончик ручки. Вдруг глаза ее упали на часы на стене. Стрелка уже перевалила за полдесятого. Время бежало, а иллюстрации к детской книге про енотов не нарисуются сами собой. Дедлайн подкрался слишком близко.

Взяв планшет, она уютно устроилась на диване в гостиной, погружаясь в лабиринты эскизов и оттенков. Время словно растворилось, ритмичный щелчок стилуса по экрану действовал успокаивающе. Но примерно через час ее отвлекло ощущение сухости во рту. Алиса подняла голову, потянулась, чтобы размять зажатую шею, и внезапно застыла.

В спальню вела узкая, темная щель, образовавшаяся от приоткрытой двери. В этой щели, в глубине комнаты, отражение девушки мелькнуло в зеркале. Оно было скорчено над чем-то невидимым, и руки повторяли ее же самые последние движения: плавные, словно рисуя нечто в воздухе. Кажется, оно тоже что-то творило, используя невидимый планшет.

Алиса осторожно, чтобы не спугнуть отражение, опустила руки на колени. И отражение, словно повторяя каждое ее движение, с удивительной точностью сделало то же самое.

— Ну ладно, — прошептала она, голос едва слышен, — кофе-брейк. Просто так, ничего особенного.

Алиса уже не помнила, когда в последний раз пила кофе без дрожи в руках.

Она налила себе чашку, обхватила ее ладонями, будто грелась, и пошла обратно в спальню.

В отражении всё было по-прежнему. Та же кровать, та же стопка книг на тумбочке. Но теперь ее отражение, оно словно ожило, устремив свой взгляд прямо на нее. Голова была повёрнута к двери, хотя сама Алиса смотрела прямо перед собой. Две темные, безжизненные точки глаз из полутьмы спальни пристально следили за каждым ее движением.

Глава 4: Диалоги с эхом.

Алиса все еще сидела на диване, уставившись в одну точку на потолке, где приклеилась крошечная мушка, вечная в своем небытии. В ушах, заглушая все остальные звуки, отдавалось лишь громкое, неровное биение собственного сердца, выстукивающее ритм паники. Перед глазами, будто выжженные кислотой, стояли те три роковые буквы — Э О Н. Они плавали в воздухе, накладывались на очертания комнаты, были повсюду.

— «Эон». Значит, у этого... существа есть имя. Не «оно», а «кто-то».

Она инстинктивно ждала, что сейчас нахлынет волна слепого, животного ужаса, желания выбросить зеркало в окно, позвонить Марку с истеричным криком «Ты был прав!» и сбежать из квартиры. Но вместо этого, сквозь онемение и дрожь в коленях, пробилось иное, неожиданное чувство — почти научное, жгучее любопытство. Страх никуда не делся, он сгрудился холодным комком в желудке, но любопытство оказалось сильнее. Оно было тем самым детским «а что, если?», что заставляет заглядывать в темные подвалы.

Она медленно, будто против воли, поднялась с дивана и вернулась в спальню, остановившись в нескольких шагах от зеркала, на пороге, где заканчивалась ее территория и начиналась его. Ее отражение было идеально синхронным, копировало каждый ее вздох, каждое движение ресниц. Но теперь эта безупречная имитация не успокаивала, а напрягала до боли в висках. Это была всего лишь маскировка, люк, за которым скрывалось нечто большее.

— Эон? — тихо, почти шепотом, выдохнула она, и слово повисло в тихом воздухе комнаты, такое хрупкое.

Никакой видимой реакции. Ни движения, ни новых таинственных букв. Только ее собственное лицо, искаженное ожиданием.

— Эон, — повторила она увереннее, четко отделяя слоги, как обращаются к глухому. — Это... это твое имя?

Она не отрывала взгляда от зеркальной глади, впитывая каждую деталь. Отражение по-прежнему копировало ее, но через несколько томительных секунд она заметила едва уловимое изменение. Не в выражении лица, а в чем-то глубже. Ее двойник в зеркале медленно, с непривычной плавностью, поднял руку и поднес указательный палец к своим, нет, ее губам в беззвучном жесте «тише». А затем этот палец мягко, почти нежно, уперся в стекло изнутри, как раз напротив ее рта.

Жест был настолько ясным и однозначным, что не оставлял места для сомнений.

