Продолжение романа "Третий лишний".
Не по своей воле скромная сирота, воспитанница Преподобного пастора стала любовницей состоятельного человека.
После трагической смерти миссис Гриндл, ее муж и бывшая горничная живут вместе, но отныне одиночество, горечь и раскаяние – постоянные спутники Ханны. Она винит себя и Айзека, любит его и ненавидит.
Однажды осознав, что для мистера Гриндла она всего лишь прихоть и каприз, не может решиться уйти, но волей случая, шаг приходится сделать. Вынужденное, под угрозой шантажа бегство приведет Ханну на окраину южного штата, где ей предстоит разобраться в себе и окружающих ее людях. И лишь во время бед придет осознание: кто враг, а кто друг.
Мисс Марвел кокетливо прикрыла руками уши, чтобы заглушить отвратительно-визгливое торможение паровоза. Справившись с собой, улыбнулась Алену, но резкий предупредительный гудок оказался настолько громким и внезапным, что от испуга она вздрогнула. Сильная тревога и так не отпускала ее ни на минуту, а мелкие случайные неприятности грозили окончательно лишить последнего самообладания и довести до истерии.
Заметив ее беспокойство, спутник – молодой человек – снисходительно улыбнулся и заботливо сжал руку. Его глубоко посаженные серые глаза, обрамленные светлыми ресницами, смотрели так нежно, что сердце Лидии затрепетало. Как же она его любила!
«И почему родители не замечают достоинств Алена? – недоумевала она. – Пусть он недостаточно состоятелен, но ведь папа тоже был небогат, однако родители мамы одобрили ее выбор!»
В благородстве и любви жениха мисс Марвел не сомневалась. Долгая тайная переписка, наполненная заверениями в любви и преданности, окрыляла и предавала уверенности в его чувствах. Нежные, трепетные письма Алена были ничуть не хуже пламенных речей, что произносили рыцари, благородные разбойники и мстители в женских романах. Лидия так грезила о большой, всепоглощающей, чистой любви, что как только появился претендент на роль храброго Оливера, отдалась чувствам полностью и без остатка. И все в мистере Уилсоне было хорошо, разве только он был небогат. Ее это не так сильно пугало, но вот родителей…
«Но ведь беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто многого желает! Если бы только они дали шанс Алену, я бы отказалась от дорогих нарядов…» – вспомнив, как при подготовке к побегу пришлось оставить дома самые красивые платья, чтобы не сеять лишних подозрений, ей стало грустно. Лидия обожала внимание и наряды, однако не отчаивалась и надеялась, что после того, как они сообщат родным о венчании, родители сменят гнев на милость и помогут любимому супругу встать на ноги.
«Именно ваше упрямство заставило меня решиться на отчаянный шаг: сбежать из дома! И теперь я вынуждена терпеть эту несносную выскочку!» – мисс Марвел злилась и ревновала Алена к Ханне, которая стояла в изящном синем прогулочном платье, опираясь на зонтик-парасоль. Когда Лидия смотрела на бывшую горничную, на ее весьма милом лице появлялось выражение высокомерия и раздражения.
«Выскочка!» – с праведным возмущением злилась она, вспоминая Ханну испуганной, молчаливой служанкой, боявшейся возразить родительнице хоть слово. А теперь горничная стояла напротив, разодетая по последней моде, и чувствовала себя ровней. Мисс Марвел неистовствовала, но приходилось терпеть.
«Право, неслучайно она мне встретилась. Не могла же я уехать одна, без сопровождения. Что ни говори, но благовоспитанные леди из благородных семейств должны соблюдать приличия, но когда стану миссис Уилсон…» – от счастливой мысли Лидия улыбнулась, и Ален нежно погладил большим пальцем ее руку.
Тогда в Аллентауне она подошла к Ханне, чтобы намекнуть, что жителям Блумсберга будет небезынтересно узнать, от какого родственника бедной служанке перепало наследство. Когда со сладким рожком вернулся Ален, Лидия с ядом рассказала, кто перед ним стоит. Узнав, что это та самая мисс Норт, передавшая их письма, ныне ставшая содержанкой, Ален помрачнел и произнес:
– Мисс Норт, рад вас видеть и лично выразить благодарность за помощь, но теперь вынужден настоятельно просить вас не рушить наше счастье и поехать с мисс Марвел, чтобы сопроводить ее до алтаря, где мы обвенчаемся. В обмен предлагаю сохранить вашу тайну…
Лидия негодовала, но жених быстро объяснил, чем для них грозит отказ. Мисс Норт, по его мнению, вполне могла за вознаграждение поведать супругам Марвел, с кем сбежала их дочь. Родители, воспользовавшись законом, поспешили бы объявить брак несостоявшимся, поэтому следовало обязательно, во чтобы то ни стало, уговорить Ханну поехать с ними, перетянув на свою сторону. Приведенные Аленом веские доводы образумили мисс Марвел, страстно желающую стать миссис Уилсон, и она вынуждена была согласиться.
Когда вошли в купе и расселись по местам, Ханна оказалась радом с Лидией. Почувствовав настроение мисс Марвел, она наклонилась вперед и вкрадчиво произнесла:
– Милая, Лидия, держи себя в руках и не забывай, мы связанны одной веревкой, как бы тебе этого не хотелось.
– Не смей говорить со мной в подобном тоне. Я – леди, а ты…!
– Содержанка? – улыбнулась бывшая горничная, наблюдая за беспомощной истерикой Лидии. – Я хотя бы не лицемерю, а вот леди, сбежавшей из дома с мужчиной, называться скромной, воспитанной дочерью почтенных родителей – фальшь и притворство.
– Я не думала, что ты такая!
– Бесцеремонно вмешиваясь в чужую жизнь, ты не задумывалась о том, что это может не нравиться людям? Конечно, нет, ты же дочь Маргарет!
– Не смей называть мою мать по имени, ты всего лишь служанка и падшая женщина! – Лидия едва не перешла на крик. Лишь опасение привлечь ненужное внимание пассажиров поезда заставило ее заговорить тише. – Замолчи! – зашипела она, сжимая кулаки.
– Но ты едешь со мной. Весьма подходящая компания для юной леди, – язвительно напомнила Ханна. – И молчать я не буду. Я два года терпеливо сносила ваши придирки и оскорбления, за что вы лишили меня рекомендаций и оставили шрам на лбу. Хочешь или нет, но настало время взрослеть! - Ханна давно хотела высказать все, что накопилось в душе, однако сделав это, не испытала облегчения.
– Не тебе учить меня жизни!
– Нужно было думать, когда попыталась меня шантажировать. К твоему сведению, шантаж – оружие, которым можно уколоть и себя! – Ханна едва сдержалась, чтобы не намекнуть, что суровым учителем для заносчивой мисс Марвел скоро станет ее любимый Ален, тщательно изображавший романтичного юношу. Он мог обманывать Лидию – недалекую спесивую дурочку, однако она чувствовала: мистер Уилсон не так прост, как хочет показаться, и стоит только мисс Марвел стать миссис Уилсон, ее ожидают чудные открытия о семейной жизни и нраве жениха.
Лидия капризна, избалована и слишком любит любовные романы, чтобы внимательно присмотреться к Алену. Одно дело вести переписку и писать проникновенные письма, а другое – сбежать от родителей, пересечь два штата и согласиться выйти замуж за обаятельного лицемера – охотника за приданым.
«Вполне возможно, что Ален любит взбалмошную Лидию», – допускала мисс Норт, хотя видела она уже одного верного мужа, любящего супругу нежной, трогательной любовью... Вспомнив об Айзеке, тяжело вздохнула. Платье, перчатки, туфли, зонтик… – все напоминало о нем. Сердце сжалось от тоски. А взглянув на веселую, воздушную Лидию, кокетничавшую с Аленом, почувствовала себя совершенно несчастной.
«А я никогда не была такой», – с грустью и легкой завистью подумала Ханна, считая себя немного замкнутой, недоверчивой и обделенной той легкостью и беспечностью, свойственной хорошеньким юным леди, живущим беззаботной жизнью.
«Долго ли Ален выдержит капризы и придирки по поводу и без оных? Как поведет себя? Нет, будет очень интересно посмотреть, как у них все сложится», – Ханна улыбалась, хотя в душе испытывала тревогу. Она не была злой или завистливой, потому, не смотря на всю нелюбовь к Марвелам, иногда, в редкие минуты жалела Лидию. Нрав у мисс Марвел ничуть не лучше, чем у матери, только Ален не был похож на ее отца – подкаблучника.
«Теперь мы связаны. Что будет, когда приедем в Байборо? Понимает ли она, что ее ожидает?» – размышляла мисс Норт, думая о прошлом, настоящем, будущем, о том, как будет жить без Айзека и плакать ночами, как будет работать. От мысли, что снова придется стать прислугой и бегать по четырнадцать и более часов, опускались руки. Айзек баловал ее, заботился, пусть даже так странно и эгоистично.
Ханна больше изображая недовольство, чем испытывала злость на Лидию за вынужденный отъезд из Аллентауна, и скорее радовалась, что решилась разорвать порочную связь, но безобразное поведение мисс Марвел ужасно раздражало. К тому же дорога изматывала. Предстояло пересечь всего два штата, но и это немало. Ныла поясница и плечи, затекали ноги. Кроме того, Лидия всем своим видом показывала, что бывшей горничной не место в вагоне первого класса.
«Наверно, Ален назло ей купил мне билет в этот же вагон. Или чтобы я не сбежала, – решила Ханна. – Интересно, на сколько хватит его терпения?»
Всю дорогу до Северной Каролины, что ехали в вагоне пенсильванской железнодорожной компании, она чувствовала, как мистер Уилсон избегает смотреть на нее, но не обманывалась и осторожности не теряла. Точно так же смотрел толстый Олаф, изображая безразличие, а когда Айзек уехал из города, подкараулил у дома и сделал весьма недвусмысленный намек. Она решилась уехать, чтобы начать новую жизнь, забыв о прошлом, но не была наивной и понимала, что «добрые благонравные самаритяне» не дадут забыть о прегрешениях, и каждый раз с удовольствием будут напоминать ей о прошлом.
В окне проплавали неприступные горы, окутанные бескрайними лесами. Багряные рябины и клены, золотые березы, величественные буки и гикори, зеленые сосны мелькали перед глазами, поражая насыщенностью и красотой благородных цветов. Обе спутницы приникли к стеклу и, не отрываясь, смотрели на величественную дикую красоту, не тронутую человеком.
