Ада Сергеевна Булкина – это я, дамочка вполне приятной наружности и сорока пяти лет от роду. Работаю в ресторане «Шведская столешница» специалистом широкого профиля. То есть могу и за барной стойкой постоять, и заказ в зале принять, и даже коктейль смешаю, пусть не самый сложный. Вообще-то по документам я товаровед, но что-то не задалось в кадровой политике ресторана, так что я везде и всюду на подхвате.
Детей нет, хоть замужем и была. Аж три раза. Но всякий раз все кончалось очередным скандалом и сердечными каплями. Какие уж дети при такой жизни? Да и работа у меня сменами, никакой стабильности. А мужья… ну о них и говорить нечего. Первый оказался аферистом, потихоньку прикарманив мое скромное наследство. Со вторым случилась любовь до гроба, вот только в другом городе его ждала гражданская супруга, с которой он был знаком задолго до меня.
Ну а третий оказался настоящим полковником. Точь-в-точь как в песне Пугачевой. И точно так же он усвистал в закат, когда оказалось, что содержать его я дальше не намерена.
Обжегшись трижды по-крупному и в десять раз больше по мелочи, с личной жизнью я завязала. Пусть молодые дерзают, а мне пора уже о вечном подумать, о пенсии. Заведу кота, начну вязать… мало ли дел найдется, когда времени свободного полно. Правда, до пенсии еще дотянуть надо, всего-то лет двадцать осталось.
Но я не унываю, да и когда унывать? Работа такая, что не бей лежачего. Приходится и пьянчугам отпор давать, и мелких воришек останавливать, и деньги считать без отрыва от производства. Зато зарплата ничего, даже чаевые порой перепадают. В ресторане меня уважают, постоянные посетители знают и здороваются.
В общем, жизнь течет размеренно, своим чередом. Живу одна, живности нет. Хотя о коте мечтаю – большом, рыжем, мохнатом. Чтобы сидел вечерами на коленях и мурлыкал.
И все бы так продолжалось еще черт знает сколько времени, если бы не сегодняшний вечер, который навсегда изменил мою спокойную, сложившуюся жизнь.
А дело было так. Шла я с работы домой, время одиннадцать вечера. Темно, конечно. От ресторана до перекрестка меня служебный автобус подбросил – на нем развозят сотрудников, когда общественный транспорт уже не ходит. От перекрестка до дома надо пройти под аркой – там всегда темно. Или обогнуть и по проспекту шуровать – если хочешь под фонарями пройти.
Я конечно по проспекту хотела, не любительница искать приключений. А под той аркой, говорят, весной парня зарезали - я сама слышала, как наш дворник об этом кому-то рассказывал. А до того, несколько лет назад там нашли бомжа, мертвого. Так что нехорошая это арка была. И ходила я под ней только днем.
Однако в тот вечер, когда я уже хотела свернуть на проспект, их темноты арки послышалось мяуканье. В одиннадцать вечера, поздней осенью! Котик мяукал слабо так, жалобно. Сразу видно, замерз бедняга и голодный.
Я припустила к арке. Похоже, сбывается моя мечта – рыжий питомец сам в руки идет. Да и хоть не рыжий, какая разница - все равно его любить буду.
Котенок мяукал, не переставая. Словно поняв, что его заметили и сейчас спасут, он принялся издавать еще более громкие звуки, откуда-то из самой глубины арки. Ну и я туда. Темно, хоть глаза выколи. Но даже это меня сейчас не пугало, голос животного служил отличным маяком.
— Кис-кис-кис, — позвала я, выставив вперед руку. — Иди ко мне, малыш.
Вместо теплого комочка, возле руки я ощутила какое-то холодное дуновение. Тут же разогнулась и вздрогнув, принялась всматриваться в темноту. Кошачий голосок затих, вместо него… Прямо напротив меня стали проступать очертания фигур. Фигуры смутно светились зеленым и напоминали то ли инопланетян, то ли каких-то сказочных персонажей.
— А-а-а—а-…! — завизжала я, разворачиваясь в обратную сторону. — Спасите!
— Заткни ей рот, — хладнокровно посоветовала одна фигура другой. — Орет, как банши.
— А ну заткнись! —посоветовал мне второй зеленый урод, подходя поближе.
Он весь светился, напоминая собой флуоресцентного лизуна, только огромного размера.
— В-вы кто? — спрашиваю, сама же беспомощно озираюсь, ища пути отступления, — что вам от меня надо?
Первый уродец достал какой-то свиток и с важным видом принялся читать:
— Благотворительно-исправительные работы осужденных гоблинов Араза и Хураза, работа засчитывается в счет общего наказания. Итак, Ада Сергеевна Булкина, вам несказанно повезло, вы выиграли незабываемое путешествие в иной мир!
Иной мир…. Мамочки!
— В-вы меня убьете? — дрогнувшим голосом спросила я, шаря в кармане.
Где-то там у меня завалялся газовый баллончик. Сейчас достану и покажу им иной мир.
— Нет, дура! — гаркнул один из преступников, — наоборот, спасем!