Алиса замерла, стараясь не дышать, вслушиваясь в тишину. Она не слышала ничего подозрительного — только приглушенный гул города за окном. Но вдруг, не через уши, а прямо в ее сознании, словно слабый, но чистый радиосигнал, пробивающийся сквозь помехи, проступил не звук, а... целостное ощущение. Четкий, ясный, как собственная мысль, образ: она сама, прикладывающая палец к губам. И за этим образом — целая гамма чувств: теплая, легкая волна благодарности, смешанная с острой, щемящей осторожностью, предупреждением о невидимой опасности.

У нее перехватило дыхание. Это был не голос. Это было чистое, ничем не опосредованное чувство, переданное прямо в разум, как вспышка интуиции, но чужая, пришедшая извне.

— Ты... ты не говоришь словами, — прошептала она, наконец осознав. — Ты показываешь образами и чувствами.

В ответ в ее голове, будто вспышка фотоаппарата, возник новый образ: она сама, энергично кивающая с широкой, понимающей улыбкой. И чувство — яркое, ясное, безоговорочное утверждение, которое можно было перевести только как «да!».

Так начался их странный, утомительный и завораживающий диалог.

Алиса опустилась на мягкий ковер прямо перед зеркалом, скрестив ноги по-турецки, забыв о времени и условностях. Она говорила вслух, тихо, вполголоса, и слушала — нет, впитывала, чувствовала — ответы. Это было похоже на попытку описать слепому от рождения человеку цвета. Нужно было подбирать не слова, а ассоциации, вспоминать самые чистые ощущения.

— Ты... что-то вроде призрака? Духа? — спросила она, пытаясь подобрать подходящие слова.

В голове у нее возникла мгновенная картина клубящегося, не имеющего очертаний тумана, который тут же исчез, оставив после себя сильное чувство отторжения, граничащее с брезгливостью.

«Однозначно нет».

Далее возник образ, сложный для постижения: словно сияющая субстанция, переливаясь всеми цветами мысли, но лишенная постоянной структуры. Потоки света переплетались и извивались в безграничном, невесомом мире. И вместе с этим ощущалось всепоглощающее чувство... свободы. Такой, абсолютной и безбрежной, какой невозможно испытать в мире, ограниченном гравитацией и стенами.

— Ты случайно, не из другого мира? Или, может быть, из другого измерения? — спросила Алиса, пытаясь подобрать подходящие слова.

Теплое, уверенное, утвердительное «да» снова заполнило ее, на этот раз окрашенное легким удивлением, будто она задала очевидный вопрос.

Она ненадолго вышла на кухню и вернулась с большой чашкой только что заваренного мятного чая. Пар поднимался ароматным, влажным облаком, в котором преломлялся свет.

— А вот это... это можешь почувствовать? — она медленно поднесла чашку к самому стеклу, почти касаясь его фаянсом. — Это горячий чай, а еще он пахнет... мятой, а послевкусие у него приятная свежесть.

Она закрыла глаза на секунду, сосредоточившись не на словах, а на самих ощущениях — жарке, исходящем от керамики, влажном тепле пара на коже лица, ярком, холодном аромате, щекочущем ноздри. Она попыталась «проецировать» это, мысленно посылая образ и ощущения в зеркало.

Несколько секунд повисло молчание, наполненное напряжением, прежде чем в сознании Эон возникла картина чашки. К ней прибавилось едва заметное, но ощутимое тепло, и тонкий, едва уловимый оттенок прохлады с нотками свежести, который Алиса сразу же признала как запах мяты. После этого вспыхнуло чистое, детское любопытство, выразившееся в немом вопросе.

— Какой вкус? — подумала Алиса. Она сделала маленький глоток, пытаясь уловить все нюансы: сладость меда, едва заметную горечь чая, освежающий, словно лед, привкус мяты и жгучее тепло жидкости. Все эти ощущения она собрала в единое целое и мысленно представила его.

Глава 5: Игра в подражание.

Несколько дней прошли в странном, словно болезненном, темпе. Алиса просыпалась, и первой мыслью ее было зеркало, а засыпала, пытаясь сохранить в памяти Эона последние краски уходящего дня. Разговор с ним стал для нее всепоглощающим, единственной яркой точкой в обыденной, серой реальности.