Путешествие по железной дороге завершилось в Ньюберне, однако радоваться еще было преждевременно. Из города до Байборо уставшим, измученным путешественникам следовало несколько часов добираться на дилижансе.
Они стояли на вечернем опустевшем перроне и вертели головами по сторонам, рассматривая вокзал и пытаясь выискать в толпе того самого друга. Вокруг сновали носильщики, грузчики, подозрительные мужчины, навязчиво предлагающие помочь донести вещи и указать отличный недорогой отель. Если бы рядом не было Алена, Лидия от страха лишилась сознания.
– Ален! – окликнул жизнерадостный приятный мужской голос, на который обернулись все втроем. К ним спешил высокий темноволосый мужчина. Он улыбался, а когда приблизился, Ханна разглядела очень привлекательного молодого человека. Близко посаженные перламутрово-серые глаза с интересом рассматривали спутниц мистера Уилсона. Тонкие губы оставались упрямо поджатыми и выдавали его сложный, противоречивый характер. А взгляд хоть и казался плутоватым, одновременно поражал своей искренностью и простодушием. Склонив голову в приветствии, он обаятельно улыбнулся.
– Саймон! – обрадовался Ален и обнял друга, одетого в простую светлую рубашку и жилет. – Рад видеть, дружище!
– Я тоже рад! Надолго домой?
– Пока не знаю, как сложится. Кстати, мисс Марвел, мисс Норт позвольте познакомить вас с моим другом, мистером Вудом. Мистер Вуд, это мисс Марвел – моя невеста и мисс Норт.
– Моя служанка! – не удержалась Лидия от язвительного уточнения, потому что от мысли, что горничную запишут в подруги, ей становилось неудобно.
– Рад познакомиться, мисс Марвел, мисс Норт, – Саймон поцеловал руку Лидии, потом Ханне, но более чувственно и многозначительно. – Должно быть, мисс Марвел, ваша семья весьма влиятельна и щедра, – заметил он, намекая на весьма презентабельный вид горничной.
Лидии не терпелось раскрыть ему глаза на правду, однако решила, что Ален сам все расскажет, а если нет, то сама позаботится об этом позже.
– Нас ждет дилижанс, однако, если леди хотят отдохнуть…
– Нет, мы скорее хотим увидеть матушку, – отрезал Ален. – До Байборо всего двадцать миль. Три часа, и мы дома.
– Тогда поторопимся. Мисс Норт, позвольте помочь? – Саймон услужливо предложил руку.
"Лучше быть самой по себе, чем сбежать от Айзека и попасть в зависимость от другого мужчины, который сходу решил, что я – легкая добыча", – подумала Ханна и слегка снисходительно и чуть равнодушно, чтобы показать незаинтересованность, ответила:
– Благодарю, но, право, не стоит.
Мужчина не убрал с лица улыбку, лишь легкая насмешка появилась в его глазах.
– Если понадобится помощь – смело обращайтесь. Буду рад помочь, – покровительственно произнес он, потом кивнул носильщику и двинулся вперед.
Ханна сразу определилась, как с ним держаться, и от чего-то была уверена: мистер Вуд догадался, что она была содержанкой состоятельного человека.
"Пусть думает, что хочет, но я не дам повода для сплетен и намеков о своей благосклонности. Я – Ханна Норт, не позволю насмехаться над собой и позорить мое имя, как бы там ни было!" – решила она и с уверенностью последовала за мужчинами.
Покрытый пылью зеленый почтовый дилижанс, запряженный четверкой лошадей, стоял неподалеку. Он был стареньким, с потрескавшимся лаком в некоторых местах, с жестким сидениями. Других попутчиков, как ни странно, не оказалось, поэтому как только погрузили багаж и закрепили, двинулись в путь.
Еще теплый осенний воздух приятно обдувал уставших путешественников. Поглядывая в окно, Ханна разглядывала поля с выращенным урожаем, как правило, табаком. С одной стороны участка возвышалась зеленая поросль, доходившая работникам почти до плеч, а в другой сушились собранные листья, нанизанные на веревки. Где-то листья еще были зелеными, где-то бурыми. Она догадалась, что каждый решал: приступать к сбору урожая или подождать – полагаясь на свой опыт. Скромные домики фермеров, дети, бегающих в заплатанных рубашках. Работающие на полях женщины вскидывали головы и провожали взглядом повозку, придирчиво рассматривая её и Лидию.
– Ханна, ты – моя служанка, поняла? – на ухо прошипела Лидия.
– Может, все же компаньонка? – вскинула бровь Ханна, начиная язвить: – Иначе юной леди следовало бы ехать в грузовом вагоне, со своим конем, который в случае опасности защитит от посягательств.
– Дерзкая нахалка.
– Могу уехать.
– Нет!
– Значит, компаньонка.
– Хорошо.
– О чем спорите, леди? – Ален дремал, но из-за любопытства приоткрыл глаза.
– Мы сошлись во мнении, что я – компаньонка, а не служанка, – пояснила мисс Норт. – Хотя я не желанию быть ни той, ни другой.
– Я, конечно, не против, что у моей невесты есть компаньонка, однако, когда мы поженимся – Лидия не будет скучать, – он явно намекал, что выплачивать жалование компаньонки не намерен.
– Мистер Уилсон, как только все уладится, думаю: наши пути окончательно разойдутся, и мы расстанемся с самыми наилучшими пожеланиями. Поверьте, я не горела желанием составить вам компанию или общаться с семейством Марвелов. Более того, мистер Уилсон, я по-любому на вашей стороне, – многозначительно добавила Ханна, понимая, что в ближайшей время будет сильно зависима от Алена и ссориться с ним из-за Лидии глупо.
– Весьма рад слышать, что вы, мисс Норт, всей душой желаете нам счастья, – самодовольно ухмыльнулся мистер Уилсон. С каждой преодоленной милей в его мимике, голосе все больше проявлялись торжество и уверенность, и он начинал походить на задиристого кота, в лапы которого попали две беззащитные мышки.
– Матушка засиделась за шитьем, устала. Прошу прощения, но она такая хрупкая, – извинился мистер Вуд, взирая на гостей самыми честными глазами, особенно на Ханну.
Она оторвалась от разглядывания вышивки на салфетке, посмотрела на обаятельного мужчину и почти сразу же отвела взгляд.
– Если не возражаешь, Ален, я провожу дам в комнаты. Они, наверно, тоже устали.
Лилия молча покинула стол и последовала за хозяином дома. Она была так расстроена, что скорее хотела остаться одной. Саймон это понимал, поэтому первой проводил ее. Лишь затем Ханну, которая на пороге своей комнаты недоверчиво заметила:
– Вы весьма добры и великодушны, мистер Вуд..
– Саймон. Просто Саймон, – обаятельно улыбнулся мужчина. – Так бы поступил любой другой джентльмен на моем месте.
– Джентльмены любезны и благовоспитанны с юными леди, но не со служанками.
– А вы служанка, мисс Норт? – он тепло улыбнулся. – Или все же компаньонка?
– Не знаю. Если говорить по правде, мне не хочется быть у мисс Марвел даже компаньонкой. Я надеюсь, что после венчания смогу покинуть ваш чудесный городок.
– Вы мне нравитесь, – Саймон смотрел ей в глаза и пытался смутить, но Ханна даже не покраснела. – Вы обаятельны, воспитаны, сдержаны, наблюдательны и недоверчивы, не лицемерны и не ханжа. Это, знаете ли, большая редкость.
– На что вы намекаете? – прямо спросила она. Неожиданные щедрые комплементы от мужчины перед спальней настораживали.
– Не думайте плохо обо мне, Ханна. Я лишь хотел взять на себя смелость и посоветовать вам завтра помочь матушке, – заметив удивление собеседницы, он продолжил. – Вы хорошо знаете Марвелов и понимаете, что такому жениху, как Ален, они не обрадуются и сделают всевозможное, чтобы попытаться признать брак несостоятельным.
– Но Лидии уже восемнадцать, она в уме и полном здравии, они не родственники, так что шансов мало.
– При большом желании всегда возможно найти зацепку. Достаточно нанять хороших юристов, – намекнул Саймон. – Вам придется задержаться в Байборо на месяц, может быть, два. Это будет зависеть лишь от мисс Марвел. Как только мистер Уилсон убедится, что супруга в деликатном положении, вы будете вольны уехать, когда пожелаете.
– Для мистера Уилсона настолько важен этот брак?
Саймон кивнул.
– А вам какая выгода?
– Никакой, – мужчина не отвел глаз. – Матушка – женщина строгих нравов, так что, предлагая вам работу, я предлагаю только работу и ничего более. И совершенно бескорыстно. Она не сможет много платить, но, по крайней мере, крыша над головой у вас будет и некоторое пропитание. Город маленький, и работу женщине не найти, если только прачкой, швеей, дояркой или шлюхой. Согласитесь, выбор не большой. Да и то, такой работой у нас занимаются в основном черные.
– Вы грубо и резко выражаетесь, мистер Вуд!
– Саймон, – поправил он Ханну. – Зато я говорю честно.
– И все же, чем я обязана вашей заботе?
Мистер Вуд убрал улыбку:
– Неприязнью к некоторым чертам характера мисс Марвел. Не люблю снобов и выскочек, слишком задирающих нос. Можете считать меня кем угодно, я не идеален, как и любой другой человек, тем не менее, иногда мне нравится делать некоторые вещь бескорыстно, – произнес он очень тихо.
– Вы знаете мисс Марвел меньше дня.
– Вы ее защищаете? – с сарказмом посмотрел Саймон.
– Нет. Просто подвергаю сомнению ваши слова, что вы знаете ее характер, чтобы относиться к ней неприязненно, – Ханна уже думала, что разговор окончен, хотела войти в комнату и захлопнуть дверь перед его носом, однако услышала:
– Ей хватило меньше дня, чтобы рассказать мне, совершенно стороннему человеку, с подробностями и осуждением, вашу жизнь, мисс Норт.
Заметив, как мисс Норт дрогнула, он продолжил:
– Мне все равно, что мисс Марвел рассказывает, я привык больше доверять своему мнению, а не словам чужих, однако местные дамы скучают и будут весьма рады, осудить вас и устроить травлю. А местные джентльмены будут притворно кивать головой, тайком надеясь, что ваша благосклонность падет на него.
