Травница

Глава 1. Пыль и обещания

Посёлок словно замер в полуденной истоме. Не той благословенной неге, что окутывает берега реки в знойный полдень, а в тяжёлой, изматывающей лени, пропитавшей каждый сантиметр пространства. Пыль, поднятая утренними машинами и автобусом до районного посёлка, осела на старых стенах домов, въелась в потёртые ставни, застыла серой плёнкой на подоконниках. Старики, словно окаменевшие изваяния, сидели на завалинках, их морщинистые лица хранили отпечаток многолетних забот, а в глазах читалась бесконечная усталость.

Воздух казался густым, как кисель, сваренный из множества запахов. Тяжёлый дух навоза смешивался со свежестью скошенной травы, а сверху на всё это ложился сладковато-горький дым из печных труб. Сентябрь только вступил в свои права, но природа уже готовилась к осени, и даже солнце, казалось, устало от летнего жара.

Рыжий диск светила, словно обсыпанный дорожной пылью, висел в мареве, не даря тепла, а лишь утомительно напоминая о своём присутствии. Даже мухи, обычно неугомонные, теперь лениво ползали по оконным стёклам, иногда останавливаясь чтобы отдохнуть.

Каждый звук здесь имел свой характер и значение. Скрип колодца, похожий на тяжёлый вздох старца, эхом разносился по улице. Где-то за забором мычали коровы, жалуясь на духоту, а вдалеке, словно переговариваясь между собой, то тут, то там раздавался заунывный лай собак. Эта неспешная симфония сопровождала Дашу на пути от школы.

Её ноги машинально шагали по знакомой дороге, а в душе царила глухая усталость. Не от школьных уроков, а от монотонности, которая год за годом давила на плечи тяжёлым одеялом однообразия. Потрёпанный рюкзак, набитый учебниками до отказа, врезался в плечи, оставляя следы лямок.

Взгляд Даши был прикован к земле. Она механически переставляла ноги, наблюдая, как серые пятна пыли на её стоптанных кедах складываются в причудливые абстрактные узоры. Одежда казалась чужим костюмом: выцветшие джинсы, потерявшие свой первоначальный цвет и напоминающие теперь пасмурное небо перед дождём, и серая кофта с растянутыми манжетами — наследство старшей двоюродной сестры. Сколько бы раз она ни стирала эту кофту, от неё всё равно исходил едва уловимый запах чужого дома, чужих духов, чужой жизни.

Эта кофта сегодня стала причиной насмешек. В раздевалке, где эхо разносило каждое слово, раздался визгливый голос Светки, дочери местного фермера:

— Дашка-замарашка, опять из бабушкиного сундука нарядилась? — её розовая кофта со стразами ослепительно сверкала в лучах солнца, пробивающихся через оконное стекло.

Даша лишь пожала плечами, стараясь не обращать внимания на шум в ушах и прилившую кровь к лицу. Она давно научилась делать вид, что ей безразлично. Хотя внутри всё кипело от обиды, она заставляла себя оставаться равнодушной к этим унижениям, которые преследовали её с первого класса.

Мысли Даши уже были далеко. Они уносились к окраине посёлка, где умирающая улица упиралась в бескрайнее поле. Там, на самом краю, стоял старый дом. Его покосившийся конек словно пытался дотянуться до неба, а пустые глазницы окон хранили свои тайны.

Этот дом был её убежищем. Её крепостью. Её тайной.

Местом, где пахло не пылью и запустением, а чем-то совершенно иным — чем-то, что принадлежало только ей.

Она свернула с центральной дороги — той самой, где ещё сохранился асфальт, пусть и потрескавшийся от времени. Грунтовая тропа встретила её мягким, податливым ковром пыли. Рыжая взвесь поднималась при каждом шаге, окутывая кроссовки бархатистым налётом, словно природа старалась скрыть следы её пути.

Даша невольно ускорила шаг, чувствуя, как с каждым движением в груди расправляются лёгкие, наполняясь свежим воздухом. Сердце забилось чаще — не от усталости, а от сладкого предвкушения, которое разливалось по венам, словно тёплый мёд.

«Здесь, с тобой, я как в коконе. Никто не достанет», — прошептала она однажды, прижавшись щекой к его груди. Сквозь тонкую ткань футболки она слышала размеренный стук его сердца, и эти слова были чистой правдой.

Влад стал для неё настоящим щитом, укрывающим от серой повседневности, от ядовитых насмешек, от гнетущего ощущения, что настоящая жизнь проходит где-то там, за горизонтом, а здесь лишь её блеклая, припылённая тень. Он был другим — не из их посёлка. Его семья переехала сюда пару лет назад и купила самый внушительный дом на главной улице.

Влад казался существом с другой планеты: в безупречно белых кроссовках, не знавших местной пыли, с новым телефоном в руке, с той особенной уверенностью в глазах, которую дают не заботы об огороде и скотном дворе, а что-то более основательное, возможно, деньги и связи.

Даша приблизилась к заброшенному дому. Его тень протянулась длинной прохладной полосой, маня укрыться от зноя. Она осторожно коснулась ладонью шершавой деревянной стены, согретой последними лучами заходящего солнца. Под пальцами проступали мельчайшие детали: каждая трещинка, каждая шероховатость — словно морщины на лице старого друга.

Это был ритуал — неизменный обряд перехода через невидимую границу. Из мира сплетен, мелких дрязг и навязчивого запаха навоза — в мир, где существовали только они вдвоём, где даже воздух казался чище и звонче, словно настроенный на их собственную мелодию.

Из-за угла, где колыхались густые заросли лопуха и крапивы, донёсся знакомый мягкий скрип гравия под подошвой. Она обернулась, и её сердце пропустило удар в предвкушении встречи.

Он стоял, прислонившись к шершавой стене заброшенного дома, и его фигура казалась высеченной из мрамора. На губах играла та самая улыбка — немногословная, чуть надменная, от которой у Даши кружилась голова, а пульс стучал в висках барабанной дробью.

Заходящее солнце окутало его силуэт золотым ореолом. Его светлые волосы, всегда безупречно уложенные, сейчас горели жидким золотом в лучах заката, словно нимб вокруг головы. Он стоял здесь, словно принц из другого мира, и ждал только её — девушку в выцветших джинсах и чужой кофте.

— Я уже думал, ты не придёшь, — произнёс он, и его голос прозвучал как глоток свежего воздуха в душном пространстве посёлка. В этих словах была та самая лёгкость и непринуждённость, которых так не хватало в вязком, как кисель, воздухе их повседневной жизни.