— Спасете? — от удивления я даже баллончик искать прекратила. — От чего?
— От твоей скучной жизни, дура! — неласково ответил мой собеседник. — Теперь тебя ждет новая жизнь, новое тело, судьба, в которой ты сможешь исправить свои ошибки и добиться всего, чего захочешь, счастье в личной жизни ждет! Есть надежда выйти замуж за принца! Согласна?
— А… иной мир - это как понимать? Мне что, для счастья умереть придется?
— Нет, — уже с досадой ответил пришелец, нервно дрыгая зеленоватой конечностью. — Просто проснешься в другом мире. Там все также…
— Аделина, детка, ну что же ты? — мерзко улыбнулся господин Зеррон, откупоривая шампанское. — Радость-то какая, небось с ума сошла от счастья негаданного, — подмигнул он племяннику.
Сор нервно захихикал в ответ. Затем подошел и взял меня за руку. Ладонь у него оказалась влажной, холодной и липкой. Я брезгливо отдернула руку, что не укрылось от «жениха».
— Аделина? — он чуть повысил голос, — Ты в порядке? Так что скажешь?
Колечко с сияющим скромным камешком переливалось янтарными брызгами.
Да, конечно, я мечтала получить предложение руки и сердца. И даже получала, целых три раза! Но уж не думала-не гадала, что на мне захочет жениться такой… замухрышка. Да я бы на него даже в своем прошлом облике сорокапятилетней толстой тетки с перманентом не взглянула, не то что сейчас, когда стала молодой красоткой!
Я молча покачала головой.
— Это что значит? — озадаченно посмотрел Сор на дядю.
Господин Зеррон пожал плечами, поскольку не смотрел на нас. Он был занят куда более важным делом - разливал шампанское в три высоких бокала.
— Это значит нет, — пояснила я туповатому жениху. Затем протянула руку, взяла у него из рук бархатную коробочку, с треском ее закрыла и вернула владельцу. — Я не выйду за тебя, Сор. И точка.
Затем повернулась, наглядно демонстрируя, что больше здесь оставаться не намерена.
— Мне работать надо! — направилась я к дверям.
— Н-но… дядя, — растерянно пробормотал Сор, глядя на начинающего гневно багроветь господина Зеррона. — Вы говорили, Аделина стала послушной, она все осмыслила и смирилась…
— Так и было, — кивнул Зеррон. — Я сам поговорил с девчонкой и весьма доходчиво обрисовал ей ее перспективы, можешь мне поверить. И что будет, если она не согласится, тоже рассказал.
Они при мне говорили обо мне так, как будто я была пустым местом.
— Я уже все сказала, — чуть дрожа от страха, но не теряя бодрости, проговорила я. — Не собираюсь замуж ни за Сора, ни за кого-то еще. А если будете настаивать, заберу свои деньги и уйду!
С этими словами, высоко задрав подбородок, вышла из тесного кабинетика. Напоследок успев насладиться удивленными лицами дяди и племянника. Так им и надо! Давно, наверное, надо было их на место поставить, да некому было. Ничего, сейчас тут есть я – прожженная жизнью, циничная баба в молодом, цветущем теле!
Я отправилась работать. На вопросительный взгляд Роны отрицательно покачала головой. Девушка удивленно выдохнула:
— Ты что, отказала господину Сору? Вот прямо замуж отказалась выйти?
Девушка так смешно и искренне была удивлена, что я невольно улыбнулась.
— Ну да, а почему я должна за него выходить? Я же не рабыня все-таки.
— Да, но… — Рона чуть замялась. — На твоем месте я бы вышла за Сора. Представь, сколько проблем разом решишь – отсюда съедешь, работать не надо, замужняя дама, положение в обществе, пусть и скромное. Свой муж, дети, семья… счастье!
Рона блаженно вздохнула, закатив глаза к потолку.
— Спасибо, мне такого счастья не надо, — отчеканила я и пошла мыть швабру.
Дальше день пошел своим чередом. К моему удивлению, господин Зеррон придирался ко мне не больше, чем обычно. И я уже было решила, что пронесло.
— Аделина! — зычный голос трактирщика вернул меня в реальность, когда я почти закончила с уборкой кухни. — Иди сюда!
Этот голос не предвещал ничего хорошего. Идти отчаянно не хотелось. Но Рона ткнула меня локтем в бок и сделав страшные глаза, кивком указала на дверь.
В кабинете Зеррона все было, как утром, только без шампанского. А сам хозяин трактира больше не улыбался.
— Звали? — с порога спросила я, не собираясь задерживаться здесь надолго.
Я чертовски устала, и вовсе не намеревалась выслушивать очередные нравоучения. Да, возможно, я не слишком любезно обошлась с его драгоценным племянником, но это моя воля – я могу идти замуж за того, за кого хочу. И тощий дрищ точно мне не подходит!
— Итак, ты отказала Сору, — утвердительно произнес трактирщик с серьезным видом. — Скажу тебе честно, Аделина, зря ты это сделала.