– Зачем вы все это рассказываете мне?! – Ханна глубоко дышала от волнения и смотрела на Саймона с недоверием.
– Чтобы вы приготовились. А еще мне интересно, почему вы купились на ее шантаж? Верили, что Лидия сдержит слово и сохранит тайну? Хотели уехать на новое место? Или что-то еще?
– Какая вам разница?
– Я любопытный. Вы любили его?
– Я устала и хочу спать.
– Вам даже отвечать не надо. Вы, Ханна грустите, когда думаете о нем. Так почему сбежали? Он был женат?
– Я больше не желаю разговаривать на эту тему! – еле сдерживаясь от слез и дрожи прошептала Ханна, стараясь не повысить голос, иначе разговор в коридоре мог стать достоянием других постояльцев дома.
– Не смотрите на меня так. Вы же знаете, что я прав.
– Вы друг мистера Уилсона!
– Я друг Алена, но на мисс Марвел.
– Вы предельно откровенны!
– Вы мне нравитесь, но я не подразумеваю под этим ничего низменного. Считайте меня просто другом. Пусть не самым лучшим, но и не самым плохим. И если окажетесь в отчаянном положении, можете попытаться найти работу в этом доме.
– Вы говорили, что мисс Вуд строгих нравов.
– Еще каких, но враг моего врага – мой друг. Лидия ей тоже не понравилась, так что при должном желании и старании, у вас должно все получиться. Спокойной ночи, мисс Норт! – мистер Вуд обаятельно улыбнулся и ушел.
После полудня новоиспеченная миссис Уилсон успокоилась и перестала рыдать. Что Ален говорил ей, осталось загадкой, но теперь они могли поехать и познакомиться с его матерью и сестрой. Всю дорогу он беспечно рассказывал жене милые глупости о счастливом будущем, большой дружной семье и трепетно держал за руку.
Ханна старалась не прислушиваться. От приторного лицемерия, пусть и предназначенного другой, испытывала омерзение. Чтобы не расстраиваться и через силу не растягивать вежливую обманчивую улыбку, села рядом с мистером Вудом, правившим лошадью. Зато Саймон с любопытством прислушивался к чужой беседе, и от услышанного на его губах выступила усмешка, плавно переходившая в злорадную улыбку.
За прошедшие три дня жизнь круто изменилась. Ханна успела смирилась с произошедшими переменами, но внутренне оказалась не готова к ним, и чувствовала себя растерянной. На ее глазах происходило отмщение Марвелам, о чем она мечтала бессонными ночами, однако радость и торжество возмездия не ощущались, если только легкое ехидство. Возможно, потому что чувствовала и себя попавшей в западню.
Дорога лежала по осеннему пролеску, и, чтобы отвлечься от раздумий, Ханна сосредоточилась на природной красоте, в которой не было лжи и обмана.
– Хотите? – отвлек ее Саймон от созерцания багряных рябин, непринужденно протягивая плоскую флягу. Пока ожидал ответа, успел сделать глоток.
Ханна возмутилась и уже готова была холодно высказать, что мистер Вуд ведет себя недостойно, делая подобное предложение, но подумав, что вряд ли встреча Лидии с новыми родственниками будет радостнее, чем венчание, согласилась. Сделав глоток, вернула флягу владельцу, который внимательно ее разглядывал.
– Что-то не так? – хотела спросить заносчиво и надменно, но из-за волнения получилось несколько фривольно.
– Вы поражаете меня, мисс Норт. Любая другая леди на вашем месте оскорбилась, – заметил мужчина.
– Значит, я не леди, – равнодушно ответила она, сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться.
– Напротив, вы особенная леди, с которой приятно беседовать. А беседовать, распивая что-то крепче чая, еще приятнее, – его голос стал ниже, с чувственными нотами.
– Будет вам, Саймон, расточать похвалу и комплименты, – Ханна равнодушно отвернулась от собеседника. Подобный поворот разговора ее настораживал.
– Вы будете спрашивать работу у матушки?
– Нет. Я верю в счастливый случай.
– Найти хорошее место? – поинтересовался собеседник с легкой усмешкой.
– Не только, – то, что она собиралась сказать, не предназначалось другим, поэтому Ханна наклонилась к нему и продолжила шепотом: – Надеюсь, что желание мистера Уилсона исполнится, и нас известят о скором пополнении семейства. Или счастливые Марвелы обрадуются объявлению блудной дочери и на радостях смирятся с браком.
После ее слов, мистер Вуд рассмеялся.
– Почему вы смеетесь? Я сказала что-то смешное?
– Потому что не представляю, что может заставить Марвелов радоваться состоявшемуся браку, – так же тихо пояснил он, щуря смеющиеся глаза. Саймон выглядел, как проныра, знающий нечто, чего не знала она.
– Неужели все так плохо? – тихо прошептала мисс Норт, стараясь не привлекать внимание Уилсонов. В ответ мистер Вуд лишь подмигнул и стегнул лошадь.
– Боже мой! – пораженная собеседница протянула руку, откровенно намекая на желание сделать еще глоток из фляги. Заметив подкалывающий взгляд Саймона, руку не убрала, но пожалела, что надела светлое батистовое платье с яркими цветами и широкополую шляпу.
Наряд был воздушным, изящным, привлекающим внимание. Не зря Айзек изводил модистку придирками, требуя совершенства и чувственности. Зажиточные жительницы Байборо тоже старались подражать французской моде, но редкая провинциальная швея могла сравниться со столичной. На фоне местных жительниц, одевающихся более скромно и предпочитавших менее маркие цвета, она выглядела утонченной и обольстительной. Мистер Вуд отдал должное отличному вкусу мистера Гриндла и всю поездку заинтересованно рассматривал Ханну, пользуясь тем, что она на него не смотрит.
– Почему вы отказываетесь от моей помощи? – спросил неожиданно и откровенно.
– У меня был суровый наставник, – Ханна старалась не смотреть на Саймона. Не то, чтобы смущалась мужского обволакивающего взгляда, но мистер Вуд был излишне самоуверен, и следовало преподать ему урок равнодушия.
– Но я не он.
– Вижу, что вы – не он. Однако насколько я успела заметить, то вы, Саймон, пользуетесь признанием у здешних красавиц. А у меня и без вас подмочена репутация. Даже гадать не нужно, чтобы предположить, какие сплетни поползут по городу.
– Только из-за этого? – удивленно спросил он, намекая, что все ее доводы – глупые мелочи и отговорки.
– А разве этих причин недостаточно?
– О чем вы там мило беседуете? – громко полюбопытствовал заинтересованный Ален. – Только и слышен смех, и видно мелькание серебряной фляги. Какие вы жестокосердные! Даже не предложили.
– Тебе, дружище, рано расслабляться. У тебя еще радостная встреча впереди, – ответил друг с улыбкой, на что Ален промолчал, но чувствовалось, что крепкое словцо готово сорваться с его губ.
Когда дорога, огражденная высокими тополями, свернула влево, открылась поляна, огороженная с двух сторон пролеском, а между ними выделялась красная крыша двухэтажного дома с пристройкой, но уже издалека чувствовалось, что помпезность и богатство особняк давно утратил. Все еще крепкое, пришедшее в упадок строение вызывало двоякое чувство: хотелось любоваться, но при любовании ощущались жалость и грусть. Чем ближе подъезжали, тем явственнее проступало оскудение семейного благосостояния.
Уже к вечеру Ханна переехала в дом пастора Морриса. Снять у него комнату решила не только из-за более низкой цены, сколько из-за доверия, которое испытывала к священникам и их родным. Преподобный Поуп и его сестра были настолько добрыми, великодушными, что ей невольно хотелось оказаться рядом с подобными людьми. То, что преподобный Моррис был на венчании сильно подвыпившим, смущало, но кто не безгрешен. Объясняя свой выбор Саймону, она заметила своеобразный взгляд, но против он ничего не сказал.
Мистер Моррис производил своеобразное впечатление. Он имел правильное, немного заостренное лицо, темные, посеребренные на висках волосы, умные серые глаза. Мужчину можно было признать симпатичным, если бы не постоянно поджатая верхними зубами нижняя губа, делающая его похожим на кролика, и взгляд наблюдательных глаз поверх очков, ловя который, Ханне казалось, что в мыслях он представляет ее голой. Однако, за исключением того, что он любил выпить, других недостатков за местным священником жители не видели.
Супругой мистера Морриса была женщина с красным круглым лицом, длинным носом и маленькими пронырливыми глазками. Несмотря на непохожесть, они считались счастливой супружеской парой, живущей в счастливом браке, и являлись примером для жителей Байборо.
Первый совместный обед прошел неплохо. Мило общаясь о погоде, истории города, жителях, Ханна неспешно ела, с грустью вспоминая кухню Марджори. Что ни говори, но готовила подруга просто изумительно. Миссис Моррис готовила сносно, но не так вкусно, как хотелось бы за те двенадцать долларов, которые уплатила за небольшую скромную, но чистую комнату и совместный стол.
На втором этаже под самой крышей в ее распоряжении была кровать, чистое белье, шкап, столик и небольшое зеркало, которое Ханна попросила повесить в комнате.
Настоятельная просьба постоялицы не понравилась хозяйке, и она недовольно скривила лицо, но мисс Норт не отступала. Пусть супруга пастора считала, что желание украсить себя – это грех гордыни, но выглядеть как она, Ханна не желала. После взаимных препирательств, мисс Норт, пожалуй, впервые подумала, что не стоило экономить пару долларов.
Засыпая ночью в чужой кровати, было непривычно ощущать холод простыней и тоску. Оказывается, она слишком привыкла быть с Айзеком, привыкла к теплу его тела, что он рядом...
«Нет, я слабачка! Если бы не Лидия, осталась бы с ним. Терпела, ревновала, мучилась, боялась потерять. А если бы он сообщил, что женится на одной из знакомых? Неужели плакала и унижалась бы? Ползала на коленях и кричала о своей любви? А нужна ли ему моя любовь? – перевернувшись на другой бок, решила, что, сбежав, поступила правильно. – Пусть бедная, зато гордая и с достоинством».
Однако это было слабым утешением. Допоздна ворочалась в кровати, не находя места, и заснула на влажной подушке, орошенной слезами из-за безответной любви. И даже во сне виделось, что с нетерпением ждет Айзека из поездки. Вот-вот раздастся звонок, откроется дверь, и он войдет...