Внезапно она замечала, как за столом оценивает вкус супа, а во время прогулки по парку — шелест листвы, словно собирая впечатления для того, чтобы потом поделиться ими с ним. Мир вокруг превратился в собрание экспонатов для их личного музея ощущений.

Звонки Марка она стала игнорировать, отвечая лишь короткими, скупыми смс: «Всё хорошо, просто много работы».

Работы, действительно, хватало, но теперь она трудилась, устроившись на полу в спальне, прижавшись спиной к кровати и глядя в зеркало. В отражении она словно делилась своим творческим процессом с Эоном: планшет превратился для них обоих в окно в этот мир.

Вечером она устроили для него увлекательное «гастрономическую экскурсию» по содержимому своего холодильника. Казалось, это безобидная, чуть ли не детская забава.

— Это сыр, — говорила она, показывая на кусок чеддера. — Он солоноватый, плотный на ощупь и... ну, просто настоящий сыр. Описать его вкус оказалось труднее, чем я себе представляла.

Улыбка появилась на ее лице, когда она поняла, что самые элементарные вещи не поддаются словам, их можно только ощутить. В этот момент в ее мыслях возник образ сыра, сопровождаемый странным, неясным чувством, которое Алиса с трудом пыталась разглядеть.

— Неужели это... любопытство? — прошептала она, касаясь прохладного стекла своей ладонью.

Эон продемонстрировал другую картинку: на ней она с осторожностью пробовала незнакомое угощение, ее лицо выражало легкое волнение, перемешанное с приятным предвкушением.

— Хочешь, давай попробуем? Через меня? Ладно, пробуем.

Откусив небольшой кусочек, она медленно его пережевывала, устремляя все свое внимание не на мысли, а на ощущения: на текстуру, соленость, густое послевкусие. В этот момент ее разум озарила яркая, словно детская, вспышка восторга, настолько сильная, что она расхохоталась, и ее смех был чистым и безмятежным.

— Как же легко тебя осчастливить, — улыбнулась она, наслаждаясь приятным теплом, разливающимся по щекам.

Вернув сыр на место, она взяла в руки лимон.

— А вот этот, напротив, совсем другой. Лимон. Кислота в нём просто невероятная. Готов попробовать?

Кислота дольки вызвала непроизвольное сжатие лица. В голове тут же вспыхнул ее собственный образ, искаженный комичной гримасой, но вместо отвращения ее охватил взрыв беззвучного, но громкого смеха. Сюрреалистично было ощущать чужой, но такой искренний смех, как будто он исходил изнутри. Зеркальный отблеск отражал ее улыбку, но в глазах сверкала такая безграничная, чистая радость, которой ей самой не хватало.

— Ах ты ж хитрец, — прошипела она, но и сама не смогла скрыть улыбки. — Тебе видимо, доставляет удовольствие наблюдать за моими гримасами.

В душе возникло ощущение теплой уверенности, пронизанное нежностью и благодарностью.

Именно в этот беззаботный миг в квартире что-то упало. Алиса вздрогнула и повернулась. Из кухни доносился звонкий, металлический оттенок, словно банка скатилась по полу. Скорее всего, она небрежно ее поставила после завтрака.

— Ничего, ерунда, — пробормотала она, снова обратившись к зеркалу. — Просто банка грохнулась.

На лице Эона выражение мгновенно сменилось. Улыбка, словно дым, рассеялась. Его взгляд, устремившись за плечом женщины в сторону кухни, стал острым, пронзительным, словно у хищника, почувствовавшего угрозу.

— Что такое? — насторожилась уже и Алиса, поворачивая голову.

В ее разуме, словно удар хлыста, пронеслось тревожное чувство, и возник образ — темное, маслянистое пятно на стене ее кухни. Пятно, которого там вчера еще не было. Он не просто видел его — он чувствовал его, как слепой чувствует холодную стену.

— Постой... Ты умеешь видеть что-то большее, чем только то, что отражается в зеркале? — шепнула она, и страх охватил ее.