— Но я…
— Нет, — перебил меня Зеррон. — Теперь говорю я. — И решение мое таково: в твоих услугах я больше не нуждаюсь. Можешь собирать манатки и проваливать!
Он чуть подумал и добавил с усмешкой:
— Хотя какие у тебя манатки? Вошь в кармане да блоха на аркане! А вышла бы за Сора, спала бы на перине пуховой, да плюшками лакомилась. Но сама дура, тут уж свои мозги не вставишь…
— А куда мне идти? — брякнула я первое, что пришло в голову.
— Куда хочешь, — равнодушно ответил Зеррон. — Мир большой, ступай.
— А… — поняв, что он не шутит, я заволновалась. — А мои деньги?
— Что твои деньги? — сощурил Зеррон хитрые глазки.
— Вы же мне их отдадите сейчас? У меня накоплено за целый год, сумма должна быть приличная.
— Нет у тебя никаких денег! — рявкнул Зеррон, поднимаясь из-за стола. — Ничего нет! Свободна!
Пока я раздумывала, какие применить маты, отвечая этому мерзавцу, дверь отворилась и в кабинет вбежала Рона. Она была бледна и испугана. Рона с порога бросилась на колени перед трактирщиком:
Поджав под себя ноги, заползла в угол. Крысы, пауки меня не слишком пугали, даже компания привидений казалась лучше, чем мерзкий трактирщик и его семейка.
А все эти чертовы гоблины! Как их там, Азар и Хазар, кажется… А ведь счастье обещали, что жизнь изменится…
Слезы потекли у меня из глаз от такой несправедливости, битый час я просидела в темном углу, всхлипывая. Мне было до ужаса жаль себя: такую молодую, красивую, вынужденную заживо прозябать в сыром подвале. Нет уж, с меня хватит! Едва только дверь откроется, выбегу наружу и умчусь куда глаза глядят прочь отсюда! И плевать на деньги, не пропаду.
Подбадривая себя этой мыслью, я принялась озираться. Глаза мало-помалу привыкли к темноте, я разглядела черные каменные стены, паутину по углам, малюсенькое оконце, забранное решеткой, грязный земляной пол. Да уж, бывали мы и в получше номерах…
Горько усмехнувшись, я снова поджала ноги, так холод меньше чувствовался.
Зато спустя еще несколько часов начал одолевать голод. Кормили в трактире хоть и простой едой, но довольно обильно. По крайней мере черного домашнего хлеба, натурального сливочного масла, творога и простокваши было хоть отбавляй – этого добра хозяин не жалел. Вот пирожные, ветчину, бекон, прочие деликатесы прятал от слуг – такие деликатесы полагались только гостям за немалую плату да семейке.
При мысли об еде так скрутило желудок, что хоть волком вой. Чертов Сор, жениться ему видите ли приспичило, чертов Зеррон, дочурка его чертова, гоблины еще эти… Закинули в древность, в дурацкий трактир, обманули, наврали с три короба, провели… Слезы снова стали застилать глаза, так что еще некоторое время я проревела. Потом вроде уснула. Вроде, потому что от голода и холода сон больше походил на больную дремоту.
— Вставай, лентяйка! — мужской грубый голос вернул меня в реальность.
Я открыла глаза и уставилась на возникшую в светлом дверном проеме фигуру трактирщика. В руке он держал увесистый масляный фонарь.
— А ну, вставай быстро! — повторил он нетерпеливо. — Ишь разлеглась, прохлаждается тут! А мы там с ног сбились, Его Сиятельное Высочество пожаловал, работы невпроворот!
Едва двигая почти окостеневшими ногами, я двинулась вперед. Мысль о побеге уже выветрилась – в столь слабом состоянии все равно далеко не убегу.
Коридор, лестница, еще коридор, уже теплый… служебные помещения…
— Быстро, умойся там, — брезгливо сказал трактирщик впихивая меня в комнату. — приведи себя в порядок, в общем. А то если такое пугало выйдет в зал, Его Высочество, чего доброго, убежит в страхе.
И довольный собственной шуткой, посмеиваясь, он закрыл дверь. Не забыв напоследок гаркнуть:
— Пошевеливайся!
Я быстро забежала в уборную сняла грязную одежду, сполоснулась под еле теплым душем, натянула свежий комплект формы. Вся одежда в шкафу была неотличима друг от друга – несколько вешалок с белыми льняными рубашками, коричневые длинные сарафаны с разрезами по бокам, чтобы ловчее ходить, кожаные ремни для подпоясывания всей этой красоты. Ну и грубые башмаки из черной телячьей кожи.
Причесала волосы, убрала в крендель на затылке. Сверху наколку, чтобы не дай боже ни один волос в пивную кружку не свалился. А ведь сегодня там еще какой-то мажор явился… Его Сиятельное Высочество… Но я заранее была этому наследнику престола благодарна, ведь только из-за его визита меня выпустили.
Перед тем, как выти в зал, прошмыгнула на кухню. Голод был столь невыносим, что я рискнула даже оказаться вновь наказанной, лишь бы перекусить. К счастью одна из поварих, увидев меня, сокрушенно покачала головой, не скрывая жалости, и сунула мне в руку недавно испеченную имбирную коврижку.