Проснулась поздно, почти к обеду в подавленном настроении. Солнечный день не радовал. Нехотя спустила ноги с кровати и решила, что весь день будет лентяйничать и отдыхать. После дороги не грех отоспаться, понежиться в чистой постели, привести себя в порядок. Она приняла ванну, за которую хозяйка содрали дополнительную плату, вымыла волосы, потом долго сушила их, разложила вещи, выбирая подходящие для прогулок по городу.
На следующий день, встав пораньше, принарядилась и отправилась осматривать город и жителей, заодно решила разузнать о подходящих вакансиях. Пусть у нее отложены средства на черный день, но тратить их на глупости жаль.
Также Саймон посоветовал купить более скромное платье, поскольку в своей изысканной одежде она больше похожа на состоятельную леди, чем на ту, кто ищет работу. Об этом Ханна не подумала. Собирая в Аллентауне в спешке багаж, она страстно желала, чтобы Лидия видела ее нарядной, утонченной и элегантной, потому и вещи выбирала подходящие. Послушав его совет, решила обойти местные торговые лавки, чтобы узнать предлагаемый ассортимент и купить что-нибудь подходящее случаю.
Пока неспешно, прогулочным шагом шла до галантерейной лавки, на нее оборачивались прохожие, за спиной, не таясь, шептались горожанки, а мужчины приподнимали шляпы, выказывая внимание и заинтересованность её персоной. Подобное внимание не сулило ничего хорошего, но показывать неловкость и смущение мисс Норт не собиралась. Стараясь грациозно и весьма женственно ступать по грунтовой дороге, она убедилась в необходимости прикупить и более удобную обувь. Не хватало еще растянуться средь бела дня на виду у жителей этого чертова городишка.
Наконец, заметив витрину, заставленную товарами и разной мелочью, поднялась на ступеньку-помост и открыла зеленую дверь. Жалобно звякнул колокольчик.
Небольшое помещение, затемненное вдали от окон, было битком заставлено товарами: несколько платьев непритязательного фасона висели на самом видном месте, свечи, мыло, сумочка, отрезы ткани, посуда, веревки и канаты, развешанные по стенам, а также соломенная шляпка, украшенная искусственными цветами… Даже швейная машинка красовалась в углу на возвышении. Ханна подошла ближе и с любопытством стала ее разглядывать.
– Могу вам помочь с выбором, мэм? – обратился худощавый мужчина, стоявший за прилавком и не сводивший с нее прищуренных глаз.
На высокий голос Ханна обернулась. Вытянутое лицо, нос с небольшой горбинкой, невысокий, невзрачный. Она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, потому что из-за стеснения, мужчина шевелил носом, и его усики двигаться, как у таракана.
Ханна улыбнулась, и продавец смутился еще больше, восприняв ее хорошее настроение, как проявление благосклонности.
– Я ищу платье… – пояснила она, и мужчина торопливо выскользнул из-за прилавка, стараясь подойти к ней ближе.
И утром настроение оставалось противным и взвинченным. Обнимая руками подушку, она лежала на кровати и не собиралась вставать. Миссис Моррис пыталась зайти в комнату, но на ее стук Ханна не отвечала, во второй раз пожалев, что остановилась у хозяйки, любящей читать нотации и поучения. Уже на третий день от чопорности супруги пастора ее тошнило.
Тем не менее через полчаса стук стал необычайно настойчивым, и изображать, будто она крепко спит и не слышит, стало невозможно. Накинув пеньюар, раздраженная и злая мисс Норт открыла скрипучую дверь.
Миссис Моррис, увидев ее соблазнительное кружевное облачение, забыла, зачем пришла. Она замерла на пороге, жадно хватая ртом воздух и сжимая букет желтых роз. Едва пришла в себя, высоким голосом заголосила:
– В этом доме живет почтенный, уважаемый пастор и я, достойная женщина с безупречной репутацией. А вы ведете себя, как развратница. И вид у вас как у…
– Вам понравилось. Благодарю, – в ответ равнодушно ответила Ханна.
От подобной дерзости миссис Моррис растерялась на мгновение. А потом возмущенно закричала:
– Вон из моего дома!
– Как вернете десять долларов, сразу съеду. Не имею желания оставаться.
От негодования и жадности у женщины затрясся подбородок. Но Ханна не собиралась отступать.
– Два доллара за четыре дня – уже неплохо. Иначе останусь до конца месяца! – хладнокровно ответила. – Деньги были вам уплачены при мистере Вуде, при свидетелях, так что будьте добры.
На возгласы супруги прибежал мистер Моррис. Увидев постоялицу в черно-красном пеньюаре, небрежно накинутом на плечи, мужчина смотрел, не мигая. Хозяйка не видела мужа, стоящего со спины, поэтому продолжала ругаться и, держа рукой дверь, не позволяла Ханне закрыть ее.
– Стыда у тебя нет! Развратная девка! – швырнув розы на пол, супруга пастора развернулась, чтобы уйти, но, заметив мужа, бесстыдно разглядывающего Ханну, разъярилась еще больше. – Забери, распутница, свои десять долларов и убирайся вон!
– А отчего не все двенадцать. Неужто, взятые у распутницы два доллара, не будут жечь вам руки? – усмехнулась Ханна.
– Забери все свои деньги и убирайся.
– Обязательно! – разозленная и оскорбленная мисс Норт громко захлопнула дверь перед носом хозяйки.
– Чего, бесстыдник, смотришь на блудницу!? – накинулась Мэриетт на мужа.
***
Ханна сидела на кровати, подперев дверь стулом. Она была опустошена и в отчаянии. Боясь расплакаться перед Мэриетт, пыталась успокоиться и набраться сил, чтобы спуститься и выйти на улицу. Живот урчал, но Ханна решила: лучше быть голодной, чем показать, что глупые злые слова задели ее за живое.
Цветы оказались от неизвестного анонима, но фривольная подпись: «Прекрасной кокетке» наталкивала на мысль, что это от того человека, пристававшего на набережной. После произошедшего и на улицу страшно выйти одной. Вдруг подойдет еще один из таких поклонников, и она разрыдается от отчаяния у всех на виду. Она ощущала себя несчастной и падшей грешницей.
«Все из-за гордыни и безмерных грехов моих. Я достойна того, что получаю…» – корила себя, занимаясь самоедством и самобичеванием. А потом пришла апатия. Встав на колени, Ханна начала усердно и искренне молиться.
Выплакавшись, задремала, но легкий стук в окно вырвал из сна. Сначала Ханна подумала, что это птичка или осенний лист, но легкий стук повторился. А потом еще раз. Подойдя к окну, украдкой посмотрела вниз и увидела, как стоя одной ногой на обрезанном суку, а другой на тонкой ветке, Саймон бросает мелкие камешки в окно.
Увидеть знакомое, улыбающееся лицо в минуту отчаяния, приятно и радостно, как глоток прохладного лимонада в летний зной. Не устояв, Ханна открыла окно и высунула голову.
– Как ты? – без обиняков спросил Саймон. – Судя по глазам, не очень.
Ханна молчала.
– Можно подняться?
– Зачем?
– Ты не рада меня видеть?
– Может, и рада, но осталось только Мэриетт застать тебя в комнате, и прозвище "распутница" навсегда останется со мной.
– Ты так спокойно об этом говоришь? – удивился Саймон.
– Неспокойно. Со вчерашнего дня я неспокойна.
– Ну, можно? Клятвенно обещаю, если застанет, я на тебе женюсь.
– Конечно, а потом миссис Вуд и Мэг устроят мне райскую жизнь.
– Матушка нет, а Мэг уже устроила. Так можно? – Саймон смотрел самыми честными глазами.
– Но если поведете себя не как джентльмен, я буду кричать.
– Я буду очень воспитанным джентльменом. Обещаю! – произнес мистер Вуд, влезая в окно раньше, чем получил разрешение. Он столь ловко поднялся на второй этаж, словно всю жизнь только и занимался тем, что забирался тайком в чужие комнаты.
– Ого, только появились в Байборо, уже цветы от поклонника? – кивнул мужчина на лежавшие на полу розы. – Не жалко?
– Нет. И не смотрите на меня так. Пусть обо мне говорят, что хотят, но это только слухи.
– Кстати, о слухах! Выпить не хотите? – он снова достал серебряную флягу.
– Нет. Я не настолько наивна, чтобы пить в собственной комнате, полураздетой, при постороннем мужчине.
– Я без коварства предлагаю, для успокоения.
– Теперь все стало еще хуже? – обреченно спросила Ханна.
– Смотря, с какой стороны посмотреть… – издалека начал мистер Вуд. – На днях Мэг спросили, как так случилось, что незамужняя мисс Марвел пересекла два штата с женихом без сопровождения, и она вспомнила о вас, как о компаньонке Лидии. Однако Мэгги не была бы собой, если бы не рассказала о вас все что знала, добавив свои домыслы. Так что город взбудоражен, все только и говорят о вас.
В приходе убрали скамьи, расставив их около стен, чтобы уставшие танцующие могли передохнуть. Слева, в углу расположились музыканты, ожидающие начала вечера. С другой стороны, напротив входа стояли столики с напитками. На некоторых столах стояли вазы с цветами. Собравшиеся оживленно болтали, приветствовали друг друга, рассказывали последние новости, но как только Саймон и Ханна вошли, в помещении стало тихо. Нависшую густую тишину разбавляли лишь радостные детские визги.
– Доброго вечера, прекрасные дамы, – раскланялся во все стороны мистер Вуд с самой обаятельной улыбкой, которую только мог изобразить. И сдавив руку спутницы, заставил улыбнуться и ее. Женщины ответили мужчине улыбками, но Ханна видела, как склонив головы и прикрываясь веерами, люди рассматривают ее и злословят, стараясь выразить презрение. Это злило, и назло всем она широко улыбнулась, а затем, степенно склонив голову к Саймону, зло промурлыкала:
– Зачем мы пришли? Они жаждут растерзать меня!
– Смотри на мир шире. Дамы ненавидят, зато присутствующие джентльмены весьма очарованы тобой.
– Я на улицу не смогу выйти!
– Если ты про Хоута, то теперь у него будет конкуренция. А это, знаешь ли, подстегивает мужчин на красивые ухаживания.
– Не нужны мне его мерзкие ухаживания.
– Ханна, послушай. Изображать робкую целомудренную деву уже не получиться, как бы ты ни пыталась и не желала. Но заставить себя уважать и ценить, можно и нужно. Может, перестанешь жаловаться и ныть, а возьмешь себя в руки и будешь блистать? – заметив, как от ярости губы мисс Норт поджались, он поцеловал ей руку. – Пойдемте, выпьем пунша. А то на нас смотрят испепеляющим взглядом. Даже жарко стало.