Внезапно нахлынуло чувство уверенности, острое и стремительное, как укол. В голове возникла картина ее движения по квартире, с несколькими остановками — в гостиной, прихожей, на кухне — каждая из которых излучала ледяную пустоту, выжженность, анти-жизнь. Эон не просто существовал в зеркале, он был его неотъемлемой частью. И сквозь все отражающие поверхности ее дома — от фотографий в рамах до полированной поверхности телевизора, даже блестящей ложки — он воспринимал эти... опухоли другой реальности.

В груди Алисы участился пульс, но уже не от испуга, а от того, насколько велико было значение происходящего.

— Эти отметины... как-то связаны с тобой, может быть, с тем, что между нами происходит?

Эон, словно с трудом преодолевая сопротивление, медленно кивнул в зеркале. Он приложил руку к груди, воспроизводя жест, который запомнил, наблюдая за ней, и затем протянул ее к Алисе, к ее отражению. В этом жесте читалась невыразимая печаль и тревожное предостережение.

В ее сознании возникла четкая, пугающая картина: от него к ней тянулась яркая, сверкающая нить, а от нее расходились тонкими, как паутинка, трещинами в самой ткани реальности, из которых просачивался густой мрак.

— Эти трещины... неужели они существуют в моем мире? — прошептала Алиса, стараясь не привлекать внимания.

Оказалось, это была не просто царапины на поверхности бытия. Они являлись воротами, и сквозь них проникали те, кого он с такой точностью и лаконичностью называл «Голодными».

Алиса с трудом проглотила ком в горле, взгляд упал на свое отражение, которое уже казалось чужим. В глазах Эона, полных вековой печали, она увидела что-то, что ее напугало до глубины души.

— Но ведь мы не совершаем ничего дурного, — прошептала она, голос дрожал, будто от слёз. — Мы просто... поддерживаем связь. Я открываю тебе свой мир.

Эон снова покачал головой, словно пытаясь удержать что-то невероятно хрупкое, сжимая ладони перед собой. Затем, с решимостью, он резко развел их, и в сознании Алисы словно осколки разбитого хрусталя пронзили ее мозг. Ощущение было ярким, болезненным и необратимым. Послание прозвучало ясным и грозным: их связь, столь же прекрасная, сколь и опасная, была словно гирей, давящей на хрупкий барьер между мирами, который трещал по швам.

Глава 6: Первые трещины.

Вечер завершился необычным ощущением теплоты и близости, подобным тому, которое возникает после долгого дружеского обнимания. Проснувшись с улыбкой на лице, Алиса обнаружила, что ее одолевает легкое чувство тревоги, которое она приписала эмоциональному перенапряжению после вчерашних путешествий по мирам Эона.

В его воображении, словно призрачные и прекрасные образы, рождался мир, имя которому он только вчера начертал на столе: «Лимба».

В конце концов, она решила сделать перерыв и привести квартиру в порядок. Легкая пыль, замеченная вчера Эоном, вызвала у нее неловкость, да и по работе накопилось много дел, которые требовали внимания.

Сегодняшнее утро началось с необыкновенного зрелища. Орхидея, которая вчера стояла на подоконнике с увядшими, желтеющими лепестками, сегодня поразила Алису своим пышным цветением. Цветы расцвели в ярком, алом цвете, словно ожившие. Их лепестки сверкали неестественной свежестью, настолько яркой, что казалось, будто они отлиты из пластика. Но при более внимательном рассмотрении Алиса обнаружила что-то странное: прожилки на лепестках пульсировали слабым, темным ритмом, напоминающим движение крови.

— «Странно… — мелькнуло в голове. — Кажется, вчера я поливала… или нет?»

Вспомнить было трудно. Чаще и чаще случались такие провалы в памяти, когда она не могла вспомнить, сделала ли что-то или не сделала. Но радость от внезапного выздоровления цветка пересилила легкое недоумение.

Взяв чашку кофе, она направилась в гостиную, чтобы включить ноутбук. Внезапно ее охватило странное ощущение. Пройдя из кухни в гостиную, она будто проскользнула сквозь невидимую завесу из ледяного воздуха. Холод был острым, мгновенным и исчез так же быстро, как и появился, едва она сделала шаг вперед. На мгновение ей показалось, что она услышала тихий шепот, не слова, а скорее звук, напоминающий шипение масла на горячей сковороде. Алиса обернулась, потерев руки. Может, кондиционер? Но он был отключен.