Там я ее и заточила – стоя в углу за очагом и запивая слегка теплым чаем. После еды, почувствовав себя намного лучше, благодарно кивнула поварихе и поскакала в зал.
Зеррон, к счастью, был слишком занят, чтобы отслеживать мои перемещения, так что я влилась в работу незаметно. Рона была уже вся в мыле – нагруженная подносами и кружками, она носилась как скаковая лошадь, умудряясь одновременно обслуживать почти все столики.
Почти, потому что самый лучший столик, который стоял возле окна, обслуживала Агата, дочка трактирщика. Сегодня на ней было платье яркого василькового оттенка, с изрядно оголенным декольте и короткими рукавами-фонариками.
Я просто глазам своим не поверила – неужели трактирщик привлек к труду свое избалованное чадо? И как ему это удалось?
Взяв у Роны часть столиков, принялась обслуживать. Работа кипела бойко, народ все валил и валил, но краем глаза я нет-нет да поглядывала на Агату. За ее столиком сидела компания молодых, расслабленных и веселых, хорошо одетых людей.
— Она что, теперь все время нам тут помогать будет? — на бегу поинтересовалась у Роны, которая крутилась по залу как пчела. Кивком указала на Агату, которая вертела тощей жопой возле столика.
Рона уже успела сообщить мне, что это именно она пожаловалась трактирщику, что не справляется в зале. За что я ей была очень благодарна.
— Нет, конечно, — усмехнулась Рона, отдувая со лба прилипшую прядь. — Она здесь в честь принца Бриара.
— Кого?
— Ну, Его Сиятельное Высочество, — нахмурилась Рона. — Ой, да не тупи… Смотри, ты его точно видела уже, он сюда не впервые заходит.
Я подскочила так, что едва не стукнулась головой о низкие балки потолка. В город! Наконец-то все увижу собственными глазами!
Наскоро умывшись и натянув униформу, я была готова к приключениям. Мы позавтракали ватрушками и кофе, после чего отправились гулять.
— Выходные часто бывают? — осведомилась я у Роны, когда мы пересекали мощеный булыжником дворик трактира. — если честно, вообще не ожидала подобной щедрости.
— Не часто, — пожала девушка плечами, — только на праздники или как сегодня, когда господин Зеррон пошлины платит.
— Ого! Вот это повезло мне.
— Да уж, — согласилась Рона, — не мечтай часто убегать, вольная жизнь не для таких как мы.
Ее голос внезапно стал каким-то грустным.
— Что значит для таких как мы? — не выдержала я, — мы прокаженные или что?
Рона вздохнула и принялась терпеливо растолковывать мне здешнее положение вещей. Чем больше я слушала ее, тем сильнее закипала гневом.
Посудите сами. По словам Роны, поскольку мы были сиротами, наши шансы благополучно устроить свою жизнь примерно равны нулю. Или даже минусу. Замуж нас никто не возьмет, поскольку мы без приданого. А ждать, что кто-то полюбит просто так, за красивые глаза – глупо. Некоторые выпускницы сиротских приютов привлекательной внешности начинают начать торговать собой, но это путь в никуда. Падшие женщины быстро истаскиваются, грубеют, стареют.
А в трактире у нас по крайней мере копится зарплата и есть вероятность, что через несколько лет кто-нибудь все же соизволит жениться на нас.
— Вот тебе повезло, ты красивая, — вздыхала Рона, глядя на меня с легкой завистью, — племянник господина Зеррона готов хоть сейчас на тебе жениться. Не знаю, что ты ломаешься. Наш мир, поверь, вовсе не сказочный.
Повезло… Я вспомнила прыщавое лицо Сора, его липкие ручонки и содрогнулась. Если это называется повезло, то даже не знаю, что тогда не повезло.
Рона продолжила свой рассказ. Мы уже миновали узкий переулок и теперь шли мимо трехэтажных домиков в средневековом стиле. Я смотрела во все глаза, стараясь не упустить ни одной подробности увиденного.
Такие, как господин Зеррон, по словам Роны, хоть и были по сути эксплуататорами, тем не менее позволяли сиротам вести честную жизнь и иметь хоть какое-нибудь уважение в обществе. Трактирщики, владельцы ткацких и прочих фабрик специально ходили по сиротским домам в поисках работящих, крепких девушек, способных долго и без устали трудиться. Потом заключали с ними договора и готово! Девушка прямиком из приюта переходила в единоличное владение нового хозяина.
— Так что нам еще повезло, — с убеждением говорила Рона. — Меня Зеррон взял за крепкое здоровье, а тебя за внешность, чтобы клиентов привлекала.
— Аделину, не меня, — машинально поправила я.
— Теперь уж тебя, — вздохнула Рона, поправляя парадный белоснежный воротничок. — Не думаю, что улизнув отсюда, Аделина вновь вернется. Так что привыкай к тому, что ты и есть Аделина. Иначе… если узнают, что в твоем здесь появлении замешано колдовство, несдобровать тебе будет.