Едва они подошли к столику, стоявшая у него леди выпрямилась. Она смотрела только на мистера Вуда, игнорируя Ханну, как надоедливую мошку.
– Здравствуй, Агнес. Как поживаешь?
Агнес покраснела и, хлопая глазами, молчала, словно набрала воды в рот. Мистер Вуд подмигнул, и девушка чуть не упала в обморок. Оставив деньги на столе, он прихватил два фужера, один из которых протянул Ханне и увлек ее в самую гущу мужской толпы.
С ним здоровались, дружески похлопывали по плечу и оглядывали мисс Норт мужчины разного достатка, но Саймон приветствовал и общался со всеми одинаково. Знакомым он представил Ханну, как мисс Норт, приехавшую в Байборо, чтобы разыскать свою старую родственнику. От наглого вранья Ханна вцепилась ногтями в мужскую ладонь, но ни один мускул на его лице не дрогнул, и он продолжил самозабвенно врать.
На нее пялились бесцеремонно, забыв о приличиях, нагло, жадно, с презрением, ненавистью и восхищением. Разнообразие эмоций зависело от пола заинтересованного лица. Да и как не разглядывать, если на ней дорогое французское платье с белым верхом и нежно-голубой юбкой, украшенное полосатым бантом. Глубокое декольте и маленькие рукавчики простого, но изысканного наряда выгодно подчеркивали женственность фигуры. Украшение в виде золотого распустившегося бутона, украшенного жемчужиной, лежало в ложбине груди и манило мужской взгляд, как оголодавшего волка молочный ягненок. Именно Саймон настоял на выборе этого платья, хотя Ханна уже сто раз пожалела, что послушалась его совета.
– Мисс Норт! – растяжно и громко произнес тот самый подлец, который приставал к ней на набережной. – Изумительно выглядите, просто восхитительно. Могу вас пригласить на танец?
Ханна презрительно сузила глаза и уже хотела нагрубить, но мистер Вуд ответил первым:
– Если позже. Первые танцы мисс Норт обещаны мне.
– Смотри, друг мой, три танца подряд, и ты потерян для женского общества. Это будет невосполнимая утрата, – глаза собеседника были темными, хитрыми. Черные ухоженные, длинные усы добавляли ему солидности и опасности.
– Благодарю за заботу, мистер Хоут.
Когда отошли, Ханна возмутилась:
– Как вы могли решить за меня?!
– Смог, зная, что мистер Хоут влиятельный человек, с которым не следует ссориться. Как вы заметили, он небольшого роста, но весьма честолюбив, и любая прилюдно сказанная глупость могла бы вам дорого обойтись. Он не прощает обид. Никому.
– Мерзкий город.
– Это если не знать его правил. Кстати, мистер Хоут и Ален дружат в некотором роде, так что в случае, если пожелаете вопреки желаниям мистера Уилсона покинуть Байборо, вам сможет помочь только Виктор.
Возразить было нечем, поэтому она просто отвернула голову и увидела, как в ее сторону, подхватив подругу под руку, несколько вальяжно идет молодая рыжеволосая женщина. Приблизившись, незнакомка вопреки приличиям с ехидством в голосе поинтересовалась:
– И какую же тетушку вы ищите, мисс Норт? Здесь ваших родственников нет, уверена, – улыбка была у нее натянутой, будто во рту она держала дольку лимона.
– Если вам, мисс Брилл, интересно узнать и помочь в поисках, заходите к мисс Норт на чашку чая. Она непременно расскажет о тяжелой судьбе сироты и будет благодарна, если найдется хотя бы один из самых дальних родственников.
– Фи! – выразила свое презрение леди и с возмущением ушла.
– Это Элейн Брилл – местная сплетница. Пусть она возмущена моей бесцеремонностью, но будь уверена, завтра или послезавтра постучит в дверь и устроит допрос, так что вспоминай что-нибудь о родственниках.
– Откуда вы знаете, что я сирота?
– Миссис Уилсон – кладезь сведений. Кстати, сегодня Уилсоны обязательно будут, так что приготовься.
Раздались приветственные крики. В центр зала вышла пышная женщина и радостно сообщила, что танцевальный вечер открыт, и по традиции его открывает танец с пирогом. Громкие овации слились с зазвучавшей веселой музыкой, похожей на вальс, но весьма своеобразной, и на сцену вышли мальчик и девочка лет восьми-девяти. На голове мальчика мулата красовалась широкополая соломенная шляпа с бубенцами, а на девочке маленький чепец. Юные танцоры улыбались так широко, что еще до начала танца захотелось ответить им взаимной приветливостью.
До приезда в Байборо Ханна даже не подозревала, что у нее настолько интересная жизнь. После танцевального вечера город, наполненный слухами о ней, бурлил. Жительницы только и спорили: правда ли, что у мисс Норт где-то в округе есть дальние родственники? Будто раскрытие этой тайны было для них вопросом жизни или смерти. Домыслы дошли до того, что Ханне приписали незаконное родство с одним человеком из города, побег от трагичной любви, потому что мужчина был женат, то рассказывали, что мисс Норт – дама полусвета… Одни догадки были нелепее других. Общество не понимало, зачем мисс Норт пожаловала в их небольшой городок, и что ее тут удерживает.
Как и предупреждал Саймон, измученная любопытством Элейн Брилл, не удержалась и, попирая правила приличия, решилась нанести визит без приглашения.
Когда домовладелица постучала в дверь и многозначительно сообщила, что некая мисс Брилл ожидает в саду, Ханна с трудом вспомнила, кто это такая.
Осенний сентябрьский день был теплым, поэтому женщины расположились в небольшом садике под богато украшенным ярко-красными плодами кизиловым деревом. Солнце ласково пригревало, и Бандит, любимый кот хозяйки, с удовольствием нежился на солнечной поляне, а Ханна вместо того, чтобы расслабиться и блаженствовать, вынуждена была изворачиваться и хитрить.
Как в самых благовоспитанных домах Филадельфии дамы пили ароматный цейлонский чай, который через серебряное ситечко процеживала вдова Грапл, кушали ёлочку с какао и мило беседовали, не забывая доброжелательно улыбаться друг другу.
Заботливая старушка не оставила мисс Норт наедине с излишне любопытной гостьей. А когда Ханна начала рассказывать о своих родственниках, заботливо поддакивала каждому ее слову, вспоминая, что когда-то от кого-то слышала, что жила некая миссис Обрайли, в девичестве Тайниш, сестра которой в замужестве стала ни то Торн, ни то Норт…
Мисс Брилл, накручивая выбившийся рыжеватый локон на палец, внимательно слушала мисс Норт, повествовавшую, как долгое время работала компаньонкой у замечательной женщины – миссис Гриндл.
А Ханна, рассказывая, какой праведной была хозяйка, как помогала осиротевшим детям, боролась с пьянством в женском комитете, жертвовала деньги на церковь, неистово молилась и была щедрейшей души человек, пустила слезу. После промокания глаз платком даже гостья поверила в щедрость некой миссис Гриндл, пожертвовавшей мисс Норт свои платья и некоторые украшения.
Возможно, у Элейн оставалось недоверие, но возразить ей было нечем.
Так же Ханна поведала, что год прожила в приюте, а потом ее взяла под покровительство сестра преподобного Поупа.
К концу истории сентиментальные слезы промокали все три собеседницы. Мисс Норт из-за тревоги, две другие от умиления христианской щедростью и добродетелью покойной миссис Гриндл.
Гостья покидала дом в счастливом настроении, предвкушая, как несколько вечеров будет развлекать пересказом услышанного подруг. Элейн любила быть в центре внимания и как могла, добивалась желаемого. А первой, с кем она спешила поделиться свежайшими новостями, была Вивьен – лучшая подруга и, по случайности, сестра Роберта, который холост и владеет лесопилкой.
Когда сплетница ушла, миссис Грапл предложила еще немного полюбоваться живописным садом, полным сорняков и нестриженых, разросшихся кустов шиповника. И чтобы лучше созерцалось, принесла графин с вишневой настойкой.
Восстановив нарушенное гостьей душевное равновесие, миссис Грапл произнесла:
– Мисс Норт, вы рождены для сцены. Да-да! Уж поверьте мне, много повидавшей на своем долгом веку старухе! – заметив недоумение на лице собеседницы, женщина выпила еще рюмочку и, почесывая Бандита, пустилась в описание своей жизни.
Ханна вежливо слушала, тем более, что вдова Грапл - изумительная рассказчица, но произнесенная похвала не давала покоя. В ней росло огорчение и обида. Она почти искренне рассказала о свой жизни, а миссис Грапл не поверила и похвалила за артистизм.
Вечером, пересказывая произошедшее, рассмешила Саймона до слез. Просмеявшись, он поведал, что в молодости миссис Грапл была мошенницей и весьма успешной.
– А по миссис Грапл и не скажешь! – возразила Ханна, удивленно хлопая глазами.
– Ну, да, об этом никто и не знает, лишь матушка и я. Её покойный муж был нашим дальним родственником. Миссис Грапл долго хранила свою тайну, и лишь после долгой болезни супруга, перед самой его смертью, покаялась, что приехала к нему после переписки, чтобы обобрать до нитки, но увидев его, передумала и осталась с ним. Поэтому не удивительно, что она измеряет людей по себе.
Ханна была ошеломлена. Вежливая, добродетельная старушка, убеленная сединой, в строгом платье и чепце, искреннее верующая в Господа, была мошенницей?!
– Да, Ханна, бывает, собираешься остричь овцу, а смотришь — самого остригли. И, вообще, следует больше опасаться последствий доверчивости, нежели последствий недоверия, – смеясь, поучал мистер Вуд.
– Но как жить без доверия? Это же постоянное мучение, а не жизнь! – не сдавалась она.
Саймон в ответ пожал плечом:
– Каждый сам выбирает свою дорогу. Сожалею, если разочаровал вас.
– Я всегда считала себя недоверчивой, даже мнительной и ошиблась. Удивлена, но благодарна за откровенность.
– Если я с вами откровенен, вы можете быть со мной тоже откровенной.
– С мужчиной откровенничает или глупая женщина, или расчетливая, а я не считаю себя ни той, ни другой, – заметила Ханна, чувствуя, как мистер Вуд ходит вокруг нее кругами.