— Как странно, почему здесь так прохладно? — подумала она, но быстро отвлеклась. Надо сосредоточиться на работе.

Попытавшись сосредоточиться на эскизах, она села за стол. Но из спальни доносилось едва слышное, но постоянное ощущение — Эон был бодр и ожидал ее. Это напоминало тихий звон, который то усиливался, то ослабевал, не давая ей покоя. Она старалась игнорировать его, устремив взгляд на экран, но руки сами собой тянулись к планшету, словно желая показать ему каждое новое набросок.

Через час Алисе понадобилось взять блокнот из спальни. Открыв дверь, она мимоходом взглянула в зеркало. Ее отражение точно повторяло каждое ее движение. В тот же миг, в глубине комнаты за ее спиной, в зеркальной глади промелькнула тень. Она была стремительной, угловатой, неестественной, словно трещина в стекле, которая на миг ожила и деформировалась. Алиса моментально повернулась. В комнате никого не оказалось, только солнечный луч танцевал с пылинками на полу.

Вновь обратившись к зеркалу, она заметила, что отражение изменилось. В его глазах больше не было ее собственной растерянности, а лишь мучительная печаль, переплетаясь с волнением.

— Эон? — тихо позвала она. — Это ты? Что…что это было? — ее речь была больше задыхающейся.

Вместо того чтобы передавать образы или эмоции, в ее голове возникло лишь одно слово: «Голодные».

Алиса ощутила, что холод охватил ее руки.

— Они что уже здесь? Сейчас?

В ее сознание ворвалась волна категорического отказа, подобная резкому удару хлыста. За ней последовало появление в ее разуме ясного и цельного образа. Он не просто прокомментировал ситуацию, он внушил ей целое видение.

Две реальности, словно разделенные тонкой, неустойчивой завесой Зеркала, предстали перед Алисой. А между ними, от ее сердца к его миру, тянулась яркая нить. Она сплетена из их бесед, ее смеха, воспоминаний о сладости шоколада и солнечном свете. Нить пульсировала, наполняясь жизнью, чувствами, смыслом. В безбрежной, звездной тьме его мира она сияла, подобно одинокому костру, освещающему бездонную пустоту.

Эта пустота не стояла неподвижно, она пульсировала. Тьма не являлась просто пустотой, она дышала, жила. «Голодные» — они не были монстрами или тенями. Они были чем-то иным, чем-то, что не имело формы, мысли, чувств. Они были пустотами в самом существовании, дырами в реальности. И их тянуло к свету, подчиняясь неутолимой, слепой жажде утопленных. Они летели к нему, подобно мотылькам, но не для того, чтобы быть сожжёнными, а чтобы поглотить саму суть света: его тепло, его сияние, его звучание.

Хотя они не могли преодолеть Щит, их присутствие, их смертоносная близость, проникала сквозь него, словно ледяной ветер через трещину в стекле. И мир Алисы начал распадаться.

Он протянул ей орхидею. Не символ возрождения, а воплощение хаоса, охваченного уродливой победой. Время вокруг нее будто запуталось, сжалось и растянулось, вынудив цветок пустить лихорадочно- неестественное цветение - последний, мучительный взрыв, искаженный страданиями.

Он указал ей на ледяное пятно в воздухе, не просто на прохладное место, а на воронку пустоты, ненадолго зацепившуюся за наш мир из-за границы.

И напоследок он продемонстрировал ей тень, промелькнувшую за ее плечами. Это был уже не просто отблеск, а целое отражение одного из них в ее мире, когда ничто в один миг коснулось зеркальной поверхности изнутри, принимая на мгновение пугающие, чуждые очертания. Видение растворилось, оставив после себя острую боль понимания. Алиса осознала, что именно она – тот свет, который освещает путь в этой тьме.

— Так значит, виноваты все-таки мы? — еле слышно произнесла она.

Эон, глядя в зеркало, медленно кивнул, подняв руку, словно совершая самостоятельный жест, не повторяя жестов Алисы. Его ладонь в отражении выглядела плоской, почти прозрачной, но в этом движении заключено было столько отчаяния и извинений, что сердце Алисы сжалось.

Ее ладонь прижалась к холодному стеклу, которое мгновенно превратилось из невидимой стены в ощутимую преграду.