— Вообще-то мне обещали новую жизнь, золотые горы и счастье, — улыбнулась я, — а по твоим словам выходит, придется трудиться как рабыня на галере, только чтоб не вылететь на улицу.
— Придется, — серьезно кивнула Рона. — Другого выбора у тебя нет, поверь. Ты что, хочешь стать такой, как они?
Мы находились на оживленной широкой улице. С одной стороны высились красивые особняки, с другой была гранитная набережная и… море.
С трудом оторвав взгляд от морской глади и белоснежных парусников, я взглянула, куда указывал палец моей спутницы. А указывал он на шеренгу странно одетых, небрежных и расхлябанных дам, который со скучающим видом подпирали стены розового обшарпанного здания.
— Бордель «Розовый лепесток», — шепнула мне на ухо Роны. — Туда попадают те, кто предпочел красивую жизнь труду. А также те, кто по каким-то причинам оказался на улице.
Жалкое зрелище предстало моему взгляду. Конечно, женщины старались не подавать виду, что находятся в плачевном положении, но все и так было ясно. Испитые лица, многие курили, некоторые казались уже совсем старухами, хотя на самом деле им было по всей видимости, немного лет.
— Да уж, — промямлила я, отворачиваясь от борделя и его обитательниц. — Пожалуй, ты права.
Удовлетворенно хмыкнув, Рона продолжила экскурсию. Город Миремор оказался портовым, не слишком большим, но и не маленьким. Здесь располагалась основная королевская резиденция, а также проходила ежегодная парусная регата. Мне стало понятно, почему в нашем трактире так много матросов.
Мы посмотрели несколько центральных улиц, поглазели на роскошные витрины. Платья, меха, туфли, драгоценности – здесь было все, о чем только можно мечтать. Жаль, не для меня. По улицам ездили кареты, запряженные лошадьми, бойко шла торговля в многочисленных лавочках, зазывалы по углам приглашали зайти пропустить по рюмашке.
— Красотки, вам с нами не по пути? — приобнял Рону какой-то матрос, проходя мимо с ватагой товарищей.
Рона беззлобно стукнула его по рукам, после чего компания моряков, заржав, пошла дальше.
Известие о принце застало меня врасплох. Последние дни я уже совсем о нем не думала, смирившись с тем, что больше не увижу.
— Глинтвейн, Аделина! — завопила Рона, подходя ко мне, — это же он, правильно?
Ее взгляд устремился на котелок, от которого исходил заманчивый аромат.
— Запах странноватый, что ты туда положила? — повела она носом, — но делать нечего, придется нести, что есть. Давай кружки!
Пока я, застыв пнем, стояла у очага, Рона у же собрала шесть кружек и большим оловянным половником разлила в них глинтвейн.
— Ты что, сама понесешь? — выдавила я, наблюдая, как Рона подхватывает тяжелый поднос, — принцу?
— Ага, — на бегу улыбнулась Рона и подмигнула мне, — Его Высочество явился внезапно, Агатка не успела сегодня, повезло мне!
Хлопнув дверью, она вылетела в зал. В тот же момент с другого конца кухни вбежала раскрасневшаяся госпожа Зеррон. В одной руке она тащила кухонного рабочего Кэла, по пути его отчитывая.
— Сколько раз тебе говорила, будь рядом с кухней, когда готовят, дел невпроворот, — талдычила она, — вот, вынеси помойное ведро, нужно вылить эту гадость…
Ее взгляд уперся в пустой котелок, мгновенно став растерянным.
— Ты уже вылила? — осведомилась она у меня. — И куда же? Не за окно, надеюсь? С тебя станется!
Эдита подошла к окну и заглянула за него. Повела носом.
— Ничего нет, — констатировала она, — и куда же глинтвейн дела, а?
Кухарки начали сдавленно пересмеиваться. Госпожа Зеррон побагровела.
— Неужто гостям отнесла? — тень догадки пробежала по ее низкому лбу, — да что же ты творишь, гадкая девчонка? Вредительница!
Она начала приближаться с явным намерением выдрать у меня клок волос. Я отступала на шаг, еще один… дальше отступать было некуда: за мной высился горячий очаг. В кухне все стихло: кухарки с интересом наблюдали за намечающимся поединком. Я готовилась не сдаться без боя.
На мое счастье резко распахнулась дверь, и в кухню вбежал взмыленный, взъерошенный господин Зеррон. Его лысина ярко блестела, очки съехали набок.
— Эдита! — выдохнул он, едва переступив порог. — Срочно беги за Агатой! Или пошли кого! Срочно! Принц здесь!
— Принц? — Эдита резко потеряла ко мне интерес и направилась к мужу, — но что он тут делает? Нам ничего не сообщали…
— Неважно, — прервал супругу Зеррон, — важно, что он здесь! И обслуживает его не наша дочь!
В голосе трактирщика было столько трагизма, что я невольно улыбнулась. Кое-кто из кухарок сдавленно смеялся. Все, похоже, были довольны ситуацией. Все, кроме начальства.