Несомненно, он приветлив, обаятелен, красив, но она все время сравнивала его с мистером Гриндлом, и во всем Айзек казался ей лучше. Пусть не такой обаятельный и харизматичный, зато не менее изворотливый и практичный. По ее мнению, Саймону не хватало степенности и серьезности, и он слишком любил внимание. А Айзек был скромнее, надежнее. Хозяйственный, заботливый мужчина, на которого она привыкла полагаться. Она тосковала по нему. И когда становилось невмоготу, вспоминала притчу и убеждала себя, что все пройдет. И это тоже пройдет.
Вечер прошел в домашних хлопотах – Ханна помогала по дому миссис Грапл. Запекала клубни батата, месила песочное тесто. Для начинки хозяйка не жалела пряностей и темного сахара, поэтому сладкий картофельный пирог получился душевным, пахнущим корицей, ванилью, ромом.
Саймон, соблазненный запахом выпечки, с удовольствием остался на чай. Поглощая с аппетитом угощение, он выглядел довольным.
– Сама решила рассказать или тетушка подсказала? – завел разговор сытый и расслабленный мистер Вуд, удобно развалившись в кресле.
– Сама, Саймон, сама, – вместо Ханны ответила миссис Грапл, доливая чаю.
– А вы, тетушка, совершенно ни при чём и знать не знали о записке? – скептично уточнил родственник.
– Откуда мне немощной, глухой и слепой старухе, знать-то? – прошамкала хозяйка, изображая старческую немощь.
– Если бы я вас не знал, обязательно поверил. А так выходит, как у Марка Твена, который писал знакомой леди письмо, а любопытный сосед бесцеремонно подглядывал за ним. Тогда Твен написал: «Дорогая, я заканчиваю письмо, потому что какая-то свинья все время подглядывает». Сосед обиделся: «Сам ты свинья! Очень мне интересно, что ты там пишешь».
– Бесстыдник! – воскликнула женщина, пытаясь сдержать смех. – Старой тетке намекать. Еще обезьяной назвал бы, ссылаясь на утверждение богохульников, что все люди произошли от них.
– Ну, что вы, тетушка! – совершенно искренно возмутился Саймон. – Хотя если так, уверен, вы точно произошли от самой милой, доброй, заботливой, которая в молодости была страсть какая прехорошенькая...
Слушая их препирательства, Ханна смеялась от души. Давно уже она не ощущала себя такой счастливой, а всего-то для счастья потребовался скромный пирог и хорошее общество.
Миссис Грапл утверждала, что тепло в тёплой компании поддерживается либо увлекательными беседами, либо алкоголем, и чтобы закрепить успех, решила соединить эти два условия. Поэтому «чаепитие» началось около пяти, а закончилось глубоким вечером, когда щеки болели от смеха.
Утром, едва закончили завтракать, раздался нетерпеливый стук. Переглянувшись от удивления, кого могло принести во время дождя, хозяйка поспешила открыть дверь, в то время как Ханна убирала со стола и готовилась мыть посуду. Ей было несложно помочь пожилой хозяйке, чем та великодушно пользовалась, но, в то же время, женщина хорошо отзывалась о ней и всем своим знакомым рассказывала, что мисс Норт трудолюбивая, добрая постоялица. Закатав рукава, Ханна начала споласкивать в жестяном тазу посуду, когда послышался окрик миссис Грапл:
– Мисс Норт, к вам пожаловала миссис Уилсон!
Ханна выругалась:
"Ч..рт, дернуло явиться зазнайку раньше на несколько часов. Даже накрапывающий дождь не остановил! Точно от меня что-то надо. Катилась бы со своими проблемами".
– Я освобожусь чуть позже, – ответила Ханна, не собираясь поторапливаться.
«Если Лидии надо, подождет, иначе пусть уходит. Тем более на улице дождь...» – злилась она, намывая посуду и чашки.
– Ханна, – тихо шепнула хозяйка войдя в кухню. – Лидия сильно не в духе. Считает, что оказала честь, явившись к нам в дом. Какая заносчивая молодая леди!
– Поверьте, миссис Грапл, если бы была не молодая, заносчивости было гораздо больше.
– А ей пока чаю предложу, но если не будет вежливой, вспомню молодость и заварю с листьями ревеня и сенной.
– Вы такая выдумщица, миссис Грапл! – не сдержала улыбки Ханна.
– Э-э, ты меня еще в молодости не знала, – развеселилась женщина, поставив чайник на плиту.
Когда Ханна вошла в гостиную, Лидия, недовольная ожиданием, пила чай со вчерашним пирогом, оранжевые куски которого в пасмурное утро походили на ломтики солнца.
– Чем обязана вашему визиту, миссис Уилсон? – сходу поинтересовалась Ханна.
– Мы давно не виделись. Почти две недели.
– Не думаю, что вы по мне скучали.
– Можем поговорить наедине?
– Мне нечего утаивать от миссис Грапл, кроме того, это невежливо, – заметила Ханна.
– Ничего, ничего. Я как раз собралась искать Бандита, – хозяйка встала из-за стола и, выражая полное безразличие к гостье, покинула комнату. Но Ханна могла поклясться, что она стоит за стеной.
– Непривычно видеть тебя столь рано. В родительском доме ты могла потратить больше часа на приведение себя в порядок.
– Теперь я в другом доме, где мне плохо. Я хочу домой! – с жаром выпалила миссис Уилсон.
И вправду, за две недели беззаботная, порхающая Лидия стала походить на понурую молодую женщину, которая перед ней еще пытается держаться и показывать гонор.
– Отправь письмо родителям! – попросила Лидия, и появившаяся в душе Ханны жалость тут же растворилась в море раздражения.
– Ты можешь отправить сама.
– Ален не позволяет. Он, его мать и злющая Мэгги постоянно следят за мной. Не дают шагу ступить.
– Напомнить, что благодаря тебе, я тоже сижу в этом городишке и не могу уехать. Это была твоя задумка, ты сама этого хотела, так чего теперь от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты отправила письмо, – упорно настаивала гостья.
– Нет. С Аленом и родителями разбирайся сама.
– Ты черствая, как сухарь!
– Зато ты, сама доброта и кротость.
Поняв, что грубостью ничего не добьется, Лидия сменила тактику. С печальным, почти трагичным лицом она в отчаянии сжала кулаки, но Ханна опередила ее:
– Заламывание рук и слезы не помогут. Я не твой отец, с которым срабатывали подобные уловки.
Промаявшись в безделии еще неделю, мисс Норт решилась принять предложение Аарона Зильбера. Наблюдая, как по мелочам расходятся деньги, иного выхода она не видела. Несмотря на экономию, легко заработанное так же быстро тратились.
Сомнения у нее остались, но выбирать не из чего. Аарон и Саймон были правы: работы в городе для белой образованной женщины не было.
Мистер Вуд был категорически против, утверждая, что условия слишком хороши, и при таком щедром жаловании, добрая четверть жительниц Байборо с радостью согласились работать, однако им Зильберы подобного предложения не делали. Но мисс Норт проявила настойчивость и отговорить ее не удалось.
Она радовалась работе и старательно разбирала товар, раскладывая по полкам и коробкам, но Аарон даже после недельного наставления не оставлял ее в магазине одну без присмотра. Он осмелел, стал увереннее, а еще через неделю в его голосе стали проступать покровительственные ноты.
Внутренним чутьем Ханна чувствовала его интерес. Каждый раз, пользуясь теснотой небольшого складского помещения, мистер Зильбер старался подойти ближе, а его лицо с подслеповатыми глазами оказывалось неприлично близко от её лица. Он был излишне навязчивым, услужливым, и все больше раздражал мисс Норт, но она терпела, стараясь быть выдержанной. В конце – концов, Аарон стал просто невыносимым. Он повсюду следовал за ней, будто следил, чтобы она не украла мелочь.
Миссис Зильбер, пожилая крупная темноволосая женщина, недовольно взирала на плоды ее стараний, и постоянно придиралась:
– Мисс Норт, те товары, что дороже, следует ставить на самом видном месте, так же залежавшиеся! Сколько можно повторять?!
Ханна уже наизусть помнила все поучения и неустанно им следовала, но все равно, как бы ни старалась, хозяйка оставалась кислолицей, и вскоре Ханна стала себя чувствовала бестолковой, ни к чему не годной тупицей. Но она продолжала упорствовать, убеждая себя, что терпеть своенравных нанимательниц ей не впервой.
Подходила к концу вторая рабочая неделя, заканчивался сентябрь. В лавке Зильберов было заведено перед первым числом каждого месяца проводить ревизию, поэтому второй день Ханна и Аарон только и занимались тем, что пересчитывали товар и записывали в книгу. Аарон настоял, что следует отказаться от обеда и скорее завершить подсчет. Повесив вывеску "закрыто", он удовлетворенно потер руки:
– Еще немного, и мы завершим! Мама будет довольна! А потом можно сходить в кофейню и выпить кофе с коньяком. Вы любите, коньяк?
Было заметно, что мистер Зильбер излишне возбужден, но причину восторга Ханна не понимала.
– Благодарю за приглашение, но сегодня я не могу. Тем более что я предпочитаю чай.
– Нужно уметь не только работать, но и отдыхать.
– Согласна, мистер Зильбер, однако думаю, нам разумнее придерживаться деловых отношений.
– Значит, ты не хочешь идти со мной? – насторожился мужчина.
– Не с вами. Просто не хочу никуда идти.
– Я тебе не нравлюсь? – Аарон напрягся, а взгляд его стал злым.
– Простите, мистер Зильбер, но вам не кажется, что мы отвлекаемся от дела? Если не поторопимся, миссис Зильбер будет недовольна.
– Значит, я тебе не нравлюсь?! – Аарон подошел со спины и встал совсем близко, дыша над ухом.
Ханна сделала шаг вперед, но мужчина шагнул следом и прижался к ее спине. Повернуться к Аарону она боялась: он мог толкнуть, и тогда она бы не смогла с ним справиться. А от одной мысли о возможном поцелуе к горлу подкатывала тошнота.
Страшно не было, было мерзко от похотливых, жадных прикосновений. От волнения Аарон вспотел, и от него исходил ощутимый едкий запах, застарелый, с кислым душком. Ощутив слюнявые прикосновения к шее, Ханна едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть гадость.
– Перестаньте, мистер Зильбер. Вы ведете себя недостойно! – произнесла едва сдерживая себя.
– Он тоже ведет себя недостойно, и ты не против, – зло просипел Аарон, пытаясь задрать юбку.
– Как вы смеете! – не менее зло выкрикнула Ханна, брыкаясь.
– Не строй из себя скромницу! Я и так был слишком терпелив, надеясь на благодарность.
Как только Ханна осознала, что по-хорошему разойтись не удастся, перестала сдерживаться.
– Засунь подачку себе в задницу, я в ней не нуждаюсь! – она с трудом сдерживала пробивавшийся истеричный смех. Только самодовольный идиот мог сравнивать себя с Саймоном и Айзеком.
– Ах, ты, с…чка! – разозлился оскорбленный мужчина и попытался схватить ее за волосы, но Ханна пнула его по ноге. Удара каблуком с металлической набойкой оказалось достаточно, чтобы Аарон выпустил ее из рук и схватился на голень и заскулил: – Дрянь! Грязная с…чка!
Пользуясь случаем, Ханна выскользнула из угла. Зильбер попытался схватить за юбку, но не успел.
– Ты еще пожалеешь! Он всех бросает, и тебя бросит. И еще приползешь, умолять будешь!
К счастью, ключ торчал в замочной скважине. Отперев дверь, Ханна сорвала с себя фартук и швырнула ему в лицо.
– Сиди в подсобке, тискай сам себя и мечтай, грязная вонючка! – выкрикнула и выбежала на улицу.
Её возвращению раньше времени, миссис Грапл не удивилась, но почувствовав истеричное состояние квартирантки, предложила настойки, которую считала лучшим успокоительным, а потом как ни в чем не бывало продолжила вязать крючком. И лишь позже, когда Ханна успокоилась, поинтересовалась:
– Надеюсь, мистер Зильбер был сильно взбешен?
– Весьма, – коротко ответила Ханна, понимая, что и мистер Вуд, и миссис Грапл предполагали подобное, и лишь она оказалась наивной дурочкой.
Болтая об особенном рецепте рыбного пирога из горбыля миссис Макклай, обилии рябины и других ягод в этом году, наличии блох у Бандита, Ханна отвлеклась и забыла о произошедшем, однако как только вошла в свою комнату и закрыла дверь, воспоминания нахлынули с полной силой.
В пасмурный осенний вечер желающих танцевать и развлечься было больше, чем в прошлый раз. Урожай уже собран, и, освободившиеся от хлопот, фермеры и работники отдыхали, стараясь наверстать упущенное за тяжелые летние месяцы, проведенные в трудах и заботах.
Некоторые пришедшие мужчины были пьяны, поэтому на входе стоял шериф с добровольцами и отсеивал тех, кто выглядел непристойно. Кому не повезло – с криками требовали, чтобы их пропустили, потому что они готовы заплатить за вход.
– Мы… Мы не какие-то там… обезь…яны, которых нельзя впускать в при… причное общ..тво! – ругался шатающийся реднек, которого отказались пропустить. – Вы не.. сме..смеете!
– Мур, убирайся поздорову, пока не арестовал за нарушения спокойствия на десять долларов! – пригрозил шериф, которому надоело отгонять настырного алкоголика.
– Неее сме-ете! – качал головой Мур, заваливаясь в бок.
Ханна со страхом смотрела на озлобленных мужчин, толпившихся у входа и пялившихся на нее, пока они с Саймоном подходили ко входу, и судя по масляным глазам, думали непристойности. Один из них, неухоженный, в несвежей одежде, увидев ее, цокнул языком и паскудно осклабился, показывая лишенный передних зубов рот. Что он пытался выкрикнуть, Ханна не успела разобрать: Саймон свободной рукой врезал ему по челюсти и, не дожидаясь, пока пьяница осядет в грязь, увлек ее вовнутрь церкви.
Собравшиеся были одеты по-разному, в зависимости от достатка. Скромные платья и помпезные, богато украшенные кружевами и темно-синие клетчатые разноцветным калейдоскопом проносились перед глазами, но кроме одежды уровень благосостояния можно было определить и по лицам: красные шеи реднеков изрядно выделялись на фоне благовоспитанных, чопорных белолицых леди.
Чернокожих и цветных тоже не пускали, несмотря на хорошую одежду и возможность оплатить входной билет, словно они не были прихожанами этой церкви. Белые мужья даже подумать не могли, чтобы черный мужчина во время танца мог взять за руку чью-то жену, дочь или сестру, не говоря уже о том, чтобы положить руку им на талию. Однако бывшие рабы не отчаивались и устраивали собственные танцевальные вечера.
В этот раз к её появлению дамы отнеслись более сдержано.
– Видишь, мы им уже надоели. Еще немного, и о нас забудут. Нужно всего-то предложить Алену привезти еще одну леди, чтобы общество отвлеклось на новую жертву! – пошутил Саймон.
В этот раз он не спешил танцевать, а предпочел обойти вместе с Ханной знакомых, перекинуться с ними новостями или шуткой. Когда обошел почти всех, купил пунша и, присев на самом видном месте, стал рассказывал про жителей Байборо. Если кто-нибудь приглашал мисс Норт на танец, он отвечал, что сегодня все танцы она обещала ему. И лишь к середине вечера, вывел Ханну в танцевальный круг.
Почему он так поступает, Ханна не могла понять, но не спорила. Она уже привыкла, что мистер Вуд знает, как правильно поступить, поэтому доверилась ему.
Первый танец был в паре с Саймоном, второй тоже. После третьего на них стали косо смотреть, но мистер Вуд остался верен себе и продолжал танцевать с Ханной, которая быстро сбила ноги. Позже сделал небольшой перерыв, угостил лимонадом, а потом снова вышел в круг.
– Я больше не могу. Колит бок и ноги горят, – жаловалась мисс Норт.
– Надо! – упрямо отвечал он, и они, стиснув зубы, продолжали танцевать.
Она видела, что мистер Вуд тоже устал и взмок, но его упорство наталкивало на мысль, что для чего-то это нужно. На все ее вопросы он улыбался и молчал, сохраняя тайну.
Танцы подходили к завершению, когда раздались крики, и встревоженные люди с криками: «Пожар! Дом горит!» вбежали в церковь и переполошили танцующих. В суматохе перепуганные люди ринулись на улицу, но поблизости огня нигде не было видно. Церковь цела, вокруг все спокойно, и лишь ветер доносил запах гари.
– Что горит-то? – спрашивали друг друга горожане, не понимая, что происходит.
– Лавка Зильберов! – крикнул кто-то, и Ханна сразу обо всем догадалась.
Она подняла глаза на Саймона, но он стоял, как ни в чем не бывало, игнорируя ее пристальный взгляд.
– Я тут совершенно не причем! – с улыбкой заверил он. – Я весь вечер танцевал с тобой!
Но хитрое, довольное выражение мужского лица свидетельствовало об обратном.
Толпа побежала к горевшей лавке, и Саймон, схватив ее за руку, поспешил туда же.
В темноте позднего вечера нижний этаж дома полыхал красно-желтым огнем. Языки пламени освещали темное нутро лавки и медленно, но верно ползли по деревянным стенам вверх, на второй этаж, где в клубах дыма с криками металась миссис Зильбер.
– Она же сгорит! – закричал кто-то.
– Воды! Скорее везите воды!
– Хорошо, что был дождь. Хоть бы не перекинулось! – причитали рядом зеваки. Кто-то от страха и переизбытка чувств всхлипывал.
– Скорее, скорее, нужно отстоять дом! – подхватил мистер Вуд и бросился помогать. Наконец подвезли повозку с бочками наполненными водой, и добровольцы бросились заливать бушевавшее пламя.
Ханна стояла с ветреной стороны, поодаль и наблюдала, как огонь, поглотив товары, полки, стены первого этажа, перекинулся на верхний. Созерцая полыхающую лавку, она ощущала радость, пугавшую ее. Конечно, пожар – высокая плата за слюнявый поцелуй, но если бы она не сбежала – плата была бы непомерной для нее.
«Неужто я стала бессердечной? Возможно», – отстраненно подумала, продолжая наслаждаться местью Саймона.
Наблюдая за языками огня, Ханна понимала, что ее обида сгорела и улетела прочь, как гарь, витающая в воздухе. И она уже никогда не будет прежней, потому что и для нее пришло время взрослеть.
– Вот и Саймон пришел! – обрадовалась хозяйка и поспешила впустить его в дом.
Он вошел бодрый, сосредоточенный и сердитый.
– Добрый день, тетя, Ханна. Рад вас видеть в здравии и неплохом настроении. Слышали?
Женщины закивали головой.
– Тогда, надеюсь, рассказанное мной, улучшит вам настроение. Чаю предложите? От красноречия в горле пересохло.
– Что-то мы пока не заметили особенного приступа красноречия, – поддела племянника хозяйка, доставая фарфоровую чашку из кухонного шкафчика.
– Ну, да! Распинался-то я перед Элиасом! – невозмутимо ответил мужчина. Подождав, пока ему поднесут наполненную чашку, сделал глоток и приступил к рассказу.
– Так вот. Я нанес визит шерифу и беседовал с ним по поводу слухов. Элиас хитер, как лис, и нос его чует, откуда дует ветер, но придраться он ни к чему не смог. Кроме того, дурные слухи разозлили Виктора Хоута, который был разозлен тем, что по слухам Ханна предпочла Аарона ему. Он тоже приходил к Элиасу и велел заткнуть Зильберам рот, чтобы его не подняли на смех. Шериф отпирался, но Хоут умеет объяснить доходчиво. Дословно его фразу пересказывать не буду, ибо это не для нежных ушей леди, но смысл фразы был в том, что на Аарона без жалости взглянуть нельзя. После моего ухода Элиас отправился к Зильберам, чтобы известить их, что если они не заткнут свои грязные рты, он будет каждый раз штрафовать их вновь и вновь! Каково, а?
– Саймон, какой же ты пройдоха! – вскинула руки довольная хозяйка. – Как представлю, меня аж гордость берет! Но, все же, я волнуюсь за тебя.
От похвалы мужчина широко улыбнулся.
– Не стоит. Я всего-то посетил пивную и рассказал, что у Зильберов днем была большая выручка. Грабители полезли за добычей, но не найдя ничего, со злости подпалили лавку. Вышло даже лучше, чем я думал…
Ранее Ханна была бы шокирована услышанным, возмутилась циничности говорящих, но испытания последних суток изрядно повлияли на ее жизненные взгляды.