— Кэл! — распорядилась госпожа Зеррон, увидев входившего с пустым ведром работника, — а ну рысью к нам домой, пусть Агата одевается и мигом сюда едет! Скажи, Его Высочество здесь! Живо, ну!
Кэл, кивнув, погарцевал на улицу. Господин Зеррон облегчено выдохнул. Затем утер пот со лба.
— А что принц с друзьями там пьют? — осведомился он у жены, — Рона принесла им какой-то напиток, с виду похожий на глинтвейн, но запах…
Госпожа Зеррон в ужасе уставилась на мужа, затем перевела взгляд на меня. Ее глаза стали напоминать щелочки. Едва она как следует открыла пасть, чтобы обрушить на меня всю мощь своего гнева, как дверь снова распахнулась. Отворившаяся резко створка ударила неосторожно стоявшего неподалеку господина Зеррона по затылку. Не удержавшись на ногах, трактирщик упал на колени, воткнувшись мясистым носом в большую миску с салатом, стоявшую на низеньком столике.
Не заметив масштабов катастрофы, Рона с сияющим лицом выкрикнула:
— Еще глинтвейна! Шесть двойных порций! Быстро!
Госпожа Зеррон, поднимавшая мужа на ноги, потеряла дар речи. Она открывала и закрывала рот, напоминая худую воблу, странным образом ожившую.
— Т-так… — господин Зеррон наконец разогнулся, вытер куски салатных листьев с лица, натянул слетевшие очки и свирепо глянул на Рону:
— Осторожнее надо! — прогундел он недовольно, — не видишь разве, куда прешь, девка?
— Ох, извините, — быстро проговорила Рона, прижимая к груди руки, — просто дело срочное, принц все-таки… Ему глинтвейн очень понравился, все в восторге просто, еще хотят, платят золотом!
Слова о золотое мигом согнали все недовольство с лица господина Зеррона.
— Варите больше! — распорядился он, — и чтобы быстро у меня!
— Другие гости тоже того же требуют, — зачастила Рона, — поглядели на принца, тоже захотели.
— Варите три котла! — пробасил трактирщик, — надо ковать железо пока не остыло!
И посмеиваясь в усы, он уже хотел выйти из кухни.
— Постой, Бенджамин, — остановила его супруга, потянув за рукав, — тот глинтвейн же не по рецепту. Вот, она делала!
Госпожа Зерон, не скрывая ненависти, ткнула в мою сторону тощим пальцем.
— Да, запашок конечно странный, ничего не скажешь, — протянул трактирщик, пристально в меня вглядываясь, — где это видано, с лимонами да мандаринами глинтвейн варить!
— Вот-вот, — поддержала его супруга.
— С другой стороны, — прервал ее Зеррон, — если гостям нравится, то пусть хоть из собачьего дерьма варит, верно?
Отдать монеты? Мои чаевые? Единственный шанс вырваться из этого бедлама? Ну уж дудки!
— Нет, — негромко, но твердо говорю я и прячу руку с монетами за спину.
Госпожа Зеррон протяжно вздыхает. Агата закатывает глазки к потолку. Отец семейства закатывает рукава.
— Это мои деньги! — я делаю шаг назад и натыкаюсь на стоящий там стол. — Я их честно заработала, принц дал их лично мне!
— Твоего здесь ничего нет, — с ненавистью шипит госпожа Зеррон, — даже платье на тебе и то не твое, ясно?
— Живешь за наш счет, — подхватывает ее муж, медленно начиная ко мне приближаться, — ешь, пьешь, одеваешься, спишь не на улице, а в кровати…
— И вот благодарность! — взвизгивает Агага, — хотя чего еще ждать от таких как ты, уличных девок, подобранных по доброте!
— Не надо мне вашей доброты, — бормочу я, обходя стол и отступая дальше, — мне вообще от вас больше ничего не надо. Господин Зеррон, вы же хотели меня отпустить, помните? Вот и отпустите сейчас, я уйду.
У меня промелькнула мысль, что с золотом в кармане я уж как-нибудь устроюсь на первое время, а потом заработаю. Эксперимент с глинтвейном показал, что мои напитки могут быть здесь очень даже востребованы.
— Уйдешь? —хмыкнул Зеррон, подходя все ближе.
Затем обернулся на семейку:
— Уйдет она, слышите? С деньгами-то любая дурочка уйти может, но хрен я тебе позволю!
И прокричав последнюю фразу, трактирщик кинулся на меня. Завизжала Рона, кто-то из кухарок закричал истошно, кто-то заохал. Агата визжала, госпожа Зеррон возбужденно хлопала в ладоши.
— Так ей, так, хватай мерзавку! — вопила она. — Будет знать, как идти против хозяев! Будет знать, как правильно благодарить за доброту!
Трактирщик набросился на меня и схватил за волосы. Золотые монетки выпали из моих рук и катясь, попрыгали по полу. Агата и Эдита моментально кинулись к ним и принялись на коленях ползать по полу, отыскивая клад.
— Есть! — победоносно закричала Эдита и вскочила с зажатой в руке монетой.
— И я нашла, мамочка! — вторила ей Агата, рассматривая «свою» монетку, — куплю то восхитительное плате из сиреневого шелка, что видела вчера на бульваре! Ах, какая прелесть!
— Ты у меня будешь самая красивая, доченька, — восхищенно говорит ее мамаша, — уж найдешь себе отличного жениха скоро, это точно! Вон как все эти богатые господа на тебя пялились, чуть глазами не съели…
Я в это время пиналась, брыкалась, кусалась и отбивалась. Но к сожалению, Зеррон был сильнее. И вот уже мои руки схвачены за спиной мощной ручищей. И, ощущая тычки в спину, я иду по коридору в сторону подвала. Мне жарко, но в тоже время какой-то мертвенный холод разливается внутри. Снова подвал… похоже, на этот раз я уже оттуда не выйду…
— Нет! — Рона вдруг выбегает вперед и умоляюще простирает руки, — Господин Зеррон, умоляю, только не в подвал! Аделина же только оттуда… она больше не перенесет, не переживет… Сжальтесь!
— С дороги, девчонка, — грубо отпихивает ее трактирщик. — А то присоединишься к подружке своей!
Рона, не удержавшись на ногах, отлетает к стене. Меня же тем временем Зеррон пихает вниз с лестницы. Почти кубарем я качусь вниз. Едва успеваю встать, как он хватает меня снова и протащив по коридору, толкает в уже знакомую камеру-одиночку.
— Вот, переночуешь тут, — с трудом дыша, говорит мерзавец, — надеюсь, это научит тебя уму-разуму.
Перед тем, как затворить дверь, он ехидно добавляет:
— Говорят, тут ночью видели привидение. Приятной компании!
Посмеиваясь, он уходит. Я остаюсь одна, невидяще глядя в узкое зарешеченное окно. Огромная луна светит в темном небе, на полу слышится какое-то шуршание. Кто-то кусает меня за палец ноги…
Вскрикнув, я поджимаю под себя конечности, не хватало еще утром проснуться без пальцев. Но похоже, спать мне сегодня не придется.
Не помню, как прошла ночь. Кажется, я все же спала. По крайней мере некоторые моменты забытья были. И только тогда я дышала полной грудью. Когда же приходила в себя, вновь и вновь сходила с ума от обиды, безысходности и злости.
На следующий день мне единственный раз принесли поесть – одна из кухарок, чуть приотворив дверь, сунула внутрь поднос с глиняной чашкой с кашей и куском хлеба. Запивать все это дело предлагалось водой из кружки. Что ж, и на том спасибо…
Я поела, потихоньку начиная привыкать к своей камере. Сомнений уже не оставалось: меня решили заморить тут. А раз так, то не лучше ли совсем перестать есть – быстрей помру, конец мученьям.
Но что-то внутри, что-то желающее жить, раз за разом заставляло меня жадно глотать принесенную холодную кашу. Так прошла, наверное, неделя. В туалет ходила в вырытую в углу ямку, не мылась, ела один раз в сутки. Уж не знаю, на кого я стала похожа, но с каждым днем меня это волновало все меньше. Я даже почти подружилась с крысой, и та больше не пыталась грызть мои пальцы – ведь я делилась с ней своим скудным обедом.
А сегодня… То, что произошло сегодня, удивило меня настолько, что я почти поверила в чудеса.
Когда кухарка опять принесла еду, в дверной проем проскользнул большой рыжий кот.
— Тортик! — бросилась я к животному, — как ты меня нашел?
Вместо ответа кот потерся головой о мою руку. Я принялась его гладить и нащупала ошейник. Странно, раньше он не носил ничего подобного – Тортик был полудикий кот и появлялся в трактире только когда сам захочет, остальное время гулял на улице.
Но что это? На ошейнике болтался привязанный ключ. Дрожащими руками я отвязала ключ и подойдя к двери, на ощупь с четвертой попытки вставила его в замочную скважину.
Есть! Провернув ключ пару раз, я убедилась, что дверь открыта. Осторожно вышла наружу, взяв своего спасителя на руки. Темный коридор, лестница наверх…
Сбоку, из кабинета трактирщика слышались какие-то голоса. Строго и официально кого-то отчитывают. Наверное, под раздачу попала Рона – ведь именно она, сомнений нет, выкрала ключ у Зеррона и послала Тортика мне на помощь. Но голос, который звучит, не походил на низкий утробный рык трактирщика.
Утренний кофе с булочкой становится небольшой наградой за все мои несчастья. Я выдуваю несколько кружек, зажевав их тремя большими булочками с корицей и ванильным кремом.
— Ешь, ешь, — подкладывает мне на тарелку выпечку одна из кухарок, та что подобрей, — а то ишь, бедолага, исхудала вся, кожа да кости.
Я только благодарно улыбаюсь и блаженно щурюсь, отправляя в рот очередную порцию лакомства.