Допив чашку, мистер Вуд недвусмысленно намекнул, что обожает пить чай с пирогами, особенно мясными, но он не привередлив, поэтому обычный сладкий тоже вполне сгодится.
Насытившись, он вновь обрел силы для совершения подвигов и решил устроить променад по набережной Байборо, чтобы заткнуть рты сплетницам, утверждавшим, что Ханна могла позариться на тщедушного Зильбера.
Придерживая мисс Норт под руку, Саймон с лучезарной улыбкой шествовал по городу в безупречном костюме, с ярким красным платком на шее. По дороге он вручил Ханне нежно-кремовую розу, неизвестно где раздобытую им в начале октября. Встречающиеся по дороге горожанки сворачивали головы, некоторые особенно впечатлительные оборачивались в след. Мужчины приветствовали более спокойно, но тоже поглядывали с удивлением.
К вечеру мнения в городе разделились, через несколько дней перевес стал склоняться не в пользу версии миссис Зильбер, а через неделю запал сплетниц пропал.
С каждым днем благодарность и доверие Ханны к мистеру Вуду возрастали. Он приходил на помощь с первого дня знакомства, помогая справиться со скандальными неприятности, смело и решительно защищал ее от злобных нападок, чем приводил в изумление местное общество. Конечно, Ханна понимала, что если бы Саймон был женщиной, так просто скандальное поведение ему не сошло бы с рук, но, все же, считала его смелым. Еще никогда у нее не было такого друга.
Все чаще она ловила себя на мысли, что если бы не чувства к Айзеку, уже давно испытывала бы к Саймону сердечную привязанность, но мистер Гриндл, несмотря на все отрицательные черты, не желал так просто покидать ее сердце и разум. Саймон это чувствовал, и осознание, что мисс Норт все еще не пала перед его безмерным обаянием, лишь распаляли мужское тщеславие и азарт, и он сам не заметил, как игра в джентльмена стала для него больше, чем игрой.
Теперь каждый вечер мистер Вуд приходил в гости в миссис Грапл, пользуясь тем, что он ее родственник. Вел себя безукоризненно, стараясь, чтобы Ханна была окружена вниманием и заботой. Он рассчитывал, что его обаяние и внимание обязательно найдут отклик в ее душе, и рано или поздно Ханна ответит взаимностью.
Ханна впервые почувствовала уверенность в собственном женском очаровании. Саймон относился к ней как к леди, а не снисходительно облагодетельствованной состоятельным джентльменом служанкой, как это было с мистером Гриндлом. Да, она допускала, что мистеру Вуду нравится играть в благородство и эпатировать чопорное общество, но в любом случае его ухаживания были трогательными. Он не был богат, но простые поступки, будь-то: танцы в субботний вечер, прогулки по городу, цветы, подаренные при знакомых, делали ее счастливой. Айзек же покупал дорогие наряды, но почти всегда исходил из своих пристрастий и пожеланий. Да, его вкус был безупречным, но с ним Ханна чувствовала себя нарядной куклой, тешащей его тщеславие, и было что-то в их отношениях, что ее угнетало. Теперь она понимала, что, возможно, сама способствовала подобному отношению, ведь боясь потерять мистера Гриндла, не смела признаться ему, что несчастна, и, если бы можно было вернуть время вспять, она многое сделала по-другому.
Тем не менее благодаря мистеру Вуду, жизнь в Байборо обрела цвет и смысл.
Так же миссис Грапл предложила проживать у нее бесплатно, оплачивая лишь пропитание, но Ханна отказалась, потому как иначе чувствовала бы себя в чужом доме неловко. Познакомившись с подругами хозяйки, она обрела знакомых, которым с большим удовольствием наносила визиты, и, если бы у нее была работа, желание уехать из города пропало совсем.
Перед днем рождения миссис Вуд, Саймон поехал в Ньюборн, где собирался обойти весь город в поисках саженцев. Матушка страстно желала заполучить новейший сорт чайной розы редкого желтого цвета. Задача была не из легких, поэтому он задержался в дороге. А поскольку миссис Грапл желала заполучить подобную красоту тоже, то попросила племянника привезти куст и ей, а в благодарность за хлопоты задумала приготовить любимые им толстые мюнхенские сосиски с вкраплениями трав и пряностей.
Время тянулось нестерпимо медленно. Не находя себе места, мужчина расхаживал по кабинету, не зная, чем заняться. До встречи оставалось три часа, а он уже был на взводе. Чтобы хоть как-то отвлечься от изматывающих мыслей и успокоиться, готов был идти до офиса Таггерта пешком, но представив довольную, усмехающуюся морду с колючими глазками, передумал. Без сомнения, эта крыса по грязевым разводам сразу догадается о его душевном смятении, а Айзек долго и старательно создавал образ успешного, выдержанного предпринимателя, чтобы так просто решиться разрушить его.
С прошлого раза к этой подозрительной, сующий нос в чужие дела, братии он испытывал неприязнь и не мог предположить, что придется иметь с ними дело снова. Однако, все же, вынужден был обратиться к детективу. Хотелось выпить, но из-за встречи с Таггертом, уже два дня не брал в рот ни капли.
Перебирая бумаги, завалявшиеся в столе, наткнулся на ферротип, заброшенный в самый дальний угол. Сколько раз он порывался выбросить пластину, однако и по сей день портрет был рядом. Слабость Айзек оправдывал тем, что при виде ее улыбающейся, приходит в ярость, и это придает сил.
«С кем же ты сбежала?» – размышлял хмурый мужчина, поглаживая пальцем протертый картон. От частых прикосновений паспарту ферротипа измялось и потрепалось.
Раньше Айзек не допускал мысли, что Ханна может пропасть из его жизни. Нет, он предполагал, что может жениться, и они станут реже встречаться, или, быть может, даже расстанутся по его желанию, но не думал, что она решится уйти. Неожиданное бегство любовницы неприятно ошеломило, и месяц, долгий томительный месяц, сопряженный с бессонными ночами и возлияниями в одиночестве, он пытался найти ответ: "Почему?"
Он не верил, что женщина может уйти от хорошей, беззаботной жизни в никуда, поэтому подозрение, что Ханна ему изменяла, только крепло, но бесстрастно принять эту мысль Айзек не мог.
"Я баловал тебя, дарил подарки, выводил в общество, если выезжали в другие города, заботился, а тебе оказалось мало… Или ты влюбилась? Но в кого? Кто этот мерзавец, переманивший тебя?" – об этом Айзек не мог думать без негодования. От одной мысли, что он страдает, а Ханна радуется жизни и смеется над ним, доходил до ненависти и остервенения.
Сегодня предстояло узнать правду. И он с трудом сдерживался, чтобы не явиться к детективу раньше назначенного времени.
«А как прикидывалась невинной овечкой? Смотрела влюблёнными глазами, с нетерпением ожидала из поездок и работы. Я доверял тебе, а ты за моей спиной спелась с кем-то и сбежала, предала меня…» – с раздражением и горечью в голосе выговаривал он к изображению на портрете. Айзек с печалью смотрел на красивое, хорошо знакомое лицо и не понимал, как она могла так цинично предать, и как он не разглядел ее подлой сущности.
Именно задетая мужская гордость и ревностные страдания доводили Айзека до исступления. Масла в огонь злобы подливали приятели, с интересом расспрашивавшие, что случилось с очаровательной мисс Норт, и выражавшие сожаление, узнав о ее внезапной болезни и вынужденном отъезде. По этой причине он рассорился со знакомыми, с которыми раньше проводил много время. Айзеку мнилось, что один из них переманил Ханну, а теперь прячет ее и довольно потирает руки, исподтишка насмехаясь над ним.
От постоянного раздражения на переносице проявились первые морщины. Он был зол и переполнен ненавистью, но что самое неожиданное, понял, что ему не с кем разделить обиду на Ханну.
Теперь Айзек снова проводил вечера дома за бутылкой виски, но наученный горьким опытом, приобретенным в юности, не пускал дела на самотек. Как бы ни болела с утра голова, вставал в привычное время, обливался холодной водой и, бреясь перед зеркалом, клялся, что найдет её, и она горько пожалеет о содеянном. Даже если Ханна уехала на другой край страны, разыщет ее, но для этого нужны деньги. Чем дальше забралась, тем больше их потребуется на розыск. Но у него была цель, ради которой он готов приложить все силы и море старания. А когда найдет…
Он придумывал один план мести за другим, но самый злой и жестокий предусматривал обвинение Ханны в краже имущества. Айзек представлял, что когда они вновь встретятся, она будет усмехаться, глумиться над ним, рассчитывая на поддержку нового любовника, и осознание, что его слово будет последним и выйдет дряни боком, успокаивало полыхавшую в груди ярость. Но до подобной низости Айзек решил не опускаться до тех пор, пока сама Ханна не перейдет определенную черту.
Он жаждал встречи, чтобы выразить ей пренебрежение, и боялся узнать, что она счастлива без него.
«Подумать только, одел, обул, научил держаться в людях, а эта неблагодарная дрянь сбежала с другим! Ненавижу! Ненавижу за обман! Себя ненавижу за самообман! Но пусть будет плохо не только мне одному!» – в минуты наибольшей злобы кричал ревнивец, расшвыривая вещи, попадавшиеся под руку.
Представляя, как она страдает, ему легчало, а после, когда злость отступала, Айзек презирал себя за низость. Умом понимал, что наилучшим вариантом было бы забыть о ее существовании, но не мог.
«До чего довела! Нанял детектива, чтобы разыскать служанку, которых в городе полно! Предложи любой, обрадовалась бы, молилась на меня, а эта… Уж нет. Пришла ко мне в драном платье, и уйдешь в таком же! И пусть он тебя вытаскивает из неприятностей, а я посмотрю на вашу любовь, как долго она продержится…» – злорадно усмехался мужчина.
Айзек крепился как мог, но вечерами, лежа пьяным в большой холодной кровати, его охватывала тоска, и он убеждал себя, что ему всего-то не хватает любовницы, с которой привык делить постель.
«Таких, как ты, найду с десяток. Ничем не хуже тебя. И хлопот с ними не будет. Доставила удовольствие, вон, и баста! Не то, что с тобой», – однако прогулка по злачной улице оказалась неудачной. У попадавшихся на глаза миловидных кокеток порочности было с избытком, что отложило отпечаток на их лицах, и не было того, что было в Ханне – скромности и приветливости.