Потом появляется госпожа Зеррон, и работа течет своим чередом. Должно быть, муж как-то на нее повлиял, потому что больше гадкая баба ко мне не приставала. И вообще, держалась в стороне. И хоть у меня чесались кулаки выбить из нее мои монеты, я неимоверным усилием воли удерживала себя от опрометчивого поступка. Сотвори я подобное, Зеррон меня точно выгонит. А поскольку в этом случае я буду зачинщицей, защиты у королевского сиротского поверенного нечего и искать.
Было грустно, но я держалась. Утешило меня только известие о том, как в мое отсутствие Зеррониха с дочерью готовили глинтвейн по моему рецепту.
— У них ничего не получилось, представляешь! — хохотала Рона, смачно похрустывая свежими помидорами.
На обед мы вышли во двор, несмотря на прохладную погоду. Там уселись в тени раскидистого, не до конца опавшего дерева. Тортик крутился рядом и время от времени ему перепадала то ложка сметаны, то кусочек ветчины.
Я не могла наесться. Кажется, за время сидения в подвале я похудела на два размера – форма сейчас просто висела, как на узнике концлагеря.
— Они уже решили, что теперь каждый вечер будут такую деньгу зашибать, как тогда, когда ты глинтвейн варила, — продолжала смеяться Рона.
— Принц опять приходил? — спросила я, удивляясь своему интересу.
Где я и где принц? Мне ли думать о таком? Даже несмотря на то, что я теперь красотка.
— Нет, — отмахнулась Рона, — просто гости, не только ведь принц тогда твоего глинтвейна попробовал. Слухи пошли… Так вот, значит, сварили они, Зеррониха по записям сверялась, вроде все как надо сделали. Понесли питье, а гости преплевались все, — Рона держится за бока от смеха. — А один мужик так и вовсе Эдите кружку с недопитым пойлом чуть за шиворот не вылил! Еле его угомонили тогда…
Я улыбнулась. Известие о неудаче противных трактирщиков была очень приятной. Причем настолько, что до конца дня с моих губ не сходит улыбка. Что весьма бесило госпожу Зеррон.
А через несколько дней трактирщик собрал всех работниц в общем зале и произнес нечто совершенно невероятное.
— Его Сиятельное Высочество принц Бриар оказал честь моему трактиру, — раздуваясь от гордости, как лягушка, произнес наш работодатель, — и нанял мой персонал, то есть вас всех, для обслуживания банкета, который пройдет через неделю в королевской резиденции. Вы все знаете, где она находится.
— Так вот, — продолжает господин Зеррон, сверля нас с Роной недовольным взглядом. — хоть некоторые тут и предпочитают шушукаться вместо того, чтобы слушать меня, все же скажу: обслуживать банкет придется всем! На ближайшую неделю трактир закрыт.
Все захлопали в ладоши. Я тоже была рада: хоть на какой-то период, пусть короткий, вынырнуть из этой беспросветности!
— Моя дочь Агата тоже отправится с вами, — самодовольно заявляет Зеррон, добавляя ложку дегтя, — она будет вашей управляющей во дворце.
— Только ее нам и не хватало, — ухмыльнулась Рона, когда мы принялись расходиться.
Я пожимаю плечами. Агата ни за что не пустит случая побывать во дворце. Ведь это ее шанс устроить свою личную жизнь. Ну а работать, конечно, придется нам, в том числе и за нее.
Никаких особых нарядов нам для работы во дворце не выдали. Так что с утра мы натянули свои старые униформы, пусть чистые и выглаженные. Чтобы выглядеть более прилично, я тщательнее, чем обычно, причесалась и пока не видела Рона, мазнула губы миндальным маслом. Для мягкости.
Королевская резиденция оказалась действительно великолепным строением. Жаль только нас дальше кухни не пускали – все кушанья и напитки уносили либо королевские слуги, либо Агата. Ради такого случая дочь трактирщика разоделась так, что глядя на нее, королевские слуги в скромных нарядах крутили пальцем у виска и ухмылялись. На Агате было атласное белоснежное платье с рюшами, в котором она напоминала невесту. Вернее, напоминала бы, если бы не ее спесивый вид и высоко задранный нос, а также постная в целом физиономия.
Я и Рона трудились на кухне, которая размерами поражала воображение.
— Неужели все это для одного принца? — обвела я руками огромное пространство, уставленное столами, плитами, очагами, морозильными ларями.
— Нет, конечно, — отозвалась Рона, — во-первых, есть король Феликс, глава королевского рода. Он пусть и болен, но тоже иногда питается, знаешь ли. Потом у принца есть брат, младший, принц Адам, он еще ребенок, но все же…
— А где их мать? — перебила я ее, сгорая о любопытства, — ну, королева?
— Умерла, при рождении Адама. Принц Бриар тогда, поговаривают, чуть с ума не сошел от горя. А отец его, король Феликс, — Рона понизила голос и наклонилась ко мне, — с тех пор так и не оправился!
Я покачала головой, жалея и Бриара, и его маленького брата. Тяжело, должно быть, потерять мать, даже живя в золотом дворце.